Хрустальный грифон

Джойсан

И так мы довольно долго стояли на белых каменных плитах прямо под яркой луной. Грифон на моей груди все так же светился. Я почувствовала, что больше не могу удержать Торосса, и помогла ему опуститься на землю. Сама я присела рядом и приподняла его рубашку, чтобы осмотреть рану. Голову его я положила себе на колени и увидела, что он снова потерял сознание, а из уголка рта у него стекает струйка крови. Я осмотрела рану и удивилась, что он еще жив и даже смог так долго идти. Рана была смертельна, и помочь ему уже ничто не могло, и все-таки я отрезала кусок от своего плаща и попыталась остановить кровь. Сама не знаю зачем, скорее всего, я просто не знала, что еще можно сделать.

Я устроила его поудобнее и ласково отерла его лоб. Хоть этим я могла облегчить ему смерть, ведь жизнь он отдал ради моего спасения. Луна и мой грифон давали достаточно света, чтобы я могла вглядеться в его лицо. Какая насмешка судьбы свела нас вместе? Мы могли бы быть хорошими мужем и женой и любить друг друга. Почему же нам этого не было дано?

Когда-то в монастырской библиотеке я вычитала в старой книге, что человеку дана не одна жизнь, и он вновь и вновь возвращается на землю. И все наши привязанности, долги и вражда не кончаются с нашей жизнью. Мы возвращаемся в другом обличье и платим свои долги, и мстим своим врагам. Значит, многое в нашей жизни складывалось не сейчас, не здесь, а идет из таинственной дали прошлых жизней. Может быть, это касается и Торосса? Сначала он появился как брат, красивый, веселый и милый. Потом как нарушитель моего покоя, подстрекавший меня на позорный поступок, на нарушение клятвы. А после всего, после моего категорического отказа и откровенной ссоры он все-таки рискнул жизнью и пришел спасти меня. Может, это он платил мне какой-то долг, оставшийся от прошлой жизни? Или это я теперь остаюсь должна ему, пока где-то в будущей жизни не смогу отплатить ему тем же? Ну а может быть, это просто сказка, и есть только одна жизнь и одна смерть?

Торосс слегка шевельнулся. Я наклонилась к нему и уловила чуть слышный шепот:

— Пить!

А у меня ни капли воды! Я быстро отжала свой мокрый плащ, но этого едва хватило смочить ему губы и отереть лицо. Источников здесь я не знала, а до реки не дойти. Но если бы я даже каким-то чудом добралась туда, в чем принести воды? Я огляделась и вдруг заметила блестящие от росы листья высоких растений. Леди Мет когда-то показывала мне похожие и говорила, что они собирают ночную росу, только эти были много крупнее.

Я осторожно положила Торосса на землю и пошла к зарослям. Свернув кульком один лист, я стряхнула в него капли еще с нескольких. Конечно, этого тоже было очень мало, но у нас верили, что роса — не простая вода. Возможно, это и правда, потому что Торосс, выпив эти несколько капель, успокоился.

Я снова уложила его голову к себе на колени. И тут он открыл глаза и неожиданно улыбнулся.

— Моя… леди…

Я осторожно сказала, что ему сейчас нельзя разговаривать, а то он потеряет последние силы. Но он не послушался.

— Я… мечтал… моя леди… с первого раза… когда увидел… тебя, — речь его, сначала почти бессвязная, становилась все более внятной, и голос неожиданно окреп. — Ты очень красива, Джойсан, очень умна и… очень… очень желанна. Но ты… — он закашлялся, и изо рта снова появилась струйка крови. Я быстро отерла ее влажными листьями. — Но ты так далека от меня, — закончил он фразу, потом помолчал, собираясь с силами, и продолжил: — Поверь, Джойсан, это не из-за наследства. У меня до сих пор на душе тяжело, как подумаю, что ты могла решить, будто я просто хочу стать лордом Иткрипта. Мне нужен был не Иткрипт, а только ты.

— Я знаю, — успокоила я его. Я и в самом деле знала. Может быть, его родня и строила на этот счет какие-то планы, но Торосс был искренен. Я видела, что он, действительно, любит меня и хочет получить меня, а не наследство. И в который раз я пожалела, что могу любить его только как брата. И не больше.

Он снова закашлялся. Через минуту он уже задыхался и не мог больше говорить. Я решила, что ничего не изменится, если я солгу ему сейчас. Пусть хоть ненадолго поверит и почувствует себя счастливым.

— Торосс, если нам суждено спастись, я выйду за тебя замуж.

Он улыбнулся, и эта улыбка резанула меня живой болью. Он поверил! Он медленно повернул голову, прижался окровавленными губами к моей руке и затих, словно заснул. Я посидела с ним еще немного, а потом бережно положила его на землю и поднялась на ноги. Нужно было выяснить, куда мы попали, да и смотреть на Торосса было выше моих сил.

Я понимала, что мы забрели в какое-то место Древних, хотя попали сюда совершенно случайно. Я все время брела наугад и остановилась только потому, что у меня уже не было сил вести Торосса. Теперь я решила осмотреться внимательнее.

Стен никаких не сохранилось, а может, их и вовсе не было, только ровные белые камни, уложенные на землю. Сейчас я заметила, что они не просто белые, а слегка светящиеся, подобно моему шару, только свет от них был более слабый и слегка пульсирующий, словно эти камни дышали.

Отойдя чуть в сторону, я заметила, что камни уложены не беспорядочно, а образуют фигуру пятиконечной звезды. Меня немного покачивало от усталости и от потрясений последних дней. Мне начало казаться, будто камни пытаются что-то передать мне, какое-то знание и силу. Но я так мало знала о Древних, что не могла понять даже смысла этого места, куда мы так неожиданно попали. Я просто чувствовала, что оно не имеет ничего общего с силами Тьмы. Казалось, это Святилище какого-то могучего и светлого божества, еще хранящее в себе след былой благодати.

Если бы я только умела использовать силу этого места! Может, я смогла бы спасти Торосса, может, это спасло бы наших людей, для которых я осталась единственным вожатым? Если бы я только могла! И я заплакала, заплакала от своей беспомощности, от сознания того, что если бы не моя глупость и не мое невежество, все могло быть по-другому.

Внезапно я решилась. Я встала, запрокинув голову, и, глядя в темное ночное небо, широко раскинула руки. Я хотела, чтобы Свет, царящий в этом месте, вошел в меня и открыл в моей душе то, что было сейчас так необходимо. Но что-то было не так, что-то мешало мне, и мой порыв остался без ответа. Руки мои бессильно упали, и я осталась с горьким сознанием, что мне предложили что-то важное и чудесное, а я, по своей глупости, просто не сумела принять.

Все еще полная сознанием своего ничтожества, я вернулась к Тороссу. Он лежал неподвижно, лицо его было спокойно и безмятежно, как у спящего. Тихое сияние камней ореолом окружало его. По нашим обычаям его следовало одеть в доспехи и сложить ему руки на рукояти меча, чтобы любому было понятно, что он был воином и погиб в честном бою. Но здесь, нынешней ночью, я не могла сделать для него даже этого. Однако меня это не долго огорчало. Чем больше я смотрела на него, лежащего в священном месте, в ореоле света, тем больше понимала, что лучшей гробницы для него не найти.

Я опустилась на колени и сложила на груди его уже слегка похолодевшие руки. Он не был моим возлюбленным, и я не могла быть его женой, но он был дорог мне как любимый брат и отдал жизнь за меня. Я наклонилась и поцеловала его, как он мечтал и как я никогда не могла бы поцеловать живого.

Потом я зашла в лес и набрала цветов и душистой травы. Я засыпала его цветами, оставив открытым только лицо, поднятое к звездному небу, и помолилась той силе, что обитала здесь, поручая ей хранить покой Торосса. А потом пошла прочь, твердо зная, что в какие бы бои и разорения не была ввергнута наша долина, в этом месте ничто не нарушит его покоя.

У края поляны я задумалась. Куда мне теперь идти? Брести по лесу наугад, надеясь наткнуться на следы наших беженцев? Пожалуй, ничего другого мне не остается.

Лес был старый, с могучими, в обхват, деревьями и очень густой, без просек, дорог и полян. Мне еще не приходилось бывать в таких лесах, и я очень боялась заблудиться и начать кружить на одном месте, но идти все равно было надо, и я шла куда глаза глядят.

Когда впереди показались густые заросли кустов на опушке леса, я уже просто с ног валилась от усталости, от голода и жажды. Но я знала, что это конец нашей долины, а дальше уже начинаются горы, а с ними и надежда встретить кого-то из Иткрипта.

Небо все больше светлело. Приближалось утро. Шар с грифоном погас, и я вдруг почувствовала себя совсем одинокой, с давящей тяжестью на душе.

Я подошла к каменной осыпи и остановилась, не в силах сделать больше ни шагу. Вокруг росли дикие вишни. Ягоды на них были очень кислые и употреблялись у нас как приправа к мясу, но сейчас я ела их с жадностью, понять которую мог бы только тот, кому приходилось голодать.

Я понимала, что дальше идти все равно не могу, а поблизости не было лучшего убежища, но прежде, чем залезть в какую-нибудь трещину и уснуть, я занялась своей одеждой. Плащ мой был предназначен для езды верхом и был так длинен, что при ходьбе путался в ногах и очень мешал. Ножом Торосса я укоротила его и обрезками обмотала ноги. Теперь сапоги не хлюпали и не терли. Вряд ли этот наряд был красив, но зато двигаться мне стало легче.

После этого я забралась поглубже в расщелину, почти уверенная, что, несмотря на усталость, вряд ли смогу уснуть после пережитых потрясений. Под руку мне попался мой грифон, и я машинально зажала его между ладоней. Хотя сейчас от него не было ни тепла ни света, все равно он был какой-то уютный и успокаивающий. Так с грифоном в руках я и уснула.

Наверное, каждый человек видит сны и, просыпаясь утром, редко вспоминает их, и то не содержание, а, скорее, свои чувства — либо ужас кошмаров, либо сладость удовлетворения. Но то, что я видела на этот раз, было совсем не похоже на обычные сны.

Мне казалось, что я лежу в какой-то маленькой пещерке, а снаружи ревет и завывает буря. В пещерке был кто-то еще. Я различала плечи и голову, повернутую ко мне затылком. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся и я смогла увидеть лицо и узнать, кто это. Но он все не оборачивался, а я не знала, как позвать его. И еще был страх, и я вздрагивала при каждом новом ударе ветра. Так же, как и в той звезде в Святилище, я чувствовала, что мне что-то дано, и если бы я знала, как это использовать, то могла бы сделать много хорошего. Но я не знала. И сон затуманился и пропал, — а может, я просто не помню остального.

Когда я проснулась, солнце уже клонилось к западу и от камней и деревьев протянулись длинные тени. Я была еще очень слаба, а кроме того, очень хотелось пить, да от вчерашних вишен побаливал живот. А может, и просто от голода. Я осторожно выглянула из своей норки, посмотреть нет ли кого поблизости, и сразу же заметила двух воинов, пробиравшихся осторожно, как разведчики. Я невольно потянулась к кинжалу. Но когда они подъехали поближе, я узнала жителей долины и тихонечко свистнула им.

Они мгновенно залегли, и только на мой второй свист начали оглядываться, и наконец заметили меня. Они оказались знакомы мне — оруженосцы Торосса.

— Рудо! Ангрел! — я обрадовалась им, как родным.

— Леди! — удивленно воскликнул Рудо. — Значит, Торосс все-таки спас тебя?

— Да, он спас меня и навеки прославил свой род этим подвигом.

Воин еще раз посмотрел на нору, где я пряталась до этого, увидел, что я была одна, и сразу понял, что я хочу сказать.

— Вы сами видели, что чужаки могут издали поразить человека. Когда мы подошли к этому лесу, они ранили Торосса из своего оружия. Рана была смертельной, но он умер свободным. Слава его Дому! — я произносила традиционные формулы, но они не могли передать ни благодарность мою, ни скорбь.

Оба воина были уже очень немолоды. Я даже не знала, что связывало их с Тороссом: были ли они наемниками или принадлежали к его Дому? С искренней скорбью склонили они головы и повторили гордую и печальную формулу: — Да славится имя его в веках!

Затем заговорил Ангрел:

— Где он, леди? Мы хотели бы увидеть его и отдать последний долг.

— Он лежит в святилище Света Древних. Мы случайно попали туда, но там ничто не нарушит его покой.

Они переглянулись. Я чувствовала, как их желание сделать все по обычаю борется с благоговейным трепетом, который внушали такие места, и решила помочь им.

— Я сделала для него все, что было в моих силах. Я сидела с ним до конца и дала воды в его последний час. Вечное ложе его я убрала цветами и травами. Он лежит там как настоящий воин, как герой. Клянусь вам!

Они мне поверили. Мы все знали, что в нашей долине есть места, где явно чувствуется присутствие Темного Зла, и появляться там для людей опасно. Но были и места, где на человека снисходит покой и просветление. И именно в таком месте был последний приют Торосса.

— Хорошо, леди, — сказал Рудо, и по его тону я поняла, что Торосс, действительно, многое доверял этим людям.

— Вы пришли от вашего отряда? — спросила я. — У вас с собой есть припасы? — Сейчас мне было не до гордости, и я с жадностью поглядывала на их мешки.

— О, конечно, леди, — Ангрел достал флягу воды и пару кусков засохшего хлеба. Изо всех сил я старалась есть помедленнее и аккуратно прожевывая. А так хотелось запихать в рот все сразу! Но я знала, что невоздержанность после такого поста кончится расстройством желудка. Пока я разбиралась с едой, Рудо рассказывал.

— Мы из отряда, который ведет лесник Борсал. С нами идет старая леди и ее дочь. Когда лорд Торосс не догнал нас вовремя, они решили отстать от отряда и подождать его. До вчерашнего вечера мы ждали, а теперь решили искать сами.

— Но почему вы идете по этому берегу?

— Эти дьяволы охотятся по всей долине, и здесь остался единственный возможный путь в горы. И только здесь мы могли надеяться встретить нашего лорда живым. В любом другом месте он бы уже погиб.

— Значит, они захватили всю долину? Ангрел кивнул.

— Да. Они захватили два наших отряда, не успевших далеко уйти, пастухов, не сумевших заставить скот идти в горы и не захотевших бросить его, и еще немного скота. Все они… — он выразительно чиркнул рукой по горлу, показывая судьбу пленников.

— А мы сможем пройти к вашему отряду?

— Да, леди. Только трогаться нужно немедленно и идти очень быстро. Сейчас рано темнеет, а по этим тропкам в темноте не пройдешь.

Радость от встречи со своими вдохнула в меня новые силы, а хлеб и вода неплохо подкрепили. Одежду я приспособила для похода еще до того, как лечь спать, так что теперь она не будет мне мешать. Мне оставалось только спрятать под кольчугу моего грифона, и я была готова в путь.

Дорога была нелегкой и запутанной так, что даже моим проводникам пришлось бы плутать, если бы не знаки, которые они оставили по пути сюда. Ни дороги, ни даже звериных тропинок здесь не было. К ночи мы поднялись уже довольно высоко. Похолодало, и все чаще порывы ветра заставляли меня дрожать. Всю дорогу мы молчали, только время от времени кто-нибудь из воинов предупреждал меня, что впереди опасный участок и надо быть внимательней. Устала я на этот раз довольно быстро, однако упорно шла вперед, не прося помощи. Да и чем они могли бы мне помочь? Достаточно и того, что мы встретились и они ведут меня к людям.

В ночной темноте не стоило рисковать на перевале, и мы устроились отдохнуть в расщелине. Воины устроили меня в середину, и я, видимо, мгновенно уснула, очнувшись только от слов Рудо:

— Надо вставать, леди Джойсан! Уже светает, и мы не знаем, как высоко забрались эти кровожадные псы.

Утро было серое. Вершины гор закутались в облака, в низинах клубился туман. Я подумала, что хорошо бы пошел дождь — тогда он смоет все наши следы.

Дождь и вправду пошел. У нас не было времени пережидать его, и мы, скользя по мокрым камням и поминутно рискуя свалиться, начали спускаться в долину. Этот край я почти совсем не знала. Смутно мне представлялось, что где-то здесь должна быть дорога в Норстид. Несколько лордов поддерживали ее в порядке и даже вырубали кусты по обочинам, чтобы нельзя было устроить засаду. И все же, даже в лучшие времена, это была дорога не для приятных прогулок. Места эти были почти не заселены прежде всего потому, что весенние и осенние паводки на реке часто вызывали настоящие наводнения. Земля здесь была бедная, и хлеб родился плохо. Иногда сюда забредали пастухи в поисках новых пастбищ да еще изредка охотники, вот, пожалуй, и все. Единственным поселением здесь был Норстид, но до него было пять дней пути верхом.

Но мы так и не спустились к дороге. Еще сверху мы увидели дым, поднимающийся из долины, и тут же свернули в сторону. Наши беглецы не рискнули бы разводить костры. Снова мы ползли по крутым склонам, на этот раз забираясь к югу. Мы уже почти обошли дым, находясь от него не дальше полета стрелы, когда неожиданно услышали оклик.

Из стены кустов между нами и костром появилась женщина. Я сразу узнала ее. Это была Нальда. Ее муж был одним из офицеров Иткрипта. И сама она, высокая и очень сильная, не уступала любому мужчине и, как шутили у нас в замке, сама могла бы неплохо воевать. Вот и сейчас у нее в руках был натянутый лук, и она уже была готова выстрелить, но, увидев меня, опустила лук, и лицо ее просветлело.

— О леди! Как я рада снова приветствовать тебя! — Я видела, что она и вправду очень обрадована.

— Здравствуй, Нальда! Спасибо. Кто здесь с тобой?

Она подошла ближе и слегка коснулась моей руки. Похоже, она не совсем верила, что я, действительно, живая, а не призрак, и хотела убедиться в этом.

— Нас было десять. Леди Ислауга, леди Ингильда, мой сын Тимон и… Простите, леди Джойсан, а вы не знаете, что с моим мужем? Помните, офицер Старк?

Я вспомнила кровавую бойню у реки, и это, видимо, отразилось у меня на лице. Нальда все поняла. Она грустно опустила голову и сказала:

— Ну что ж, значит, так было суждено. Он был очень хороший человек, леди, и погиб, как положено воину…

— Он умер с честью, — подтвердила я, совсем не собираясь рассказывать всем о том, что творили ализонцы. Пусть знают, что мужчины наши до конца выполнили свой долг и мы будем всегда чтить их память.

— Ладно, леди, нам сейчас надо думать о другом. Эти дьяволы уже в долине, и чем быстрее мы отсюда уйдем, тем лучше. Но леди Ислауга заявила, что с места не тронется, пока не вернется ее сын, а мы не можем ее бросить…

— Он уже никогда не вернется, Нальда. И если враги близко, значит, надо немедленно уходить. В отряде десять человек, а сколько мужчин?

— Рудо и Ангрел, — она кивнула на моих спутников. — Еще Инофар, пастух из четвертой округи. Правда, он ранен в плечо. Эти охотники на безоружных людей каким-то чудом поражают издалека. Остальные — женщины и два ребенка. Из оружия у нас есть четыре арбалета, два лука, ножи и одно копье. Правда, мало еды, всего дня на три, и то, если экономить. А до Норсдейла еще идти и идти.

— А лошади?

— Нет, леди, мы прошли сюда через горы, а лошадей там не провести. Мы отстали от основного отряда, который повел Борстал. Что с ними случилось потом, я не знаю. Скот весь разбежался, сможем ли мы его собрать… — она пожала плечами.

Да, все было плохо. Видимо, мы все-таки не до конца все продумали и не слишком хорошо подготовились. Оставалось только надеяться, что остальные наши беглецы собраны лучше и без особого труда доберутся в Норсдейл. Но нам они помочь, конечно, не могли ничем, и не стоит рассчитывать, что кто-то из них вспомнит о нас и вернется. И их можно понять. Это не такая дорога, которую хотелось бы пройти снова. Скорее всего, они постараются уйти подальше от нашей разоренной долины.

Вместе с Нальдой, которая взяла на себя командование этим маленьким отрядом, я пришла в лагерь. Первой меня увидела леди Ислауга и тут же бросилась ко мне.

— Торосс?! — Это был даже не крик, а настоящий вопль, в котором смешались и горе, и боль, и надежда. Она была очень бледна, и только глаза светились лихорадочным огнем.

Я не могла выдавить из себя ни слова. Она подошла ко мне вплотную, вцепилась в мое плечо и несколько раз встряхнула, словно из меня можно было что-то вытрясти.

— Где Торосс?!

— Он… он погиб… — с трудом выдавила я, чувствуя, что ей сейчас нужна только правда. Да и кто решился бы обмануть ее в такой момент?

— Погиб? Мой мальчик мертв! — Она отпустила наконец мои плечи и отшатнулась. Я видела в ее лице и горе, и ужас, и ярость, словно я была одним из врагов, словно это я убила ее сына. От этого ненавидящего взгляда я вздрогнула, как от удара.

— Он за тебя умер, а ты даже не любила его! Любая девушка побежала бы за ним, только пальцем помани, только глазом моргни. Одна ты от него отворачивалась. И чем ты его причаровала? Я еще простила бы тебя, если бы ты принесла ему Иткрипт. Но вот его нет… а ты, ты жива!

Я ничего не могла ей ответить, только молча смотрела на этот всплеск ярости. Она словно забыла, что я ничего не обещала и не могла обещать Тороссу. Сейчас она знала только одно: я и при жизни не дала ему счастья, а вот теперь он погиб, чтобы жила я.

Она наконец замолчала и, жутко перекосив рот, вдруг плюнула мне под ноги: — Будь ты проклята! Я всю жизнь буду ненавидеть тебя, а ты должна поклясться, что никогда не оставишь меня и Ингильду и обеспечишь нам заботу и защиту. Ты взяла жизнь нашего лорда, и теперь на тебе долг перед нами.

Это был старый обычай нашего народа. Она возлагала на меня ношу своей жизни, как долг крови, пролитой за меня. С этой минуты я должна заботиться о ней и Ингильде, как это делал бы сам Торосс.