Я очень удивился, когда, вернувшись из похода, застал Яго уже дома. Никогда еще мне не доводилось видеть его в таком гневе. Похоже, он еле сдерживал желание срезать хворостину и хорошенько отхлестать меня, как делал иногда, когда я был помладше. Но скоро я понял, что злится он, в основном, не на меня, а из-за того, что узнал в Ульме. Новости, которые он привез, были настолько серьезны, что я быстро забыл свою обиду.
К этому времени я уже бывал пару раз в Ульмсдейле. Правда, для этого выбирали время, когда моя мать отправлялась погостить к родственникам, так что теперь я хорошо представлял себе и замок, и долину, и порт. Кроме того, отец во время своих приездов старался как можно больше рассказывать мне о наших делах и наших людях, и обо всем, что мне будет необходимо, когда я займу его место.
Но Яго привез совсем другие новости. Первый раз я услышал от него, что нашей стране угрожает война и по нашим долинам уже бродят вражеские разведчики.
Тогда уже было понятно, почему они посчитали нас легкой добычей. Наши горцы больше всего на свете ценят независимость, и поэтому очень неохотно объединяются и не умеют действовать сообща. Но сейчас каждый чувствовал надвигающуюся беду.
Впервые эти пришельцы появились около года назад. Они приплывали на своих больших кораблях и вели торговлю. В обмен на наши товары они предлагали вещи невиданные в наших местах, и мы были вполне довольны. И вот под предлогом расширения торговли они стали подниматься по рекам в наши долины. Там они и вправду торговали, но еще больше высматривали и выспрашивали.
Наши горцы не любят чужаков. Но они все знали, что это заморские торговцы, и не чинили препятствий, хотя относились настороженно, поэтому они проникали в наши долины все глубже, узнавая реки, мосты, дороги и перевалы.
Первым опомнился мой отец. Он собрал все сведения о местах, где побывали эти торговцы, и понял, что идет хорошо продуманная вражеская разведка. Он тут же написал своим соседям — в Апсдейл, Финдейл, Флатингдейл и даже в Вестдейл, и сообщил о своих подозрениях. С этими лордами наш род был всегда в дружеских отношениях. Лорды послали своих людей произвести дополнительную проверку и согласились с моим отцом. Да, в наших долинах действует разведка, и скорее всего, вражеская. И лорды решили больше не пускать корабли ализонцев в свои порты и отказываться от всяких контактов с ними под любым предлогом.
К сожалению, наши лорды люди очень самолюбивые. Ни один лорд не потерпит принуждения и не признает над собой никакой власти. У нас нет короля, который мог бы собрать всех лордов под одно знамя и заставить их выполнять общую задачу.
Сейчас пятеро лордов решили встретиться в Ульме и обсудить создавшуюся обстановку. Цель этого собрания не объявляли, чтобы случайно не дошло до пришельцев, поэтому нужен был хороший официальный предлог. И вот отец решил объявить праздник моего совершеннолетия и посвящения в воины. По возрасту я как раз подходил для этого, и лучшего предлога созвать гостей трудно и придумать.
Я очень внимательно выслушал рассказ Яго, но, признаться, несколько оторопел, поняв, что буду центральной фигурой праздника. Я так долго был избавлен от всех официальных церемоний, что мне трудно было представить себя в этой роли.
— Но… — собрался возразить я. Яго не дал мне и слова сказать.
— Лорд Ульрик совершенно прав. Тебе давно пора занять подобающее место, и вытащить тебя отсюда надо не только для прикрытия встречи. Отец уже понял, как глупо до сих пор держать тебя вдали от дома.
— Почему глупо? — спросил я, удивленный не столько его словами, сколько тоном. Яго был очень предан моему отцу, и я никак не ожидал от него такого суждения.
— Потому что глупо, — бросил он резко. — Против тебя выступают уже в его собственном доме.
Я сразу понял, что он хотел сказать. Моя мать мечтает отдать Ульмсдейл своей дочери и ее жениху. Об этом достаточно болтали вокруг, а я давно научился слушать.
— Посмотри на себя! — Яго уже не пытался сдерживать ярость. — Ты же не чудовище! А все вокруг болтают уже, что лорд Ульрик прячет тебя потому, что ты слабоумный урод, что ты почти животное и тебе нельзя жить с людьми!
Меня словно обожгло. Значит, вот как говорили обо мне в моем родном доме!
— А сейчас настало время познакомить тебя с соседними лордами. Пусть они увидят тебя, пусть сами убедятся, что ты настоящий наследник. Тогда уже никто не поверит в старые байки. До лорда Ульрика наконец дошли все эти слухи, а кое-кто даже осмелился сказать такое прямо ему в глаза.
Я встал из-за стола и подошел к стене, на которой висел боевой щит Яго. Он любил в свободное время начищать и полировать его, и теперь он вполне мог заменить зеркало.
— Я выгляжу вполне нормально, — сказал я, — если не видно моих ног.
— Ты будешь в сапогах, — успокоил меня Яго. Он сам сделал мне эти сапоги по форме обычной человеческой ноги, и пока они на мне, никто не заметил бы ничего особенного. — Ты будешь в сапогах, и пусть попробует хоть кто-нибудь сказать, что ты урод и не можешь принять присягу лорда. Оружием ты владеешь ничуть не хуже любого из них и, я думаю, достаточно умен, чтобы не попасть в ловушки коварства.
Первый раз в жизни услышал я от него такую похвалу.
Я возвращался из своего изгнания в доспехах и полном вооружении. Яго сопровождал меня. Наконец-то я был официально возвращен в дом отца. Но к радости моей примешивалось и понятное беспокойство — я знал, что не все там хотели бы меня видеть.
Перед отъездом у меня было много хлопот, и только в последний день я смог выбраться к Ривалу. И эту последнюю нашу встречу я запомнил на всю жизнь. Я сразу же пригласил его ехать со мной в Ульм. Он долго не отвечал и только смотрел на меня так пристально, словно видел и мою неуверенность в себе и все мои страхи.
— Ты очень далеко едешь, Керован, — сказал он наконец.
— Всего лишь в Ульм, — улыбнулся я. — А до него два дня дороги.
Ривал покачал головой.
— Твоя дорога намного длиннее, хозяин грифона. И тебя ждет много опасностей. Смерть будет следовать за тобой по пятам. Ты будешь отдавать и будешь получать, и все это будет в огне и в крови…
Я понял, что в нем опять заговорил его Дар, и чуть не заткнул уши. На какую-то секунду мне показалось, что он не видит будущее, а создает его своими словами.
— Смерть караулит каждого смертного, — ответил я, собравшись с силами. — Если ты видишь будущее, укажи, где опасность, и я постараюсь защитить себя.
— Кто может это сделать? — сказал он с горечью. — Будущее каждого человека, как множество дорог, расходящихся от перекрестка. И каждый твой выбор создает другой вариант будущего. Но только в частностях. И каждый, по какой бы дороге он ни шел, в конце концов приходит к тому, что ему уготовано. Это уже судьба. Вот и перед тобой лежит твоя дорога. Иди осторожно, Керован. Еще могу сказать, что в тебе дремлет сила, о которой ты и не подозреваешь. Сумей разбудить ее, и она послужит тебе и щитом и мечом.
— Объясни мне, — попросил я.
— Нет, — покачал он головой, — я и так сказал больше, чем должен. Свой выбор ты должен сделать сам, и я не имею права влиять на это. Иди с миром! — Он поднял руку и нарисовал в воздухе какой-то знак. Я невольно отпрянул — его палец оставлял отчетливый светящийся след, медленно затухавший. Я понял, что Ривал все-таки разгадал какие-то секреты Древних. В его знаке была своеобразная магия.
— Ну, до встречи, дружище, — попрощался я с ним.
Он не ответил, а только поднял руку в прощальном жесте. Теперь я понимаю, он знал, что больше нам не суждено увидеться, и прощался со мной навсегда, возможно, сожалея о сказанном. Зачем тревожить человека заранее, если опасности все равно не избежать?
Всю дорогу Яго рассказывал мне, что увижу я в доме отца и с кем мне придется там встретиться. Он старался как можно подробнее рассказать о каждом, чтобы я знал, чего от кого можно ждать, и не наделал глупостей. Он очень беспокоился, что я, по незнанию, могу сделать что-то такое, что помешает их планам.
Он рассказал, что мой сводный брат жил в Ульме с детства до совершеннолетия. На посвящение в воины он ездил к своим родственникам на север. Он вернулся оттуда год назад и неожиданно очень подружился с женихом моей сестры Роджером. Яго предупредил, что этих двоих мне стоит опасаться, так как мое возвращение разрушает все их надежды.
Кроме того, Яго перечислил мне всех сторонников моей матери в Ульме. Их было не так уж много, и большим влиянием они не пользовались. Большинство наших людей и все высшие офицеры держали сторону моего отца.
Я понял, что, несмотря на внешнее благополучие, в нашем доме давно не было ни мира, ни согласия. Я внимательно выслушал все эти наставления, не зная, сам ли Яго решил подготовить меня или это отец приказал ему просветить меня перед выходом в свет, чтобы я заранее знал, кто мне друзья, а кто враги.
Мы подъехали к Ульмсдейлу на закате. Яго протрубил в рог, и ворота замка открылись. Я заметил, что на центральной башне над нашим грифоном развевались флаги Апсдейла и Флатингдейла. Значит, гости уже начали съезжаться, и я сразу окажусь в центре внимания. Мне придется суметь показать себя в лучшем свете, а я очень сомневался, что смогу это сделать.
Мы спешились, и охрана отсалютовала нам мечами. Из портала вышел отец в накинутой поверх камзола парадной мантии. Я опустился на одно колено и протянул ему меч рукояткой вперед, выражая свою покорность.
Он обнял меня за плечи и поднял на ноги. Мы вместе вошли в главный зал, где уже был накрыт праздничный стол и слуги разносили последние закуски и вина.
У окна стояли два пожилых человека, тоже в парадных мантиях. Отец подвел меня к ним и представил. Это были лорд Саврон из Апсдейла и лорд Уинтоф из Флатингдейла. Я чувствовал, с каким любопытством разглядывают они меня, но хорошо понимал, что в сапогах и доспехах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и спокойно выдержал их взгляды. И они ничем не выдали, что понимают важность происходящего, будто я пришел с прогулки, а не возвратился в отчий дом из изгнания.
Я еще не был совершеннолетним, поэтому мне не пристало долго занимать собой внимание взрослых. Я быстро откланялся и пошел в ту часть замка, где мне должны были отвести комнату. Эта комната оказалась очень маленькой и бедно обставленной. В ней стоял стол, два стула, узкая жесткая кровать и все. Даже в доме лесника, где я жил до сих пор, было гораздо уютнее.
Слуга принес мои вещи. Я заметил, что он исподтишка разглядывает меня с затаенным любопытством. Он предложил мне умыться с дороги и явно обрадовался, когда я согласился. Я понял, что он просто искал предлог поближе рассмотреть того, о ком здесь ходило столько слухов.
Пока он ходил за водой, я успел снять кольчугу и камзол. Скоро он принес тазик, от которого поднимался горячий пар. Поставив тазик на стул и перекинув через руку полотенце, он обратился ко мне:
— Помочь вам, лорд Керован?
Я решительно стянул рубаху. Черт с ним, пусть смотрит. Яго уверял меня, что пока я в сапогах, никто не увидит во мне ничего необычного. Пусть разглядывает и расскажет всем любопытным, что наследник Ульма обычный человек, что бы о нем ни болтали.
— Подай мне свежую рубаху, — попросил я, указав на свои тюки, но, взглянув на него, понял, что тот все еще не сводит с меня глаз. Интересно, что он ожидал увидеть? Какие-то колдовские знаки? Звериную шерсть? Я оглядел себя. Тело как тело. И только тут заметил, что забыл снять еще кое-что. Мой грифон висел у меня на груди. Я так привык к нему, что практически перестал замечать. Осторожно перекинув цепочку черкез голову, я положил шар на стол. Слуга немедленно уставился на него. Пусть его смотрит. Наверное, он решит, что это мой талисман. Многие наши носили талисманы, и к этому давно привыкли.
Я быстро помылся и, прежде всего, надел своего грифона. Слуга тут же подал мне рубаху, помог натянуть и застегнуть камзол и подал перевязь с коротким мечом. После этого он откланялся и, захватив таз, вышел из комнаты. Скорее всего, он спешил на кухню, поскорее поделиться своими новостями с товарищами. Как только я остался один, снова снял свой шар и осторожно сжал его в руках.
Как всегда, он сразу стал нагреваться, и это тепло ласкало и успокаивало меня. Я все больше верил, что этот шар, созданный задолго до того, как первые люди пришли в эти долины, все это время дожидался именно меня и теперь рад, что попал мне в руки.
Но сейчас все мои мысли занимало совсем другое. С той минуты, как я узнал, что меня вызывают в Ульм, меня больше всего беспокоила встреча с матерью. После всех этих лет отчуждения, что мы можем сказать друг другу? Захочет ли она пойти мне навстречу, и смогу ли я ей ответить? Так я размышлял, сжимая в руках своего грифона, и ко мне неожиданно пришла полная ясность, словно какой-то внутренний голос шепнул мне ответ на все вопросы. И я поверил ему сразу и бесповоротно.
Я понял, что никакая встреча между нами ничего не изменит. Как были мы чужими друг другу, так и останемся. Но что странно, не обиду ощутил я при этом, а наоборот, настоящее облегчение. Я понял, что она сама решила, что мы ничем не связаны, и я ей ничего не должен. Я буду вести себя с ней так, как требует ее положение в Ульме, и только. Ни родственной, ни какой другой близости между нами не будет.
Шар в моей руке начал слегка светиться, но тут я услышал, что кто-то подошел к двери, и поспешил спрятать шар на груди, тут же повернувшись навстречу входящему.
Сам я был невысок и худощав, так что на входящего высокого и мощного юношу мне пришлось смотреть снизу вверх. Он был очень широкоплеч, с толстой шеей и тяжелой, выступающей вперед челюстью. Настоящая грива светлых густых волос, не поддающихся никакому гребню. Одет он был в великолепно вышитый, богатый камзол, который непрерывно оглаживал и оправлял, словно приглашая всех полюбоваться.
Но как бы ни был он огромен, в проеме двери с ним рядом нашлось место еще для одного человека. Этот был невысок и худощав, как я. Волосы у него тоже были темные, как у меня. И все черты лица выдавали, что он принадлежит к нашему роду. Только лицо у него было какое-то стертое и незначительное, хотя мне и показалось, что за этим может скрываться острый и недобрый ум.
Я сразу почувствовал, что это враги, а второй, пожалуй, даже опаснее первого. Яго описал их довольно точно. Туповатый громила был моим близким родственником — мой сводный брат Хлимер, а второй, конечно, Роджер — нареченный моей сестры.
— Приветствую вас, родичи! — по обычаю я приветствовал их первым.
Хлимер расплылся в широкой издевательской ухмылке.
— Смотри, он не зарос шерстью и, похоже, когтей у него тоже нет. Почему же, собственно, его называют чудовищем? — он говорил обо мне, словно я был бессловесной вещью. Но если он рассчитывал таким образом спровоцировать меня, то просчитался. Мне он сразу показался не слишком умным, и его поведение вполне это подтверждало.
Трудно сказать, как бы он повел себя дальше, но тут вмешался Роджер. Не обращая внимания на болтовню своего приятеля, он вежливо и приветливо ответил мне:
— И мы рады приветствовать тебя, родич!
Голос Хлимера, как это нередко бывает у таких гигантов, был высок и слегка дребезжал, у Роджера же был приятный, теплый голос, и если бы я не был предупрежден заранее, то вполне мог бы поверить в его искренность.
Они проводили меня в главный зал, и я с облегчением увидел, что кресла для дам не поставлены, значит, будет чисто мужская компания. Видимо, моя мать со своими дамами решила ужинать в своих покоях. И так как ситуация была всем понятна, за столом это не обсуждалось.
Я видел, что отец время от времени настороженно поглядывал на меня. Я сидел напротив него, на дальнем конце стола, между Роджером и Хлимером. Возможно, это получилось случайно, но теперь он не мог ничего подсказать мне или в чем-то исправить, не обратив при этом на меня общего внимания.
Мои соседи по столу не оставляли меня своим вниманием. Сначала Хлимер пытался подсунуть мне полный кубок, предлагая таким образом доказать, что я уже взрослый. Роджер говорил очень мягко и вежливо, но из его слов можно было понять, что он считает меня неотесанным деревенщиной. Но сегодня меня трудно было разозлить. Скоро Хлимер, поняв, что меня не удастся вывести из себя, сам начал злиться. Он принялся ругаться сквозь зубы, но я сделал вид, что просто не слышу. Правда, Роджер до конца ужина оставался все таким же вежливым и непроницаемым.
Хлимер к концу застолья настолько потерял терпение, что, вместо того, чтобы напоить меня, напился сам. Он что-то громко и бессвязно бормотал, и над ним все откровенно подсмеивались.
Так началась моя жизнь в отцовском доме. К счастью, я был слишком занят и нечасто встречался с Хлимером и Роджером. Отец сам взялся готовить меня к посвящению в воины, и я почти все время проводил с ним. Он обучал меня церемониалу, представлял соседям и требовал, чтобы я, как будущий наследник, вникал во все дела управления.
Через три дня я произнес перед лордами клятву воина, получил из рук отца боевой меч и с этого момента стал считаться совершеннолетним и вторым лицом в Ульме после отца. Уже в этом качестве я принял участие в совете лордов. Разговор шел, главным образом, об ализонцах.
Все лорды были согласны, что над долинами нависла угроза войны, но план действий каждый лорд предлагал свой и никто не хотел ни с кем соглашаться. В результате, как это часто бывало в наших долинах, никакого общего плана так и не было выработано.
Как наследнику Ульма мне было поручено сопровождать лорда Апсдейла при его возвращении домой, а на обратном пути я столкнулся с первой опасностью из тех, что предсказал мне Ривал.
Как положено, я сопровождал гостя без кольчуги и с затянутыми шнуром ножнами — знак мира и доверия, и вдруг отчетливо ощутил опасность. Одним движением, разрывая шнур, я выдернул меч и послал лошадь вперед. В ту же секунду над моим плечом пролетела стрела, и она вполне могла быть смертельной.
Спасла меня выучка лесников, часто попадавших в засады преступников. Я уловил движение в том месте, откуда прилетела стрела, и метнул туда нож. Немедленно раздался крик. Видимо, человек этот привстал, чтобы лучше прицелиться, и тем самым подставил себя под мой удар. Но мне некогда было заниматься с ним, так как с другой стороны дороги появился воин с мечом и мне пришлось принимать бой. К счастью, мне удалось сшибить его лошадью.
Как выяснилось после, эти люди оказались очень важны для нас. Одеты они были как крестьяне, ищущие работу, но на самом деле это были ализонцы. Те самые, о которых только что столько говорилось на совете лордов.
Один из них умер сразу, но второй был только ранен. Отец вызвал к нему Мудрую Женщину и попросил выхаживать его, а также внимательно слушать и запоминать все, что он будет говорить.
Мы так и не узнали, почему они напали на меня, но зато выяснилось многое другое. Теперь мы точно знали, что ализонцы планируют нападение и нам не избежать большой войны. Отец немедленно собрал военный совет и пригласил на него Яго. Он сразу же рассказал нам все, что узнал.
— Мне кажется, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что планируют эти ализонцы, и если немедленно не принять мер… — он на секунду замолчал. — Трудно сказать, мы слишком привыкли жить по традициям предков, но сейчас наступают новые времена, и, возможно, придется искать новые пути. Боюсь, что очень скоро в наших долинах будет на счету каждый меч и каждый щит, а пока я хочу рассказать о том, что я решил сделать в первую очередь. Вот смотрите, — он расстелил на столе карту. — Здесь Апсдейл и другие соседи. Их мы уже предупредили, и они будут настороже. Теперь нужно предупредить соседей с юга, и в первую очередь, Иткрипт.
Иткрипт и леди Джойсан. За суматохой своих дел я совсем забыл о ней, а ведь теперь я стал совершеннолетним, и, наверное, скоро уже отец наметит день свадьбы.
Я подумал о своей матери и сестре, которые с самого моего приезда так и не вышли из своих покоев. Какой же прием ожидает здесь мою невесту? И как она отнесется ко всему этому? Как бы мне хотелось рассказать ей все заранее и предоставить все решать самой! Я хотел быть уверен, что она едет сюда добровольно, а не по желанию родственников или давней клятве.
И вдруг я понял, что должен сделать, словно кто-то подсказал мне ответ. Я с трудом дождался, пока отец кончит инструктировать Яго, как следует вручить подарки невесте и о чем и как говорить потом с лордом Пиартом. Потом подошел к своему старому воспитателю и попросил сделать кое-что для меня. Я до сих пор не знаю, что заставило меня поступить именно так, и, честно говоря, я очень даже не хотел этого делать, хотя в то же время чувствовал, что так надо. Я снял с цепочки своего грифона, вложил его в руки Яго и попросил передать от меня леди Джойсан. В конце концов, может, и в самом деле, она — моя суженая. Но мне еще долго не удавалось убедиться в этом, пока я не встретился с ней лицом к лицу.