Хвостатый эффект

Глава 3: Размышления и признание

Берлин. ГССР. Квартира адмирала Хакетта. Два дня спустя.

Стивен Хакетт не спал. Бессонница вновь вернулась как тогда, восемь лет назад. Вновь он сидел на стуле перед большим обзорным окном, за которым в ночном небе бушевала стихия. Здесь, на 50 этаже башни, она была особенно красива. Необузданная сила природы. Только буря, размышления и полупустой стакан с бренди, что сейчас заменил многочисленные датапады и отчаянье в прошлом.

К напитку адмирал так и не притронулся. Стивен редко употреблял алкоголь и сейчас, казалось, самое время немного нарушить порядок, но анализ прошедших нескольких дней полностью поглотил его. Военная жилка не давала ему мыслить иначе. Нужно разобраться, где была ошибка приведшая к нынешним событиям, и как этого можно было избежать в будущем.

Алисия, как и Лидия, наконец смогли уснуть после того, как они встретились. Стивен поморщился и всё же осушил стакан. Увиденное заставило опытного военного содрогнуться от ужаса. Три трупа, как выяснялось чуть позже — церберовцев, и рыдающая у стены дочь, в приступе безумия умоляя кого-то, доказывая кому-то, смотря перед собой остекленевшим взглядом. Лидия бросилась к ней не думая, но приставленные телохранители среагировали быстрее, прикрыв её от бросившейся с резотроном в безумии дочери, и смогли аккуратно скрутить дочь, отключить оружие.

Хакетты предвидели что-то подобное, но боялись ярости, обвинений и попыток бегства. Именно поэтому охрана захватила все необходимые лекарства военного класса эффективности, в том числе и успокоительное. А дальше… Дальше слёзы всех троих, узнавание и мольбы дочери: она боялась кого-то, просила защитить, спрятать. Стивен думал, что она имела в виду убитых, точнее их живых коллег — Цербер.

Но когда они хотели оставить дочь одну на пару минут, она снова срывалась в слёзы и буквально прилипала к ним, умоляя защитить и спрятать от НЕЁ. Постоянно говоря, что эта она ревёт и угрожает вернуться, словно раненый зверь. Просачивается и пытается вернуть всё как было. Тогда они с ужасом и поняли, что она имела в виду. Произошедшее трагедия восемь лет назад буквально раскололо личность Алисии. Заставила появиться ту самую Лилиан.

Перелёт дался им с большим трудом: они были вынуждены применить военные транквилизаторы. Эта дрянь на некоторое время блокировала эмоции, превращая людей по сути в биороботов, готовых выполнять распоряжения «хозяина». И было решительно не понятно, что страшнее: бьющаяся в истерике Алисия или послушный робот Алисия. Стивен был уверен, что теперь ему будут сниться кошмары вызванные тем стеклянным взглядом и послушным видом дочери. Поморщившись от нахлынувшего отвращения к самому себе, он хотел было швырнуть злосчастный стакан в окно, но вспомнил, что буквально за стеной спят его сокровища, самое драгоценное, что осталось после ухода матери и ссоры с отцом. Он не имеет права беспокоить их покой, особенно сейчас.

И всё же. Всё было лучше, чем могло показаться на первый взгляд. Им с трудом, но удалось провести ряд анализов, которые показали, что Алисию Цербер, по всей видимости, так и не смог найти до того, как она засветилась у русских. У неё не было никаких следов хирургического вмешательства, ни имплантатов, ни чипов. Проблемы были только с недоеданием и постоянным стрессом. Черт, она даже смогла уберечь себя от надругательства. Оставалось проверить только на возможные ментальные закладки и заготовленные команды. Но выяснить это было невозможно, пока дочь была в таком ужасном психическом состоянии. Требовалась помощь высококлассного специалиста, а такого нужно было ещё найти и проверить на связь с Цербером. Цена ошибки была бы слишком высока.

Пугало в её психике и то, что, когда прошло действие препарата и Алисия вернулась к своему нормальному состоянию, она просто закрылась в себе. В её глаза было страшно смотреть, они были мертвыми, как будто она участвовала в бойне, хотя для неё это, наверное, так и было. Ещё через сутки без сна, она просто отключилась от усталости и, захватив руку матери в плен, которая практически ни на минуту её не покидала, наконец успокоилась. Во сне у Алисии даже появилась лёгкая улыбка, заставив старших Хакеттов вздохнуть с облегчением: хотя бы во сне она видела что-то хорошее, что-то светлое. Лидия, так и не решившись отпускать дочь, уснула рядом, прижав её к себе. А Стивен ушел в размышления в которых и прозябал до сей пор.

Воспоминания постоянно возвращались к событиям трехдневной давности, когда ему по спецлинии позвонил один из немногочисленных старых друзей служивший в КГБ СССР. Тогда он был сильно удивлён этому звонку: его русские друзья редко выходили на связь ввиду специфики их работы, и, как правило, это касалось очень скользких моментов. Этот звонок был из такого же разряда, однако запустил цепь событий куда более важных, чем коррупция или очередной шпион.

За два дня до этого.

От чтения отчёта Хакетта отвлёк срочный вызов по приватному каналу. Нахмурившись? он нажал кнопку приёма.

— Хакетт, на связи.

— Стивен, нет времени на любезности, у меня для вас с Лидией очень важная информация, — начал собеседник практически перебив его, а это означало, что произошло что-то экстраординарное. Он быстро узнал его: Алексей Стуков — сотрудник КГБ СССР, и даже Стивен не мог точно сказать насколько высоко и чем он конкретно занимался. Да и не хотел знать, ведь он был хорошим другом ещё с учебки, разве что их судьбы кардинально разошлись в разные стороны.

— Я слушаю, — без лишних рассуждений Хакетт быстро собрался с мыслями.

— Около полугода назад, наши спецы смогли предотвратить передачу ценных материалов нашим «партнёрам», — последнее слово он выделил голосом, и Стивен невольно ухмыльнулся, — сама информация роли здесь не играет, а вот то, как они смогли её вернуть, напоминает плохо отрепетированную школьную постановку.

— Алексей, не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня. Я — офицер ВКС, а не разведчик.

Собеседник не спешил продолжать, с явной виной во взгляде отводя глаза, — понимаешь, они вернулись с несколькими сиротами, которые были эвакуированы оттуда по поданному рапорту, среди них была… Она, — тихо закончил он, в то время как на компьютер пришло несколько файлов. В трёх были снимки девушки-фелисида лет четырнадцати. На пару минут Стивен завис, всматриваясь в её лицо. Недовольное, напряжённое, будто ожидает нападения. И в то же время уловимо знакомое чертами, элементами. На последнем был результат спец. программы для определения предварительного родства, созданного в Союзе для более быстрого поиска возможных родственников. Использовалась она редко, только при совпадении некоторых деталей выданных умным ВИ. В частности тех, кто так или иначе был затронут в инцидентах с нулевым элементом. Благо таких на весь АС было не так уж много, особенно когда дело касалось фелисидов. И под фотографией подростка, а также их с Лидией снимками, в графе «результат» красовался вердикт: Вероятность родства — 72 %.

— Боже правый! Неужели? Алисия! — прошептал Стивен, смотря расширившимися от удивления глазами на результаты. Всё больше всматриваясь в лицо подростка он лишь усиливал свою уверенность. Сердце ускорилось от шока и надежды, — Алексей, где она?!

— После всех «проверок и собеседований» у специалистов её определили в специальный интернат при НКВД. Для сирот… С проблемной коммуникацией.

— Причины? — обеспокоенно спросил Хакетт, представляя, что пришлось пережить дочери за это время.

— Агрессивное поведение, нежелание идти на контакт и, — он мрачно усмехнулся, — попытка покусать персонал спецслужб. Но главное не это, Стивен. У нас подозрения, что её запрятали так прочно потому, что у неё, судя по всему, есть недюжинный биотический потенциал. Об этом не предупредили даже директора приюта. Возможно, чтобы заставить её сорваться и тогда уже с полным правом упечь её куда-нибудь глубоко, где не светят звёзды, и дискредитировать директора со спецслужбами.

Сжав кулаки Хакетт невольно вновь вспомнил тот инцидент во время беременности Лидии, когда в ходе, как позже оказалось, диверсии был выброс газа на основе нулевого элемента, получивший название «Нулевой газ». Тогда врачи не смогли спасти множество жизней, но Лидия и его будущая дочь выжили и даже смогли не получить большого урона здоровью, теперь, как стало понятно, не без побочных эффектов. И если так, то становилось понятна заинтересованность Цербера. Биотики среди фелисидов встречались, но куда реже, нежели у обычных людей. Большинство после облучения умирало или рождались калеками.

— Полгода, Алексей! — взгляд Хакетта налился злобой, — что, у красных вся разведка вдруг присягнула воскресшему «императору»?

В ответ собеседник поморщился словно от зубной боли, — Стивен, я понимаю твою злость. Мы сами тут, мягко говоря, охренели, когда вскрыли этот гнойник. Действовали профи высокого класса, — мрачно ответил Стуков, — базы были аккуратно взломаны, биометрические данные и рапорты подделаны. Она проходила как обычный человек без каких либо способностей. Кто бы это не сделал, их подвела внезапная проверка ССБ КГБ. Мы обнаружили несоответствие отчётов и запросили повторный анализ и рапорты. Генетическая карта Алисии была вновь проверена, тогда и обнаружилась подмена данных с ещё кучей дерьма.

— Мне нужна вся доступная информация, адрес приюта, досье и документы. Я не позволю разделить мою семью снова, — сам того не замечая, Хакетт перешёл на командный голос, словно забыв, что разговаривает не со своим подчинённым.

— Разумеется, мой адмирал. Всё будет в течение двенадцати часов, вышлю проверенным курьером, — усмехнувшись ответил на этот выпад Алексей, заставив Стивена смутиться.

— Прости, Алексей. Это сильнее меня. Мы с Лидией уже не надеялись найти хоть какие-то следы, — затухающим голосом извинился Стивен, пряча лицо в руках, — восемь лет. Что же ей пришлось пережить?

— Я понимаю. Стивен, не медлите. Сейчас самое лучшее время вытащить её оттуда. Случившееся подняло на уши все спецслужбы — КГБ и ССБ роют носом всё, что могут, и уже расстреляли двенадцать кротов и засланных агентов. Они хотят замять эту историю быстро и тихо, история воссоединения для прессы уже готова. До Альянса информация ещё не дошла, всё предусмотрено, друг. Не волнуйся, твоя хвостатая скоро вернётся обратно домой, — взяв себя в руки Стивен кивнул. Сейчас самое важное было известить Лидию о новостях и удержать её от поспешных действий. И, с учётом услышанного, готовиться к чему угодно.

— Мне нужно срочно сделать пару звонков. Держи меня в курсе, Алексей. Хакетт, отбой, — снова перейдя на военные рельсы общения Стивен даже не обратил внимания на ироничный смешок собеседника. Мозг уже активно работал над возвращением, не сомневаясь в этом, дочери, и тем последствиям, что будут за ними.

Настоящее время.

Присланные файлы откровенно беспокоили и пугали. После эвакуации была собрана вся возможная информация о прошлом сирот, что были вывезены с территории ЛОГ. «Добрые» люди в трущобах и несколько десятков кредитов поведали крохи, но из них можно было составить картину, которую очень хорошо дополнял подробный рапорт полковника Смирнова, руководившего той операцией, находясь под прикрытием и использовав некоторых сирот как свои глаза и уши. В том числе и об Алисии, которая называла себя Лилиан. Дотошные красные раскопали достаточно, чтобы составить психологический профиль: все те ужасы, что Алисии пришлось пережить, покушения, попытки изнасилования и откровенная жестокость как к ней, так и с её стороны. Во что за восемь лет могли превратить трущобы маленького ребёнка, вырванного из уюта и комфорта?

Оставалось только надеяться, что хоть некоторые вещи можно будет исправить. Этот же отчёт поверг Лидию в откровенную панику. Было не сложно понять, чего лишнего нафантазировала себе супруга, прежде чем добралась от медицинского отчёта, после которого немного успокоилась, но материнское сердце и инстинкты уже взяли верх над военной, уступая первой главенство.

Далее были анализы, подтверждающие результаты, много документов и разговор с директором приюта, оказавшимся адекватным и честным человеком. Хотя по его взгляду и было видно, что он с радостью избавится от головной боли в виде неуправляемой дочери Хакетта. Перелёт и разговор по душам с представителями КГБ и НКВД. Крайне нудный и неприятный в котором Хакетту пришлось проявить всю свою стойкость, чтобы не сорваться и не перейти на нецензурную лексику.

Лидия была менее сдержана и пообещала любому «семь казней египетских», если они посмеют как-либо задержать их воссоединение с ребёнком. Вид разъярённого фелисида вряд ли удивил собеседников, но её слова были приняты во внимание. Все присутствующие знали, что разъяренная мать хуже фурии в аду, а Лидия ещё и обладала кое-какими связями и авторитетом среди военных, не уступающим её мужу.

И хотя спецслужбы легко бы отбились, проверять прочность стула, на котором они сидели, после случившегося желающих не нашлось. Хотя Стивен мог с уверенностью сказать, они это делали лишь для предания себе солидного вида. Хорошая мина при плохой игре. Стулья под ними и так шатались.

За очередным грохотом стихии, Стивен не услышал тихое шипение открывшейся двери и появившийся в проёме силуэт. Казалось, что его обладатель хотел приблизиться к нему, но через несколько секунд он скрылся во тьме обратно, так и не рискнув приблизиться. Проснувшаяся от грохота стихии Алисия хотела подойти и к отцу, но всё ещё боялась, что если она прикоснётся ещё раз к кому либо из них, то родители растают как туман, а она снова проснётся в трущобах, снова во власти той, другой. Снова одна. Поэтому она хотела растянуть этот «сон» на как можно дольше просто сев у стены и смотря на мирно дышащую во сне мать.

Земля. ГССР. Берлин. Частный, закрытый центр реабилитации пациентов с диагнозом ПТСР. Два месяца спустя.

Алисия сидела на кушетке уже в привычной для себя позе. Прижав к себе колени, она опустила на них голову, прижав ушки к голове. Эти разговоры ей надоели, она хотела домой, где можно было спрятаться ото всех, кроме родителей, ну и репетиторов, которых она терпела из-за получаемых знаний. Жизнь успела жёстко научить её, что знания, особенно нужные, повышают возможность выжить. Она хотела погрузиться в книги и экстранет, что давали такие знания. Эти же сеансы причиняли боль. Алисия снова видела её. Лилиан снова была рядом. В такие моменты она спорила с ней, доказывала, угрожала и пыталась атаковать. Но каждый раз её руки и резотрон инструментрона проходили сквозь Алисию и всё остальное, как и она сама.

А вот Алисия на удивление могла влиять на неё. На одном из сеансов она не сдержалась и, вскочив, подняла Лилиан за воротник обрывков, что она называла одеждой, и высказала ей всё, что думает. Что та не нужна ей, что она — Алисия, всегда была и есть, а другая лишь воображение, осколок, наваждение. В глазах Лилиан читался страх и недоумение, она стала бледнеть и раз от раза, с каждым сеансом, становилась всё спокойнее и прозрачнее. А Алисия всё больше понимала, что именно произошло.

Пока наконец ей это всё не надоело. Сидевший в стороне от неё пожилой психотерапевт продолжал раз за разом возвращаться к одному и тому же. Вытягивал из неё воспоминания, словно клещами, словно стараясь снова заставить её оказаться там, в трущобах. Алисия не понимала, для чего ему это. Девушка хотела, чтобы он ушел, оставил её воспоминания в покое. Снова переживать эти годы откровенно не хотелось. Когда он снова задал какой-то вопрос, она не сдержалась и накричала на него, требуя, чтобы он наконец оставил её прошлое в покое. Перестал заставлять снова оказываться в том ад.

— Я не заставляю вас переживать заново, Алисия, — его мягкий и спокойный голос словно вырвал девушку из бездны.

— Что? — с подозрением посмотрела она на него, — тогда для чего мы тут сидим? В чём смысл? Мы уже пришли к выводу, что Лилиан всего лишь, как вы выразились, «порождением молодого разума, оказавшегося в стрессовой ситуации уровня Омега». Её больше нет, доктор. В своей голове я, слава Баст, одна. Покажите пару десятков клякс похожих на бабочку и разойдемся к вящему удовольствию обоих.

— Кхм. Алисия, я выразился конечно не так, однако, в целом вы правы. То, что произошло, — врач проигнорировал предложение про кляксы, продолжая гнуть свою линию, — несомненно не тот опыт, который было бы приятно пережить снова. И это осталось в прошлом. Каким бы оно ни было, Алисия, оно не вернётся, если только вы сами этого не захотите, — против воли девушка начала прислушиваться к словам психотерапевта, в них наконец-то слышалась логика. Но в то же время слова о возвращении? Зачем вообще кому-то могло хотеться вернуться к той жизни? Ей бы однозначно не хотелось, хватило этих восьми лет на всю оставшуюся жизнь. Целых. Восемь. Лет.

— А главное, сейчас, как и всегда было, вы не одиноки. У вас есть родители и друзья, — на последнем слове Алисия насмешливо фыркнула, что не ушло от внимания пожилого человека, — хорошо, родители. Вы ведь сами сказали, что они готовы поддержать вас в любой ситуации. И рассказали, как вам было больно от осознания того, что несмотря на всё они не бросали надежду найти вас, когда вы эту надежду потеряли. Давайте поговорим об этом. Как вы это помните?

Алисия не отвечала: она думала вновь замкнувшись в себе. Это было видно по её нахмурившемуся лицу, пока врач не отводил от неё взгляда, в котором читалось титановое спокойствие и понимание. Девушке хотелось просто разозлиться как раньше, скрыть свою неуверенность за маской агрессии, но злоба так и не приходила, как бы она себя не накручивала. Через пару минут молчания она улеглась на кушетку уставившись в потолок и глубоко, судорожно вздохнув снова начала рассказывать.

Снова. О трущобах. О первых месяцах жизни там. Многочисленных приютов, откуда быстро вкусившая такой жизни маленькая девочка была вынуждена бежать и взрослеть, сбрасывая розовые очки и раздавливая их ногой. Попытки изнасилования и кражи, голод, страх попасться бандитам в рабство или сотрудникам ГэО, которые были не лучше тех же бандитов и отличались лишь тем, что сдали бы её в официальный приют, где нацепили бы ошейник-блокиратор как провалившему проверку лояльности, — Да, я до сих пор помню код, который они бы присвоили. 10-103М. Потенциальный «бесплатный работник». И опасный индивидуум.

Когда Алисия она начала рассказывать об одном человеке, которого могла назвать первым настоящим другом, которому можно было довериться полностью, она замолчала, закрыв глаза. Этот момент не ушел от внимания психотерапевта, так как раньше он этого от неё не слышал, — если вам слишком больно рассказывать, что с ним произошло, то не стоит. Мы можем закончить на сегодня, чтобы вы отдохнули, и продолжим в другой раз, — тактично предложил он, понимая, что сейчас, похоже, стоит всё же закончить.

— Я убила его, — безразлично пожав плечами ответила она, но её взгляд будто утонул в прошлом, — тот день. Мне было девять, мне пришлось, доктор. Его нельзя было спасти. Его накачали кошачьей мятой и, после допроса, отослали вербовать новых клиентов, — она глубоко вздохнула, — он пришел к нам в убежище. Мы сделали его после очередного побега из приюта, где нас хотели сделать послушными игрушками знатных «людей» из верхнего города. В то время там были только малыши лет пяти. И мы, сами ещё маленькие дети, пытались защитить их и научить жизни, — Алисия подняла перед собой руку и тихо рассмеялась.

— Вы совершали то, во что верили. И я верю, что те дети смогли вырваться из тех условий.

— Нет. Не смогли. После произошедшего из всех схватили те, кто допрашивал моего друга, — рука девушки бессильно упала на кушетку, а по лицу протекла слеза, — Он ворвался в убежище. Его глаза были сумасшедшими, я не видела в его взгляде ничего, кроме безумия и желания. Он говорил, много говорил. «Мы станем едины, братья и сестры. Вы станете такими, как мы». Потом он посмотрел на меня и сказал: «Ты будешь моей, Лилиан». В его руках был тот всеми богами проклятый шприц, он бросился на меня, — врач внимательно наблюдал за глазами Алисии, которые были пусты. Они говорили об абсолютном равнодушии к жизни того человека, однако по лицу катились слёзы. И он понял, что нашёл причину её столь озлобленного поведения. Сначала потеря родителей и ужасы трущоб, а потом вынужденная самооборона, повлекшая за собой непреднамеренное убийство.

Его смущало только лёгкость, с которой она говорила об этом. Словно это сделала не она, что противоречили выводам, сделанным ими ранее.

Неожиданно Алисия медленно перевела взгляд на психотерапевта, заставив его замереть, — меня охватил такой страх и ненависть, что я не смогла себя контролировать. Я бросилась на него и вцепилась в глотку, пока он пытался вколоть мне ту дрянь. Я рвала его, пока он не затих, — девушка глубоко вздохнула, — я плохо помню, что было дальше. Я куда-то бежала, меня рвало, снова бежала. Мне было страшно — его лицо стояло передо мной! Безумное, окровавленное, с разорванной глоткой! — её голос сорвался на крик, когда она неожиданно вскочила, — вы это хотите знать? Да, я убила его, как и тех ублюдков из Цербера! Именно я, а не Лилиан! — врач хотел уже нажать тревожную кнопку, но Алисия, поморщившись, отвернулась, — простите. Я не хотела.

— Алисия, посмотрите на меня, — спокойно, но строго сказал психотерапевт. Девушка медленно повернулась к нему лицом глядя на него спокойными глазами, но, не выдержав ответного взгляда, отвела их в сторону, — это тяжело, я понимаю. Да, вы убили несколько человек, однако вы действовали, чтобы выжить, остаться собой и попытаться спасти других.

— Возможно, но я же не справилась. Им всех схватили, — тихо прошептала та, — но главное пугает меня не это. Вы понимаете, доктор, убить было как раз не сложно. Всего пара хороших укусов, и человек начинает захлебываться кровью, умирая. Пара взмахов резотроном, и головы людей катятся словно футбольные мячи.

Неожиданно она усмехнулась, лёгкая улыбка тронула её лицо, — только знаете, доктор? — она поймала его взгляд своим, её золотистые глаза словно пронзали его насквозь. Невольно поежившись он ответил на него, но в глазах девушки не было ни капли безумия, что было характерно для таких ситуаций. Только странное спокойствие и понимание произошедшего, и слёзы, что катились по её лицу. Словно перед ним была не 14-летняя девушка, а старый солдат, который наконец смирился со своим прошлым. Это пугало и восхищало одновременно.

— Я ни одного человека ни убила, ни покалечила, — медленно проговорила она, — можно ли назвать таких разумных, опустившихся до уровня диких зверей — людьми? — в её глазах психотерапевт увидел своё отражение и, наконец не выдержав, на пару секунд закрыл глаза, а когда вновь посмотрел на Алисию, та опустила взгляд в пол с лёгкой улыбкой, — хотя нет. Неправильно сравнивать таких со зверьми, у них и то больше человечности. Правда?

— Алисия, я понимаю, — но та не дала ему договорить.

— Как думаете док, я освободила своего друга или убила? Ведь его нельзя было спасти, он был уже «мёртв», — задала она вопрос, продолжая, смотреть в пол. Поморщившись, она повела плечами, словно пытаясь сбросить что-то со своих плеч, — вы предлагали закончить. Можно я пойду домой? Я хочу домой.

Врач задумался, не сводя взгляда с Алисии. Ему вспомнилась одна фраза, сказанная ему потомственным военным однажды попавшим к нему не приём: «Мой прапрапрадед заработал на войне много наград, но не убил ни одного человека, только фашистов».

И с одной стороны, он прекрасно понимал всю ситуацию. Потенциально, она всё же была опасна и, в некотором роде, нестабильна. Нужно было поместить её на стационарное лечение, чтобы минимизировать возможность рецидива, ведь Алисия подверглась крайне серьёзной психической травме со страшными последствиями.

С другой стороны, её психика как-то умудрилась защитить сама себя, несмотря на столь юный возраст, породив вторую «личность», озлобленную и недоверчивую. А когда надобность в ней пропала, она не без сторонней помощи стала растворяться в оригинальной. Возможно даже уравновешивая, дополняя. Впервые за карьеру, он не знал, как поступить лучше. Долг велел одно, а разум другое. Наконец он принял решение.

— Вы освободили его, — ответил он на первый вопрос, — это поступок достойный человека.

— Для некоторых мы не люди. Но, спасибо, — еле слышно прошептала Алисия, глубоко вздохнув. Её лицо озарила счастливая улыбка, одна из первых за долгое время.

— Вы человек, Алисия. Как и ваша мать и все фелисиды, — нажав на одну из кнопок на кресле, он скомандовал, — проводите фройляйн Хакетт в комнату отдыха, — обратился он к помощникам, что дежурили на пожарный случай неподалёку, — просто сопроводите, не нужно устраивать конвой.

Едва дверь закрылась за ними, доктор нажал пару кнопок на подлокотнике кресла на котором сидел, — пригласите фрау Хакетт для беседы.

Лидия вошла в кабинет через несколько минут, застав психотерапевта стоящим у обзорного окна скрестившего руки за спиной.

— Доктор, как прогресс? — сразу спросила она при входе, подходя к нему.

— Могло быть куда хуже фрау Лидия. Мой первоначальный диагноз не подтвердился. У вашей дочери есть некоторые признаки ПТСР. Но она удивительно сильная девушка, — ответил он с лёгкой улыбкой, которая, впрочем, сразу исчезла, — разумеется, ей всё же потребуется лечение. Её психика, несмотря на всё сопротивление, пострадала. Та псевдоличность, что называла себя Лилиан, она явно повлияла на развитие вашей дочери. И судя по тому, что я видел, даже присутствовала здесь.

— Что? Присутствовала? И что вы предлагаете? Упрятать её под замок? — с раздражением спросила Лидия, не сводя пристального взгляда с доктора, но тот никак не отреагировал на это, продолжая задумчиво разглядывать город за стеклом.

— Я бы не стал так выражаться. Настаивал бы на стационаре, да, — наконец начал он, — но судя по её поведению сегодня и на прошлых сеансах, это только помешает выздоровлению. К тому же, её вторая личность по моим заметкам всё слабее. Она теряет силы и… Растворяется. Объединяется. Можете выбрать что угодно из этого, всё будет правдивым исходом. Фройляйн Алисия очень хорошо прогрессирует в восстановлении. Я выдам вам своё официальное заключение и выпишу необходимые рецепты на некоторые спецпрепараты, которые должны помочь окончательно восстановиться вашей дочери, — посмотрев на Лидию доктор тяжело вздохнул, — и вы должны понимать: той Алисии, что вы помните до инцидента, больше нет. Пережитое сформировало новую личность, с осколками прежней. Однако это — ваша дочь, без сомнений. И она без всяких сомнений любит вас, вашего мужа и полностью доверяет. Это я могу гарантировать.

Лидия прикрыла глаза и отвернулась к окну, — сколько потребуется времени, чтобы она смогла полностью восстановиться?

— При правильном лечении — около полугода, может год. Не думаю, что больше, — наконец он обернулся к ней лицом, — не волнуйтесь. Как я сказал, у вашей дочери, весьма сильный внутренний стержень. Она справится.

Лидия согласно кивнула, — хорошо, давайте ваше заключение и список лекарств.

— И ещё, у меня к вам просьба. Фрау Лидия, случай вашей дочери уникален, за все тридцать лет практики я не встречал подобного. Я прошу у вас разрешения на подготовку диссертации. Разумеется, всё будет обезличено, никаких имён и подробностей прошлого. Этот случай, возможно, сможет помочь другим страдающим от посттравматического синдрома.

Алисия, сидевшая в это время на мягком пуфике, предалась самокопанию от всколыхнутых, словно ил со дна, воспоминаний. Несмотря на пессимизм, с которым она относилась к этим сеансам, девушка была вынуждена признаться сама себе, что они имели какой-то результат, которым, отчасти, стало понимание того, что с ней случилось много лет назад. Пусть она всё ещё не могла вспомнить некоторые моменты из далёкого теперь уже прошлого, однако девушка прекрасно смогла разделить себя на до и после. Теперь она задалась вопросом не о том, правильно ли она поступила тогда, когда совершила первое убийство. Вынужденное — да. Но ОН уже был фактически мертв. Тот наркотик, в условия трущоб не давал шанса на реабилитацию. Но всё же, её терзали сомнения. Ведь она могла попытаться его обезвредить, увести остальных, а вместо этого опустилась до уровня «дикого зверя», а потом убежала.

— Дочка? — послышался голос со стороны, вырвавший Алисию из размышлений и вызывая робкую улыбку. Унять эмоции всё ещё было не всегда легко, а восстановить отношения и того сложнее. Оба старших Хакетта старались изо всех сил, чтобы дочь могла почувствовать себя снова дома, в кругу семьи. Алисия отвечала взаимностью. Во снах она вспоминала всё больше из, казалось, прошлой жизни. И психотерапевт был прав: она полностью им доверяла и любила. И крайне редко, но всё же, ночью Алисия ещё просыпалась в холодном поту и стыдливо бежала в спальню родителей, чтобы прижаться к ним и убедиться, что всё это не сон. Старшие Хакетты не мешали этому порыву: для них это были бессонные ночи, но ради восстановления дочери они были готовы на всё.

— Мы можем идти домой? — тихо спросила Алисия с лёгкой улыбкой поднимаясь с места.

— Несомненно. Доктор сказал, что сеансы закончены, нам здесь больше нечего делать, — Лидия вернула ей улыбку и легко потрепала дочь между ушек, на что та притворно надулась, вызывая смех последней. Девушка старалась всеми силами показать, что для них она осталась той же Алисией. Той, что они потеряли и нашли. Ей было невдомёк, что Стивен и Лидия понимали, что ничего не будет как тогда, когда Алисия была маленьким ребёнком беззаботно поедающим сладкую вату.