И был вечер, и было утро…

5

— Это снова, как ты понял, я, — заплетающимся языком с трудом выговорила Марта. Она была пьяна. Едва Рогов приоткрыл дверь, она тут же переступила порог и, пытаясь выдавить из себя улыбку, скривила губы. — Но я не одна, — сказала она Рогову. — Представь, мне вдруг стало скучно и одиноко, а рядом парк, еще не ночь, я встретила приличных женщин, и мы сразу нашли общий язык. Одиночество, знаешь ли, сближает, притягивает друг к другу. Ты, главное, не удивляйся, они прелестные девчата, простые и общительные, не то, что некоторые, — кивнула Марта на Риту, заметив её в другой комнате. — У них даже есть свой шарм, свое очарование. Впрочем, сейчас вы сами в этом убедитесь.

Марта обернулась, широко распахнула дверь и громко позвала:

— Девочки! Девочки-голубушки, заходите!

«Девочки» словно только и ждали команды. Не долго думая, они вынырнули в отворе и привели Рогова в шок. Неопределенного возраста, в мятых нечистых одеждах, навеселе, как и Марта, они больше напоминали бомжих, чем «прелестных девчат».

— Девчонки, это мой Рогов, — представила им Марта Рогова, — Рогов, — это девочки.

«Девочки» слащаво улыбнулись безвольными улыбками. Одна из них даже попыталась изобразить нечто вроде реверанса, но пошатнулась и ткнулась плечом в притолоку.

— Боже, Рогов, что за прелесть, — искренне умилилась «девочками» Марта. Но Рогов с трудом нашел слова:

— Марта, Марта, ты…

Он решительно взял её за предплечье и, оттащив в сторону, спросил, не повышая голоса:

— Ты кого привела сюда, Марта? Это же… Это же… с улицы! Разве ты не видишь? Пускай они немедленно уберутся отсюда. Слышишь, немедленно!

Роман повернулся к незваным гостьям и, указав пальцем на дверь, уже громче произнес:

— Вы — немедленно вон. Во-он!

Женщины, еще не понимая полностью, что происходит, невинно пожали плечами и развернулись, чтобы уйти, но Марта настигла их строгим окриком властной особы:

— Куда пошли? Стоять! Я сказала: стоять!

Женщины замерли на месте как вкопанные. Марта переключилась на Рогова, ей было что сказать:

— Если на то пошло, Рогов, — возмущенно произнесла она, — то давай сначала разберемся, кто здесь с улицы! Разве эта фифочка не с улицы?

Рогов несколько стушевался, чувствуя за собой вину. Ему неприятно все происходящее. Но и Марта не совсем права, поэтому он одернул её:

— Я попрошу тебя, Марта, не выражаться. Здесь совсем другой случай. Девушка нуждается в помощи, я говорил тебе, что тут непонятного?

— Кажется, всё понятно, — не сдавалась Марта. — Как я сразу не сообразила?

— Тогда пусть эти дамочки уйдут. И немедленно!

— Стоять! Я еще не разрешала уходить, — снова остановила своих новоиспеченных приятельниц Марта. Они подчинились ей беспрекословно. Марта перебросила на Рогова:

— И не ори так, пожалуйста, Рогов, на моих подруг. Ты не имеешь права. Видишь, они перепугались насмерть!

— С каких это пор они стали твоими подругами? — спросил её с сарказмом Рогов.

— С тех пор, как я раскрыла им душу. И вот я спрашиваю тебя, Рогов, утверждающий, что эта девица нуждается в помощи: почему ты не можешь допустить, что и мои подруги нуждаются в защите? У тебя нет ни капли жалости к этим униженным и оскорбленным. Да ты посмотри, сколько в них благородства, сколько открытости, доброты, достоинства… Я готова прямо разрыдаться, глядя на них. И тебе нисколько не жалко их?

— Нисколько, — ответил Рогов.

Марта сникла. Кажется, она разочаровалась в нем.

— Ты стал таким толстокожим, Рогов, я прямо тебя не узнаю. Ты даже настоящим бедствующим не протянешь руки помощи, даже кусок хлеба пожалеешь. Просто уму непостижимо во что ты, Рогов, превратился. Я узнаю тебя с трудом. Прошло не более часа, как я оставила тебя, — и вот результат. Да ты взгляни на них: благородные дамы со вчерашнего дня крошки во рту не держали. Я, кстати сказать, тоже ужасно проголодалась. Ты сегодня ничего не готовил, Рогов? Ты так замечательно готовишь. Я разве тебе это не говорила? Говорила? Вот, видишь, говорила. Я не такая неблагодарная, как ты. Я умею ценить то, что еще не утратило своего лоска. Вот только ценишь ли ты меня по-настоящему, Рогов, вот в чем вопрос. Но вряд ли на него у тебя найдется ответ.

— Марта, давай сейчас не будем говорить о ценностях, — произнес Рогов, давая понять, что ему не хочется даже упоминать об этом при посторонних.

— Полностью с тобой согласна, давай не будем, потому что я безумно хочу есть. Не поверишь, я сейчас готова проглотить целого быка. Подайте мне быка!

Марта прошла мимо Рогова в гостиную и подошла к столу. Рогов пустил всё на самотек и машинально последовал за Мартой. Приведенные ею женщины остались покинутыми в прихожей.

— О, вы и выпивали? — Марта с показной брезгливостью взяла бутылку и поднесла ближе к глазам. — Коньяк. Пятизвездочный. Прелестно. Давно ты его не покупал.

— Я его не покупал, — сказал Рогов. — Его принес Вадим.

— Как, и он был здесь?

— Был.

— И всё это видел? — обвела Марта вокруг рукою. — И что сказал?

— Он задержался ненадолго.

— Я его понимаю: не выдержал, — с издевкой произнесла Марта. — Этого никто не выдержит. Смотреть на подобный разврат просто отвратительно.

— Марта, не юродствуй, — одернул её Рогов, но безрезультатно, Марта скривилась от его слов, как от лимона.

— Перестань, Рогов, тебе совсем не подходит роль ментора, лучше налей мне, я хочу выпить. Где твоя рюмка? Вот эта? Хотя нет, дай мне другую, чистую, ты наверняка осквернил свои губы поцелуями этой шалавы.

Рита возмущенно вспыхнула:

— Знаете что! Это уж слишком. Вы не смеете меня оскорблять!

Рогов, боясь непредсказуемости, попытался утихомирить обеих:

— Рита, прошу вас, успокойтесь. Марта, как тебе не стыдно?

— Стыдно? Фи! — залпом выпила свой коньяк Марта. — Это тебе должно быть стыдно, Рогов. — И снова наполнила рюмку.

— Тебе, наверное, хватит, Марта. Ты совсем опьянеешь.

— Я опьянею? Чепуха! Вы же не опьянели, хотя выдули почти бутылку. А коньяк, надо сказать, отменный. Так, — посмотрела на стол, — я гляжу, вы уже начали трапезничать. Без нас. Мы вам помешали. Ну, не обижайтесь, не обижайтесь так сильно: сегодня все кому-то мешают.

Марта подошла к выходу из гостиной и позвала своих новых подруг:

— А вы долго там будете слюной исходить? Ну-ка живо за стол! Надеюсь, ты не будешь возражать? — бросила мимоходом Рогову, вытаскивая из серванта тарелки. — Сегодня на ужин у Рогова жаркое. Не бойтесь, не отравитесь: это блюдо он готовит отменно, просто пальчики оближешь. Где только научился? Молчит. Видите, скрытный какой? Он всегда такой. Я вот тоже, сколько с ним знакома, так и не узнала, где он научился так восхитительно готовить.

Марта открыла один из ящичков серванта, достала вилки, раздала «подругам».

— Ну, вы ешьте, родные, ешьте, и я с вами заодно. Еще грамм по «надцать»?

Такой беспардонности не вынесла даже Рита. Невозмутимость Рогова её поразила.

— Боже, Роман, — сказала она, — как вы всё это выносите? Это же просто возмутительно!

— Позвольте, позвольте: «возмутительно», — не согласилась с нею Марта, тщательно прожевывая мясо. — Что возмутительно? Я пришла к своему близкому другу, ужинаю, — это возмутительно? Невыносимо? Ничуть. Невыносимее, скорее всего, ваше присутствие.

— Но вы же привели сюда еще этих, с улицы!

— Ха, девчонки, видали, как она бесится? — бросила с усмешкой Марта своим новым знакомым и тут же возвратилась к Рите: — Да, они с улицы. Да, они не совсем по моде одеты, но у них, по крайней мере, есть чувство собственного достоинства. Правда, девочки?

Женщины при упоминании о них оставили сразу свою трапезу, выпрямились, как барыни, и согласно кивнули головой.

— А у вас, милочка, — продолжила Марта, — собственное достоинство, как видно, напрочь отсутствует, раз вы пытаетесь выдавать себя за приличную даму. На самом деле вы ведь тоже оттуда. Как вы удачно выразились: с улицы. Правда, надо признать честно, у них достаточно благородства принять то, что есть и не рыдать на плече у чужого мужика.

— Стоп, стоп, стоп, девушки, остановитесь, — снова вмешался в их перепалку Рогов. — Давайте всё-таки не будем переходить на лица. И потом, Марта, Рита в какой-то степени и права: незачем было приводить сюда этих… Этих женщин.

— Почему же? Ты, значит, можешь знакомиться с уличными девками, а я не могу?

— Марта, тут совершенно другой случай!

— Какой другой, какой другой? Случай, как случай: я шла мимо парка, увидела милых дам, познакомилась с ними, пригласила в гости к своему лучшему другу, — не имею права?

— Имеешь, Марта, имеешь. Только не надо было все-таки приводить их сюда. Ты совсем перегибаешь палку.

Марта с негодованием прошила Рогова взглядом.

— Давай, Рогов, не будем углубляться в то, кто и как перегибает палку.

Марта настроена была еще дружелюбно. Обожгла и забыла, снова переключилась на подруг:

— А почему бы нам еще не выпить? Девочки, где ваши рюмки?

Налила. Рогов опять попытался удержать её:

— Марта, тебе хватит пить, ты совсем пьяна.

— Ничуть. Я просто в хорошем настроении и… Я хочу танцевать!

— Марта! — чего-чего, а этого Рогов от неё не ожидал.

— Не мешай, Рогов, включи лучше радио. Нет, дай я сама.

Марат стала крутить регулятор каналов до тех пор, пока не наткнулась на понравившуюся ей мелодию.

— Вот, вот, чудесно! Девочки, присоединяйтесь, — позвала она к себе своих женщин, и сама уже начала танцевать. Женщины с удовольствием присоединились к ней. Рогов недоумевающе смотрел на все происходящее. Приглашенные женщины покачивались томно и неторопливо, хотя мелодия звучала совсем не лирическая. Марта танцевала резво и сурово, как будто кому-то что-то хотела доказать.

— Ух, как я люблю танцевать, как люблю танцевать! — почти выкрикивала она. — Музыка меня опьяняет больше, чем вино. Почему ты меня, Рогов никогда не водил на танцы? Всё дома, да дома. Тоска. Умереть можно. Ну-ка, девочки, дайте жару, пусть здесь всё ходуном заходит!

Заплясали живее, и когда музыка кончилась, разбрелись кто куда. Марта устало опустила руки.

— Уф, совсем плохой стала. Раньше, помнится, никто на улице переплясать не мог. А всё нервы. А нервные клетки, как известно, не восстанавливаются.

— Теперь, говорят, восстанавливаются, — не удержалась, чтобы не уколоть её Рита.

— Правда? — будто и не слыша издевки девушки, спросила Марта. — Вот так и живи: то одно говорят, то другое. То ешь мясо. То не ешь. То ешь масло, а то вредно. А вы ешьте, ешьте, — подтолкнула Марта своих женщин к столику с едой, — не слушайте никого. Когда вас еще так примут? Спасибо мистеру Случаю. Спасибо Риточке. Низкий ей поклон. Если бы не она, ходить бы вам сегодня, бедные мои, голодными, а нам слепыми. А так вы насытились, а мы прозрели, открыли, наконец, глаза пошире, увидели, что есть вокруг белый свет, и что он прекрасен. Ух, — вздохнула она тяжело, — запыхалась. Хочу выпить. Рогов, у тебя коньяк кончился? А что есть еще? Не будешь же ты мне лгать, что ждал меня и ничего не приготовил из спиртного?

— Тебе, по-моему, достаточно, Марта.

— Может, и достаточно. Может, ты и прав. А я, наверное, просто устала. Такое ощущение, будто у меня за спиной были крылья, огромные белые крылья, но их неожиданно обрезали. Я еще машу, машу этими обрезками, пытаюсь, как дура, взлететь, а всё напрасно, только одну пыль вокруг поднимаю. Знаешь, это ведь по большому счету тоскливо очень, тошно. А когда мне сильно тошно, я пою. Вроде споешь — и ничего, душу на струны нанижешь — и легче.

Марта неожиданно затянула песню. Душевно, с придыханием. Голос ее оказался бархатным, приятным. Рогов никогда и не слышал, как она поет. Женщины со второй половины куплета подхватили:

Спев первый куплет, Марта неожиданно умолкла. Затихли и женщины. На несколько секунд в комнате воцарилась непривычная тишина. Марта сама же её и прервала.

— Эх, — сказала, — хорошо. Душа трепещет. Сила! Откуда только она в музыке берется? Никто не знает. А я так думаю, что музыка от Бога, и музыка есть сам Бог!

Её душевные излияния нарушили прерывистые аплодисменты Риты:

— Браво! Как патетично! — сказала она с издевкой, на которую только способна беззащитная женщина. — Вы прямо выдавили у публики слезу. Я и сама готова разрыдаться.

— Да где уж вам, вы только ищете сочувствия у других, а сами его проявить, как мне кажется, совсем не способны. Да что у нас всё в миноре, да в миноре. Свеженького ничего нет? Люська! — обратилась она к одной из женщин, ну-ка расскажи нам что-нибудь новенькое! Рассказывать она такая мастерица!

Люська с радостью откликнулась на просьбу Марты.

— Новенькое? Есть новенькое, если можно, — смущенно произнесла она.

— Давай, давай, не робей, тут тебя никто не тронет. Позабавь-ка нас, а то мы уснем скоро.

— Тогда слушайте, — вдруг озорным огоньком вспыхнули карие глаза Люськи, и она незамедлительно начала. — Встречаются как-то два мужика, один у другого спрашивает: «Ну, Вась, как дела, что нового?» — «Жена мне изменяет», — отвечает ему грустно тот. «Нет, Вася, ты чего-то не понял. Я ж спрашивал, что нового?»

— А-ха-ха! — демонстративно залилась Марта, и её смех заразительно подействовал и на другую женщину. Однако Рогову с Ритой не до смеха.

— Усладила, усладила, — вдруг резко оборвала свой смех Марта и тут же серьезно сказала: — Теперь я расскажу, — заранее не принимая никаких возражений.

— Приходит, значит, как-то приятельница к приятелю, а у него в гостях другая: вроде как не туда попала. Вроде как в сберкассу шла, а очутилась в его квартире.

Рогов тут же уловил подвох и попытался остановить Марту.

— Марта, — сказал он, — не начинай, пожалуйста, снова. Это уже не смешно.

Марта мигом остыла.

— Ты прав, Рогов, в этом ничего смешного нет. Тут в пору разрыдаться. Но мы не доставим тебе удовольствия видеть наши невинные женские слезы. Мы лучше уйдем. Правда, девочки?

Она поднялась с места и громко произнесла:

— Всё, уходим! Я обещала вас покормить — покормила. Обещала обогреть — обогрела. Больше нам здесь делать нечего. Тут становится слишком скучно. Скучно и душно. Скорее на воздух. На воздух, подружки! Я задыхаюсь!

Они вышли в прихожую. Там Марта стала одеваться, но Рогов не двинулся с места. Ему отчего-то всё стало безразлично.

Одевшись, Марта возвратилась на секунду в гостиную, посмотрела опустошенно сначала на Рогова, потом на Риту и сказала:

— Что ж, голубки, счастливо оставаться. Чем черт не шутит, может, у вас что-нибудь и получится.

— Марта! — как крик отчаяния вырвалось вдруг из уст Рогова, но Марта отмахнулась от него, как от наваждения:

— Ах, Рогов, молчи и оставайся с Богом.

Она быстро скрылась в прихожей, и вскоре оттуда донесся характерный щелчок захлопнувшейся входной двери. Всё моментально погрузилось в тишину.