И был вечер, и было утро…

7

Ночью Роман спал плохо, то и дело просыпался, долго смотрел то в темноту, то на Риту, тревожно ворочающуюся во сне. Кошмары прошедшего дня настигали ее даже там, но тут уж Рогов был бессилен что-либо сделать. Все, что он мог, так только прикрыть девушку одеялом или погладить тихо по плечу.

В темноте время будто остановилось, тишина словно породнилась с ней. Рогов в который раз прокручивал, как в кино, кадры своей жизни. Бесспорно, он находился сейчас на перепутье, замер у какой-то значимой черты, за которой должно начаться что-то другое. Он надеялся — лучшее. Что его теперешнее существование: серость будней, предсказуемость событий, однообразие бытия, постность чувств. Ровно жил, ровно и помер. Рогов так не хотел, но и смелости изменить что-то в своей жизни радикально, как оказалось, тоже не имел. Где растерял ее? На каком этапе? Почему сдался? Стал стареть? Роман не мог найти однозначного ответа. Может быть, неожиданно ворвавшаяся в его устоявшуюся жизнь Рита станет ответом на все вопросы? Может быть, ему хватит играть с жизнью в прятки? Вернуться к прежней ясности чувств и желаний? Из тени в свет перебегая…

Что его сдерживает? Разве он окончательно окостенел? Превратился в питекантропа? Его же творчество не иссякает, в нем он по-прежнему чувствует силу и радость. Что тогда? Жизнь перестала быть для него реальностью? Как будто нет. Рогов терялся. Проснувшись, смотрел на спящую возле него Риту и думал, зачем Судьба преподнесла ему такой сюрприз? Давала понять, что надо что-то менять в жизни? Он ведь ничего толкового еще не совершил, даже сам с собой не всегда был честен. И вот в его квартиру ворвалась Рита, заставила его задуматься, переоценить прошлое, — для чего? Ответов Рогов не находил. И снова засыпал, и снова просыпался и долго мучительно смотрел во тьму, все еще не веря, что рядом с ним, может быть, тихо посапывает его Судьба.

Рассвет наступил непередаваемо быстро. С ним в окна, казалось, просочилась и старая тревога. Ночь не дала им освобождения. Это понимал и Рогов, и Рита. Она и не сблизила их. Даже одевались они молча и порознь. Рогов наскоро натянул брюки и рубашку и торопливо выскочил в кухню. Рита собиралась не спеша, долго не показываясь из спальни.

Рогов поставил на газовую плиту чайник, потом прошел в гостиную. Вскоре там появилась и Рита.

— Кошмарная ночь, — сказал ей Рогов. — Сколько всего за один день. Как ты себя чувствуешь?

— Как разбитая ваза. — Рита села на диван и плотнее укуталась в полушубок. Её немного знобило.

— Еще накануне вечером верила, что всё позади, сегодня уже так не думаю. Вчерашнее будто вернулось вновь, и я только и думаю о том, как мне от вас выйти. Как вы думаете, они ушли?

— Не знаю. — Рогов подошел к окну, выглянул во двор. Со второго этажа виднелся только козырек подъезда, но ее преследователи могли ждать и внутри.

— Может, спуститься, посмотреть? — предложил Рогов.

— Слишком подозрительно.

— Захвачу с собой ведро с мусором.

— В пять утра?

— А что: у меня, может, бессонница. Кому какое дело, когда я выношу мусор!

— У вас еще хватает сил шутить. По-моему, это глупо, на вас же всё написано.

— Что на мне написано? — подошел Роман к зеркалу и посмотрел на себя. Оттуда на него глянуло измученное щетинистое лицо. Ну и видок.

— Ты, я смотрю, окончательно решила уйти, — повернулся он снова к Рите. — Может, всё-таки останешься? Если хочешь, оставайся.

— Это невозможно. — Рита была категорична. — Я уйду, — сказала она. — Мне не по себе, я чувствую себя здесь неуютно. Пусть только сильнее рассветет, днем мне не так страшно.

— Мы еще увидимся? — посмотрел на нее Рогов, хотя прекрасно знал ответ.

— Нет. Зачем?

Это «зачем» как-то сразу обессилило его. Раньше, будучи моложе, он только и мечтал о таких вот отношениях между мужчиной и женщиной, когда никто ни от кого ничего не требует. Теперь же, с годами, все реже и реже ему хотелось быть безответственным в душевных симпатиях. Но что он мог сделать в данном случае? Оставить ее у себя или ходить к ней на свидания и кормить, как школьник, мороженым, потом провожать в общежитие (или куда там еще)? Нет, это уже, к сожалению, не для его возраста. Какой он, однако, стал инертный!

Рогов рассеянно перевел взгляд на окно и неожиданно поймал себя на мысли, что думает о чем-то другом, постороннем, не касающемся их отношений с Ритой. Он думал о чем угодно: о погоде, о прошедшей командировке и затянувшихся испытаниях нового агрегата, но только не о них с Ритой. Но ведь так у него часто и бывает: когда он подчиняется чувствам, его разум спит. Стоит вступить в действие рассудку, как его эмоции скрываются где-то в глубине души и на поверхность выходит холодная бездушная логика. А нынешняя логика говорила только о тщетности всякой надежды на продолжение их отношений и об абсурдности всего, что с ними произошло, происходит и может произойти.

Нужно ли идти на поводу у Судьбы, подумал Рогов. Не лучше ли оставить все как прежде. Зачем ему все это? Подумал и снова посмотрел на Риту. И вот перед ним сидит просто девчонка, каких сотни, тысячи проходят мимо, и по которым скользнешь на секунду оценивающе и через мгновение навсегда забудешь, будто их и не было вовсе.

От этого представления Рогову сразу стало легче.

— Может, ты и права, — сказал он. — За этими стенами всё будет по-другому. Там иной мир.

— И он, к сожалению, не ваш, — сказала Рита.

— К сожалению, — неслышно произнес Рогов и отвернулся от неё. Какое-то ужасное предчувствие больно сжало его сердце, но он побоялся даже предположить, ибо почувствовал за всем что-то такое, до чего не только не хотелось опускаться, но о чем не хотелось даже думать. К счастью, в прихожей раздался звонок. Рита встрепенулась и встревожено посмотрела на Рогова.

— Вы слышите, слышите, звонят!

— Слышу, — сказал Рогов. — Странно. В такую рань… Пойду посмотрю.

— Может, не надо? — Как не хотела она возвращаться назад в своё прошлое.

— Ты всё еще думаешь, что это за тобой? Вряд ли. Но делать вид, что меня нет дома, тоже глупо. Сиди здесь, не бойся, оттуда не увидят.

Рогов приблизился к входной двери и открыл её. У дверей стояла Марта. Казалось, она не уходила совсем.

— Доброе утро, Рогов. Как видишь, это снова я, — сказала язвительно. — Вернулась, чтобы выразить тебе мое искреннее презрение.

— Ты очень кстати, — без доли иронии произнес Рогов. — Это как раз то, что мне сейчас больше всего необходимо.

— Не юродствуй, Рогов, тебе это не идет, — переступила Марта через порог. — Как закончился вчерашний вечер? Эта фифочка еще здесь?

— Ты стоишь на ее сапогах.

— Очень мило. Выходит, она провела в твоей квартире всю ночь?

Рогов безразлично пожал плечами.

— Я в восторге! Но может, ты все-таки пригласишь меня по старой памяти в комнату или мы так и будем разговаривать в прихожей?

— Пожалуйста, проходи. Я тебя не гоню.

— Очень рада.

Рогов пропустил её вперед. Марта прошла в гостиную и, бросив на Риту полный презрения взгляд, все же поздоровалась с ней:

— Доброе утро, милочка.

— Здравствуйте, — тихо ответила Рита.

— Странно, что вы еще живы. Вас же, насколько помнится, преследовали вчера и хотели убить? Выходит, не убили? Забавно.

Рогов почувствовал, что Марта не мириться сюда пришла. Настроена она была агрессивно, но ему вовсе не хотелось начинать все сначала.

— Марта, давай не будем заводиться по-новому.

— Я и не завожусь, — сказала Марта. — С чего ты взял, что я завожусь?

Марта снова переключилась на Риту:

— Знаете, милочка, я всю ночь не могла уснуть, все думала, что вам понадобилось от Рогова. Он ведь по сути закрытый человек, малообщительный, одинокий. К тому же ему давно перевалило за тридцать. А вы такая молодая, видная. Как говорится, вся в соку, — и вдруг Рогов. Не понимаю. Убей меня Бог, не понимаю. Придумать эту банальную историйку про погоню, каких-то там преследователей-убийц, — для чего? Вам негде было переночевать? Мама из дому выгнала? Или вы давно знакомы?

— Марта! — попытался осадить ее Рогов: ему до чертиков надоели эти пустые выяснения отношений. — Я тебе, кажется, еще вчера говорил, что мы совсем незнакомы, и то, что Рита оказалась здесь, чистая случайность.

— Ах, да, да, да, совсем забыла, вы же еще вчера рассказывали мне и про погоню, и про случайность. Память у меня совсем плохой стала. Но сейчас ты назвал её по имени так, как будто вы знакомы целую вечность.

— Не преувеличивай, Марта, тебе показалось. Ты, наверное, просто устала.

— Ничуть. Я чувствую себя раз в десять лучше, чем вчера.

— Тогда почему заводишься снова? Успокойся.

— Вот только успокаивать меня не надо. Я спокойна. Я совершенно спокойна. Зачем ты меня успокаиваешь? Образумить хочешь? Только давай на вещи смотреть трезво: меня ли надо уму-разуму учить? Меня, которая тебе все отдала, которая тебя ублажала на твоей постели и в которую ты затащил какую-то шлюху!

— Марта, выбирай выражения! — взорвался в конце концов Рогов.

— Я вас прошу… — отозвалась и Рита.

— Ох, ох, ох! — закачала головой Марта. — Она меня просит. Она меня просит! Да ты, милочка, не просить меня должна, а умолять на коленях, чтобы я вас простила, ведь не я вторглась незваной гостьей в чужую жизнь, а ты, голубушка. Не я одним махом порвала связующую нас с Роговым нить, а ты. Ради чего? Зачем?

— Марта, не забывайся!

— Не забывайся, не забывайся… Что же ты себе такого не сказал, Рогов, когда прогонял меня вчера вечером?

— Я не гнал тебя, Марта, ты прекрасно знаешь.

— Ах да, память прямо девичьей стала, — я ж сама ушла! Развернулась и ушла. Но, по-вашему, я должна была остаться? Чтобы смотреть на ваши оргии?

— Марта, это уже слишком! — вспыхнул Рогов.

— Вы не смеете, Марта, не смеете! Вы же не знаете ничего! — вскочила со своего места и Рита.

— А вы смеете? Смеете?! — Марта достала из кармана сигареты и закурила. Руки ее дрожали.

— Впрочем, не о вас речь. Вы что: пришли, ушли, а Рогов остался. Нет, и какая штучка, какая штучка, этот Рогов, а!

— Марта!

— Ах, Рогов, оставь, я же не с тобой сейчас говорю, я вот с нею говорю, с этой дурочкой, с этой заблудшей овечкой, которая ничего еще в жизни не понимает и считает, что одна она способна трезво оценить ситуацию. Но ведь мы тоже не лыком шиты. Я ведь тоже когда-то такою была. На улице росла, мальчиков любила, пока один из них не повел на вечеринку, не напоил допьяна, а сам с другой сбежал, бросив меня на краю города, у черта на куличках, в компании совершенно незнакомых мне людей, двое из которых потом гнали меня, как собаку, через весь город, думая надругаться.

— Но ведь Роман не такой! — вырвалось невольно у Риты.

— Бросьте, девочка, бросьте. Все они такие. Все. И ваши преследователи, и мои, и Рогов. Вот только есть, правда, одна разница у них и у него (она показала на Рогова дымящей сигаретой). Ваш Рогов — сочинитель. Или хочет им быть. В тайне от всех он строчит свои жалкие серые сентиментальные рассказики, сохнет над ними, страдает. Вот, к слову, когда он действительно живет…

— Я прошу тебя, Марта, прекрати! Ты не в себе, тебе нужно отдохнуть. — Рогов подошел к ней и тронул за плечо.

— Ай, Рогов, уйди! — отбросила его руку Марта. — Не тронь меня! Ты думал, если спал со мною, то имеешь на меня все права? Какие же вы, писатели, идеалисты! А для нас-то переспать с кем-либо — раз плюнуть! Верно, милочка? Вот какие мы — такие! Такими, по крайней мере, вы нас, писатели, изображаете.

— Но это же не так, Марта, не так.

— Ах да, я совсем забыла: вы нам иногда, а то и часто, сочувствуете, жалеете нас. Но только не в жизни, а там, на бумаге. В жизни же мы для вас лишь прототипы, следствие неустройства общества или дисгармонии мира. Мы, реальные, сущие, для вас лишь материал, глина, из которой вы лепите все, что вам угодно, все, что вам в голову взбредет. Не так ли?

— Марта!

— Что «Марта»? Что? Не нравится? Правда глаза колет? Но ведь так оно и есть: в большинстве своем вы нас используете. Вы вообще всех используете. Вы даже не можете оставить в покое лежащий на земле лист, валяющиеся под ногами камни. Деревья и облака, черви и пчелы по вашему желанию вдруг начинают говорить и думать. Всё, всё, к чему вы прикасаетесь, умирает. Умирает, потому что становится нереальным, ирреальным, потусторонним. Во всё, во всё вы вторгаетесь: в чужую жизнь, в круговорот веществ в природе и даже — даже! — в течение времени! Вы разрушители, колдуны, вы даже хуже Пифии, ибо заставляете человека своими прорицаниями ожидать, надеяться, верить во что-то, в то, что даже вам часто видится неясным и расплывчатым. Я на все сто уверена, девочка, что и вам Рогов внушил нечто подобное. Утешил вас, как утешал три года меня, а до меня еще кого-то. Но тем-то и отличаются от всех остальных сочинители, что им ни верить, ни доверять нельзя. Будьте уверены, убьют вас или сами умрете, он сразу же бесподобный рассказик настрочит. И всё там будет чинно и гладко. Он в нем и любить вас будет безумно, и ласкать страстно, и переживать, если что с вами случится так, как никто из нормальных людей никогда не переживал: «И мал и мерзок — не так, как вы — иначе!». И цветочки положит на вашу могилку не какие-нибудь обыденные, а самые что ни на есть экзотические, какие у нас и не встретишь, а если нет, то всё равно свежие и непременно дорогие, да еще с приписочкой: мол, она их сильно обожала…

— Марта, Марта, я прошу тебя прекратить! — не смог больше терпеть её издевательств Рогов.

— А, зацепило? Все-таки не окаменело-то у нас еще сердечко. А я думала, Рогов, на тебе можно смело ставить крест. Выходит, рано я тебя списала?

— Марта, ты давно знаешь меня, мои привычки, мой характер. Знаешь, как я к тебе отношусь, — как можно сдержаннее произнес Рогов. — Но если ты вернулась, чтобы перевернуть здесь всё вверх дном, сразу прошу тебя: лучше уйди. Сейчас. Пожалуйста. Я тебя очень прошу.

— Вот. Что и требовалось доказать. Выходит, я тебе только мешаю. Замечательно. Вот плата за долгие годы моей любви. За годы наших светлых дней и жарких ночей. Я тебе очень благодарна.

Марта демонстративно поклонилась Рогову.

— Марта, ты опять всё ставишь с ног на голову. Я же совсем не это имел в виду. Ты меня просто не поняла.

— Я правильно тебя поняла, Рогов. У тебя появился выбор, и ты его сделал. Не смею дольше задерживаться. Милуйся тут со своей новой подружкой, больше вам мешать не буду.

Марта подошла к столу, взяла недопитый бокал вина, залпом осушила его и, бросив напоследок: «Счастливо оставаться», вышла, громко хлопнув входной дверью.