И жизнь подскажет…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Черт бы побрал этих мужчин!»

Сестры Ферфакс ожидали своей очереди в коридоре суда. Вокруг сновал народ. Младшая, Терри, тихо плакала; Хилари сидела выпрямившись, сжав зубы так, что от напряжения ломило в висках.

«Все из-за них! Все несчастья на свете — из-за бессовестных, самодовольных ублюдков, именующих себя мужчинами!»

Она обняла сестру, ощутив, как мелко вздрагивает худенькое плечико. Скоро подойдет очередь Терри — и нельзя допустить, чтобы этот мерзавец увидел ее плачущей.

Хилари погладила Терри по плечу. Та дрожала все сильнее. Господи, а она-то надеялась, что все страдания сестренки остались позади! Но слушания по делу о разводе, где Терри должна была выступать как свидетельница, вновь окунули бедную девочку в водоворот горя и унижения. И все из-за этого выродка, который недостоин чистить ей башмаки!

— Милая, все будет хорошо, — прошептала Хилари, продолжая гладить сестру по плечу. — Адвокат его жены задаст рутинные вопросы о деньгах, имуществе и тому подобном. Никто не станет читать тебе нравоучений. Ты верила, что он в разводе, и адвокаты это знают. Их интересуют только деньги.

Но Терри молчала, невидящим взором уставившись в пол, и дыхание ее становилось все более частым и прерывистым.

Хилари чувствовала, как растет внутри горячая волна ярости. Как все это несправедливо! Терри так молода — всего девятнадцать! Завтра она уезжает в колледж. Сейчас ей надо бы собирать чемодан, смеяться и строить планы на будущее, а вместо этого она рыдает на холодной скамье по соседству с оборванным, вонючим бродягой, неизвестно зачем явившимся в суд.

Глаза защипало от непрошеных слез; Хилари моргнула и выпрямилась. Она должна держать себя в руках — не хватает только, чтобы обе они заревели хором! В надежде отвлечься, Хилари принялась разглядывать посетителей, сидящих на скамьях и бродящих по коридору.

Хоть день и близился к вечеру, здание суда было полно людей. Что привело их сюда в пятницу после обеда? Должно быть, большинство, как и Терри, выступали свидетелями в каких-нибудь утомительных тяжбах. Хилари окинула взглядом ряд безликих дверей, ведущих в залы заседаний, — все плотно закрытые, отполированные до блеска, все одинакового уныло-коричневого цвета… И ни одна не дает ни малейшей подсказки в ответ на вопрос, что же происходит внутри.

Разглядывать людей куда интереснее. Одни адвокаты чего стоят! Лощеные, одетые с иголочки; их невозмутимость резко контрастирует с нескрываемым беспокойством многих посетителей.

Не одна Терри рыдала перед закрытой дверью. Неподалеку от их скамьи Хилари заметила молодую женщину. Неестественно распрямив плечи и скрестив руки на груди, она смотрела куда-то в пустоту; по бледным щекам текли слезы. Должно быть, тоже из-за мужчины, со вздохом подумала Хилари. Сбившийся с пути сын, жестокий муж, неверный любовник… Да, несомненно, мужчина. Что же еще может заставить женщину проливать такие горькие и безнадежные слезы?

Взгляд ее, двинувшись дальше, споткнулся о высокую плечистую фигуру в безукоризненном костюме — какой-то красавчик толковал с расфуфыренным адвокатом. Вот он, яркий образчик того самого типа мужчин, который так ей ненавистен. Что-то — от ее блудного папаши, что-то — от школьного недруга, не дававшего ей покоя в младших классах, что-то — от самовлюбленного киногероя… Не мужчина, а ходячий рассадник бед.

Хилари понимала, что идет на поводу у предрассудков, но продолжала разглядывать незнакомца с тем извращенным удовольствием, которое порой заставляет людей расковыривать болячки или трогать языком ноющий зуб. Так, что же ей в нем не нравится? Если считать по пальцам, пожалуй, и пальцев не хватит!

Во-первых, ей не по душе дорогой серо-голубой костюм, подобранный под цвет глаз. И сами глаза тоже не в ее вкусе. Такие чувственные голубые озера под гордо выгнутыми бровями заставляют предполагать в их обладателе надменность и самодовольство. И упрямый подбородок — подбородок борца… Он не сочетается ни с глазами, ни тем более с чертовски привлекательными ямочками, которые появляются у него на щеках всякий раз, когда он улыбается своему расфранченному приятелю.

А как он стоит, расправив плечи и гордо подняв голову, — просто воплощение мужественности! Да, этот тип определенно из тех ненасытных сердцеедов, которые на завтрак, обед и ужин пожирают разбитые женские сердца.

Ближайшая коричневая дверь распахнулась.

— Тереза Ферфакс! — объявил секретарь.

Терри вскинула испуганные глаза.

— Вдохни поглубже, милая, — шепнула Хилари, помогая сестренке подняться на ноги. — И выше голову! Ты не сделала ничего дурного! Не твоя вина, что он оказался таким подлецом!

Терри улыбнулась дрожащими губами. Слава Богу, кажется, удалось ее приободрить.

— Она здесь! — крикнула Хилари секретарю, который уже начал оглядываться кругом в поисках свидетельницы. Терри поправила воротничок, бросила последний отчаянный взгляд в сторону сестры и исчезла за дверью.

Хилари схватилась за деревянное сиденье, борясь с желанием вскочить и побежать за ней следом. Сама мысль о том, чтобы оставить сестренку наедине с равнодушными законниками и с этим мерзавцем, была ей невыносима, но ничего другого не оставалось.

Как хотелось ей наброситься на негодяя и как следует избить за то, что он сделал с Терри! Но приходилось утешаться тем, что жена мерзавца уже отделала его по высшему классу — пусть и не кулаками, а с помощью ловких адвокатов.

Впрочем, сейчас это не слишком утешало Хилари. Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, как только что сама советовала Терри. Будь они прокляты, эти мужчины!

— Добрый день, мисс Ферфакс, — внезапно раздался над головой глубокий мужской голос, и девушка поперхнулась на вдохе. — Можно мне присесть?

Кто бы это мог… Хилари открыла глаза — и ахнула. Перед ней стоял тот самый мужчина, которого она разглядывала всего несколько минут назад! Мистер Ходячее Бедствие.

— Так вы позволите? — Он указал на сиденье рядом с ней.

Хилари ответила не сразу. Она лихорадочно соображала, кто бы это мог быть, но мозг, словно перегруженный компьютер, отказывался выдавать ответ. Кто этот незнакомец? Как узнал ее имя? И что, черт побери, ему от нее нужно?

Может быть, он слышал, как вызывают Терри, и догадался, что Хилари — тоже Ферфакс? Хорошо, и что дальше? Решил пофлиртовать с ней, чтобы скоротать время?

Хилари не страдала ложной скромностью: она знала, что тоненькая фигурка делает ее моложе своих двадцати шести лет, а волосы цвета красного дерева и большие зеленые глаза словно созданы, чтобы привлекать мужчин. Но мужчин совсем другого типа. Если она хоть немного разбирается в людях, незнакомец должен предпочитать глупеньких и сексапильных блондинок.

Впрочем, неразгаданность его намерений — это еще не причина, чтобы отказывать ему в праве сесть рядом.

— Пожалуйста, — пробормотала она, стараясь не прислушиваться к предостерегающему голосу интуиции.

Вблизи незнакомец выглядел еще опаснее. Густые каштановые волосы, подернутые на висках сединой, волной подымались над высоким лбом, а серо-голубые озера глаз словно приглашали броситься в них и утонуть!

Если незнакомец и заметил замешательство девушки, то не подал виду. Он выразительно покосился на бродягу — и тот, что-то проворчав, перебрался на соседнюю скамью.

— Ваша секретарша сообщила, где вас можно найти, — заговорил он, усаживаясь к ней лицом. — Я ждал, пока не вызовут вашу сестру. Кажется, ей вы были нужнее, чем мне.

Чем мне? Хилари нахмурилась: ее недоумение нарастало. Казалось, она, словно в дурном сне, вышла на сцену, не имея ни малейшего понятия, какую роль ей надлежит играть в незнакомой пьесе.

— Простите… — начала она, стараясь, чтобы голос звучал любезно, но достаточно твердо. — Мы знакомы?

Незнакомец улыбнулся, и на щеках его заиграли ямочки.

— Мы не встречались, но, конечно, слышали друг о друге. — Он протянул руку. — Я — Коннер Сент-Джордж.

Коннер Сент-Джордж! Девушка машинально протянула руку. Коннер Сент-Джордж! Разумеется, она о нем слышала! Слышала достаточно, чтобы понять, что ее первое впечатление оказалось верным. Этот человек и вправду Ходячее Бедствие.

— Сент-Джордж, — повторил он и Хилари сообразила, что сидит с вытаращенными глазами и открытым ртом, словно не может вспомнить его имени. — Ваша кузина Марлин была замужем за моим братом Томми.

— Да, да, конечно, — поспешно кивнула девушка. — Марлин много писала о вас.

— Надеюсь, только хорошее?

«Зря надеешься», — едва не выпалила Хилари вслух, чувствуя, как запылали щеки. Хорошее? Кузина ненавидела Коннера Сент-Джорджа от всей души.

«И это взаимно, — писала Марлин в последнем письме, — он тоже ненавидит меня. Ненавидит за то, что я любила Томми, а его даже на это не хватало!»

За три месяца, миновавшие после гибели Томми Сент-Джорджа (он утонул, катаясь на катере), Марлин если о ком и писала, то только о Коннере. Коннер был против их брака. Коннер распоряжается деньгами Томми и не дает ей ни гроша. Коннер вечно занят своими делами, а на нее не обращает внимания. Короче говоря, ее деверь Коннер Сент-Джордж — настоящее исчадие ада!

Хилари покраснела еще сильнее. Как у многих рыжих, у нее была очень нежная кожа: при малейшем смущении или раздражении на ней выступали ярко-красные пятна. В детстве другие ребята, подметив эту особенность, дразнили ее «клоуном». Хилари ненавидела это прозвище.

Молчание затягивалось. Коннер окинул смущенную девушку проницательным взглядом, и в глубине его серо-голубых глаз блеснула сардоническая усмешка.

— Понятно, — заметил он. — Что ж, очень жаль. О вас она отзывается куда более лестно.

Значит, он прекрасно знает, как относится к нему Марлин! И, судя по этой недоброй усмешке, бессильный гнев юной вдовы его просто забавляет. Он смеется над ней, как иные злые люди издеваются над беззащитными детьми или животными!

В душе Хилари с новой силой вспыхнула ярость. Черт бы его побрал! Пусть невестка не вызывает у него симпатии, но ей всего девятнадцать лет, она недавно потеряла мужа… Его родного брата, между прочим. И, помимо всего этого, она беременна! Неужели Коннеру и на это наплевать?

По-видимому, да. Хилари выпрямилась и окинула его уничтожающим взглядом. С какой стати ей миндальничать с этим надутым индюком? Он-то и не пытается скрыть свои чувства! Марлин, несмотря на все ее недостатки, была дорога ей как родная сестра. Хилари не собиралась отдавать кузину на растерзание этому самодовольному негодяю!

— Я очень привязана к Марлин, — холодно произнесла она, с облегчением чувствуя, что кровь отливает от щек. — Для нас с Терри она — член семьи.

— Очень хорошо, — ответил он, по-прежнему усмехаясь. — Приятно слышать, что она не преувеличивала, рассказывая о вас.

Хилари знала, что кузина склонна к драматическим преувеличениям, однако тон Коннера показался ей оскорбительным. Сама она вправе критиковать Марлин сколько угодно, это семейное дело; но он здесь — человек посторонний.

— Тут и преувеличивать нечего, — резко ответила она. — Мы действительно близкие родственники.

— Очень хорошо. Дело в том, что Марлин нужна помощь. Вы знаете, что она беременна?

Хилари нетерпеливо кивнула. Разумеется, она это знала.

— Так вот. Сейчас она живет в моем доме в горах. — Голос Коннера не изменился, но Хилари показалось, что в нем промелькнула нотка неудовольствия. Можно представить, как непросто живется этому холодному, собранному, подтянутому человеку в одном доме с легкомысленной и беспечной кузиной. — В последнее время Марлин кажется очень подавленной. Почему — не знаю. Может быть, ей одиноко. Мой бизнес отнимает немало времени, и большую часть дня она проводит в компании экономки. Очевидно, ей нужны друзья. А вы и ваша сестра, сколько я понимаю, заменили ей семью.

— Вот как?

Хилари встретила его холодный взор таким же ледяным взглядом. Черт побери, в его тоне не слышится ни капли сострадания к несчастной Марлин! Одна, где-то в глуши, наедине с воспоминаниями о погибшем муже, со страхом перед беременностью и материнством, таким естественным для юного возраста… Неудивительно, что она, по его выражению, «подавлена»!

Пусть Коннер не хотел этого брака — разве это причина, чтобы относиться к несчастной вдове брата с таким бессердечием, такой черствостью? А этот его намек, что у девочки нет семьи?! Господи, этот человек просто невыносим!

— А как насчет вас? — ледяным голосом спросила Хилари. — В конце концов, вы ее деверь!

Коннер только отмахнулся.

— Я не могу возиться с Марлин, пока не окончу дело с Драконовым Ручьем, — ответил он, затем, сообразив, что Хилари понятия не имеет ни о каком ручье, принялся объяснять: — Это туристический комплекс в Дымных горах, недалеко от моего дома. Моя компания собирается его приобрести: для нас это очень важно. Когда-то Драконов Ручей был нашим…

Он запнулся и умолк, поняв по лицу Хилари, как низко она ставит бизнес в сравнении с семейными проблемами.

— Кроме того, Марлин необходимо женское общество, — быстро переменил он тему. — Подруга, с которой можно откровенно поговорить.

— Я с удовольствием позвоню ей…

— Телефонный разговор, даже несколько разговоров здесь не помогут, — немедленно отозвался Коннер — очевидно, он уже думал об этом. — Нужно, чтобы кто-то был с ней рядом.

Хилари нахмурилась, не понимая, чего он хочет.

— Терри завтра уезжает в колледж, — нерешительно начала она. — Она не может…

— Нет, не Терри, — поспешно перебил Коннер. — Я говорю о вас.

— Обо мне? — воскликнула Хилари. Несколько человек оглянулись в ее сторону.

Коннер кивнул.

— Ей нужны вы, — произнес он так, словно это все объясняло.

Хилари сжала губы, взбешенная его тоном. Можно подумать, пиццу себе заказывает! Ему неважно, что он для нее человек чужой, что у нее свой дом, работа и куча обязанностей, что от Флориды до Северной Каролины пять сотен миль… Он так хочет, ему так удобно — значит, так и будет!

Это просто смешно, думала Хилари. Она непременно рассмеялась бы ему в лицо, если бы речь шла не о благополучии Марлин.

— Мисс Ферфакс, прошу вас!

Он обаятельно улыбнулся, и на щеках снова выступили ямочки. Хилари застыла, словно приросла к скамье. Час от часу не легче: теперь он решил испробовать на ней свои чары. Откуда Коннеру Сент-Джорджу знать, что у нее иммунитет к этому фальшивому обаянию, идущему не от чистого сердца и не от доброй души, — тому самому, что притягивает женщин, как наркотик, что разбило жизнь их матери и едва не погубило Терри!

Но Коннер не знал, что не все женщины из семейства Ферфакс склонны верить очаровательным проходимцам, и поэтому продолжал улыбаться.

— Марлин очень хочет с вами увидеться. К тому же вы как раз уходите в отпуск, верно? Горы в это время года просто чудесны. А как там прохладно — по ночам температура опускается до сорока по Фаренгейту! Там вы сможете отдохнуть от флоридской жары и духоты.

Хилари сдвинула брови. Откуда ему известно об отпуске? Ведь она собиралась работать без отдыха: в прошлом году из-за неприятностей с Терри она совсем забросила свое агентство по найму временных служащих. Скоро начинается полоса праздников — Хеллоуин, День Благодарения, Рождество. В такое время в агентствах по найму всегда горячая пора. Однако Хилари так устала от тревог за сестру, что решила дать себе передышку. Хотя бы на две недели. Но от кого узнал об этом пронырливый Коннер Сент-Джордж?

— От вашей секретарши, — мягко ответил он, словно читая ее мысли.

Хилари едва не застонала. Секретаршам не положено болтать о планах начальства; но, очевидно, девушка оказалась беззащитна перед чарами Коннера.

— Всего на пару недель, — продолжал он. — Я не могу проводить с Марлин много времени, а ей в самом деле нужна помощь. Мне кажется, у нее нервы не в порядке.

— Вот как? — фыркнула Хилари. Эта фраза, произнесенная все тем же равнодушно-небрежным тоном, разозлила ее еще сильнее. В недовольной складке его чувственных губ, в изломе темных бровей не угадывалось ни тревоги, ни сострадания — лишь раздражение и усталость. Для него беременная невестка — нежеланная обуза, и только.

Что греха таить, сама Хилари тоже порой теряла терпение, когда имела дело со взбалмошной кузиной. Но она держала свои чувства при себе, а с Марлин всегда была терпелива и ласкова. В конце концов, думала она, девочка видела в жизни немало горя и слишком мало любви.

— Мистер Сент-Джордж, не могли бы вы выражаться яснее? — попросила она, кладя ногу на ногу и одергивая юбку. Это был непроизвольный защитный жест, и Хилари тут же о нем пожалела. — Выражение «нервы не в порядке», — продолжала она, — передают ваше отношение к происходящему, но вовсе не то, что происходит с Марлин на самом деле.

— Вы так считаете? По-моему, я выразился вполне ясно. Хорошо, уточню. — Со скучающим видом он начал перечислять симптомы: — Она часто плачет. Почти не выходит из дому. Спит целыми днями напролет, а по ночам бродит по дому и жалуется на бессонницу. Кажется, принимает снотворное — один Бог знает, где она его берет. — Он сдвинул брови. — Мне это совсем не нравится. Она может повредить ребенку!

Хилари непроизвольно напряглась, чувствуя, как сердце сжимается от сострадания.

Детство кузины было не из легких. В одиннадцать лет она потеряла мать; суровый и властный отец не желал искать с дочерью общего языка, предпочитая действовать криком и запретами, а порой и колотушками. Марлин в ответ убегала из дому — не раз и не два, а целых шесть раз. В последний ей было уже семнадцать. Она добралась до Северной Каролины, там познакомилась с Томми Сент-Джорджем и выскочила за него замуж. Наконец-то в ее жизни наступила светлая полоса, но, увы, счастье продолжалось недолго…

— Она не больна? — встревоженно спросила Хилари. Возможно, за сухим перечнем симптомов кроется что-то похуже обычной, быстро проходящей депрессии?.. — Она не теряет в весе?

— Нет. Может быть, немного… не знаю. — Судя по всему, Коннер ни разу не задавался этим вопросом. Девушка снова ощутила приступ гнева. Неудивительно, что рядом с этим человеком Марлин несчастна!

— А может быть, стоило бы узнать, вы не думаете, мистер Сент-Джордж? Может быть, все, что ей нужно, — это немного внимания?

Коннер досадливо вздохнул.

— Послушайте, мисс Ферфакс, боюсь, что разглагольствованьем ей не поможешь. Дело зашло слишком далеко. Я же объяснил вам, что с ней творится…

— Во время беременности депрессия — обычное дело. Тем более при таких обстоятельствах: ведь она же недавно потеряла мужа, — спокойно и холодно ответила Хилари. На Марлин этому типу плевать, можно не сомневаться. Он просто хочет спихнуть на кого-нибудь надоевшие обязанности няньки и вернуться поскорее к своему любимому бизнесу. — Ведь Марлин — всего лишь очень молодая женщина, почти ребенок, растерянная и напуганная. Неужели вы не способны утешить ее и успокоить? Задача-то, кажется, несложная, нет причин впадать в панику и звать на помощь…

— Вы полагаете, нет причин для паники? — Вздохнув, он наклонился к ней, и девушка заметила, что глаза у него скорее голубые, чем серые. — А что вы скажете о…

В этот миг дверь зала заседаний распахнулась, и оттуда вылетела пунцовая, как мак, Терри с застывшим на хорошеньком юном личике выражением растерянности и стыда.

— Терри, милая! — Забыв о собеседнике, Хилари вскочила, и младшая сестра, рыдая, бросилась в ее объятия.

— Хилари, это был какой-то кошмар! — восклицала она сквозь слезы. — Они старались поймать меня на лжи, цеплялись к каждому слову и… и… — Дальше ничего нельзя было разобрать из-за бурных рыданий.

— Не надо, милая, все позади! — бормотала Хилари, гладя сестру по взъерошенной каштановой головке. Она встретилась глазами с Коннером. Тот стоял, молча и бесстрастно глядя на них. Нетрудно было догадаться, о чем он думает: вот еще одна истеричка, у которой «нервы не в порядке»! — Поговорим позже, — бросила она ему. Слова прозвучали резче, чем ей хотелось бы. Хилари знала, что не покинет кузину в беде, но упрямство не позволяло ей согласиться на предложение Коннера немедленно. Пусть побудет несколько часов в «подвешенном» состоянии. Не мешает ему для разнообразия побеспокоиться о ком-то еще, кроме своей драгоценной особы.

Коннер хотел что-то сказать, но она оборвала его:

— Позже, все позже. Мне нужно отвезти сестру домой.

Коннер снова превысил скорость. Когда цель поездки была ему не по душе, он словно стремился быстрее добраться до места, чтобы не передумать по дороге.

Заметив, что его «БМВ» мчится слишком быстро, Коннер перестал давить на педаль, и автомобиль замедлил ход. Что с ним происходит, черт возьми? Медленно, один за другим он разжал пальцы, стиснутые на руле. Расслабься, дружище. Никто тебя силком в капкан не тянет.

На соседнем сиденье лежал пиджак, один карман слегка оттопырился. Там пряталась маленькая, отделанная бархатом коробочка из ювелирного магазина. Коннер достал ее и взвесил в руке, пытаясь прикинуть последствия своего решения так же спокойно и деловито, как ювелир подсчитывает число каратов в бриллианте.

Но спокойствие не вернулось. Пальцы сжали коробочку, сминая ворсистый бархат, а боль в челюсти напомнила, что не стоит так стискивать зубы. Верно, никто его силком не тянет. Он сам, по доброй воле решил сделать предложение Тине Паттерсон. И без всякого принуждения купил кольцо.

Какого черта Тина поселилась так далеко от города? Теперь у него слишком много времени на раздумья. А ему надоело думать, прикидывать, взвешивать так и этак… Надоело прислушиваться к вкрадчивому голосу, который нашептывает на ухо: «Да ведь ты не любишь Тину и никогда не полюбишь!»

Он не ищет большой любви, да и плохо понимает, что это такое. Ему кажется, что дружбы, привязанности, уважения для создания семьи достаточно. Черт возьми, он просто одинок и хочет, чтобы рядом была живая душа! Чего тут непонятного?

Эта глухая тоска, которой Коннер не мог подобрать названия, преследовала его уже несколько лет, пока наконец едва не превратилась в физическую боль. Многоопытные приятели советовали лечиться сексом, но Коннер знал, что это лекарство не поможет. Короткие, ни к чему не обязывающие интрижки наскучили еще много лет назад. Он по горло сыт трагифарсом «легких отношений», сыт настолько, что даже не спит с Тиной, хоть и встречается с ней уже год.

Смерть Томми, а затем ошеломляющее известие, что Марлин беременна, помогли Коннеру понять, чего ему не хватает. Секс тут ни при чем, по крайней мере только секс. Ему нужна не любовница на одну ночь, а жена, семья, дом — настоящий дом, не похожий на апартаменты в роскошном отеле. Он хочет жениться — и поскорее. До того, как появится на свет ребенок Марлин.

Но чем больше думал Коннер о предстоящем браке с Тиной, тем сильнее стискивал зубы. Проклятое упрямство Хилари Ферфакс! Если бы она согласилась сразу, а не морочила ему голову целый час, так и не дав ответа! Тогда с неприятным делом было бы уже покончено. Что же такого наговорила ей Марлин, что Хилари смотрит на него, словно на злейшего врага? Напади он на нее в темном переулке — и то, кажется, она не отнеслась бы к нему с такой враждебностью!

Впрочем, удивляться тут нечему: невестка могла наговорить все что угодно. Ему ли не знать, какие дикие идеи приходят ей в голову? Может быть, так действует на нее беременность?

Ладно, Бог с ней, у него своих забот хватает. И все же, что делать с ребенком Томми? Роды ожидаются через два месяца, а он ни разу не говорил с Марлин о будущем. Пока что она готова хоть целый век сидеть на шее у богатого родственника, но рано или поздно захочет жить своим домом. И заберет ребенка с собой…

Нет! Только не это!..

Да, ситуация сложилась — хуже не придумаешь… Но он справится. Должен справиться. В конце концов, он потомственный бизнесмен и достаточно прожил на свете, чтобы знать: любую — или почти любую — проблему можно свести к долларам и центам. Особенно если ты богатый человек и имеешь дело с кем-нибудь вроде Марлин.

Но как мог Томми жениться на этой маленькой золотоискательнице? Как сумела испорченная уличная девчонка пробраться в семейство Сент-Джордж, очаровать младшего брата и захватить такую власть над старшим?

Марлин сознавала свою власть и умела ею пользоваться. Чертовски хорошо умела, надо сказать! Стоило ей заявить о беременности — и теплое местечко в богатом доме было обеспечено. Она купалась в деньгах, развлекалась как могла и не знала забот. А если он напоминал ей, что пора бы взяться за ум, будущая мамаша грозила сбежать и отдать малыша на усыновление. Вот такая милая девочка. «Почти ребенок», как же!

Ах, Томми, как ты мог!.. Но Томми не ответит, никогда не ответит. Он лежит на семейном кладбище Сент-Джорджей. От резкого поворота катер перевернулся, а спасательного жилета на нем не было…

Коннер тряхнул головой, пытаясь избавиться от невыносимых воспоминаний: до конца дней обречен он жить с чувством вины. Нет, хватит! Он не станет казнить себя еще и днем! Для этого довольно ночей…

Коннер снова бросил взгляд на бархатную коробочку. А что скажет Тина, когда узнает о его ночных кошмарах? Белокурая флоридская красавица привыкла обращаться с мужчинами, как искусный футболист — с мячом. Она мила и ласкова, но только с теми, кто соответствует всем пунктам ее стандарта. Пункт первый — претендент на ее внимание должен быть Настоящим Мужчиной. Пункт второй — он должен быть богат.

Что ж, с первым пунктом все в порядке. Осталось закончить дело с Драконовым Ручьем — и компания «Американский досуг» станет богата и могущественна, как в прежние времена. Коннер владеет десятками туристических комплексов по всей Северной Америке, в каждом курорте, достойном упоминания. Да, богатство для него не проблема.

Три месяца назад не было бы проблем и с первым пунктом. «Настоящий мужчина — это такой, которому сам черт не брат! — любил полушутя-полусерьезно говорить старик Сент-Джордж. — Ничего на свете не боится, в огонь и воду пойдет! А хныкать да распускать сопли — последнее дело, слабаков девушки не любят!»

И Коннер, в отличие от Томми, не разочаровал отца. В колледже он был капитаном футбольной команды, потом стал руководителем компании. Ему все удавалось. Никто не посмел бы назвать его слабаком. Он никого и ничего не боялся. До гибели Томми.

Коннер снова вдавил акселератор в пол. Окружающие и не подозревали, насколько он изменился. Днем, как прежде, бодр и уверен в себе, но по ночам… Коннер хмыкнул. Что скажет красавица Тина, когда узнает, что ее «крутой» муженек каждую ночь просыпается от собственного крика, весь в поту и по лицу его текут слезы?

Он горько рассмеялся. Тина почувствует себя одураченной — как будто ей продали «порше» с мотором от «форда» или любимое бриллиантовое ожерелье на поверку оказалось стеклянной подделкой. Она потребует деньги обратно, и богатый папа, души не чающий в дочке, устроит ей выгодный бракоразводный процесс.

Впрочем, возможно, даже этого не случится. Тина ненавидит скандалы. Она просто притворится, что никаких кошмаров нет. А чтобы муж не мешал ей спать своими криками, переберется в отдельную спальню… И по спине Коннера, несмотря на удушающую жару, прошел мороз.

«БМВ» сделал последний поворот. Впереди показался дом Паттерсонов — претенциозный особняк в средиземноморском стиле. Заходящее солнце освещало с полдюжины дорогих спортивных машин, сгрудившихся на стоянке. Снова гости. Тина любит гостей, пожалуй, еще больше, чем свой «порше». И, разумеется, больше, чем будет любить слабака мужа, который, как маленький, кричит и плачет во сне.

И вдруг перед глазами его, как живая, встала Хилари Ферфакс: она обнимала плачущую сестру, гладила по голове, шептала ей что-то ласковое. Тихий голос ее звучал как музыка, а нежные руки…

Внутри что-то болезненно сжалось, и Коннер отбросил видение прочь. Совсем он спятил, что ли? Хочет, чтобы и его погладили по головке? Забыл, с какой неприязнью смотрела на него мисс Ферфакс своими зелеными глазищами? Нет, от этой женщины он сострадания не дождется!

Разумеется, это не имело никакого отношения к Хилари Ферфакс. Просто Коннер вдруг понял, что не ступит на порог роскошного паттерсоновского мавзолея. Развернувшись так резко, что очки, пиджак и кольцо полетели на пол, он до предела вдавил акселератор и помчался обратно в город с такой скоростью, на какую только был способен его «БМВ».