И жизнь подскажет…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Коннер возвращался домой, в загородный особняк на Драконовом Ручье, штат Северная Каролина. И даже мысль о капризах невестки не портила радости от возвращения в родные места.

Всякий раз, покидая шумные города и поднимаясь в горы, Коннер испытывал что-то вроде просветления. Вот и теперь, когда над головой сомкнулся знакомый зелено-золотистый шатер с серебристыми прожилками ясеней и темной хвоей сосен, он впервые за несколько дней вздохнул полной грудью.

Возвращение было нелегким. Коннер много часов без отдыха вел машину. Ломило спину, и болели глаза. Свернув наконец на узкую аллею, ведущую к дому, он сбавил ход. На западе садилось солнце, окрашивая мир в оранжевый цвет и еще сильнее подчеркивая яркие краски осени. На востоке уже ласкали глаз мирные тона сумеречного неба.

Дымные горы — точнее, округ «Драконов Ручей» в Дымных горах — не он один считал красивейшим местом в мире. В любое время года, стоило лишь выйти за порог, перед глазами развертывалась многоцветная панорама гор и лесов. Красота природы никогда не надоедала Коннеру. Он с нетерпением ждал того дня, когда наконец сможет выкупить Драконов Ручей и получит возможность по-хозяйски любоваться прелестью окрестных мест.

Он нажал на кнопку, открывающую боковое окно, и в машину хлынул чистый и терпкий горный воздух. Затормозив, Коннер выключил мотор, откинул голову и несколько минут сидел неподвижно, глядя на далекие горы, тонущие в сгущающейся тьме, наслаждаясь их первозданной чистотой, чувствуя, как растворяются и уходят во тьму все его горести и заботы.

Господи, как же он устал! Проехал на машине пол-Америки, боясь оставить Марлин без присмотра хотя бы еще на день. «Боясь»? Это чуждое слово неприятно резануло его душу. Коннер не привык применять его к себе.

Вот почему он так устал. Страх иссушает душу.

Коннер не мог припомнить, чтобы страх когда-либо влиял на его поступки. До тех пор, пока дядя не продал Драконов Ручей, поставив под угрозу само существование компании, жизнь Коннера беспечно катилась по накатанной дороге, и впереди, казалось, ждали его только безоблачное счастье и неспешный подъем по бесконечной лестнице успеха.

Даже после неудачного вмешательства дяди в семейный бизнес Коннер не испытывал страха. Гнев, досаду, твердую решимость исправить положение — но не страх. Он не сомневался, что вернет «Американскому досугу» прежнее положение в мире туристического бизнеса. Борьба с конкурентами увлекала и захватывала его, словно бейсбол в студенческие годы. Даже в самых отчаянных ситуациях он был уверен, что выиграет, — и до сих пор всегда выигрывал!

Коннер заворочался, стараясь усмирить боль в спине. Но боль не уходила.

Ничего, с болью он справится. Это нетрудно. Трудно сладить со страхом и с проклятыми ночными кошмарами.

Коннер резко сел и распахнул дверцу. Почему, черт возьми, жизнь утеряла для него прелесть азартной игры? Что за выбоина обнаружилась в наезженной колее? Может быть, когда он выкупит Драконов Ручей… когда родится ребенок Томми…

Может быть, тогда прекратятся кошмары?

Порой Коннера тревожили надежды, возлагаемые им на рождение ребенка. Слишком он был практичен, чтобы верить в чудесное исцеление от жизненных горестей. Кроме того, упование на чудо неизбежно ставило его в зависимость от Марлин, от ее ребячливых, эгоистичных капризов и перепадов настроения.

Пора идти в дом. У Джейни, его экономки, сегодня выходной, а Марлин ненавидит одиночество. Будем надеяться, сказал себе Коннер, что она хотя бы не хнычет. Или — Боже упаси! — не дуется. Обидевшись на что-нибудь, невестка могла молчать несколько дней кряду, да с такими красноречивыми взглядами и вздохами, что, право, лучше бы скандалила во все горло!

Коннер вышел из машины и, подхватив портфель, зашагал к дому. От дыхания изо рта вырывались облачка пара, похожие на маленькие вопросительные знаки. Что ж, не все ли равно, хнычет она или дуется? Коннер привез хорошие вести.

Когда Хилари добралась до Драконова Ручья, солнце уже перевалило за полдень.

В субботу она отвезла Терри в студенческий городок в Гейнсвилле, где, вволю нацеловавшись, насмеявшись и наплакавшись, они наконец распрощались. Хилари нелегко было расставаться с сестренкой; обратный путь в Уинтер-Парк она проделала в угрюмом молчании.

Возможно, это и к лучшему, что ей пришлось уехать так спешно. Не осталось времени на нытье. А когда Хилари сошла с самолета в Эшвилле и увидела вдали зеленые, чуть тронутые алым и желтым цветом горы, на душе у нее сразу полегчало. Свежий горный воздух, так непохожий на душную жару Флориды, приятно холодил лицо и успокаивал нервы.

Хилари так давно не отдыхала, что успела забыть, какой целительный эффект оказывает перемена мест. Она взяла напрокат небольшую машину и пустилась в путь, следуя детальным указаниям Коннера. Проехав несколько миль, девушка свернула на частную дорогу, теряющуюся среди дубов и елей. Отсюда до дома Сент-Джорджей было миль семьдесят.

Машина, пыхтя, поднималась в гору; Хилари с интересом рассматривала столетние дубы и гранитные стены гор, сверкающие в лучах полуденного солнца. Кое-где из толщи камня пробивалась вода: то текла быстрым ручейком, то водопадом обрушивалась с обрыва, то вовсе исчезала между камнями. А один раз прямо перед ней вырос громадный куст наперстянки, не меньше трех футов в высоту, согнувшийся под тяжестью белых ягодных гроздьев. Дорога в этом месте делала крутой поворот, чтобы его обогнуть.

Наконец показался дом. Хилари не заметила его, пока не подъехала совсем близко, до такой степени он сливался с пейзажем. Вполне современный и, несомненно, стоивший больших денег, здесь, в лесной глуши, он казался волшебным и таинственным, словно обитель сказочных фей.

Возведенный из дерева местных пород, дом представлял собой причудливое нагромождение этажей, переплетающихся ярусов, башенок, балкончиков с резными перилами. Архитектор совершил невозможное — особняк весьма и весьма солидных размеров казался легким, почти невесомым.

Разглядывая дом, Хилари постепенно поняла, что он не просто велик — огромен. На всех трех этажах — или, может быть, их четыре? — она видела целые проемы из зеркального стекла. Окружающее отражалось в них столь живо и ярко, что, казалось, дом вбирает в себя величие окрестных лесов и безбрежную голубизну небес.

Не выходя из машины, Хилари полной грудью вдохнула воздух, полный покоя. Как хорошо, как правильно она сделала, что приехала сюда.

Но покой длился недолго.

Где-то в незримых глубинах дома хлопнула дверь. Хилари открыла глаза — и очень вовремя. На крыльцо выбежала Марлин. Лица ее Хилари не видела, но нетрудно было догадаться, что кузина в настоящей ярости.

— Я тебя ненавижу! — выкрикнула Марлин. — Тебе плевать на меня, плевать на ребенка! Ты думаешь только о себе! Я ненавижу тебя, Коннер Сент-Джордж!

Голос ее дрогнул и умолк; она сползла на пол, одной рукой цепляясь за перила, а другой закрывая лицо.

— Ненавижу тебя, — повторяла она сквозь слезы, — ненавижу!

Хилари выскочила из машины и помчалась к дому. Показавшийся на пороге Коннер увидел, как она заключает плачущую родственницу в объятия.

— Что происходит? — воскликнула она. — Что вы с ней сделали?

Гладя Марлин по белокурой голове, она ждала ответа, но Коннер молчал. Глаза их встретились. Ее взгляд — сердитый и встревоженный; его…

Странное слово пришло Хилари на ум, когда она окунулась в серо-голубые глубины его глаз, — опустошенность. Никогда еще она не встречала человека, к которому это слово так подходило бы, как к Коннеру Сент-Джорджу.

Рыдания Марлин наконец утихли; теперь она сидела на кровати у себя в спальне, уставившись в стену и нервно теребя одеяло. Несмотря на бурную сцену, ее шелковистые белокурые волосы не растрепались; Хилари заметила, что даже во время самых неистовых рыданий кузина не забывала поправлять прическу и отгонять надоедливую мошкару. Похоже, она не так уж убита горем, с легкой улыбкой подумала Хилари.

Марлин со вздохом откинулась на подушку и сложила руки на своем шестимесячном животе.

— Хилари, он настоящий садист. Я серьезно! Не дает мне ни цента из денег Томми. Как ты думаешь, почему? Да просто хочет, чтобы я помучилась!

Хилари, во время рыданий кузины сидевшая на краешке кровати, теперь переместилась в кресло.

— Марлин, милая, тебе не кажется, что ты малость преувеличиваешь?

Марлин снова вцепилась в одеяло.

— Нет, не кажется! Он хочет, чтобы я жила здесь как в тюрьме, на коленях умоляла о каждой мелочи! Чтобы помнила, что он меня и кормит, и одевает из милости!

Хилари обвела глазами просторную уютную спальню, по-видимому обставленную совсем недавно. Голубое сатиновое белье, занавески в цветочек, зеркало с подзеркальником, уставленным дорогой косметикой, — все это едва ли напоминало тюрьму. Да и сама кузина в красивом синем платье для беременных, явно из натурального шелка, совсем не выглядела бедной сироткой. Впрочем, деньги — не главное. Порой случается, что человек одной рукой одевает тебя в шелка и дарит дорогие духи, а другой вырывает сердце из груди. Таков был отец Хилари: он давал матери все, что можно купить за деньги, но отказывал в любви и внимании.

Устроившись поудобнее на горке подушек, Марлин продолжала свои жалобы:

— Он не выпускает меня из дому. А сам пропадает целыми днями! Коннер, понимаешь ли, хочет выкупить Драконов Ручей. У него только и разговоров, что об этом несчастном Ручье! То он с кем-то встречается по поводу Ручья, то часами говорит о нем по телефону, то, если очень повезет, объясняет мне, какой замечательный этот комплекс и почему его надо выкупить! Можно подумать, мне интересно это знать! Вообще не понимаю, у его фирмы миллион туристических комплексов, а он почему-то свихнулся на этом! Здесь красиво, согласна, но… — Она подняла на Хилари огромные, полные слез глаза. — Понимаешь, Хилари, я для него ничем не лучше племенной кобылы! Он не видит во мне человека! Ему наплевать, как я себя чувствую, важно только, как там младенец. Ему неважно, что я вдова Томми, — главное, чтобы продолжился род Сент-Джорджей. — Голос ее снова задрожал. — Если с ребенком что-то случится, вот увидишь, я не успею и глазом моргнуть, как окажусь на улице…

Хилари решила, что пора прервать этот поток мелодраматических излияний.

— Дорогая, не говори таких вещей. С ребенком ничего не случится — это во-первых. А во-вторых, каковы бы ни были его мотивы — чувство долга или…

— Или садизм, — угрюмо вставила Марлин.

— Или что-нибудь еще, по крайней мере он готов заботиться о тебе до рождения ребенка. Важно именно это, согласна?

— Ну, может быть, — неуверенно протянула кузина. — А что будет дальше?

На этот вопрос у Хилари ответа не было. Она и сама себя спрашивала — что же дальше? Неужели Коннер воображает, что они уживутся здесь втроем — он, невестка и ребенок? Или надеется играть роль богатого дядюшки — помогать Марлин деньгами, а племянника или племянницу навещать по большим праздникам?

— Я не удивлюсь, — с горечью заметила Марлин, — если он попытается от меня откупиться. Потребует, чтобы я продала ему ребенка.

Хилари потрясенно уставилась на нее.

— О чем ты говоришь, опомнись! Это просто смешно!

— Ты так думаешь? — прищурилась Марлин. — А по-моему, нет. Интересно только, сколько он предложит? — Она вздохнула. — Но в любом случае это же деньги Томми, верно? Почему же Коннер цедит их по доллару в день? Мог бы обходиться со мной и повежливее, у меня, в конце концов, тоже есть свои права…

Хилари подавила стон. Она приехала всего час назад — и уже готова потерять терпение! Но показывать раздражение нельзя, этим делу не поможешь.

И потом, ситуация и вправду странная. Как вдова Томми Сент-Джорджа, Марлин должна была унаследовать все его состояние. И где же ее деньги?

— Твоя главная задача сейчас — готовиться к родам. — Чтобы рассеять взвинченную атмосферу, Хилари взяла со стола руководство для будущих мам и начала неторопливо листать его. — Когда тебе рожать?

Но Марлин не желала успокаиваться. Она вскочила и, подойдя к окну, уставилась на горы мрачно, словно узник, смотрящий на мир сквозь решетку своей тюрьмы. Что делать дальше? Хилари отложила книгу и тоже подошла к окну.

— Доктор сказал, когда тебе рожать?

— Десятого декабря, — выдавила из себя Марлин.

Вот и ответ на мой вопрос, сказала себе Хилари. По крайней мере один из возможных ответов. Томми Сент-Джордж и Марлин поженились за три месяца до трагической гибели Томми, произошедшей в июле. Три плюс три плюс два, остающиеся до десятого декабря, — всего получается восемь месяцев. Выходит, Томми и Марлин зачали ребенка до свадьбы.

В наш просвещенный век, казалось бы, горевать не о чем; однако по опыту Хилари знала, что молодые люди нередко относятся к таким вещам с излишней серьезностью. «И только-то?» — мысленно воскликнула она, однако не позволила себе даже улыбнуться. Вместо этого она обняла кузину и ласково похлопала по плечу.

— Отлично, — твердо сказала она. — Хватит времени, чтобы походить по магазинам и купить для малыша все необходимое.

Но Марлин не откликнулась на ее ободрение.

— Я не могу ходить по магазинам, — капризно, со слезами в голосе ответила она. — Разве ты забыла? Его величество не дает мне ни цента! Наверно, хочет, чтобы я заворачивала его племянника или племянницу в кухонные тряпки!

— Я с ним поговорю, — пообещала Хилари, стараясь не показывать, как мало привлекает ее перспектива подобной беседы. — Вдвоем мы заставим его раскошелиться!

Как только кузина прилегла вздремнуть, Хилари тихо вышла из комнаты, радуясь возможности осмотреть дом. С чемоданом в руке она переходила из одной светлой просторной комнаты в другую, и удивление ее все росло. Ни хрома, ни стали, ни стекла. Никаких атрибутов холостяцкой обители, какие она ожидала увидеть. Мебель была по большей части деревянной; диваны и мягкие кресла создавали ощущение комфорта и уюта. Вьющиеся растения по углам вкупе с огромными окнами напоминали о раскинувшихся за окнами лесах. В гостиной весело потрескивал камин, и Хилари вдруг захотелось взять из встроенного шкафа книгу и свернуться калачиком вон в том уютном зеленом кресле.

Но сперва надо найти свою комнату. Ярусы дома соединялись между собой лесенками, помещения вклинивались друг в друга, коридоры переплетались.

Марлин сказала, что ей отведена комната на третьем этаже, в задней части дома. Хилари легко нашла ее. Она была не так велика, как комната кузины, но тоже изящно и дорого обставлена.

Хилари поставила чемодан на тумбочку и направилась прямиком в ванную. Она собиралась смыть с себя дорожную пыль и переодеться в чистое. Проходя мимо окна, обрамленного фигурной рамой, девушка бросила взгляд вниз, на балкон, прямо под которым весело журчал ручей. По сердцу заскребли кошки, но она подавила непрошеное чувство вины.

Прекрасные места. Прекрасный дом. И королевская ванная! Хилари присела на край мраморной ванны, одной рукой расстегивая жакет, другой открывая воду.

Состояние Марлин оказалось не столь серьезным, как она опасалась. Приходится признать, хотя и без охоты, что Коннер был прав: кузина угрожала самоубийством, только чтобы выманить ее сюда. А значит, сказала себе Хилари, глядя, как ванна наполняется водой, и вдыхая аромат мыльной пены, не грех немного насладиться отдыхом.

Тихо, почти крадучись, Коннер вошел в неосвещенный дом. Больше всего на свете хотелось ему сейчас избежать столкновения с Марлин! Деловая встреча прошла как нельзя хуже, вечер выдался утомительный, и силы его на исходе. Очередной домашней сцены он просто не выдержит.

Коннер налил себе виски, поворошил янтарные угли в камине, чтобы загасить их на ночь, и поднялся по темной лестнице к себе в кабинет. Было уже довольно поздно, однако спать не хотелось. Все равно не уснуть. Особенно после этого проклятого разговора.

Как, черт побери, нынешние владельцы узнали, что предложение купить Драконов Ручей исходит именно от него? Коннер опрокинул виски себе в рот и налил еще стакан. Узнать бы, кто проболтался, — башку бы оторвал! Едва хозяева Драконова Ручья пронюхали, кто хочет заключить с ними сделку, тут же повысили цену вдвое!

Им известно, что для Коннера Сент-Джорджа покупка Драконова Ручья — не просто сделка. Им известно, что он готов отдать все, лишь бы вернуть семейное достояние.

Выпивка не помогала расслабиться. Коннер оттолкнул стакан с такой силой, что виски выплеснулось. И что теперь — отказаться от сделки? Первое правило бизнесмена — «Не увлекайся». В деловом мире нет места для гнева, злобы, сентиментальности и тому подобной эмоциональной чепухи. «Деньги делаются головой, а не сердцем» — таков был девиз его отца. Не одну сотню раз слышал эту фразу Коннер, и смертный грех дяди состоял в том, что он не смог противиться велениям сердца.

Коннер знал, что должен отступить. Нынешние владельцы Драконова Ручья считают, что он на крючке, и сделают все, чтобы слопать его вместе с деньгами Сент-Джорджей. Умная рыба соскакивает с крючка, глупая — бьется и мечется, заглатывая его все глубже…

Черт возьми! Не иначе, Марлин снова включила отопление! Дышать невозможно! Он сорвал с себя галстук, сбросил пиджак и открыл балконную дверь. Холодный ветер ударил в лицо и вмиг отрезвил, хоть до этой секунды Коннер и не замечал, что пьян. Сколько же он выпил на деловом ужине? Не помнит. Значит, слишком много.

Он вышел на балкон; ветер набросился на него, растрепал волосы, начал рвать рубашку с плеч. В лицо ударили ледяные струйки дождя.

— Мистер Сент-Джордж!

Сперва Коннер не понял, откуда доносится голос. Наконец ему удалось разглядеть в полумраке — Хилари Ферфакс стояла на своем балконе, всего в каких-нибудь восьми футах, немного повыше его. Выбирая для нее комнату, Коннер не подумал о том, как близко окажется гостья от его собственного кабинета и спальни.

Девушка наклонилась над перилами; длинные распущенные волосы рассыпались по плечам. В ночной рубашке из мягкой ткани, с высоким воротом, длинными рукавами и подолом ниже колен она походила на какую-то шекспировскую героиню.

— Мистер Сент-Джордж!

Хилари повернула голову, и свет, падающий из ее комнаты, осветил нежный профиль — мягкий абрис щеки, темную впадину глаза и уголок рта. Губы казались припухшими, словно она плакала… или целовалась.

Целую вечность Коннер, словно новый Ромео, стоял на своем балконе и не отрывал от нее глаз, прислушиваясь к неожиданной (хоть и хорошо знакомой) реакции своего тела. Внезапное возбуждение удивило и разозлило его. В чем дело? Неужели год воздержания довел его до такого состояния, что он, словно подросток, заводится от вида первой встречной с пухлыми губками?

К тому же он ей даже не нравится. Коннер хорошо помнил, каким суровым, осуждающим взглядом смотрели на него зеленые глаза Хилари. «Что вы с ней сделали?» — спросила она, ни на секунду не усомнившись, что во всем виноват он и только он. Они знакомы всего два дня, а в ее глазах он уже превратился в негодяя!

Что ж, отлично. Он готов смириться, если это поможет невестке. Пусть Хилари Ферфакс его ненавидит. Эка важность! Не собирается же он, в самом деле, крутить с ней роман? Да нет, это просто смешно!

Однако упрямое тело отказывалось прислушиваться к доводам разума, и от этого внутреннее смятение Коннера только увеличивалось. Он поднял на Хилари тяжелый взгляд.

— Вам не кажется, что можно называть друг друга по именам? Мы собираемся жить в одном доме, а все эти формальности, согласитесь, утомительны.

Коннер мысленно поздравил себя с тем, что голос его звучит холодно и спокойно. По крайней мере она не догадается, какой жар сжигает его изнутри.

— Хорошо. — Хилари выпрямилась, и прядь волос упала ей на лицо. — Коннер, я рада, что вы еще не спите.

Он едва не рассмеялся в ответ на это невинное замечание. В последнее время он не ложился раньше двух, а засыпал и того позже.

— Вот как? — с иронией в голосе спросил он. — Почему же?

— Я надеялась поговорить с вами.

Коннер демонстративно взглянул на часы, хоть в темноте и не мог разглядеть время.

— Сейчас?!

Хилари кивнула, и блики света заплясали на ее медных волосах.

— Если вам не трудно, — вежливо добавила она. — Если вы не слишком устали. Мне кажется, лучше нам поговорить, пока Марлин спит.

— Хорошо. — Он пожал плечами. — У меня в кабинете, идет?

Она снова кивнула.

— Хотите, я поднимусь и провожу вас вниз?

Хилари покачала головой, и луч света скользнул по ее лицу.

— Я найду дорогу, — ответила она и исчезла в комнате.

Коннер почти обрадовался этому резкому отказу. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Быть может, чертов холод, щиплющий кожу, обострил его восприятие и заставил так остро ощущать ее присутствие? Он вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.

Надо бы еще выпить. Спиртное притупляет ощущения. Именно это ему сейчас и нужно.