И жизнь подскажет…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Едва увидев его, Хилари пожалела, что не стала ждать до утра. Коннер выглядел усталым и раздраженным. Галстук криво болтался на шее, словно хозяин в гневе пытался сорвать его с себя, но не довел дело до конца. Белая рубашка измята, рукава засучены, обнажая мускулистые, покрытые темными волосами руки.

Хуже того — в полумраке балкона Хилари не заметила, что он пьян. И, судя по мрачному взгляду, спиртное не улучшило его настроения. Скорее наоборот. Да, не самый подходящий момент выбрала она, но отступать было поздно.

Он даже не встал при ее появлении — просто ткнул рукой со стаканом в сторону стула, приглашая сесть.

— Разговор будет о Марлин, насколько я понимаю?

— Да. — Хилари села в кресло с прямой спинкой, стоящее возле стола. Ей было неуютно; чувствовала она себя так, словно пришла просить об одолжении. Очевидно, на это и рассчитывал Коннер. — Да, разумеется.

— Разумеется. — С тяжелым вздохом он заворочался в кресле; затем поставил стакан на стол и, казалось, тут же забыл о нем. — Вам удалось с ней поговорить?

Хилари кивнула.

— Мы провели вместе весь вечер. Естественно, поговорили.

— Не так уж это естественно. — Он вспомнил о своем стакане и, поморщившись, опрокинул себе в рот остатки виски. — Со мной Марлин может часами сидеть в одной комнате, не вымолвив ни одного слова. Да, обливать человека презрением — это она умеет! Кажется, ее личный рекорд — четыре часа.

Хилари не знала, что ответить. Она заерзала в жестком кресле, вдруг почувствовав, что комната промерзла насквозь. Должно быть, Коннер долго стоял на балконе, не закрывая двери. Хилари украдкой потерла замерзшие руки.

И тон его, мягко говоря, теплым не назовешь. Чего он хочет? Извинений за поведение Марлин? Не дождется! Пока что трудно сказать, кто из них виноват в этих взаимных обидах.

— Думаю, это неприятно вам обоим, — заговорила она, стараясь найти компромисс. — Должно быть, в такие минуты оба вы чувствуете себя одинокими.

Коннер поставил стакан.

— Так оно и есть. — Положив ногу на ногу, он откинулся в кожаном кресле, слегка заскрипевшем под его весом. — Но я привык к гостиничной жизни, — продолжал он с невеселой улыбкой. Ямочки на его щеках мелькнули и тут же пропали. — Привык жить с чужими людьми, которых не знаю, которые мне несимпатичны и с которыми я даже не разговариваю.

Разговор не длился и пяти минут, а Хилари уже второй раз терялась в поисках ответа. Какой реакции он ждет? Угрюмое замечание, произнесенное спокойным, холодным тоном, не оставляло места для сострадания.

— Итак? — Он развязал галстук и с легким шелестом стянул его с шеи. — Как прошла ваша встреча? Думаю, она успела перечислить вам все мои прегрешения?

— Не все. — Хилари устала ходить на цыпочках по минному полю. Чтобы помочь кузине, придется схватиться с Коннером. Пусть ему удалось запугать невестку, но на этот раз он поймет, что имеет дело не с взбалмошной девятнадцатилетней девчонкой! — Она перечисляла их по алфавиту и дошла только до буквы В!

Приподняв брови, он бросил галстук на стол; тот лег между ними, словно свернувшаяся в кольцо змея. Серо-голубые глаза смотрели на Хилари с изумлением и нескрываемым интересом. Должно быть, Коннер понял, что он ее недооценивал. Выпрямившись в кресле, Хилари ответила ему смелым взглядом, но его испытующие глаза поколебали ее решимость, и она задумалась, не слишком ли далеко зашла.

— Буква В… — задумчиво произнес он, вертя в руках галстук. — Дайте сообразить… вряд ли она назвала меня восхитительным.

В его негромком голосе Хилари услышала улыбку, и у нее отлегло от сердца. Она откинулась на спинку кресла и с облегчением вздохнула.

— Да, пожалуй, нет.

— Или великолепным?

Хилари помотала головой.

— Хм… может быть, слишком волевым?

— Да, — Хилари подавила улыбку. — Начала с этого.

Коннер склонил голову набок.

— Высокомерным?

— Было и такое. — Хотя Хилари и старалась не думать о том, как он выглядит, но не могла не заметить, что глаза его, отражающие свет лампы, приобрели какой-то дымчатый оттенок.

— Врагом рода человеческого, гадким, грязны м и гнусным … или нет, это уже следующая буква.

По сторонам чувственного рта снова заиграли ямочки, такие глубокие, что в них можно было вложить палец. Должно быть, подобное искушение возникало у всех женщин, с которыми он встречался… Хилари была уверена в себе, но на всякий случай сунула руки в карманы.

— Я бы не стала заходить так далеко, — заметила она, улыбаясь не столько Коннеру, сколько собственным мыслям. — Враг, может быть, даже гадкий, согласна, но вовсе не гнусный!

Коннер, разумеется, играл в обычную мужскую игру. Он знал, что даже в самом сильном гневе Марлин не сочтет его «гнусным». Да и какая женщина решилась бы применить к нему такое грубое слово? И как, интересно, ему удается улыбаться одними глазами? Боже, до чего же он красив! Возмутительно, волнующе красив. Вот еще пара слов на букву В, вполне ему подходящих, — возмутительный и волнующий.

В этот миг включилась отопительная система. Теплый ветер растрепал волосы девушки, бросил их на лицо. Взгляд Коннера скользнул к ее влажным приоткрытым губам и замер там, словно завороженный. Дрожащими пальцами Хилари поспешно убрала волосы. Лицо ее запылало — должно быть, оттого, что в кабинете стало слишком жарко.

Хилари плотно сжала губы. В конце концов, это просто смешно! Она здесь не затем, чтобы обмениваться с Коннером Сент-Джорджем страстными взглядами. Их беседа приобрела непозволительно игривый характер, пора вернуться к делу. Не хватало еще, чтобы он вообразил, будто она с ним заигрывает!

— Мне кажется, сейчас девочка очень подавлена, — заговорила она деловым тоном, стараясь прогнать с лица краску. — Для такого свободолюбивого существа, как Марлин, очень тяжела зависимость от другого — пусть даже у него самые лучшие намерения.

— Подавлена? Чем? — Ямочки на щеках пропали, и из голоса исчезло веселье. — Или, может быть, правильнее спросить — кем?

— Обстоятельствами. — Хилари не хотела признаваться себе, как расстроила ее перемена тона. Может быть, Коннер тоже почувствовал, что разговор уходит в сторону. Или просто не любит критики в свой адрес. — Зависеть от милости почти чужого человека очень тяжело. Марлин чувствует себя… — она запнулась, подыскивая нужное слово, — чувствует себя втоптанной в грязь.

Глаза Коннера сузились, превратившись в слитки ледяного серебра. Он встал и, повернувшись к бару, наполнил опустевший стакан.

— Еще одно слово на букву В, — заговорил он, стоя к ней спиной. — Втоптанная в грязь. И на спине у нее, очевидно, отпечатки моих сапог?

— Не знаю, что у нее на спине, — ответила Хилари, стараясь говорить спокойно, — но, может быть, если бы вы давали ей немного больше свободы, она…

— Свободы? — Он развернулся, сжав в руке стакан. Костяшки пальцев побелели; казалось, еще секунда — и стакан треснет в руке. — Хилари, я разочарован. Что вы ходите вокруг да около? Почему бы вам не набраться храбрости и не сказать прямо? Свобода вашей кузине не нужна. Ей нужны деньги.

Хилари уже открыла рот, чтобы возразить, но Коннер не дал ей вставить ни слова.

— И не пытайтесь отрицать! Деньги — вот все, что ей нужно!

— Неправда! — отозвалась Хилари, из последних сил пытаясь сохранить спокойствие.

— Вот как? — Он поставил стакан и скептически поднял брови. — Разве она не послала вас ко мне просить денег?

— Да, но…

Коннер презрительно фыркнул, и девушка замолкла. Воцарилось молчание.

Но Хилари так легко не сдавалась.

— Нет. Она меня не посылала. Я сама решила поговорить с вами…

Кажется, он ее не слушал. Уставился в стакан с таким видом, словно в янтарной глубине его скрывались тайны Вселенной.

— Коннер, — начала она подчеркнуто спокойно, хотя и чувствовала, что еще минута — и сорвется на крик. Нет, она должна справиться с собой. Ради кузины. — Марлин хочет того же, что и все молодые матери. Ей нужны деньги, чтобы покупать необходимые вещи и игрушки для будущего малыша. Для женщины это такое волнующее время…

Коннер поднял глаза.

— Ерунда, — устало сказал он, и впервые за вечер Хилари услышала, как дрогнул его голос. — Марлин вышла за Томми ради денег, а теперь никак не может понять, что бесплатная кормежка окончена.

Бесплатная кормежка? У Хилари перехватило дыхание.

— Довольно! — Глубоко оскорбленная, она вскочила, едва не опрокинув кресло. — Прекратите обливать грязью мою кузину! Вы пьяны как свинья, иначе не решились бы произнести вслух такую гнусность!

Коннер раздвинул губы в улыбке, но ямочки на щеках не появлялись.

— Ну вот мы и дошли до слова «гнусный». — Он смотрел на нее, вызывающе вздернув подбородок. Лицо его, искаженное густой тенью, сейчас казалось незнакомым. — Думаю, вы правы — в трезвом виде я бы промолчал. Но правда, даже затаенная, остается правдой. — Он уронил голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Бедняга Томми! Он был легкой добычей. — Коннер говорил как будто сам с собой, зажмурившись так крепко, что на висках натянулась кожа. — Несчастный, глупый мальчишка.

Хилари почувствовала, что сейчас закричит. Сжала руки в кулаки и сунула их в карманы.

— Хорошо, предположим, что Марлин вышла за вашего брата из-за денег. И где эти деньги? Где все, что она унаследовала?

Коннер открыл глаза, и на секунду Хилари показалось, что они влажны от слез. Но должно быть, игра света сыграла с ней злую шутку: в его голосе не слышалось и следа раскаяния или печали.

— Слава Богу, она не унаследовала ничего. У Томми не было своих денег. Отец оставил все мне, приказав заботиться о младшем брате. И хотите знать, почему? — с вызовом спросил он.

— Почему же?

— Потому что отец знал, что мир полон женщин, подобных вашей кузине. Жадных. Тщеславных. Безжалостных. Женщин, готовых выйти за человека из-за денег, а потом терзать и мучить его всю оставшуюся жизнь.

Хилари отшатнулась, словно от удара. Бледное лицо Коннера расплывалось перед ее затуманенным взором, но она не отводила глаз, глядя на противника с таким ужасом, словно он направил на нее пистолет. Душой ее владела одна мысль — бежать отсюда, выбраться из этого проклятого кабинета!

На пороге Хилари остановилась.

— Если вы действительно так думаете, — заговорила она, с отвращением чувствуя, как дрожит голос, — почему же вы не выставили Марлин за дверь?

Коннер рассмеялся коротким злым смешком.

— Неужели непонятно? У Марлин на руках козырной туз. Ей прекрасно известно, что, как бы она себя ни вела, я не соглашусь потерять ребенка. Ведь младенец, которого она носит, — это, может быть… заметьте, только может быть… единственное, что осталось от моего брата.

«Может быть»? Что он хочет сказать? Хилари схватилась за дверную ручку, у нее вдруг закружилась голова.

Коннер кивнул, барабаня пальцами по стенке стакана.

— А может быть, и нет. Может быть, козырной туз на деле окажется джокером, — произнес он задумчиво, словно разговаривал сам с собой. — Что ж, поживем — увидим.

Хилари не верила своим ушам. Нелепые ужасные обвинения и холодный, скучающий тон, каким они произносились, наводили на нее ужас. Бедная Марлин! Пройти через столько испытаний, чтобы в конце концов оказаться в руках этого бессердечного, бесчувственного…

— Вы хотите сказать, — начала она, сама не узнавая своего голоса, — что Марлин беременна не от вашего брата?

Коннер поднял удивленные глаза, словно только сейчас вспомнил о ее присутствии. Глаза у него покраснели, веки отяжелели и набрякли.

— А вы уверены, что это не так?

— Разумеется! — горячо ответила Хилари. — Марлин любила Томми. Она была его женой. Она… — Хилари запнулась, не найдя, что еще сказать. Подобный вопрос ей никогда раньше не приходил в голову. Это невозможно, просто немыслимо! — Я уверена в этом, — закончила она наконец, — потому что знаю Марлин.

Она ждала ответа, но Коннер молчал, глядя куда-то в сторону, молчал так долго, что ей стало не по себе. Во взгляде его не было ни гнева, ни скорби, ни даже тоски — только опустошенность. Глухое, беспросветное отчаяние.

Хилари знала, что означает такой взгляд. Так смотрела на нее Терри в больнице, куда ее доставили после неудачной попытки самоубийства. Мертвые глаза. И спокойный, ровный, тихий голос. Для Терри этот ужас позади. Она смогла побороть отчаяние и начала жизнь заново. Но Коннер… Что с ним? И что общего между тридцатитрехлетним преуспевающим бизнесменом и девочкой с разбитым сердцем?

Но в следующую секунду Коннер закрыл глаза, ревниво охраняя невысказанные тайны своей души.

— Может быть, вы и правы, — вот и все, что услышала Хилари. — Надеюсь и молю Бога, чтобы вы оказались правы.

На следующее утро, спустившись в столовую, Хилари была немало удивлена, встретив там кузину. Марлин всегда была «совой», предпочитая развлекаться до поздней ночи, а потом клевать носом весь день; раньше полудня она обычно не поднималась.

Хилари протерла глаза, чтобы проверить, не мерещится ли ей, затем снова взглянула на часы. Нет, часы идут. Всего девять утра, а Марлин уже на ногах, в нежном бледно-розовом платье, с длинной розовой лентой, вплетенной в расчесанные до блеска волосы. Стоит у окна, жует бутерброд и напевает себе под нос какой-то веселый мотивчик.

— Похоже, не перевелись чудеса на свете! — Хилари налила себе кофе из серебряного кофейника, подошла к окну и шутливо дернула Марлин за белокурый хвостик. — Еще и десяти нет, а ты уже на ногах!

Марлин широко улыбнулась; Хилари заметила, что кузина, несмотря на ранний час, тщательно и аккуратно накрашена.

— Ага, — весело ответила она. — Классное сегодня утро, правда? Смотри, какая красота!

Хилари скептически подняла брови. Марлин была не из любителей природы, а сегодняшнее утро мало кому могло прийтись по вкусу.

Всю ночь за окном бушевал ветер, не давая Хилари заснуть и заставляя вновь и вновь прокручивать в памяти отвратительный разговор с Коннером. Наутро, когда она подошла к окну, ветер уже стихал, зато все небо заволокли тяжелые мглистые тучи. Красно-желтые листья кружились в воздухе, пригоршнями стучали в стекло и падали на влажную землю.

Красиво? Может быть, но не для Марлин.

— С каких это пор ты, фанатка загара, полюбила пасмурные дни?

Марлин улыбнулась еще шире, и голубые глаза ее радостно блеснули.

— С сегодняшнего! Смотри! — С этими словами она выудила из кармана какую-то желтоватую бумажку. — От такого подарка посветлеет и самый пасмурный день!

Хилари отставила кофе и потянулась за бумагой, которой кузина триумфально потрясала у самого ее лица. Чек. И, судя по сияющим глазам Марлин, на серьезную сумму.

— Постой! — Хилари поймала Марлин за руку и взяла у нее чек. Глаза ее расширились, когда она прочла сумму, а вслед за ней — крупную четкую подпись Коннера Сент-Джорджа. Да, щедрый подарок. Более чем щедрый.

После всего сказанного прошлой ночью Хилари могла ожидать чего угодно, только не этого! Что означает такой резкий поворот?

— Так что пусть льет дождь! — весело заметила Марлин. — Он не помешает нам ходить по лучшим магазинам в городе! — Она спрятала чек обратно и с торжествующим видом похлопала себя по карману. — Итак? — обратилась она к Хилари. — Вперед, за покупками!

Но Хилари не двигалась с места.

— Что он сказал? — медленно спросила она, пытаясь разгадать мотивы внезапной щедрости Коннера.

— Кто? — переспросила кузина, останавливаясь перед зеркалом и поправляя прическу.

— Коннер, — спокойно ответила Хилари, радуясь, что может не встречаться с кузиной глазами. Она не хотела, чтобы Марлин заметила ее удивление. И тем более кузине не следовало знать или хотя бы подозревать, какие мерзости вчера говорил о ней Коннер. Она отпила глоток кофе и подняла глаза. — Что сказал Коннер, когда дал тебе чек?

Марлин провела пальцем по губе, смазывая лишнюю помаду.

— Ничего. — Другой рукой она разгладила брови, укладывая их двумя идеально ровными ниточками. — Я его вообще не видела. Проснулась, вышла, а чек лежит на столе в прихожей. Чек и записка: «Для ребенка» — и больше ничего.

«Для ребенка». Хилари сглотнула, чувствуя, как горький кофе встает комом в горле. Он выписал чек на огромную сумму, чтобы невестка купила вещи для малыша. Для малыша, который — «может быть, только может быть» — будет единственным, что останется на земле от Томми Сент-Джорджа.

Однако, поразмыслив, Хилари воспрянула духом. Очевидно, таким путем Коннер признал несправедливость своих обвинений. Не мог же он, в самом деле, и вправду так думать! Нет, Хилари не верила, что Коннер подозревает Марлин в обмане. Он просто был пьян, увлекся, позволил раздражению взять верх над разумом…

Она сама удивлялась тому, с какой охотой готова его простить. Может быть, ее разжалобил его усталый и несчастный вид? Даже ненавидя его, Хилари не переставала помнить, что Коннер — не просто холодный, бездушный тип. Он несчастен, это очевидно. Страшно несчастен.

— Пойдем скорее! — торопила ее Марлин. — Пока чек не прожег дыру у меня в кармане!

Хилари тряхнула головой, прогоняя навязчивые мысли. Коннер ясно дал понять, что едва терпит ее присутствие. Трудно ожидать, что он пустит ее в свою душу.

А значит, и думать о нем нечего. Главное, что Марлин довольна. Хилари боялась, что ей придется дни и ночи напролет утешать капризного подростка, а вместо этого видела перед собой радостную молодую женщину, прелестную и довольную жизнью, какой и должна быть молодая мать.

Хилари приехала в Северную Каролину, чтобы сделать кузину счастливой. Это ее единственная задача.

А с преследующими его драконами Коннер Сент-Джордж пусть разбирается сам!

Беседа с подчиненными не принесла результатов.

Устав от болтовни, Коннер поднялся со своего места у камина в гостиной и подошел к окну. За спиной у него вице-президент Джо Бредли и адвокат Гил Лансфорд продолжали препираться из-за какой-то ерунды. Кажется, они и не заметили, что босс их больше не слушает.

Коннер видел их отражения в оконном стекле — ни дать ни взять бойцовые петухи! Помоги ему Господь, а ведь это лучшие из его помощников! Почему он до сих пор не замечал их утомительной тупости и отвратительного самодовольства?

Впрочем, Коннер понимал, что несправедлив к своим помощникам. Он сам пригласил их к себе домой и произнес целую речь, вызвавшую у них такую бурную реакцию. Он дал им час на то, чтобы разработать план поисков предателя, выдавшего ценную информацию владельцам Драконова Ручья, и решить, как спасти сделку. Вместо этого они сначала подавленно молчали, а затем затеяли этот дурацкий спор.

Коннер вздохнул, внезапно вспомнив о Хилари и Марлин. Где-то они сейчас? Неужели все еще ходят по магазинам? Пора бы им уже вернуться. Может быть, сейчас они обедают в каком-нибудь ресторанчике, потягивая кофе, придумывают имя будущему ребенку, заранее выбирают для него колледж и профессию… Марлин такое времяпрепровождение должно нравиться, и Коннер инстинктивно чувствовал, что Хилари станет для нее хорошей собеседницей. Такой уж она человек — настоящий ангел-хранитель.

Но за окном быстро темнело, а горные дороги опасны для водителя, привыкшего к равнинам Флориды. Коннер не отрывал глаз от дороги, высматривая, не покажутся ли на повороте фары автомобиля.

Спор за спиной не стихал, и Коннер взглянул на часы. Почти девять. Прошел час, а он так и не услышал ни одного дельного слова. Джо, словно проповедник с кафедры, сетовал на упадок лояльности среди работников корпорации; Гил из своего угла перебивал его, строя планы на песке.

Коннер вдруг заметил, что за спиной стало тихо. Он обернулся и обнаружил, что Джо и Гил, привстав с мест, с улыбками на вмиг просиявших физиономиях здороваются с вошедшими дамами.

Гил первым подскочил к Марлин и взял у нее сумки.

— Позвольте мне… садитесь, пожалуйста…

Марлин мило улыбнулась в ответ. Давно уже Коннер не видел ее в хорошем настроении, и благодарить за это, без сомнения, следует Хилари, которая нянчилась с ней весь день. Такую улыбку на губах Марлин могло вызвать только полное потакание ее капризам. Или хороший флирт. С циничной усмешкой Коннер наблюдал, как Гил усаживает Марлин в кресло и хлопочет вокруг, словно наседка. Для нее мужское внимание — последний штрих к прекрасному дню, вроде вишенки в коктейле.

— Фантастика! — воскликнула Марлин, откинувшись в кресле и скрестив ноги. — Мы ходили по магазинам, пока не начали валиться с ног, верно, Хилари? Ой, бедные мои ножки!

Гил уставился на стройные ножки Марлин с таким видом, что Коннер не удержался от смеха, в первый раз за день. Бедняга Гил — маленький, щуплый, лысеющий и при этом убежденный и фантастически неудачливый бабник — обожал длинноногих блондинок. Ну а Джо не мог оторвать глаз от Хилари, возившейся с коробками и свертками в углу гостиной. При этом парень косился на Коннера и делал отчаянные жесты, молчаливо умоляя босса представить его даме. Но Коннер, сам не понимая почему, не торопился выполнять его просьбу. Черт побери, в конце концов, Джо женат! И его Пегги, верной жене и матери троих детей, едва ли понравился бы взгляд, каким ее муж сейчас пожирает прекрасную незнакомку.

Но Коннер не мог винить его в легкомыслии — он сам смотрел на Хилари такими же глазами. Он почувствовал, как напряглось его тело в знакомом волнении, но сердито подавил желание. Что с ним происходит? Прошлой ночью она была похожа на Джульетту, теперь выглядит как лесная нимфа… Хилари, встретив его взгляд, улыбнулась и направилась к нему, к величайшему неудовольствию Джо, который оказался зажат между воркующей парочкой — Гилом и Марлин.

— Как щедро с вашей стороны дать Марлин чек на такую большую сумму, — негромко заговорила она, кладя руку ему на локоть, и Коннеру пришлось снова начать изнурительную войну с собственным телом. — Давайте считать, что прошлой ночи просто не было. Идет?

Коннер не знал, что ответить. Хилари, очевидно, восприняла его жест как знак раскаяния и извинения, но он имел в виду совсем не это. И подозрения его никуда не делись — они были сильны, как и раньше. Нет, причина, заставившая Коннера выписать чек, была гораздо проще. Он хотел увидеть улыбку Хилари Ферфакс. Улыбку, обращенную к нему. А сейчас больше всего на свете желал, чтобы она не прекращала улыбаться. Пусть хоть еще несколько минут.

— Идет, — солгал он и положил свою руку поверх ее маленькой теплой ладошки.