И сердце на куски

Глава 17

Ванька пробыл в коме почти два месяца.

Два долгих мучительных месяца.

Каждый день был похож на другой. Без просвета и надежды на светлое будущее. И я просто перестала верить в чудо. Я вообще перестала верить во что угодно. Существовала все это время, потеряв интерес к жизни. Все что меня интересовало – так это Ванька и его здоровье.

Я пропадала в больнице день и ночь. Как только у меня появлялась свободная минута, я сразу же мчалась к нему и разговаривала с ним до тех пор, пока у меня не начинал болеть язык. Со стороны я напоминала сумасшедшую, но я не могла бросить его. Он мне был дорог. Мне казалось, что если я перестану к нему ходить, то он сдастся. Что именно моя рука и мое желание снова поговорить с ним держат его на этом свете.

Наверное, я сошла с ума.

Я почти забросила универ. За что родители меня не погладили по голове. Папа настоятельно просил взять себя в руки и закончить этот курс, тем более что до сессии оставалось совсем немного. Я их понимала, но не могла ничего сделать. В моей голове были только мысли о Смоленцеве. И я не понимала, как можно изучать хоть какой-то предмет и запомнить что-то, если в учебнике я даже букв не видела.

Меня спасли мои предыдущие посещения без пропусков, хорошие отметки почти по всем дисциплинам и, конечно, ситуация в которой я оказалась. Многие преподаватели сжалились надо мной и просто автоматом выставили оценки. Мне оставалось только подтянуть оставшиеся хвосты. Но это было сложно.

Я была занята совсем другими делами.

Мне нужен был Ванька. Целый и здоровой. Я хотела снова посмотреть в его глаза и просто обнять. Но сколько бы сил я ни вкладывала, пока все оставалось на прежнем уровне.

Я старалась как можно больше проводить с ним времени и делать все возможное, чтобы помочь ему. Но моего внимания было недостаточно. Чтобы поддерживать его в стабильном состоянии требовались немалые финансовые затраты. И довольно значительные. Но и это меня не остановило. Я потратила все Ванькины сбережения, родители и мама Ваньки помогали, чем могли. Общими усилиями мы справлялись без займов и кредитов.

Но это было только до того момента, пока Ванька не пришел в себя.

Это случилось утром. Я была в универе, когда мне позвонили и сообщили о том, что мой муж пришел в себя. Я сбежала прямо с консультации, оставив однокурсников и преподавателя в немом недоумении, но мне было плевать. Произошло то, чего я так давно ждала. И теперь, пока ехала в такси, всю дорогу плакала, ругая себя, что в такой ответственный момент я была не с ним.

Мое сердце колотилось от волнения. Дыхание сбилось, а руки тряслись так, что я боялась, что не смогу открыть дверь в палату. Немного отдышавшись, вытерев слезы со щек, я все же нажала на ручку и шагнула вперед.

Каково же было мое изумление, когда я увидела сидящую рядом с моим мужем Смирнову. Я даже потеряла дар речи. Я была готова к чему угодно, но только не к встрече с ней.

Последний раз мы виделись еще до аварии. А потом она жутко заболела. Так сильно, что, когда все случилось, она лишь позвонила и сообщила, что не может приехать, но мысленно со мной. Я лишь пожала плечами. И верила, что она придет, как только ей станет легче. Но Ленка так и не появилась. Сначала длительный больничный, а потом она и вовсе взяла в универе академ. И все это я узнала от одногруппников. Она же просто пропала со всех радаров. И может мне, как подруге, следовало позвонить ей и узнать, как у нее дела, но я слишком погрязла в своих проблемах. В общем, мы обе отдалились друг от друга. И теперь мое удивление было вполне объяснимо.

Ленка обернулась и испуганно уставилась на меня. Я, забыв, куда и зачем спешила, грубо спросила ее:

- Что ты тут делаешь?

- Я… Прости меня, Смоленцева, – Ленка встала и в ее красиво накрашенных глазах мелькнули слезы, – я такая хреновая подруга.

Я не знала, что ответить на ее слова. Просто молча изучала, отмечая, что она, как всегда, выглядит на высоте. Может немного скромнее, в синей юбке-клеш ниже колен и заправленной за пояс светлой рубашке. Волосы красиво заплетены и неизменный макияж, но не броский, как раньше. Я бы даже сказала, что Смирнова выглядела мило, а по сравнению со мной словно суперзвезда. Я в своих старых кроссовках, джинсах и черной футболке смотрелась на ее фоне довольно непрезентабельно. Про прическу и макияж вообще не стоило что-то говорить. Но это меня мало волновало. Я отметила это только, потому что даже невооруженным взглядом было видно, что Ленка изменилась. И я ее такую совсем не знала. Наверное, поэтому и молчала, спрятав руки в задние карманы джинс.

- Я искала тебя. Звонила. Ты не отвечаешь… Я даже в универ ездила. Ребята сказали, что ты здесь все свое свободное время проводишь… Вот и пришла…

- Зачем, Лен?

- Я… Прости меня… Я правда не могла…

По ее щекам потекли слезы. Но разговор продолжить не получилось, потому что Ванька громко застонал. Я тут же вспомнила зачем я сюда приехала и кинулась к своему мужу.

Это были непередаваемые ощущения. Но радости среди них не было. Скорее удивление и страх. Да, я жутко испугалась. Потому что совершенно не так представляла возвращение Ваньки. Я понимала, что до разговоров и обнимашек нам еще далеко, но я оказалась не готова к этому пустому взгляду, устремленному в потолок. Словно он не узнал меня. Или не вспомнил.

- Вааааанькааааа….

Слезы хлынули из глаз. Я схватила Смоленцева за руку. И только через долгие секунды его ладонь слегка сжала мою. Едва заметно, но я почувствовала. Почувствовала и меня прорвало. Я так долго сдерживалась, что просто разревелась. Плакала, забыв про Ленку и не в силах произнести хоть слово.

- Все будет хорошо, – Ленкины руки легли мне на плечи. Обернувшись, я увидела подругу, которая стояла рядом со мной и плакала вместе со мной, не обращая внимания на то, что ее слезы оставляют грязные следы на щеках. – Я по-прежнему думаю, что твой муж тот еще засранец, но искренне верю, что все наладится и желаю ему скорейшего выздоровления. Я позвоню позже, и мы поговорим.

Смирнова крепко обняла меня, и не оборачиваясь, вышла из палаты.

А я продолжала всхлипывать.

Мне нужно было позвонить родителям, найти врача, чтобы узнать подробнее о самочувствии мужа, но сил не было. Я просто пододвинула стул поближе, села рядом с ним и глотая слезы, гладила его по руке. До тех пор, пока в палату не заявилась толпа людей в белах халатах. Меня попросили выйти, а лучше уйти домой. Ваньку забирали на обследование и процедуры, и в ближайшие несколько часов свидание с мужем мне не светило.

Заставив себя встать и позволить врачам заняться своей работой, я еще раз взяла Ваньку за руку, а затем вышла из палаты.

На улице было тепло. Июнь уже полностью вступил в свои права.

На территории больницы был расположен небольшой парк, в который я и пошла. Ехать куда-то и заниматься чем-то не было сил. Я была опустошена полностью. Мне нужен был перерыв.

Я направилась к лавочкам. На первой попавшейся мне снова встретилась Ленка. Она сидела и словно ждала меня, потому что, когда я подошла к ней, Смирнова встала и перегородила мне путь.

- Давай поговорим!

От такого напора Ленки я немного растерялась. А вот она как раз воспользовалась моментом и, не дав мне даже выдохнуть, торопливо и нервно одергивая свою юбку, поведала:

- Я не могла прийти и даже позвонить, потому что я потеряла ребенка.

Ее новость меня ошарашила.

- Какого ребенка?

- Которого вынашивала, – Лена сжала губы и отвернулась.

Мне было сложно поверить в ее слова. Слишком все неожиданно. Да и образ беззаботной Смирновой с образом примерной будущей мамы у меня никак не вязался. Но выступившие слезы на глазах подруги говорили об обратном. У Ленки, видимо, действительно были свои проблемы, с которыми она справлялась в одиночку, а я слишком погрязла в своих и, кажется, много чего пропустила.

- Давай присядем, – предложила Смирнова и, не дожидаясь моего решения, уверенно направилась к лавочке. Она медленно опустилась на скамью, аккуратно расправив подол юбки на коленях, а когда я устроилась рядом, тихо продолжила, сосредоточив взгляд на тополе напротив. – Я сразу поняла, что он не очередной мой бойфренд. С ним сразу все было по-другому. Чувства, ощущения, эмоции. Все било через край. Все было на грани.

- Я знаю его?

- Нет. Его ты не знаешь. А я вот с самой первой встречи знала, что ему я так же, как и всем, не нужна. И мне бы забить на него, но он то появлялся, то исчезал. То возносил меня к небесам, то ударял об землю. А я все верила и ждала какого-то чуда. А оно так и не проходило. Вернее пришло, но совсем не оттуда, откуда я его ждала. Я забеременела. И я была так ошарашена, что не сразу приняла это событие в своей жизни. Ты ведь представляешь? Где я и где материнство? Но я так люблю его, что уже буквально через ночь я знала, что буду самой лучшей мамой. Если ему не нужна, то у меня останется его частичка. Бред какой-то. Но я думала, что так будет лучше для меня. И все было отлично, но я заболела. Понимаешь, обычный вирус. Сопли, температура. И вроде я выздоровела и анализы были нормальными. Но мой организм не принял малыша.

Ленка заплакала. Она все это говорила ровно и без запинки, словно заученный текст. А потом, когда взяла паузу, разревелась. Так надрывно, что я за долгое время снова почувствовала боль. Другую. Чужую боль.

- Врачи сказали, что так бывает, – Ленка всхлипывала, пряча лицо за бумажной салфеткой, которую достала из маленькой лаковой сумочки. – Что после вируса бывает отторжение. Что ребенок пострадал от вируса настолько, что дальнейшее вынашивание просто невозможно. А я ведь сказала ему. И он был рад. Понимаешь, рад. Я видела в его глазах тот шанс на совместное будущее. А потом он снова исчез и, когда вернется, я просто не знаю, как ему сказать. Не смогу.

Ленка замолчала, и я не могла подобрать слов в ответ.

- Ну вот как-то так. Поэтому прости, что не была с тобой, когда была нужна тебе. Я просто не могла перебороть себя. Выла в подушку день и ночь и ничего не хотела. Даже, наверное, жить. Это совсем недавно я немного пришла в себя. И чтобы забыться, я поняла, что не хочу быть тем, кем я была. Хочу быть другой. Хочу измениться и забыть.

Я плакала вместе с Ленкой. Даже не сразу поняла, что плачу. И лишь только тогда, когда на мои ладони стали падать горячие капли, я прижалась к подруге и обняла ее.

- Ты же сама сказала, что все будет хорошо, – я пыталась взбодрить ее, хоть и знала, когда не видишь света в конце тоннеля, никакие слова не помогают.

- Прости меня. Я даже не представляю, как тебе пришлось тяжело, но ничего не могла с собой сделать.

- Ты тоже меня прости. Что не звонила. У меня мир вверх ногами перевернулся после той ночи. Я на себя забила, а на остальных тем более.

Мы хлюпали с Ленкой носами и уже использовали все Ленкины салфетки, вытирая льющиеся слезы.

- Да уж, Смоленцева! Выглядишь ты не очень. Извини! Но сейчас просто капец!

- Да я знаю. Но я правда так переживала за Ваньку все эти недели, что ни до чего было. Я очень хочу, чтобы он поправился. Я просто не представляю, как буду без него жить.

Мы еще долго сидели на лавочке, делясь каждая своей болью. Рассказывали о том, что произошло за то время, которое мы не общались. А потом договорились в ближайшие дни встретиться в кафе, съесть мороженого и попить кофе, болтая обо всем так, как будто у нас все хорошо.

Но нашим планам не суждено было сбыться. И не то, чтобы они были супернереальными. Просто получилось так, что у меня со следующего дня не было ни одной свободной минутки. Я снова все свое время посвятила Ваньке. Только в этот раз времени на разговоры с обездвиженным телом, как раньше, у меня не было.

Мне пришлось ухаживать за Смоленцевым, находясь в больнице с утра до ночи, и решать проблемы, которые начали сыпаться одна за другой.

То, что Ванька пришел в себя, совсем не означало, что он начал выздоравливать. Неправильно сросшиеся переломы в некоторых местах, пролежни, и проблемы с челюстью — это малая часть того, с чем я столкнулась. Но доктор Павлов сделал кучу анализов и провел сотни тестов, после чего дал обнадеживающий прогноз, а я не могла все бросить на полпути.

- Вам понадобится много терпения, времени, и, конечно, денег. А ему предстоит еще несколько операций и, если он не сдастся, то в течение года, он возможно даже встанет на ноги. А при соблюдении режима и выполнения всех рекомендаций возможно вернется к полноценной жизни. Но вы должны понимать, что чудес не бывает.

Их и не было. И мы на них не надеялись, прекрасно понимая, что все в наших руках.

Только позитивно мыслить – это одно, а каждый день бороться хоть за малейший сдвиг в лучшую сторону – это совершенно другое.

Сначала было очень тяжело. Ванька самостоятельно не мог делать ничего. Ни есть, не пить, ни сидеть, ни ходить в туалет. А после того, как ему заново сделали операцию по частичному выравниванию перелома, наше лечение и вовсе застопорилось.

Ванька не разговаривал. Ни сказал вообще ни слова. Я и не ждала. Мы просто смотрели друг на друга и плакали. Да, даже мой сильный уверенный мужчина не сдержал несколько слезинок. А потом я пообещала ему, что он обязательно встанет на ноги, и я сделаю все, что смогу. Все, что будет в моих силах. Но при условии, что сам он не опустит руки и изо всех сил будет помогать мне. Ванька обнадеживающе кивнул, а мне ничего не оставалось сделать, как выполнить свое обещание.

В нас никто не верил. Родители меня отговаривали и просили взяться за ум и для начала хотя бы не бросать учебу. К их сожалению, учебу я как раз бросить могла, а мужа нет. Кое-как закрыв сессию, я подала заявление на перевод на заочное отделение. И, получив положительную визу на нем, с облегчением выдохнула. Учиться и одновременно вытаскивать Смоленцева из той задницы, в которую он попал, было невозможно.

Смирнова тоже пыталась меня поставить на правильный путь. С учебой она не доставала, хотя ругалась, что нельзя так гробить себя и не видеть света белого. Она звала меня на прогулки, в кино, в кафе, но я каждый раз отказывалась. Но Ленка не сдалась. Она периодически навещала меня в больнице, притаскивая большие стаканы с горячим кофе и невероятно ароматными пончиками.

- А ты Смоленцев, завидуй молча, – приговаривала она насупившемуся Ваньке, – если не будешь идти на поправку, я сюда буду каждый день ходить и дразнить тебя. Пока ты не встанешь.

Угроза хоть и была смешная, но помня, что мой муж и моя подруга недолюбливают друг друга, то вполне мотивирующая.

Меня поддерживали все. Родители, Ленка, друзья Ваньки, которые периодически заглядывали к нему и даже помогали материально, но в один момент я поняла, что пока я вытаскивала Ваньку, сама проваливалась все глубже и глубже. Я обещала Ваньке, что сделаю, все что смогу, но сама сдалась первой.

У меня закончились силы. Просто в один день. Я поняла, что больше не могу. Что чертовски устала. Я выкладывалась настолько, что засыпала практически на ходу. А сдвиги были незначительные.

Каждый день обследования, анализы, лекарства, процедуры, завтраки, обеды, ужины, сначала через трубочку, а потом с ложечки, различные массажи и гимнастика, консультации с врачами и бесконечный поиск денег. Да, все вышеперечисленное, требовало немалых затрат. Я опустошила все наши запасы, вытянула из родителей, все что могла, мать Ваньки взяла кредит, который растворился, как дым, обзвонила, и не один раз, всех Ванькиных друзей. Мне не нравилось, что я постепенно превращаюсь в попрошайку, но остановиться не могла. И, наверное, в тот момент, когда нам сообщили, что Ваньке предстоит еще две сложных дорогостоящих операции, иначе он не сможет ходить, я сломалась. Снова начала плакать по ночам, чувствуя, что устала до одури и что больше не могу. Но утром вставала и шла снова к мужу, ведь мы пообещали друг другу, что в горе и в радости будем вместе.

Ванька, словно почувствовал, что я вот-вот сойду с трассы. И в первый же день, когда ему сняли гипс с рук, попытался меня обнять.

- Про… сти…, – прошелестел он едва слышно, когда я поддалась его непослушным рукам.

Слышать его голос было так неожиданно больно, что я не смогла сдержать слез. Ревела, как припадочная у него на груди, понимая, что теперь, как бы мне ни было тяжело, я должна бороться. Ведь если я опущу руки, то Смоленцев один не справится.

- И ты меня прости… Просто я думала, что не дождусь, когда ты меня обнимешь…

И снова все по кругу. Но с этого дня Ванька хотя бы сам начал пытаться есть, начал пытаться говорить. У него не получалось, он злился, рычал, кидал все, что попадало ему в руки, а я, таская утки, помогая ему чисть зубы и бриться, терпела все его закидоны. И очень надеялась, что смогу найти деньги на операцию.

В середине лета Ваньку отпустили домой. Но Смоленцев категорически отказался от переезда домой, объяснив свой отказ тем, что ему дома будет сложнее без спецоборудования ездить на процедуры, да и затраты по вызову специалистов на дом будут ненамного ниже, чем если мы возьмем платную палату и оставим моего мужа под присмотром врачей. Тем более, первая операция была запланирована на конец августа, а Ванька пока кроме как сидеть и есть самостоятельно больше ничего не мог.

Меня начало потряхивать сильнее. Я просто не знала, где искать на все это удовольствие денег. Но видимо кто-то сверху сжалился надо мной и решил не мучать меня, решив одну из самых главных проблем.

Мы нашли деньги. Вернее, их принес Мотя, друг Ваньки.

- Я в курсе, что ему нужна операция, – Мотя протянул мне банковскую карту, открытую на мое имя. – Там хватит и на содержание в больнице, и на операцию, и на реабилитацию. Бери, и не спрашивай откуда. Все равно не скажу. И чтобы ты ни думала, мы все хотим, чтобы Ванька встал на ноги.

В ответ я лишь пожала плечами. Мне было не до того, чтобы отказываться от предложенной суммы. Я и так не спала ночами, чтобы выяснять откуда деньги у Моти. Принес, значит нашел, где взять. И мне было все равно, хоть украл он их. В тот момент меня не интересовало вообще ничего. И, проснувшись как-то утром, поняла, что больше так не могу.

Я довела себя до ручки. Внутренне я была истощена, а внешне на меня из зеркала смотрела совсем незнакомая девушка. Я и раньше не особо увлекалась косметикой, всегда была за естественность. Но моя кожа на лице был нежной и светлой, на щеках играл румянец, а волосы переливались здоровым блеском не только на солнце. А теперь всего этого не было. Волосы стали тусклыми, кожа серой, под глазами залегли тени, а все мои вещи болтались на мне как на вешалке. Пропали даже те самые бедра, которые заставляли меня комплексовать.

Наврав Ваньке, что в квартире засорились трубы, я взяла выходной в субботу, а в воскресенье был день моей свекрови. Она работала и могла заменять только раз в неделю. Так что два дня для того, чтобы немного отдохнуть, были у меня в кармане. Их я использовала на полную катушку. Сон, ванная, и даже позволила себе немного вина перед сном.

В понедельник меня разбудил звонок.

- Ян, ты ведь приедешь? – я услышала обеспокоенный Ванькин голос.

- Конечно, просто еще сплю.

- Я тебя жду!

- Что-то случилось? – Мне стало немного не по себе. Накануне мы разговаривали с Ванькой и было все в порядке. А сейчас грусть зашкаливала в его голосе.

- Нет. Просто мама уехала. А тебя нет. Ты меня разбаловала своим присутствием. Ходила куда-нибудь на выходных?

- Ходила? Куда?

- Ну, отдохнуть, развеяться?

- Нет, Смоленцев! Я просто отсыпалась. А ходить куда-то без мужа я не привыкла. Жду, когда он пригласит меня на романтик. А еще, Смоленцев, мне нравится твое беспокойство. Я соскучилась по чувствам. По твоим.

- Тогда приезжай, будем целоваться, – облегченно выдохнул Ванька.

Я улыбнулась. Смоленцев ревновал. Неужели он думает, что я могла вот так просто взять и пойти к кому-то? После того, что нам двоим пришлось пережить. Развлечения – это последнее, о чем я думала в тот момент. Но все равно было приятно.

А потом дни потекли более равномерно. Нет, я все так же уставала и приезжала домой, едва держась на ногах. Но наступило какое-то спокойствие внутри. Или апатия. Но я хотя бы перестала плакать. И мы со Смирновой даже пару раз вырвались в кафе. Правда ненадолго и рядом с больницей.

В моей голове начали все чаще возникать вопросы о выходе на работу. Ванька уже чувствовал себя более-менее, но все равно нуждался в посторонней помощи. Обсудив с ним это вопрос, мы пришли к выводу, что немного подождем. Хотя бы до первой операции.

В конце августа Ваньку прооперировали. Прямо на мой день рождения. И, наверное, это был лучший подарок. Потому что наш уже родной доктор Павлов пообещал, что если эта операция пройдет на отлично, и анализы после нее будут отличными, то у моего мужа появятся огромные шансы встать на ноги. Но сначала нужно пережить саму операцию. И вроде я была готова к тому, что мне снова придется несладко, но я даже не представляла насколько.

Новый курс физиотерапии, гимнастика и массажи, и конечно, Ванькины капризы. Мы купили инвалидную коляску, на которую Смоленцев ни за что не хотел перебираться. И только после того, как я разревелась, он молча пересел в нее, правда не без моей помощи. С того дня все врачи и медсестры перестали посещать нашу палату. И нам приходилось ездить на процедуры самостоятельно.

А потом нас и вовсе отпустили домой.

И вроде, говорят, что дома и стены помогают. Но у нас вышло, наоборот. Нет, в квартире мне было легче присматривать за мужем. Я могла даже отвлекаться на свои дела, готовить обед, и даже иногда позалипать в телефоне, но совершенно не знала куда деться от Ванькиных голодных взглядов. И его рук, которые каждый раз, стоило мне приблизиться нагло пытались залезть в мои трусы. Вот так без поцелуев, ласк и прочих нежностей.

- Блять, Ян, я же хочу тебя.

- Хорошо. Вечером, – прошептала я, убирая его руки и сбегая на кухню.

Внутри все тряслось. Это его желание было таким неожиданным. Нет, мы целовались, и в больнице даже позволяли немного смелых ласк, но, оказавшись дома, я вдруг поняла, что не хочу секса с Ванькой. И дело не в том, что я не скучала или устала. Я просто не хотела заниматься этим со Смоленцевым.

Но выбора у меня особого не было. Ванька – мой муж, и мои сомнения мало кого тревожили.

До самого вечера я просто не находила себе места, и придумывала себе кучу занятий.

- Почему мне кажется, что ты меня избегаешь? – пробурчал Смоленцев, когда я выключила свет и забралась под одеяло.

- Потому что я на самом деле нервничаю, – ни сил, ни фантазии на ложь не было, поэтому я выпалила правду, краснея до корней волос, и радуясь, что в комнате темно и Смоленцев не видит моего смущения.

- Это всего лишь я, сладкая, – Ванька потянул меня на себя.

Я распласталась на его теле, краснея еще больше. Я понимала, что эта поза – единственная, что доступна нам на ближайшее время, но отчего-то было стыдно. Раньше мы пользовались ей не так часто, а сейчас, после долгого перерыва в сексе, мне было неловко. Словно я была не с мужем, а с чужим парнем, и не могла расслабиться, даже тогда, когда Ванька притянул меня к себе и принялся неторопливо целовать мои губы, забираясь руками под сорочку и крепко сжимая мои ягодицы. Он стаскивал с меня одежду, не замечая, что я ему нисколько не помогаю. Кажется, даже в нашу первую брачную ночь, да и после нее, я была намного активнее. Втянулась постепенно. Наверное, в состоянии аффекта и от неизгладимой вины за то, что натворила. А теперь все было по-другому. Клянусь, я очень хотела бы ответить Ваньке взаимностью и вернуть все назад, но меня словно парализовало. В тот момент я четко осознавала, что я не то, чтобы снежная королева, я настоящее бревно. И даже когда Ванька насадил меня на свой вздыбленный член, я ничего кроме жуткой боли не почувствовала. Наверное, слишком долгий перерыв. Но и тогда промолчала. Просто позволила мужу направлять мои движения и терпела, стараясь не замечать солоноватый привкус крови от прокушенной губы и своих ледяных рук.

Ванька ничего не понял. Или сделал вид, что не заметил моего состояния. Но как бы там ни было, повторения я не хотела.

- Все в порядке?

- Вполне.

Мы лежали на спине рядом с друг другом в полной темноте.

- Тебя смущает мое состояние? Ну, то, что я не могу вертеть тебя, как мне вздумается?

Все-таки заметил. И голос хриплый от волнения.

- Нет. Это вообще не играет никакой роли. Просто я отвыкла, – впервые в жизни я говорила Смоленцеву правду, но нисколько не жалея об этом. – Моя голова все это время была забита другим, и я жутко устала. Просто так неожиданно. Столько времени прошло…

- Я понял, – холодно буркнул Ванька и засопел. Если бы у него была возможность, он бы точно повернулся ко мне спиной. Но он этого сделать не мог, а я в отличии от него, могла. И без зазрения совести повернулась. Было жутко обидно, что мои желания ему были не интересны. А это было именно так.

Утром, когда мы проснулись, к этому разговору возвращаться не стали и обсуждать то, что произошло ночью – тоже. Просто сделали вид, что ничего не было. Но с этого дня наши отношения стали холодными и натянутыми.

Ванька больше не приставал ко мне. Он слишком много проводил времени в комнате с книгой или зависая в телефоне, а я больше отиралась на кухне. И каждый из нас с облегчением выдохнул, когда Ваньке назначили день операции и его снова забрали в больницу.

Я, конечно, понимала, что мы оба устали и что каждый из нас меньше всего на свете хотел обидеть другого, но и улыбаться сквозь зубы, тоже был не вариант. Понимание всего этого возрастало в сто тысяч раз, когда Ваньку подготовили и повезли в операционную. Не могла я из-за своей усталости и нервозности отпустить его за те двери, из-за которых приходили не всегда хорошие новости.

Уже почти в самый последний момент я взяла своего мужа за руку и прислонившись к щеке прошептала:

- Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой! Просто там держи меня за руку и не отпускай! И помни, что я тебя люблю, Смоленцев.

Я нисколько не врала. Я его любила так, что случись с ним что-то, я от горя взвыла бы. Просто эта любовь была другой. Но на тот момент Смоленцеву об это знать не стоило.

- Я всегда знал, что не ошибся в тебе, сладкая. Ни за что не отпущу! – он в нежном жесте потрепал меня за макушку, улыбнулся и позволил врачам увезти себя.

А потом были долгие томительные часы ожидания. Но в этот раз было не так страшно. Тем более что со мной были родители, Ванькина мать, и даже Смирнова. Она решила приехать и поддержать меня в трудную минуту.

Операция прошла хорошо. Только восстановление было опять не из легких. Все вернулось на прежние круги и, если бы не свекровь, у которой наконец-то выпал по графику отпуск, я бы сошла с ума. В этот раз точно.

Почти три недели мы дежурили с ней поочередно. А потом, идущий на поправку Ванька, позволил нам вообще взять перерыв и посещать его только по необходимости. А на остальное время нанять сиделку.

Я спорить не стала. Слишком устала от больницы и этой бесконечной суеты. Тем более на носу была первая сессия на заочке и нужно было готовиться.

Ванька шел на поправку. Результаты после проведенной операции были ошеломительными. И чтобы не упустить полученной эффект, моему мужу нужна была срочно еще одна операция. Дорогостоящая. В Германии. И это было нашим проклятьем. Потому что денег на нее не было и брать их было неоткуда.

Ванька радовался хорошим анализам. Но совершенно не мог справиться с собой, когда заходил разговор о последующем лечении. Я не могла слушать его нытье, и сбегала от него при первой же возможности. Он отказался переезжать домой, оплатив себе оставшимися деньгами палату. В наших отношениях наступила тьма. Я не знала где взять денег, причем в такие короткие сроки и такую огромную сумму, которая бы покрыла расходы на его транспортировку, операцию и дальнейшую реабилитацию.

Ванька обзванивал благотворительные фонды и банки. Я просто не спала по ночам и смотрела в потолок, пытаясь найти выход. Но с каждым днем тучи сгущались, и мы отдалялись друг от друга. Тем не менее, как бы мне хреново не было, и чтобы Смоленцев мне не говорил, я продолжала ездить к нему, надеясь на какое-то чудо.

Я не знала, можно ли назвать встречу с Мотей и Агатой, в торговом центре чудом. Наверное, да. Ведь я забыла даже понятие торговый центр, но в тот день, уйдя от Ваньки, я слишком долго гуляла под дождем. Замерзнув до костей, я просто зашла в кафе выпить горячего кофе. И увидела их, сидящих за соседним столиком.

Они были словно из другой жизни. Довольные, счастливые и красивые. Особенно Агата. Она просто сияла. Как картинка с обложки дорогого журнала.

Но они меня узнали. Агата недовольно сжала губы, а Мотя, дружелюбно помахав мне рукой, пригласил за столик. Я сначала хотела убежать. Мне казалось, что если я сяду рядом с ними, то все им испорчу. И настроение, и наряды, и беззаботную жизнь. Агата видимо тоже это почувствовала. Поэтому сбежала в ателье, забрать сшитое на заказ платье. Наверное, ее уход сыграл решающую роль, и я присела за их столик.

- Как Ванька?

- Не очень. В смысле хорошо. Но нужна еще одна операция. Готовимся к ней, – я улыбнулась через силу.

Мотя уже помогал нам, и я больше не решилась грузить его нашими проблемами. Поэтому сразу же перевела тему:

- А как ты?

- Нормально, – улыбнулся парень. – Вот в клуб собираемся вечером. Отъезд Клима будем отмечать.

Хорошо, что я сидела. Если бы не стул, я бы упала, потому что, даже сидя, мои ноги предательски задрожали. Услышав давно и далеко спрятанное глубоко в памяти имя, я едва не задохнулась от нехватки кислорода.

Я так привыкла, что его больше нет и не будет в моей жизни, что оказалась не готова к словам сидящего напротив парня. А мысль о том, что он еще и где-то рядом, заставила меня задрожать всем телом.

Это была нехорошая заминка. Под изучающим взглядом Моти, я, как рыба пыталась ухватить воздух, но ничего не получалось и, чтобы скрыть свое состояние, прикрывалась стаканом с кофе, глотая горячую жидкость и не чувствуя, как обжигаю свое горло.

- Клим здесь? – выдавила я, смаргивая неизвестно откуда взявшиеся слезы.

- Уже больше недели. Но он ненадолго. И уже послезавтра улетает.

Я кивнула и, не обращая внимания на удивленный взгляд Моти, молча уставилась на свои руки.

Где-то в груди лопнула уже почти зажившая рана и медленно начала выпускать свои щупальца. Я старалась перебороть себя и не вспоминать прошлое. Но оно, словно, ожидая этой минуты, начало проникать в мою голову, мою кровь, заполняя и заставляя вспомнить.

Взять себя в руки было трудно. Хотелось реветь и кричать от обиды. Он уже приличное время находился в городе, но даже не пытался меня найти. Он вычеркнул меня из своей жизни и вряд ли помнил мое имя. Да что меня? Он даже не навестил своего друга. Ведь будь по-другому, я бы об этом узнала. Ванька бы все растрепал. В это я была уверена, как в своих ушах.

Но, наверное, все это и к лучшему. Я смотрела на свои хоть и ровно подстриженные ногти, но давно не знавшие профессионального маникюра и понимала, что мы теперь крутимся совсем на разных планетах. Да и всегда так было. Просто тогда, год назад, эти планеты случайно столкнулись и сошли со своих орбит. Но это давно в прошлом. Мы никогда не были близкими, а теперь и вовсе настолько чужие и настолько далеко друг от друга, что хоть тысячу раз столкнись еще эти планеты, ничего не получится. У него своя жизнь. У меня – своя. И я теперь ни за что не смогла бы бросить Ваньку. Мы с ним столько пережили, практически пуд соли съели. Ванька без меня не сможет, а я не смогу быть счастливой, зная, что бросила его в самый тяжелый период его жизни.

А вот с Климом столкнуться еще раз придется. Мысль о том, что у нас с ним есть нерешенный вопрос, заставила мои бледные щеки зажечься ярким румянцем.

- Можешь устроить мне с ним встречу? – уверенно спросила я Мотю.

Плевать, что это не лучшая идея. Главное, что она решит нашу проблему с деньгами. У Клима передо мной был должок. И в ближайшее время я собиралась его вернуть. Ну, в конце концов, так и сгнить недолго белокурому красавцу под нашими окнами. А так хоть жизнь спасет.

- Ну, если приедешь сегодня к «Импульсу» к одиннадцати, я проведу тебя, – согласился Мотя, не задавая при этом лишних вопросов.

Я была настроена решительно. У самой ноги тряслись и в животе от страха все сжималось, но ради Ваньки один раз можно было и рискнуть.

- Конечно, приеду!