И тогда никого не осталось

Глава одиннадцатая

Филип Ломбард обычно просыпался на рассвете.

Так он пробудился и этим утром. Он приподнялся на локте и прислушался. Ветер немного поутих, но дул по-прежнему. Шума дождя не доносилось.

В восемь утра ветер задул сильнее, но Ломбард его не услышал. Он снова спал.

В девять тридцать он сидел на краю кровати, глядя на свои часы. Он приложил их к уху. Потом его губы раздвинулись в той самой странной волчьей ухмылке, которая была для него характерна.

Он очень тихо произнес:

— По-моему, пришло время что-то предпринять.

Без двадцати десять он стучал в закрытую дверь комнаты Блора. Тот осторожно ее приоткрыл. Его волосы стояли дыбом, а глаза все еще были тусклые ото сна.

Филип Ломбард любезно заметил:

— Всю ночь напролет спали? Что ж, значит, совесть у вас чиста.

Блор коротко спросил:

— В чем дело?

Ломбард ответил:

— Кто-нибудь вас будил… или чай приносил? Вы знаете, сколько сейчас времени?

Блор взглянул через плечо на маленькие походные часы, которые стояли возле его кровати, и сказал:

— Без двадцати пяти десять. Просто не верится, что я смог столько проспать. Где Роджерс?

Филип Ломбард заметил:

— Это тот случай, когда эхо отвечает «Где?»[29].

— Что вы имеете в виду? — резко спросил экс-инспектор.

Ломбард пояснил:

— Я имею в виду, что Роджерс исчез. Его нет ни в его комнате, нигде вообще. И чайник не поставлен, и плита на кухне не растоплена.

Блор тихо выругался и сказал:

— Где же, черт возьми, он может быть? Где-то на острове? Подождите, пока я кое-что накину. Посмотрите, не знает ли кто чего.

Филип Ломбард кивнул и зашагал вдоль линии закрытых дверей.

Он обнаружил, что Армстронг уже проснулся и аккуратно оделся. Господина судью Уогрейва, как и Блора, пришлось разбудить. Вера Клэйторн была одета. Комната Эмили Брент пуста.

Маленькая группка двинулась по дому. Комната Роджерса, как Филип Ломбард уже удостоверился, была необитаема. В кровати спали; бритва, губка и мыло Роджерса были влажные.

Ломбард заметил:

— Он встал, это точно.

Вера спросила низким голосом, пытаясь заставить его прозвучать твердо и уверенно:

— Вы не думаете, что он… где-то прячется… поджидает нас?

Ломбард ответил:

— Моя дорогая девочка, я готов думать, что угодно, о ком угодно! Мой совет — держаться всем вместе, пока его не найдем.

Армстронг заявил:

— Должно быть, он где-то на острове.

Блор, который присоединился к ним, одетый, но еще небритый, сказал:

— Куда делась мисс Брент — вот вам другая тайна?

Но когда они спустились в холл, появилась Эмили Брент.

На ней был макинтош. Она сказала:

— Море по-прежнему бурное. Не думаю, что какой-нибудь катер сможет сегодня выйти из бухты.

Блор спросил:

— Вы что, одна бродили по острову, мисс Брент? Разве вы не понимаете, что это по меньшей мере глупо?

Эмили Брент сказала:

— Заверяю вас, мистер Блор, что все время была начеку.

Блор фыркнул и спросил:

— Роджерса где-нибудь видели?

Брови мисс Брент поднялись:

— Роджерса? Нет, сегодня утром я его не видела. А почему вы спрашиваете?

Тут спустился господин судья Уогрейв, выбритый, одетый, с фальшивыми зубами в надлежащем месте. Он шагнул к открытой двери столовой и заметил:

— Ха, вижу, он накрыл стол для завтрака.

Ломбард же сказал:

— Должно быть, он это сделал вчера ночью.

Все вошли в комнату, глядя на аккуратный ряд тарелок и ножей. На линию чашек на буфете. На фетровые коврики, готовые для кофейника.

Вера первой заметила это. Она схватила судью за руку, и крепкая хватка ее атлетических пальцев заставила старого джентльмена поморщиться от боли. Она воскликнула:

— Ниггеры! Смотрите!

Посреди стола было только шесть фарфоровых фигурок.

Они нашли его почти сразу.

Он был в маленькой прачечной, расположенной во дворе. Он колол жерди для того, чтобы растопить плиту на кухне. В руке у него по-прежнему был маленький топорик. Топор побольше и потяжелее был прислонен к двери — его металл запачкали чем-то тускло-коричневым. Пятно полностью объясняло глубокую рану на затылке Роджерса…

— Все ясно, — сказал Армстронг. — Должно быть, убийца подкрался сзади, замахнулся топором и изрубил ему голову, когда он наклонился.

Блор оживленно посыпал ручку топора мукой из сита.

Господин судья Уогрейв осведомился:

— Нужно ли было для нанесения такой раны обладать большой силой, доктор?

Армстронг сурово ответил:

— Женщина могла бы ее нанести, если вы это имеете в виду.

Он быстро огляделся. Вера Клэйторн и Эмили Брент удалились на кухню.

— Девушка запросто могла бы это сделать — она атлетически сложена. Внешне мисс Брент, конечно, хрупкая, но такие женщины часто жилисты и сильны. К тому же следует помнить, что психически неуравновешенный человек всегда силен.

Судья задумчиво кивнул.

Блор со вздохом встал с коленей и сказал:

— Никаких отпечатков. Рукоять потом вытерли.

И вдруг они резко повернулись, услышав смех. Во дворе стояла Вера Клэйторн. Она выкрикнула высоким пронзительным голосом, сотрясаясь от хохота:

— На этом острове разводят пчел? Скажите мне. Куда мы пойдем за медом? Ха! Ха!

Они непонимающе уставились на нее. Казалось, разумная, уравновешенная девушка сходила с ума у них на глазах. Она продолжила все тем же высоким неестественным голосом:

— Не таращьтесь так! Можно подумать, вы считаете меня сумасшедшей. Я задаю вполне разумный вопрос. Пчелы, ульи, пчелы! О, вы не поняли? Разве вы не читали этой идиотской считалочки? Она же во всех ваших спальнях — висит для изучения! Мы бы сразу могли сюда прийти, если бы имели хоть каплю здравого смысла. «Семь негритят раскалывали жердь». И следующий куплет. Я наизусть все знаю! «Шесть негритят стали с ульем играть». Вот почему я спрашиваю: разводят ли на этом острове пчел? Разве это не забавно?.. Разве это не чертовски забавно?..

Она вновь начала дико смеяться. Доктор Армстронг шагнул к ней, поднял руку и наотмашь ударил ее по щеке.

Она раскрыла рот, икнула и сглотнула слюну. Минуту-другую она стояла неподвижно и потом сказала:

— Благодарю вас… теперь я в полном порядке…

Вновь ее голос стал спокойным и контролируемым — голос нормальной учительницы физкультуры.

Она повернулась и направилась по двору на кухню, говоря на ходу:

— Мисс Брент и я приготовим вам завтрак. Не могли бы вы… принести немного жердей, чтобы растопить плиту?

След от руки доктора пылал на ее щеке.

Когда она вошла в кухню, Блор заметил:

— Что ж, вы неплохо справились, доктор.

Армстронг извиняющимся тоном сказал:

— Другого не оставалось! Не хватало нам только истерик.

Филип Ломбард заметил:

— Она не истеричка.

Армстронг согласился:

— О, да. Хорошая здоровая разумная девушка. Просто неожиданный шок. Такое могло случиться со всяким.

Роджерс наколол достаточно дров перед тем, как был убит. Они собрали их и отнесли на кухню. Вера и Эмили Брент занимались приготовлением еды. Мисс Брент разгребала уголь в плите. Вера сдирала шкуру с бекона.

Эмили Брент сказала:

— Благодарю вас. Мы постараемся справиться как можно быстрее — через полчаса или сорок пять минут. Чайник уже закипает.

Экс-инспектор Блор низким хриплым голосом обратился к Филипу Ломбарду:

— Знаете, что я думаю?

Филип Ломбард ответил:

— Так как вы собираетесь мне сообщить, не стоит тратить время и силы на догадку.

Экс-инспектор Блор был серьезным человеком. Тонкости были ему непонятны. Он хрипло продолжил:

— Был один случай в Америке. Старый джентльмен и его жена — оба убиты топором. Прямо утром. В доме не было никого, кроме прислуги и их дочери. Прислуга, как доказали, не могла совершить преступление. Дочь была респектабельной пожилой старой девой. Казалось невероятным, что она совершила преступление. Так невероятно, что ее оправдали. Но другого решения так и не нашли, — он помолчал. — Я вспомнил об этом, когда увидел топор, и потом, когда вошел в кухню и увидел ее, такую аккуратную и спокойную. Глазом не моргнула! Девушка истерику закатила — что ж, вполне естественно, такое можно ожидать. Как по-вашему?

Филип Ломбард лаконично ответил:

— Вполне.

Блор продолжил:

— Но другая! Такая аккуратная и чопорная, и в том фартуке — наверняка фартук миссис Роджерс… и говорит: «Завтрак будет готов примерно через полчаса». Если вы меня спросите, по-моему, эта женщина сумасшедшая, как шляпник[30]. Многие старые девы, в конце концов, свихиваются… я не имею в виду, что начинают страдать манией убийства, но чокаются немножко. К несчастью, и с ней такое случилось. Религиозная мания: считает себя орудием Господа, что-то в этом роде! Знаете, она сидит в своей комнате и читает Библию.

Филип Ломбард вздохнул и заметил:

— Вряд ли это можно считать определенным доказательством неуравновешенной психики, Блор.

Но Блор упорно и настойчиво продолжал:

— И потом, она выходила из дома — в макинтоше, говорила, что смотрела на море.

Ломбард покачал головой и сказал:

— Роджерса убили, когда он колол дрова, а точнее говоря, во время первого же его занятия после пробуждения. Мисс Брент не было надобности бродить потом на улице несколько часов. Если вы меня спросите, по-моему, убийца Роджерса позаботился сразу завалиться в постель и храпеть как можно громче.

Блор сказал:

— Вы не уловили смысла, мистер Ломбард. Если женщина была невиновна, она бы ни за что не набралась храбрости бродить по острову одна. Она бы сделала это только в том случае, если знала, что ей нечего бояться. Точнее говоря, если она сама и есть преступница.

Филип Ломбард сказал:

— Да, неплохой пункт… я как-то и не подумал.

Со слабой ухмылкой он добавил:

— Рад, что вы все еще не подозреваете меня.

Блор немножко стеснительно сказал:

— Я начинал подумывать о вас — тот револьвер… и ваша странная история, которую вы рассказали… или, точнее, не сразу рассказали. Но сейчас, в таком случае, понял, что все было бы слишком просто.

Он помолчал и заявил:

— Надеюсь, вы обо мне того же мнения.

Филип задумчиво произнес:

— Конечно, может, я ошибаюсь, но, по-моему, у вас мало воображения для подобной работенки. Все, что я могу сказать, — это то, что если вы и есть преступник, то вы гениальный актер, и я снимаю перед вами шляпу, — он понизил голос. — Только, между нами, Блор, и принимая в расчет, что до того, как завершится следующий день, мы, вполне вероятно, станем трупами, вы, полагаю, действительно согрешили лжесвидетельством?

Блор стал обеспокоенно переминаться с одной ноги на другую. Наконец он сказал:

— Лэндор в самом деле был невиновен. Шайка меня подкупила, и мы договорились упечь его в каталажку. Имейте в виду, я бы этого не признал…

— При свидетелях, — с ухмылкой закончил Ломбард. — Это останется между нами. Что ж, надеюсь, вы урвали неплохой куш.

— Не дали они обещанного. Мерзкая банда, эта шайка Паркелла. Однако повышение по службе я получил.

— А Лэндор получил пожизненный срок и умер в тюрьме.

— Откуда мне было знать, что он умрет, а? — потребовал Блор.

— Право, откуда, что ж, вам не повезло.

— Мне? Вы имеете в виду — ему?

— И вам тоже. Потому что в результате, похоже, ваша собственная жизнь неприятно сократится.

— Моя? — Блор уставился на него. — Уж не думаете ли вы, что я отправлюсь по той же дорожке, что Роджерс и остальные? Кто угодно, только не я! Могу вас заверить, что я о себе позабочусь.

Ломбард сказал:

— О, вообще-то, я не люблю держать пари. И, во всяком случае, если вы будете мертвы, платы я не получу.

— Дослушайте, Ломбард, что вы имеете в виду?

Филип Ломбард обнажил свои зубы и сказал:

— Я имею в виду, мой дорогой Блор, что, по моему мнению, у вас нет никаких шансов!

Что?

— То, что вы лишены воображения, делает вас сидячей мишенью. У. Н. Оуэн же одарен богатейшим воображением и сможет заткнуть вас за пояс в любой момент, когда он или она этого захочет.

Лицо Блора стало малиновым. Он сердито потребовал;

— А что вы сами?

Лицо Филипа Ломбарда стало жестоким и опасным, и он ответил;

— Воображения у меня предостаточно. Я не раз попадал в переделки и всегда выпутывался! По-моему… не хотел бы ручаться, но я думаю, что выпутаюсь и на сей раз.

Яичница жарилась на сковороде. Вера, поджаривая хлеб, подумала про себя: «Почему я выставила себя истеричной дурой? Это была ошибка. Спокойней, моя девочка, спокойней».

В конце концов, она всегда гордилась своим хладнокровием! «Мисс Клэйторн вела себя удивительно — держала себя в руках и сразу поплыла за Сириллом».

Зачем теперь об этом думать? Все кончено… кончено… Сирилл исчез задолго до того, как она приблизилась к скале. Она почувствовала, как течение подхватывает ее, уносит в море. Она не стала сопротивляться… плыла спокойно, размеренно — до тех пор, пока, наконец, не прибыла лодка…

Ее хвалили за храбрость и выдержку. Но не Хьюго. Хьюго просто смотрел на нее…

Господи, какую боль даже сейчас причиняют мысли о Хьюго…

Где он был? Что он делал? Он помолвлен, женат?

Эмили Брент резко сказала:

— Вера, тост подгорает…

— О, простите, мисс Брент верно. Какая я глупая!

Эмили Брент вынула последнее яйцо из шипящего жира.

Вера, наткнув на вилку для приготовления тостов новый кусок хлеба, с любопытством заметила:

— Вы так изумительно спокойны, мисс Брент.

Эмили Брент ответила, сжав губы:

— Я была воспитана держать себя в руках и никогда не поднимать шума из ничего.

Вера машинально подумала: «Подавлена в детстве… Это многое объясняет…».

Она спросила:

— Вы не боитесь? — помолчала и потом добавила: — Или вы не возражаете умереть?

Умереть! Словно маленький буравчик вгрызся в броню, окружавшую мозг Эмили Брент. Умереть? Но она не собиралась умирать! Другие должны умереть да, но не она, не Эмили Брент. Эта девушка ничего не понимает! Эмили не боялась: естественно, никто из Брентов ничего не боялся. Все ее родственники и предки были военными. Они стойко смотрели смерти в лицо. Они жили праведно, как и она, Эмили Брент… Она никогда на совершала ничего постыдного. И посему, естественно, она не собиралась умирать…

«Господь помнит о верных слугах своих: «Ты не будешь страшиться ни ужаса ночного, ни стрелы, днем летящей…»

Сейчас был день — и ужаса не было. «Никто из нас не покинет этот остров», — кто так говорил? Конечно, генерал Макартур, чей кузен был женат на Элзи Макферсон. Похоже, ему было безразлично. Казалось, он… даже… приветствовал смерть! Безнравственно! Почти нечестиво. Некоторые так мало думали о смерти, что даже сами кончали с собой… Беатрис Тейлор… Прошлой ночью она видела во сне Беатрис — видела, что та на улице, прижимает лицо к окну, стонет, просит, чтобы ее впустили. Но Эмили Брент не хотела ее впускать. Потому что иначе произойдет что-то ужасное… Вздрогнув, Эмили пришла в себя.

Эта девушка очень странно смотрела на нее. Она отрывисто произнесла:

— Все готово, не так ли? Давайте отнесем завтрак в столовую.

Завтрак был странной трапезой. Все вели себя крайне вежливо.

— Не налить ли вам еще кофе, мисс Брент?

— Мисс Клэйторн, ломтик окорока?

— Еще кусочек тоста?

Шесть человек внешне все нормальные и сдержанные.

А внутри? Мысли бежали по кругу, словно белки в колесе…

«Что потом? Что потом? Кто? Который?»

«Сработает ли? Интересно. Стоит попытаться, если есть время. Боже мой, если есть время…»

«Религиозная мания, точно… Однако, глядя на нее, и не верится… А вдруг я ошибаюсь…»

«Это безумие — все безумие. Я схожу с ума. Шерсть исчезла… Красные занавески — бессмыслица какая-то. Ничего понять не могу…»

«Чертов идиот, он поверил каждому моему слову. Это было легко… Однако я должен быть осторожен, очень осторожен».

«Шесть фарфоровых фигурок… только шесть… сколько останется к ночи?»

— Кто съест последнее яйцо?

— Джем?

— Благодарю, могу ли я отрезать вам хлеба?

Шесть человек, нормально ведущих себя за завтраком…