Идеальная пара

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Войдя в гостиную, Тиффани еле сдержала разочарованный крик. Себастьян все еще сидел там, где она оставила его. Он зарычал на нее в первый раз, когда девушка попыталась помочь ему вернуться в спальню. Такой ворчливый лев. Он должен был быть полностью переобучен, поэтому Тифф повернулась на каблуках и оставила его задницу там.

Она потратила время на то, чтобы внести необходимые изменения, в том числе перенести все вещи Себастьяна в большую из двух спален. Теперь его одежда висела рядом с ее, а все туалетные принадлежности выстроились у раковины. Это, наконец, показалось ей правильным.

Девушка ознакомилась с его лекарствами и планировала, как будет давать их ему. Она волновалась, что ей, возможно, придется пихать таблетки Себастьяну в горло.

Конечно, тот факт, что он все еще сидел там, был своего рода победой. Тиффани боялась, что Себастьян выкатится из квартиры и удерет куда-нибудь в гостиницу.

Девушка ненавидела, что он выглядел таким побежденным, выражение его лица было пустым, а глаза смотрели в никуда.

— Ты готов поужинать? Я приготовила томатный суп и сыр на гриле. Знаю, это довольно просто, но тебе нужно что-нибудь съесть, чтобы принять антибиотики.

Она продолжала говорить спокойным тоном, стараясь не выказывать ему никаких реальных эмоций.

Если он услышал ее, то не показал виду. Просто сидел, уставившись в одну точку.

— Себастьян, прошу. Я все равно никуда не уйду. Я тут, пока ты снова не поправишься, а потом, уверена, ты станешь достаточно сильным, чтобы вышвырнуть меня.

Тиффани остановилась, посмотрев на него, но мужчина не повернулся.

— Почему ты позвонила моей сестре?

Его голос был хриплым, а обычный глубокий медовый тон исчез.

Она подошла к дивану, опускаясь на подлокотник, как можно ближе к нему, не становясь на колени рядом с ним.

— Я хотела узнать, почему ты всегда так опечален.

— Какой у нее был тон?

Наконец, хоть какая-то тема для разговора.

— Нормальный. Злой по началу, но потом она перезвонила мне и захотела узнать о тебе. Она задавала много вопросов о твоей карьере. Ты знал, что твоя сестра вышла замуж?

Себастьян не смотрел в ее сторону, но рукой крепче сжал подлокотник инвалидного кресла.

— Нет. Не слышал. Она вышла за Тайлера Гранта?

— Не думаю. Она назвала своего мужа Джонни. Это может быть псевдонимом?

Он слегка приподнял губы в улыбке.

— Джон Кемпбелл. Подходит ей. Тайлер был ее школьной любовью, но Джонни — ее лучшим другом. Тайлер был квотербеком в старшей школе, и Рамона была для него очередным трофеем. Я надеялся, что они расстанутся, когда Тайлер уедет в колледж, но он повредил колено в первом триместре и вернулся домой. Джонни на самом деле любил ее. Рад, что она выяснила это. У них есть дети?

— Маленький мальчик.

Ей пришлось сдерживать слезы, которые угрожали пролиться. Девушке было больно, что Себастьяну пришлось спросить, есть ли у него племянницы или племянники.

— Ему два года, зовут Итан, в честь твоего отца.

— Рад за Рамону, — он перекинул руки через ручки кресла, находя колеса. — Думаю, мне пора спать.

Она сморгнула слезы, когда ему удалось развернуться. Подальше от нее. Казалось, что мужчина всегда отворачивался от нее. Ничего не получится, если Себастьян говорил ей правду. Если он действительно не мог найти способ любить ее, все это было зря.

И все-таки не зря. Тиффани проведет его через это. Будет ему другом, если Себастьян не хочет, чтобы она была его любовницей.

Тем не менее, когда мужчина направился к спальне, она не могла отпустить его, не задав вопрос. Ей нужно было знать. Он может не ответить ей, но Тиффани должна была спросить.

— Ты очень ее любил?

Было больно думать, что Себастьян уже нашел свою любовь, потому что она была уверена, что не будет любить никого, кроме него.

Он остановился, крепко сжав колеса инвалидного кресла руками.

— Алисию?

Имя мягко вышло из его рта, но она могла видеть напряжение в его теле.

— Ты любил ее?

— Я любил ее с тех пор, как был ребенком, — его голос стал низким, настолько низким, что ей пришлось наклониться вперед, чтобы услышать его. — Ее родители были богатыми покровителями города. Наши мамы вместе работали. Наш семейный ресторан часто их обслуживал. А иногда, пока наши мамы работали, мы играли в саду дома Алисии. Мы были лучшими друзьями в течение долгого времени. Думаю, поэтому она выбрала меня. Ее очень обидел парень из старшей школы. Она никогда не говорила мне, что случилось, но, думаю, я был для нее безопасным вариантом.

Богатая девушка и парень из рабочего класса. Как часто он думал о ней? Каждый день? Каждый час? Была ли она призраком, что крепко его удерживал?

— Я планировал жениться на ней, — продолжил Себастьян. — И знал, что ее родители не одобрят этого, но у нее была сильная воля. Иногда, думаю, что я просто был ее способом идти против их воли. В другие моменты мне было интересно, не было ли более темной причины, почему она приняла мое предложение. Я пошел в армию из-за сильных возражений моих родителей. Я должен был иметь возможность заботиться о ней. Там и встретил Гэри. У него не осталось семьи, поэтому, когда мы уезжали, он поехал ко мне домой.

Ее затошнило. Инстинкты, ничего не поделаешь.

— Он был отцом ее ребенка?

Себастьян развернул кресло, встретившись с ней глазами впервые за несколько часов.

— С какой стати ты думаешь, что этот ребенок не мой? Будь уверена. Алисия была беременна, когда я получил травму. А всего шесть недель до этого я был дома в отпуске.

— И ты привез Гэри с собой.

Он сузил глаза, уставившись на нее.

— Почему ты утверждаешь, что ребенок был не моим?

— Потому что ты ни за что не бросил бы своего ребенка.

Он наклонился вперед, вперив в нее взглядом.

— Может, я понял, что не стану хорошим отцом, так как потерял ноги. Может, я не хотел, чтобы этот ребенок был обременен отцом, который не может ходить, не сможет играть с ним, не сможет быть ничем иным, как источником жалости.

— Боже, Себастьян. Прямо сейчас, я понятия не имею, почему я чувствую то, что чувствую к тебе. Ты не источник жалости, но это аргумент для другого дня. Я знаю, что этот ребенок не был твоим, потому что независимо от того, насколько ты погружен в себя, ты бы не оставил своего ребенка одного. Даже если бы Алисия не хотела тебя больше, ты бы остался рядом с ребенком. Поэтому я должна предположить, что Алисия была полной стервой, а ты позволил ей отнять у тебя семью. Почему, Себастьян? Почему ей это сошло с рук?

— Потому что она не хотела меня, — слова вырвались из его рта, как взрыв бомбы. — Ты знаешь, что она сказала мне? Она сказала, что хотела бы, чтобы это был я. Сказала, что села, заплакала и молилась проснуться от этого кошмара, в котором я вернулся, а он — нет. Она знала его всего три дня, прежде чем прыгнула к нему в постель. Я выяснил это после того, как он умер, конечно. Мой дорогой друг и невеста спали каждый раз, когда мы возвращались домой. Знаешь, как я узнал, что ребенок не мой?

Правда ударила по ней, словно кулаком в живот.

— Потому что ты не касался ее.

— Потому что она убедила меня подождать, пока я не смогу почтить ее должным образом. Как будто она была какой-то южной красавицей из другого века, но я был глупцом, который любил ее, поэтому и чтил ее. Я никогда не занимался сексом, когда был цельным мужчиной.

Она почувствовала, как ее руки сжались в кулаки.

— Ты цельный. Тот факт, что у тебя нет ног, не делает тебя менее мужественным, а вот жалость к себе — да. Оглянись. Никто тебя не жалеет, кроме тебя самого. Ты позволяешь всем верить в худшее из-за собственной гордости. Что, черт возьми, ты сделал бы, если бы у нее не случился выкидыш? Ты бы позволил этому ребенку поверить, что ты его отверг?

— До этого не дошло.

Она совсем не понимала.

— Почему ты не сказал маме, что ребенок не твой?

Себастьн пробежал рукой по волосам.

— Я сказал ей. Она не поверила. Что ты хочешь, чтобы я сделал, Тиффани? Женщина потеряла своего мужа, а потом ей нужно было наблюдать, как ее сын возвращается вот таким. Она хотела этого ребенка больше всего на свете, и ничто из того, что я сказал, не могло поколебать ее веры. Алисия была городской принцессой. Кто, черт возьми, поверит мне? Поэтому я уехал и оказался в Англии, где серьезно задумался о том, чтобы напиться до смерти, но нашел кое-что, в чем был хорош. Я нашел место, где мог бы предоставлять свои услуги. Тебе, Тиффани, не нужны мои услуги? Ты манипулировала мной на каждом шагу.

— Услуги. Ненавижу это слово. Ты хоть представляешь, насколько лучше стала моя жизнь с тех пор, как мы съехались? Знаю, что я хаотична. И не могу ничего с этим поделать. Я устроена таким образом, но внезапно у меня появляется этот удивительный покой, потому что мне не нужно беспокоиться о том, чтобы не забыть о важных вещах или не опоздать куда-то, потому что я потеряла счет времени. Уверена, это звучит как мелочь, но ты быстро стал важным человеком для меня на фундаментальном уровне. Моя жизнь лучше, потому что у меня есть человек, которому я не безразлична настолько, что он обо мне заботится. Проблема в том, что этот мужчина не позволяет позаботиться о нем, а мне это тоже нужно. Для меня важен этот обмен, который я никогда не считала возможным. Я согласилась на отношения в Д/С, чтобы поиграть и повеселиться, и вдруг я не хочу ничего больше, чем соблюдать контракт, чтить своего Дома, — она вдруг так устала. Ее охватило бессилие, и это было все, что ей нужно было, чтобы встать. — Ты мне нужен, но я начинаю думать, что ты, как я и думала, был кем-то, кого я себе вообразила. Я собираюсь съесть что-нибудь. Ты можешь есть или нет, но лекарства должны приниматься во время еды.

Тиффани повернулась и пошла на кухню, а мир расплывался перед глазами из-за слез.

Она придумала его? Достаточно было одного дня доброты, чтобы она влюбилась в иллюзию?

Как будто на автопилоте, Тиффани набрала еды себе на тарелку. Она не почувствует вкуса еды, но будет есть. Ей нужно было чем-то заняться, прежде чем попытаться выяснить, как пережить следующие несколько дней, выказывая доброту.

Когда девушка обернулась, Себастьян находился перед столом.

— Я не погружен в себя

Мужчина выглядел таким же уставшим, как и она сама.

Тиффани подвинула стул, чтобы он мог подъехать к столу, и поставила тарелку и миску перед ним.

— Погружен. Абсолютно.

Она начала поворачиваться, но Себастьян вытянул руку и схватил ее за запястье.

— Я думал, что любил Алисию, и, когда она отвернулась от меня, хотел умереть. Сейчас я понимаю, что поклонялся ей как маленький мальчик. Это была не любовь. В эмоциях не было ничего сложного, никакого настоящего стремления владеть ею, кроме того, мне казалось, я думал, что должен это сделать. Я говорю, что чтил ее, не касаясь сексуально, но это ее слова, а не мои. Я не пытался тебя обесчестить.

Глупый мужчина.

— Нет ничего плохого в сексе. Даже если это просто зуд, который ты должен почесать. В этом нет ничего действительно грязного.

Он сжал руку сильнее.

— Ты не была зудом.

Было приятно это слышать.

— Я рада. Ты тоже не был для меня зудом.

— Если я был опустошен женщиной, которую в действительности не любил, как сильно я буду страдать в другом случае?

Ей удалось перевернуть ладонь, предлагая взять его за руку вместо того, чтобы быть пойманной в ловушку. Это было то, что ему нужно было понять. Мужчине не нужно было ее ловить. Она хотела быть здесь с ним. Хотела этого так сильно, но он все еще нуждался в ее терпении.

— За все приходится платить, малыш. Любовь может возвысить нас или разрушить. Ничего хорошего не обходится без риска. Я люблю тебя, Себастьян. Ты можешь поверить мне или не делать этого. Можешь ответить на чувства или нет. Единственное, что ты не можешь иметь, это абсолютную уверенность, что ты не пострадаешь. И почти могу пообещать, что будешь. Я могу умереть. Могу оказаться в твоем положении. Что если бы я попала в аварию и потеряла ноги? Ты бы отвернулся от меня, потому что я больше не была цельной?

Своими пальцами он сжал ее, и внезапно мужчина ухватился так, словно боялся отпустить.

— Никогда. Я бы никогда не оставил тебя. Я бы... — Себастьян сделал глубокий вдох. — Я бы сделал все, что мог, чтобы тебе помочь, потому что это было бы моим местом. Это было бы моим правом.

Это было именно то, что девушка хотела услышать.

— Почему тогда ты забираешь мои права у меня?

Он убрал руку, но не сдвинулся от стола.

— Я не хочу потерять тебя и подвергать тому, что тебе придется пережить в ближайшие дни... Я не хочу тебя потерять.

— Тогда ешь свой суп.

Тиффани больше не хотела на него давить сегодня. У нее и без того будет достаточно проблем, чтобы уложить его в постель.

Себастьян начал есть, сначала медленно и в тишине.

— Это будет хорошо сочетаться с Гренаш, который мы получили вчера.

Тиффани набрала себе еды. Нормальность. Она имела в виду то, что говорила: нет нормальных людей, а только нормальное поведение. Это была сладкая, блаженная нормальность.

— Расскажи мне об этом больше.

— Ну, ты знаешь, что это один из самых распространенных сортов винограда в мире. Выращен в жарких и сухих условиях, — тихо сказал он. — В Испании, в основном. Я провел там некоторое время на винограднике.

Себастьян продолжил рассказывать, и впервые за несколько часов она почувствовала настоящую искру надежды.

***

Двумя днями позднее Себастьян уставился на Тиффани, задаваясь вопросом, когда она сошла со своего чертового ума.

— Я могу помыть себя сам.

Она уперла руки в бока — знак, который он знал как чистое упрямство.

— Ты не можешь надеть свои протезы. Я должна бросить тебя и надеяться на лучшее?

Мужчина собрал все свое терпение. Они выжили в первую ночь. Ему удалось лечь в постель без ее помощи. Он сделал это, пока девушка переодевалась в пижаму. Мужчина не спорил о том, чтобы спать с ней, хотя хотел. Себастьян лежал неподвижно, глядя в потолок, пока Тиффани засыпала рядом с ним.

Но проснувшись в то первое утро, когда она прижималась к нему, ее волосы покрывали его грудную клетку, а ее грудь упиралась в него, мужчина понял, что это того стоило. Девушка была теплой и мягкой, и он очень сильно хотел бы перевернуться и обнять ее. Себастьян желал взять ее тогда и прямо там и покончить со всем этим.

У него не было того первого утра, и в этот раз его у него тоже не было. Они были вежливой и спокойной парой, но Себастьян чувствовал напряжение между ними. Напряжение, которое можно было снять только скользнув внутрь ее тела.

Что если он сделает все неправильно? Что если будет неудобно?

Технически, у него было больше сексуальных партнеров, чем у нее. В то время когда находился в «Саду», Себастьян был полон решимости доказать, что он мог, но она, вероятно, имела гораздо больше опыта в интимности, чем он. Он никогда не брал женщину, сняв протезы, никогда не давил своим телом на нее и не заставлял ее принимать его вес. Никогда не валялся с ней в постели часами.

У него был секс, но не было интимности.

Черт. Себастьян в самом деле боялся интима. Если и было что-то, что он узнал о себе за последние два дня, то это и был этот факт. Необходимость зависеть от Тиффани была и замечательной, и ужасной одновременно. Замечательной, потому что она заботилась о нем с улыбкой и без признаков того, что это вообще ее беспокоило. Ужасной, потому что он ждал, когда она устанет от всего этого.

Главный душ был большим и не имел никакой двери, только красивая кафельная стена. Себастьян заглянул внутрь, его место для душа уже было там. Было бы хорошо помыться. Хотя он ненавидел то, как должен был это делать.

И он ненавидел разочаровывать ее, но не был готов к этому. Себастьян хотел спать с ней. После того, как он помоется, ему придется позволить Тиффани снова перевязать рану. Конечно, она видела раны, но только немного от его правой культи. Только то, что было необходимо, чтобы нанести мазь и держать рану в чистоте. Теперь она увидит его во всей красе.

Но, по крайней мере, ей не придется купать его, будто он был ребенком.

— Подвези меня достаточно близко к сиденью для душа, и я доберусь туда сам.

Затем Себастьян повесит свой халат на инвалидное кресло и сам со всем справится. Она уже сделала воду в душе приятной и теплой.

Тиффани подвезла его туда, куда было нужно.

— Ну, раз вы настаиваете. Я вернусь через минуту.

Он сделал глубокий вдох. По крайней мере, она была разумной. Себастьян скинул с плеч одежду, которую ему удалось надеть раньше. Тиффани пообещала подготовить одежду для него. Мужчина докажет ей, насколько независимым он мог быть. Это помогло бы. Он докажет, что ей не придется многим жертвовать ради него.

Слава богу, Шон Таггарт был за роскошь. Было достаточно просто переместиться на сиденье.

Просто оно было не очень удобным.

Но вода была приятной. Она не ударяла его в грудь. Он должен был это сделать. Себастьян наклонился, пытаясь достать мыло. Оно было почти вне досягаемости.

Внезапно идеальные розовые соски оказались прямо перед ним, когда Тиффани наклонилась и подняла мыло. Они были прямо тут. Он мог взять один в рот и сосать при желании.

— Это ищешь, малыш?

Бл*ть. Он был тверд как скала. Его член вскочил, зудел и нуждался. Она была голой. Совершенно красиво обнаженной, и Себастьян понял, как долго не видел ее такой.

Он тоже был голым. Ничего не было между ними.

Она была такой красивой.

— Посмотри на это, — сказала она, улыбнувшись. — Я смотрю на твое обнаженное тело, и мои соски затвердели. Я не убегаю, Себастьян. На самом деле, если ты проверишь, то обнаружишь, что я уже мокрая, и дело не в воде.

Он не мог не смотреть вниз на свои ноги. Точнее где они были раньше. Как долго он собирался позволять этому сдерживать его? Как долго он собирался позволять тому, что случилось с Алисией, держать над ним верх?

— Мне не нравится, как они выглядят. Это не то, каким я себя представляю.

Тиффани опустилась на колени, становясь ниже него, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Я не знаю, как ты выглядел до этого, но люблю твое тело. Люблю, потому что это значит, что ты выжил.

Девушка положила руки на его ноги, и Себастьян задрожал от этого ощщения. Никто не трогал его там, кроме безликих врачей. Не долго, это были не любящие ласки его плоти. Никакой заботы. Боже, как он жаждал ее, и это делало его безрассудным.

Себастьян смотрел на свои ампутированные конечности. Его левая нога была ампутирована ниже колена, а правая почти полностью. У него осталось немного бедра, но обе ноги заканчивались культями, хирургические шрамы показывали, как тяжело было врачам спасти его.

Пальцами Тиффани коснулась небольшой раны, которая доставила столько чертовых неприятностей. Два шва. Это было все, в чем он нуждался. Один маленький шрам на поле битвы, но эта маленькая царапина могла спасти его.

— Расскажи, как она появилась.

Ему не понравилось, как она командовала им. Что-то от того, что Себастьян был нагим рядом с ней, заставило его вспыхнуть.

— Прости?

Она опустила голову в более покорное положение, но не раньше, чем он увидел, как Тиффани улыбнулась. Как будто ребенку дали ключи от кондитерской.

Это было манипулированием? Или отчаянное обращение сабы к ее упрямому Дому? Он не был уверен, что теперь это имело значение.

— Не могли бы вы рассказать мне, как она появилась, Мастер? — спросила Тиффани, двигая руками по коже его ног.

Она не избегала культей, не двигалась вокруг них с осторожностью, будто не хотела касаться места, где его зашили. Она принимала их таким образом, каким он никогда не принимал.

Это ощущалось хорошо.

— Упал в душе однажды утром, а затем ударился об один из столиков в «Верхних» и снова открылось кровотечение. Я потерял равновесие. До тех пор я не осознавал, что царапина переросла в рану. Когда ты приближаешься к культе, кожа становится менее чувствительной.

Хотя сейчас ощущалось не так. За целую вечность он впервые ощущал свою кожу живой.

— Значит, если бы ты позаботился об этом, провел некоторое время в кресле, все, вероятно, было бы в порядке?

— Вероятно.

Он наблюдал, как она протянула руку и схватила бутылочку геля для душа.

Тиффани выдавила гель на ладонь, а затем растерла по его телу. Начала с рук, взяв одну в свою и прокладывая путь вверх.

— Я бы хотела, чтобы эти отношения получились. Я хочу этого так сильно, но, чтобы это произошло, тебе нужно доверять мне.

Это было так хорошо. Чертовски хорошо. Она двигалась по его боку, намыливая другую его руку, не пропуская ни клочка кожи. Себастьян будет таким чистым, когда она закончит. Он сделал бы это в два счета, но Тиффани собиралась убедиться, что мужчина был тщательно вымыт. Ее руки были сильны, работая над его мышцами. Сквозь ее прикосновения и жар душа мужчина почувствовал, как перенапряженные мышцы начали расслабляться.

— Я доверяю тебе. Намного больше, чем кому бы то ни было.

Она встала и начала мыть его плечи, массажируя их, как могла.

— Я не знала об этом. Мне пришлось похитить тебя, чтобы ты был тут.

— Я мог уйти.

Дверь была прямо перед ним, но Себастьян не воспользовался ею. Да, у нее был его телефон, но он мог легко добраться до «Верхних», и там кто-нибудь мог вызвать ему такси.

Пока он не уселся в кресло, пялясь в стену и желая, чтобы Тиффани вернулась.

— Почему не ушел?

Она перешла на спину.

Мужчина расслабил живот, чтобы дать ей лучший доступ. Когда она большими пальцами начала разминать его спину, Себастьян не смог сдержать стон блаженства.

— Знал, что если уйду, это будет означать конец, и, не важно, что я говорил, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хотел покидать тебя. Хотел вернуть наши прежние отношения, но не желал уходить от тебя.

Она наклонилась и вымыла его поясницу, своей грудью коснувшись его.

— Я не хочу возвращать наши прежние отношения, а хочу двигаться вперед. Мне нужны вот такие моменты. Знаю, что ты напуган, думаешь, что я в ужасе сбегу, но я не сделаю этого. Я хотела этого с тех пор, как впервые тебя увидела.

— Тогда ты не знала о моих ногах.

— Мне это было не важно. Как и сейчас, за исключением того, насколько твоя жизнь вращается вокруг их сокрытия.

Тиффани пробежалась руками по его шее, мыло облегчило массаж. Это было возбуждающе, но в ее прикосновениях было много чего еще.

Ощущалось, словно ласка и забота, а также... словно это была любовь.

— Я не хочу этого, но тебе придется увидеть, чего они мне стоили.

Она вздохнула позади него.

— Они ничего тебе не стоили. Ты лишился их за свою страну. Ты отдал их, чтобы такие люди как я, были спасены.

Она встала перед ним и упала на колени, кладя руки на предмет своей речи. Она намылила его ноги, осторожно обрабатывая вокруг раны, но уделяя особое и любящее внимание шрамам, которые отмечали его потерю.

— А вот Алисия стоила. Обвиняй того, кто в этом замешан. Ее ложь стоила тебе всего сразу, а остальное сделала твоя гордость. Я молюсь, чтобы она же не стоила всего нам обоим. Тебе нужно изменить взгляд на вещи, Себастьян. Тебе нужно начать видеть мир моими глазами, потому что я вижу все намного яснее.

— Думаешь? Расскажи мне тогда.

Он должен был попытаться что-то сделать, потому что Тиффани была права. Он не хотел потерять ее. Он не мог вынести мысли о возвращении в свою одинокую квартиру, одинокое сосуществование.

— Ты не хотел, чтобы я была здесь, потому что думал, что купать тебя — рутинная работа.

Она двинулась между его бедер, пока не оказалась зажатой между ними. Если это беспокоило ее, она не показала это. Она просто начала мыть его грудь.

— Я вижу это как способ служить своему Дому, своему партнеру, любимому. Вижу в этом способ приблизиться к нему, потому что мне нравится быть рядом с ним. И в некотором смысле, я воспринимаю это как то, что ты заслужил, будучи смелым. Ты знал, что может случиться и все равно пошел в армию. Ты заслужил потрясающе красивую женщину, которая обнимала бы тебя.

Когда она говорила так... Сколько страданий было связано с его восприятием? Сколько могло измениться, если он позволит?

— Хочу свой черед.

— Твой черед?

Она должна была понимать это, если Себастьян собирался попробовать с ней, он не будет единственным, кто будет предлагать свое тело.

— Если я заслужил самую красивую женщину в мире, которая кладет свои руки на меня, я буду трогать ее.

Тиффани остановилась, и он мог видеть, как слезы сверкали в ее глазах. Она начала что-то говорить, но замолкла.

Он не был настолько погружен в себя, чтобы не знать, что происходило у нее в голове. Мужчина потянулся к ее руке.

— Посиди со мной.

Она посмотрела вниз на кресло.

— Я могу?

Себастьян положил свои руки на подлокотники кресла. Если бы она подготовила его правильно, присоски на ножках удержали бы все на месте. Кресло для душа было построено для большого человека, и, откровенно говоря, если бы они упали, то чертовски ушиблись бы. Если бы они упали, они сделали бы это вместе, и он смеялся бы и смущался чуть меньше, чем в прошлый раз, и позволил бы ей помочь ему подняться.

Она была бы с ним заботлива. Девушка бы прочла все инструкции и протестировала все, потому что Тиффани, хотя и была иногда безрассудной, была очень любящей и вдумчивой.

Без лишних раздумий он приподнялся и переместил свое тело, чтобы она могла сесть на его колени. Сиденье не двигалось. Себастьян сделал это с легкостью, потому что одним из условий Дэймона Найта для обучения его в качестве Дома было то, что он также тренировал его физически. Он был силен, потому что его наставник не позволял ему быть каким-либо еще.

Он был в безопасности, потому что Тиффани была осторожна с ним.

Было хорошо иметь людей, которые заботились о нем.

Никогда, ни разу Алисия не делала что-либо, чтобы облегчить ему жизнь. Это было его заботой.

Себастьян подарил этой женщине годы своей жизни. Чему он обязан за умную, милую сабу, которая была готова сражаться за него? Кто вообще был готов сражаться даже с ним, чтобы они были вместе? Разве он не должен был хоть немного ей доверять?

— Посиди со мной.

Она осторожно поднялась на ноги и расположилась на его коленях, обхватив его за плечи. Сначала было неловко, но она, казалось, нашла удобное положение.

— Вот так?

Она собиралась прикончить его. Его член был прямо под ее задницей, и он был тверд, как камень, но ему нужно было нечто большее, чем секс. Ему нужна была эта тихая близость. Секс был великолепен, но у него никогда не было интимности с женщиной. Он обнимал Тиффани, положив голову ей на плечо и просто вдыхая ее аромат.

— Ты единственная лучшая вещь, которая когда-либо случалась со мной, — прошептал ей Себастьян. — Никогда Алисия не сравнится с тобой. Она была детской мечтой. Была той, кем я хотел, чтобы она была, но, думаю, это было слишком давно, поэтому я должен отпустить.

Она крепко обняла, держась за него так, будто никогда не отпустит.

— Тебе не нужно быть кем-то, только самим собой со мной. Я хочу быть твоим безопасным местом. Ты можешь быть кем захочешь, чтобы показывать остальному миру, но я хочу настоящего мужчину.

— А что если я не уверен, кто я?

Это был его настоящий страх. Он так долго держался за боль и прошлое, что ему могло не понравиться то, что было по другую сторону.

— А я знаю.

Она поцеловала его в щеку, над его глазом, в лоб. Каждое прикосновение ее губ ощущалось как благословение.

— Я знаю, кто ты, даже если ты сам не знаешь. Ты смел и боишься одновременно. Невероятно умен и глубоко глуп. Иногда ты так уверен в себе, а в других моментах — появляется неуверенность. Почти всегда ты добр. Несмотря ни на что, ты пытаешься помочь окружающим. Ты человек, и ты все для меня.

И Тиффани была безрассудной и осторожной. Прекрасной и иногда бестактной. Грубой и все же большей леди, чем он когда-либо видел.

Так долго мир был плоским. Хорошим и плохим. Светлым и темным. Он был целым, а затем нет. Жизнь была простой, но разве он не узнал все о сложностях? Иногда вещь должна была быть уничтожена, чтобы стать чем-то новым, чем-то более прекрасным, чем это было раньше.

Себастьян цеплялся за видение, которое у него было в семнадцать лет. Молодое вино могло иметь приятный вкус. В этом не было ничего плохого, но произошло нечто уникальное, когда виноград был помещен в бочки и выдержан в течение времени.

Я не сабмиссив, но понимал через что они проходят. Некоторым людям нужна боль, чтобы найти себя, свое удовольствие. Они превращают это во что-то новое. Наш долг и радость помочь им в этом.

Его наставник из Британии говорил о Д/С отношениях, но, возможно, тут было большее. Возможно, его собственная боль и трагедия могли стать толчком к тому, чтобы подтолкнуть его к чему-то большему. Чему-то лучшему.

Или, может быть, это было из-за женщины, сидящей у него на коленях и ее безграничного сердца, которое смогли заставить его хотеть стать лучшим мужчиной.

— Я скучаю по своей сестре, — признался тихо Себастьян.

— Знаю, что скучаешь, малыш.

Тиффани обняла его крепче.

Там, в тишине душевой, окруженный ее теплом, он, наконец, начал говорить, рассказывая ей все.