Идеальный агент

Глава 36 Ирак, где-то под землей

Черная «Тойота» с имамом Хузаймой в сопровождении джипа тронулись в обратный путь к КПП, где их ожидал грузовик и остальная охрана.

Хузайма досадовал на этого русского, слишком он много доставлял ему проблем. Он бы с удовольствием выполнил свое обещание отрезать ему голову, но пока тот был ему нужен, приходилось терпеть.

Когда они подъезжали к КПП, имам заметил санитарный вертолет, который сделал несколько кругов над автомобильной очередью и улетел.

Вертолет не вызвал у него особых подозрений. Он не думал, что к нему это имеет какое-то отношение, и потом, оккупанты – так он называл войска коалиции – никогда не использовали санитарную технику не по назначению.

С полицейскими на КПП вопрос решился довольно быстро, несколько сот долларов, свернутые в трубочку, легко приподняли полосатый шлагбаум, и «Урал» в сопровождении многочисленной охраны продолжил свой путь.

Проехав по дороге в сторону Басры около тридцати километров, колонна свернула с дороги и углубилась в холмистую полупустынную местность.

Сергей, внимательно наблюдавший за маршрутом, догадался, куда они приехали. Это был тот же бункер, из которого он совершил не совсем удачный побег.

«Все возвращается на круги своя», – подумал он, но через некоторое время был вынужден убедиться, что это не совсем так.

Камера, в которую его втолкнули, разительно отличалась от предыдущей. Здесь не было ни столиков, ни кровати, ни даже туалета. Были лишь каменные, сырые, покрытые плесенью стены и небольшая, но массивная металлическая дверь. Его приковали к кольцу, торчащему из боковой стены.

С поднятыми руками стоять было неудобно, кольцо находилось сантиметрах в тридцати над головой.

Сергей не представлял, сколько времени ему придется провести в таком состоянии, – возможно, всю ночь. Не очень радужная перспектива!

Дверь в камеру захлопнулась, и он остался один.

Сергей просто ради интереса попытался потянуть за кольцо, но оно держалось крепко, а наручники больно впивались в руки.

Руки в таком положении уставали быстро, опускались, наручники давили на кисти, которые начинали затекать, приходилось опять поднимать руки.

Сергей вспомнил, что в средневековой Англии так решались споры. Двое спорящих вставали друг напротив друга и держали над головой двумя руками тоненький прутик, кто первый опускал руки, тот и проигрывал.

Он не знал, сколько прошло времени, но рук он уже не чувствовал. Вдруг открылась входная дверь, вошел имам Хузайма. Теперь его никто не сопровождал и никто не принес кресло. Имам остался стоять, это могло означать только одно: разговор будет недолгим.

– Как ваше самочувствие, господин Круглов? Нет ли каких жалоб? – с издевкой спросил Хузайма, после того как вошел в камеру.

– Нет, спасибо. У меня все нормально, – ответил Сергей.

– Наручники не мешают?

– Нет-нет, не беспокойтесь, я к ним уже привык. Но на вашем месте, я все же их снял бы.

– Так все-таки мешают?

– И не только мне, но и вам. Я ведь завтра не смогу даже документы достать, чтобы показать полицейскому. Вам это надо?

– Мне, конечно, было бы спокойней, если бы ты добровольно согласился мне помочь. Но ничего, и так сойдет. Накачаем тебя наркотиками, усадим в машину, стакан водки вольем, и все будет в порядке. Документы у тебя настоящие, а кому достать их у тебя из кармана, найдется, не волнуйся, да и твоя пьяная русская морда – этого вполне достаточно, чтобы проехать каких-то сто километров с небольшим.

– Эх, Хузайма, да за стакан водки я на этом «Урале» уеду, куда хочешь, – мечтательно проговорил Сергей.

– Неужели так хочется выпить?

– Нет, Хузайма, тебе этого не понять!

– Так все в твоих руках, – сказал имам.

– Что в моих руках? Мои руки уже не чувствуют ни хрена!

– Даю тебе еще один шанс, Сергей. Если ты пообещаешь мне завтра не делать глупостей, то я сейчас же снимаю с тебя наручники, перевожу в другую камеру, где ты получишь водки и ужин.

– Ну, конечно, а завтра в Басре вы мне отрежете голову.

– Если ты сделаешь все, о чем тебя просят, никто из моих людей тебя пальцем не тронет. Аллахом клянусь!

«О как! – подумал Сергей. – Похоже, они действительно меня убивать не собираются, но ведь и в живых они меня оставить не могут».

– Хорошо, Хузайма, я тебе не верю, но я согласен. Ты ведь все равно своего добьешься, так зачем же я буду мучиться. Только скажи, что же будет со мной потом, в Басре, неужели вы меня вот так просто возьмете да и отпустите?

– Ты нам нужен только до Басры, потом ты не нужен. Не скрою, я с удовольствием убил бы тебя, слишком ты мне много хлопот принес, но я сдержу слово, мои люди тебя не тронут, – ответил имам, и Сергей ему поверил.

Но от внимания Сергея не ускользнуло то, что имам дважды сказал, что его люди не станут его убивать.

– Итак, твое решение? – спросил Хузайма.

– Я же сказал, согласен, черт с тобой! – ответил Сергей.

– Молодец! Ты принял верное решение: и тебе хорошо, и мне спокойней. Сейчас придут мои люди и снимут тебя с этой вешалки, хотя, на мой взгляд, тебе тут самое место. Оставил бы я тебя подыхать здесь. Уж прости, Сережа, за откровенность, – сказал Хузайма и вышел из камеры.

– Бог простит! – вслед ему ответил Сергей.

Вопреки обещаниям имама, он продолжал висеть на стене, кистей он уже не чувствовал совсем, и это начало его беспокоить.

Но наконец дверь камеры открылась, и в нее вошли трое вооруженных подручных Хузаймы. Довольно грубо его отстегнули и потащили куда-то в коридор. Вероятно, имам приказал не особенно церемониться с пленником.

Его вели по слабо освещенным коридорам, кругом сновали люди, кипела работа. Насколько он мог понять, бандиты минировали помещение бункера. Скорее всего, завтра, после их отъезда, от бункера не останется и следа.

Сергея привели и втолкнули в камеру. Она была совсем маленькая, размером два шага на четыре, в углу стоял голый деревянный топчан, в противоположном углу – разбитый унитаз. Охранники ушли, не сняв с него наручников.

Он сел на топчан, ноги гудели, кисти кололо иголочками – восстанавливалось кровообращение.

Сергей лег на жесткий топчан, на обещанный ужин и тем более водку, он, конечно же, всерьез не рассчитывал. От удивления у него глаза на лоб полезли, когда в камеру вошел охранник и поставил на пол рядом с дверью две пластиковые бутылки и такую же миску с каким-то коричневатым месивом, в котором торчала опять же пластиковая ложка.

«Надо же, имам сдержал обещание. А я думал, что даже воды не дадут. Значит, я им нужен завтра в форме, не так-то все просто, как хочет представить имам. А металлических предметов не дали, боятся, суки», – думал Сергей, беря бутылку онемевшими руками.

Он таскал принесенные предметы на топчан по очереди, беря их каждый двумя руками, пальцы сильно болели и совершенно не слушались.

В одной из бутылок была сильно пахнущая хлоркой вода, а в другой… черт возьми, водка!

«Ну, Хузайма дает! Не ожидал».

Наверное, имам хотел доказать Сергею, что все зависит от его поведения. Если он будет послушным, то и к нему будут относиться соответственно.

В тарелке была остывшая гороховая каша с острыми специями, в разных районах Ирака она называлось по-разному, но везде была неизменно популярна.

Часть водки Сергей извел на растирание рук, от этого они заболели еще сильнее, но кровообращение улучшилось настолько, что он с трудом, но смог держать бутылку одной рукой.

Остальную водку он выпил в два приема и с удовольствием закусил холодной и острой гороховой кашей. Когда начал есть, то вспомнил, что не ел уже более суток.

После еды и выпивки руки успокоились, напряжение частично снялось, и Сергей провалился в глубокий, но беспокойный сон. Ему снилось, будто он едет на каком-то автомобиле по крутому каменистому склону, отчаянно жмет на педаль тормоза, но машина продолжает набирать скорость. Справа сидит Хузайма и, размахивая у него перед лицом пистолетом, который каким-то неведомым образом превращается то в автомат Калашникова, то в ПЗРК, то в длинный изогнутый нож, кричит истошным голосом:

– В Басру! Сворачивай в Басру! В Басру, я сказал, или я отрежу тебе голову!

Потом на дороге возникает огромная скала, которую невозможно объехать, Сергей кричит и просыпается. Сворачивается клубком на жестком топчане и, дрожа от холода, снова проваливается в сон, и все повторяется снова и снова.