Бывалый старшина — это Николай Васильевич Мурлин, командир подразделения Куйбышевского райотдела внутренних дел Новокузнецка. Правда, вид у него вовсе не геройский. Боевые шрамы не пересекают лицо, рост средний, даже ниже среднего, и грудь не колесом. В толпе его и не заметишь. В милиции он стал работать, не мечтая о славе пинкертонов и шерлоков холмсов, о головокружительных погонях и отчаянных перестрелках. В военкомате, куда он пришел после демобилизации из армии, в 1953 году, ему сказали:
— Служить в милиции не желаешь? Сейчас ей трудно: амнистия для заключенных, да многих, отпетых, напрасно, кажется, выпустили.
Немного подумал солдат. В Казани, откуда он уходил в армию, родных не осталось, а в Новокузнецке живет двоюродный брат. Город к тому же ему понравился. Вот и дал согласие.
Через неделю у бывшего старшины Советской Армии Мурлина пошел милицейский стаж. Сейчас он составляет без малого двадцать пять лет. Конечно, один стаж не делает человека бывалым. Иной больше отслужит, а вспомнить нечего. Ведь и милицейская служба всякой бывает. Но Мурлину на этот счет везло. Были и погони и перестрелки. Не раз грозили ему расправой, дважды нападали на него. В райотделе о нем сказали так:
— Мурлин — наш Карацупа. Преступники, как мухи на мед, попадали на него.
— А сейчас?
— Не то время. Но если случается, старик наш действует без осечки. Жизни своей не жалеет…
Жара. Небо вылиняло. Народ норовит в тень, но на широкой рыночной площади деревьев нет, построек мало. Да и воскресенье — людей полным-полно. Николай Мурлин обливается потом. На нем новенькая милицейская форма, но она не радует его. Особенно портит жизнь длинный красный шнур, петлей охватывающий воротник глухого кителя и тянущийся наискосок через грудь на пояс к кобуре. Кажется, что именно эта несуразная вожжа мешает ему свободно дышать.
Он внимательно наблюдает за разноголосой толпой.
Вот взгляд выхватывает из человеческой гущи мечущегося с растерянным видом человека.
— В чем дело, гражданин?
— Часы отобрали!
— Можете опознать?
— Да вон они!..
Мурлин нагоняет группу парней, спешащих к воротам, и окликает их.
— Ну, чего тебе? — круто оборачиваясь, спрашивает один из них. Из-под челки с вызовом смотрят прищуренные глаза.
— Отойдем в сторону. Поговорить надо, выяснить один вопрос.
— Хо, робя! Он хочет выяснить один вопрос. А этого не хочешь?
У парня из рукава выскальзывает нож, и он подносит его к лицу старшины. В тот же миг тупой удар сзади по голове валит старшину на пыльную землю. Мурлин хватается за наган, но блестящее лезвие чиркает по шнурку, и кобуру с оружием рвут чьи-то цепкие пальцы.
Пятеро бегут по улице. За ними спешит старшина, свистком вызывая помощь. От пятерки отделяются двое и бегут в разные стороны. Мурлин продолжает преследовать троих. Вот они перемахнули через забор и топот оборвался. Видно, притаились. В щель забора старшина видит: лежат рядком трое на животах, тяжело дышат: изнемогли от бега по жаре.
Подбежали милиционеры. Мурлин подскакивает цепляется за доски и, спружинясь, перебрасывает тело через забор. Попадает на крайнего, зажимает ему голову, загибает руку за спину. Сзади спешат на помощь сослуживцы, тоже перемахивая через забор.
Через минуту Мурлин бережно прилаживает к поясу кобуру. Голова еще болит, но он рад: преступники не скрылись…
Мужичок еле стоял на ногах. Прислонившись спиной к киоску, он громко объявлял:
— Сам пью, сам гуляю. На свои кровные. Потому как корову продал. Могу месяц пить, могу год!
Старшина посоветовал:
— Шел бы ты, купец, домой! Неровен час, попадется какой-нибудь приятель, останешься не только без коровы, но и без денег.
Мужичок внял совету и, стараясь не шататься, зашагал по улице. Мурлин долго наблюдал за его неустойчивой фигурой, невесело думал: «Дома, наверно, жена, дети, а он спокойненько корову пропивает!»
Вскоре дежурство его закончилось. Жил Мурлин на окраине города, добираться туда было долго, и он шел быстро. Вдруг до его слуха донесся слабый хрип. Как будто на ветру глухо скрипнула незакрытая форточка. Хрип раздался из темного рва. Мурлин бросился туда и различил стоящих на корточках людей. Перед ними распластался знакомый мужичок.
После окрика старшины грабители шарахнулись в сторону. Мурлин, стреляя вверх, бросился за ними. Одного он упустил из виду, но за двоими, не желавшими разлучаться, он гнался упорно, медленно настигая их. На улице Мурманской, после того, как из пистолета вылетела пятая гильза, преступники остановились, подняли руки вверх.
Помощник дежурного заболел, и начальник приказал Мурлину заменить его. День клонился к вечеру, происшествий не было. Дежурный капитан радовался:
— Вот так бы до утра. Если до часу ничего не случится, значит до рапорта все будет в ажуре.
Но надеждам капитана не суждено было сбыться. Сначала позвонили с шахты. Ходят, мол, около проходной двое подозрительных, что-то высматривают.
Капитан ответил:
— Хорошо сейчас будем.
Мурлин встал, готовый идти, но капитан махнул рукой.
— Сиди, старшина! На каждый звонок не набегаешься. Мало ли кому что мерещится. Взяли моду, чуть что, трезвонить в милицию. А не знают, что на весь райотдел одна машина, да и та на происшествии.
Через полчаса снова раздался звонок. Женщина сообщала, что какие-то оборванные мужики только что отобрали у нее хлеб и колбасу.
Дежурный разозлился:
— Неужели, гражданочка, по таким пустякам нужно беспокоить милицию? Булка хлеба и триста граммов колбасы! Тоже мне преступление!
Он с сердцем бросил трубку на рычаг, проворчал:
— Совсем совесть потеряли…
Мурлин сказал:
— Все ж давайте, товарищ капитан, я доскочу.
— Да сиди ты! На всяких шаромыг энергию тратить. Обойдется!
Уже поздно вечером прибежал запыхавшийся старичок. Тяжело навалившись на деревянный барьер, отгораживающий дежуривших от посетителей, зачастил:
— Соседка послала. Приперлись к ней какие-то двое. Накорми, мол. Сейчас сидят, едят картошку. Плохие, по всему видать, люди, товарищ милиционер!
Старшина, не ожидая ответа дежурного, решительно поднялся с места.
— Ну, иди, Мурлин, проверь. Один-то справишься?
Прежде чем войти в дом, старшина попросил старичка под каким-нибудь предлогом вызвать хозяйку. От нее узнал, что «гости» на кухне все еще едят, между собой разговаривают на каком-то чудном языке, в котором мало русских слов. Приметы настораживали: похожие приводились в одной из ориентировок на объявленных в розыск преступников.
Старшина прикинул: «Гости-то, видать, из нездешних краев. И по языку — уголовники. Оголодали, решили «заморить червячка».
— Дети есть? Уведи их из кухни и сама с ними уходи, — приказал он хозяйке.
Немного подождав, вынул пистолет, рывком распахнул дверь и властно крикнул:
— Вверх руки!
Звякнула выроненная ложка. Медленно поднялись четыре руки. Не давая опомниться, Мурлин приказал:
— Марш к стене! Шире ноги!
«Гости» четко выполнили его команду и застыли лицами к стене, опираясь на нее вытянутыми вверх руками. Старшина привычными движениями проверил их одежду, вытащил ножи. Полез к себе в карман, чтобы достать веревочку и чуть не выругался с досады. Веревочки, которая всегда была наготове, на сей раз не было. Придется связывать ремнем. На задержанных ремней не было, стал снимать свой. Почувствовав заминку старшины, один из задержанных вдруг резким скачком кинулся к двери. Но Мурлин был настороже и успел скосить его подножкой у самого порога. Придавил к полу. Но тут, опомнившись, на него бросился другой. Вот когда Мурлину пригодился хорошо им отработанный один из приемов самбо.
Вскоре оба приятеля, связанные ремнем за руки, покорно брели в райотдел.
На следующий день Мурлина поздравляли. Он не ошибся: задержанные оказались убийцами, которых давно разыскивала милиция.
Дежурный тоже поздравил, но тут же уныло сообщил, что из-за проклятых «гостей» начальник распорядился оформить материалы на его увольнение из органов по служебному несоответствию.
Шел старшина проверять посты. На улице Обинской два парня предупредительно уступили тротуар. Даже слишком предупредительно. Старшина обернулся, и парни обернулись. Остановился — парни круто свернули в сторону, сделал к ним шаг — побежали. Тогда и Мурлин побежал: разве порядочные люди будут опасаться милиционеров? Догонять беглецов Мурлину не в новинку, но эти оказались очень прыткими. Один скрылся, но другой — потяжелее — оторваться от старшины не смог. Еще усилие — и вот он.
Но подозрительный заскочил в барак. Мурлин за ним следом. В коридоре темень — глаз выколи. Старшина остановился и стал присматриваться. И вдруг над головой блеснуло. Приседая, Мурлин наугад с силой выбросил ногу вверх. Сапог ударился обо что-то твердое, глухо звякнул выбитый нож. Теперь порядок. Глаза уже привыкли к темноте. Рывок вперед, подножка, железный захват — и беглец лежит под старшиной.
— Не дави, слышь! Локоть ты мне сапогом разбил, — сдавленно бормочет пойманный.
— Ничего, потерпишь! Раз плохо финкой работаешь, помалкивай.
Второй беглец в тот же вечер был схвачен опергруппой на вокзале. Задержанные оказались опасными преступниками, скрывшимися от следствия.
В разговоре с Мурлиным я напомнил старшине эти случаи из его службы.
— Бывало такое, Николай Васильевич?
Он усмехнулся:
— Всякое бывало. Только теперь такие случаи — реже.
— Выходит, вам больше не везет?
— Ну, как же это «не везет!» — удивился он. — Сколько хороших перемен! Взять хотя бы форму: удобная, красивая, не в пример моей старой с красной удавкой. А машин, радиостанций сколько! И наука здорово помогает. А что этих самых схваток поубавилось, так это значит, что милиция свой хлеб не даром ест.