Иду на задержание!

ОСОБАЯ ПРИМЕТА

Перед следователем, худощавым молодым человеком, сидел нагловатый широкоплечий мужчина, знающий себе цену. На обычные анкетные вопросы — фамилия, год рождения, место жительства — отвечал с подчеркнутой готовностью, громко и вразумительно. Лишь в глазах таилась злая ехидная усмешечка. Однако роль смиренника ему была явно не по плечу. С каждым новым вопросом все слышнее становились в ответах резкие ноты раздражения.

— Вы знаете, Овчинников, за что вас задержали?

— Ни боже мой, даже не догадываюсь. Может, приняли за какого-нибудь преступника? Слышал, у новокузнецкой милиции это бывает.

— Вы подозреваетесь в краже из магазина. — Следователь назвал время и место совершенного преступления.

— Очень интересно! Рассказывайте дальше.

— Рассказывать придется тебе, — решительно оборвал следователь и, как предусматривал, перешел на «ты». — Действовал ты не один. Кто еще?

Овчинников раскатисто захохотал, потом, разом оборвав смех, участливо осведомился:

— Недавно работаете?

Следователь замолчал, делая вид, что растерялся от такого выпада. «Пусть потешится мужичок, порадуется, что улик против него нет, пусть громко оскорбится подозрением, покуражится. А потом выдам факты. Так сказать, фактор неожиданности…»

Почуяв слабинку, Овчинников пошел в наступление.

— Оно и видно, что недавно, — снисходительно, но вместе с тем со скрытой угрозой сказал он. — Однако ж провокационные вопросы уже научились ставить, — повысил он голос. — Законность нарушаете! Вместо того, чтобы искать настоящих преступников, хватаете честных граждан. Я человек достаточно образованный, чтобы…

— Чтобы лазить по магазинам? — усмехнулся следователь. — Хватит, Овчинников, театра. Твоя?

Он выбросил на стол хлопчатобумажную поношенную перчатку, искоса внимательно наблюдая за лицом Овчинникова.

Оно не дрогнуло, не покрылось испариной, как ожидал следователь, только стало чуточку тверже, напряженнее, выдавая лихорадочную работу мысли.

— Нет, не моя, такого дерьма я не ношу…

— Ну, зачем же от своего добра отказываться! А твоя престарелая мамаша Мария Терентьевна утверждает иное. Даже штопку свою признала. Продырявил, значит, работая по магазинам…

На какое-то мгновение Овчинников сник, но очень быстро снова овладел собой и виновато заулыбался.

— В самом деле моя перчаточка… — сказал он, глубоко вздохнув. — Прошу извинить. Признаться, уже наскучило быть у вас в гостях, я и подумал: скажу «моя» — начнете допытываться, где да как потерял. Еще влипнешь в историю.

— Где же ты обронил перчатку?

— Да где-то на улице, не помню… Раззява, выпивши был.

— По какой улице шел?

— По Школьной. От ресторана вправо. Падал, вот там, наверно, и посеял.

— Ну, брат, заврался, — сожалеюще покачал головой следователь. — Не шел ты, а бежал. И не из ресторана, а из магазина. Сторож вам помешала. Теперь припоминаешь?

— Да, буйная у вас фантазия, ничего не скажешь! — сокрушенно вздохнул Овчинников. — Только это даже не фантазия, а бред какой-то. Как бы вы ни старались, доказать, что я грабил магазин, не сможете. Не пришьете, так сказать, дельце.

Овчинников заметно терял выдержку, и следователь быстро нанес ему еще один удар.

— Почему вдруг у тебя такая уверенность, Овчинников? Оттого, что действовал в перчатках и не мог оставить следов? Но дело в том, что перчатка, которую ты только что признал своей, следы оставила. На осколке витрины ясный такой узорчик получился, даже штопка отпечаталась и ворсинки остались. А поскольку ты человек, по твоим же словам, образованный, то должен знать, что перчатки или варежки, как и любой предмет, обладают своими, только им присущими признаками. Нет в мире даже двух абсолютно одинаковых вещей. Может быть, хочешь поинтересоваться заключением экспертизы?

— За лекцию спасибочко, но только ерунда все это. — Овчинников стал нервничать еще заметнее. — Что из того, что экспертиза вызнала? Может, в самом деле кто-нибудь в моей перчатке и брал магазин. По руке находка пришлась…

— А-а, вон мы какое колено… — разочарованно протянул следователь. — Я-то считал ты поумнее что-нибудь придумаешь. Сумел же в колонии десятилетку кончить, не дурак, значит. Ну так слушай: перчатка — не главное. Сторож тебя запомнила. Живой, как понимаешь, осталась, хотя вы ее здорово стукнули. Других, к сожалению, не заметила. Будем проводить опознание?

Наконец-то, на крутой лоб Овчинникова высыпала потная изморось. Он ссутулился, голос прозвучал глухо и уныло:

— Ладно, ваша взяла. Боялся за мокруху. Записывайте подельников. Только навряд ли застанете их. Старшому простор нужен, уехать должны сегодня на фартовое дело. Без меня нынче… Пишите, что ль, пока я добрый!.. У Старшого фамилия Михайленко. Моложе меня лет на пять. Носит пушку. Приметы: есть одна на морде заметина. В драке схлопотал.

…Инструктаж длился дольше обычного, и Юрий Мукаров опоздал на пост. Хотя и не намного, но это было ему, всегда до секунды точному, неприятно. Он скептически размышлял над словами начальника уголовного розыска: «Будьте сегодня особенно бдительны». Как будто они всегда не бывают «особенно бдительными»! Почитай, на каждом разводе слышит он эти дежурные слова, и они уже перестали волновать. А вот в первые дни службы тревожили. «Будьте бдительны!» — значит, в городе появились опасные преступники и, кто знает, может быть, именно ему, сержанту Мукарову, суждено задержать их. Вот и стоишь, бывало, на перекрестке, поедаешь глазами прохожих и чуть не о каждом думаешь: «Ага, это он! Рост высокий, фигура тонкая, прямая, волосы светлые, лоб низкий… Надо брать». Но оказывалось, что прохожий вовсе никакой не разыскиваемый вор-рецидивист, а обыкновенный порядочный гражданин, и рост у него не такой уж высокий, и волосы темнее обозначенных в приметах.

Не шел на сержанта преступник — и все тут. Мукаров, наконец, понял, что нечего и высматривать их, а надо заниматься тем, чем положено по уставу патрульно-постовой службы. Не забывать о простых нарушителях. Правда, если быть до конца откровенным, понял он это с помощью начальства, и при воспоминании об этом обстоятельстве у Мукарова заметно портилось настроение. Но долго быть пасмурным сержант не умел: не позволял характер. Даже штрафные талоны он отрывал с легкой укоризненной улыбкой, как бы говоря: «Эх, товарищ, такой симпатичный, а нарушаете!»

С такой же улыбкой Мукаров остановил и очередную машину. Это было такси. Шофер, не глядя, заученным движением взял за светозащитным козырьком дорожные документы, протянул их милиционеру. Мукаров заглянул в машину. Пассажиров трое, молодые. Двое на заднем сиденье в одинаковых голубых теннисках о чем-то тихо переговариваются, третий — рядом с шофером, отвернулся, уставился в боковое оконце. Что он там такое интересное увидел? Этак и шею вывихнуть можно. Гм, ничего любопытного. Идут по своим делам люди, в стороне лоточница бойко торгует мороженым.

С заднего сиденья раздался раздраженный голос:

— Ну, скоро поедем?

Действительно, пора отпускать машину. Но Мукаров медлил. Надо же глянуть на отвернувшуюся физиономию. Парень, наконец, повернулся, сердито приказал шоферу:

— Давай газуй, коль все в порядке!

На Мукарова глянуло круглое, скуластое лицо. Массивный подбородок пересекал глубокий рваный шрам. И вмиг вспомнился инструктаж. «Будьте сегодня особенно бдительны. Стало известно, что трое грабителей из группы, которая недавно ограбила магазин, собираются на «гастроли» в Прокопьевск. Все трое вооружены, один — пистолетом. Так что осторожнее. К сожалению, фотокарточек нет. Запомните приметы. Старший: фамилия Михайленко (у него пистолет), рост средний, плечи опущены, выступает кадык, волосы черные, лицо круглое, особая примета — на подбородке шрам…»

— О, какая встреча! — воскликнул Мукаров, незаметно расстегивая кобуру, и соображая, где находится пистолет у грабителя. — Сначала и не признал.

У парня со шрамом перекосилось лицо. В округлившихся глазах страх и растерянность. Теперь не оставалось никаких сомнений, что в машине грабители.

— Выходи, Михайленко. Спокойненько и руки в гору.

Мукаров глянул в сторону двух парней, напряженно притихших на заднем сиденье.

— А вам сидеть!

Михайленко, сгорбившись и приподняв руки, неуклюже полез из машины, дверцу которой сержант предупредительно распахнул. Но только ноги его коснулись земли, он сделал дикий скачок в сторону, сунул руку за пазуху. Одновременно с треском распахнулись задние дверцы машины и мелькнули голубые тенниски. Мукаров успел все же ухватиться за рукав Михайленко, но грабитель ужом вывернулся из пиджака, вскинул пистолет. Как учили его на курсах, Мукаров, отклонясь в сторону, ударил снизу по руке. Пистолет, кувыркнувшись в воздухе, стукнул об асфальт. Михайленко бросился бежать вниз по улице, к мосту. В том же направлении рванулся один из парней, третьего Мукаров потерял из виду.

«Ух, растяпа! — ругал себя Мукаров, настигая Старшого. Уже далеко впереди, лавируя среди прохожих, мелькала голубая тенниска. — Убежит ведь, а стрелять нельзя: улица».

С Михайленко он справился быстро. Выпрямляясь, с радостным удивлением заметил неподалеку под тополями другую синюю тенниску.

«Черт, как же быть? — мучительно думал Мукаров, поторапливая задержанного. — Этого бросить нельзя, чтоб второго задержать. За двумя зайцами погонишься…»

И тут он заметил плотную фигуру капитана Бухалова, неторопливо идущего со стороны райотдела. Мукаров подал тревожный свисток, показывая в сторону голубеющего под тополем пятна. Впрочем, показывать уже не стоило. У парня, тоже увидевшего капитана, не выдержали нервы, и он побежал, но через минуту капитан уже привел его к машине. В двух словах объяснив, в чем дело, Мукаров заторопился в сторону скрывшегося третьего парня. Правда, большой надежды, что он обнаружит беглеца, у сержанта не было. Однако вскоре он увидел его, понуро шагающим в сопровождении рослого парня. Тот отрекомендовался:

— Новиков Евгений, дружинник с КМК. Смотрю: бежит, глаза вытаращил, и свисток раздается. Не иначе, думаю, от милиции удирает. Ну, и попридержал.

Через несколько минут машина с задержанными остановилась у подъезда райотдела.

На следующий день инструктаж начался с краткого разбора действий милиционера Мукарова во время задержания опасных преступников. Начальник райотдела сначала строго отчитал сержанта. Оказалось, что Мукаров наделал кучу тактических ошибок и мог бы поплатиться за это. Однако под конец подполковник, широко улыбнувшись, сказал ободряюще!

— Однако в основном действовал сержант милиции Мукаров умело и самоотверженно. Молодец!

На разводе опять не обошлось без слов о бдительности, но они вдруг прозвучали по-новому, свежо и убедительно.