Игра Ловца

Невеста

Бронн бросил в рот горсть засахаренных фиников, запил вином из украшенного самоцветами золотого кубка и развалился на постели, устланной разноцветными перьями. Король Простора был расслаблен, доволен и абсолютно наг — и над его бедрами уже склонялась пышная красотка с черной как эбен кожей. Полные губы обволокли обмякшую плоть и опавший было член вновь налился упругой силой, готовый к очередному сражению. Еще две черные девушки, постройнее и помоложе, приникли к бывшему наемнику: одна ласкала языком его соски, вторая сливалась с Бронном в жарком поцелуе. Жрицы летнийской богини плодородия считались непревзойденными в умении довести мужчину до полного изнеможения, но и Бронн не собирался уступать прелестницам. Почувствовав, что его орудие готово к бою, он отстранил смеющихся девушек и старшая жрица, мигом угадав его желание, высвободила член из своих умелых губ. Привстав над кроватью, она раздвинула ноги и медленно опустилась на стоявший кол. Пальцы Бронна впились в гладкие бедра, с нежной как шелк кожей, пока жрица, издавая громкие стоны, раз за разом погружала его орган в свою влажную глубину. Обе девушки тем временем припали к полным грудям женщины, губами и языком лаская черные как уголь соски.

Чуть позже, когда Бронн со стоном разрядился во влажные недра, — третий раз за сегодня, — старшая жрица, вместе с одной из девушек вновь склонились над его гениталиями. Одна из них ласкала головку, вторая, распластавшись на кровати, вылизывала наемнику яйца. Вторую же девушку Бронн приподнял за талию и усадил себе на лицо, впившись губами в черно-розовый влажный цветок. Нежный лобок был гладеньким — жрицы удаляли все волосы смесью меда и смолы златосерда, — и Король Простора с удовольствием вылизывал благоуханную щелку, сочившуюся сладостной влагой. Он настолько увлекся вкушением девичьего нектара, что не сразу раслышал громкое кашлянье у порога.

— Раздери тебя Сет! — разъяренный Бронн вскинулся, отсраняя испуганно взвизгнувшую летнийку, — что, это не могло подождать?

— Просите, сир! — Роберт Трант коротко поклонился, украдкой разглядывая голых девушек, — Эурон Грейджой ждет вас наверху. Вы просили сообщить вам как только…

— Да, я помню, — досадливо отмахнулся Бронн, — скажи, что я сейчас. Извините дамы, но вам придется поскучать без меня.

Ругаясь и поминая всех богов Саломеи, Бронн оделся, пристегнул к поясу меч и вышел из комнаты. Поднявшись по лестнице, он оказался на обширной площадке на крыше дворца принадлежавшему бывшему принцу города. А над крышей, прикрывая ее от палящего южного солнца, взметнулись исполинские деревья, давшие название городу. Заняв Высокодрев и взяв в заложники всех местных жрецов, Бронн заполучил некоторую гарантию покорности — лояльность летнийцев была залогом хорошего обращения с их главной святыней. И все же большая часть Южной Армии пребывала на острове Валано — самом населенном из Летних Островов.

Нынешний же король летнийцев был родом с менее населенной, но более обширной Джаллы. Сын правителя Долины Сладкого Лотоса и наложницы из Лиса, Обак Борама взошел на отцовский трон после странной смерти более родовитых братьев. Летнийцы восприняли это спокойно: на островах, где любовь между мужчиной и женщиной считалась величайшим из даров богов, относились к бастардам без предубеждения. Но в глубине души Обак страдал от своего происхождения. Преодолеть чувство неполноценности Обаку помогала мечта — стать королем всего архипелага. Мечты эти, впрочем, оставались лишь мечтами: честолюбие Обака не подкреплялось ни особыми полководческими талантами, ни великим богатством. Начатая им война с правителем Долины Красных Цветов закончилась позорным разгромом, после которого Обаку предстояло, по обычаю летнийцев, удалиться в изгнание. Вместо этого он призвал на помощь родичей по матери. Лиссенийцы помогли Обаку удержаться на троне и даже перейти в наступление, захватив Долину Красных Цветов. Однако на что-то большее, пусть и в союзе с Лисом Обака уже не хватало — даже на Джалле оставались властители не подчинявшиеся ему. Более того, принцы с иных островов, возмущенные столь явным нарушением обычая, собирались вмешаться в войну на стороне противников Обака. Именно тогда купцы Вольного Города посоветовали ему обратиться к проверенному лиссенийскому партнеру в Вестеросе.

Подходя к Летним Островам, Бронн и Эурон, согласно заранее обусловленному плану разделились: первый двинулся на юг, второй — на юго-запад. Эурон нанес удар первым: Железный Флот захватил Каменную Голову, а потом сжег гавань Прощального Плача. При этом Эурон захватил в плен местного принца и, в присутствии родни и придворных, заколол его перед статуей Душелова. Тем временем капитаны Железного Флота рассыпались по северному берегу Уалано, сжигая деревни и поля, убивая или захватывая в плен местных жителей. Меж тем Бронн, возглавивший объединенный флот Простора, Тироша и Лиса внезапным ударом захватил Кодж: остров с лучшими верфями на архипелаге, где строилось три четверти знаменитых «лебяжьих» кораблей Летних Островов. Там же Бронну досталось лучшее в мире собрание морских карт, а также все драгоценные камни, собранные из Жемчужного Дворца потомков Мальтара Картографа. Один этот жемчуг окупал всю эту экспедицию: но два короля Вестероса не собирались размениваться на мелочи, наметившись на куда более крупную добычу.

Эурон, уклонившись от спешно собранного флота принцев Омбору и Уалано, прошел Индиговым проливом и соединился с Бронном на Кодже. Вместе они выдвинулись к Лотосовому Мысу, где их поджидал объединенный флот местных властителей. Летнийцы считались одними из лучших корабелов в известном мире: их высокие суда, умело собранные без единого гвоздя, надежно защищались обшивкой из прочной древесины, укрепленной еще и чародейством до такой степени, что тараны вражеских кораблей ломались и раскалывались об их борта. Не меньшей славой пользовались и летнийские лучники: луки из златосерда могли стрелять куда дальше луков из рога, а стрелы длиной в ярд вылетали с силой, пробивавшей вываренную кожу или кольчугу, а то и стальные латы. Именно с помощью этих кораблей и этих лучников, принцесса Ксанда Ко и ее дочь Чанда, некогда победоносно завершили Невольничьи войны.

Однако новую войну нельзя было выиграть старыми методами. Железный флот не стал таранить «лебяжьи корабли» летнийцев — как бы далеко не бил златосердовый лук, баллисты захватчиков стреляли куда дальше. Против же зажигательных снарядов, с горючими смесями, созданными лучшими алхимиками Цитадели и укрепленных заклятиями Саломеи, оказалось бессильным и чародейство. У Лотосового Мыса была сожжена и потоплена надежда Летних Островов, после чего объединенное войско высадилось на Уалано. Заняв самый населенный из островов и оставив там сильный гарнизон, захватчики устремились на юг. Железный Флот шел мимо восточных берегов архипелага, Бронн — мимо западных. Достигнув Джаллы, они соединились с войсками Обака Борамы, помогли ему окончательно покорить остров, а потом совместными усилиями обрушились на Омбору. В главном городе острова Эурон принес кровавую жертву черной статуе — и перед ней же Обак Борама был объявлен королем Летних Островов и верным вассалом Императрицы Серсеи.

Выиграв войну, победители принялись делить добычу. В ставку Бронна в Высокодереве стекалось все то, ради чего была начата эта война: изумруды, рубины, сапфиры и жемчуг; мускатный орех, перец и корица; дерево красное и розовое, эбеновое и тигровое, махагон и гибискус, кап и златосерд, а также пальмовое вино, фрукты и яркие перья местных птиц. Часть награбленного предназначалась Королевской Гавани, что-то получали в уплату за помощь города Триархии, но и оставшегося хватало для того, чтобы сделать Бронна и Эурона богачами, на время, многократно превышавшее любой срок оставшейся им жизни. Не меньше наваривались и лиссенийские работорговцы: сотни и тысячи черных островитян, под горестный плач увозились на кораблях Тироша и Лиса. Недаром в Высокодреве чернокожие жрицы изощрялись в плотских утехах, ублажая Бронна и его приближенных, надеясь, что за это короли-разбойники оставят им свободу.

Сам Бронн считал, что война закончена и можно с победой вернуться домой. Также думали лиссенийцы, мирийцы и тирошийцы. Однако Обак Борама всеми правдами и неправдами стремился задержать их всех как можно дольше: тут и там на островах, казалось, вернувшихся в худшие времена Дней Позора, вспыхивали отчаянные восстания. Бронн считал, что это уже не его проблема, однако Эурон, потакая кровожадным инстинктам своих капитанов, с удовольствием подавлял эти восстания. Он это делал уже даже не ради драгоценностей и рабов — с не меньшим воодушевлением он разрушал статуи богов, сжигал храмы и ставил на алтарях перевозимую им с собой словно заветный талисман статую Душелова.

— Ваши боги слабаки! — хохотал он, размахивая окровавленным топором, — как вы можете надеяться, что они защитят вас, когда они и сами себя защитить не могут? Вот подлинная богиня! Вот сила и власть! Склонитесь перед Ловцом Душ или умрите, жалкие черви!

Борама возмущался, но сделать ничего не мог — слишком уж он зависел от помощи чужеземцев. Естественно, поведение Эурона вызывало все новые мятежи — восстала даже Джалла, исконное владение нового короля. Наибольшего размаха восстание достигло на Золотой Голове: лесистом полуострове, дольше всех сопротивлявшегося Обаку и его вестеросским союзникам. Тогда Эурон истребил здешних властителей до седьмого колена, но сейчас на Золотой Голове объявилась некая женщина, объявленная повстанцами новым воплощением Ксанды Ко. Подобные слухи были очень опасны для Обака Борамы — даже в его собственных владениях далеко не все были довольны его правлением, а ведь именно Долиной Сладкого Лотоса некогда правила героиня Невольничьих Войн. Обак уверял, что этот мятеж — последний из тех, что угрожает его власти, что после его подавления Бронн и Эурон могут вернуться домой. Эурон охотно согласился еще раз потрепать островитян, однако Бронн уклонился сказав, что имевшихся у союзников сил достаточно, чтобы подавить восстание на Золотой Голове. Король же Простора останется на Уалано, чтобы тут не вспыхнул собственный мятеж.

Сказать по правде, Бронну было не особо интересно, кто победит. Скорей, он даже надеялся, что Эурон сложит голову на Золотой Голове — это даст ему возможность уйти на север, не деля добычу с Железнорожденными. Так что он был скорей даже разочарован, когда оруженосец доложил, что Эурон вернулся.

Грейджой сидел за резным столиком из амиранта, потягивая пальмовое вино и закусывая его жареными мозгами рыжих обезьян с Омбору. Бронн отметил, что на его лице добавилось новых шрамов и сам он как-то изменился: осунулся, в его глазах появилось некое беспокойство и в то же время — раздражение.

— Все в порядке? — Бронн уселся рядом, — восстание подавлено?

— Да, — как-то неуверенно кивнул Эурон.

— А Обак Борама?

— Убит, — пожал плечами Железнорожденный.

Бронн скрипнул зубами: он надеялся, что будет наоборот. Невольно он посмотрел на исполинское Сказующее Древо, шелестящее ветвями у них над головой. Только на днях жрецы закончили вырезать на нем историю воцарения Обака Борамы над Летними Островами. Теперь им придется переписывать свою летопись заново.

— Как это произошло? — спросил наемник, но Эурон лишь пожал плечами.

— Мне нужно на Пайк, — глухо проговорил он, — до меня дошли дурные вести. Ты же говорил, что нам пора убираться — как по мне так самое время.

— Хорошо, — пожал плечами Бронн, — когда?

— Ты как хочешь, — сказал Эурон, — а я увожу флот послезавтра.

— Послезавтра? — спросил ошарашенный Брон, — но мы не можем. Надо вывести наших людей с островов, надо…

— Послезавтра, — повторил Эурона, исподлобья глянув на Бронна, — решай сам, что тебе важнее — люди или сокровища, собранные здесь.

С этими словами он ухватил со стола недопитый кувшин и спустился вниз. Бронн проводил его взглядом, пожал плечами и приказал подбежавшей жрице принести еще вина. Прищурившись, он проводил взглядом ее сочную фигурку, едва прикрытую одеянием из разноцветных перьев — определенно Саломее она понравится.

— Вон там они все, — Обак Борама вытянул худую руку, указывая на выраставший из моря лесистый остров. В густых зарослях мерцали огни костров и ветер доносил раскатистые звуки барабанов.

— Как нарочно собрались, чтобы накрыть их разом, — говорил король, — не знаю почему, но этой мерзавке чем-то полюбилась Голова Ящера. Там она проводит эти сборища во имя нового бога, именем которого она благословляет мятежи.

— Нового бога? — Эурон вопросительно посмотрел на своего союзника.

— Она именует его Змеиным Богом, — нехотя сказал Борама.

Эурон презрительно хмыкнул при виде суеверного страха в глазах союзника. Борама не был сколь-нибудь могучим мужем: пышное одеяние из разноцветных перьев не могло скрыть тщедушной худобы его тела. В пылу сражений он держался позади своей гвардии с луками из златосерда. Но еще больше он полагался на чужеземцев — именно поэтому он сейчас стоял на палубе «Молчаливоей», а не «лебяжьего корабля».

— Нет бога, кроме Душелова, — отчеканил Эурон и с удовольствием отметил, что Обак съежился еще сильнее. Расхохотавшись, капитан зашагал вдоль борта, отдавая короткие резкие команды гребцам и стрелкам. Те заняли новые позиции, укладывая горящие снаряды в катапульты. На идущих рядом с Железным флотом лебяжьих кораблях, занимали свое место чернокожие лучники.

Эурон зашел в свою каюту, преклоняя колено перед черной статуей.

— Все для тебя, моя королева! — пылко произнес он, — я залью этот остров кровью, дабы утолить твою жажду.

Проникший через окошко лунный свет озарил лицо статуи и Эурону показалось, что ее губы искривились в одобрительной улыбке. Свирепый смех, похожий на рык летнийской пантеры, сорвался с уст короля и Эурон выскочил на палубу.

Меж тем союзный флот обогнул лесистый мыс и вошел в устье небольшой реки с темной водой. По ее берегам горели костры, на фоне которых мелькали черные тела, изгибавшиеся в неистовой пляске. Эурон хищно ощерился и вскинул руку.

— Давай! — крикнул он.

Одновременно щелкнули сотни рычагов и огненные шары, разбрызгивая множество искр, обрушились на мечущееся сборище. Вспыхнули пламенем кроны ближайших деревьев, но здешняя растительность была столь пропитана влагой, что пожар не распространился далеко. Однако на берегу воцарилось пекло — огненные снаряды сжигали черных танцоров, разрушали неказистые хижины, валили наземь идолов. Но рокот барабанов не утихал, а воинственные крики не сменились воплями ужаса и боли. Все мрачнее смотрел Эурон на берег пока, наконец, не вскинул руку.

— Прекратить!

Ошеломленные Железнорожденные и их чернокожие союзники молча рассматривали выжженный берег. Теперь они ясно видели, что единственный огонь, что горел оставили их собственные зажигательные снаряды. И самый внимательный взгляд не обнаруживал на берегу не одного трупа. Зато бой барабанов продолжался — только теперь он доносился из глубины джунглей, откуда слышались гортанные голоса и виделся отблеск костров.

— Колдовство! — выдохнул пораженный Обак. Эурон презрительно посмотрел на него.

— Ты еще не видел настоящего колдовства, — бросил он и повернулся к своим людям, — правьте к берегу. Покажем черномазым, что есть вещи пострашнее паршивого морока.

Одна за другой ладьи причаливали к берегу и островитяне, выставив охрану возле флота, углублялись в черные джунгли. Обак Борама тоже остался с кораблями и Эурон не стал возражать — в бою от него все равно было бы немного толку. Лишь сотня черных воинов, вооруженных копьями из златосерда, двинулись с ними в лес, но и они нервно оглядывались по сторонам, украдкой делая знаки от злых духов. Впрочем, их белые союзники чувствовали себя здесь немногим лучше. Могучие деревья сплетались ветвями над них головами, словно крыша мрачного храма, колючие лианы оплетали руки и ноги, мешая пройти. Под ногами хлюпала жидкая грязь, дорогу то и дело пересекали ручьи и небольшие речки, впадавшие в лесные озера. Здесь лунный свет позволял лучше различать окрестности, но легче от этого не становилось: даже незнакомым со здешней природой пиратам чудилось что-то неправильное в росших по берегу озера зарослях. Здесь высились огромные грибы с шаровидными шапками и непонятные растения, напоминающие цветы, но вместо лепестков — тонкие реснички-трубочки, обрамлявшие сочащееся влагой отверстие. Его края непрерывно подрагивали и в такт этому пульсированию шевелились и реснички. Вот огромная — размером с крысу — тварь, похожая на помесь кузнечика и таракана, упала в середину этого жадного «рта», тут же жадно сомкнувшихся вокруг насекомого. В воздухе жужжали огромные мухи размером с воробья, разглядывавшие Железнорожденных выпуклыми алыми глазами. Меж раскидистых ветвей плели паутину здоровенные пауки с жирными раздувшимися телами — и в их тенетах шевелились не только насекомые: пролетевшая рядом с Эуроном летучая мышь, преследуя ночную бабочку, с размаху влетела в паутину. Из-под ног крадущихся людей то и дело выпрыгивали лягушки размером с зайца. Летнийцы шептали молитвы ко всем своим бесчисленным богам и даже Железнорожденные чувствовали себя все менее уверенно, отдаляясь от воды. Однако Эурон, с упорством одержимого шел вперед, прорубаясь сквозь заросли своим топором.

Случайно он задел нечто, показавшееся ему поваленным деревцем. Послышалось оглушительное шипение и «деревцо», изогнувшись дугой, взглянуло на Железнорожденного недвижными глазами. Раздвоенный язык плясал меж истекавших ядом зубов, черно-зеленая чешуя покрывала огромное тело, расплетавшее кольца перед броском. Вдоль хребта твари тянулся острый гребень, на брюхе болтались небольшие лапки с острыми когтями. Издав оглушительное шипение, чудовище метнулось к Эурону, но один взмах его топора, разом перерубил мясо и кости, оставив от твари безобразные извивающиеся обрубки.

Неожиданно заросли расступились — перед пиратами пролегла быстрая река, со странно-черной водой. На другом берегу высились все те же заросли — а из-за них слышался бой барабанов и громкие выкрики. Эурон повернулся к своим людям.

— Больше нас не обманут дурацким мороком! — ухмыльнулся он, — вперед!

Он первый шагнул в воду и остальным ничего не оставалось, как последовать за ним. Вода в реке доходила лишь до бедер. Поросшее мхом дно казалось твердым, однако в нем попадались глубокие ямы: то и дело, кто-нибудь из Железнорожденных провалился с головой, чтобы вынырнуть вновь, ругаясь, плюясь и отплевываясь.

— Тихо там! — бросил через плечо Эурон и в этот момент Хармуд Ботли что-то закричал, размахивая руками и дергаясь всем телом.

— Что такое?

— Кто-то схватил меня за ногу! — задыхаясь ответил Ботли. — В той яме.

— Заткнись! — рявкнул Эурон, но тут вода вокруг них взорвалась фонтаном из брызг и гниющих растений. Что-то огромное вынырнуло рядом с Ботли, распахнулась огромная пасть и разом увлекла на дно человека. С обеих берегов реки послышался плеск плюхающихся в воду тел и к пиратам устремились длинные темные твари. Гребнистые хвосты пенили воду, во тьме блестели глаза с узкими зрачками и лунный свет переливался на щитках брони. Вот жуткая пасть распахнулась перед Эуроном и тот, вскинув топор, со всех сил обрушил его на голову крокодила.

— Это всего лишь большие ящерицы! — крикнул он, — убейте их всех.

Вода бурлила от ударов хвостов, блестела сталь и щелкали страшные челюсти, пока пираты, отбивались от бросавшихся со всех сторон чудовищ. В реке водились не только крокодилы — лунный свет отразился от блестящей чешуи косяка крупных рыб с острыми зубами. Тем же кто успел достичь берега повезло не больше — в уши им ударило оглушительное шипение и люди, с диким криком зажимая шеи, шатаясь, падали на землю, отбиваясь от больших змей. Но, несмотря на это, Железнорожденные отчаянно рвались к берегу — смерть в воде казалась им намного страшнее. Сам Эурон, перемазанный змеиной кровью, вырвался одним из первых. Твари как будто не трогали его — зато с удвоенной яростью кидались на шедших следом людей.

Король Железных Островов и сам не заметил, как, сильно оторвавшись от остальных, он проломился сквозь заросли и выскочил на небольшую поляну, окруженную обросшими мхом деревьями. Дальний конец поляны исчезал в обширном болоте, растекшегося в лесу с другой стороны. А между Эуроном и болотом сверхъестественным зеленым пламенем горел костер. Несколько дюжин черных сидело на корточках в тени нависших деревьев. Зеленый свет высвечивал лица летнийцев, делая их похожими на утопленников.

А за тем костром стояла красивая девушка. Цвет ее кожи был светлее чем у большинства летнийцев - скорее коричневый, чем черный. У нее были правильные, как у белой женщины, черты лица, однако выглядела она еще большей дикаркой, чем летнийцы — открыто соблазнительная улыбка, дикий блеск глаз, бесстыдные движения всем телом. И одевалась она так, как никогда не одевались женщины Летних Островов: сандалии из змеиной кожи были расшиты морскими ракушками, короткая темно-красная юбка, закрывавшая полные бедра, держалась на широком поясе из бусинок. Запястья и лодыжки украшали тяжелые браслеты из грубо выкованного золота. Меж высоких полных грудей белел круглый шрам.

— Эурон Грейджой! — Она, казалось, ласкала языком каждый слог его имени, однако интонация ее голоса была непристойно оскорбительной. — Что ты забыл на юге король Островов? Ты пришел сюда на погибель — и твои люди тоже идут на убой! Ты творишь зло ради женщины, которая никогда и не взглянет в твою сторону — и ты же сгинешь тут, даже не зная, что вероломный брат уже готовит твой трон под свою задницу!

— Ты лживая тварь! — Эурон презрительно cкривил губы, — можешь морочить головы своим черномазым, но не мне. Что такая как ты может знать о моем брате?

Девушка хохотнула — словно ударил бархатистый хлыст.

— Больше чем ты думаешь, король Эурон! Кто ненавидит тебя больше чем кто-либо на островах? Кто считает тебя еретиком и безбожником за то, что ты предпочел вашего бога ведьме из черного камня? Ты считал его дураком, но на деле глупцом оказался ты, когда уплыл, развязав ему руки. А сейчас, когда на его стороне рыжая королева…

— Заткнись! — Эурон прислушивался к звукам схватки в лесу — вот-вот сюда выйдут его люди. Не нужно им слышать все это. Он занес топор, но вдруг остановился — его смутило полное отсутствие страха в глазах коричневой ведьмы.

— Не делай того о чем потом пожалеешь, Эурон Грейджой, — предупредила его девушка. — Убьешь меня — и никто из вас не вернется домой.

Она шагнула в сторону, совершив несколько странных движений руками. С губ ее сорвался громкий крик — и странный, высокий вой был ему ответом. Глаза летнийцев как по команде обратились в сторону тьмы нависшей лесных ветвях над болотом. Девушка повторила свой крик — и из воды внезапно высунулась черная голова. Потом еще и еще — не менее двух десятков голов. Каким-то образом Эурон понял, что это не обычные летнийцы, сидящие по горло в воде: было в их позах что-то донельзя неестественное. А потом твари начали выходить из болота. Это были летнийцы — и одновременно не они: их тела округлились и вытянулись, ноги стали короче, ступни — более плоскими и широкими, а пальцы — невероятно длинными. И между ними появились перепонки! Шея этих существ стала на несколько дюймов длинней, чем у обычных людей, а выражение их морд было менее человеческим, чем у любой рыбы.

А в их лапах корчился, издавая отчаянное мычание из-под зажавшей его рот перепончатой ладони, голый летниец. Только по обрывкам одеяния из разноцветных перьев Эурон Грейджой узнал в нем Обака Бораму, самозваного короля Летних Островов.

— Это те, кого я бросила в болота, — торжественно провозгласила девушка, — предатели и маловеры, усомнившиеся во всесилии Дамбаллаха, Бога-Змея. Я — его невеста и меня он одаряет силой, неведомой никому из здешних колдунов. Его силой я создала этих тварей — и они же подкрались к тем, кто охранял ваши корабли: под водой, скрытые от самого внимательного взора, напавшие внезапно, как змея или аллигатор. Ваши корабли теперь в моих руках — и ваше оружие и ваша добыча — и твой бог, Эурон Грейджой!

— Чего ты хочешь? — угрюмо спросил Железнорожденный.

— Эти места, — девушка небрежно обвела рукой окружившие ее джунгли, — не для меня, хоть они и похожи на мою родину. Есть иная страна — куда ближе к твоим Островам, место, где духи черных болот, вернувшие меня к жизни, обещали мне еще большую силу и славу. Ты доставишь меня туда — а взамен я дам тебе убраться отсюда, со своими людьми и всем, что они награбили здесь. И даже, — девушка соблазнительно улыбнулась, — могу помочь тебе справиться с тем, кто претендует на твой трон.

— Звучит заманчиво, — криво усмехнулся Эурон, — что же я согласен. Клянусь Утонувшим Богом, где бы не было место о котором ты говоришь я доставлю тебя туда и…

Демонический хохот был ему ответом.

— Мы оба знаем какому богу ты на самом деле служишь, Эурон Грейджой! И даже если бы ты клялся его именем — Джоан, Невеста Дамбаллаха, не стала бы той, кем стала, если бы верила словам мужчин — неважно, черных или белых. Чтобы наше слово было крепко — мне нужна твоя кровь — и сердце ничтожества, которое вы пытались сделать королем. С горячим, трепещущим сердцем труса и семью каплями твоей крови, Эурон Грейджой, я сотворю заклятие, на которое не способен никто, кроме Невесты Дамбалаха. Кровь, что я смешаю с водами болот, свяжет нас воедино, не дав тебе причинить мне вред. Думай быстрее, белый король — моя жизнь связана воедино с жизнью тех, кого я бросила в болото. Даже если ты изрубишь меня на куски и моих слуг — никто из вас не прорвется обратно к реке прежде, чем мой дух шепнет слово тем кто ждет его у реки — и все твои корабли окажутся на дне, а твоя ведьма… пропадет бесследно. Решайся — ибо я тебе нужна не меньше чем ты мне.

Эурон угрюмо посмотрел на ухмылявшуюся колдунью и медленно кивнул. Поставив на землю топор, он вынул из ножен украшенный самоцветами кинжал — трофей, снятый им с тела принца Золотой Головы. Медленно он надсек запястье и алая кровь окропила клинок. Один из летнийцев опасливо приблизился к нему и Эурон протянул ему клинок. Чернокожий слуга, держа кинжал так, чтобы не коснуться крови на нем, отдал его Джоан и та, устрашающе закатив глаза, занесла острое лезвие над отчаянно заверещавшим, забившимся в руках болотных отродий, Обаком Борамой.