— С «Алмаза» передали беспроволочным телеграфом — «англичане идут напролом, на сигналы не отвечают, навели орудия, но не стреляют».
Генерал-адмирал только заскрипел зубами на такое сообщение, которое нисколько не разъясняло ситуацию, а больше ее запутывало. И сейчас он взахлеб курил папиросу, не решив, как надлежит действовать.
— Ваше высокопревосходительство, у нас есть где-то еще час, потом мы не сможем уйти, если англичане настроены напасть на нас, — Витгефт как всегда говорил спокойно, только по капелькам пота на лбу можно было понять, что нервы у начальника штаба сейчас напряжены до предела.
— А они обязательно нападут? Или только пугают нас по своему обыкновению пустой угрозой атаки? Дабы помочь своим желтолицым союзникам хоть как-то надавить на нас?
— Может быть все, ваше высокопревосходительство, — спокойным голосом отозвался Вильгельм Карлович. — Если британцы не стреляют по «Алмазу» сейчас то может быть хитрят, так как сразу покажут свои намерения. Ведь мы можем сразу прекратить сражение и отходить, избежав генеральной баталии, невыгодной для нас при таком превосходстве неприятеля в силах. Ведь им желательно уничтожить нас тут всех и сразу, чем потом вести изнурительную борьбу по всему Желтому морю.
— Резонно, — отозвался наместник, вспомнив рассказ Куропаткина о Цусимском сражении — действительно так и произошло — «всех и сразу». Так и надлежит поступать, иначе все затянется как сейчас в войне с японцами, когда в результате просчетов МГШ не собрали в здешних водах превосходящую по числу вымпелов эскадру. И что плохо — корабли ведь все были здесь, как погибшие сейчас на его глазах «Ослябя» и «Адмирал Нахимов». И пришлось всех возвращать обратно — видимо, совсем неладно в столице, раз таким людям доверят руководство.
— Но вместе с тем возможно просто давление на нас угрозой войны, которую на самом деле не объявили. Или нужен повод к оной войне, что даст им обоснование нападения. Любой выстрел в их сторону может быть воспринят как уже наше нападение, на которое необходимо отвечать. Это как раз в их привычках — делать всегда виновными побежденных.
Алексеев только заскрежетал зубами, не зная, что делать. Ведь какое решение он бы не принял — оно будет ошибочным, ибо нет правильного ответа на встающие перед ним вопросы. И будь он просто наместником, то уже приказал бы отходить, а потом завязал переписку с Петербургом. А ведь можно легко попасть под обвинение в трусости. Ведь потерпел поражение, потеряв броненосец и броненосный крейсер, не причинив неприятелю урона, и удалившись с места баталии.
Может такое быть?
Да запросто — его самого не поймут адмиралы и офицеры Тихоокеанского флота, подвергнут обструкции!
— Хорошо — если нападут, то будем сражаться насмерть! Так и так погибать, но тут хоть с честью! Бежать — постыдно! Мы — русские!
Сказал, и с души упал камень — на старости лет получить клеймо труса он не хотел, тем более награжденным тремя степенями ордена святого Георгия. Позора бы просто не пережил!
Произнес — и увидел, как ожесточились лица офицеров и нижних чинов, стоявших в рубке. Никто на «Цесаревиче» не помышлял об отступление, да и как можно, когда на глазах гибнут боевые товарищи.
Тут уж один вариант — семь бед, один ответ, и желательно крупнокалиберным снарядом!
— «Император Александр» набрал ход и возвращается в линию — становится за «дедушкой». Теперь они будут сражаться по-родственному.
На шутку великого князя Кирилла Владимировича наместник только фыркнул — правильно делает его высочество, что не унывает. Бой ведь подходит к кульминации, как говорят в театре — дистанция сокращается, огонь вражеских кораблей слабеет, и скорость неприятельской эскадры заметно снизилась. А это говорит об одном — вымотались японцы, не получив передышку. Стволы им еще нужно банить — стреляли ведь куда больше, нагар большой, точность уменьшается.
— Есть! Мы выбили «британца»!
Неизвестно почему, но вся ненависть обернулась почему-то только против «канопусов», хотя все вражеские броненосцы строились в Англии. Видимо потому, что на этом «Сагами» изначально развевался Юнион Джек. И сейчас вражеский корабль выглядел скверно — лишился второй трубы, на нем разгорался пожар, и броненосец выкатился на развороте, начав циркуляцию — повторив хоть так «Ослябю», но на борт не завалился. И это словно окрылило команду «Николая» — старый броненосец сразу пошел на сближение, и этот же маневр повторил «Император Александр III». «Касуга» же последовал вперед, пытаясь пристроится за «Хатцусе».
— Всем поворот на противника — устроим свалку, если Того попробует защитить «подранка»! Да, в храбрости японцам не откажешь…
Командующий Объединенным Флотом получил незамысловатый комплимент обоснованно — Того и не думал бросать поврежденный броненосец на погибель. Слишком мало у него их осталось, и японский адмирал каждый день помнил, что Индийский океан пересекла эскадра Чухнина. А ее приход означает только одно — неизбежное поражение в войне.
— Сейчас японцам остается только одно — или сражаться до конца, потопив как можно больше наших кораблей, или сохранить флот, пожертвовав броненосцем. Но это будет равносильно поражению — подойдет 2-я эскадра, и у нас будет десять броненосцев с двенадцатидюймовыми пушками, и пять… простите, уже только четыре с орудиями в девять с половиной и десять дюймов. Перевес в силах более чем значительный… Есть!!!
Впервые выдержка отказала Витгефту, и такого от своего сдержанного начальника штаба Алексеев не ожидал. Но понять можно — на крыше носового барбета «Ясимы» был отчетливо виден разрыв тяжелого снаряда, судя по всему 21 см — германский «подарок» взорвался настолько ярко, что вначале показалось, что взрыв произошел внутри. Однако история с «Фудзи» не повторилась, японский броненосец продолжал идти, вот только пушки застыли в «растопыренном» состоянии. И без того невеликая огневая мощь вражеского корабля стала вдвое меньше.
Дистанция между противоборствующими эскадрами сократилась до тридцати кабельтов, и линии сближались — три русских броненосца схватились с троицей вражеских, которых поддерживал «гарибальдиец». Зато оба «императора» подошли на двадцать кабельтовых к кружащемуся «Сагами». Открыв предельный по скорострельности огонь и засыпая противника снарядами. И ведь попадали часто, чуть ли не каждым залпом — всплесков было куда меньше, чем произведенных выстрелов.
— Елисеев повел свои миноносцы в атаку! Наконец то опередили неприятеля, а то всегда запаздываем!
Горячность Витгефта наместник хорошо понимал — чтобы поразить вражеский корабль торпедой следовало подойти к нему ближе, чем пять кабельтов, а вот японские торпеды были куда больше, и поражали русские корабли с вдвое большего расстояния. Были такие 18-ти дюймовые аппараты и на русском флоте, но некоторых броненосцах, но дальностью хода не отличались. Но сейчас в атаку пошли 350-ти тонные дестройеры, на которых впервые поставили сдвоенные 15-ти дюймовые аппараты. Тумбы для которых изготовили в Дальнем, долго испытывали. Сами минные аппараты давно сняли с броненосцев как бесполезный, и к тому же взрывоопасный груз. И стрелять должны были сдвоенными залпами — расчет строился на том, что одна из четырех торпед сможет поразить вражеский корабль.
Навстречу выскочили японские миноносцы, но 150-ти тонные кораблики были слишком слабы, чтобы остановить русских. «Сагами» отчаянно отстреливался, вот только противоминная артиллерия на нем была порядком выбита во время долгого боя. Германские фугасы взрывались исправно, и наносили неприятелю больший ущерб, чем «дубовые» русские снаряды. А ведь до этого бывшего «британца» обстреливали два броненосца князя Ухтомского не только из 305 мм, но и 210 мм пушек. И хотя один миноносец японцам удалось подбить, второй схлестнулся с вражескими корабликами, трое все же прорвались и стали пускать торпеды — вначале по одной из каждого аппарата, потом оставшуюся пару штук.
По броненосцу пронесся ликующий вопль — из дюжины торпед попали три. Такого невероятного чуда никто не ожидал, сам Алексеев рассчитывал на два, в крайнем случае, один подрыв, но сразу три. И тут же обернулся к Витгефту, чуть ли не выкрикнув:
— На каждый миноносец нужно ставить четыре трубы, в две «вязанки» — ведь отлично получилось, прах подери!
— Если ставить 18-ти дюймовые аппараты, увеличив дальность хода самодвижущей мины, то польза будет несомненная от пуска «веером» — хоть одна торпеда, но попадет. К тому же дистанция увеличится, и миноносцам не будет нужды рисковать, подходя так близко.
В этом весь Вильгельм Карлович, трудолюбивый кабинетный работник. Все понимает, но когда берется за исполнение, всегда выходит плохо, в этом у него различие с Куропаткиным — тот «задним умом крепок», судя по его рассказу. А то натворил дел Алексей Николаевич, хуже не бывает, если взять его печальное повествование на веру, а не доверять этому нет нужды, правду от лжи отличить всегда можно. Но мысли наместник тут же изгнал из головы, сосредоточив все внимание на вражеских кораблях. И тут же отдал необходимые приказы, обстановка переменилась теперь в пользу русских:
— «Ясима» получила серьезные повреждения! Форштевень ушел в воду, на пару ярдов, не меньше. Надо сходиться с ней как можно ближе! Приказ на «Севастополь» князю Ухтомскому — стрелять только по «Ясиме», снарядов не жалеть! А там миноносцам Бубнова идти в атаку!
За «хмельным» бахвальством и шапкозакидательством всегда следует тяжкое «похмелье». И сколько раз русские чиновники наступали на эти «грабли»! Но недаром говорят в народе — таким урок не впрок! Впрочем, японцы поплатиль позже, за это самое…