Игроки зимы

ТЬМА

Взошла луна. Сейчас она не казалась Хейвору черепом мертвеца, а скорее, белой бумажной маской, повисшей на небе. Ветер успокоился. Было очень тихо. Только его сапоги поскрипывали в снегу.

Он шел по тропе. Вначале окружение представлялось бесконтурным, но затем снова пошли леса, растопырившие свои припудренные белым пальцы. Один раз он увидел вдали отблеск на горизонте, словно тысяча светильников и факелов города в ночи. Возможно, Венка, но наверняка он не знал. Действительность, или иллюзия, теперь это было все равно.

Он шел по тропе. Шел внимательно, потому что боялся сделать круг и снова оказаться вблизи старой фермы. Но он боялся и того, что тропа может привести к какой-нибудь деревне, он представлял себе, как уронит кубок, и черное дыхание вырвется из его зева, заражая все вокруг. Поэтому примерно через час он - оставил тропу и углубился в лес.

Сосульки блестели и позванивали над его головой. Хейвор ничего не чувствовал - ни холода, ни колючек кустарника, ни острых камней под подошвами. Вскоре он перестал чувствовать ноги и ему приходилось следить за каждым шагом, каждым движением колена, каждым соприкосновением с почвой, чтобы не споткнуться.

Затем земля перед ним кончилась.

Он остановился и уставился в бездну из снега и черной скалы. Старая каменоломня, давно забытая. Сюда уже никто не являлся, кроме птиц, змей и сбившейся с пути дичи, которая опрометчиво попадала в эту яму, ибо на дне впадины, примерно в двадцати футах, лежали кости животных, полускрытые снегом.

Хейвор почувствовал, что это подходящее место. Здесь он должен оставить кубок и ждать своего конца.

За края каменоломни цеплялись деревья. Он использовал их ветви и рукоять заступа как опоры и благополучно одолел пару шагов. Но дальше склон был голым. Он поскользнулся, заступ вылетел из рук и полетел вниз. Хейвор прополз на четвереньках, примерно, метр, затем снова поскользнулся, больно упал на спину и покатился в глубину.

Он лежал в снегу и хохотал, не зная, почему. Он был так оглушен, что не мог сказать, поранился он или нет. Хейвор поднялся и почувствовал, что может стоять.

Заступ торчал вертикально в снегу. Он вытащил его. Была ли земля здесь внизу мягкой? Лезвие проскрежетало несколько раз по обломкам скалы. С каждой попыткой у Хейвора становилось меньше сил. На его руках, как золотые спирали, лежали два или три бледных волоса. Он не тратил сил, чтобы стряхнуть их.

Затем заступ врезался в почву, и Хейвор начал Копать. Кубок раскачивался в мешке при каждом движении то туда, то йода.

Это продолжалось недолго, так как скоро Хейвор снова наткнулся на твердую скалу, но дыра, которую он выкопал, была достаточно глубока. Ом развязал ремни, открыл мешок и, вытащив кубок, поднял его вверх.

Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук ударов копыт по снегу.

Хейвор поднял голову.

- Ладно, вы там, трое, - сказал он. Голос прозвучал пусто и металлически в ледяном воздухе. - Я здесь. Спуститесь и берите меня! Нет? Вы можете победить меня только во сне, не правда ли? Так борются только трусы.

Он выпустил кубок. Сосуд упал в плоскую яму, с колокольным звоном ударившись о скалу. Хейвор взял заступ и с усилием стал бросать полусмерзшуюся землю и снег. Когда яма была заполнена, он пристально посмотрел и подумал, что видит, как сквозь почву мерцает желтоватый свет.

Мысль пришла неожиданно, из кубка вырастет дерево, золотое дерево с драгоценными камнями на ветвях. Ему вспомнилось, Что что-то подобное он думал, когда хоронил Качиля.

Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук, подобный вздоху ветра. Он ничего не видел.

- Да, да, - шептал Хейвор, - нетерпеливое отродье! Вам придется еще немного подождать.

Он нашел каменный обломок и подтащил его к месту, где зарыл кубок, затем еще один и еще. Чем меньше были камни, которые он таскал, тем тяжелее они весили. Он представлял себе, как дерево с золотыми руками-змеями проникает сквозь почву вверх и раздвигает камни в сторону.

Была старая сказка: королевский сын дрался с великаном, оглушил его и связал. Затем наколдовал Гору перед входом в пещеру, чтобы враг не мог ускользнуть.

- Мне нужна гора, - пробормотал Хейвор. Где он слышал эту сказку? Возможно, в сиротском приюте. Там был мальчик, который ночью рассказывал истории…

Где-то наверху, на краю каменоломни шорох теней, дыхание. Хейвор лег на застывшую почву, но не чувствовал холода, только холод в глубине своей души.

Что дальше? - размышлял он. - Засни! И тогда они явятся. Никакой борьбы, никакой боли. Встреча во тьме.

Хейвор закрыл глаза. Гигантское море сна накатило на него.

Он не имел веры-Ее задушили священники. Но сейчас, в это последнее мгновение, он шептал молитву, без всякой надежды и желания, и, собственно, без какой-либо осознанной причины, ту молитву, которую он шептал ребенком восьми лет в убогости и одиночестве севера:

«О мой Бог, прости мне мои грехи и вину, избави меня от ночи и от тьмы ночи, дай мне силу против страха и предохрани меня от зла, чтобы дожил до ближайшего утра. Аминь.»

Затем высокие волны обрушились, накрыли его, а прибой бушевал в его голове, и Хейвор потерялся в океанской пене.

Дорога. Он был на дороге.

По обеим сторонам лежал снег, мертвенно-белый, но дорога была белее. Царила темнота, но утро было не за горами, так как на краю неба виднелась светлая краснота.

Он мчался, не на своем гнедом, а на создании из ночи и снега, черном, как уголь, с бело-лунной гривой и хвостом, с кожей, которая ощущалась гладкой и холодной, как полированный камень.

Над дорогой бежали облака, которые обвивались вокруг ног лошади, распадались и снова бежали дальше, черные облака, которые мчали вперед независимо от ветра.

Лошадь достигла возвышенности, и наверху, на гребне, его ждал траурный экипаж.

Черные знамена. Три черных коня с белыми гривами стояли совершенно тихо и смотрели на него. Они были впряжены в черный катафалк, очертания которого вырисовывались на фоне небесного багрянца. Над ним был натянут черный шелковый балдахин с золотом, а с четырех углов поднимались медные факельные держаки, из которых извивались зеленые языки пламени. На краю балдахина беззвучно восседал ворон.

Двое мужчин и женщина стояли рядом с лошадьми. Мужчины были закутаны в черное, с черными капюшонами, а на узких пальцах перчаток блестели топазы и диаманты, но в глазных отверстиях капюшонов не было ни блеска, там таились только тени. Женщина тоже носила черное, и черная вуаль покрывала ее волосы, но лицо, плечи и руки были обнажены и белы как воск. На ней не было драгоценных камней, колец, но у нее были глаза, угольно-черные глаза с золотыми ресницами.

Отчего она обладает плотью, подумал Хейвор, в то время как отец и брат только скелеты? Ах, да, маг и его сын сгорели а она задохнулась в дыму и умерла, прежде чем пламя охватило ее. Такие они в своих воспоминаниях, такими остались и по ту сторону могилы.

Хейвор размышлял обо всем этом совершенно спокойно, но сердце его свинцовыми ударами отстукивало медленный, холодный ужас. Он казался себе одновременно двумя людьми - жертвой и наблюдателем.

Лошадь, на которой он ехал, одолела вершину, и Хейвор был теперь достаточно близко, чтобы заглянуть женщине в лицо. Она была еще очень молода. Он ощутил странную вспышку сочувствия, а затем обнаружил, что он и она едут бок о бок на светлогривых конях, а катафалк катится за ними. Хейвор смотрел на ее профиль и думал: в действительности ее нет, только призрак.

Он громко сказал ей:

- Ты - мой сон. Тебя не существует. Как ты можешь причинить мне зло?

Но девушка ничего не ответила. Его слова, казалось, не имели реальности, и он понял, что подчинен законам этого призрачного царства.

Затем Хейвор бросил взгляд на ее стройные руки и заметил, что Ногти были длинными и изогнутыми, как когти. Значит, верно, что, ногти мертвецов еще некоторое время продолжают расти в могиле? Ужас охватил его, так как девушка принадлежала к ожившим трупам и исчезала из логического порядка вещей.

Копыта лошадей выбивали искры из булыжника. Хейвор видел, что утренний багрянец все еще стоял на горизонте, но это была не та сторона неба. Он понял, что вдали бушевал пожар: Авиллида.

Они подъехали к высокой башне, очень древней, но не разрушенной, хотя части стены недоставало. Как черный разрыв торчала она в небе, пронизанном пламенеющими жилами. Лошади остановились. Один из мужчин подошел ближе и помог женщине сойти на землю.

- Вежливость среди мертвецов, - подумал Хейвор. - Они взяли с собой во тьму господские обычаи. На затем к нему пришла мысль, что они, возможно, очень любили друг друга, эти трое, и снова его захлестнула жалость. - Глупец, - подумал он. - Глупец, они хотят убить тебя! Не расточай в их адрес никаких чувств!

Хейвор заметил, что тоже сошел с коня. Он не знал, когда это сделал. Казалось, не было никаких промежутков между отдельными сценами, как в обычном сне. Внутри башни находилась лестница. Женщина шла впереди, а он следовал за ней. Он слышал шелест ее одеяния, и на его спине лежал тяжелый груз, как бремя смерти. Иногда они проходили мимо узких оконных щелей, сквозь которые светились далекие огни горящего города.

На верху башни находилась большая платформа. В лицо Хейвора пахнуло дымом. Облака теперь находились прямо над ним, они клубились и скатывались в темно-илистую Зелень. Головокружение охватило Хейвора. Из головокружения и из облаков сформировалось нечто, и внезапно на террасе башни возник катафалк. Вопил и хлопал крыльями ворон. В клюве он держал кость.

Хейвор рассматривал кость, как зачарованный. Кость человека? Она повернулась в клюве черной птицы и указала вниз, на гроб из эбенового дерева. Хейвор подошел к гробу и глянул внутрь. Сначала он увидел Качиля, потом Фелуче, затем Хейвор увидел себя самого, спокойно вытянувшегося, как мраморная фигура, на гробовой доске.

Хейвор вскинул голову. Они стояли здесь и ждали, немного в отдалении от него. Перед разрушенной стеной возвышался каменный блок, и на блоке стоял огромный кубок, не золотой, а черный, и из него вился тонкий, багровый дымок.

Женщина сделала знак, но двое мужчин остались стоять неподвижно.

Хейвор пошел к ней.

- Мне не остается другого выбора, - подумал он. - Я зарыл кубок, а он снова здесь. Красный дым ослепит меня, и если женщина меня коснется, я почувствую ее пальцы как огонь. Я упаду с башни и разобьюсь. Значит, вот какова моя смерть.

Что-то внутри его говорило, что кубок выкопал он и вместе с ним вскарабкался по откосу каменоломни, а не по ступеням башни, и что он упадет вниз на скалу, а не на твердую мостовую древней, языческой дороги. Но это почти не играло роли. Так или иначе, он бы умер.

Черный кубок гигантом обозначился на фоне неба. Дым пах священными травами. Женщина взяла его руку и свою. Ее пальцы были очень маленькими и холодными. В ее вуали свернулась гадюка.

Они были на краю башни. Земля в глубине завращалась. Женщина выпустила его руку.

- Сейчас! - подумал он.

Он полагал, что руки скелетов схватят его и столкнут через край, но ничего не произошло.

Хейвор повернулся. Дым.., это явно был дым, который обманывал его, являя шесть фигур вместо трех…

Под возбужденным водоворотом неба, закутанная в вуаль женщина и двое мужчин в капюшонах. Но за ними - трое других, совсем слабые, как бледный туман, однако становившиеся отчетливее с каждой секундой… Хейвор уставился на них. Юноша и женщина средних лет, ведущая за руку ребенка. Они казались бесцветными, размытыми, но позади них обозначилось странное сияние, своего рода скважина в облаке.

Госпожа Авиллиды повернула голову. Змея вокруг ее шеи, блеснув, зашипела. Женщина же зашипела как разъяренный леопард. Так на рынках Востока в своих клетках шипели хищники, если видели плеть, принуждавшую их к послушанию. Две темные фигуры - маг и его сын - отпрянули назад. Дым повалил из кубка, взмыл багровой колонной.

Хейвора начали трясти. Он упал на колени, потому что не мог больше стоять. Он видел, что трое из Авиллиды стали нерешительными и ждали.

- Чего они боятся? - подумал он. - Тех, других, которые сметно обозначились на фоне неба?

Глаза Хейвора стало жечь, когда он попытался рассмотреть появившиеся фигуры - женщину с заплетенными волосами, маленькую девочку.., да, с тряпичной куклой на руках, это он мог видеть точно.., юношу в кольчуге южан, с мечом на поясе…

- Лакон! - закричал Хейвор.

Небо прорезала белая молния. Слезы сбегали у Хейвора по щекам, горячие слезы радости, ужаса или отчаяния, точно он сказать не мог.

Лакон… - запинаясь, бормотал он. - Погибший, погребенный в Авиллиде… Мать и сестра Лакона. Обе, умершие от чумы - на старой ферме с кривой сосной…

На этот раз зигзаг света распорол тени. Хейвор видел проем, пучину. Где-то тряслась и дыбилась земля. Часть башни раскрошилась и ушла из-под левой руки Хейвора, но он стоял, наклонившись вперед, и смотрел на фигуры.

Ароматный дым уступил место вони паленого мяса и падали. Ворон на краю балдахина внезапно сорвался с места и расплавился в черном дыму. Гроб сам собой распался, балдахин опрокинулся набок и разлетелся кучей черного пепла.

Золотоволосая дочь Господина Авиллиды закричала. Ее голос не имел в себе ничего человеческого. Он ничем не напоминал душевную муку женщины. Крик походил на вой бестии, у которой отняли добычу, дикий, переполненный ненависти.

Светлые фигуры плыли по направлению к башне. Когда они достигли кубка, дым опустился и белое развевающееся нечто достигло мага и его детей, опутало их тонкими дымными нитями, закрыло. Хейвор видел, как в тумане воспламенились золотистые волосы, а затем потухли как свеча.

Теперь над террасой была только гигантская, возвышающаяся колокольней серо-белая туча. Туча извивалась и напирала на какую-то силу, которую теснила назад, в расщелину в небе, вжимала ее туда, пока та не исчезла вместе со своей последней нитью.

Хейвор, стоявший на коленях у края башни, видел, что небо опустело. Он медленно повернул голову в поисках кубка. Там, где тот стоял, сейчас была клетка из костей, и в клетке находилось нечто бесформенное, которое вспыхнуло и угасло.

Затем мир содрогнулся и обрушился. Каменный край под ним поддался. Хейвор почувствовал, что скользит по воздуху, воздух был гладок как стекло и он не мог удержаться. В бездне таилось последнее черное облако, которое раскрыло свою пасть и поглотило его.

Хейвор смотрел в гигантское, исхлестанное ветром опаловое небо. Небо, принадлежащее к настоящему миру, а не к империи снов, с мягким золотисто-розовым цветом подлинных утренних сумерек.

- Я живу, - подумал он внезапно. - Я живу, и я совсем здоров. В этом не было никаких сомнений.

Хейвор помнил каждую мелочь - с первого мгновения своей сознательной жизни до последней секунды своего падения сквозь пространство… Он ничего не утратил, ничем не заплатил за то, что видит восход нового дня.

Хейвор с удивлением оглядывался. Он лежал на середине ската каменоломни, удерживаемый ветвями колючего куста, которые вцепились в него и оградили от падения. Дно каменоломни было покрыто обломками скалы и галькой, которая скатывалась из-под него, но сам он лежал совершенно невредимый в сильных ветвях кустарника. Он расслабился и спокойно вздохнул, пока мысли пробегали в его голове.

Я никогда не верил, что увижу это утро.

В нем царил полный покой, он чувствовал себя как человек, наслаждающийся жизнью после долгой болезни.

Хейвор повернулся и осторожно высвободился из объятий колючих ветвей.

Он не чувствовал усталости, пока не ощутил под пальцами холодную скалу и не начал взбираться по склону каменоломни. Слабость пришла внезапно, но она не содержала страха.

- Скоро ты сможешь отдохнуть, - подумал он. Это убежище придало ему сил, он пополз выше, преодолел место, где обрушилась земля, и выпрямился.

Утреннее солнце обливало его лучами. В их светлых снопах лежало что-то черное, обугленное, словно они сами опалили это.

Хейвор коснулся этой вещи, оказавшейся деревянным кубком, украшенным дешевыми, растрескавшимися стекляшками. Когда-то он упал в огонь, и пламя закоптило его.

Он собственноручно закапывал кубок Авиллиды и накладывал сверху обломки скалы, а это был только дешевый бокал для питья, но все-таки… Хейвор присел на холодную землю. Солнце упало на его пальцы, когда он поднял сосуд. Он не знал, превратился ли кубок в эту штуку после того, как силы тьмы были сломлены, или он всегда был таким невзрачным хламом, и только его колдовство ослепляло так, что они видели его драгоценностью. Хейвор вспомнил, как легко его было нести, несмотря на величину и металл. Так легко, что его могла бы поднять и девушка, и, возможно, его и поднимала…

Бокал выпал у него из рук, разбился и стекляшки покатились по земле как слезы.

Хейвор повернулся. Темноволосая, со светло-зелеными глазами девушка стояла под деревьями и смотрела на него.

- Так значит, ты спасен, - сказала она.

- Как видишь, - он не шелохнулся. - А ты.., ты тоже ведьма, Силси?

- Я знаю обычаи Древних. Ничего Злого в них нет. Они могут показаться немного странными, но только, если их не знаешь.

- Что ты сделала? - спросил Хейвор.

- Я произносила определенные слова над могилами, - объяснила она. - Я рассказала им, что ты сделал и почему.

- И они пришли, - добавил он. - Твой брат, твоя мать, твоя сестра… Она несла куклу в руках…

- Она держала ее в руках, когда умерла, - сказала Силси. - Я дала ее ей в последнее успокоение. Я рада, что она приносит ей утешение.

- Значит они пришли, - продолжал Хейвор. - Но почему они смогли спасти меня?

- Потому что их было трое, как и тех, что тебя преследовали, и потому что они умерли в страданиях.., но без злобы. Потому что ты украл бокал не из жадности, и они могли это засвидетельствовать. И еще потому, что силы тьмы не выносят сочувствия. Ты пожалел их, и благодаря этому они потеряли часть своей силы. Но прежде всего потому, что ты такой, какой есть, Хейвор.

Она стояла совершенно тихо и смотрела на него, и он, казалось, понимал ее так, как будто они знали друг друга всю жизнь.

- Сейчас пойдем обратно, - сказала она. - В камине горит огонь.

Перед глазами возникла старая ферма, искривленное дерево, янтарный свет в маленьком окне, который сопровождал его до последнего, и все это ждало его как родной дом, которого он никогда не знал и о котором тосковал всегда.

- Позднее ты можешь ехать дальше, в Венку, - сказала она.

Хейвор улыбнулся девушке, и она ответила улыбкой. Он пошел к ней навстречу, и они вместе побрели домой, как будто оба знали, что Венка ему больше не нужна.

На тропе остался разбитый бокал.

К вечеру солнце потемнело, и поднявшийся ветер погнал перед собой голубовато-белую снежную пыль. Когда снег в плотных, бледных прядях лег на землю, от черного бокала не было уже ничего видно.

Ночью над облаками плыла луна и бросала на тропу свой жесткий, холодный, лишенный теней свет.