Игрушка для босса

ГЛАВА 27. Я твоя

Лес необычайно приветлив. Сочная зелень ковром расстилается под колесами машины. Высокие, стройные деревья, обрамленные густой летней гривой, будоражат воображение цветовыми перекатами крон, грациозно возвышаются над нашими головами. Тут и там слышны голоса птиц, нараспев сообщающих новости своим соплеменникам. Громкий стрекот кузнечиков в траве успокаивает и дарит умиротворение. Как в сказке! Так и ждешь, что из чащи выйдет Аленушка в длинном, красном, узорном сарафане и расписном платке, а за ней, опасливо озираясь, ее непослушный братец Иванушка. И побегут они к речке-матушке просить защиты от крылатых прихвостней злой Бабки Ежки — костяной ножки, которая решила детей погубить.

Усмехаюсь своим мыслям. Так легко и тепло на душе!

Окна желтой спортивной машинки Грановского открыты. Вытаскиваю наружу ладошку, пытаюсь пальчиками поймать легкие, игривые порывы ветра. Втягиваю носом чистейший озон и от наслаждения прикрываю ресницы. Запахи переплетаются между собой, создавая неповторимый, оригинальный букет. Жаль, что нет таких духов: думаю, истинный аромат земли стал бы моим любимым. А может, и покорил бы миллионы.

Как же хорошо на природе! Давно я не баловала себя неподдельной энергией великой вселенной…

Неспешно приближаемся к пустынному пологому берегу, где низкая трава постепенно переходит в песчаную насыпь. Лишь кое-где встречаются небольшие островки махровой зелени. Чуть желтоватая от падающей с деревьев тени вода тиха и спокойна. Только редкие всплески шустрых рыб порой нарушают блаженный покой водоема, рисуя на его поверхности расходящиеся в разные стороны ровные круги.

Грановский глушит стальную коняшку, и я тут же выбираюсь наружу. Не могу больше ждать, хочу слиться с матушкой природой воедино, стать ее частью. Устало потягиваюсь, раскинув руки в стороны, непроизвольно зеваю. И тут же подмечаю, что хитрый котяра, не отводя глаз, загадочно смотрит на меня.

Поворачиваюсь к нему лицом, дарю в ответ легкую улыбку и без лишнего стеснения стаскиваю с себя платье, бросаю на капот автомобиля, чтобы не испачкалось. Вижу, как взгляд Самосваловича скользит по контуру моего обнаженного тела весьма интимно и блудливо. Но я не зацикливаю на этом внимание. Не хочу терять ни минуты. Темная, непрозрачная гладь озера так и манит в свои объятья, обещая неземное блаженство.

Мужчина следует моему примеру и тоже выбирается из одежды, но я не жду его. Босыми ножками на носочках ступаю по траве, а потом и по обжигающему песку. Достигнув заветной цели, пробую пальчиками температуру жидкости и тут же начинаю двигаться вперед, потому что вода как парное молоко.

Зайдя по пояс, на раз-два-три приседаю, окунаясь по шею, уже плыву вперед. Хорошо от прохладной влаги, ласково окутывающей тело. Мыслей в голове нет, тихо и легко. Полностью отдаюсь покою внутри, активно гребу руками и ногами, щурюсь от яркого солнышка, попадающего в глаза.

— Настя! — слышу позади вопль Германа. — Вот неугомонная малявка! Куда рванула одна на противоположный берег? Совсем рехнулась, там же глубоко! — оглядываюсь на крик моего встревоженного хищника, ахаю. И правда, задумавшись, даже не заметила, как унеслась на самую середину, а водоем-то огромен!

Легкое беспокойство опутывает тело, но я отбрасываю тревожные мысли прочь. Что со мной будет, я плаваю, как дельфин. Просто разворачиваюсь, направляюсь обратно. Параллельно глазами сканирую темную гладь на наличие дна. Но нет, поверхность коричнево-зеленая, непрозрачная, что там, на глубине, — неизвестно.

Почему-то в голове так не вовремя появляются кадры из фильма ужасов, где страшное озерное чудовище пыталось сожрать ничего не подозревающую отдыхавшую и купавшуюся парочку. Особенно четко перед глазами предстает момент, когда с раздирающими душу воплями о помощи красивая, стройная блондинка то появлялась, то исчезала с поверхности, а потом всплывала лишь ее окровавленная нога. «Мамочки», — шепчу себе под нос, ускоряя темп. Ох, зря я об этом подумала, потому что дыхание сбилось, а движения стали больше напоминать бессмысленное барахтанье.

— Спокойно, детка, — Грановский уже на подходе. — Я рядом, ничего с тобой не случится, — пытаюсь вспомнить из школьного курса

ОБЖ, что делать в подобной ситуации. Но ничего не приходит на ум, паника активно завладевает разумом, топя всю мою рассудительность.

— Дыши ровно. Устала? Мышцы свело? — взволнованно интересуется Герман, приближаясь ко мне вплотную.

— Нет, — прислушаюсь к собственным ощущениям, отрицательно мотаю головой. Хвататься за него нельзя, точно это знаю, ибо утоплю.

— Все отлично, вдох-выдох, плывем к берегу, — подбадривает меня мужчина, пытается подхватить, но я убираю его руку, даю понять, что справлюсь сама. Одно его присутствие помогает мне успокоиться и набраться сил. Движемся молча, чтобы не растрачивать лишнюю энергию.

— Ну вот, мы на месте, — когда ступни касаются дна, обхватывает меня за талию, а я тут же обвиваю его шею руками. Опираюсь на него всем телом, силюсь отдышаться. — Мелкая, ты чего вытворяешь?! — смотрит с укором, но приятно поглаживает по спине. Ничего не отвечаю. Какой смысл оправдываться?

— Так получилось, — это все, что вырывается наружу. Слегка отстраняюсь от парня, смотрю в его изумрудные глаза, окутывающие меня теплом. — Знаю, когда мой котяра рядом, я в полной безопасности, — открыто улыбаюсь ему, а он вопросительно вздергивает брови.

— Как ты меня назвала? — переспрашивает удивленно, а я на секунду зажмуриваю глаза. Неужто вслух это сказала?

— Вот, значит, как прозвала за глаза! — ухмыляется мужчина. А я прячу лицо в его плечо, улыбаюсь. — Хотя… логично. У каждой мышки есть свой кот. Чем мы хуже? — касается щеки, тихо нашептывая: — Насть, как я раньше жил без тебя? — прижимается лбом к моему лбу, а я на пару секунд захлопываю глаза, впитываю его слова сердцем.

— Не знаю, — запускаю пальцы в его влажные волосы на затылке, перебираю их, — мучился, наверное, — заявляю в шутку, на что он усмехается.

— Точно, так и было, — выдает серьезно. Отводя волосы назад, оставляет нежный поцелуй на виске. — Я даже не думал, в этом мире существует девушка, способная подарить столько ярких, светлых эмоций, вместе с которой так уютно и легко быть рядом, — примагничивает своими изумрудными глазами. — Маленькая моя, славная девочка, ты так прекрасна, что порой кажется: я во сне, — прикасается к моим щекам, носу, губам, целует ласково, сладко. — Ты самый чудесный и нереальный подарок, который я получал в своей жизни. Ты воплощение моей самой сокровенной мечты, — а я задыхаюсь от экстаза, переполняющего душу. Его слова проникают в каждую клеточку хрупкого тела, оставляя там свой неповторимый след.

— Милая моя, родная, хочу засыпать и встречать новый день в твоих объятьях.

Хочу разделить с тобой эту порой сложную, но такую чудесную жизнь, — у меня больше нет сил слушать музыкой льющуюся речь, потому что необходимо ответить ему взаимностью. И я тянусь к вкусным губам сама, даря благодарный поцелуй, страстный, глубокий, чувственный, такой, которого достоин только он один. Крепче обхватываю его шею руками, вжимаюсь всем телом, словно стремлюсь проникнуть внутрь, прильнуть сердцем к сердцу.

Наше дыхание переплетается воедино, а языки сходятся в неком замысловатом танце, распаляя тела, заставляя полыхать ярким факелом. Теплая волна поднимается от кончиков пальцев, по паутине неровной системы бежит вверх. Мне все больше не хватает кислорода, но оторваться от желанного мужчины так сложно. Он неистово, жадно терзает мой рот, испивая дыхание до дна.

Тугой узел желания внизу живота заставляет податься к нему и обхватить поясницу парня ногами, когда он, словно пушинку, приподнимает меня за бедра, усаживая на себя. Откидываю голову назад, подставляю шею поцелуям. Горячим языком он скользит по пульсирующей венке, ведет к ключице, по дороге слегка покусывая и тут же целуя «раненые» места.

Не улавливаю тот момент, когда он развязывает тонкие лямки купальника, только вижу, как эта мокрая деталь гардероба улетает на берег. Тут же с жадным рыком его рот накрывает выпуклую отвердевшую бусинку, втягивает в себя. И я, запрокинув голову назад, на выдохе издаю протяжный стон наслаждения.

Впиваюсь ногтями в спину парня, веду от лопаток к бедрам, до жжения закусываю нижнюю губу.

— Еще, только не останавливайся! — молю в беспамятстве, забыв про все на свете в этот сумасшедший момент.

— Моя ты сладкая, — до боли, но такой приятной и возбуждающей, сжимает самые чувствительные участки груди ртом, рукой поддерживая за поясницу. Играет языком так умело, дразнит, мучает, что я задыхаюсь от наслаждения, пронизывающего организм, словно разряды молний.

Выгибаюсь ему навстречу, тяжело и прерывисто дышу. Кажется, что каждая клеточка горит и пылает внутри от желания. Но он не спешит подарить мне разрядку. Осыпает горячими поцелуями шею, плечи, грудь. Крепкими, слегка шершавыми ладонями забирается под кромку трусиков. Стискивает бедра, чувственно, неторопливо их массирует.

В приступе отчаяния нетерпеливо ерзаю на его бедрах. Сердце колотится так сильно, что, кажется, сейчас вырвется из груди и сбежит в неизвестном направлении. Тело ломит от неудовлетворенного желания. Сама не знаю, что делаю, но тащу с парня плавки вниз, заставляя дать мне то, в чем я сейчас так отчаянно нуждаюсь.

— Скажи это, — слышу хриплый мужской голос рядом с виском, — кого ты хочешь, — требует мой мучитель. А я, находясь в неком состоянии забытья, уже готова умолять.

— Вас хочу, Герман Станиславович. Очень хочу, — машинально облизываю губы, призывая к ласке. А мужчина издает довольный звериный рык. Впивается в мой рот голодным, подчиняющим своей воле поцелуем.

Тянет пальцами в разные стороны завязочки трусиков, высвобождая мое полыхающее тело из стесняющей ткани. Куда улетают бикини — неизвестно, да и времени подумать об этом нет, потому что он медленно, на вдохе, внимательно наблюдая за реакцией, наполняют меня до краев. Замирая на секунду, дает время подстроиться, расслабиться. И тут же начинает двигаться внутри, задавая особый ритм.

Выгибаюсь в пояснице ему навстречу, издаю громкий всхлип, сильней оплетаю бедра мужчины ногами, полностью отдаюсь его власти. Врывается в меня так глубоко, насколько я способна его принять, с каждым новым толчком ускоряя темп.

А я забываю, как дышать, с очередным ударом сердца о грудную клетку умираю и возрождаюсь в его руках.

— Малыш, ты пьешь таблетки? — мой отказавший мозг улавливает слова, но я лишь могу отрицательно помотать головой, потому что с губ срывается стон. — Тогда, моя хорошая, нам на берег надо, у меня в машине есть презервативы, — обхватывает меня крепко за поясницу, не отрываясь от губ, выносит на сушу.

Укладывает спиной на капот солнечного автомобиля поверх своей раскинутой футболки, но не покидает, властно держа за бедра, вторгается с напором. Не сбавляя темпа, нависает над лицом, целует щеки, нос, прихватывает зубами подбородок.

Я сейчас, не остывай, — на пару секунд оставляет одну. А я разочарованно вздыхаю. Провожу ладонями по своей раскаленной груди, животу, сгибаю ноги в коленях, покусываю губы.

— Моя сладкая девочка, — возвращаясь ко мне. Приятно скользит пальцами по ногам вверх, словно изучая каждый сантиметр, целует колени. Припадает ртом к животу. Пробегает языком по кругу пупка, покусывает кожу, сминает ее с наслаждением. Беря за запястья, приподнимает к себе навстречу. Снова приникает к губам. — Ты меня с ума сводишь, превращаешь в ненасытное животное, — мои ступни касаются мягкой травы, и я неосознанно распахиваю ресницы, но Герман не дает мне опомниться, разворачивает к себе спиной.

Большой, теплой ладонью заставляет прогнуться в пояснице, опуститься на капот грудью, упереться в металлическую поверхность автомобиля руками. Оглаживает спину, осыпает поцелуями позвоночник, лопатки, шею. Обхватив ягодицы руками, тут же с довольным урчаньем снова входит в меня.

Вцепляюсь в стальную коняшку, карябаю ее ногтями, неконтролируемые вскрики вырываются из горла. Не могу себя сдерживать, и даже то, что мы находимся на улице, в месте, где в любой момент могут появиться люди, не включает мой уснувший крепким сном мозг. Бьюсь в сладострастной агонии, уже охрипла от воплей.

А Грановский, намотав на кулак мои темные волосы, и обхватив за живот, приподнимает, притягивает к себе. Проходится горячим языком по шее, вырисовывая им замысловатый орнамент, покусывает плечи. Не останавливаясь, продолжает бесстыдно вторгаться в меня на всю глубину. Дышу быстро, хриплю, понимаю, что разрядка уже на подходе. Подстраиваюсь под его темп, двигаюсь навстречу.

Ну же…еще чуть-чуть… вот сейчас!

Горячая лава накрывает меня с головой с такой силой, что я крепко зажмуриваюсь, прикусываю до боли губы, содрогаюсь в спазме экстаза. Рассыпаюсь на миллион прозрачных молекул и снова собираюсь воедино. Словно яркая бабочка, свободно парю над землей.

Чувствую, как мужчина приходит к финишу вместе со мной. Произведя еще несколько резких рывков внутри, издает хриплый стон, слегка прихватывает зубами кожу на моем плече. Уткнувшись лицом в шею, крепко сжимая в своих объятьях, пульсирует, вздрагивает во мне.

Блаженно улыбаюсь этому миру, откидываюсь ему на грудь, а он плотно обнимает меня за талию, что-то ласково мурчит в волосы. Несколько минут так и стоим, наслаждаясь тишиной и умиротворением в организме.

— Моя умопомрачительная малышка, — аккуратно выходит из меня. Разворачивает к себе лицом, мягко целует в губы. — Такая чувственная и сладкая, что я теряю голову. — приподнимая за бедра, удобно усаживает на капот. — Я сейчас, — на пару секунд оставляет одну, заглядывает в машину. А я, облокотившись на руки, подтянув к себе колени, поднимаю лицо к небу, светло улыбаюсь этому миру.

Прикрыв глаза, еще нахожусь в состоянии блаженства.

Возвращается уже в шортах, низко посаженных на бедрах и с полотенцем в руках.

Закутывает меня в него, как маленького ребенка, подхватывает на руки и прячет в машине.

Откидываюсь на спинку сидения, сил бодрствовать в организме нет, захлопываю ресницы. Чувствую, как кто-то натягивает на меня платье, в ответ только что-то бурчу и проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь оттого, что машина притормаживает, а потом останавливается вовсе.

Растерянно хлопаю глазами, не пойму, ночь уже или еще день. Где мы?

— Привет, — тепло улыбается мне зеленоглазый темноволосый мужчина, — вернулась наконец-то ко мне, — нагибается, тянется к моим губам. А я на эту манипуляцию подаюсь навстречу, ловлю щедро дарованный мне поцелуй.

— Как-то неожиданно я уснула, — поправляю растрепанные волосы, нахожусь до сих пор одной ногой в царстве Морфея. — Куда мы приехали? — зевая, лениво выглядываю в окно, где уже начинают по одной зажигаться кристальные звезды.

И тут же бросаю резкий взгляд на свои колени. Выдыхаю, Герман все же ухитрился меня одеть, и теперь я сижу в своем платье, но вот нижнего белья на мне до сих пор нет, — недовольно ерзаю.

— Так, — размышляю, — в сумке находится все необходимое, надо хотя бы трусы натянуть, а то неловко и неудобно, — оборачиваюсь за спину, беру свой кожаный ридикюль.

— Предлагаю перекусить — и домой, как тебе такой вариант? — улыбается мне Грановский, а я глазами выхватываю за окном яркую, переливающуюся вывеску, оповещающую, что мы стоим у суши-бара.

Расплываюсь в довольной улыбке: японскую кухню люблю больше всего на свете.

Была бы возможность — ела б каждый день.

— Супер! — с блеском в глазах потираю руки, на что Герман мне хитро подмигивает.

Выбираемся из машины на улицу, Грановский обнимает меня за плечи, притягивает к себе, чмокает в висок.

— Такая сладкая мышка, — бурчит мне на ухо, — что я даже не знаю, чего хочу больше: есть или на все плюнуть и рвануть домой, — хихикаю на недвусмысленные намеки, обхватываю рукой его за спину.

Перед входом на секунду оглядываюсь назад, бросаю взор на капот желтой спортивной машинки, со смущением вспоминаю, как меня сегодня на ней необычно покатали. Легкий румянец трогает щеки — неловко за свое поведение. Очень надеюсь, что свидетелей нашего эротического марафона в лесу не было. Хотя…ни о чем не жалею. Это было так остро и головокружительно. Никогда в жизни не испытывала таких умопомрачительных эмоций.

Заходим внутрь, я удивленно распахиваю глаза: словно попала в классическую обеденную Японии. Когда жила в стране восходящего солнца, часто проводила с друзьями время после школы в подобных заведениях, там это совсем недорого.

Длинная овальная столешница, за которой на высоких стульях сидят гости.

Маленькие разноцветные тарелочки на движущихся рельсах едут вдоль периметра. На каждой — по несколько суши, а колер блюда символизирует фиксированную цену. Еду шеф готовит на глазах у посетителей. Разделывает рыбу, замешивает рис, а параллельно с восточным акцентом общается с публикой, шутит, рассказывает байки. Просто и по-домашнему, так, как я люблю.

— Гер, я на пять минут в уборную, — произношу негромко, показывая на дверь слева.

— Надо привести себя в порядок, а то вся растрепанная, и белье надеть, — шепчу. — Не могу же ходить голой: неприятно, да и опасно — инфекцию реально подхватить.

Мужчина утвердительно кивает головой, усаживается на стул. А я разворачиваюсь, закидываю сумку на плечо и отправляюсь в туалет.

— М-да, ну и видок…ужас… — рассматриваю в зеркале девушку с размазанной тушью, запутанными от речной воды и бурных прелюдий волосами, в помятом платье. — Как это еще Грановский со страху деру не дал? — усмехнувшись, достаю влажную косметическую салфетку, стираю темные пятна под глазами.

На скорую руку поправляю макияж. Непослушные локоны расчесываю, поднимаю вверх, мастерю незамысловатый пучок. Переодеваюсь в джинсы и футболку, которые прихватила из дома и все это время таскала за собой.

— Вот теперь красивая, — подкрашивая припухшие от поцелуев губы, замечаю на шее еще один засос к тому, что уже был на мне оставлен хищным котярой.

Недовольно цокаю языком, наношу на палец тональный крем, пытаюсь замаскировать следы бурной страсти, но совсем спрятать красные пятна не удается. — Ну и ладно, — бросаю это неинтересное занятие. — Пусть все знают, что я любима. Стесняться нечего, — выхожу в зал, направляюсь к своему красивому мужчине, который, облокотившись о стол, ловко управляется палочками, уминая вкусные сушки.

— Ух ты, — разводит руки в стороны Самосвалович, замечая меня, смотрит изумленно на мою одежду.

А это откуда?

— Уметь надо, — усмехнувшись, забираюсь на высокий табурет и подхватываю тарелку с тунцом. — Фея-крестная прилетела, одним взмахом волшебной палочки из замарашки королевну сделала, — хихикаю.

Вытаскиваю бамбуковые столовые приборы из бумажной упаковки. Макнув в соевый соус, засовываю сушку целиком в рот, а Грановский, наклонившись к моему лицу, громко шепчет:

— И я голодный, но вот только пища в этом деле не поможет, — рукой опирает о спинку моего стула. Ловит губами краешек ушка, прикусывает, от чего у меня внизу живота проходит разряд электрического тока. И я, кашлянув, чуть не выпускаю на свободу кусок рыбки.

— Поэтому жуй быстрей, если не хочешь, чтобы я начал утолять голод прямо здесь, — легко касается губами шеи, возвращается к себе и с невозмутимым видом продолжает трапезу.

А у меня уже сбилось дыхание, и пустился галопом пульс. Как-то странно он на меня действует, неправильно. Заводит с полуоборота, даже не притрагиваясь.

Еще память, как назло, подкидывает картинки из недавнего прошлого: его шершавый, мокрый язык, плывущий по контуру отвердевшей, выпуклой жемчужины, горячие ладони, до жжения стискивающие кожу бедер. От собственных фантазий бросает в дрожь, сводит мышцы. Быстро засовываю за щеку еще одну суши, запиваю зеленым чаем из керамической маленькой чашечки без ручки и спрыгиваю с табурета на пол.

— Я все, — белой узорчатой салфеткой обтерев губы, подхватываю сумку. Котяра не заставляет себя ждать. Достав из портмоне денежную купюру и не дождавшись счета, просто оставляет ее на столе.

Обнимает меня за талию, крепко прижимает к своему боку и, хитро поглядывая сверху вниз, выводит на окунувшуюся в сумерки улицу.

— Только разочек, а то я до квартиры не доеду — помру от неудовлетворенности, — поворачивает к себе лицом, нагибается, подхватывает нижнюю губу, страстно втягивает в себя, посасывает. И пусть вокруг полно спешащего по домам люда, мы словно выпадаем из реальности, проваливаемся в параллельный мир, где находимся одни.

— Нет, за руль я сегодня не сяду, — отрывается от моего рта, быстро дышит, впрочем, как и я.

Подойдя к краю тротуара, голосует. Машинка импортного автопрома тут же реагирует на запрос, притормаживая у обочины. Забираемся внутрь, Грановский диктует адрес. Заваливая меня на сидение, нависает сверху.

— Похотливый котяра, — отбрыкиваюсь от наглого мужчины, смеюсь.

— Да, я такой, — снова впивается в мой рот, даря невероятный шквал эмоций.

Вообще, в период брачных игр я бы настоятельно рекомендовала народу держаться подальше от нашей пары. Вокруг нас сосредотачивается такое мощно заряженное электрическое поле, что ненароком убить способно. А если и обойдется, то есть шанс заразиться неизлечимой болезнью под названием «любовная лихорадка», что тоже опасно, потому что лекарства от этой загадочной хвори на планете Земля еще не придумано.

Я не знаю, понравилось ли стриптиз-шоу водителю, который, рискнув психикой, подвозил нас до дома. Но когда мы, счастливые и возбужденные, выбирались наружу, подметила, что вид у мужчины средних лет, с округлой лысиной и слегка отвисшими щеками, изумленный и очень смущенный.

Кое-как, не прекращая целоваться, добираемся до подъезда, заходим внутрь.

Безрукавку Грановского потеряли где-то по пути, даже вспомнить не могу когда.

Хорошо, что я сумку держала в руке крепко, а то бы и она сгинула.

В лифте неким замысловатым образом котяра стаскивает с меня лифчик, благо футболка остается на месте, потому что, когда створки железного ящика разъезжаются на нужном этаже, мы, распаленные, занятые друг другом, предстаем на обозрение строгой пожилой чете — соседям моего босса. Упс! Эти люди, видимо, не ожидав столь откровенного шоу в подъемнике, с нескрываемым изумлением таращатся на нас.

Грановский нехотя отрывается от моего рта, поворачивается к непредвиденным зрителям лицом, а меня задвигает за свою спину.

— Се-р-гей Ген-надьевич, Антони-на Ль-вовна, здравствуйте, — выдает слегка охрипшим голосом мой полуобнаженный котяра, пытаясь скомкать в кулаке черный кружевной бюстгальтер, который все равно в его ладони не помещается.

Натягивает на лицо маску невозмутимости.

Стройная, высокая пожилая дама, в массивной шляпе с полями и бриджах, обдает нас презрительным, брезгливым взглядом. Громко фыркнув, скрещивает руки на груди и демонстративно отворачивается. А полноватый, седовласый, низкий мужчина глазеет больше с неприкрытой завистью и любопытством.

Очень хочется хихикнуть. Видимо, Грановский подхватил от меня заразу — способность вечно попадать в неприятности. Но я отчаянно сдерживаю смешок за зубами, потому что со стороны это может выглядеть неоднозначно.

Самосвалович берет меня за руку, выводит наружу, уступая кабинку пожилым людям. Пока закрываются дверки лифта, стоим молча и неподвижно. Но как только грымза с мужем исчезают из виду, не сговариваясь, снова вцепляемся друг в друга.

Квартиру открыть удается не с первой попытки. Вваливаемся в темное, проветренное кондиционером пространство. Не помню, запираем ли входную дверь или она остается нараспашку.

Моя трикотажная футболка тут же улетает в неизвестном направлении, а сумка падает на пол. С довольным урчанием большой, теплой ладонью мужчина накрывает мою упругую грудь, а я запрокидываю назад голову, шумно дышу, приоткрыв рот.

— Наконец-то мы одни, — бурчит хищник, сминая до волнующей боли кожу.

Покрывает настойчивыми, но нежными, влажными поцелуями шею, ключицу, плечи. — Моя девочка! — снова возвращается ко рту.

Ммм-м-м, как хорошо! — мурлычу, ловя губами мочку парня, играю языком, втягиваю в себя, слегка прикусываю. Шаловливыми пальчиками проникаю под кайму джинсов, напряженными ноготками прохожу по округлым, тугим бедрам.

Добравшись до пояса, одним рывком расстегиваю сразу все болты на ширинке, тащу штаны вниз. Хочу его так неистово и жадно, что живот скручивает острым спазмом. Не замечаю, как меня столь же ловко освобождают от обтягивающих штанишек, а заодно и белья. И вот она я, обнаженная, возбужденная, податливая, обласканная от кончиков пальцев до макушки своим страстным мужчиной.

До дивана дойти не получается: прижимает меня спиной к прохладной коридорной стене, прерывисто дышит мне в рот. Одну ногу закидывает себе на бедро, слегка приподнимает. С блаженным рыком медленно входит в меня, оставляя на губах благодарный целуй.

Опираюсь руками на его сильные плечи, на секунду задерживаю дыхание, привыкаю к наполненности внутри и позволяю начать движение. Глаза полузакрыты, сердце в груди бьется гулко. Приоткрытым ртом ловлю кислород, подстраиваюсь под его ритм. Блаженство вязкой огненной лавой разливает по венам, топя сознание в небытии, вознося к бирюзовым небесам.

Подхватывает меня за ягодицы, усаживает на свои бедра, несет к дивану. Целует неистово, жарко, требовательно, не позволяя лишний раз глотнуть воздуха. Моя лопатки касаются мягкого ворсистого ложа, а под головой появляется большая подушка. Тело мужчины накрывает меня сверху. Не дав опомниться, снова ускоряет темп.

Громкие стоны слетают с губ, но я не стесняюсь, не держу себя. С ним я настоящая, живая, естественная. Потому что принимает, потому что этого достоин.

— Подожди, малыш, я сейчас. Либо еще чуть-чуть — и мы доиграемся, — выходит из меня, поднимается.

Из ящичка стола достает квадратный серебряный блистер, быстро разрывает его зубами. За остальным я не слежу, закрываю ресницы. Поворачиваюсь на бок, сжимаю бедра, прогибаюсь в пояснице, а с губ слетает нетерпеливый, требовательный вздох.

Не проходит и минуты, возвращается. Приникает ртом к моей груди, облизывает пику, прикусывает. Мучает, терзает, изводит…А я уже с катушек съехала, хочу завершения начатого.

— Нет… — мычу я, — сейчас же! — ерзаю. — Хочу тебя в себе… — пытаюсь подняться вверх, получить долгожданную разрядку. На что он только довольно ухмыляется, но выполнять мое требование не спешит.

Опускается к животу, целует вокруг пупка, языком еле уловимо проникает внутрь.

Издаю хриплый стон, приподнимаюсь на локтях. Показательно прикусываю губы, делаю очередную попытку заманить его наверх.

Завороженно следит за моим ртом, ведется. Подбирается, ловит щедро дарованный поцелуй. Сгибает мои колени, приподнимает к груди. Фиксирует своими плечами и снова вторгается в меня.

Не могу дернуться или сменить положение — полностью в его власти. Но это лишь сильней распаляет мое полыхающее тело, заводит женское начало. Подчиняться ему, покоряться сильному, властному мужчине так остро и волнующе, что срывает остатки существующих в голове барьеров и границ.

К финишу приходим вместе: я — с его именем на губах, он — с довольным рыком.

Осыпает мое лицо поцелуями, чмокает туда, куда попадает. На ухо мурлычет слова благодарности. Перекатывается с меня на диван, крепко обнимает руками.

Разговаривать сейчас неохота: так спокойно и легко в теле. Просто прикрываю глаза, до сих пор нахожусь в блаженной неге. Медленно, лениво указательным пальчиком вывожу на его теплой коже странные письмена. И сама не замечаю, как уплываю в долину снов.

Утро воскресенья встречает меня ярким солнцем и жарой. Приоткрыв глаза, с любопытством оглядываю пространство. Понимаю, что сладкий котяра перенес меня в спальню на балконе, туда, где мне так понравилось в прошлый раз. Но вот одевать не стал. Мы оба обнажены и плотно прижаты друг к другу.

Грановский спит крепко, впрочем, как всегда. Целую своего мужчину в щеки, нос, губы и поднимаюсь, улыбаясь новому дню. На носочках просачиваюсь за дверь.

Хочу привести себя в порядок до его пробуждения, предстать перед боссом свежей и красивой.

В комнате для гостей принимаю душ, делаю легкий дневной макияж, надеваю вчерашние джинсы и футболку. Напевая себе под нос веселую песенку, ероша мокрые волосы, чтобы они побыстрей высохли, сбегаю по лестнице вниз.

Внезапно мой слух улавливает странный хлопок, по ассоциациям похожий на закрывающуюся дверь. Замираю на месте, настороженно всматриваюсь в глубь коридора. Жду гостя, который без разрешения вторгся в квартиру Грановского.

Примерно через полминуты моему взору предстает высокая, рыжеволосая, ухоженная девушка, в голубом платье, расклешенном от груди, и с округлым, выпуклым животиком.

Женщина неспешно скидывает со стройных ножек синие кожаные балетки и завозит в зал яркий чемодан на колесиках. Бережно оглаживая свое пузико, на выдохе устало опускается на диван, подкладывая под спину подушку. Запрокинув голову назад, захлопывает глаза, отдыхает.

Меня незнакомка не замечает, а вот я от полученных визуальных данных напрягаюсь не на шутку. Решаю, что стоять на месте и молчать нет смысла, поэтому, негромко кашлянув, спускаюсь вниз.

От звука моих шагов она испуганно вздрагивает и тут же, распахнув ресницы, быстро оборачивается в мою сторону. Ее лицо вопросительно вытягивается, а брови взмывают ввысь. Хорошенький пухлый ротик приоткрывается, чтобы задать вопрос, но я ее опережаю:

— А Вы кто? — пытаюсь улыбнуться, но получается плохо. Неспокойно на душе, тревожно как-то.

— Я жена Германа… — произносит растерянно. — Только приехала из Америки. А вы домработница? — ладонью опираясь на боковину дивана, пытается приподняться.

Ответить ей я не могу, потому что внутри все холодеет, а хрупкое девичье сердце, треснув от удара, раскалывается надвое. Кислорода в легких становится все меньше, и я, как рыба, открываю и закрываю рот, чтобы попытаться добыть его извне, но серый тяжелый камень, внезапно образовавшийся в солнечном сплетении, не дает мне этого сделать.

— Хелен? — слышу удивленный, слегка охрипший ото сна мужской голос. — Ты здесь? — Грановский в спортивных шортах, но без майки быстро спускается вниз.

Огибая меня, топает супруге навстречу.

— Герка, я устала, можешь девочку отпустить, чтобы не гремела. Я немного посплю, — произносит мягко, с акцентом, снова аккуратно опускается на диван. Маленькой ухоженной ладошкой прикрывает беременный животик, смотрит с любовью на мужа.

Что он ей отвечает, я уже не слышу, потому что их диалог для меня превращается в гул. Внутри становится так больно, словно мне выстрелили в висок, но я не умерла, а просто лежу и истекаю кровью.

— Настюш, езжай домой. Я потом тебе позвоню, — вижу себя словно со стороны. Вот мужчина берет свой бумажник, достает зеленую купюру, вкладывает мне в руку.

Подталкивая в спину, выпроваживает в коридор.

На автомате засовываю ноги в туфли, смотрю на него так агрессивно, что, если можно было бы взглядом убить, уничтожила на месте. Хватаю свою сумку, до белых костяшек сжимаю ручку, слезы бешеными волнами штурмуют глаза, но я не даю им воли, постоянно сглатывая. Никогда и ни за что он не увидит меня разбитой и потерянной. Гордо вздернув подбородок, на прямых, негнущихся ногах, словно солдатик, выхожу на площадку, а за моей спиной с громким ударом захлопывается дверь.