Игры патриотов

Глава 7 ДОМОЙ — НА БЫСТРОКРЫЛОЙ ПТИЦЕ

Зал ожидания четвёртого терминала в Хитроу был спокойным местечком — там вполне можно было бы расслабиться, если бы Джек, как обычно, не нервничал перед полётом. За стеклянной — от пола до потолка — стеной был виден «конкорд», на котором через несколько минут он должен был отправиться домой. Формой своей он напоминал гигантскую хищную птицу, чья красота внушала восхищение и страх. Она сидела там на бетонной дорожке, бесстрастно глядя на Райана поверх длинного, как кинжал, носа.

— Было бы хорошо, кабы Бюро разрешало мне летать туда-сюда на этой пташке, — сказал Мюррей.

— Красивая! — согласилась Салли.

«Всего лишь ещё один самолёт, — сказал самому себе Райан. — Что его держит в воздухе — не ясно». Он не помнил, был ли это принцип Бернулли или эффект Вентури, но знал, что это нечто незримое, основанное на умозаключении, и это даёт самолёту возможность держаться в воздухе. Над Критом что-то в этом принципе или эффекте не сработало, и он едва не погиб, а полтора года спустя из-за того же рода неполадки погибли его родители неподалёку от чикагского аэропорта. Разумом он понимал, что в его армейском вертолёте случилась какая-то неполадка в механизме и что конструкция пассажирских самолётов проще и надёжнее. Знал он и то, что в авиакатастрофе, в которой погибли его родители, повинны были прежде всего плохие погодные условия. Сейчас погода была отличной, и всё же было в самом факте полёта нечто крайне противоестественное.

«Ладно, Джек. Не возвращаться же в пещеру и к охоте на медведей с рогатиной. А что естественного в преподавании истории, в сидении перед телевизором или в езде на машине? Не будь идиотом. Но я ненавижу летать», снова напомнил он себе.

— С «конкордами» ещё никогда ничего не случалось, — заметил Мюррей. — А ребята Джимми Оуинса все проверили у этой птички.

Вероятность, что эту прекрасную птицу могли начинить взрывчаткой, была вполне реальной. Утром эксперты из С-13 потратили более часа на проверку «конкорда», а теперь полицейские, переодетые в комбинезоны авиамехаников, стояли возле самолёта. Из-за бомб Джек не волновался. Бомбу собаки найдут.

— Я знаю, — устало улыбнулся Джек. — Просто тут у меня кишка тонка.

Мюррея удивляла нервозность Райана, хотя он и отметил, что тот хорошо её скрывал. Сам-то он любил летать. Ещё когда он учился в колледже, вербовщик ВВС чуть-чуть не уговорил его пойти в лётчики.

«Это будет верхом идиотизма, если я не полечу сегодня», — сказал Джек себе.

— Ты действительно слабак. Нечего сказать, морская пехота!"

— Ну, папа, когда же наконец мы взорвёмся и взлетим? — спросила Салли.

— В час. Не приставай к папе, — велела Кэти.

«Взорвёмся, — улыбнулся Джек. — Чёрт возьми, чего тут, в конце концов, бояться?»

В зале ожидания он насчитал четверых охранников, хотя они и прикидывались обычными пассажирами. Оуинс не хотел, чтобы с ним что-то случилось в последний день. Прочее — уже дело британской авиакомпании. С него даже не взяли дополнительной платы за полёт на «конкорде». Интересно, подумал он, предвещает это удачу или напротив?

Женский голос объявил о посадке. Джек поднялся.

— Спасибо за все, Дэн.

— Идём, папа? — радостно спросила Салли.

— Минутку! — Мюррей наклонился к Салли. — А поцелуй?

— Пожалуйста, — весело сказала Салли и поцеловала его. — До свиданья, мистер Мюррей.

— Берегите нашего героя, — сказал Мюррей Кэти.

— Всё будет в порядке, — заверила она его.

— Вас ждёт футбол по телику! — Мюррей чуть не раздавил руку Райана. — Вот по чему я тут в самом деле скучаю.

— Могу прислать вам видеозаписи.

— Это не то. Снова преподавать историю, а?

— Это моя работа, — сказал Райан.

— Посмотрим, — загадочно заметил Мюррей. — И как вы только ходите с этой штуковиной?

— Едва-едва, — хмыкнул Райан. — Наверное, врач встроил туда какую-то свинцовую штуку или, может, забыл там свои инструменты. Ну, вот мы и пришли.

— Ни пуха ни пера, — пожелал им Мюррей и ушёл.

— Добро пожаловать, сэр Джон, — сказала стюардесса. — Ваше место 1-Д. Вы летали раньше на «конкорде»?

— Нет, — с трудом выдавил из себя Джек.

— Это вам запомнится на всю жизнь, — пообещала стюардесса.

«Большое спасибо!» — чуть не задохнулся от злости Райан, и пожалел, что одной рукой придушить её не сможет. От этой мысли ему стало смешно. Он хмыкнул.

Только это ему и оставалось.

Пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о дверную притолоку. Проходя мимо кабины, он заглянул туда — экипаж каким-то чудом умещался там в ужасной теснотище. Проход загородила другая стюардесса — она пристраивала чьё-то пальто на вешалку. Пришлось ждать, пока она, увидев Райана, не шагнула в сторону.

Джек занял своё место у окна, в первом ряду. Кэти и Салли уже сидели на своих местах — по другую сторону прохода. Клешня Джека занимала почти половину соседнего кресла — никто бы там не смог сидеть. Мало того, что с него не взяли дополнительную плату за «конкорд», с него не взяли денег и за второе место. Он попытался было пристегнуть ремень, но с одной рукой это оказалось не так просто. На помощь пришла стюардесса.

— Вам удобно?

— Да, — солгал Джек.

— Чудесно. Тут вся информация о «конкорде», — она указала на серого цвета пластиковый пакет. — Хотите какой-нибудь журнал?

— Нет, спасибо. У меня есть книга.

— Хорошо. Я вернусь после взлёта. Если что, позвоните.

Джек потуже затянул ремень. Дверь всё ещё была открыта — ещё можно было бежать. Но он знал, что не сделает этого. Он откинулся назад. Сиденье было узковатым, но всё же удобным.

И, благо он сидел в первом ряду, можно было вытянуть ноги. Оглянувшись, он увидел, что самолёт на три четверти уже заполнен. Это все были бывалые путешественники, и притом люди богатые. В основном — бизнесмены, угадал Джек, рассмотрев, что многие читали «Файнаншел таймс». И никто из них не боялся летать. Это ясно по выражению их лиц. Ему и в голову не пришло, что выражение его лица было таким же, как и у всех.

— Леди и джентльмены, капитан Найджел Хиггинс приветствует вас на борту «конкорда», рейс сто восемьдесят девять, Лондон — Вашингтон — Майами, Флорида.

Минут через пять мы взлетим. Погода в Вашингтоне отличная, температура пятьдесят шесть градусов по Фаренгейту. Полет займёт три часа двадцать пять минут. Прошу воздержаться от курения, пока мы не взлетим. И — пристегните ремни. Спасибо за внимание.

Пока звучала по радио эта скороговорка, закрыли дверь. «Неплохо отвлекли внимание, отрезав единственный путь к бегству», — кисло отметил про себя Райан.

Он закрыл глаза, отдавшись в руки судьбы. Хорошо, что он сидел в первом ряду никто не видел его. Салли сидела у окна. Только Кэти могла его видеть, но она понимала его состояние или, по меньшей мере, притворялась, что понимает. «Ты жопа! — раздражённо сказал себе Райан, — если бы полёт на „конкорде“ был опасным, хоть один из них уже разбился бы».

Взвыли реактивные турбины, и в желудке у Райана что-то сжалось. Он закрыл глаза. «Бежать все равно некуда». Он уговаривал себя дышать ровнее и максимально расслабиться. И это ему удалось.

Мимо окна медленно поплыл громадный комплекс аэропорта.

Тут и там возле терминалов стояли самолёты, словно корабли в доке. «Лучше бы нам на пароходе…» — подумал он, забыв, что из всех морских пехотинцев на Гуаме он был единственным, кто страдал от морской болезни. «Конкорд» приостановился на несколько секунд и потом-снова покатил. Голос капитана снова зазвучал по радио — он что-то объяснял насчёт взлёта, но что именно, Райан не уловил. Он в это время наблюдал за взлётом Пан-Ам-747. «Конкорд», — подумал Райан, — куда красивее». Он напоминал ему модели истребителей, которые он конструировал в детстве. «Наш — первоклассный».

Самолёт сделал широкий разворот в конце дорожки и замер.

«Вот оно».

«Исходное положение», — прозвучало по радио, Джек вцепился в кресло, словно это был электрический стул, и вот-вот должны были включить ток.

Взревели моторы, и Райана вжало в кресло. «Черт!» — ругнулся он. Старт был мощным — такого ему ещё не приходилось испытывать. Стюардесса была права, такое не забывается! Вот нос самолёта задрался вверх, ещё раз дёрнуло, и «конкорд» взмыл под каким-то немыслимым углом. Он взглянул на Кэти — она на него. В глазах её сиял восторг. Салли сидела, уткнувшись носом в окно.

Самолёт чуть выровнялся, и вот уже стюардессы покатили по проходу коляски со всякими напитками. Джек взял себе шампанского. Настроение вовсе не было праздничным, но эта шипучка всегда ему помогала. Кэти как-то предложила ему, чтобы справляться с этими самолётными страхами, принимать какое-нибудь успокоительное. Но он терпеть не мог лекарств. Вино — другое дело. Он посмотрел в окно. Они все ещё набирали высоту — вполне мягко, отметил он.

Райан извлёк из кармана книгу и раскрыл её. Это было испытанное средство.

Устроившись поудобнее, он погрузился в чтение. Выбор оказался удачным — это была одна из работ Элистера Хорна о франко-германских конфликтах. Правда, с гипсом тяжело было переворачивать страницы.

На какой-то момент оторвавшись от книги, он взглянул в окно — под ними было водное пространство. Судя по часам, лететь оставалось менее трех часов.

«Ну, три-то часа можно вытерпеть. Как будто у тебя есть выбор. — Его взгляд остановился на лампочке. — Как это я раньше не заметил?» Оказывается, над головой у него был спидометр. 1024 мили в час значилось на нём, но при этом последние цифры росли прямо на глазах.

«Черт! Тысяча миль в час. Что сказал бы Робби об этом? Интересно, кстати, как у него дела… — Эти скользящие на спидометре цифры его завораживали. Вот уже перевалило за 1300. Через какое-то время на спидометре обозначилась цифра 1351 и уже больше не менялась. — Тысяча триста пятьдесят одна миля в час, значит, — прикинул он, — около двух тысяч футов в секунду. Это почти скорость пули, то есть двадцать миль в минуту. Ничего себе! — пробормотал он и снова посмотрел в окно. — Но почему такой шум? Если мы идём на сверхзвуковой скорости, почему же шум не остаётся позади нас? Надо спросить Робби. Он знает».

Где-то внизу кучерявились белые, пышные облака. Солнечные лучи отражались от океана, распространяя вокруг сияние. Раина раздражала эта двойственность: он боялся летать и в то же время был зачарован всеми этими красотами, открывавшимися взгляду сверху. Он заставил себя вновь приняться за книгу, в которой речь шла о временах, когда верхом технологического прогресса считался паровоз, скорость которого составляла тридцатую часть той, с которой он нёсся в данный момент. «Это, конечно, повергает в ужас, но зато ты раз-два и дома».

Пришло время обеда. С ним редко бывало, чтобы он ел в полёте, но тут, видно, шампанское придало ему аппетита, и он с удовольствием принялся за еду.

За сёмгой, бифштексом, салатом и клубникой на десерт, запиваемых отличным портвейном, незаметно пролетели сорок минут. Лететь осталось менее двух часов.

— Леди и джентльмены, говорит капитан. Мы летим на высоте пятидесяти трех тысяч футов со скоростью тысяча триста пятьдесят пять миль в час. По мере использования топлива, мы будем забираться все выше, пока не достигнем высоты пятьдесят девять тысяч футов. Температура воздуха снаружи — шестьдесят градусов ниже нуля по Цельсию, а температура обшивки самолёта — около ста градусов. Это результат преодоления сопротивления воздушной среды в ходе полёта. В результате этого объём самолёта увеличивается, он теперь где-то на одиннадцать дюймов длиннее…

«Усталость металла! — смутно припомнилось Райану. — Зачем ты сообщил мне все это?» Он коснулся окна. Оно было тёплым, и он понял, что на наружной обшивке самолёта можно было бы кипятить воду. Интересно, как все это сказывается на самолётной раме? «Назад в девятнадцатый век», — скомандовал он себе. Салли спала, а Кэти сидела, уткнувшись в журнал.

Через какое-то время капитан сообщил, что внизу Новошотландский Галифакс.

Джек взглянул на часы — оставалось менее часа лету. На северном горизонте смутно темнела полоска земли. «Северная Америка — подлетаем, наконец». Как всегда, нервозность плюс узкое кресло привели к тому, что спина задеревенела.

Надо было бы встать, походить, размяться… Но именно этого он никогда не делал в самолёте. Стюардесса подлила ему портвейна в стакан, и он снова уставился в окно. Солнце стояло на той же высоте, что и при вылете из Лондона. Фактически они стояли на месте — самолёт, устремляясь на запад, просто едва поспевал за скоростью вращения земли. В вашингтонский аэропорт Даллес, сообщил пилот, они прибудут в полдень. Джек снова взглянул на часы — оставалось сорок минут. Он поёрзал в кресле и снова погрузился в книгу. Но ненадолго — стюардессы принялись раздавать анкеты, которые надо было заполнить для таможни и иммиграционной службы. Отложив книгу он принялся наблюдать за Кэти — она заполняла анкеты, подробно перечисляя все предметы гардероба, которыми она обзавелась в Лондоне. Салли все ещё спала, свернувшись клубочком, и с чуть ли не ангельским выражением лица. Они стали снижаться где-то возле Нью-Джерси, целясь на запад, а возле Пенсильвании снова повернули на юг. Самолёт теперь шёл совсем низко. «Ну, что же, капитан Хиггинс, давайте посадим эту птичку в целости и сохранности. Надо будет, — решил Райан, — сохранить все бумажки — и багажную квитанцию, и билет, и посадочный талон… — Пусть хранится — как доказательство того, что он летал на „конкорде“. — Я-таки ухитрился пройти через это — через „конкорд“… Зато, тупица ты этакая, будь это Боинг-747, ты бы все ещё тащился над океаном».

Теперь они летели так низко, что уже видны были дороги. Большинство авиакатастроф случается при посадке, но Райан об этом не думал. Они были почти дома — значит, конец всем этим страхам… И вот «конкорд» резко скользнул вниз, мелькнул парапет аэродрома, и почти сразу за этим он почувствовал толчок от соприкосновения с землёй. Все. Они приземлились, и остались целы-невредимы.

Теперь ничего страшного впереди — от силы какая-нибудь там автокатастрофа — не сравнить же её с авиакатасрофой!.. В машине Райан всегда чувствовал себя уверенно, потому что сам контролировал ситуацию. «Ах, да, — вспомнил он, сегодня ведь машину ведёт Кэти».

Самолёт остановился и зажёгся сигнал: отстегнуть ремни — можно было избавится от них наконец. Открыли переднюю дверь. Райан поднялся с кресла и потянулся. Хорошо на твёрдой-то земле… Кэти щёткой расчёсывала волосы Салли, та ещё толком не проснулась и тёрла кулаками глаза.

— Все в порядке, Джек?

— Мы уже дома? — спросила Салли.

— Дома, — заверил её Джек и двинулся к выходу. Стюардесса поинтересовалась, как понравился ему полет, и он искренне сказал, что полностью доволен. «Теперь-то — когда все это позади». Он нашёл себе место в автобусе, а через секунду к нему присоединились и Салли с Кэти.

— В следующий раз надо будет тоже на «конкорде», — сказал он жене.

— Почему? Тебе понравилось? — удивилась она.

— В известном смысле. Ведь вдвое меньше в воздухе, — рассмеялся он — не над ней, над собой. Он чувствовал радостное возбуждение — как всегда после приземления. Он прошёл через нечто неестественное и вот — жив-здоров, дома… И вообще, заметил он, пассажиры, покидающие самолёт, выглядят радостнее тех, что ещё только готовятся к отлёту.

— Сколько у тебя ушло на платья? — поинтересовался Джек, когда автобус остановился. Кэти в ответ протянула ему таможенную декларацию. — Ого!

— А почему бы и нет? — усмехнулась Кэти. — Я заплатила из своего кармана. Могу я или нет?

— Само собой, детка.

— И три костюма для тебя, Джек, — сказала она.

— Как? Зачем это?..

— Когда ты заказывал портному смокинг, я попросила его сшить тебе три костюма. Как только ты избавишься от этого гипса, сможешь носить их.

Что ещё было удобно в «конкорде», так это то, что пассажиров было относительно немного, так что багаж практически не пришлось ждать. Кэти взяла тележку, и Салли, конечно, потребовала, чтобы именно она толкала её. Последним препятствием была таможня, где им пришлось расстаться с тремя сотнями долларов в качестве налога за лондонские покупки. Не прошло и получаса после посадки самолёта, а они уже оказались на улице.

— Джек! — раздалось, едва они вышли из аэропорта. Это был Оливер Вендел Тайлер — человек высокого роста и при этом весьма плечистый. Передвигался он плохо, так как вместо левой ноги у него был протез из алюминия — результат столкновения с машиной, водитель которой был пьян. Протез был просто уродлив, но Оливер был им вполне доволен. С руками у него было все в порядке — если не считать того, что они были чересчур велики. Он обхватил ими Райана и сжал до боли.

— С возвращением, дружище!

— Как дела, Скип? — Джек с трудом высвободился из его объятий. Скип Тайлер был их близким другом. Силушки он был необыкновенной, но не умел соразмерять её.

— Отлично. Привет, Кэти, — сказал он и поцеловал её. — А ты как, Салли?

— Хорошо, — откликнула Салли и потянулась, чтобы её взяли на руки. Но ненадолго — вскоре она вывернулась, чтобы вновь пристроиться к тележке с багажом.

— Ты как здесь оказался? — и подумал: «А-а, это, верно, Кэти позвонила ему…»

— Не беспокойся о машине, — сказал Тайлер. — Мы с Джин забрали её со стоянки, и она ждёт вас дома. Поедете на нашей — к тому же она попросторней.

Джин сейчас подкатит.

— Взял отпуск, а?

— Что-то вроде того. Чёрт возьми, Биллинг замещал тебя в классе две недели. Почему же я не могу отлучиться на полдня?

К ним подошёл носильщик, но Скип отмахнулся от него.

— Как Джин? — спросила Кэти.

— Ещё шесть недель.

— А нам придётся подольше подождать, — сообщила Кэти.

— Правда? — просветлел Тайлер. — Замечательно!

Был прохладный, ясный осенний день. Едва они отошли от терминала, как к ним подкатила Джин Тайлер на громадном «шевроле». Джин была по-прежнему высокой, но уже не такой стройной, ибо ожидала двойню. Едва она выбралась из машины, как Кэти — уже что-то шептала ей на ухо. Что именно — нетрудно было догадаться, так как женщины тут же обнялись. Скип открыл багажник и закинул их чемоданы, словно это были пёрышки.

— Ты отлично все рассчитал, Джек. Прикатил прямо к Рождеству, — сказал Скип, когда все усаживались в машину.

— Так уж само получилось.

— Как плечо?

— Лучше, чем было вначале.

— Я этому верю, — расхохотался Скип и завёл машину. — Поразительно, что они дали вам «конкорд». Ну и как он тебе?

— Всё кончилось намного быстрее.

— Да, все так говорят.

— Как дела в школе?

— Все по-старому. Ты слышал об игре?

— По правде говоря, нет. — «Как я мог забыть об этом?» — подумал он.

— Просто великолепно! Пять очков у них, и всего остаётся три минуты. Томпсон наконец получает мяч и… бум, бум, бум — аж по восемь-десять ярдов каждый раз… Он делает ничью, и те уходят в защиту, так? Значит, нам надо нажать — мы рассеиваемся по бокам. Я — наверху, в ложе для прессы, и вижу, что защита у них что надо! Хоть часы останавливай! И вдруг — как во сне! Томпсон прямо чудо! Так подал!.. Двадцать один — девятнадцать. Надо же — так закончить сезон!

Тайлер был выпускником Аннаполиса и играл даже в сборной Америки, пока не пошёл служить на подлодках. Три года тому назад, как раз когда он уже начал сколачивать собственную футбольную команду, пьяный шофёр оставил его без левой ноги. Но Скип не оглядывался назад. Защитив докторскую в Массачусетском технологическом институте, он получил место преподавателя в Аннаполисе и не только продолжал интересоваться футболом, но иногда и тренировал разные команды. «Интересно, — подумал Джек, — счастливее ли теперь Джин?» В своё время она здорово не любила, когда он уходил в море надолго. Теперь он всё время был у неё под боком. Когда-то она была беззаботной, черноволосой девчонкой, работала секретаршей у адвоката, а сейчас, казалось, всё время была на сносях.

И — счастлива. С мужем они почти не разлучались. Даже за покупками ходили, взявшись за руки.

— Что насчёт рождественской ёлки, Джек?

— Я пока ещё не думал об этом.

— Я нашёл местечко, где можно срубить свеженькую. Еду туда завтра. Хочешь со мной?

— Конечно. Но нам надо ещё всякие закупки сделать.

— Ты, я вижу, совсем не в курсе дела. Кэти позвонила нам на прошлой неделе, так что мы с Джин постарались. Она что же, не сказала тебе?

— Нет, — Райан обернулся, и Кэти улыбнулась ему. — Спасибо, Скип.

— Брось, — махнул тот рукой. Они свернули на окружную дорогу. — Мы собираемся навестить родителей Джин — последняя для неё возможность попутешествовать перед появление двойни. А профессор Биллингс говорит, что тебя ждёт кое-какая работа.

«Кое-какая, — подумал Райан. — Похоже, месяца на два…»

— Когда ты сможешь выйти на работу?

— С этим придётся подождать, пока он не отделается от гипса, — ответила вместо Джека Кэти. — Завтра мы едем в Балтимор, к профессору Хоули — на проверку.

— Да с такой травмой лучше не спешить, — согласился Скип, имея в виду собственный опыт того же рода. — Робби просил передать привет. Сам-то он не смог прийти — он в Пакс Ривер на лётном тренажёре. Они с Сисси в порядке, были у нас недавно. Ты выбрал хороший денёк для возвращения. Почти всю прошлую неделю дождило.

«Я дома, — повторял себе Джек, слушая эту болтовню. — Снова повседневность, которая тяготит тебя, пока ты её почему-либо не лишился. И как хорошо вернуться к обычному распорядку, где нет большей неприятности, нежели дождь, где все размеренно: подъем, работа, еда и снова в постель. Новости по телевизору и футбол. Комикс в газете. Помочь жене с посудой. Развалиться в кресле с книгой в руках и стаканом вина, когда Салли наконец уложена в постель». Теперь это уже не казалось ему скучным — и никогда таковым не будет казаться, пообещал он себе. Последнее время жизнь крутилась в слишком стремительном темпе, и он был рад, что все это осталось там, далеко отсюда, за три тысячи миль.

— Добрый вечер, мистер Кули, — сказал Кевин О'Доннелл, оторвав глаза от меню.

— Здравствуйте, мистер Джемисон. Рад вас видеть, — ответил книготорговец с хорошо сыгранным удивлением.

— Не присоединитесь ко мне?

— Почему бы и нет? Спасибо.

— Что привело вас сюда?

— Бизнес. На ночь я остановился у друзей в Кобе.

Это было правдой. А кроме того, О'Доннелл, которого тут знали как Майкла Джемисона, понял, что у букиниста есть важное сообщение для него.

— Хотите взглянуть на меню?

Кули наскоро проглядел меню и вернул его О'Доннеллу.

Никто не мог бы заметить, как он вложил между страниц меню небольших размеров конверт. Джемисон тут же незаметно уронил его себе на колени. Потом, где-то с час, они болтали о всяких пустяках. Соседний столик был слишком близок к ним, чтобы говорить о чём-то ином, да и вообще Кули старался никогда не касаться опасных тем. Его дело было войти в контакт и смыться. «Слабак», подумал о нём О'Доннелл. Но вслух он этого никому не стал бы говорить. У Кули не было необходимых качеств для участия в настоящем деле, но для разведки он подходил. На что и был соответственно натаскан. С идеологией у него тоже было все в порядке. И всё-таки О'Доннелл угадывал в нём слабость характера, хотя и при хороших мозгах. Ничего. Зато Кули вне подозрений у полиции. Он никогда даже камней не швырял, не говоря уже о бутылках с зажигательной смесью. Он предпочитал наблюдать со стороны, и ненависть его зрела, не проявляясь в эмоциональных всплесках. Пусть он не мог пролить кровь, но зато не проливал и слезы. «Ты — серенький середнячок, ты можешь очень даже помочь в разведданных, и хотя ты слабак насчёт мокрой работы, все же помог прикончить… десяток, а то и дюжину. Да есть ли у него вообще какие-то эмоции? Похоже, что нет, рассудил О'Доннелл. — Ну и отлично. Хорошо иметь своего собственного маленького Гиммлера, — сказал самому себе О'Доннелл. — Гиммлера или, может, Дзержинского. Дзержинский — более подходящий образец. Вот именно — Железный Феликс — вот кто он. Маленький, дышащий ненавистью человечек. Только лицом, круглым и пухлым, он похож на Гиммлера, но внешность мы ведь себе не выбираем, не так ли? У Кули есть будущее в Организации. Когда придёт время, нам понадобится свой Дзержинский».

Разделавшись с кофе, Кули выписал чек. Он настоял на этом — дела, в конце концов, шли отлично. О'Доннелл сунул конверт в карман и вышел из ресторана. Ему хотелось тут же вскрыть конверт, но он подавил в себе это желание. Терпение не было сильным качеством Кевина, и именно поэтому он принуждал себя к нему. Он знал, что куда больше операций погорело из-за нетерпения, чем из-за британской армии. Это был урок, усвоенный ещё во времена, когда он сотрудничал с «Временными». Не превышая скорости, он вилял на своём БМВ по узким улочкам, пока не выбрался на просёлочную дорогу. Но и тут он не прямо устремился к дому и при этом то и дело поглядывал в зеркало заднего обзора. Он знал, что с безопасностью у него было все в порядке, но не менее отчётливо понимал, как необходимо всегда быть начеку. Машина, в которой он ехал, была зарегистрирована на имя головной конторы его корпорации в Дандолке. Это был настоящий бизнес — девять траулеров бороздили холодные воды, омывавшие Британию. Заправлял корпорацией отличный менеджер, человек, никак не причастный к Раздору, чьи деловые таланты позволяли О'Доннеллу вести жизнь сельского дворянина далеко на юге страны. Традиция полагаться в бизнесе на управляющего была одной из самых старых в Ирландии — английское наследие, как и дом О'Доннелла.

Менее чем через час он уже был у въезда в свои владения, отмеченные двумя каменными столбами, а ещё через пяток минут — в своём доме над морем. Как и водится в тех местах, машину он запарковал на улице и тут же прошёл к себе в кабинет. Там его — с книжкой стихов Йитса в руках — поджидал Маккини. Ещё один книголюб, хотя этот и не испытывал отвращения к крови. Под его внешним спокойствием пряталась взрывчатая готовность к действиям. Майкл был того же типа человеком, что и сам О'Доннелл. И подобно О'Доннеллу десять лет назад, его молодое нетерпение нуждалось в сдерживающем начале. Потому его и назначили шефом разведки, чтобы он научился терпеливо собирать нужную информацию, прежде чем действовать. «Временные» фактически никогда этим не занимались. Они ограничивались сбором разведданных тактического, а не стратегического значения.

Чем и объясняется общая безмозглость их стратегической линии, подумал О'Доннелл. Ещё одна причина, по которой он расстался с «Временными». Хотя он всё равно вернётся в ту стаю. Или, точнее, стая вернётся к нему. Тогда у него будет собственная армия. У Кевина уже был план на этот счёт, хотя даже и ближайшие соратники не знали о нём — точнее, не знали всех деталей.

О'Доннелл расположился в кожаном кресле и извлёк из кармана пиджака конверт. Маккини колдовал у бара в углу комнаты — готовил виски для босса. Со льдом — согласно привычке, которой Кевин обзавёлся за годы жизни в жарких местах. Он поставил стакан на край письменного стола, и Кевин приложился к нему, по-прежнему не произнеся ни слова.

В документе было шесть страниц печатного текста — через один интервал, — и О'Доннелл читал его не менее вдумчиво, нежели Маккини — Йитса. Несмотря на репутацию человека, готового к молниеносным действиям, глава Армии освобождения Ольстера порой казался Маккини существом, вырубленным из камня — особенно когда тот собирал и обрабатывал разведданные. Как компьютер, — заряженный злой энергией компьютер. Ему понадобилось целых двадцать минут, чтобы изучить документ.

— Да-а, наш друг Райан уже в Америке, где ему и место. Прилетел на «конкорде», и, по просьбе его жены, их в аэропорту встретил друг. Наверное, на будущей неделе он уже вернётся в эту свою Военно-морскую академию преподавать. Его высочество с очаровательной супругой прибудут домой через пару деньков. Похоже, что в их самолёте какие-то проблемы с электрической системой, и теперь для них перегонят новый самолёт из Англии — так это, во всяком случае, будет представлено публике. На самом же деле, им так, похоже, понравилось в Новой Зеландии, что они решили остаться там ещё на несколько деньков. По возвращении в Англию, охрана их будет весьма впечатляющей. Можно сказать, что в ближайшие несколько месяцев через их охрану не прорваться.

Маккини фыркнул.

— Нет такой охраны, чтобы уж совсем нельзя было через неё прорваться. И мы уже доказывали это.

— Майкл, мы же не собираемся убивать их. Это-то любой дурак может сделать, — сказал Кевин тоном терпеливого наставника. — Наша цель — взять их живьём.

— Но…

«Неужели они никогда не усвоят?» — подумал О'Доннелл.

— Никаких «но», Майкл. Если бы я хотел их смерти, они уже были бы мертвы, а вместе с ними и этот ублюдок Райан. Убить легко, но тогда мы не получим того, чего хотим.

— Так точно, сэр, — кивнул Маккини. — А Син?

— Ещё недели две он пробудет в брикстонской тюрьме — наши друзья из С-13 пока хотят, чтобы он был у них под рукой.

— Означает ли это, что Син…

— Маловероятно, — перебил его О'Доннелл. — Так или иначе, я полагаю, что Организация сильнее с ним, нежели без него, не так ли?

— Но как мы узнаем?

— Нашим товарищем интересуются на очень высоком уровне, — сказал О'Доннелл многозначительно.

Маккини задумчиво кивнул, стараясь не показать раздражение тем, что командир не хочет сообщать ему, начальнику разведки, о том, кто его информирует. Он понимал всю важность поступающей информации, но что это за источник — было величайшим секретом АОО. Ну что же, справился он с раздражением, у него тоже есть свои источники информации, и он день ото дня все более овладевает искусством использования их. Необходимость слишком долго готовиться к действиям угнетала его, но он был вынужден признать — правда, сперва не очень охотно, — что успех ряда сложнейших операций был обеспечен именно тщательной подготовкой. Одна из операций, проведённая без соответствующей подготовки, закончилась для него пребыванием в блоке Эйч тюрьмы в Лонг-Кеше. И он извлёк из этого должный урок: революции нужны более умелые люди. И за неэффективность Временной группировки Ирландской освободительной армии он возненавидел её руководство даже больше, чем британскую армию.

Революционеру сплошь и рядом приходится больше опасаться друзей, чем врагов.

— Есть что-нибудь новенькое о наших коллегах? — спросил его О'Доннелл.

— Кое-что есть, — ответил Маккини, просветлев. «Нашими коллегами» была Временная группировка Ирландской освободительной армии.

— Одна из ячеек белфастской бригады собирается послезавтра навестить одну пивную. Туда зачастили парни из Добровольческих сил Ольстера. Не шибко-то умно с их стороны…

— Полагаю, мы это можем пропустить, — рассудил О'Доннелл. Конечно, это будет бомба — погибнут несколько человек, в том числе и кто-то из Добровольческих сил. Эти силы он считал реакционной организацией правящей буржуазии, а в сущности — головорезами, поскольку у них не было никакой идеологии. Так что, если кое-кого из них убьют, это хорошо, но, право, достаточно было бы парочки-другой выстрелов, поскольку после этого парни из ДСО все равно прокрадутся в католические кварталы и пристрелят кого-нибудь на улице. И детективы из королевской полиции начнут следствие, но, как всегда, все будут утверждать, что ничего не видели, и в результате католические районы будут по-прежнему пребывать в состоянии революционного брожения. Ненависть это ценное достояние. Для Дела она даже важнее страха.

— Что-нибудь ещё? — спросил он.

— Снова исчезла из поля зрения Двайер, специалистка по изготовлению бомб, — сказал Маккини.

— Последний раз это было… да, в Англии, не так ли? Другая компания?

— Этого наш человек не знает. Он этим занимается, но я предупредил, чтобы он был осторожнее.

— Очень хорошо.

О'Доннелл решил, что надо будет обдумать этот вопрос. У «Временных» Двайер была лучшим специалистом по бомбам, настоящий гений, особенно по бомбам замедленного действия. Парни из скотленд-ярдовской С-13 гонялись за ней настойчивей, чем за кем-либо ещё. Её поимка была бы тяжелейшим ударом по руководству «Временных»…

— Пусть наш парень блюдёт осторожность, — сказал О'Доннелл, — но нам было бы очень полезно узнать, где Двайер.

Маккини понял, что к чему. Что же, жаль, конечно, её, но она сама виновата, раз выбрала не ту сторону.

— А как насчёт начальника белфастской бригады?

— Нет, — покачал головой шеф.

— Но тогда он снова ускользнёт. В тот раз понадобился целый месяц…

— Нет, Майкл. Не тот момент. Помните всегда о верном моменте. Операция это единое целое, а не простое нагромождение событий.

За командиром белфастской бригады ВГИРА («Бригада… Менее двух сотен человек», — криво усмехнулся О'Доннелл) очень даже охотились в Ольстере. Причём охотились не только британцы. Видно, поэтому он и был вынужден сделать так, что захватили его именно британцы. «Плохо. Я бы очень хотел, — думал О'Доннелл, — чтобы ты лично заплатил мне за то, что выбросил меня, Джонни Дойл, за то, что назначил цену за мою голову. Но и тут мне придётся проявить терпение. В конце концов, я хочу большего, нежели всего лишь твоя голова».

— Кроме того, учтите, — сказал он, — что нашим ребятам надо позаботиться и о собственной шкуре. Причина, по которой так важно выбрать нужный момент, в том, что наш план может сработать всего лишь один раз. Вот почему мы должны быть терпеливы. Надо ждать нужного момента и не промахнуться с этим.

«Что значит „нужный момент“? Какой план?» — недоумевал Маккини. Несколько недель тому назад О'Доннелл заявил, — что «момент настал», а потом дал отбой после телефонного звонка из Лондона, прямо-таки в самую последнюю минуту. Син Миллер знал о плане, знали и ещё один-два человека, но кто они, эти привилегированные, — этого Маккини не ведал. Если командир во что-то и верил, так это в секретность. Начальник разведки понимал значение секретности, но молодая кровь его пузырилась от раздражения — он знал о важности происходящего, не зная, что же именно происходит.

— Трудно, Майкл, а?

— Да, сэр, трудно, — признался тот с улыбкой.

— Просто-напросто помни, куда привело нас нетерпение, — сказал О'Доннелл.