Иисус в Семье. Через Дух Нейо Люцио

20. Непризнанное милосердие

Беседа в доме у Петра с живым участием всех присутствовавших в этот вечер шла о практике добра.

Как, кроме денег, выразить своё сочувствие? Какими средствами поощрять благотворительность без финансовых средств?

Вместе с этими вопросами упоминались великие имена материального успеха, и большинство из них пытались допустить, что только власть предержащие на Земле в состоянии поощрять активную набожность.

И тогда со своей доброжелательностью в разговор вмешался Учитель, выражая своё мнение:

— Один искренне преданный Закону был призван определением Небес к осуществлению благотворительности. Но он жил в крайней бедности и не мог выделить даже малейшую часть своего заработка для помощи себе подобным. В действительности, он отдавал от себя самого, как мог, добрыми словами и жестами утешения и ободрения тем, кто страдал, кто жил в страданиях и в трудности; но он мучился тем, что не мог распределять одежду и хлеб бездомным и голодным, сидевшим по краям дороги.

Окружённый малолетними детьми, он был рабом своих домочадцев, на которых уходили все плоды его тяжкого труда.

Но он признавал, что даже если ему невозможно практиковать публичную благотворительность, он мог бороться со злом при любых обстоятельствах своего пути по Земле.

Так, он взял себе за привычку стирать, благодаря ежемоментному вниманию, все низшие мысли, внушавшиеся ему. Если он встречал особ, любящих злословить, он вежливо удалялся, а если должен был отвечать на утверждение, сделанное ему напрямую, он вспоминал ту или иную добродетель отсутствующей жертвы. Если кто-то перед ним раздражался, то он считал гнев болезнью, достойной лечения, и успокаивался. Оскорбления других людей задевали его разум, подобно щебню в бочонке мёда, поскольку он не только не реагировал на это, но продолжал лечить своего обидчика со своим обычным братским отношением. Клевета не могла найти доступ к его душе, поскольку любой недостойный донос бесполезно растворялся в его великой тишине. Если он видел, что чьё-то спокойствие нарушается, он старался бесшумно рассеять тучи непонимания, пока они не вызвали бурю. Если кто-то становился объектом осуждения, он собирал деликатно и незаметно для всех все свои возможности для его защиты. Его усердие против внедрения и распространения зла было настолько скрупулёзно, что ему удавалось собирать их остатки на публичной дороге, чтобы они не были источником опасности для путников.

Следуя этим направлениям, он подошёл к концу своего пути по Земле, так и не успев осуществить благотворительность в таком виде, в каком мир её знает. Никогда он не мог протянуть тарелку супа или предложить овечью шкуру своим нуждающимся братьям.

Таким образом, смерть пришла за ним, и он предстал перед божественным судом в тревоге и удручении. Он боялся осуждения небесных властей. Но неожиданно он был награждён сверкающей диадемой, и поскольку в слезах хотел знать причину столь внезапного и ценного приза, его информировали, что ему присуждается высшая награда за победу в войне со злом, чьим храбрым основателем он стал.

Учитель окинул своих учеников спокойным и проницательным взглядом и заключил дружеским тоном:

— Давайте же раздавать хлеб и одежду, зажигать свет над невежеством и усиливать братство, уничтожая раздоры, но не будем забывать, что методическое и спокойное сражение против зла — в повседневном усилии, в убеждении, что в этой святой битве мы обретём божественную корону непризнанного милосердия.