Император умрет завтра

Глава восьмая КТО УБИЛ ЖОЗЕФИНУ?

Где ушибаемся, там и болит.

«Появились у нас тараканы… Каждый начинает вопить, что это не тараканы, а гибель Советской власти. Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что Советская власть погибнет, если не сейчас, то по крайней мере через месяц. Рыков присоединяется к тезисам Бухарина, оговариваясь, однако, что у него имеется серьезнейшее разногласие с Бухариным, состоящее в том, что Советская власть погибнет, но, по его мнению, не через месяц, а через 1 месяц и два дня. Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что не сумели обойтись без тезисов, то есть без документа, за который придется потом отвечать: «Сколько раз я вам говорил — делайте, что хотите, но не оставляйте документов. Не оставляйте следов!..».

Нет, болит не там, где ушибаемся.

Сталин с усмешкой отложил текст своей давней речи на шестнадцатом съезде партии. История повторяется. Но история никогда не повторяется в пределах отпущенной человеку жизни, иначе — какая новизна поколениям?

Появились у нас тараканы. Они хотят внушить Сталину, что исторические параллели станут губительны для него, если он не прислушается к голосу «вольных каменщиков» Октября. Тарле вот пугает картинами финансового краха и экономического кризиса во Франции 1811 года. Не так все страшно было как он рисует, но в принципе верно. Сказано слишком много пустых фраз и напечатано слишком много бумажных денег. В Англии говорили поменьше, но пустых денег напечатали еще больше. Тарле этого не заметил. Он старается показать другое: пока Наполеон завоевывал Европу, спекулянт Уврар завоевал изнутри Францию. Биржевики сумели не только вызвать мощную инфляцию, но и спровоцировали голод. Ну насчет «голода» — это он чересчур проворно шагнул к смешному. И поправился: пировали, конечно, но пировали во время чумы. С академической точки зрения принципиальной разницы нет. И голодать, и пировать во время чумы — одинаково скверно. Вопрос в том, что понимается под «чумой».

Мыслишка тут прячется прежняя. Гвардия может многое, очень многое, но только «Объединенные негоцианты» Уврара могут — все. Наполеон не остерегся, и «солнце Аустерлица» закатилось при Ватерлоо. Советская власть погибнет через месяц и два дня…

Наполеон и не думал остерегаться. Он прекрасно понимал, что время всесилия денег еще не пришло. И ударил первым. Подсчитал, сколько украл Уврар из казны, арестовал его и потребовал вернуть 87 миллионов франков золотом. Может, это больше, чем 'негоциантам» удалось украсть, может, меньше. В любом случае аргументацию Наполеона они сочли исчерпывающей: «Богатство в наше время — это результат воровства и грабежа». Широко был известен и его способ борьбы с этим злом. Словом, золото отдали. Что же до голода, то, вероятно, похлебка в парижской тюрьме Тампль может быть справедливо к нему приравнена. Даже во времена Наполеона. Отсюда и звон.

В Россию время всесилия денег не придет никогда. Но политические негоцианты верят в свои иллюзии. Надо захватить власть и поторопить смену эпох. А для начала само понятие «Россия» сделать исторически и политически неоправданным. Чтобы вот так: была Россия — и не стало ее. И принялись, не отпустив грехи, распинать. Усердный Каганович и храм Христа Спасителя взорвал, чтобы очистить место для иного храма. Никого не остановило, что величественный собор был сооружен в память героев Отечественной войны 1812 года. И монумент Багратиону на Бородинском поле разрушили. Склеп взорван и разграблен. Исчезли все реликвии — награды, боевая шпага. Останки великого сына грузинского народа выброшены из гроба и растоптаны.

Кто это сделал? Наркомпрос. Кто распорядился конкретно? Некий Зенькович, заведующий музейным отделом Наркомпроса. Дальше спрашивать бесполезно. Лозунг у них один: «Довольно хранить наследие прошлого!» Русская история и русский язык тоже стали наследием прошлого, и нарком просвещения Луначарский говорил об этом, не испытывая ни малейшей неловкости: «Пристрастие к русскому языку, к русской речи, к русской природе — это иррациональное пристрастие, с которым, быть может, не надо бороться, но которое отнюдь не нужно воспитывать».

Политические негоцианты не знают вечного эпиграфа революции: она пожирает своих детей. И тут не бывает счастливых исключений, потому что жаждут этого не боги, а народ. Он ничего не забывает и ничего никому не прощает. Пока торжествуют идеи сегодняшнего, зловеще меняется оценка вчерашнего. Когда вчерашнего кумира революционных толп выволакивали из квартиры, чтобы отправить в ссылку, трое или четверо его соратников истошно вопили: «Троцкого несут! Несут Троцкого!..». Дом промолчал. Улица сплюнула. Кажется, кто-то бросил камень в машину, куда его усадили. Разбилось стекло. Не было ненависти. Было презрение. Троцкий позже во всем обвинял Сталина. Понимал ли он сам, что презирает его Россия? Кое-кто из них все понимает. Нельзя отказать в обреченном остроумии Карлу Радеку: «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин — из Политбюро». Эмиграция, правда, поняла все точнее и выразилась с предельной ясностью: «Революции затевают Троцкие, а платят по счетам Бронштейны».

Вот уже и Луначарский оплатил свою иррациональную ненависть к русскому языку и русской истории — вечная память наркому-клоуну!.. И Каменев с Зиновьевым бегают теперь с черного хода к богу Саваофу, а он их принимать не хочет — молились-то другому. Так, наверно, обстоят дела по ту сторону добра и зла.

А здесь Бухарчик еще хорохорится, хотя и похудел, оплешивел со страху и стал сильно похож на Ленина в Горках. Пишет Ворошилову: «Советую прочесть драмы французской революции: Ромена Роллана…». Климу эти драмы до одного места, но намек он уловил правильно: угрожает Бухарчик. Дескать, у них там не един Баррас. У них все — Баррасы. И все — Талейраны. А У Сталина — только Фуше. Зря они думают, что один. Тем более зря полагают, что это Ежов.

Товарищу Бухарину нравятся драмы Французской революции? Что-то раньше он о них не вспоминал. Но это неважно. Пусть товарищ Бухарин съездит в Париж со своей юной женой. Если, конечно, она уже достигла совершеннолетия, а то ведь проблемы у французов возникнут с визой. В Париже Бухарчик подробнее и красноречивее разъяснит, на что он скупо намекал Ворошилову, а мы тут сопоставим и дадим партийную оценку в свете торжества идей сегодняшнего.

Лаврентий отговаривал: не вернется Бухарчик. Сбежит. Куда? В Мексику?.. Ему свои же не позволят сбежать в самый канун кремлевского финала французской драмы. И предлог для поездки подыскали удобный, не вызывающий никаких подозрений — приобрести у меньшевика-эмигранта Бориса Николаевского архивы социал-демократической партии Германии, разгромленной Гитлером. Тот знал, что не продаст, этот не догадывался, что не купит. А результат поездки — именно такой, какой и ожидался.

«Руководитель делегации Бухарин Н. И. имел в Париже тайную встречу с лидером меньшевиков Ф.Даном, в ходе которой были зафиксированы следующие его высказывания о ситуации в партии и роли Сталина: «Это маленький злобный человек, не человек, а дьявол», «Сталину, к сожалению, доверяет партия, он вроде как символ партии — вот почему мы все вынуждены лезть к нему в хайло…», «Изменений ждать нечего, пока будет Сталин…».

Злобен, однако, «любимчик партии»! А в глаза льстив, угодлив, подобострастен. Кобу он обожает, клянется ему в любви — «лезет в хайло». Он и Надежде Аллилуевой в любви клялся, и та поверила: «Николай Иванович чистый и честный человек!» Обвинила Сталина в жестокости и нравственной тупости по отношению к непорочному Николаю Ивановичу. До истерики дошло. Сталин вынужден был показать Надежде кое-какие документы. Не политические обличения его двурушничества — нет, к сожалению. Он-то думал, что Надя защищает Бухарина как давнего друга семьи, глубоко порядочного человека, способного ценить чувства и не знающего иных увлечений, кроме Гейне, коллекции чешуекрылых и ручного лисенка, и показал, сколько девочек прошло через постель этого «радикалиста освобожденной плоти». Едва ли многие из них были старше их Светланы. «Какая мерзость!.. — закричала она. — Все вы грязные шакалы! Злобные, похотливые карлики, связанные круговой порукой!..».

Может, не следовало ворошить у нее на глазах грязное белье «истинного марксиста»? Могло ли не произойти трагедии, если бы она прочитала не показания тринадцатилетних школьниц, а хотя бы вот эти строки: «Бухарин в условиях строгой конспирации встретился с послом США масоном Буллитом, которому подробно изложил «прогитлеровские настроения Сталина», на что Буллит привел ему слова президента Рузвельта, адресованные гроссмейстерам ножи «Великий Восток Франции»: «Считаю себя обязанным проводить общую политику, направленную как против Гитлера, так и против Сталина»?.. Не храните яйца в одной корзине…

Нет, ничего бы это не изменило с Надей. Видимо, отношение к Бухарину у нее было серьезным, романтически-возвышенным. Все «марксистки» из Промакадемии обожали Бухарчика. А у того, с какой стороны ни смотри, одна грязь. Вот и открылось ей, что Бухарин — такой же «шакал». И даже хуже. Улестил, увлек, играя роль нежного воздыхателя, а на деле подбирался через нее к Сталину. Так надо понимать. Иначе — чего добивался? Вернулся в члены ЦК. Сталин не препятствовал. Поручили редактировать «Известия.» Закрыли глаза на конспиративные игры с рютинским «Союзом истинных марксистов-ленинцев». Скрепя сердце Сталин простил ему «разрушителя партии», «могильщика революции», сговор с Каменевым и Зиновьевым… многое он простил Бухарчику. Пусть «могильщик», но что тому нужно было от жены «могильщика»? Что им всем, ее окружавшим, нужно было? Накануне той страшной ночи Жемчужина-Молотова, выскочившая из- за стола успокаивать Надю, намекнула ей на связь Сталина с женой маршала Егорова — успокоила! И жену Павла Аллилуева сюда же приплела. Ее-то зачем? А зачем Надежде «вальтер» от того же Павлуши?.. Та ночь обрушилась на нее полной жизненной катастрофой: ''Все вы грязные шакалы!..». Но ведь не смерти ее они добивались. Догадки ничего не проясняют до конца. Вопрос остается; кто убил Надежду Аллилуеву?..

Она, кстати, тоже считала, что идеалы революции преданы. Бухарин внушил, не кто иной. Странная психология у этих «любовников революции». Чуть что — кричат о предательстве, измене в рядах партии. Изменить может порядочный человек, да и то — своей жене. А у демагога, сделавшего измену своей профессией, что может считаться предательством? Недаром все революционеры, начиная с якобинцев, поклоняются Бруту. Во времена Конвента бюст убийцы Цезаря был непременным атрибутом политических салонов, и только Наполеон, придя к власти, велел заменить в своей приемной Брута на Цезаря.

И во все времена, во все эпохи они действуют через женщин. Прав Наполеон: «Государства гибнут, как только женщины забирают в свои руки официальные дела».

А потом, между прочим, гибнут и эти женщины.

Неужели Наполеон не догадался, что Жозефину отравили? Вернувшись с Эльбы в Париж, он засыпал своими вопросами доктора Оро: чем болела? отчего умерла? каков диагноз?.. «Горе, тревога — тревога за вас», — отвечал доктор. Давал понять, что дело тут не в диагнозе — не было болезни. Большего сказать не мог, опасаясь, видимо, за жизнь собственную. А вскоре умерла и 28-летняя Мария Валевская — тоже горе и тревога?..

Допустим, Наполеону было уже не до них. Но разве это дает основания историку Тарле безапелляционно заявить: «Ни Жозефина ни вторая его жена Мария-Луиза, ни г-жа Ремюз, ни актриса м-ль Жорж, ни графиня Валевская и никто вообще из женщин, с которыми на своем веку интимно сближался Наполеон, никогда сколько-нибудь заметного влияния на него не только не имели, но и не домогались, понимая эту неукротимую, деспотическую, раздражительную и подозрительную натуру»?

Клер де Ремюз он мог и не упоминать, поскольку та ни с какой стороны не интересовала Наполеона. Мадемуазель Жорж, «милая Жоржина», отличавшаяся редкой классической красотой, действительно побывала в спальне первого консула в Сен-Клу, но и она — лишь крохотный эпизод в его личной жизни, получивший, правда, некоторое развитие в жизни политической. Тогда тем более важно для историка сказать, что с помощью артистического таланта и красоты Жоржины Наполеон надеялся вывести Александра I из-под влияния его фаворитки княгини Нарышкиной. Ведь в России снова замышлялось убийство царя.

Александр Дюма — и тот не прошел мимо скандальных и загадочных обстоятельств, при каких мадемуазель Жорж в 1808 году внезапно нарушает контракт с «Комеди Франсе», что грозит ей огромной неустойкой, и отбывает с графом Бенкендорфом в Петербург покорять сердце русского императора. Чуть позже выяснилось, что во время романа с Бонапартом у Жоржины состоял в любовниках некий террорист Жан-Батист Костер, участвовавший в организации взрыва «адской машины» на улице Сан-Нике, когда погибли сорок человек. Здесь интрига истории — сплошные узлы и петли, и одно неотделимо от другого. Жоржину срочно отправили на гастроли в Петербург, потому что маршал Сульт перехватил в Варшаве шифрованное письмо в Россию с прямым указанием заговорщикам об устранении Александра I. Кто стоял во главе? «Тверская полубогиня» Екатерина Павловна? Нет ответа у Тарле. Но у него нет и вопроса.

Сравнение с Дюма здесь не вполне уместно. Тот романист. У историка другие задачи. Однако историк не хуже романиста должен помнить о том, что Троянская война началась из-за жены Менелая прекрасной Елены, похищенной Парисом. Борьба политических систем, столкновение идеологий территориальные и прочие претензии — все это возникает потом в качестве повода к войне. И, как правило, к этому поводу подталкивает правителя женщина. Тарле же отвечает на все возникающие в связи с этим вопросы, как на партийную анкету: не имели, не участвовали, не домогались.

Нет, уважаемый академик! Все, кроме упомянутых вами «г-жи Ремюзы» и «м-ль Жорж», которую звали, между прочим, Маргарита-Жозефина Веймер, хотели этого влияния, усиленно домогались его, а некоторые так и весьма преуспели в своем стремлении.

Без Жозефины де Богарне Наполеон остался бы генералом Бонапартом. А без графини Валевской не случилось бы у него катастрофы 1812 года.

Нашли бы другую Эсфирь? Трудно сказать. Еще труднее найти. Марией Валевской Наполеон был просто одержим. После Жозефины она вторая, последняя и самая сильная его любовь.

Мысленно вернуться к книге академика Тарле, после которой он прочитал о Наполеоне и его временах все, что сумели для него найти, Сталина вы нудило известие о женитьбе старшего сына на танцовщице Юлии Мельцер, бывшей намного старше и оставившей ради мешковатого, щуплого, меланхоличного Якова вполне благополучную и хорошо обеспеченную семью. Яков стал ее пятым мужем. Что, нашла наконец свое счастье? Это называется — не мытьем, так катаньем.

А Тарле хочет убедить, что тут не может быть никаких козней. Вот, дескать, и у Наполеона к этой проблеме показательное отношение — женщины отдельно, Крупская отдельно. «Да и не хватало ему времени в его заполненной жизни мною думать о чувствах и длительно предаваться сердечным порывам…».

У Наполеона времени хватало на все, в том числе на создание легенд вокруг своего образа, хотя легенды ему скорее мешали укреплять власть, чем способствовали этому. Никто не усомнился, что Наполеон совершил поистине легендарный, героический и вместе с тем кощунственный максимум того, что достижимо на земле человеком. Великая воля власти дала ему и великие права, и он всегда был устремлен к крайним пределам — престол или эшафот. Но при чем здесь легенды, эти вечные спутницы истории? Их-то как раз и следует оставить романистам, а историк — ученый, посвятивший себя изучению Великой французской революции и феномена Наполеона Бонапарта, обязан знать, что Жозефина Богарне, которая четырнадцать лет была женой властелина Европы, состояла одновременно и тайным агентом у министра полиции Фуше, ненавидевшего Наполеона.

Историк в той роли, какую избрал для себя или какая была навязана Тарле, уже не историк.

Сталин не стал препятствовать выходу в свет книги академика Тарле. Зачем? Дать понять, что он не принял условий троцкистов? Вся игра еще впереди. Он даже не сопроводил возвращаемую автору рукопись указаниями на фактические ошибки и явные глупости. Тем проще будет после процесса над Пятаковым, Сокольниковым, Радеком, Рыковым, Бухариным и прочими задать вопрос и академику Тарле: если история повторяется, то почему революционеры всегда поклоняются Бруту?

Сталин ответ знает. Но что скажет Тарле — кто убил Жозефину?..