Ну что же, давай приступим.
— Начнем, — ответил я пристально глядя на купца.
Баташев откинулся на спинку стула, сложил толстенькие руки на животе:
— Шорохов, полагаю, передал вам суть моего предложения. Да вы и сами знаете, мы с вами уже говорили насчет этого. Совместное дело. Мастерская по производству насосов, паровых машин, гидравлического оборудования. Я вкладываю деньги, вы знания и работу. Прибыль делим пополам, как полагается.
— Да, мы уже говорили и вот теперь можем решить предметно. Но мне не ясны все детали.
— Резонно. — Купец наклонился вперед. — Говорю прямо. Я готов вложить пять тысяч рублей на первом этапе. На оборудование, материалы, наем помещения и рабочих. Вы становитесь главным инженером, руководите производством и разрабатываете конструкции. Полученную прибыль делим пополам.
Я молчал, давая ему продолжить. Пусть выговорится.
— Первый год, — продолжал Баташев, — прибыли может не быть вовсе. Все деньги пойдут на развитие, на закупку инструмента, на обучение мастеров. Со второго года дело должно пойти в гору. Заказы есть уже сейчас. Это другие фабрики, соседские заводы, городская управа, все местные и московские помещики. Через три года мастерская окупится полностью, начнет приносить чистую прибыль. По моим расчетам, тысяч десять-пятнадцать в год самое меньшее. Ваша половина пять-семь тысяч. Неплохо ведь?
Я кивнул:
— Цифры интересные. Но у меня есть кое-какие вопросы.
— Слушаю.
Я открыл записную книжку, посмотрел на свои записи:
— Первое. Пять тысяч рублей вы даете сразу или частями?
— Частями, — ответил Баташев. — Две тысячи сразу, как подпишем договор. Остальные три по мере необходимости. Если нужны станки, я даю деньги. Нужны материалы, я снова выделяю под конкретные нужды. Все по смете, под отчет.
Я нахмурился:
— Под отчет? То есть я должен каждый раз приходить к вам и просить деньги?
— Не ко мне, к Шорохову. Он будет вести все финансы. Собственно, он и сейчас этим у меня занимается. Вы даете смету расходов, он проверяет, утверждает и выдает деньги.
— Так меня не устраивает, — твердо сказал я. — Это значит, что я зависим от приказчика. Он может задержать оплату, не утвердить расходы, потребовать объяснений. Производство из-за этого встанет.
Баташев прищурился:
— А как вы предлагаете.
— А вот так. Пять тысяч даете сразу, целиком. Я распоряжаюсь ими самостоятельно. Веду учет расходов, каждый месяц предоставляю отчет, письменный, с подтверждающими документами. Вы проверяете, но задним числом. Если найдете нарушения или обман, в чем я сильно сомневаюсь, тогда разбираемся. Но текущие решения принимаю я сам, без согласований.
Баташев покачал головой:
— Слишком много свободы. Пять тысяч большие деньги. Растратите или потеряете, и что я получу в таком случае? Шиш с маслом?
— Не растрачу. Я инженер, а не мот. Каждый рубль пойдет в дело. А если не доверяете, зачем предлагаете совместное дело?
Купец усмехнулся:
— Доверяю. Но есть хорошая поговорка, доверяй, да проверяй. Тогда предлагаю компромисс. Три тысячи даю сразу, целиком. Две остальные под отчет, через Шорохова. Первые три тратите как хотите, отчитываетесь раз в месяц, как вы сказали. За остальные две согласовываете крупные покупки, если сумма превышает двухсот рублей разом.
Я задумался. Три тысячи это достаточно на первое время. Можно купить станки, материалы, нанять рабочих. Две тысячи под отчет тоже терпимо, если согласовывать только крупные траты.
— Устраивает, — наконец сказал я. — Но уточню, что согласование крупных трат не должно превратиться в запрет. Я предоставляю смету, вы рассматриваете ее три дня, не больше. Если отказываете, то письменно объясняете причину. Если за три дня ответа нет, то трата считается одобренной. У меня нет времени ждать долго, от этого может пострадать дело.
Баташев кивнул:
— Разумно. Согласен.
Я почесал кончик носа и продолжил:
— Второе. Прибыль делим пополам. Но как считать прибыль? Выручка минус расходы?
— Именно так.
— А жалованье мне? Оно входит в расходы?
Баташев задумался:
— Я не предусматривал жалованья. Ваш доход и так половина прибыли. Туда входит и жалование.
Я покачал головой:
— Так меня не устраивает. Первый год прибыли не будет, вы сами сказали. Значит, я год буду пахать бесплатно? А на что мне жить? Жалование, которое я получаю в мастерской, сущие копейки.
— Справедливое замечание, — согласился купец. — Что предлагаете?
— Фиксированное жалованье. Тысяча двести рублей в год, по сто в месяц. Входит в расходы предприятия. Плюс половина прибыли, когда она появится.
Баташев опять нахмурился:
— Тысяча двести это много. Это же сто рублей каждый месяц из моих вложений. За год тысяча двести, почти четверть всего капитала.
— Не из ваших, а из общих. Это расходы предприятия, как аренда помещения или покупка угля. Я работаю, я должен получать за это деньги. Без жалованья я не соглашусь.
Купец шумно выдохнул, задумчиво барабанил пальцами по столу. Шорохов стоял у двери с непроницаемым лицом, молча слушал нашу беседу.
— Хорошо, — сказал наконец Баташев. — Но не тысяча двести. Шестьсот в год, по пятьдесят в месяц. Первый год. Со второго года, когда прибыль пойдет, жалованье отменяется, остается только доля прибыли.
Я помотал головой:
— Шестьсот мало. Мне нужно снимать жилье, питаться и одеваться. На пятьдесят рублей в месяц не проживешь. Девятьсот в год, по семьдесят пять в месяц. Два года, не один. И только с третьего года, когда пойдет хороший доход, жалованье отменяется.
Баташев поморщился:
— Семьдесят пять многовато. Шестьдесят. И полтора года, не два.
Я подумал. На самом деле шестьдесят рублей в месяц это более чем достаточно. Плюс у меня есть зарплата смотрителя мастерской и доходы от аренды кареты. Жилье у Матрены Ивановны всего десять рублей. Туда входит и пропитание. Одежда и прочие расходы еще двадцать. Остается десять на непредвиденные траты. Можно прожить. Но я торговался из принципа, чтобы выбить лучшие условия во всем.
— Ладно, согласен. Шестьдесят в месяц, полтора года. Потом только доля прибыли. Но только в том случае если доход будет стабильным и превысит мое жалование.
— Договорились.
Я налил себе чаю, отпил. Баташев тоже взял чашку, выпил ее маленькими глоточками.
— Третье, — сказал я. — Управление делами. Кто принимает решения?
— Вы по техническим вопросам. Я по финансовым и коммерческим. Мы вместе по стратегическим направлениям.
— Это слишком размыто. Приведу пример, нам нужно купить новый станок. Это техническое решение или финансовое?
Баташев усмехнулся:
— И то, и другое. Техническое, потому что я не знаю, какой станок нужен. А финансовое, потому что он наверняка стоит немалых денег.
— Вот именно. Значит, мы будем постоянно спорить по таким вопросам. Я буду говорить, что станок нужен, а вы будете говорить, что это дорого, денег нет. Кто в итоге решает окончательно?
Купец задумался:
— И что же вы предлагаете, Воронцов?
Я тоже чуть наклонился вперед:
— Нужно четкое разграничение сфер ответственности. Вы отвечаете за финансы: ведете учет, контролируете расходы, ищете заказы, договариваетесь с клиентами. Я отвечаю за производство: проектирую изделия, организую работу, покупаю оборудование и материалы в рамках бюджета. Бюджет утверждаем вместе, раз в квартал. В рамках бюджета я трачу деньги самостоятельно, без согласования. А вот если уже вышел за бюджет, только тогда согласовываю с вами.
Баташев кивнул:
— Разумно. Но что если я посчитаю, что бюджет слишком большой? Или вы решите, что он наоборот слишком маленький?
— Тогда надо обсудить вопрос, постараться найти компромисс. Если все-таки окончательно не сошлись во мнениях, тогда обращаемся к третейскому судье.
— К кому?
— К независимому лицу. Например, к губернскому инженеру или к другому купцу, которому оба доверяем. Прописываем это в договоре.
Баташев потер подбородок:
— Хорошая мысль. Согласен. Предлагаю кандидатуру — помещик Иван Петрович Баранов, Человек честный, умный, знает нас обоих. Подходит?
Я кивнул. Баранов действительно порядочный человек, тем более, я строю у него мельницу, поэтому он все равно доверяет мне.
— Подходит.
— Тогда у меня есть важное дополнение, — продолжил Баташев. — Отчетность. Вы ведете учет расходов, я учет доходов. Каждый месяц встречаемся, сверяем цифры, подписываем отчет. Раз в год приглашаем ревизора, он проверяет все книги. Устраивает вас такое?
— Устраивает. Только хотелось бы знать, за чей счет будет работать ревизор?
— За счет предприятия.
— Хорошо.
— Теперь дальше, — сказал я. — Выход из дела. Что если через год, два, три я захочу выйти? Или вы?
Баташев уставился в меня тяжелым взглядом. Говорить о выходе из товарищества накануне открытия все равно что говорить о разводе перед свадьбой:
— Я не планирую выходить. Дело задумано всерьез и надолго.
— Я тоже не планирую. Но жизнь бывает разная. Вдруг я заболею, умру или мне надо будет переехать. Или не дай бог между нами возникнут разногласия, станет невозможно работать. Всякое бывает, кому как не вам это известно. Надо заранее прописать порядок выхода.
Купец опять побарабанил пальцами по столу, потом кивнул:
— Правильно. Предлагаю тогда, что любая сторона может выйти, предупредив за полгода. При этом выходящая сторона получает свою долю хозяйства. Если выходите вы, то получаете половину стоимости оборудования, материалов и готовой продукции. Минус ваши долги перед предприятием, если они будут. Если выхожу я, будет то же самое.
Я тоже подумал. Звучит вроде справедливо, но я увидел подвох.
— А как определять стоимость получаемого хозяйства? Вы скажете, что станок стоит сто рублей, я скажу двести. Кто будет прав?
— Придется привлекать со стороны знающего человека, чтобы дал цену.
— За чей счет?
— За счет того, кто выходит.
Я покачал головой:
— Это меня не устраивает. Если человека со стороны будет нанимать тот, кто выходит, то он будет и платить ему. Значит, такой человек будет заинтересован занизить стоимость, чтобы угодить клиенту. Поэтому предлагаю иначе, такого человека нанимаем вместе, платим пополам. Или каждый нанимает своего, потом просто возьмем среднее арифметическое и поделим.
Баташев усмехнулся:
— Хитрый вы, капитан. Ладно, пусть каждый своего нанимает, берем среднее. Согласен.
— Так, что там дальше? — спросил я, стараясь вспомнить все, что надо решить. — Споры. Как разрешать, если не сошлись во мнениях?
— Мы же уже обговорили это, забыли? Третейский судья Баранов.
— Это по крупным вопросам, вроде бюджета или стратегия развития. А по мелким если будут споры? Каждый раз к Баранову бегать?
Баташев пожал плечами:
— По мелким договариваемся сами. Не договорились, тогда голосуем. У кого больше доля в капитале, тот и решает.
Вот вот, этого я опасался:
— У вас доля больше. Вы вкладываетесь деньгами, а я только делаю работу. Значит, вы всегда решаете, как быть, а я остаюсь в проигрыше.
— А как иначе? Я вкладываю деньги, я же и рискую. Поэтому я и должен иметь больше власти. По-моему, это очевидно.
— Нет, — твердо возразил я. — Я вкладываю свои знания, опыт, репутацию. Без меня ваши пять тысяч бесполезны. Предлагаю считать мой вклад равным вашему. Доли у нас равные, также как и прибыль, пятьдесят на пятьдесят. Голоса тоже равные. Если не сошлись, придется идти к Баранову.
Баташев долго молчал, внимательно рассматривая меня, как будто впервые увидел. Потом медленно кивнул:
— Хорошо. Доли равные. Но тогда с условием, что если предприятие разорится в первые три года, вы возвращаете мне половину моих вложений. Две тысячи пятьсот рублей самое меньшее. Тем более, что я собираюсь вложить больше.
Ох ты, куда загнул. Две с половиной тысячи огромные деньги. Где их взять в случае чего?
— Это невозможно. У меня нет таких денег.
— Тогда и доли не равные, — отрезал Баташев. — Я вкладываю деньги и рискую ими. Если дело прогорит, я теряю все. Вы не вкладываете ничего материального, ничем не рискуете. Хотите равных долей, тогда принимайте на себя весь риск.
Я сжал кулаки под столом. Баташев прав, но он выставил слишком жесткие требования, и это не значит, что я должен им подчиняться.
— Две с половиной тысячи я вернуть не смогу, — сказал я. — Но готов рискнуть иначе. Если предприятие разорится в первые три года по моей вине, из-за ошибок в проектировании или плохой организации работы, тогда я возвращаю тысячу рублей. Если разорится не по моей вине, из-за отсутствия заказов, кризиса, пожара, тогда я не возвращаю ничего.
— А кто будет определять, по чьей вине разорилось предприятие?
— Все тот же третейский судья. Баранов.
Баташев снова сильно задумался. Опять барабанил пальцами по столу. Шорохов у двери неловко переступал с ноги на ногу.
Наконец купец кивнул:
— Согласен. Но не тысяча, а полторы. И не только за ошибки проектирования, но и за нецелевое использование средств, обман, растрату.
— Согласен, — сказал я. Полторы тысячи все равно непосильная сумма, но надеюсь, что до разорения не дойдет.
Подумал, посмотрел на Баташева:
— Кажется, мы обсудили все основные вопросы. Есть еще что-то оставшееся без решения?
Купец покачал головой:
— Нет. Договорились. Завтра Шорохов составит проект договора по всем нашим пунктам. Послезавтра встретимся у нотариуса, подпишем официально. Устраивает вас такой расклад?
Я решительно кивнул, как будто прыгнул в ледяную воду:
— Устраивает.
Баташев протянул руку через стол:
— По рукам, капитан Воронцов?
Я пожал его руку:
— По рукам, Николай Федорович.
Мы потрясли друг другу руки. Купец улыбнулся:
— Приятно иметь дело с толковым человеком. Вы умеете торговаться. Некоторые уступки дались мне нелегко.
Я усмехнулся:
— Мне тоже. Но договор получился справедливый. Мы оба выиграли. К тому же я постарался предусмотреть все, чтобы потом наше дело не пострадало от случайностей.
— Верно. — Баташев встал, взял у Шорохова шляпу и трость. — Ну что ж, капитан, до встречи. К нотариусу пойдем часам к десяти утра. Шорохов зайдет за вами.
— Буду ждать.
Мы попрощались. Баташев с приказчиком вышли из комнаты, вскоре их шаги затихли на лестнице.
Я остался один. Сел обратно за стол, налил себе чаю, уже остывшего. Выпил залпом.
Кажется, переговоры прошли удачно. Я добился хороших условий. Три тысячи сразу, жалованье шестьдесят рублей в месяц, равные доли. Баташев уступил во многом, хотя и не во всем.
Теперь главное внимательно прочитать договор. Проверить каждое слово, каждую цифру. Чтобы не оказалось подвоха.
Я встал, надел сюртук. Посмотрел на часы. Девятый час. Переговоры заняли два часа. Как и рассчитывал.
Открыл дверь и вышел в коридор. Спустился по лестнице в трактир. Народу уже поубавилось, все-таки поздний вечер. За столами сидели постояльцы, пили чай, курили трубки.
Терентий Савельевич стоял у стойки, разговаривал с посетителем. Увидел меня, замахал рукой:
— Александр Дмитриевич! Вот и вы! Как переговоры?
— Удачно, — ответил я коротко.
— Славно, славно! — Хозяин повернулся к человеку рядом с ним. — Вот, Артемий, познакомьтесь. Это Александр Дмитриевич Воронцов, инженер-капитан. А это Артемий Ильич Скобов, каретный мастер.
Я протянул руку. Скобов поклонился, с удивлением пожал ее.
Мужик лет сорока пяти, среднего роста, жилистый. Лицо обветренное, загорелое, с морщинами у глаз. Борода темная, с проседью. Руки большие, мозолистые, пальцы толстые, сразу видно, что это руки мастерового. Одет просто, но чисто: холщовая рубаха, жилет темный, штаны заправлены в сапоги. Глаза умные и внимательные.
— Здравствуйте, ваше благородие, — сказал он низким, хриплым голосом. — Артемий Скобов. Рад знакомству.
— Здравствуйте. Терентий Савельевич говорил, вы каретных дел мастер?
— Так точно. Тридцать лет работаю. Кареты, коляски, дрожки, тарантасы, все что на колесах. Сначала в учениках ходил, потом подмастерьем, потом мастером. У помещика Орлова двадцать лет служил, кареты для всей семьи делал. Год назад ушел на вольные хлеба, теперь сам на себя работаю, беру заказы частные.