Полковник Рандель Гарнер был единственным консерватором в кабинете Риддела. Роджер много слышал про этого человека, но никогда с ним не встречался. Его уважали обе правительственные партии. Во время коалиционного правительства он был рядовым членом партии, «заднескамеечником», как их называли; в настоящее время он был одним из самых деловых критиков теперешней администрации. Это был состоятельный человек и его дом на Гросвенор-Плейс считался в Лондоне светской Меккой.
Роджер дожидался в холле уже минут пять и начал терять терпение, когда вновь появился неторопливый лакей, открывший ему дверь.
— Будьте добры сюда, сэр.
— Благодарю.
Роджер поднялся следом за лакеем по лестнице, пересек площадку и остановился перед дверью. Его шаги заглушил толстый ковер.
— Ах, входите, инспектор, — сказал Гарнер, поднимаясь из-за массивного письменного стола. Они пожали друг другу руки.
— Садитесь, пожалуйста. Разумеется, можете мне не объяснять цели своего прихода. Что вы будете пить?
— Благодарю вас, ничего.
— Что вы, выпейте что-нибудь, — настаивал Гарнер, — прошу вас, не церемоньтесь. Виски с содовой?
— Ну, хорошо.
На столе стоял поднос с виски, содовой и бокалами. Комната со всех сторон была окаймлена стеллажами. Ручки кресел были довольно потертыми, на ковре кое-где виднелись потускневшие пятна. Сам стол сверху был обит кожей, кое-где потрескавшейся. И все же в комнате чувствовался достаток и благополучие.
Сам Гарнер был высоким энергичным человеком, облаченным в вечерний костюм. Отблеск настольной лампы играл на его крахмальной манишке и манжетах с жемчужными запонками. Жемчуг напомнил Роджеру о втором визите миссис Риддел:
Густые волосы Гарнера были совершенно седые, он зачесывал их назад.
— За удачу в вашем начинании, — сказал он, поднимая свой бокал. — Понимаю вас, инспектор, хлопот у вас полон рот. Это отвратительное, подлое дело. Я знал мистера Риддела очень хорошо. Он мне очень нравился. Не обращайте внимания на разные сплетни о нем. Конечно, он был необщительным человеком, но очень симпатичным и отзывчивым. Его смерть потрясла всех его друзей.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Роджер.
— Мне это представляется какой-то бессмыслицей, — продолжал Гарнер, — думается, единственный и возможный мотив — ограбление, хотя как будто бы ничего не было украдено. Бессмысленное убийство гораздо труднее раскрыть, чем какое-либо другое преступление. Я не завидую вам. По всей вероятности, у вас уже сложилось свое мнение по этому делу?
— Мы пока не добрались ни до каких теорий, сэр. Нам нужно гораздо больше информации, прежде чем мы приступим к делу. Лично меня больше всего волнует другая сторона дела.
Гарнер внимательно посмотрел на него. У него были проницательные серые глаза, и, несмотря на свою словоохотливость, он производил впечатление человека, который в любых условиях предпочитает молчать.
— Вы выражаетесь неясно, — пробормотал он.
— Как же, сэр, после того, как Марриот тоже пал жертвой…
Гарнер выронил бокал. Он ударился об угол стола и разбился, расплескав виски по всему ковру. Роджер не шевельнулся. Гарнер побледнел. Впечатление, что этот человек прекрасно владеет собой, исчезло. Полковник был смертельно испуган.
— Вы в этом уверены?
Он даже не заметил разбитый бокал и пролитое виски. Трясущимися руками он взял сигарету из пачки, лежавшей на столе.
— К сожалению, да.
— Как это произошло?
— В него выстрелили, когда он вылезал из машины перед входом в свой клуб, — ответил Роджер, проведший пять минут у Слоуна, прежде чем уехать из Ярда. — В настоящее время его оперируют в Вестминстерской больнице, но надежды на спасение невелики.
— У меня было впечатление, что Риддел крайне мнительный человек, — сказал Гарнер, — вернее сказать, мне казалось, у него было много личных неприятностей, но о них со мной он никогда не говорил. Таким образом, убийство Риддела нельзя назвать совершенно случайным… В какой-то мере понятна его скрытность на протяжении нескольких последних недель. Господи, да мы же с ним виделись, я уже говорю о Марриоте, только сегодня утром. Он был в отличном настроении. Вы говорите, что в него стреляли, когда он вылезал из машины, чтобы войти в клуб?
— Да.
— Великий боже! — воскликнул Гарнер. — Какой ужас! Но преступника хоть задержали?
— Пока нет.
— Вы должны его схватить! — закричал Гарнер. — Господи, господи, разве можно разрешать убийце разгуливать среди бела дня? Кстати, разве Марриота не охраняла полиция?
— Охраняла.
— Это не делает вам чести, — заявил Гарнер. — Тот факт, что полиция установила слежку за Марриотом и за мной, говорит о том, что подобное нападение не явилось для вас неожиданностью. И все же преступник успел скрыться. Вам нужно действовать более успешно!
— Мы постараемся, — угрюмо буркнул Роджер, — если у нас будут какие-нибудь основания полагать, что на вас тоже нападут, мистер Гарнер?
— После покушения на Марриота я не знаю, что и думать.
Он налил себе новый бокал виски и залпом выпил его.
— Хотел бы я рассчитывать на более надежную защиту!
— Для этого требуется сотрудничество с вами, сэр.
— Я буду помогать, не сомневайтесь, буду, — быстро заговорил Гарнер, улыбаясь какой-то вымученной улыбкой. — Мне кажется, нет никаких оснований, чтобы убивать меня, но я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы заперли этого маньяка под замок. Э-э… какого рода помощь вам нужна от меня?
— Снаружи ожидает детектив — сержант Дикоп, сэр. Я хотел бы, чтобы вы сообщили ему список намеченных вами встреч на ближайшие несколько дней. Если будут какие-либо изменения, предупредите его. Очень скоро сюда прибудут из Ярда еще два человека, которые будут следить за домом круглосуточно. Вряд ли вам следует беспокоиться, — добавил Роджер, поднимаясь со стула.
Роджер позвал Дикопа и представил его полковнику. Сам же извинился и поехал на Ламбет, где жил мистер Хенби. Было похоже, что Гарнер считал себя в опасности и что нападение на Марриота усугубило эту опасность. Роджер не мог избавиться от впечатления, что Гарнер нацепил на себя маску храбреца, когда он только вошел к нему, и что в действительности тот от него что-то скрывал.
Роджер ехал по улице, отходящей от Ламбет-Роуд. Примерно на полпути к ней находился квартал, состоявший из четырех зданий — все, что осталось от длинной террасы, разрушенной пожаром 1942 года и так и не восстановленной.
Возле дома Хенби, последнего из четырех, стоял детектив, который сразу же подошел к Роджеру.
— Хелло, Джим, — сказал Роджер, — у вас все спокойно?
— Тишина, — ответил Джим, опытный и осторожный офицер, — мистер Хенби вот уже два часа находится у себя.
— Посетители?
— Нет, сэр. К дому никто не приближался, если не считать нескольких джентльменов, живущих в этом здании.
— Спасибо. Вас скоро сменят. Мистера Марриота застрелили, — добавил он, направляясь к парадной. Джим вытаращил глаза от изумления.
Дверь была открыта. В холле рядом с дверью висело объявление, вернее, доска для объявлений, к которой было при креплено несколько визитных карточек.
Дом был разделен на отдельные квартиры. В нем проживали семьи нескольких членов парламента, которые не смогли подыскать себе ничего более подходящего. Все они принадлежали к лейбористам. Роджер прочитал отчет о домашнем окружении Хенби, прежде чем отправиться к нему. Еду готовила для всех обитателей дома пожилая пара. Следует добавить, что все члены парламента, проживающие в этом доме, были «заднескамеечниками», молодежью, впервые попавшей в Палату Общин.
Пока Роджер шагал по проходу, ему никто не встретился. Здание нуждалось в ремонте, но было довольно чистым. По скрипучим ступенькам он поднялся наверх и отыскал квартиру 4, в которой жил Хенби. Он, было, протянул руку к звонку, но задержался, услышав за дверью чьи-то голоса и смех.
Дверь почти моментально открылась. На пороге стоял сам Джордж Хенби. Роджер узнал его по фотографии, которая имелась в папке с делом Риддела. Хенби был высоким интересным мужчиной, лет сорока трех.
— Добрый вечер, — сказал он, бросив взгляд на удостоверение Роджера. — Полиция? — Он добродушно усмехнулся. — Входите. Чарли, полиция наконец добралась и до нас. Инспектор Вест — Чарльз Инглтон.
Инглтон был моложе Хенби, круглолицый парень, в помятой одежде. На Хенби были тщательно отутюженные брюки и рубашка с открытым воротом, подчеркивавшая стройность его фигуры.
— Я вам определенно помешаю, — сказал Инглтон, — да мне и без того пора уходить.
Он помахал рукой Роджеру:
— Доброй охоты!
Хенби указал на виндзорское кресло:
— Ну, чем я могу быть вам полезен?
Роджер осмотрелся. С одной стороны стола большой книжный шкаф со стеклянной дверкой, набитый книгами, в углу — бюро с задвижной крышкой. Отделения для писем были пусты, да и вообще на бюро ничего не было, кроме листка бумаги да какого-то томика. Больше в комнате не имелось ничего достойного его внимания.
— Изучаете атмосферу? — весело спросил Хенби, — дело стоящее, не так ли? По-видимому, вас привело сюда известие о бедняге Марриоте.
— Новости разносят быстро, — заметил Роджер.
— А эта быстрее остальных, — суховато ввернул Хенби. — Мне рассказывал об этом Инглтон. Он прибежал сюда весь взмыленный и, я, признаться, почувствовал себя довольно скверно. Вроде бы злополучный Комитет обречен. Стрелявший скрылся, не так ли?
— Да.
— Да… вам не позавидуешь. Вскоре на вас набросятся целые своры недоброжелателей. Выражаю по этому поводу вам свое сочувствие и все прочее.
Под напускной небрежностью чувствовалась серьезность, которая полностью проявилась при следующих словах:
— Потрясающая история, Вест, и мне бы очень хотелось помочь ее распутать. Я могу сказать только одно: у Риддела нервы были очень напряжены в течение последних нескольких недель. У меня есть некоторые соображения относительно всего этого, но вы, как я думаю, не интересуетесь личными соображениями какого-то жалкого члена парламента.
— Меня интересует все, решительно все, относящееся к мистеру Ридделу.
— Но не для того, чтобы потом использовать это как свидетельство против меня?
— Если вы желаете сообщить конфиденциальные сведения, — осторожно ответил Роджер, — то они будут считаться таковыми, если не имеют отношения к убийству Риддела, я имею в виду — непосредственного отношения.
— Сильно сомневаюсь, чтобы Риддел был счастлив в своей семейной жизни. Вернее, я даже уверен в обратном. Он однажды рассказал мне об этом, когда я впервые увидел его пьяным. Он не особенно распространялся, но мне стало ясно, что он сомневается в… привязанности своей жены.
— Вы хотите сказать, что у нее был роман?
— Неужели все нужно сводить к таким мещанским определениям? — возмутился Хенби. — Как я понял — это мнение самого Риддела. Я немного знаком с его женой. У меня нет никакой уверенности, что обо всем этом мне нужно рассказывать, но если это хоть сколько-нибудь поможет…
— Раньше или позже, но мы об этом узнали бы, — заверил его Роджер, — а ваши слова могут избавить миссис Риддел от ненужных неприятностей. Так что не терзайтесь угрызениями совести. Но это еще не все. Прошу вас письменно изложить все, что вам известно о нервозности Риддела. Припомните дни, когда особенно было заметно его беспокойство. Это может во многом помочь.
— Это сложно, но я постараюсь, — пообещал Хенби.
— Благодарю. А сами вы нервничаете?
— Нервничаю из-за того, что меня тоже могут подстрелить или изувечить, как Риддела? Нет, я не волнуюсь. Я привык сам стоять за себя. Если вы хотите знать, нет ли у этих проходимцев оснований охотиться за мной, то я этого не знаю. В ваших расследованиях не выяснилось ничего такого, что могло бы служить поводом для того, чтобы от всех нас избавиться? Насколько мне известно, есть один небольшой момент.
Он замолчал, внимательно глядя на Роджера.
— Утром мне звонил Риддел. Это было в понедельник, — продолжал он, — я вспомнил об этом лишь сегодня. Он сказал, что хочет мне кое-что сообщить, и спросил, буду ли я свободен утром? К сожалению, у меня была назначена встреча с избирателями, от которых я не надеялся быстро отделаться. Я так ему и сказал. Риддел ответил, что в таком случае мы встретимся позднее и повесил трубку. Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение или нет, но я все же счел нужным вам рассказать…
Его слова прервал легкий стук в дверь.
Роджер не слышал звука шагов. Припомнив, как под его ногами скрипели ступени, он подозрительно посмотрел на дверь. Хенби подошел к ней, но Роджер предупредил:
— Не открывайте. Разрешите это сделать мне.
Он встал перед Хенби, глядевшим на него с нескрываемым изумлением, отодвинул задвижку и сразу же отскочил в сторону, но, увидев человека, стоящего в коридоре, засмеялся над своими опасениями.
— Джим, — сказал он, — не могу сказать, что вы произвели много шума!
Это был полицейский, дежуривший внизу.
— Да, сэр. Прошу вас потише.
Он осторожно юркнул в комнату и закрыл за собой дверь.
— Только что в дом забрался какой-то человек. Мне кажется, он сейчас в соседнем помещении. Во всяком случае, он влез через то окно.
— Что?! — У Хенби глаза полезли на лоб.
— Тише, прошу вас, — умолял Джим, — ко мне кто-то подошел и спросил дорогу. По-видимому, он пытался отвлечь мое внимание, но я отлично видел дом в окне противоположного здания и заметил, как наверх лез человек. Потом мой парень ушел и тут я воочию убедился, как пара ног исчезла в окне комнаты, находящейся рядом с этой. Нужно ли посылать за подкреплением, сэр?