Интеллигенция (февраль 2008)

IV.

В Барнауле истек 1 час 15 минут - младшие сдали работы и весело побежали домой (на другой день в школах России, как уже было сказано, начинались осенние каникулы). Всем было объявлено - через три дня приходите на подведение итогов конкурса.

Старшеклассников же ждало еще одно задание. Теперь я читала им вслух отрывки из прозы русских классиков ХIХ-ХХ веков.

Всего 5 фрагментов. Предупредила, что писатели входят в школьную программу, но произведения, откуда отрывки, - не обязательно. От них требовалось определить только автора.

Честно говоря, наслушавшись за последние годы от всех и каждого, что школьники ничего не читают, а играют в компьютерные игры, я результатов почти не ждала. Задача моя была другая - пусть послушают звучание хотя бы классической русской речи.

«…Когда, подставивши стул, взобрался он на постель, она опустилась под ним почти до самого пола, и перья, вытесненные им из их пределов, разлетелись во все углы комнаты».

«…Он видел, что глубина ее души, всегда прежде открытая пред ним, была закрыта от него. Мало того, по тону ее он видел, что она и не смущалась этим, а прямо как бы говорила ему: да, закрыта, и это так должно быть и будет вперед. Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, возвратившийся домой и находящий дом свой запертым».

Пусть послушают, думала я, о чем и каким языком говорили их соотечественники около полутора веков назад, и сами поразмыслят - слишком ли отличались темы, способ рассуждения и самый язык от сегодняшних наших речей. Жаль только, думала также, нету у школьников материала, чтоб дополнительно сравнить еще и с отечественными речами двадцатипятилетней давности.

«- …И вот еще что прошу заметить. Сойдется, например, десять англичан, они тотчас заговорят о подводном телеграфе, о налоге на бумагу, о способе выделывать крысьи шкуры, то есть о чем-нибудь положительном, определенном; сойдется десять немцев, ну, тут, разумеется, Шлезвиг-Гольштейн и единство Германии явятся на сцену; десять французов сойдется, беседа неизбежно коснется „клубнички“, как они там ни виляй; а сойдется десять русских, мгновенно возникает вопрос… о значении, о будущности России, да в таких общих чертах, от яиц Леды, бездоказательно, безвыходно. Жуют, жуют они этот несчастный вопрос, словно дети кусок гуммиластика (тогдашняя жвачка - пояснила я моим слушателям): ни соку, ни толку. Ну, и конечно, тут же достанется и гнилому Западу. Экая притча, подумаешь! Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад, - а гнил! И хоть бы мы действительно его презирали… а то ведь это все фраза и ложь».

Как они слушали!

Я сказала: это трудная задача. (О трудности, кстати, можно было судить по лицам слушавших учителей. Сложная гамма чувств была на этих лицах.) Не смущайтесь, что не сумели определить всех авторов. Определите трех - это будет очень хорошо. Двух - очень неплохо. Неплохо и одного определить - но точно. Вот если уж никого не определите - ну, что ж, значит, перед вами загорится невидимый дисплей, на котором замигает надпись: «Мало читаешь, мало читаешь!»

…И когда, едучи уже из Барнаула, стала я с огромным любопытством (ведь не знала еще совсем, чего ждать) читать первые ответы и встречать первые замечательные выдумки (к древнерусскому глаголу ясти подбирался однокоренной - растрясти, а к слову явь - не корявь), то заглянула и в конец - как там с именами писателей?

И все оказалось - представьте себе! - много лучше, чем все мы сегодня ожидаем. Но были и нулевые ответы. И в конце одного такого ответа юноша написал крупными печатными буквами: «Мало читаю, мало читаю!» - и рядом круглую грустную мордочку - антипод смайлика.