Интимная жизнь моей тетушки

Глава 13 ОХОТА ЗА ТЕТУШКОЙ

Я оставила Мэттью в городе. Он с легкостью согласился побродить по улицам, осмотреть достопримечательности и заказать столик в нашем отеле на восемь вечера. С тем чтобы до обеда мы могли заняться другим делом. Я сказала, что у меня нет уверенности, смогу ли я заниматься этим делом после встречи с тетушкой, но он заверил меня, что смогу, потому что раньше по-другому не бывало.

– И потом это последний раз, когда мы останавливаемся в таком роскошном отеле и так надолго, – сказал он мне. – Так что давай используем этот шанс по максимуму.

Мы поцеловались и разошлись. Я попросила его поставить за меня свечку в кафедральном соборе.

Многоквартирный дом, в котором жила тетя Лайза, принадлежал частному владельцу и уж точно не муниципалитету, в чем заверила меня тетушка еще до того, как поцеловала. Находился он на окраине, в окружении мелких магазинчиков и обшарпанных муниципальных домов, вдали от кафедрального собора, колокольного звона и главных достопримечательностей города. Увиденное разочаровало меня. Я-то ожидала, что тетя Лайза живет в особняке из красного кирпича, стоящем посреди большого парка, а не прилепившемся к выходящему из Личфилда шоссе. Но на территории вокруг дома поддерживался идеальный порядок, в маленьком скверике цвели цветы, траву на лужайках аккуратно скашивали.

В крохотной квартирке царила атмосфера легкой затхлости, правда, не вызывающая неприятных ассоциаций. Просто чувствовалось, что хозяйка редко покидает ее, а гости бывают у нее нечасто. Пахло эвкалиптом и еще чем-то, знакомым с детства. Этот запах касался моих ноздрей в тех редких случаях, когда меня допускали в комнату бабушки: смесь запахов розовой и лавандовой туалетной воды и старого тела.

Квартира тети Лайзы состояла из двух комнат, кухоньки и ванной. Жила она на втором этаже. На узком балконе едва хватало места для нескольких горшков с цветами. Выходили окна во двор, о чем она мне пожаловалась, едва я переступила порог.

– Мне всегда доставались комнаты с окнами во двор, дорогая. Всю жизнь. Всегда. Присядь. – Тут она прищурилась и наклонилась ко мне. – Так, так. Ты выглядишь моложе своих лет. Я тоже раньше не выглядела на свой возраст… – И после паузы добавила: – Так мне, во всяком случае, говорили.

В квартирке поддерживалась чистота, насколько ее могла поддерживать подслеповатая старушка. Вокруг себя я видела фотографии, безделушки, подарки от внуков, привезенные из поездок в отпуск: соломенные ослики, миниатюрные греческие домики, разрисованные деревянные шкатулки, бронзовая, очень неплохая статуэтка Гора, стеклянные вазочки, фарфоровые фигурки. Я обратила внимание на избыток маленьких столиков. Диван и кресло с обивкой в красно-коричневую клетку купили лет сорок назад и скорее всего по дешевке. В принципе эта квартира очень напоминала квартиры других моих тетушек и дядей, когда они старели. Все граничило с китчем, а белое от времени желтело. И я поняла, как далеко оторвалась от своих корней. Статуэтку Гора я бы, правда, поставила и в своей квартире.

Тетушка Лайза села в кресло, с прямой спиной, демонстрируя неплохие ноги и недавно уложенные светлые поседевшие волосы. Она была маленькой и аккуратненькой, а не ссохшейся от старости и покрывшейся морщинами. И лицо ее, нарумяненное, напудренное, по-прежнему напоминало пончик. В общем, время обошлось с ней милостиво. Только вот зрение заметно ухудшилось. Когда я помогала ей накрыть стол для кофе, она прошлась пальцем по ободу каждой чашки, желая убедиться, что сколов нет.

– К сожалению, у меня только «Нескафе», – извинилась она, – но теперь я кофе практически не пью.

Кофе был слабым. Впрочем, тетя Лайза и раньше не любила ни крепкого кофе, ни крепкого чая. В семье все знали, что у тети Лайзы подают не чай, а писи сиротки Хаси.

Внеся поднос в комнату и вновь, усевшись в кресло, тетя Лайза указала мне на диван:

– А ты садись туда. Хочу получше тебя разглядеть. – Действительно на диван падал свет из окна. – Что ж, ты выросла в симпатичную женщину. Хорошая одежда. Чем ты занимаешься, дорогая?

– Иногда пишу об искусстве. Организую выставки.

– Похоже, это интересно.

– Да.

– И ты замужем?

– Да, мой муж – адвокат.

Она откинулась на спинку кресла.

– Вот кем мне следовало стать. Моему отцу понравилось бы. Но он потерял все семейные деньги, когда рухнула биржа, знаешь ли. И я встретила Артура.

– Понятно.

– Способности у меня были… Я знала, как завязывать контакты. Артур их только развивал.

– Да, – кивнула я. – Я помню, что у вас дома всегда стояли красивые цветы.

Она наклонилась вперед, коснулась моего лица, очень печальная.

– Мне восемьдесят пять лет. И до прошлого года у меня был кавалер мужчина. Ему было семьдесят шесть, дорогая, и он думал, что мы ровесники. – Она игриво улыбнулась. – А потом он внезапно оставил меня и женился на ком-то еще. – Слеза скатилась по щеке. – Все они негодяи.

– Мне очень жаль.

– Ну, полагаю, я просто плачу по счетам. В конце всегда приходится расплачиваться, знаешь ли.

Такой поворот разговора меня не устраивал, и я сменила тему:

– Тетя Лайза, к сожалению, Кора умерла несколько дней тому назад. Я хотела спросить, не приедете ли вы на похороны? Люси, ее дочь…

– Да, да! – Она просто рявкнула. – Я знаю, кто такая Люси. Никогда ее не любила. Никакого лоска. Вышла замуж за бакалейщика. Значит, Кора ушла. Мегера!

А потом, словно желая сменить тему, она коснулась моего подарка и цветов, сказала, что не стоило мне беспокоиться. Но по голосу чувствовалось, что она довольна.

– Ты прошла долгий путь, дорогая. – Она возилась с оберточной бумагой. На мгновение я подумала, что она продолжит допрос, но ошиблась. Может, со временем стала более человечной.

Достав шелковый шарф, накинула его себе на плечи. Потом ощупала цветы.

– Очень красивые розы. Очень. – Следуя ее указаниям, я положила цветы в раковину. – Я займусь ими позже, – крикнула она мне вслед. – А пока присядь и давай поговорим.

В голосе то и дело прорывались командные нотки. Должно быть, в более молодом возрасте они звучали куда явственнее. Я вернулась в гостиную, села, спросила о ее дочери, моей противной кузине.

– О, Элисон приезжает когда может, – ответила тетя Лайза. – Но теперь она живет в Киддерминстере. А это далеко. На сколько ты старше ее, дорогая?

– На два или три года.

Она кивнула.

– Элли родилась в тот год, когда королева взошла на престол. – Ее глаза блеснули, она улыбнулась, вспомнив что-то. – Это забавно. Твоей матери ты была совершенно ни к чему, а мне пришлось ждать столько лет. Элли далась мне с таким трудом…

– И как теперь Элисон?

В моем вопросе заинтересованности не чувствовалось. Я никогда ее не любила. Она вечно кичилась своими игрушками и уроками на фортепиано, попрекала нас нашей бедностью. Должно быть, думала, что и мозгов у нас тоже нет. Опять же хвасталась тем, что у нее есть отец, замечательный, всеми уважаемый.

– Он – паршивый толстопуз! – прокричала я ей.

– Все лучше, чем пьяница, – парировала она.

– Моя мать говорит, что он ходит так, будто ему вставили в задницу шомпол.

– Какой еще шомпол?

Поскольку мы обе не знали, что это такое, обмен «любезностями» прекратился.

Но из всех знакомых мне отцов дядя Артур нравился мне меньше всего. Если у него и было чувство юмора, то очень уж злобное. Со мной его разговоры состояли, казалось, только из одной фразы: «Хорошо веди себя с матерью». Элисон он обожал, и у меня это вызывало скорее изумление, чем зависть. Это же надо, кто-то улыбается, едва ты входишь в комнату. Элисон этого словно и не замечала. Частенько грубила родителям. Но они все равно улыбались, едва она появлялась. Это просто завораживало. Мне также не нравилось, что я, не позволяющая в отношении матери ни одного грубого слова, должна выслушивать наставления дяди Артура, который не может научить хорошим манерам собственную дочь.

– Надеюсь, – сухо добавила я, – у нее все в порядке?

Легкая улыбка искривила губы моей тетушки, она расправила подол юбки.

– О да. У нее все очень хорошо. Она развелась с богатым молодым египтянином из королевского рода. Разумеется, он ее обожал, но слишком уж глубока оказалась культурная пропасть. У нее двое очаровательных детей, оба уже взрослые. – Она помолчала. – Девочка и мальчик. Оба выглядят как англичане, – торопливо добавила она.

– У них свои семьи? Вы уже прабабушка?

Я ждала хвалебных характеристик, но их не последовало. Лицо тетушки исказилось, улыбка исчезла, уступив место печали.

– Моя внучка, ей девятнадцать, ждет ребенка. Она не замужем. Говорит, что так и задумано.

Какое-то время мы помолчали, переваривая ее слова. Тетушка вздохнула.

– Нынче замужество для девушек ничего не значит, не так ли?

– Я думаю, в наши дни некоторые из них действительно не считают необходимым выходить замуж, – осторожно ответила я. Учитывая просьбу, с которой я собиралась к ней обратиться, не могла ратовать за главенство брачных отношений.

– Да. Развод Элисон тоже не подарок. Она связалась с каким-то никчемным типом и теперь живет с ним. Вроде бы нынче так принято. Мы с Артуром прожили больше пятидесяти лет. И не смотрели по сторонам. Я рада, что твоя бабушка этого не видит. Бабушка Смарт. Разумеется, моя мать особо возмущаться не стала бы. Она не хотела, чтобы я уходила из дома. Давно ты замужем за своим адвокатом, дорогая?

– Больше тридцати лет.

Она хлопнула себя по коленям.

– Правда? Твоя мать была бы довольна. Тебе досталось то, чего она не знала. Благословенная Нелли. Она всегда хорошо относилась ко мне. Но вот с мужчинами ей не везло, ужасно не везло.

Какое-то время она смотрела на стену, будто видела там мать.

– Но однажды она проявила характер. Знаешь, она была первой из всех десяти, кто самовольно открыл конверт с полученным жалованьем. Купила себе шелковые чулки. Твоя бабушка ей этого так и не простила. – Тетушка расхохоталась, на удивление вульгарно. – В этом мы с Нелл были схожи. Я тоже скрыла свою первую прибавку к жалованью. Я работала в очень дорогом книжном магазине и, как и Нелли, любила красивые вещи. О, в те дни она старалась модно одеваться. Я тоже. – Ее глаза вновь повлажнели, но она этого не замечала. – О, твоя дорогая мать. Я должна сказать, что на твоей свадьбе она выглядела, как в прежние времена. Мужчины были ее слабостью. Не разбиралась она в них. Слишком многое сказанное ими принимала за чистую монету. – Тетя Лайза потеребила шарф. – Она этого не заслуживала, знаешь ли. Когда ты появилась на свет, разразился ад.

Мне вдруг стало очень жалко мою мать, которая когда-то любила модно одеться и стремилась к лучшей жизни.

– Она радовалась нашим с Вирджинией успехам. И была без ума от внуков. Они во многом компенсировали ее прежние страдания. Ей также нравилось, что с деньгами у меня проблем нет.

– Их действительно нет, дорогая?

– Действительно. – Мне внезапно захотелось залечить раны детства. – Мой муж – очень известный и высокооплачиваемый адвокат. Мы богаты.

– Что ж, это хорошо, – кивнула она. – И несколько неожиданно.

Я маленькими глотками пила кофе, она маленькими глотками пила кофе, тикали часы, и я гадала, как выбраться из этой сдержанной вежливости и попросить ее солгать о моей интимной жизни.

– Вы часто выходите в свет? – спросила я.

– Ну, раньше выходила, с моим другом джентльменом, дважды в неделю. Но теперь нет. Выдохлась.

Я увидела возможность направить разговор в нужное мне русло.

– Как я понимаю, вы чувствуете обиду.

– В моем возрасте это глупо.

– Такое случается в любом возрасте.

Она бросила на меня короткий взгляд, словно поняла, что разговор приобретает некую серьезность, но давала знать, что поддерживать его не собирается.

– Когда становишься старше, дорогая, семья, конечно же, выходит на первый план. Не знаю, что бы я делала без дорогой Элли. – Она пожала плечами, колени хрустнули. – Чертовы колени. – Она вздохнула. – А ведь раньше у меня были такие красивые ноги… – Со столика, который стоял рядом с ней, она взяла фотографию в рамке и протянула мне. – Такой она была когда-то.

Я посмотрела на фотографию. Моя кузина, лет пяти от роду, рядом с отцом. Он в футбольной форме. А позади – команда, которую он тренировал на общественных началах, мальчишки одиннадцати или двенадцати лет. Даже в пять лет кузину отличали грубые черты лица: нос картошкой, близко посаженные глаза. Ничего в ней не было от черноволосого, со смуглой кожей, симпатичного отца и белокурой красавицы матери. Только светлые вьющиеся волосы. Я однажды слышала, как тетя назвала свою дочь маленькой уродиной и сказала моей матери:

– Не то что твои девочки, Нелл. Красивые, как персики.

На что мать ответила:

– И много мне от этого проку?

Но мне понравилось, что меня считали красивой, как персик.

Я вернула фотографию тетушке, и она протянула мне другую, запечатлевшую ее и дядю Артура. Они сидели на диване, дядя Артур обнимал ее за плечи, а позади виднелась рождественская елка.

– Я всегда немного побаивалась его, – призналась я.

– Ему нравился футбол, – гордо заявила она. – Вечно возился с мальчишками, практически до самого конца. Ну, пока рак не уложил его в постель. Состоял и в «Ротари-клаб».

Она со вздохом поставила фотографию на столик.

– А теперь расскажи мне о Коре. Разумеется, я поеду на ее похороны, хотя она никогда не любила меня, знаешь ли. Смотрела матери в рот. Они практически все смотрели, когда дело касалось меня. Им не нравилось, что я из другого социального слоя. – Она наклонилась, коснулась моего колена. – Как и твой отец, дорогая. Из офицерского слоя. Мы с ним отлично ладили. Понимали друг друга. О да… ты очень на него похожа. В тебе тоже чувствуется класс. Как я понимаю, твои дети ходили в частную школу? Я ходила, знаешь ли.

Она, похоже, напрочь забыла про Кору. Поэтому я рассказала ей про своих детей, про район, где жила.

– Мы поселились в Финчли. – Опять вздох. – Очень еврейский район.

– Я помню. На подземке дорога очень долгая.

– Он тренировал футболистов и занимался скаутами. Знаешь, мы ходили на похороны Ралфа Ридера. Он очень много времени отдавал им. Скаутам. – Она протянула руку и потерла материю моей юбки. – Где покупала, дорогая?

– Если не ошибаюсь, в «Ейгере»,[34] – ответила я.

– Кто бы мог подумать? – В голосе звучал сарказм, напомнивший мне тетушку Лайзу, которую я знала в далеком прошлом.

Я кивнула:

– Мне очень повезло. – Вновь зазвучали нотки Марии Антуанетты.

– Но ты несчастлива? – спросила она. Удивляться ее проницательности, учитывая выражение моего лица, не приходилось.

Наступил решающий момент.

– Тетя Лайза, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

– Что именно, дорогая?

Как я могла обратиться к ней с такой просьбой? Респектабельной старушке, которая прожила со своим мужем более пятидесяти лет и, я уверена, несмотря на злословие и сплетни родни мужа, была примерной женой?

– Если вы пойдете на похороны Коры и встретитесь с моим мужем Френсисом, я хочу, чтобы вы солгали ему, если речь зайдет обо мне.

Ее глаза широко раскрылись, заинтригованные, сверкнули.

– Солгать? – переспросила она. – Твоему мужу? – Она словно пробовала слова на вкус. Я ждала, не зная, как продолжить, ожидая, что сейчас она укажет мне на дверь.

Тяжелый, теплый августовский воздух проникал в квартиру только через маленькое оконце в ванной, которое я и открыла. И теперь радовалась этому, потому что иначе задохнулась бы. Она-то думала, что я приехала, подчиняясь долгу перед семьей. А я использовала смерть тети Коры лишь для того, чтобы сделать ее своей сообщницей во лжи. Возможно, мне следует здесь остановиться. Я, конечно, пыталась оправдаться тем, что хочу избежать скандала на похоронах, но Френсису так или иначе придется все рассказать. Кровное родство все-таки скажется. Мои сыновья скорее всего меня простят. Пусть не сразу, но со временем. Да и не могла я вечно так жить. Очень уж любила Мэттью. Уже, несмотря ни на что, думала о том, как бы побыстрее оказаться с ним в отеле. Так что проще всего тетушку не впутывать, не так ли? Но и похороны не хотелось портить. Вот после них можно выкладывать карты на стол. А сие означало, что тетю Лайзу придется вводить в курс дела.

– Так что я должна ему сказать? – спросила она, желая услышать подробности.

Я решила дать задний ход.

– Я передумала. Не могу просить вас об этом.

– Как я понимаю, дело важное.

– Не настолько важное.

– Ты хорошо устроилась. Я тобой восхищаюсь. И не хочу, чтобы ты все потеряла, если с моей помощью ты можешь этого избежать. – Она продолжала вопросительно смотреть на меня.

«Если бы я могла как-то продержаться на похоронах, – мысленно простонала я. – Если бы у меня было время подумать».

– Это… как-то связано с твоей семейной жизнью, дорогая?

Я кивнула.

– Ну, ну. Ложь, – добавила она, качая головой.

– Вам совсем не обязательно…

Но на ее губах вдруг заиграла довольная улыбка. Я бы даже сказала, озорная. Она наклонилась вперед, похлопала меня по колену, потом поднялась, пересекла комнату. Открыла нижний ящик бюро из орехового дерева, я помнила его по дому в Финчли, порылась в глубине. Достала мятый пакет из плотной коричневой бумаги, схваченный резинкой. Резинка лопнула, когда тетя Лайза попыталась ее снять, от старости полностью потеряв эластичность.

– Вот. – Она протянула мне пакет. – Раз уж мы заговорили о лжи и семейной жизни.

Из пакета я достала не менее мятый журнал с черно-белыми иллюстрациями, расправила на колене, раскрыла первую страницу. Увидела фотоснимок двух молодых мужчин с коротко стриженными, по моде тридцатых годов, волосами. Один смотрел в объектив с глупой улыбкой на лице. Оба по-товарищески обнимали друг друга за талию. Под солнечным светом поблескивали их светлые волосы. Позади расстилалось пшеничное поле, они стояли, привалившись спиной к белым воротам, у ног лежали рюкзаки. А весь наряд состоял из туристических ботинок и шерстяных носков крупной вязки. Второй молодой человек, который не таращился в камеру, с такой же глупой улыбкой разглядывал гениталии своего спутника, которые он уже некоторое время поглаживал.

– Солгать, дорогая? – спросила она таким сладеньким голосом, словно показывала мне альбом со свадебными фотографиями. – А как насчет того, чтобы предварить ложь толикой правды? – Она подошла к буфету, достала из него бутылку хереса. – Принеси стаканы, они на кухне.

Я принесла.

Она прошлась пальцем по ободу каждого, разлила херес. Очень ловко, пусть и трясущимися руками, вставила пробку, пригубила херес, все это время изучающе глядя на меня.

– Солгать, дорогая? – повторила она. – О, твоя старая тетушка это умеет, как никто другой. – Она осторожно поставила стакан, откинулась на спинку кресла. – Но сначала маленькая история для тебя. Строго между нами.