Как же давно в замке Делерей не было такой тишины и спокойствия — с самого начала здесь только и делали, что суетились, бегали, убирали, расселяли слуг, гостей, временно держали спасенных рабов и пытались накормить сотни голодных крестьян. После того, как бастард короля выступил на стороне обездоленных, а его поддержало большинство земель, правителю ничего не оставалось, как дать своему отпрыску титул и отправить на его земли спасенных рабов. Боролся за свободу, теперь и корми тех, кто этой свободы отродясь не видывал.
Зато теперь в доме царили умиротворение и порядок. Спасенных расселили по ближайшим деревням, воинам предоставили несколько домов рядом с замком, слуги закончили свою работу, гости разъехались, а крестьянам разрешили временно не платить налог, так что в этот день можно было с лихвой насладиться абсолютным спокойствием. Завтра начнется долгая и кропотливая работа, завтра бастард короля будет вновь бороться за свою свободу и власть, завтра начнется подготовка солдат и для него — верного слуги графа и главы его личной охраны появятся новые заботы. Но не сегодня — сегодня вечером можно и отдохнуть, развлечься с кем-нибудь из служанок или съездить в селение и найти себе женщину там. Хотя все они до ужаса несговорчивы, а у Фаргора не было желания тратить силы еще и на это.
Он шел по начищенному до блеска полу, проходя один зал за другим, и с нескрываемой радостью разглядывая убранные комнаты. Где-то в душе скользнуло странное неприятное чувство, но сразу развеялось, словно и не было вовсе. Ему бы подумать, что абсолютное спокойствие никогда не предвещало ничего хорошего и чем глубже тишина, тем сильнее будет гром, грянувший из нее. Но Фаргор не думал об этом, или просто не желал в этот день хоть чем-то омрачать свои мысли.
Он свернул за угол, решив, что необходимо зайти в комнаты Кармиры — она точно ему не откажет. Сделал несколько шагов, предвкушая, каким прекрасным будет подарок ему за долгие дни ожидания. Еще шаг… И в этот самый момент весь дом сотряс дикий мужской крик. Замок заходил ходуном, стены затряслись, а Фаргор еле устоял на ногах. Всего на мгновение он остановился, но сразу развернулся и кинулся в сторону покоев своего господина. Граф в опасности и в этом не было никакого сомнения. Он уже видел, как хозяина замка убили или ранили, и уже винил себя, что забылся и перестал охранять. Отовсюду стали слышаться женские вопли — это служанки кричат, не зная, что им делать. Мужчины схватились за оружие — это солдаты Фаргора, готовые в любую минуту разбить неприятеля. Вот только никто не знал, откуда доносится этот дикий вопль, а он стих также быстро, как и появился.
Он бежал по коридорам, расталкивая слуг и молясь только об одном: успеть, пока можно все исправить. Он и не сомневался, что король дотянул хищные лапы до своего бастарда или королева, наконец, смогла найти убийцу, готового пролить кровь непризнанного наследника. Он летел как ветер, но он так хотел быть быстрее, намного быстрее. Осталось мало, всего несколько шагов. Он готов был к чему угодно, но не к тому, что граф выбежит навстречу.
Фигура молодого мужчины, который только принял новый замок и свои земли, словно призрак появилась в проходе, ведущем от библиотеки. Он бежал также быстро, а его силуэт вырисовывался из света, струящегося от окна.
— Граф, — только и мог выдохнуть верный слуга, остановившись и не веря своим глазам. Они не подводили его раньше, но теперь подвели, в этом не было никакого сомнения. Не мог же граф действительно остаться живым и невредимым? И если это так, то кто тогда кричал?
— Ты тоже это слышал, Фаргор?
— Да…
Словно в подтверждение их словам крик снова сотряс стены замка, заставляя закрыть уши руками и пригнуться, опасаясь, что толстые стены вот-вот разваляться под силой этого звука. Крик перешел в едва различимый стон и Делерей снова встал в полный рост, оглядываясь по сторонам.
— Библиотека, — без тени сомнения крикнул он и кинулся назад, а верному слуге ничего не оставалось, как бежать следом.
Они минули несколько залов, и каждый шаг отражался от стен, а в начищенных полах можно было разглядеть выражение их лиц, и выражения эти не сулили ничего хорошего.
Дверь библиотеки распахнулась, в холодное помещение влетел дневной свет из огромных окон холла. Граф только начал обустраивать свои владения, и сумел перевезти лишь немногие книги из собранных им. Но и этого количества хватило, чтобы устроить в библиотеке настоящий хаос.
Слуга застыл на пороге, оглядывая разбросанные вещи, сломанные полки и вылетевшие из стены камни. Делерей хотел сделать шаг, чтобы зайти внутрь, но Фаргор выставил перед ним руку, перекрывая дорогу.
— Не стоит, я пойду первым.
Он внимательно осмотрелся по сторонам и вошел в просторную комнату, в которой еще несколько часов назад царил идеальный порядок.
— Слышишь? — прошептал оставшийся на пороге граф.
Фаргор прислушался. Действительно, стон не прекратился, он стал намного тише, но никуда не пропал. Стонал мужчина, и в этом не было никакого сомнения. А внутри библиотеки можно было рассмотреть тонкое, едва заметное голубое свечение.
«… слушай внимательно, — звук перестал походить на стон и стал шепотом. — Я узнал, как вызывают зверя из легиона Тарола. Они…»
Показалось, что говорившему трудно, и он словно глотнул воздуха перед тем, как продолжить. Граф и слуга прошли вперед, аккуратно ступая по каменному полу, стараясь не шуметь, но заглядывая во все углы, где мог прятаться говоривший. В библиотеке никого не было, а звук, против всех мыслимых законов, шел из самих стен и этого странного свечения в центре. Делерею показалось, что он невольно подслушивает что-то, что не предназначено для его ушей, вот только не слушать он больше не мог. А слуга только сделал в воздухе пас, нарисовав руну защиты от дурных сил.
«Они выходят на руны, Тиана. Запомни. Теовор — первая, после чего рисовали карс, геронт, элвирк, караван и керкон. Их необходимо было окропить кро… кровью, и соединить именно в таком порядке, как я и сказал. Но это не призовет легион, а только зазовет зверя, который потом убьет своего хозяина… Для легиона нужно было карс изменить… добавить две линии в центре круга».
«Замолчи, сейчас это не имеет никакого значения!» — прокричал женский голос, словно в отдалении. Графу даже показалось, что женщина находится в другой комнате.
Он огляделся по сторонам, вновь никого не было, зато можно было заметить, как верный слуга внимательно запоминает все сказанное. И правильно, ничего другого от Фаргора он и не ожидал, он выбрал человека дела, который никогда не поддается эмоциям и страху.
«Им… имеет, — снова прошептал мужчина, захлебываясь. — Для того чтобы заставить зверя служить себе, нужен амулет. Это может быть все, что угодно: медальон или кольцо, главное, чтобы там были символы».
«Он знал это и поэтому украл кольцо», — снова ответил женский голос.
«Она знала это. Графиня… она собрала нас здесь только для этого. Но мы не можем винить ее. Зверь выполнит приказ и убьет своего хозяина, а его хозяин навечно пополнит легион Тарола, сотри руны, пока это возможно, сотри последнюю, еще не время. Деор не должен воспользоваться кольцом, я нашел способ отменить заклятье… я все эти годы искал, но только благодаря…»
Мужчина захрипел сильнее и граф отошел к двери, а слуга за ним. Оба понимали, что сейчас, кем бы ни был обладатель этого голоса, умирает и это его последний вдох.
«Элиот! — немного громче прокричала женщина. — Элиот! Прошу!»
Мужской голос снова произнес какую-то непонятную фразу, похожую на заклинание и в этот же момент стены заскрипели, пол затрясся, граф услышал крики слуг где-то на нижних этажах, библиотека засветилась и стала намного больше, еще две люстры появились на потолке, словно именно там и были с самого начала. Делерей попятился назад, уводя за собой слугу, но пол пошатнулся, и они вместе упали на колени, стараясь держаться и сохранить равновесие. Но свечение сразу исчезло, погружая библиотеку во мрак, и даже свет из окон больше не попадал сюда. Все остановилось, а вместе с этим всем остановилось и время.
Тонкая нить души летела сквозь тысячелетия, гонимая заклинанием и пытаясь спастись от смерти. Смерть идет только вперед, значит, душа должна была прятаться там, где ее не смогут застать. Это говорило заклинание, но душа понимала, что это неправильно. Люди менялись, рождались новые, вот знакомые лица, а вот девчонка, которая попыталась спасти. Душа не могла понять, почему нет благодарности. Девчонка сделала неправильно, нельзя было заставлять его идти против смерти. Он… точно… это он, но кто он? Заклинание продолжало звучать и говорило, что необходимо спрятаться как можно дальше и забыть себя, чтобы смерть не могла найти. Забыть… это казалось так просто… Хотя нет, это и было просто — заклинание помогало. Остаются лишь образы, такие нечеткие и странные, но такие настоящие.
«Глупая девчонка, нельзя было просить спасти, лучше бы я умер, а сам, как мог надеяться, что все будет хорошо? Ненавижу себя, как же я себя ненавижу. Самонадеянный глупец, считающий себя умнее всех, решил, что можешь обмануть смерть…»
Осталось ли что-то от Натаниэля? Еще немного времени и он бы окончательно исчез, растворившись в холоде далекого прошлого. Но неожиданно все прекратилось. Осталась лишь темнота, застилающая все вокруг и страшная боль, тела больше не было, да и не помнил он о теле, помнил только боль, которую когда-то испытывал. Когда-то слишком давно или еще только будет испытывать. Она все усиливалась и усиливалась, словно его разрывало, он чувствовал, как занимает все черное пространство и больше ему некуда лететь, больше у него нет выхода. Хотелось только сбежать, но он не мог этого сделать. Его словно замуровали, заставили навечно застыть в клетке. Он никогда не любил клетки, он точно знал, что не любил их. Душа еще помнила свободу, помнила первые лучи солнца, помнила ощущение ветра, она старалась вырваться из своей тюрьмы, но была заперта в ней навсегда, и от этого не хотелось существовать. Он слышал собственный крик, теперь от бессилия, от понимания, что до конца своей жизни он будет здесь в этой темноте без возможности уйти. Это было невыносимо, он всем своим существом возненавидел тех, кто так жестоко подшутил над ним…
Когда тьма рассеялась, он увидел двух мужчин. Смотреть на них было странно, как-то необычно и непривычно. Он видел их сразу со всех сторон и не видел себя. Кто же он? Такое бывает? Мужчины стояли, расставив ноги, и держась на стены, и он чувствовал что-то теплое, а боль прошла. Должно быть что-то еще? Он помнил, что должно… Вот только что?
— Закончилось, — сказал мужчина в странной светлой одежде и черными, как смоль, волосами. Он кого-то сильно напоминал, но сказать кого, было невозможно.
— Не могу сказать, господин, — отозвался второй, не вызвав никаких чувств. — Я больше ничего не слышу.
— Кто здесь? — снова спросил первый мужчина.
Отозваться или нет? Да и смогу ли они услышать? Он попытался что-то сказать, но ни одного звука не сорвалось с его губ. Тогда он понял, что не может говорить также, как эти двое, вот только как говорить, он не знал. Он попытался еще раз, затем еще и еще, ничего не выходило. А мужчины стояли и ждали ответа.
— Никого нет, — произнес первый.
«Я есть», — послышался голос, и говорили стены. Он сам испугался, это было неожиданно и странно, но так… так… естественно. Словно только так и можно, и только так будут понимать.
Мужчины замерли, можно было заметить, как по виску первого стекали капли пота, а его руки дрожали.
— Элиот? — осторожно спросил он, его голос звучал неуверенно, тихо с надрывом, казалось, что он сию же минуту хочет сбежать, вот только имя… имя было знакомым. Как странно, наверное, его действительно зовут Элиот. Какое сейчас это имеет значение, кому вообще нужно знать его настоящее имя, когда оно уже ничего не может изменить? А это имя он помнил, оно вызывало странные чувства, словно что-то очень родное, но такое далекое, оно заставляло чувствовать радость и злость, надежду и облегчение, обиду и благодарность — оно нравилось ему. Пусть будет так. — Мы слышали, как вас называли Элиот.
— Элиот, — повторил он, снова ощутив все эмоции от этого имени. Чувствовать было приятно. Теперь все становилось единым, больше не было его, дома, чувств отдельно — все было вместе и это становилось одним целым, что больше нельзя разделить. Даже ненависть к заточению теперь переплеталась со всем остальным, добавляя что-то давно забытое старое в сущность.
— Кто ты? — спросил второй, оглядываясь по сторонам.
Они явно не знали, куда смотреть. Странные люди, я вижу их со всех сторон, мне все равно, куда они смотрят, — они всегда смотрят на меня. Но этот мужчина задает вопросы и он прав. Кто я? Теперь я знаю, что я есть, больше нет кого-то отдельного от меня, но кто я? Я попытался почувствовать это. Я живой, я могу говорить и могу что-то делать. В стене затрещало, интересно, но понятно. Я — стены. Пол дернулся, мне даже понравилось — он был полностью в моей власти. Я — пол. Мужчины странно упали, видимо, они так и не смогли удержаться на ногах, надо быть аккуратнее, мое движение может причинить им боль, а мне почему-то этого очень не хотелось. Я почувствовал, как могу перейти в другую комнату, но эта теперь мне была не видна. А выбраться?! Мне безумно хотелось выбраться! Я не смогу здесь быть долго, я не люблю долго быть в одном месте! Я повернулся к саду за которым расстилался лес. Там больше не было ничего — там была свобода, нас даже ничего не разделяло. И я кинулся в сторону леса… Меня сразу же вернуло назад, отозвавшись глухим ударом. Я видел, как несколько камней полетели вниз. Они летели вперед, а я не мог с ними…
— Фаргор, — прокричал знакомый мне мужчина. — Посмотри в окно! Оно теперь выходит на сад!
Они были испуганы и ничего понимали. Нет, оно выходят не на сад, оно выходят на лес. Я точно знал, что именно там моя свобода, с другой стороны — дорога, она страшная… мне не нравится… я не люблю эту дорогу — по ней ко мне приедет то, что погубит нас всех, что запрет меня в этой клетке. И откуда я это знаю? Кто я?
— Кто ты? — снова спросил второй мужчина.
Кто я? Теперь мне показалось, что все просто…
— Я — Замок.
Они замолчали и посмотрели друг на друга. В этот момент в библиотеку ворвались другие. Кажется, охрана. Значит, один из них является моим хозяином. Нет, этого не может быть, у меня никогда не было хозяев, я сам хозяин… был хозяином… я… творил, что хотел, я создавал, что хотел, это был договор, вот только с кем? А они… если я хозяин, то это они мои гости.
— Уйдите! — закричал мужчина в белом.
Понятно, значит, он и есть мой главный гость. Стража замерла, но возражать не стала, особенно, когда второй выгнал их всех и закрыл двери. Мужчина в белом прошел немного вперед, я видел, как его лицо меняется, а страх перерастает в любопытство. Откуда я это знаю? Странно.
— Я граф Ольтарх Делерей. Первый граф этих земель, — произнес он не слишком громко, чтобы эти слова не ставили его выше меня, но и без страха, явно гордясь своим титулом.
Делерей. Это тоже родило воспоминания. Приятные и хорошие, я чувствовал, что он будет заботиться обо мне, я знал это.
— Ты моя семья, граф, — отозвался я, сам того не ожидая.
Граф напрягся и снова посмотрел на своего слугу. Тот молчал, аккуратно ступая по полу библиотеки, чтобы подойти ближе к хозяину.
— Могу лишь надеяться, что у тебя добрые намерения, — снова произнес граф. — А если так, то покажись нам и скажи, кто ты.
Что за глупцы. Даже я все понял, а они нет. Я и есть замок. Как этого можно не понять… Это казалось смешным и нелепым, какие странные люди и как странно, что именно эти глупые люди и есть моя семья. Но я показал, я все показал…
Более сорока лет прошло с тех пор, как я ощутил себя здесь. Теперь я мог делать все, что пожелаю, и мне больше не приходилось прятаться от стражи и слуг. Фаргор позаботился, чтобы в дом входили только те, кому можно доверять. Слуг стало намного меньше, охраны намного больше, тех, кто пытался рассказать обо мне, сразу убивали. Они заботились о моей безопасности, и я делал то же самое, предупреждая их о незваных гостях, проблемах, помогая советом и делом. Выяснилось, что я знаю намного больше каждого из них. Знаю такие вещи, название которых они даже произнести не могли, знаю то, чего они и не видели никогда в жизни. Вот только я и сам не мог объяснить, откуда я это знаю. Но теперь моими знаниями стали все книги в библиотеке, а граф, специально для меня, привозил их бесчисленное множество, я научился творить и создавать, хотя мне казалось, что я и раньше это мог, а теперь только совершенствуюсь. Но что было раньше, и был ли я до этого момента когда-нибудь? Мне казалось, что нет.
Вместе с графом мы попытались найти что-нибудь о похожих на меня. Но так и не смогли и решили, что я такой один. Это было ужасно и страшно. Я единственный во всем мире и никто, совершенно никто не сможет понять меня и моих чувств, никто не может знать обо мне. И каждый новый день я хотел сбежать, эти стены за сорок лет сводили меня с ума, я уже не любил этот дом, мне хотелось побывать где-нибудь, но я был в тюрьме. За что же меня наказали?
Ольтарх не смог признать меня самим замком, он думал, что я призрак или еще кто, все пытаясь понять. Так до конца своей жизни не осознав, что чтобы понять, необходимо прочувствовать это или родиться с этим, как его сын. Герольс появился на свет через восемнадцать лет после моего рождения. Ему читали сказки, играли с ним, заставляли думать о будущем, о том, как он станет великим воином и будет бороться за правое дело. А он желал стать магом, тайком прячась в моей библиотеке и изучая старые книги. Мне нравилось наблюдать за ним. Хотелось охранять его и оберегать, а также учить всему, что знаю сам. Он не спрашивал, кто я, он не пытался узнать, что я такое. Он понимал кто я, также хорошо, как то, что его отец — мужчина, мать — женщина, а он сам еще ребенок. Это даже не требовало объяснений, как и то, что я — тот, кто я есть. Мне было жаль, когда его через несколько лет увезли обучаться на другие земли.
Мы долго жили мирно, но мир всегда заканчивается, особенно, если пытаешься его всеми силами сохранить. Фаргор умер за несколько лет до этого. Его сразила болезнь, которую он принес с болот. Я не мог помочь, да и никто не мог помочь. Герольс рос, Ольтарх старел, его жена умерла, пытаясь разродиться девочкой, которую все ждали, ребенок тоже не выжил, и здесь я вновь оказался бессилен. Это было невыносимо и больно, ужасно больно. Они облачились в траур и я вместе с ними. А потом начались набеги «диких» и страх перед ними поглотил все графство. Вернулся и сын…
— Отец, я говорил вам, что так все и будет! — кричал Герольс в комнате Ольтарха. — Вы не должны были просить помощи у короля!
— Мог ли я…
— Мог! Можно было вызвать меня, вернуть! Это было в ваших силах! Я обучился магии…
— Твоя магия не сможет помочь, — обреченно ответил Ольтарх, давясь кашлем.
Он еле держался на ногах, и мне было больно смотреть на это. Я помнил его таким молодым, помнил, как он блистал, как любил сына, как сводил с ума женщин, как выбрал себе жену. И вот теперь он уходил от нас, и никто не мог спокойно на это смотреть.
Герольс ушел, я пытался его позвать и вернуть, но он не слушал меня. Этой же ночью Ольтарха не стало. Я не был виновен в его смерти, но винил только себя, как же я хотел сделать его бессмертным, как бы я хотел его вернуть! Я узнаю, как можно это сделать! Я перепробую все, но узнаю, как спасти мою семью, найду способ, чтобы спрятать их душу от смерти!
— Элиот, — позвал меня Герольс, заходя в библиотеку.
Он не говорил со мной несколько дней, когда хоронили его отца. Мне было жаль его, я понимал, что эту последнюю беседу он никогда не забудет. И он винил себя и ненавидел всех вокруг, поэтому было странно, что он зовет меня.
— Я здесь.
— В самом начале своего обучения я видел записи Фаргора, — неожиданно спокойно начал Герольс. Истинный сын своего отца, он даже в трауре и без надежды на будущее продолжал бороться. — Они мне не были тогда понятны. Ты можешь объяснить?
Я был не таким, и мне было сложно принять его спокойствие и следовать его примеру. В этом он был лучше меня.
— Что тебе непонятно?
— Призыв легиона Тарола.
Внутри меня все перевернулось, и граф почувствовал, как стены затряслись. Мне даже стало стыдно за такое, но я сам не мог понять, откуда взялся этот странный животный страх, которого я не испытывал с момента своего появления.
— Что произошло?
— Я не знаю, — честно ответил я, когда Герольс начал недовольно оглядываться по сторонам. — Я не знаю, что это за заклинание, но я чувствую, что оно очень опасно.
Мальчишка не слушал меня. Он был слишком увлечен новой идеей призвать легион монстров. И он заперся на несколько недель в своей комнате, используя все книги, проверяя все заклинания и пытаясь изобразить древние руны. А мне оставалось только наблюдать, как набеги, смерть его семьи, бедствие земель, хворь, голод, нищета и погибшие сводят с ума молодого графа. Он мог стать великим. Я видел его величие. Я чувствовал его. Он мог быть таким, как его отец. Но в целом мире не было никого, кто подставил бы ему плечо и помог. Был только я. И я мог только наблюдать, как он сходит с ума.
— Я нашел!
Услышал я крик, когда перестраивал одну из комнат. Я сотворил в ней лес, настоящий. И все было так просто и легко, будто я давным-давно это придумал и создал, а теперь осталось лишь повторить. Но крик отвлек меня, и все исчезло, зато по коридору бежал ко мне счастливый граф. Как давно мальчишка не был так счастлив.
— Я нашел, Элиот! Я понял!
И я понял, что это момент нашего падения. Не знаю, как я смог осознать это, ведь я даже не смотрел в заклинание, с которым ко мне подходил Герольс.
— Элиот, — начал он, войдя в комнату и подойдя к окну. Он чувствовал меня как никто другой и знал всегда, где можно найти, даже придумал специальную руну, чтобы вызывать. Хотя, начало этой руны я сам подсказал графу. — Мой друг, я прошу лишь понять меня. Мы вместе потеряли все, я не готов потерять еще и тебя.
И я понимал его, как никогда раньше.
— Мне кажется, я нашел то, что искал, — уверенно сказал второй граф Делерей и разложил на полу возле окна несколько исписанных свитков. — Вот Теовор — первая, карс, геронт, элвирк, — он перечислял руны, а я только и мог, что замерев наблюдать.
— … добавить две линии в центре круга, — произнес граф.
— Добавить две линии в центре круга, — вместе с ним проговорил и я. — Я знаю это заклинание, Герольс, я уже видел его.
Мальчишка улыбнулся. Он с самого детства так улыбался, когда знал что-то, чего не знали остальные.
— Это ты их и продиктовал, — сказал он.
— Нет.
— Да, Элиот. Я понял это только недавно, но не спорь, я уверен, ты их продиктовал.
Я не помнил этого, смотрел на начерченные на полу руны, ощущал, что как-то связан с ними, но не помнил. Совершенно ничего не помнил. А граф резко достал свой нож и разрезал ладонь, присев, и смазав каждый рисунок своей кровью. Можно было видеть, что ему страшно, но он не был одинок в своем страхе — я также с замиранием пытался понять, что же сейчас должно произойти.
Долгое время ничего не случалось, и грусть отразилась на лице графа. Но вот линии на полу загорелись зеленым цветом, я затрясся, руны почти прожигали меня насквозь, доставляя странное чувство отдаленно похожее на боль, а из центра возник высокий и полностью белый человек в золотом плаще и с черными глазами.
— А, замок, — ехидно улыбнулся он, лишь мельком взглянув на Герольса и переступая линии, очерчивающие круг, будто они были натянутыми веревками, мешающими ему ходить. — Мы где-то виделись?
— Мы никогда не виделись, — ответил я этому странному существу, так похожему на человека, но человеком точно не являвшимся.
— Как сказать, как сказать, — задумчиво произнес он, оглядываясь по сторонам и противно щелкая пальцами.
— Вы… — начал было граф, но человек шикнул на него и хозяин дома замолчал.
Белый мужчина прошелся по комнате, отряхнул одно из кресел от земли, которая осталась после моего леса, и сел, закинув ногу на ногу.
— Ух, нравится мне эта комната, — торжественно заключил он. — Итак, Герольс, не удивляйся, я знаю твое имя, так было и так будет. Ты хочешь армию?
Граф только кивнул. Ему было страшно, я видел это. Так, как его отец боялся меня в самом начале нашего знакомства, также и Герольс боялся этого незнакомца.
— А знаешь ли ты, что я потребую за свою армию? — улыбнулся белый мужчина и сложил руки в замок. Его пальцы показались мне неестественно длинными.
— Нет, — ответил граф. — Но мне все равно, я обязан спасти свои земли. И если мне придется умереть…
— Что ты! Что ты! — перебил его незнакомец. — Ты мне не нужен. Мне нужен твой первенец, — мужчина помедлил, чтобы мы смогли понять сказанное. — Сын. Мальчик, которого ты объявишь графом Делереем и которому передашь символы власти. Понятно? Нет? Я дам тебе армию, мы наведем порядок на этих вшивеньких землях, а ты мне за это знатного юношу в самом расцвете лет и сил для моей армии. Только объявишь его графом и своим сыном, как я отправлю к нему своего гонца забрать.
— Не соглашайся, — я не хотел доверять этому незнакомцу, но видел, что графа уже не остановить. Он все отдаст.
— Я согласен, — быстро произнес Герольс. — Что я должен сделать?
— Просто согласиться, — усмехнулся незнакомец. — Итак, первенец графа Делерея становится моим воином! — провозгласил он. — И будет так всегда!
Руны засветились, разлетелись по комнате и с силой ударили белого мужчину в грудь, а он только еще раз усмехнулся, даже не почувствовав этого удара, и достал из кармана перстень.
— Что это? — спросил я, внимательно разглядывая предмет.
— Символ власти, — сообщил незнакомец. — Граф Делерей, вручаю этот символ вам. Как только объявите вашего наследника, я сразу явлюсь.
— Он умрет? — спросил Герольс.
— Конечно. Как он живым попадет в легион смерти, глупая твоя голова!
— А что делает перстень?
— Показывает мне, что время пришло и он готов. Все, как и полагается, ты при всех называешь его своим сыном, даешь ему власть, надеваешь перстень, объявляешь наследником. Ночью я призываю его, а дальше живи, как хочешь.
— А если он не будет готов?
— То в тридцать пять лет я сам заберу его, Герольс, а вместе с ним и всех представителей вашего рода, всю вашу власть и всех жителей этих земель. Ко мне в армию они, конечно, не попадут, но, поверь, моя злость будет с ними вечно. А это намного хуже. Ты просишь меня спасти их, я спасаю их, хотя они должны были умереть. Плодитесь и размножайтесь, Герольс, но если ты попытаешься спасти мальца, то умрут все, кого я спасу. Ох, а это же все твои люди. И помни, никогда ничего нельзя отдавать без выгоды для себя. Не поймут, мальчик мой, сочтут слабостью и начнут требовать. Это так, бесплатный совет!
Мужчина еще раз засмеялся и исчез. Он растворился так быстро, что само его появление здесь казалось лишь игрой воображения. Вот только что был и сразу его нет. Лишь кольцо в руке графа.
В ту ночь мы говорили о чем-то. О каких-то глупостях, о которых говорят все люди, когда им нечего делать и скучно. Со стороны могло показаться, что мы коротаем время. Но нет. Мы ждали. Спасения, знака, голоса, появления этого странного человека. Чего угодно, лишь бы хоть что-то произошло и стало понятно, что делать дальше. Единственное о чем мы не говорили — это о самом договоре.
А на утро тот белый человек исполнил уговор. В графство пришла армия. Жестокая, беспощадная и встала около замка, ожидая указаний. Это был целый легион воинов, которым не страшны раны и заклинания, которых невозможно уничтожить или остановить. Легион смерти, который мы сами призвали на собственные земли. И Герольс повел этот легион, а я видел, как смерть смотрит ему в спину, как реки крови неприятеля текут по нашим землям, как страх сковывает все вокруг и больше никогда не смотрел на ту дорогу. Лишь ночью были слышны крики, и свет пожаров озарял черное небо, как рассвет. Мне было страшно. И я чувствовал страх Герольса. А потом его страх прошел — он слишком долго пробыл с этим легионом.
— Мы разбили диких! — торжественно возвестил граф, вернувшись домой. Теперь даже слуги боялись его. — Элиот, можешь восхвалять мою смелость и отвагу. Я сам убил с десяток этих тварей.
— Они люди, Герольс, — попытался я вразумить моего мальчика. — Такие же, как и ты. У не было крова, еды и денег. Им приходилось это делать.
— Что ж, теперь их самих также нет, — ответил мне граф. — Пришло время восстанавливать земли. Помнишь, никогда ничего нельзя отдавать без выгоды для себя?
И он раздал бесплатно хлеб, с условием, что в следующем году ему вернут вдвое больше.
Для меня перемены в нем оказались настоящей пыткой. Он был холоден, расчетлив, страшен в гневе и, что самое ужасное, в нем больше не было страха. Еще и его новый друг, поселившийся возле дома корабела. Я чувствовал, что будет беда, чувствовал, но не мог ничего сделать, а лишь затаившись наблюдал. Ненавижу себя за это.
В тот день к графу прибежали его слуги. Они наперебой рассказывали о смерти друга Герольса, о хладнокровном убийстве, о жестокости. Я знал, что тот сам способен искалечить кого захочет, но нет, граф не стал слушать меня. Он помчался к дому корабела и вернулся только под вечер, весь в крови и со странным выражением на лице. Пять дней мы с ним не говорили. Пять мучительных дней я пытался понять, что произошло с моим графом. И лишь на пятый день он пришел ко мне.
— Я полюбил одну женщину, — сказал он замогильным голосом. Мне бы обрадоваться, но я знал, что снова придет беда. — Это жена корабела.
— Герольс, не надо…
— Замолчи, Элиот! Я сам знаю!
— Тогда отпусти их.
— Я забрал ее себе, — произнес граф. — А мужа и сына отпустил. Только дочь сбежала.
— Что ты натворил?
— Я убил их, Элиот, — он смотрел на меня так, будто ожидал моего прощения. Не у меня его надо просить, не у меня. — Девка украла мои записи с нашими рунами.
— Ты хранил их не в доме? — зачем-то спросил я, когда в пору было бы устыдить графа, заставить его раскаиваться о содеянном.
— Нет, в склепе отца. Я послал за ней, но легиона больше нет, а эти твари ни на что не способны.
— Они люди, Герольс! Люди!
— Вот и я говорю, не способны даже найти проклятую девчонку!
Мне было его не понять, а он перестал понимать меня. Если бы я мог уйти, то я бы обязательно это сделал. Как же я хотел сделать это. Как же молил всех богов освободить меня. И в чем я виновен, что родился таким? Что я сделал, чтобы меня так наказали?
Десять лет я молча смотрел, как мой любимый гость издевается над той женщиной. И лишь в появившемся на свет младенце появилась моя отрада. Он был так похож на отца. Того, который еще не встретился с легионом и не установил новый мир на своих землях, который хотел стать магом, постигать новые знания и отдавать всего себя другим. Я видел, как и Герольс начал тянуться к своему ребенку. Особенно, когда понял, что у него больше не будет детей.
— На нем прекратится род Делерей, — сказал как-то Герольс, отправляя сына обучаться верховой езде. Это был наш первый разговор за столько лет.
— Не обязательно, — ответил я, больше что бы подбодрить графа.
— Моя жена не способна рожать. И никто не способен родить от меня. Ты не видел, сколько их было.
— Нет, ты никого не приводил сюда.
— В знак уважения к тебе, Элиот. Порой мне кажется, что ты всегда знал, что так произойдет. Может и сейчас скажешь мне, что мне делать? Как я могу отдать легиону своего сына, когда у меня больше не будет сыновей? Эта тварь не сказала, что у меня будет всего один наследник!
От злости граф кинул вазу в стены, и мелкие осколки с звоном разлетелись по комнате.
— Я не знаю, Герольс.
— Я обязан буду передать ему власть. Отдать кольцо, назвать своим сыном и наследником и тогда эта тварь придет и заберет его у меня. Пусть забирает всех, мне уже все равно.
Никто и не заметил, как на крик графа в комнату вошла няня ребенка. Ее специально привезли с земель ирвилов, как лучшую. Она сильно отличалась от наших женщин: принимала всегда сторону графа, имела свое мнение по многим вопросам, без криков и страхов приняла меня, да и воспитание ее было лучше, чем у жены корабела. Мне даже казалось, что граф давно смотрит на нее не как на гувернантку, а как на будущую любовницу.
— А что, если наследником назвать кого-то другого? — сказал она совершенно спокойно, и только теперь я понял, насколько они с Герольсом близки. — Я не отдам этого ребенка. Он продолжение тебя. Но вокруг столько детей, которые умирают и которые будут рады, что им дадут пожить еще несколько лет, а, может, и десятков лет.
— Никто на это не пойдет, — сказал я, даже не представляя, как можно уговорить кого-то убить себя ради другого, чужого ему человека.
— Пойдет, Элиот, — ответила женщина. — Жизнь за спасение. Он должен был умереть сегодня, но мы подарим ему целую жизнь, какой он бы никогда не узнал. Он ни в чем не будет нуждаться. Кто не согласится?
— Я если он откажется в последний момент? — начал рассуждать Герольс.
— Даже не думай об этом! — я снова попытался вразумить графа.
— Почему, Элиот? Это наш единственный шанс на спасение. Наша единственная возможность оставить живым Дом Делерей.
— Это неправильно, — только и мог ответить я.
— Мы дарим ему второю жизнь, — произнесла женщина. — Он должен согласиться, мы найдем того, кто согласится.
— Их должно быть несколько, — сказал я, понимая, что они все равно это сделают. — Если один откажется, то другой точно должен согласиться.
— Три, — продолжил мои мысли граф. — Они все будут обязаны нам жизнью. И троим сложнее будет объединиться против моего сына. Кто-то из них точно готов будет пожертвовать собой ради него.
— Я найду таких детей, любимый, — сказала женщина и скрылась за дверью.
С этого момента началась моя медленная смерть. Пусть я не мог умереть в стенах этого дома, но каждый раз, видя лица тех, кто должен отдать свою жизнь, мне больше не хотелось существовать. Имя будущего графа было решено скрыть, а его самого никому не показывать, пока не прибудут нужные дети.
И первая «тень» появилась всего через месяц после нашего решения. Это был мальчишка такого же возраста, но из бедной семьи. Его хотели отдать в армию короля, но там бы он не прожил и пяти лет, а замок показался всем прекрасным избавлением. К тому же родителям хорошо заплатили за их молчание, и они забыли о своем сыне раз и навсегда. Но я помнил, кто он, до самой его смерти помнил. Потому что именно на него и возлагали надежды. Настоящая мать графа днями и ночами рыдала: сначала о возможной смерти своего отпрыска, потом о собственной судьбе, потом и вовсе не пойми с чего. Второй граф Делерей обучал сразу двоих ратному делу, всегда рассказывал о долге и чести, а няня искала других двоих, которые смогут отдать за них свою жизнь.
За нас… В один день я понял, что я тоже виновен в этом, что я также принимал решение, что я воспитал нынешнего графа и позволил ему призвать легион.
Я виновен не меньше него.
Это полностью моя вина.
Остальные «тени» прибыли уже через несколько лет. И мы не надеялись, что кто-то из них сможет стать настоящим братом младшему графу, увидеть, каким прекрасным юношей он становится, как сильно похож он на своего деда, как верен и предан своим людям. Лишь тот, первый, должен был все понять. Но он предал нас в самый важный момент… или это мы предали его. Прошло двадцать лет, и перед ночью объявления графа и вручения кольца, мальчишка исчез. Сбежал. Вырвался на свободу. Как же проклинала его няня, как же возненавидел его граф, как же я понимал его решение. Но даже так мне было больно понимать, что умрет член моей настоящей семьи.
И тогда второй приемыш взял обязанность по спасению рода на себя. Именно он понял, какая честь ему выпала — прожитьлишние два десятка лет, когда он должен был умереть. Но всему приходит конец.
Граф назвал его своим сыном и наследником. Няня благодарила богов. Настоящий наследник ненавидел себя, но ничего не мог сделать, а я сидел в своей клетке и смотрел на происходящее, стараясь не думать, что передо мной человек.
Как только кольцо, как влитое, село на безымянный палец мужчины, в комнате появился еще один человек. Он возник из ниоткуда, заставив няню вскрикнуть. Никогда не видел, чтобы она кричала.
— Так, так, так, — прошелся он, пройдясь среди собравшихся в этой небольшой комнате. — Приветствую тебя, Элиот. Граф. Женщина графа. И… мой будущий легионер. Рад видеть.
— Мне сложно ответить тебе радостью, — произнес граф.
Белый мужчина засмеялся, а его черные глаза злобно сверкнули. И он словно змея стал виться возле смертника.
— Так, значит, это он? — в пустоту спросил мужчина. — Молодой человек, готовый пожертвовать собой ради других…
— Он мой сын!
— Я наследник…
— Тссс, тише, тише, не перебивай! — Он резко дернул головой и впился взглядом в графа. — Я не говорил, что он не подходит мне. То, что надо. Замечательный выбор. Я забираю его.
Он еще раз обошел свою жертву. Подошел со спины, нежно обнял одной рукой, ласково проведя длинными пальцами по лицу бедного мальчика, а другую воткнул между лопаток.
Наследник раскрыл рот в беззвучном крике и упал на пол, а вокруг растеклась лужа крови.
Все застыли в ужасе. Зато белый человек был спокоен и весел. Он еще раз обошел тело, вытер руки о свой длинный плащ, оставляя на нем алый след, и довольный обратился к графу.
— Принято! Воспитай своего сына достойно, Герольс. Я приду за твоим внуком.
— Ты не имеешь права! — вскричал граф.
— Ты не имел права подсовывать мне не твою плоть и кровь. Посмотрим, насколько хватит твоего рода, — засмеялся человек. — И да, я предупредил тебя, а вот твоим потомкам не с кем будет общаться. Как я и думал, вы достойны только моего гонца. Прощай, граф. Пусть правление твое будет долгим.
И он снова исчез.
С этого момента мы стали готовиться к новым смертям…
Графиня умерла, ее место заняла любовница графа. Она и решила, что жены, должны быть из ирвилов — далекой страны, куда женщины больше не смогут вернуться, дети — найденышами, о которых и так никто не знает. А рождение и взросление графа необходимо хранить в секрете до момента прихода того человека. Для всех же — до момента его свадьбы. В том, что у потомков будет рождаться только один наследник, больше не было никаких сомнений.
А к концу жизни второго графа мы получили новости о пропавшей дочери корабела. Говорили, что она живет с какой-то колдуньей в деревне далеко за границами королевства. Говорили, что она сошла с ума. Говорили, что ее жизнь скоро закончится. Но у графа уже не было сил проверять, я не мог покинуть свою клетку, графиня помогала искать «теней» своему внуку, а больше никто не должен был знать правду о случившемся.
Второй граф умер, третий граф Делерей, спасенный приемник, занял его место. Для меня это стало новой пыткой и новой трагедией, но я обещал своему мальчику уберечь его род и следить за ним, пока буду жив…
Пока буду жив…
Это может длиться вечность…
Годы, десятилетия, столетия — ничего не менялось. Я хранил самую страшную тайну рода. Мне рассказывали истории, страшные, которые хранили стены других домов. Но те стены были молчаливы и бездумны, они просто хранили тайны, даже не подозревая о них. Я же сам стал частью семейного проклятия — трагедии рода Делерей. В дом брали все новых и новых детей. Со временем привыкаешь ко всему, и я привык считать их просто моими гостями, а их смерть — уход, который в любом случае был бы неизбежен. В конце концов, в понимании моей вечности их годы так и так казались лишь крупицей в бесконечных часах времени.
Были и трагедии, была безумная любовь, были слезы, мольбы, предательство, были войны, беды, голод, расцвет, падение, надежды… Все было, и все переставало существовать. Исход всегда был один: граф выживал любой ценой, страшный зверь приходил и забирал его брата, графиня-мать подбирала невесту своему сыну и передавала ей знания, хранившиеся столетиями.
Для меня ничего не менялось, пока в одну снежную и холодную ночь на моем пороге не появился маленький мальчик, утопающий в старом рваном плаще. Он больше не дрожал, он тихо умирал от холода, едва стояв на своих худых ногах. Единственное, что сказал мальчишка, когда сама графиня внесла его в дом и стала растирать пахучими согревающими зельями, так это свое имя — Деор.
Это имя всколыхнуло что-то внутри, что-то давно забытое, спрятанное, никому теперь уже неизвестное. Он был частью меня, я знал это. Этот мальчик важен мне также, как граф, как его дети, как хозяева этого дома.
— Кто это? — спросил вошедший на кухню маленький граф.
Женщина, кажется, смутилась и стала оглядываться по сторонам. Никого не было. Это счастье, что она еще не спала.
— Это твой брат, Лонц, — проговорила Ледария, сама испугавшись своих слов.
— Почему ты плачешь? И как его зовут?
— Его имя Деор, — пришлось ответить вместо графини. Не знаю, хотел ли я это сказать, потому что не мог переносить женских слез или мне было интересно произнести вслух это имя, будившее внутри столько чувств.
— Элиот расскажет тебе одну историю, милый. — Она вытерла слезы рукавом. — Когда отец вернется. Тебе расскажут один секрет, который и ты передашь своим детям. Смотри только, никому не рассказывай, что здесь произошло. Ты понял меня.
— Да, графиня, — спокойно ответил Лонц, но сразу снова переменился в лице и бросился к своему брату. — А что с ним? С ним все будет хорошо? Да? Скажи, что да!
— Конечно, — улыбнулась Ледария.
— Я ему все здесь покажу! — не унимался маленький граф. — Мы будем вместе играть, и я всегда буду защищать его! Он будет моим лучшим другом. Элиот! Слышишь! Он будет моим лучшим другом!
Я слышал. Такое я слышал много раз и как жестоко разбивались их детские мечты, когда они узнавали правду.
Этот раз не стал исключением.
Граф вернулся через несколько дней и принял нового сына с отстраненностью. Живы были еще воспоминания о смерти собственной «тени». И, сидя в библиотеке, он пытался рассказать приемнику историю, которую рассказывали ему, объяснить то, что не мог понять сам, поделиться своим страхом и горем и ответить на все вопросы. А я помогал ему.
Нельзя сказать, что Лонц был особенным ребенком. Он рос таким же, как и все, мечтал о том же, о чем и остальные, учился быть графом и часто просил сделать для него комнаты, выходящие в другие страны, города, даже миры. Но новость о Деоре он воспринял очень странно — слишком спокойно, не так, как было со всеми остальными. Он лишь спросил, как это происходит и сколько у них есть времени, а потом убежал к своему новому другу.
Деора же подводили к этим знаниям несколько лет, аккуратно готовя к новой роли и обязанности, которая ляжет на его плечи. Он был благодарен за второй шанс и принял свой долг с честью. Вот только шло время и их отношения становились все хуже.
— Где он? Элиот! — Графиня ворвалась в комнату Деора, пылая гневом. Год назад умер граф, и теперь забота о мальчишках легла на ее плечи. Деор все больше времени посвящал книгам и как сумасшедший впитывал в себя новые знания, а Лонц все больше проводил на землях графства, будто его ничего не волновало. — Куда он делся? К нам с визитом пришел барон! Элиот!
— Не надо так кричать, — ответил Деор, лишь мельком взглянув в ее сторону и продолжая что-то высчитывать.
— Где он?
— В трюме с другими рабами.
— Да как ты смеешь?!
— Смею. Простите, графиня. — Он отодвинул женщину и подошел к своему шкафу, стараясь что-то найти.
— Элиот!
— Я здесь.
— Как ты мог это допустить? Где мой сын.
— Вашему сыну, — не дал мне ответить Деор. — Давно пора бы заняться делом. Хотя бы попытаться это сделать. Мне надоело за ним бегать. После смерти отца это уже седьмой раз, когда мне приходится вытаскивать его из неприятностей.
— Это твоя обязанность, — все сильнее злилась Ледария.
— Нет, госпожа, — спокойно ответил Деор. — Моя обязанность — умереть ради вашей семьи в определенный момент. Других обязанностей в этом доме у меня нет. Я думаю, это достаточная плата за мое проживание?
— Да как ты смеешь?!
— Ледария, — я попытался успокоить женщину, но она даже внимания не обратила на мой голос. — Деор, прошу тебя, верни Лонца.
Деор только вздохнул.
— Он на пятом причале. Я могу послать туда своих людей, но лучше приготовьте большой кошелек, чтобы рассчитаться с бароном.
— Спасибо тебе, — смягчилась графиня.
— Не стоит благодарностей. Я восхищен его поступком… хотя он прекрасно знал, что его спасут, так что, возможно, и восхищаться почем зря не стоит…
Я безуспешно пытался их примирить, раз за разом испытывая поражение в этом трудном деле. Камнем преткновения могло стать все, что угодно. Будь-то женщина, солдаты, земли, власть, наследство. Такое уже было раньше, но нам удавалось справляться со всеми неприятностями, удавалось подвести к нужному решению неразумного приемыша, что забота о замке и графе — главный смысл его жизни, главная цель его существования и за это он получает все самое лучшее.
Но Деор был другим. Иногда мне казалось, что их с графом противостояние — это борьба стольких поколений, которые не могли сказать «нет», не могли отказаться. Я даже восхищался мальчиком. Эх, если бы он сразу отказался. Но нет, он заставлял всех мучиться в сомнениях, постоянно вспоминая, что должен сделать, но никогда не отказываясь от своей судьбы. Деор умен, вне всяких сомнений, он был единственным одаренным и поистине умным ребенком из всех, кого мы выбрали… Хотя, это он выбрал нас… Проклятье, он стал дорог мне также, как граф, и я уже не мог представлять его своим гостем — он стал частью моей семьи. Они все стали моей семьей. Это было удивительно и очень, очень странно.
Но в этом поколении все пошло не так. Каждый спланированный шаг, отточенный столькими веками, становился нелогичным и ничего не значащим для этого поколения. Сначала Деор, затем Адриэн. Столько веков решалось откуда брать детей, каких и как их воспитывать, чтобы все испортить в самый ответственный момент. Твердил же графини много лет, что необходимо начинать поиски, но Ледария как с ума сошла. Вместо какого-нибудь босяка привела в дом ирвила, да еще и благородного, сбежавшего из дома, приговоренного к казни. Да его лицо на всех землях, кроме наших, знали до последнего морщинки, но женщину это не остановило. Потом и магу рассказали секрет, когда Лонц в очередной раз пропал и его разыскивали со слезами, молитвами, армией и магами. А граф явился на пороге, как ни в чем не бывало, и привел с собой какого-то нищего алхимика. Что бы ему провалиться!
Мне сразу не понравился Натаниэль, я чувствовал, что он принесет беду этому дому. Как и барон, привезший на смотрины свою единственную дочь.
«Господин, я так рада с вами познакомиться», — мило улыбалась она Деору, считая, что он здесь всем заправляет. Увидь я его в первый раз, тоже бы так решил.
«Я польщена», — смущалась она на комплимент Лонца.
«Могу ли я встретиться с вами сегодня?» — прошептал он.
«Боюсь, это невозможно», — снова краснея, отвечала баронесса. Были бы у меня глаза, я бы их обязательно закрыл, чтобы не смотреть на все это безобразие. И ведь уйти из главного зала не мог, пока гостей не разведут по комнатам.
«Я хотел бы открыть вам маленькую тайну», — снова зашептал Лонц.
«Я слушаю».
«Э нет, дорогая, так не пойдет. Сегодня ночью я расскажу».
«Хоть намекните, что за тайна».
«Поверьте, вы не прогадаете. Я расскажу, как можно соблазнить графа».
Баронесса задумалась всего на мгновенье.
«И что вы хотите за это?» — без всякого смущения прошептала она.
«Вы не девочка, сами знаете».
«Вы наглец, господин секретарь, — она помолчала, оглядывая зал и приглашенных людей. — Но я согласна. Жду вас к полуночи у меня в комнате».
И баронесса неспешным шагом направилась в стону своего отца, беседовавшего о чем-то с графом Дуком — немощным стариком, который гляди, вот-вот рассыплется. А Лонц в сторону Деора, стоявшего рядом с Ледарией, отдыхающей на софе.
— Сегодня ночью я у нее, — с усмешкой сказал граф, встав рядом с братом. — С тебя пятьсот галотов.
— Она же строит из себя девственницу, — недовольным шепотом ответил Деор. — Что ты ей сказал?
— Сказал, что расскажу, как соблазнить графа. Я удивляюсь, как ты до этого не додумался.
— После нее зайдешь ко мне, монеты на столе.
— Ну же, улыбнись, братишка, тебе всегда с женщинами на раз везло больше. Настал и мой черед.
— Действительно, — серьезно ответил Деор. — В силу обстоятельств, я поднаторел в поисках женщин на ночь.
— Прекрати, я не это хотел сказать.
— Ты сказал, что хотел.
— Деор.
— Заберешь монеты со стола, — быстро произнес управляющий и пошел к выходу из зала.
— Зачем ты так? — обратилась к Лонцу графиня.
— Вот только твоих нотаций не хватало, — также недовольно ответил Лонц и направился за Деором.
— Матиа, — обратилась графиня к камеристке, стоявшей рядом. — Найди Парэля, скажи, чтобы баронессе стелили в моей старой комнате, как самой дорогой гостье. Они и так в постоянной ссоре, не хватало еще из-за этой вертихвостки страдать.
— Госпожа, — прошептала камеристка. — Но господин управляющий сам постоянно затевает…
— Замолчи, Матиа. Ты забываешься. Иди, выполняй, что сказано. Пусть Лонц побегает, прежде, чем найти эту особу.
— Слушаюсь, — быстро ответила камеристка и уже через несколько минут бегала по первому этажу в поисках Парэля, стараясь сдерживаться и не разреветься, прежде чем найдет дворецкого.
Мне было противно смотреть на это. Как двое моих любимых жителей ссорятся из-за баронессы. Только начинало казаться, что они могут найти общий язык, что в этот раз все изменится, что эти два ума найдут решение нашей проблемы, как появлялись новые обстоятельства, разлучающие их. В молчании, стараясь не общаться друг с другом, они провели времени больше, чем в разговорах. Они делили между собой слуг и друзей, разделяли обязанности и проходы в замке, делили девушек и свою власть и с каждым новым днем все сильнее и сильнее ненавидели друг друга. Мне было противно смотреть на это. И я ушел.
А потом раздался крик, началась беготня, вопли барона, объяснения графини. Я не сразу понял, что случилось.
— Не высовывайся, Элиот! — приказал мне Деор.
Он редко говорил со мной так, и стало понятно — произошло что-то очень страшное.
— Ее убили вместо графини, — говорил Лонц, запираясь с управляющим в одной комнате.
— Нет, это ее хотели убить, — ответил Деор.
Граф явно нервничал, он не находил себе места, то приближаясь к креслу, то резко отходя к окну.
— Это из-за того, что я выходил на связь со своим шпионом в замке короля.
— Ты бы еще больше бегал к нему, тогда бы нас всех здесь перебили, — недовольно ответил управляющий. — И как ты с ним связывался?
— С помощью амулетов мага. Делали из комнаты портал, как всегда.
— Тогда почему ты решил, что из-за этого?
— Шпион сказал, что Эдуард отвел несколько недель расправиться с нами.
— И ты только сейчас об этом говоришь?! — повысил голос Деор. — Мы все из сил выбиваемся, пытаемся все изменить, а ты только сейчас говоришь, что они собираются начать действовать?! Идиот!
— Не смей так говорить со мной!
— А то что? Прикажешь меня убить? Так если ты не забыл, я и так обязан буду умереть за тебя! А ты даже со своими шпионами справиться не можешь! Армия на Адриэне, управление на мне, тебе всего-то и надо было, знать что, где и когда произойдет. А ты убийства в собственном доме не заметил! Теперь придется следить и за твоими вылазками.
— Чего ты хочешь? Хочешь, я отдам тебе титул? — все больше распалялся Лонц. — Давай же! Я знаю, это ты забрал кольцо. Отдай его мне и все закончится. Где ты его спрятал?! В твоей комнате его нет.
— Так это ты перерыл всю мою комнату? — засмеялся Деор. — Никогда бы на тебя не подумал. Решил, что это Адриэн, раз уж комнату Натаниэля тоже перевернули. Зачем у Натаниэля искал?
— Что бы ты решил, что это Адриэн. Я-то точно знаю, кого она прочит в мои спасители.
— Иди, Лонц.
— Не надо так. Я тебе не мальчик, а ты не мой отец. Я столько лет хотел получить от тебя одобрения, хотел, чтобы ты понял, что я могу. Но нет. Ты не такой. Твоего одобрения я бы никогда не смог добиться. Глупо искать понимания у того, кто ненавидит тебя.
— Уходи!
— Значит, мы не решим это сами.
— Уходи!
— Я вызываю Сатифа, — крикнул Лонц, громко хлопнув дверью.
Он шел по коридору, бил стены, я даже видел, как он сдерживал слезы. И я не мог ему ничего сказать… почему я ничего не сказал ему… Но мне было велено привлекать внимание всех в другой части замка, пока Лонц выходит на связь со своим шпионом в замке короля.
А потом маг, эта девчонка, которую граф вызвал специально. Зачем? Почему? Я пытался понять, зачем она ему понадобилась, но так и не смог получить внятного ответа. Он становился другим и часто закрывался от меня. И только в тот момент, когда маг сообщил, что использовали призыв Легиона, чтобы создать химеру, только когда Деор встретился со зверем, я окончательно понял, что произошло — час настал. Намного раньше положенного, без предупреждения, не ночью, без объявления наследника, совершенно не так, как мы планировали. Но колдун, нашедший книгу проклятой сошедшей с ума девчонки, сам того не подозревая, открыл зверю дорогу. И теперь хищник ходит среди зеркал и прячется во тьме, пытаясь понять, кто же должен стать его жертвой.
И Тиана. Я ненавидел ее, но отчего-то был благодарен. Не понимаю почему — она ничего не сделала, но мне казалось, что я обязан ей жизнью. Той самой, которую я ненавижу, которая заставила смотреть меня на смерть любимых и медленно умирать взаперти.
И это чувство стало еще сильнее, когда напали на Натаниэля. Когда Тиана просила спасти ему жизнь. Никто не просил. Все знали, что я могу, но никто и никогда не просил. И отчего-то я не мог отказать…
Я начал вспоминать все, что придумал, стал говорить и чувствовал, как легко мне дается этот голос, как просто произносить эти слова, как же сильно Натаниэль хочет это слышать. Я видел, как Лонц в надежде смотрит на алхимика, Тиана сидит рядом, стараясь его спасти, и чувствовал, что это мое избавление от проклятия, кажущегося вечностью. Я был рад этому свету, который накрыл все вокруг, рад шепоту Натаниэля, говорившему такие знакомые для меня слова: «они выходят на руны, Тиана. Запомни. Теовор…». И радость прошла — я вспомнил.
Дай ему умереть! Дай мне умереть! Но это было не остановить.
Это я сам сказал им руны. Я сам придумал вызов легиона, я сам проклял себя и проклял род Делерей. Это все сделал я… Я виновен во всем…