Иные миры: Перерождение

Глава 1

— За ним, скорее!

— Он свернул налево, Лёня, бери двоих и направо! Окружаем его.

Под бешенный ритм колотящегося сердца и крики полицейских позади я бежал вперёд.

Быстрее, нельзя останавливаться, сейчас всё получится, уверен, по-другому просто не может быть.

Направо, вперёд, быстрее, ещё быстрее! Не оглядываться, нельзя оглядываться, это потеря скорости. Справа послышался шум. Догоняют. Впереди показалась решётка. Мусорный бак на месте, отлично!

Вскочив на бак, схватился руками за острые края решётки, прыжок и резко ноги вперёд. Послышался треск ткани, и я начал заваливаться вниз.

Чёрт.

Штаны совсем чуть-чуть, но всё-таки зацепились за решётку. Крайне неудачно упав и сделав кувырок по земле, вскочил и снова побежал.

Быстрее! Зная наших полицейских, уверен, им не потребуется много времени на преодоление данного препятствия, да и ещё одна двойка где-то впереди точно должна быть. Это не какие-нибудь американцы или городские, которые привыкли разъезжать на машинах. В нашем селе, если полицейский не умеет бегать — значит сидит в здании полиции, а если он на улице и в форме — однозначно догонит.

Только успел об этом подумать, как они уже показались впереди и рванули ко мне. Как хорошо, что мне не вперёд. Резко свернул направо. Силы уже начали покидать меня. Ноги забились, но останавливаться нельзя, я рядом, осталось примерно метров триста по прямой, нужно сделать последний рывок.

В этот момент время словно начало замедляться, а в сердце появился страх и в одно мгновение всё желание рвануть за угол улетучилось.

А вдруг снова не получилось? Вдруг там опять нет ничего? Может быть я действительно сбрендил и гоняюсь за выдумкой своего больного сознания? Мозг ещё обдумывал ситуацию, пытаясь донести свои доводы до сердца, а ноги уже предательски начали останавливаться.

Мгновения сомнений превратились, казалось, в вечность, хотелось остановиться и просто кричать от бессилия, пинать мусор, бить кулаками по стене, ведь я проходил это уже целых три раза.

«Я не хочу этого, но надеюсь, мы встретимся вновь»

От воспоминания её голоса внутри вновь зажёгся маленький огонёк, тот небольшой лучик, искра или свет, который всегда заставляет нас верить в лучшее — называемый детской наивностью.

Он там, я знаю, я верю! Я должен верить! Давайте ноги, ну же!

Каким-то чудом мне удалось выжать последние силы и резко ускориться, но повернув направо на большой скорости не смог затормозить в узком проулке и врезался в стену, сначала плечом, а затем и головой. Боль мгновенно разошлась по всему телу. Но это не важно, совсем не важно. Пусто. Впереди было пусто. Нет, там конечно же была стена в конце, но не было того, ради чего был весь этот забег. Там не было его, портала. В мгновение в душе поселилась пустота, волнами начало накатывать отчаяния, но в этот момент наступило спасительное забытье.

Пробуждение вышло радужным. Стоило только очнуться, как сразу промелькнула мысль, что всё всё же могло получиться. Попытался встать и тут же пожалел об этом, перед глазами замельтешили разноцветные огоньки.

— Ай, тссс.

Голова словно раскалывалась, стоило прикоснуться к виску, как перед глазами появились новые радужные пятна. Я в панике водил головой в разные стороны, силясь хоть что-то разглядеть. Ну же, ну же! Начал ощупывать всё вокруг, но впереди ничего не было, а я лежал на какой-то грубой скамье.

Так, успокойся, сейчас всё пройдёт, дыши ровно, наверное — это последствия перехода. Наконец зрение начало проясняться, но стоило увидеть, где нахожусь, как снова закрыл глаза и аккуратно лёг обратно. Глубоко вдохнул, отгоняя подступивший к горлу комок и слёзы. Бешено колотящееся сердце начало замедлять свой темп, в груди появилось ощущение сосущей пустоты.

Полежав немного, а после собравшись с силами, аккуратно спустил ноги, переводя себя в сидячее положение, тут же от резкой боли схватился за голову и не в силах сдержать порыв, тихонько заскулил. По голове как будто колотили маленькими молоточками, но ещё больнее было осознавать, что ничего не получилось. От бессилия хотелось рыдать, что-нибудь сломать, на кого-нибудь накричать или что-то разбить.

Я ведь знаю, что он где-то там, меня буквально влечёт к нему, чувствую, словно я вторая половинка магнита, которую притягивают с той, неведомой стороны, но не могу разглядеть её, той стороны! Или же… могу.

От внезапной мысли меня словно током поразило и настигло озарение. Я ведь ещё не пробовал пройти по «изнанке»! Если смогу, если мне хватит смелости войти в неё…

Неожиданный прилив радости как нахлынул, так и схлынул обратно. Вспомнив, что там находится и свою предыдущую попытку войти туда одиннадцать лет назад, вновь ощутил в душе тот леденящий ужас.

Всё тело вмиг покрыл холодный пот, закололо под сердцем, стало сложно дышать и невероятно холодно, словно в один миг выкачали всё тепло из камеры. Обхватил себя руками, чтобы унять дрожь.

Нет, нет, нет! Нельзя! Не могу, просто не могу, если вновь приоткрою ту щель, вернуться уже не получится. Да что там вернуться, в прошлый раз я только при открытии чуть не умер от страха. Я, конечно, тогда был помладше, но всё же… Чёрт.

Почувствовав себя очень одиноким в этом мире, вновь схватился за голову. Мне ведь не то, что поделиться, даже посоветоваться не с кем по этому поводу, сразу больным на всю голову сочтут. Единственная, кто поняла бы меня — ушла, буквально убежала от меня в неизвестность.

Кое-как отринув все мысли и воспоминания о ней, чтобы не делать себе хуже, сидел и просто смотрел в стену. Через какое-то время это надоело и сфокусировал взгляд на стене. Та словно стала дымчатой, и я увидел следующую камеру, затем ещё одну и ещё одну, наконец, спустя пять из них, в последней даже сидел какой-то пьяница, увидел кабинет одного из сотрудников полиции. Сняв ботинки, он сидел, закинув ноги на стол и что-то смотрел в телефоне, часто хмурясь. Понаблюдав некоторое время за ним и другими людьми, закрыл глаза, а когда открыл, стена вновь была не прозрачная.

Посидев ещё некоторое время, поднялся и подошёл к верхней решётке на стены. Почему-то нахлынули воспоминания из детства, как мы с другими ребятами, вставая по очереди друг другу на плечи, пытались подглядывать с другой стороны, чтобы понять, от кого защищать девчонок. Почувствовал, как на лице невольно проступила улыбка.

Но радость быстро угасла. С грустью оглядел камеру. Сейчас не время радоваться, других вариантов не осталось, их нету, всё уже перепробовано. Сколько времени я её уже ищу? Месяц, два, три? Даже этого не могу вспомнить. Я должен попробовать открыть изнанку…

Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, начал настраиваться к открытию прямо в камере. Руки и ноги дрожали от осознавая того, что пытаюсь сделать. Раз за разом, представляя себе, как мир словно расслаивается, попытался приоткрыть проход прямо в воздухе. Но видимо из-за страха ничего не получалось.

Наконец, какое-то время спустя, удалось собраться и я увидел, как пространство, в одной небольшой точке начал словно разделяться.

— Андрюх, ты чего, тебе холодно что ли? Чего трясёшься? — донеслось позади меня, от голоса вздрогнул и потерял концентрацию. Брешь размером с теннисный мячик начала закрываться. Кулаки сжались сами собой и ногти «впились» в ладони.

Только собрался, только настроился, чёрт!

— Оглох? Или обиделся, что мы тебя тут закрыли? Ты уж сильно не серчай, просто проверка была из города, шишка там какая-то сильно важная. Чай будешь? — произнёс дядя Саша, а если бы точнее — капитан полиции Скворцов Александр Владимирович.

Медленно повернулся к нему, изо всех сил стараясь сдержать гнев, чтобы не выплеснуть весь негатив на него, ведь он ни в чём не виноват.

— Ну, чего молчишь? — дядя Саша внезапно подобрался и резко посмотрел на меня. — Слушай, ты часом не курил ничего? Ты какой-то рассеянный, нет, я понимаю, на такой скорости башкой долбануться и после этого в уме разуме, хоть и после сна, остаться сложно, но всё же взгляд у тебя странный, да и ты уже три месяца мыкаешься, бегаешь, какую-то призрачную или вымышленную девку ищешь. Подозрительно всё это, если узнаем, — он вытащил из чехла дубинку и погрозил мне. — Мы тебя! Даже не думай ничем таким промышлять, ещё не хватало, чтобы кто-то из наших по этой дорожке пошёл.

Выглядело так, словно он переживает за какую-то полицейскую статистику, но я, как и все местные ребята прекрасно знали, что лучше их никого нет. Они отдали себя службе душой и телом. Кому как ни мне, выросшему в приюте не знать об этом. Каждые полгода они скидывались всем коллективом, исключительно по собственной инициативе, кто сколько сможет и на вырученные деньги старались обеспечить осиротевших детей всем тем, чем не мог обеспечить приют. Устраивали нам пикники на природе, сами делали шашлыки, когда был выходной. Возили в музеи, кинотеатры, аквапарки. Девушки из полиции и жёны полицейских часто пекли вкусности для нас, стараясь по максимуму удивить. На приют я никогда не жаловался, там тоже кормили хорошо, обучали и отношение было прекрасное, но именно наша полиция давала нам то, чего нам не хватало больше всего — ощущение семьи.

Дядя Саша медленно потянулся к рации и я понял, что всё это время молча смотрел на него.

— Я слышу вас, дядь Саш, — разжав кулаки, постарался улыбнуться как можно искреннее.

Совершенно точно уверен, что, не смотря на всё хорошее отношение — эти ребята используют любые средства, чтобы привести меня в чувство, именно потому что хорошо относятся. Поэтому нужно показать, что со мной в этом плане всё хорош и я ничего не употребляю. — Просто задумался.

— Вот как, ну ладно, — он убрал руку от рации и потянулся к ключам, при этом всё ещё наблюдая за мной. — Как и говорил, ты уж извини за это, сам генерал-майор вроде как приезжал с проверкой, вот и пришлось показать, что задержанный в камере. Ты чай то будешь? Замёрз вижу совсем.

— А можно лучше кофе? Кстати, не по мою же душу он приезжал?

— Можно и кофе, — задумчиво протянул дядя Саша. Он замер на какое-то время, словно что-то обдумывал. — Да ты не бойся, мы его уже отвадили, показали ему тут всё, походил с умным видом, походил, на тебя какое-то время смотрел, потом покивал, да и удалились они к Степанычу. Через полчаса вроде как после этого он вышел оттуда недовольный, но всё же собрался и укатил куда-то.

Я не смог сдержать лёгкого вздоха. Одно дело, когда тут все знакомые, которые всегда нам помогали и со всем другое, когда заинтересовался кто-то выше по званию, да ещё и из столицы. На душе начали скрести кошки.

— Выходи, чего стоишь? Пойдём, посидим, поболтаем.

Мы медленно пошли по коридору. Я не заходил сюда по своему желанию примерно год, а здесь ничего не меняется. Заглядывал два месяца назад, но тогда был занят своими мыслями, не было времени осмотреться. Людей в участке было не так много, раньше вот полно было. Правда, кажется, что тогда и времена были совсем другие. Помню был ещё совсем маленьким, год как потерял родителей, пытался часто сбежать из приюта и несколько раз это получалось.

У нас в приюте есть высокая стена с колючей проволокой на верху, которую крайне сложно перелезть, по крайней мере ребёнку. Дети часто на эмоциях могут попытаться просто сбежать, чтобы этого не случалось, старая полиция, как мне потом рассказали, буквально навязала приюту данную проволоку. Помимо проволоки было у нас два сторожа, у которых была пересменка вечером. Вот благодаря данной пересменке мне и удалось как-то раз умыкнуть незамеченным, они заболтались и просто не заметили.

Меня потом искали два дня, а всё потому, что я уехал в соседний небольшой городок, у меня тогда ещё оставались деньги после смерти родителей и поэтому удалось совершить задуманное, но всё же и там поймали. Как сейчас помню, после этого надо мной стоял и орал один из полицейских со стрёмными завивающимися усами.

Он всё кричал и кричал на сжавшегося меня, тогда ещё ребёнка. Про то, что мы неблагодарные, они о нас заботятся, проволоку нам сделали, чтобы нас же сберечь от внешнего мира, что это не клетка, что вообще не приюту надо делать пожертвования, а полиции. Этот фарс продолжался не долго, но для меня в тот момент — словно целая вечность, думал, что это никогда не закончится, но тут неожиданно вперёд вышел один из молча наблюдающих за этим полицейских. Сначала он просто слегка потянул его за плечо на себя, но после того, как усач отмахнулся от него, полицейский резко развернул его к себе и схватил за форму на груди, и даже, кажется, слегка приподнял, что не удивительно, с его то ростом, примерно метр девяносто пять.

Я не слышал о чём шептал незнакомый мне в тот момент усачу, но усач сначала кричал на него, потом пытался угрожать, а затем лишь молча и угрюмо кивал головой. Через некоторое время конфликт был исчерпан, усатый зло глянул на меня, потом на полицейского. — Ты об этом пожалеешь Стёпа, будь уверен, ты с этими гадёнышами ещё настрадаешься, — зло бросил он.

— Для тебя, я Степан Иванович, — чуть поморщился высокий блондин. — И да, Хазунов, утром увольнительную по собственному желанию ко мне на стол, я слишком долго терпел по дружбе твоё самодурство, меня переводят из столицы в этот отдел, ты приказ не читал? — И без того бледное лицо усатого, стало, казалось, словно мел. — Пошёл прочь! — под конец не выдержал Степан Иванович.

Бледный Хазунов сначала медленно стянул фуражку, пытаясь что-то из себя выдавить, но потом понял, что всё бесполезно, в сердцах кинул её на асфальт и что-то выкрикивая на непонятном мне языке удалился прочь.

Блондин сначала просто стоял, потом медленно стянул головной убор, поднял лицо к небу и стоял так некоторое время. Я уже подумал, что про меня забыли и хотел было подать голос, но тут он шумно выдохнул, надел обратно на голову фуражку и повернулся ко мне.

— Ну что, испугался? — спросил он бодро, присев рядом на корточки.

Я что есть замотал головой в разные стороны.

— Это хорошо, больше не нужно будет сбегать, просто расскажи нам о своей проблеме, и мы со всем разберёмся, будь уверен.

Спустя год, это был второй человек, которому мне захотелось искренне довериться, не знаю, как у него это вышло, но он сразу расположил меня к себе. Я повернул голову в сторону старого дома, уже открывая рот, чтобы рассказать зачем сюда приехал, как заметил в окне лицо с руками, которые складывались жестом в крест и я прекрасно всё понял.

— Просто, скучаю по родителям, — соврал я, быстро отводя взгляд в сторону. Мой жест не остался незамеченным, он повернул голову и внимательно стал вглядываться в окна.

— Я понимаю, как это тяжело, расти без родителей, — произнёс Степан Иванович, который уже отвернулся от окна, не увидев там ничего интересного для себя. — Сам рос без них, в этом же приюте. Мне повезло, потом меня забрали к себе мои приёмные родители, уверен, что удача и тебе тоже улыбнётся, а пока этого не случилось — мы будем рядом и всегда поддержим. Пойдём к машине.

Я проследовал за ним и когда мы уже уезжали посмотрел в заднее стекло «буханки». Там, в окне на первом этаже, мне махала девочка, с которой мы дали друг другу обещание. Прощай, Аня, уверен, мы обязательно встретимся вновь.

Задумавшись, даже не заметил, как мы уже подходим к кабинету дяди Саши, но неожиданно он пошёл дальше по коридору. Остановившись буквально на секунду, пожал плечами и вновь пошёл за ним. Мы подошли к кабинету Степана Ивановича, открыв дверь, дядя Саша пропустил меня вперёд.

И тут ничего не меняется: широкий стол с компьютером, два обычных стула, шкафчик с тумбочкой справа, картина Мона Лизы слева на стене и офисное кресло, за которым сидел сам хозяин кабинета, который в данный момент разговаривал по телефону, заметив меня он махнул рукой на ближайший стул.

Опустившись на предложенное место, стал молча ожидать, когда закончится телефонный разговор и начнётся разговор со мной.

— Понял вас, спасибо большое за помощь, обязательно загляну к вам в следующем месяце, да, да, обязательно с женой, спасибо Евгений Владимирович, всего доброго, — положив трубку, Степан Иванович перевёл всё своё внимание на компьютер.

Тишина уже начала становиться гнетущей, слышно было только, как дядя Саша заваривает кофе и Степан Иванович клацает мышкой. В такие моменты чувствуешь себя хуже всего, прекрасно понимаешь, что накосячил, но не понимаешь — почему этот косяк считают таким огромным, а учитывая то, что приезжал кто-то из столичных, стало совсем неуютно.

— Да, Андрюха, натворил ты дел, — с какой-то грустью разрушил тишину Степан Иванович.