510 А, царицыны рабыни! Вы все здесь у ступеней
В облаках благоуханий дожидаетесь царя…
Что ж, треножник им покинут? Предсказание дано?
Или, все еще бездетен, бога Ксуф не умолил?
Там покуда он, во храме; не сходил со ступеней.
Только будто уж выходит: застучали ворота…
Так и есть, — сейчас увидишь господина ты и сам.
Из средних дверей выходит Ксуф. Он в венке и радостный. Ксуф и Ион.
Сын мой, радуйся! О сын мой! Да, я смею так начать…
Радость — нам, а Ксуфу — разум, и никто не обделен.
Руку дай мне — поцелуя и объятья я хочу.
520 Да в уме ль ты, или душу бог безумьем повредил?
Я в уме ль, когда находке я своей нежданной рад?
Перестань! Неосторожно ты венок мне изомнешь…
Не отстану… Тут не дерзость… Ты любовью обретен.
Отойди, коли не хочешь задохнуться от стрелы.
Ты бежишь меня! Но должен ты любить меня, пойми!
Нет, невеж и одержимых не согласен я любить.
Что ж? Убей, сожги, пожалуй, — скажут все: отца убил.
Ты — отец мне? На смех, что ли, те слова, афинский царь?
Дай свободно им излиться, — и тогда ты все поймешь.
530 Ну, и что же я услышу?
Я — отец твой, ты — мой сын.
Кто ж сказал тебе?
Сам Локсий, твой кормилец, мне открыл.
Ты — истец, ты ж и свидетель…
Да, но божьих слов, прибавь.
Их загадкой ты обманут.
Значит, бог не так сказал.
Кто ж указан?
Тот, кто первый мне навстречу попадет.
Как, навстречу?
Мне навстречу, чуть ступлю я за порог.
Ну! И что же… Этот встречный?
Будет сыном мне родным.
Настоящим иль приемным?..
Хоть приемным, плоть — моя.
Ты со мной столкнулся с первым?
С кем другим, мое дитя?
Но откуда ж этот случай?
Ты дивишься не один.
540 Хорошо, а мать-то кто же?
Сам не знаю я, кто мать.
Феб ее, однако, назвал?
Не спросил я, так был рад.
Видно, я рожден землею…
Не родит земля детей.
От кого ж я твой?
Не знаю, шлюсь на бога: бог сказал.
Попытаем речь иную.
Что ж, пожалуй, я не прочь.
Знал ты женщин, кроме брака?
Молод был — подчас знавал…
Раньше брака с Эрехтидой?
Да, уж после — ни одной.
Значит, я родился раньше?
По годам бы подошло.
Но сюда-то как попал я?
Сам придумать не могу.
Путь не близкий…
Да — задача: разберись-ка в ней поди.
550 Ты бывал на этих скалах?
Славя Вакховы огни[42].
И гостил у друга в доме?
С ним ходил и в хоровод…
Ты в фиасе[43] был, сказал ты?
Да, на оргиях менад[44].
Ты был скромен или… весел?
Не без Вакха обошлось…
Не тогда ль и был я зачат?..
Будто вышло, что тогда…
Да, но я был найден в храме…
И подкинуть мать могла.
Слава богу, хоть не раб я.
Что ж? Отец ли я тебе?
Видно, богу надо верить.
Вразумился наконец!
Да, и жребий свой я славлю…
Бог глаза тебе открыл.
Зевсу внук я[45] — славный жребий!
Да, и он отныне твой.
560 Обниму ль отца?
Обнимешь, если богу веришь ты.
Ну, отец мой, здравствуй!
Сладко это слышать мне, дитя.
Солнца этого сиянье…
…Над блаженным догорит.
О родимая! С тобой же мы увидимся когда?
Горячей желанье в сердце видеть милые черты.
Иль тебя между живыми бесполезно и искать?
Неразделимо счастие семьи…
А все же если б и царице сына,
Чтоб им процвел ее старинный дом…
Дитя мое, устроил справедливо
570 Cвиданье наше бог, и ты отныне
Со мною связан крепко. И печаль,
Которой ты охвачен, справедлива.
Я сам делю ее. Ну, бог пошлет,
Узнаешь и о матери. Дай время:
Еще и мать отыщем. А теперь
Немедля храм покинь ты и скитальца
Удел забудь, мой сын. Душой с отцом
Сольешься ты. И вместе мы в Афины
Отправимся — там роскошь и престол
580 Отцовские, и там ничто недугов
Безродности и нищеты тебе,
Конечно, не напомнит. Вспомни только,
Что ты и благороден и богат.
Но ты молчишь? Лицо к земле ты клонишь?
К заботам ты вернулся… Иль отцу
Ты отравить тревогой радость хочешь?..
Различен вид вещей, — глядишь ли их
Ты издали иль подойдешь, чтоб видеть.
Судьбу свою приветствую — отца
Я приобрел. Но слушай, что приходит
Мне в голову: афинский род исконный,
590 Не пришлый род, и славен город ваш.
А я войду в Афины и с собою
Два приведу недуга — ты пришлец,
Да я еще, твой незаконный сын.
Укоры и бессилье мне стяжают
Два прозвища: Ничто и Из ничьих.
А меж гребцов явившись первым, если
Я захочу и значить что-нибудь,
Вот ненависть бессильных и готова.
Ведь власть всегда обидна. Ну, а лучшим
И сильным, если эти люди только
Спокойствие свое предпочитают
Ораторским успехам и в дела
600 Не мечутся, глупцом я покажуся.
"И он туда ж, как будто бы у нас
И без него не вдоволь было шуму".
И черепки влиятельных мужей[46],
Политиков афинских? Или сану
Высокому грозить они не будут?..
Ведь так везде бывает: в городах
Добившийся успеха не выносит
Соперника…
Ну, а в палатах царских,
Где я глаза жене твоей бы стал,
Незваный гость, мозолить? Не с тобой ли
Она делила горе, а теперь
610 Все бремя ей ты отдал бы. Послушай:
Да разве же возможно было б ей
Меня не ненавидеть, постоянно
Терзаясь нашей близостью, когда
Она — жена бездетная, и только?..
Тебе, отец, на выбор: иль меня
Жене твоей предать в угоду, или
Наполнить смутой дом. Да не забудь,
Что и у жен про вас еще бывает
И нож и яд, когда на то пошло.
Но мне, отец, твоей царицы жаль,
Что без детей стареет, благородных
620 Корней побег, а не дает плода…
Ты хвалишь царский жребий.
Точно, с виду
Отраден он, но глубже загляни:
Там каково? О, счастье! О, блаженство!
Век трепетать насилья, озираясь,
Не свило ли поблизости гнезда,
Безвестное, но счастье! — а тираном
Я быть не льщусь.
Он рад, коль залучит
В друзья себе злодеев. Всякий честный
Тирану — острый нож. Трепещет он
В нем своего убийцы. Скажешь: деньги
Вознаградят за все — в обилье сладость.
Нет, не люблю проклятий возбуждать,
630 Над сундуками сидя; мне тревоги
Богатых ненавистны. Я беспечной
Хочу и скромной жизни.
Здесь, отец,
Кой-чем и мы владеем: нет приятней
Досуга человеку, а у нас
Найдется и досуг: хлопот немного.
С пути меня никто, злодей, не сбросит,
И уступать тому, кто ниже нас,
Дороги я не должен, что несносно.
Молюсь богам, беседую с людьми
И радостным служу, а не печальным.
640 Одних проводишь — новые идут,
Не надоешь ты людям, и они,
Сменяясь, интересней.
Что мы даже
И против воли ценим — справедливость,
Законом и природою зараз
Мне привита во славу бога. Это
Соображая все, я нахожу,
Что здешняя афинской жизни лучше.
Оставь меня при храме: все равно,
Великим ли иль малым кто доволен…
Ты хорошо сказал; моим друзьям
От слов твоих пускай бы — только счастье.
650 Довольно слов! Учись счастливым быть.
А для начала я на месте встречи
Устрою пир для всех, и мы за стол
С тобою сядем — шутка! — день рожденья,
И до сих пор он жертвой не почтен.
В Афины ты поедешь, но как гость,
Там ублажу тебя пирами, город
Осматривать ты будешь, сыном я
Не назову тебя еще. Царицу
Бездетную мне счастьем огорчать
Своим бы не хотелось.
Будет время,
Когда, со мной согласная, сама
Тебе вручит она права на царство.
660 Ион, сиречь, Идущий[47] — вот тебе
И имя, сын. Следы связал с моими
Ты первый, как из храма выходил я;
Ступай же, созови друзей на пир:
Отвальная с богатой жертвой будет…
А вам, рабыни, цепи на уста[48]!
Коли жене хоть слово — ждите казни.
Идти — пойду. Но счастья в сердце нет.
Коль не найду родимой, царь-отец,
670 Мне жизнь не в жизнь.
Добавлю пожеланье,
Чтоб род ее афинский был, — тогда,
Хоть с женской стороны, но мой язык
Свободен, а не то среди народа
Без подмеси, будь даже гражданин,
Но гость, ты — раб и говорить не смеешь[49].
Оба уходят.
Я слезы вижу, я внемлю
Скорбному воплю, и стоны,
Стоны прорвались. Царица
Узнала, что мужу
Счастье отца открылось,
680 А ей оставаться бездетной…
О сын Латоны, о вещий!
Что значит твое предсказанье?
Откуда он, этот питомец
Алтарный, и кто его мать?
Я мучусь сомненьем:
Коварства тут нет ли какого?
Судьбы трепещу я,
Куда повернется судьба?
Понять не могу откровенья,
690 Мне страшны слова
И сын этот чуждой крови,
Что в дом наш наследником входит…
Во всем этом кто же обмана,
Как я, не почувствует, сестры?
Подруги! Нашей царице,
Может быть, лучше скажем…
Все ей откроем про мужа,
С которым надежды
Долго она делила
И жребий слила, на горе.
Он-то теперь с удачей,
А ей суждены только беды:
700 До старости белой без сына
И жить без друзей суждено ей…
О жалкий! богатства
И дома чужого — все мало…
Да сгибнет! Да сгибнет!
Он предал мою госпожу.
Из рук его богу отрадной
Огонь не спалит
Пусть жертвы ни разу, ни разу.
710 Царица ж узнает, что близок
Тот пир, где, еще непривычны
Друг к другу, царь с сыном садятся.
О вы, парнасские скалы!
Ты, утес, где тучи лежат,
Где Вакх, воздымая горящую ель,
С менадами в беге крылатом
Делит влажную ночь,
Я вас призываю.
Да в город ко мне не войдет
Тот юный! Скорее его
720 Пусть дни молодые прервутся…
Стеная, наплыв чужестранный
Наш город бы встретил…
И тех не довольно ли с нас
Гостей Эрехтея[50]?..