Ион

О старец — пестун моего отца,

Когда он солнце видел, Эрехтея,

Взбирайся к дому Вещего, — со мной

Ты радость здесь разделишь, если бог

Мне обещает счастье материнства…

730 Cчастливой быть при друге — в этом есть

Особая отрада, а постигни

Нас — боже сохрани — теперь беда,

Что слаще сердцу ласкового взора?

Как ты отца когда-то чтил, тебя

Я чту, старик, хотя и заменила

Покойного владыку твоего…

Родителей достойных дочь, — их славу

Хранишь ты, о царица! Ты своих

Не посрамила предков земнородных.

Веди, веди меня к оракулу, но путь

Туда тяжел — моим ногам дрожащим

740 Поддержкой будь, а дряхлости — врачом.

За мной, старик, гляди, куда ступаешь.

Вот-вот…

Эх, ноги еле-еле, ум — стрелой.

Где поворот, на палку опирайся.

И посох слеп, когда не видит глаз.

Бодрись, старик, бодрись, насколько можешь.

И рад бы был, да сил-то где возьмешь?

О женщины, у челнока и стана

Надежные подруги! Что сказал

Царю о детях Феб? Сюда за этим

Спешили мы. Скорей же говорите,

750 И если весть удачна ваша, в нас

Вы не обманетесь — награда будет.

О боже!

Хорошего начало не сулит.

Ой, лихо!

Иль злая весть царю возвещена?

Что делать? Мы ведь на волос от смерти.

Что значит эта песня?.. Страх о чем?..

Скажу или смолчу? О, что мне делать?

Несчастье затаила ты — скажи!

760 Да будет так — и пусть две казни после.

Нет, не дано тебе детей, царица,

Лелеять и к груди их прижимать.

О, умереть…

Дитя!..

Как я несчастна!..

Увы мне, увы! С мукой такою

Будет не жизнь, подруги…

Нет меня больше…

О дочь!

Ой, не могу!

Мука пронзила мне сердце… Вот здесь…

Плакать успеешь.

Тут ли не плакать?

770 Раньше узнаем…

Что узнавать-то?

Участвует ли царь в твоей судьбе,

Иль ты одна обречена несчастью?

Ему, старик, бог сына даровал.

Но без жены — один он счастлив сыном.

Это уж слишком. Что ты сказала?

Что ты сказала? Стоны теснятся…

Родится сын от женщины другой,

Иль он уж есть? Как указал оракул?

780 Нет, настоящий сын царю вручен:

Здесь видела и дар я этот божий.

Что ты вымолвить… что произнесть…

Как ты дерзнула мне?

Дивлюсь и я… Какой бы мог оракул

Исполниться сейчас же, не пойму.

При выходе из храма кто бы первый

С царем ни повстречался — тот и сын…

Боже мой, боже мой!

Радость… радость ребенка… где ж она?

790 Пусто, как вымерло,

В доме теперь навек.

А кто же повстречался? С кем же царь-то

Следы смешал? И как? И где смешал?

Подростка здесь, царица, ты видала,

Он мел притвор, — вот это сын и есть.

Тучи, возьмите меня… с полей Эллады

Далеко, в темную ночь,

К мерцающим звездам.

Сердце не вынесет муки.

800 По имени-то как назвал отец?

Ты слышала? Иль имя неизвестно?

Ионом — потому что вышел он.

А матери его никто не знает.

А чтобы все уж рассказать тебе.

Что знаю я, так царь рожденье жертвой

Отпраздновать украдкой от жены

В священные палаты отбыл. С сыном

Своим новоявленным пировать.

О госпожа! Мы преданы. С тобой

И я. А царь над нами надругался…

810 Афинский дом отныне нам закрыт…

Так говорю не из слепой вражды

К царю я, а затем лишь, что, конечно,

Ты ближе мне, чем пришлый муж.

Он в дом

К тебе вошел, женившись, чтоб удел твой

Забрать, — и вот у женщины другой

Плод тайно сорванный теперь глазам открылся.

Я объясню тебе и весь секрет.

Когда увидел он, что ты бесплодна,

Твоей судьбы делить не пожелав,

К какой-нибудь рабыне он на ложе

820 Украдкою вошел — и сын готов.

К приятелю-дельфийцу он дитя

Тогда сплавляет тайно, и у Феба,

Чтоб отвести глаза, воспитан сын…

И вот в Афины весть к царю доходит,

Что сын его уж взрослый. Без труда

Тебя тогда склонил он ехать к Фебу

Детей просить.

Оракул не солгал,

Лишь царь тебя обманывал, давно уж

Воспитывая сына, — чисто сплел…

Чуть попадись, и вся вина на боге,

А смотришь — время-то следы и замело,

И Ксуф отдаст престол в наследье сыну.

830 И имя-то придумал на досуге:

Ион — мол, он ко мне навстречу шел.

О, как я ненавижу кознодеев:

Всегда они замышленное зло

Узорами распишут — лучше друг

Простой, но честный, чем хитрей, да низкий.

И худшее из зол, что в дом войдет

Хозяином ничтожество, рабыней

Рожденное. Уж, право, было б лучше:

Чтоб царь тебе наследника привел

Из царского же рода, с твоего

840 Cогласия, затем что ты бездетна.

Обидно бы — да что же делать? Ксуф

Жениться все б в роду Эола должен…

Теперь же, дочь моя, тебе за меч

Иль яд, а взяться надо, — и коварством

Прикончить вместе с Ксуфом и его

Отродье, а не то тебя, гляди,

Они убьют. Коль под одною кровлей

Поселят двух врагов, так кто-нибудь

Один погибнуть должен. Потружуся

850 И я с тобой — мне сына предоставь:

На пир их проберусь я. Лечь убитым

Или на свет глядеть, — но раньше долг

Я уплатить хочу своей царице

За то, что нас питала. У раба

Позорно только имя. Если честен,

Так чем же он свободным не чета?

И я хочу с тобою разделить

И счастие, и смерть — с тобой, царица!

О сердце! Как дольше молчать?..

860 Позор ли осветишь?.. Но стыд?

Помеха ль какая еще,

Иль в доблести с кем состязаюсь?

Не мужем ли я предана…

Надежды! где они? Я не могла

Осуществить желаний, даром только

Таила брак — рождение таила,

Слез полное… Довольно!..

870 Я Зевса троном многозвездным,

Богиней на холмах родимых

Клянусь, священным побережьем,

Волной беспокойной Тритонского моря[52].

Скрывать я дольше не буду,

Чьей жертвой была я…

В груди из-под ига рождаясь,

Уж слезы пробились и жгут

Ланиты, и мечется сердце

Меж козней богов

И козней людских…

Но я покажу, как и боги и люди

880 Изменою брачное ложе покрыли.

Тебе при солнечном свете

О сын Латои, тебе

Упреки, о нежный певец!

С твоей семиструнною лирой,

Где рога бездушье стонет

Вслед за звонами гимна…[53]

В сиянье волос золотистых

Ты ко мне подошел, когда

890 Я цветы золотые в подол,

Обрывая, сбирала и грудь

Мне они щекотали…

Стан мой белые руки обвили твои,

И звала я: "О мать моя, мать!"

Но в пещеру меня ты увлек

И позором на радость Киприде покрыл…

Я дала тебе сына, несчастная мать…

Но из страха родимой в вертепе,

Где я ложе с тобою делила,

Где связал, ненавистный,

900 Ты меня ненавистным ярмом[54],

Был ребенок покинут, увы!..

Где теперь он? Кровавые клювы

Растащили его на пиру…

Это сын твой. А ты, бездушный,

На кифаре слагаешь так нежно

Нам в усладу пэаны…

Оге!..

Сын Латоны[55], тебе моя речь!

Твой треножник средину земли

910 Покрывает, из золота слит.

И оттуда по жребию нам

Ты, вещая, роняешь слова…

Пусть мой голос в ушах у тебя

Отдается, о низкий любовник!

Ты у мужа не брал ничего

И даешь ему сына в чертог…

А твой сын, моя плоть, где он, где?

Он расхищен пернатыми в поле

Из моих материнских пеленок…

Ненавидит, о Феб, тебя Делос[56],

Зелень лавра тебя ненавидит,

920 C нежнолистою пальмой свиваясь,

Где тобою, плодом Дня

Славным, ложе Латои сияло…

Сокровища несчастий! Сколько их,

И все они открылись… Слез-то, слез-то!

О дочь, в лицо твое не нагляжусь

И плача полно сердце… Вне себя я…

Я вычерпал волну беды, и вот

Меня с кормы вторая поднимает…

От слов твоих. Едва я принял груз

Несчастий настоящих, уж для новых

930 Ты открываешь гавань… Что сказать

Решилась ты? В чем обвиняешь Феба?

О сыне-то каком ты говоришь,

Что будто родила, и где ж он брошен

Зверям для погребенья? Объясни.

Мне стыдно, но не потаю я, старец.

А я тебя сумею поддержать.

Кекроповы тебе известны ль скалы?

Где Пан алтарь имеет? Знаю их.

Ужасный там свершился поединок.

940 Какой? Готовы слезы на ответ.

Плачевный брак мой и насильный с Фебом.

Предчувствовал, скажи мне, не его ль?

Не знаю. Коль его — ты не ошибся.

Украдкой стон недуг твой выдавал.

Да, это было то, о чем ты слышишь.

Но как же брак могла ты утаить?

Я родила. Прими слова с терпеньем.

Где ж и при ком? Иль мучилась одна?

Одна — и там, где сочеталась с богом.

950 Где ж сын?.. С тех пор уж не бездетна ты…

Пропал. Зверям мой мальчик брошен, старец.

Пропал? А Феб? Иль, низкий, не помог?

Нет, не помог. Сын вырос в преисподней.

Но кто ж дитя-то бросил… Ведь не ты ж?

Я, в темноте завив его в мой пеплос.

И ни одна душа не знала, дочь?

Никто, старик. Несчастие и тайна.

Как из пещеры ты могла уйти?

Как? Жалобы твердя и плача горько.

Увы!

960 Преступна ты была, преступней — бог…

Когда б ты видел: он ко мне тянулся…

Он грудь искал иль на руки хотел?

Он грудь искал, где не был мной отвергнут…

Как вздумалось тебе расстаться с ним?

Я думала, что бог спасет малютку.

О, на тебя какая буря зол!

Старик, зачем покрылся ты и плачешь?

Отца и дочь злосчастных вижу я.

Таков удел людей. Ничто не прочно.

970 А все ж, дитя, мы плакать подождем.

Но делать нам, что делать, я не вижу.

Твой первый был обидчик бог — плати…

Где ж силы взять мне, смертной, против бога?

Святилище Гадателя спали.

Боюсь, и то не через край ли бедствий…

Тогда дерзни по силам, жертва — муж.

За прошлое мне свято ложе Ксуфа.

Ну что ж. Тогда ребенка… Тоже враг.

Убить… Но как? Удастся ль? Я б желала.

980 Мечи раздай охранникам своим.

Да хоть сейчас. Но где ж расправа будет?

Друзей в шатре священном он поит.

Убийства-то не скроешь… Раб не струсит?

Эх, дух твой слаб! Придумывай сама…

Я знаю способ тайный и надежный.

Тогда вдвойне и мной располагай.

Слыхал ли ты о бое Землеродных?

Как на богов гиганты в Флегре[57] шли…

Там родила Земля Горгоны ужас.

990 Чтобы богам пришлося потрудней[58].

Да, но и с ней покончила Паллада.

А чем же вид Горгоны так страшил?

Вся грудь ее ехиднами клубилась.

Не эту ли я сказку и слыхал?

Покров змеи украсил грудь Паллады.

Еще его Эгидою зовут…

Да, прянула в сражение Горгона[59]…

Но наш-то враг при чем тут, не пойму.

Ты ж не слыхать не мог про Эрихтона…

1000 Ваш первый был он предок из земли?

Ему дала Паллада при рожденье…

Что? Что дала? Не медли — говори!..

1003 Две капельки… но крови из Горгоны[60].

1006 Но как же их ребенок сохранил?

В златом кольце[61] он дал их Эрехтею.

И вслед за ним владеешь ими ты?

Да, и ношу на пальце, как ты видишь.

1010 Но этот дар двойной, каков же он?

Есть капля там одна из полой жилы…

К чему ж она? Какая сила в ней?

Недуг целит и жизнь она питает.

Ну, а другой-то сгусток, — тот зачем?

Чтоб убивать… То яд из змей Горгоны…

Слила ль ты их иль носишь разделив?..

Нет, разделив. Да их и не смешаешь.

Ты, дочь моя, теперь имеешь все…

Вот юноше посол и дар ему же[62].

1020 Но где и как? Начни, а кончу я.

В Афинах, лишь ко мне он поселится…

Теперь черед за мной тебя бранить.

Уж не мое ль тебя берет сомненье?

Будь ты чиста, а скажут на тебя…

Да, мачехи детей не любят мужних.

Убей, но здесь… и знать не знаю, мол…

Заранее вкушаю сладость мести.

При том же царь бы вовсе и не знал,

Что ты его уж овладела тайной.

Ты так поступишь, старец. Вот тебе

1030 Cтаринное изделье золотое

Афинино. Ступай туда, где царь

Тайком справляет жертву. Там дождешься,

Как кончат гости пир и возливать

Бессмертным приготовятся, — плащом

Прикрывши яд, ты выплеснешь его

Царевичу в его отдельный кубок.

Смотри, не всем чтобы досталось. Он лишь,

Дворцом моим собравшийся владеть,

Мой выпить яд назначен. Капле ж этой

Достаточно смочить ему гортань,

И он кремля Афины не увидит.

Вернись же в дом к друзьям своим, а мы

1040 Потрудимся над этим порученьем.

Вы, ноги старые, для дела, так и быть,

Помолодейте, пусть и непристойно

Годам уж вашим это — для господ

Врага авось настигнем, с ним покончим,

Очистим дом. Счастливым, тем с руки

Блюсти закон богов, а враг насядет

Так все тогда с пути законы прочь!

О дочь Деметры, о ты,

Царица путей[63]!

И ночью ты правишь след,

1050 И днем его правишь, — кубок,

Где яд из тела Горгоны,

Землею рожденной, моя

Царица послала, тот кубок

Доправь до мужа, который

Возжаждал древнего трона…

Из дома ж иного никто

В Афинах сменить не дерзнет

1060 Детей Эрехтеева рода.

Но если казни не быть,

Коль мимо — удар,

И время и счастье, все,

Все мимо, — на выбор царице:

Иль меч, или петли узел…

По воле. Несчастьем моя

Царица покончит страданья

Для новой и лучшей жизни.

Но знаю: коль жить суждено ей,

Лучи ее глаз никогда

1070 Не встретят чужого царя

В Афинах — она благородна.

Мне стыдно за Феба. О бог,

Прославленный в гимнах[64], неужто

Ты дашь, чтобы юный этот

В священную ночь при свете

Пылающих факелов видел,

Бессонный, эйкад танцы,

И хоры светил в эфире,

1080 И в хоре мерцаний Селену,

Чтоб он дочерей Нерея

Увидел в сверканьях моря

И в черных круженьях виров

На вечных потоках, где славят

В венце золотом они Деву

И Матерь-царицу?.. О нет,

Бродяга пифийский этот

Царить там не будет, считая

Казну в сундуках афинских.

1090 Глядите ж, поэты, и вы,

Что в гимнах певучих клянете

Неверности наши горько,

Киприды несытой страсти;

Глядите, насколько мы нравом

Распутства мужчин выше

Безбожных; стрелой певучей

Вы в них нацельте, о музы,

За брачный обман, а нам вы

Должны палинодию, музы!

Тот муж, нечестивый сердцем[65],

От Зевса сынов происшедший,

1100 О прошлом забыл, должно быть…

Не с собственной делит женой

Он радость иметь ребенка;

Чужою Кипридою счастлив,

Он сына родил не дома.