Исколотое тело

Глава VII. На Монашьей запруде

На следующий день после обнаружения тела полиция начала свою работу ранним утром, обыскивая берега реки на предмет следов ног, ведущих куда-то, и оружия, с помощью которого было совершено убийство. Деревушка была тише воды, подобно названию ее маленькой гостиницы, дававшей приют рыбакам, замерев в напряженном ожидании каких-то событий. Ни на полях, ни в садах, ни у корыт для стирки почти не работали. Везде собирались группы мужчин и женщин, ожидавших новостей и вследствие недостатка этого крайне важного предмета выдумавших их по мере своих способностей.

Первый свой визит Флеминг нанес в коттедж одной из новоявленных деревенских знаменитостей, словоохотливой и любознательной миссис Кители. Как он и ожидал, выяснилось, что сия достопочтенная дама держит салон, и ее гостиная была заполнена сплетничающими близкими друзьями. Даже в столь ранний утренний час — была только половина десятого — здесь непрерывно передавались чайные чашки с на редкость крепким чаем, а миссис Кители как раз добралась до кульминации своей уже не раз пересказанной истории. Прибытие в ее коттедж известного лондонского детектива собственной персоной лишь доказало ее знаменитость. Это стало признаком, столь же безусловно ее подтверждающим, как проставленная проба на изделии в двадцать два карата.

Флемингу понадобилось некоторое время, чтобы увести миссис Кители от ее гостей, и еще больше времени, чтобы извлечь желаемую информацию из неиссякаемого потока ее слов, сторонних вопросов, объяснений, воспоминаний, повторений и просто того, что не относилось к делу. Наконец, ему удалось уяснить для себя ее историю или, вернее сказать, несколько обросших дополнительными подробностями и слишком растянутых в ее пересказе важных фактов, которые эту историю составляли.

Вкратце, они сводились к следующему. Субботним утром мисс Мандулян пришла в коттедж около половины одиннадцатого. Она находилась там примерно полчаса, разговаривая с мистером Перитоном. Миссис Кители, разумеется, подслушала все, что ей удалось, и была убеждена, что между ними имела место своего рода ссора. Во всяком случае, мистер Перитон несколько раз повышал голос и однажды даже прокричал: «Нет, нет, да нет же, говорю тебе! Это полнейшая ложь, и кто бы ни сказал тебе это, он — проклятый лжец!», а в другой раз, очень отчетливо: «Что ж, я сказал, что мне жаль».

С другой стороны, мисс Мандулян и вовсе едва повышала голос, и миссис Кители дала понять, что она была этим определенно недовольна и что мисс Мандулян вела себя самым неподобающим образом. Миссис Кители признала, что, конечно, у мисс Мандулян низкий и довольно хриплый голос, и она никогда не разговаривает на повышенных тонах. Потому из всего разговора с ее стороны в копилку собранной миссис Кители информации попала лишь одна фраза, брошенная в самом конце беседы, когда мисс Мандулян приоткрыла дверь и со смешком произнесла: «Прощай, дуралей».

Это прощальное обращение чрезвычайно озадачило Флеминга, и он предположил, что почтенная пожилая леди, по всей видимости, ошиблась на этот счет. Однако она настаивала, что последними словами мисс Мандулян были «Прощай, дуралей» и, казалось, восприняла сомнение Флеминга как пятно на своей репутации профессионального подслушивателя. Последние слова мистера Перитона были абсолютно ясными и легко запоминающимися. Он высунулся из окна и крикнул вслед переходящей через мост девушке: «Я собираюсь прийти сегодня. Не забудь об этом».

Воскресным утром миссис Кители как обычно отправилась в коттедж около десяти часов. У Перитона была привычка либо готовить себе завтрак самому, либо отправляться завтракать в поместье. В воскресенье он приготовил завтрак и ушел. Когда она пришла, его уже не было. Она заправила кровать, вымыла посуду, протерла пыль, убрала оставшуюся с субботы одежду в шкаф и отправилась домой. Как пояснила миссис Кители тоном шокированного и оскорбленного благочестия, одежда, в которой Перитон ходил в субботу, была довольно скромной, по воскресеньям же он всегда надевал самые яркие цвета.

А утром в понедельник она сделала это ужасное открытие… тут ее история подошла к концу. На этом довольно о миссис Кители.

Действительно интересной частью ее рассказа была та странная прощальная реплика мисс Мандулян возлюбленному, с которым она расставалась навсегда. Флеминг очень основательно ее обдумал и, наконец, пришел к выводу, что, даже принимая в расчет всю оригинальность речевых выражений подрастающего поколения, невозможно было представить себе слова «Прощай, дуралей», как конец гневной ссоры. Даже самые юные из молодого поколения не станут использовать такую фразу; она была абсолютно неуместна, это было просто невозможно.

Следовательно, спорил сам с собой Флеминг, по дороге от коттеджа миссис Кители к коттеджу Перитона, было очевидно одно из двух. Либо миссис Кители ошибалась, думая, что мисс Мандулян использовала именно эту фразу, либо мисс Мандулян предоставила ему ложную версию беседы, когда сказала, что в течение получаса навсегда рассталась с мужчиной, с которым была помолвлена и за которого собиралась выйти замуж. При условии, что второй вариант с большой вероятностью мог оказаться верным, так как Флеминг не отметил для себя какую-либо заметную добропорядочную честность в характере этой девушки, к какому выводу его это привело? К очевидному выводу, что она не разрывала помолвку, но по той или иной причине хотела, чтобы люди в это поверили. Другими словами, она хотела создать впечатление, что она окончательно порвала с Перитоном субботним утром и с тех пор больше его не видела. Вероятно, это также допускает предположение, что если она могла солгать в этом, то могла солгать и в другом. Флеминг подумал, что в общей сложности тут было много лжи; он инстинктивно чувствовал это, но все же пока что не мог с уверенностью указать на одного человека, который со всей очевидностью солгал ему. Но со временем все встанет на свои места. Придя к этому оптимистичному соображению, он услышал звуки быстрых шагов позади и, обернувшись, обнаружил, что за ним следовал один из его людей.

— Должно быть, пропустил вас, сэр, — сказал детектив в штатском, смотря на своего начальника. — Я искал вас в гостинице, но мне сказали, что вы вышли, сэр.

— Ну, Диксон, в чем дело?

— Мы нашли место убийства, сэр, но это какая-то бессмыслица.

— Бессмыслица, Диксон? Что вы имеете в виду?

— Что ж, сэр, оно в самом деле близ реки, но ниже того места, где было найдено тело.

— В таком случае это не может быть местом убийства, — сказал Флеминг. — Вы же не хотите сказать, что убийца тащил тело вверх по течению и сбросил его выше? Или что тело само плыло против течения?

— Эта деталь, сэр, как раз и делает это таким странным.

— Должно быть, — сухо ответил инспектор. — Где находится место убийства?

— В месте, которое называют Старый лес Килби. Примерно на полмили ниже коттеджа Перитона.

— Кто нашел его? Я не давал указаний искать там.

— Один человек явился как свидетель, сэр, он говорит, что слышал звуки борьбы.

— Говорит, что слышал! — воскликнул Флеминг, ускоряя шаг. — Где он?

— У коттеджа, сэр.

Тот человек, который явился в качестве свидетеля, терпеливо ожидал у коттеджа с той присущей всем крестьянам неизменной способностью к ожиданию. Это был мужчина лет сорока пяти, высокий, худой и загорелый. Гладко выбритый, за исключением вытянутых вперед бакенбардов, с бурым от загара лицом, он носил потрепанные штаны и гетры, рваное пальто и старую шапку, которую спокойно снял при приближении детективов. С ним был полицейский из деревни, который представил их друг другу.

— Это Палмер, сэр, — объяснил он и добавил, понизив голос, серьезным тоном: — Он слышал убийство.

— А! — сказал Флеминг. — Скажите мне вот что, Палмер: если вы слышали как произошло убийство воскресной ночью, то почему вы пошли в полицию во вторник? Что помешало вам сделать это в понедельник?

— Я не слышал об этом до сегодняшнего дня, сэр. — Мужчина говорил вежливо, но с безошибочным выражением независимости.

— Что?! Не слышали об этом до сегодняшнего дня?! Мне кажется, уже во всем графстве не осталось никого, кто не слышал бы об этом.

— Я был в лесу с полудня воскресенья.

— Браконьер, сэр, — объяснил местный полицейский, и мужчина резко обернулся к нему.

— Даже если и так, Джек Бакстер, — сказал он, — уж тебе никак не поймать меня на этом.

Бакстер уже собирался с жаром возразить, когда вмешался Флеминг:

— Хорошо, хорошо. Сейчас это неважно. Расскажите вашу историю, Палмер.

— Что ж, сэр, я был в Старом лесу Килби в воскресенье около полуночи, насколько я могу прикинуть.

— Вы не можете сказать точно?

— Нет, сэр. Я не ношу часов. Но примерно в это время я услышал, как били часы в церкви. Было между двадцатью и двадцатью пятью минутами двенадцатого. У меня выдался долгий день, и я заснул у Монашьей запруды — вы знаете Монашью запруду, Джек, а проснулся от звуков топота ног и треска веток на другой стороне реки. Я не мог ничего разглядеть: было слишком темно, да и в любом случае все было скрыто в тени. Лес у Запруды довольно густой. Поэтому я слушал, и эти звуки немного сместились вперед, а затем затихли. Просто пара парней дралась, только они ничего не говорили.

— Все время пока дрались?

— Ага. Ни словечка. Знаете, о чем это заставило меня подумать, сэр?

— О чем это заставило вас подумать, Палмер?

— Это заставило меня подумать о том, что это, должно быть, два дворянина. Как-то я отправился в Элдершот и увидел дерущихся на ринге офицеров, и первым, что я заметил было: они молчали, пока дрались. Сейчас обычные парни, такие, как я, проклинаем и честим друг друга во время драки. Это выходит само собой.

— Вы поразительно умный человек! — воскликнул Флеминг. — Боюсь, мне бы это никогда не пришло в голову. Продолжайте.

— Как бы то ни было, об этом я и подумал, сэр. Что ж, шум прекратился, и мужской голос произнес: «Вот тебе!», и затем я услышал, как он удаляется через лес.

— Вы бы узнали этот голос опять?

— Нет. Мужчина запыхался, да и вода, спускающаяся с запруды, добавляла шума. Теперь я бы его не узнал.

— И что? Что случилось потом?

— Я ушел.

— Вы не перешли на другой берег посмотреть, что случилось?

— Нет.

— Вы говорите так категорично.

— Да ведь я и есть категоричен. Никогда не вмешиваюсь в чужую драку. Вот что я могу сказать: я буду бороться за себя, если придется. Но если я вижу драку других людей, то я ухожу. Это мое правило, и я его придерживаюсь.

— Вы слышали стоны или крики человека, которого оставили одного?

— Нет. Я даже не поручусь, что его оставили там. Они оба могли уйти назад через лес. Я ведь ничего не видел.

— Вы не слышали никаких звуков, какие мог бы издавать заколотый человек, — мычание, бульканье или что-то подобное?

— Нет.

Флеминг пытливо посмотрел на мужчину, перед тем как задать ему последний вопрос, и Палмер спокойно встретил его взгляд.

— И вы не стали переходить реку, чтобы посмотреть, были ли деньги в карманах этого человека?

— Нет. Говорю вам, я даже не знаю, был ли там кто-то.

— Ладно, Палмер. Спасибо, что пришли сюда и рассказали мне это. — Флеминг повернулся к местному полицейскому. — А сейчас, если разрешите, мы отправимся к Монашьей запруде. Проводите нас туда.

По пути в Старый лес Килби Флеминг расспросил Бакстера о браконьере.

— Он цыган, сэр, обычный цыган, — ответил местный констебль. — Раньше, несколько лет назад, здесь по соседству стоял большой табор цыган, но большинство из них стали порядочными людьми за последние двадцать лет или около того. Лишь некоторые из них сохранили прежние привычки и повадки; вы знаете, какие они, сэр — независимость, вольный воздух и воровство. Это три признака, отличающие цыган. Палмер — человек старой закалки. У него не было хозяина и никогда не будет. Его рассказ о том, что он был в лесах с воскресенья, вероятно, вполне правдив. В Старом лесу Килби он бы спал крепче и с большим удобством, чем на перине.

— И украл бы что-нибудь, я полагаю.

Местный полицейский был шокирован этой прискорбной ошибкой человека, чья позиция в иерархии соблюдения закона дает право на репутацию непогрешимости.

— Украл что-нибудь, сэр? Бог мой, нет, вот уж нет. Ни в коем случае. Он мог бы украсть, скажем, не больше пары фунтов. Он мог бы украсть пару фунтов у слепого, умирающего от желтухи, но не более. Он бы не стал красть бриллиантовое колье или автомобиль, меховое пальто или бумажник. Не он. Кролики, фазаны, лопаты, уголь, тачки, луковицы тюльпанов — вот чем он промышляет.

К тому времени как Джек Бакстер, раздуваясь от законной гордости, закончил выдавать лондонскому инспектору свои собственные впечатления о жизни, привычках, характере, склонностях и увлечениях браконьера, они достигли темной рощи и подлеска, что формировали Старый лес Килби. Монашья запруда уходила вглубь леса примерно на сотню метров. Говорили, что она была построена в начале тринадцатого века монахами аббатства Килби, давным-давно исчезнувшего за исключением разрушенной стены и глубокого чашеобразного луга, ставшего рыбным прудом. Конечно, это был прекрасный образец каменной кладки, и воды реки Килби с нежным переливчатым журчанием ниспадали с ее высоты. Расположение запруды было необыкновенно романтичным и живописным. Река ныряла в мрачные тени лесных деревьев и, пока подлесок густел, а ряд деревьев становился плотнее, она, казалось, текла сквозь тоннель или по нефу буро-зеленой часовни. Опорные ветви формировали собой готическую плетенную и сводчатую крышу, а их листва едва пропускала свет. Затем река круто поворачивала, и у этого поворота, где арочная крыша была более глухой, чем где-либо, а полумрак еще более темным и подобным царящему в соборе, и находилась та знаменитая старинная запруда. Ниже, опять же, шли беспорядочные небольшие пороги и водовороты, и река, внезапно мелевшая у запруды, струилась по бесчисленным скалам и валунам.

Когда Флеминг и его проводник продвигались по узкой тропинке рядом с рекой, детектив неожиданно понял, что думает о Беккете и о той сцене в плохо освещенном трансепте в Кентербери, когда четыре рыцаря колотили в дверь и кричали: «Люди короля! Люди короля!»[18] Как раз перед тем, как они подошли к запруде, они встретили сержанта из группы Флеминга, стоявшего на тропе.

— Что ж, Мэйтленд, — произнес инспектор, — что вы скажете об этом?

Стремлением всей жизни сержанта Мэйтленда было стать признанным и авторитетным экспертом по следам в Скотленд-Ярде, и он редко днем думал о чем-то, а ночью видел сны о чем-то помимо следов. Его мрачное и суровое лицо выглядело почти радостным, когда он потер свои худые руки и сказал:

— Хорошенькое дело, сэр, изрядное дело.

Флеминг знал характер своего подчиненного и не смог удержаться от легкой улыбки, отвечая:

— Никаких следов, полагаю?

— Как же никаких следов, сэр! — ответил меланхоличный сержант с триумфальным блеском в глазах. — Тут полно следов, сэр.

— А, хорошо, — буднично заметил Флеминг. — Не думаю, что они далеко нас приведут. Есть что-нибудь действительно важное?

Фигура сержанта Мэйтленда раздалась, как у двигающейся лягушки.

— Важное, сэр? — воскликнул он. — Следы и важны. У меня не было времени искать что-то еще.

— Хорошо, что вы обнаружили?

— Этот человек, Перитон, был здесь внизу. Как только я услышал, что тот человек, Палмер, рассказал о борьбе, я взял ботинок Перитона и спустился прямо вниз. Это его следы — тут нет ни тени сомнения.

— Даже на этом твердом, сухом грунте?

— Ниже запруды он не твердый, сэр, и к тому же не сухой. Река немного переполняется, и здесь нет четкого берега. Подойдите и взгляните сами.

— Сейчас-сейчас. Вы закончили исследовать землю на предмет следов?

— Что ж, мне понадобится еще полчаса на осмотр места борьбы, сэр, и затем я смогу исследовать следы в лесу.

— Очень хорошо, — Флеминг сел на тропинку, свесил ноги с края берега и закурил трубку. Тридцать пять минут спустя сержант Мэйтленд вернулся с докладом.

— Я закончил поиски, сэр.

— И?

— Тут было два человека, Перитон и кто-то еще. Другой мужчина был намного легче Перитона. Я предполагаю, что они спустились этой тропой, но, конечно, это едва ли окажется нам действительно полезным. Но в той луже грязи следы максимально четкие. Там определенно была борьба, а потом другой мужчина ушел через лес — скоро я пойду по его следу; Перитон, предположительно, передвигался, опираясь на руки и колени.

— Вы можете видеть следы, свидетельствующие об этом?

— Да, сэр. Один или два, а потом они теряются.

— Ясно. Это все?

— Да, сэр.

— Отлично! Теперь пройдите по следам, что идут через лес, и возвращайтесь сюда. Я же сейчас отправлюсь к запруде.

Флеминг обнаружил маленькую болотистую лощину именно в таком виде, как и ожидал. Там были следы, сломанные ветки, вытоптанный подлесок и, по крайней мере, одно место, где тело, как вполне разумно было бы предположить, тяжело рухнуло на мягкую землю. С другой стороны, нигде не было крови. Но опять же, размышлял Флеминг, это было неудивительно, учитывая, что один из мужчин, по-видимому, ушел прочь, а другой уполз с места драки. Ни одна из форм передвижения не была возможна с таким серьезным ножевым ранением в грудь. Смерть была практически мгновенной, насколько это возможно. По крайней мере, это он знал точно.

Эксперт по следам завершал свою работу, Флеминг же самостоятельно провел повторный осмотр и по прошествии двух часов был вознагражден маленьким треугольным обрывком ткани, найденном в терновнике, и клочком бумаги, точно подходившим к обрывку из коттеджа Перитона. Сложив их вместе, Флеминг получил следующее:

Также он нашел окровавленный нож для разделки мяса — обычной формы, сделанный в Шеффилде, — тот лежал в маленькой луже у реки, между двумя камнями.

Как только сержант Мэйтленд доложил, что следы второго мужчины очень скоро затерялись на твердой лесной земле и что его усилиями в старом лесу Килби больше ничего нельзя обнаружить, инспектор вернулся в «Тише воды».