И снова Мара под тиканье часов поджидала возвращения мужа. Она сидела на мягкой кушетке в гостиной, выходящая в холл дверь была широко открыта, чтобы Мара могла сразу заметить появление Адриана. Рядом с ней уютно потрескивал огонь в камине. Она тщетно пыталась читать книгу, написанную человеком по имени Вильям Харвей, рассказывающую об обращении крови и роли сердца в ее движении по телу, которая в другое время ее весьма заинтересовала бы. Но сейчас строчки сливались у нее перед глазами, все мысли были полны Адрианом и его утренним заявлением.
О чем таком важном хотел он с ней поговорить? И почему, черт побери, не мог сказать этого за завтраком?
А вот теперь она должна сидеть здесь весь день как на иголках и ожидать его возвращения, гадая, что это может быть.
Она была так поглощена этими мыслями, что не услышала, как он вошел в гостиную.
– Хорошо, что вы меня дождались, Арабелла.
– О, Адриан, я не слышала, как вы вошли. – Мара, уронив трактат на пол, поднялась с кушетки и направилась к нему. – О чем вы хотели со мной поговорить? Вы сказали, что дело очень важное.
– Да, именно так. – Он подошел к буфету. – Шерри?
Чего он, черт побери, тянет?
– Да, благодарю вас. А теперь скажите, в чем дело?
Адриан с улыбкой протянул ей бокал:
– Прошу вас, давайте присядем у огня.
Время, ушедшее у него на то, чтобы усесться в кресло и отхлебнуть пару глотков виски, показалось ей бесконечным.
– Арабелла, вы любите детей?
Что? И ради этого он заставил ее провести весь день в ожидании? Чтобы выяснить ее мнение о детях? Почему это было так важно?
– Да, разумеется, люблю. До приезда в Кулхевен я обучала арифметике нескольких деревенских детей.
Мне это доставляло удовольствие.
«Вот так. Несколько расплывчатый ответ, как раз в стиле Арабеллы. И что дальше? Может быть, его заинтересует любимый цвет Арабеллы?» Судя по одежде, которую Мара нашла в багаже, это был серый.
– Это замечательно, но я имел в виду своих собственных детей. Хотели ли бы вы когда-нибудь иметь ребенка?
«Куда он клонит?»
– Конечно, хочу. Разве не хочется этого каждой женщине?
– Не обязательно. Некоторые женщины по определенным причинам не хотят рожать.
– Я ничего не знаю о подобных причинах. Почему вы заговорили со мной об этом, Адриан?
Адриан тяжело вздохнул. Разговор явно принимал не то направление, на которое он рассчитывал.
– Арабелла, я просто хотел спросить у вас, но, по-видимому, не совсем удачно, хотите ли вы иметь своего ребенка – от меня?
От этого вопроса Мара онемела. Из всех возможных тем для разговора этой она могла ожидать менее всего. Прежде чем она смогла сообразить, что ему на это ответить, он продолжил:
– Я понимаю, что наша семейная жизнь началась при весьма неблагоприятных обстоятельствах. И хотел бы надеяться, что мы сможем переступить через это и двинуться дальше. Знаю, я уделял вам мало внимания и временами бывал непростительно груб. Искренне прошу за это прощения. Как вы уже слышали, больше всего в отношениях между мужчиной , и женщиной я ценю откровенность и взаимное доверие. И понимаю, что потерял право на доверие и понимание с вашей стороны, но я хочу вновь завоевать его. Я хочу сказать, Арабелла, что желал бы, чтобы мы начали все с самого начала. На этот раз я не причиню вам вреда, но хочу, чтобы вы были моей женой на самом деле, а не только по имени. Хочу, чтобы вы стали моей женой во всех смыслах этого слова.
Мара смотрела на него и не знала, что ответить. Вот он предлагает то, чего она хотела, да нет, что было необходимо для осуществления ее планов, а у нее не находится слов. Все это время, пытаясь найти способ заполучить Адриана к себе в постель, она ни разу не подумала о том, что будет делать, когда этот момент настанет. Раньше все ее помыслы были устремлены на то, каким образом достичь этого момента. А теперь, добившись своего, она не была уверена, готова ли к нему.
Но, разумеется, теперь она уже не могла отказать ему.
– Да, Адриан, я тоже хочу этого.
Адриан встал с кресла, взял ее за руку и привлек к себе. Медленно и ласково он взял ее лицо в ладони и наклонился к нему, . Его поцелуй был мягок, нежен, и она, откинувшись назад, обняла его за плечи, отвечая на ласку всем телом.
Когда, спустя некоторое время, он отпустил ее, оба были почти без дыхания.
Адриан проводил ее по направлению к лестнице.
– Я приду к вам чуть позже, чтобы дать вам время подготовиться.
От такого оборота событий голова у Мары еще больше закружилась.
– Да.
Но только дойдя до двери своей спальни, она поняла истинный смысл этих слов. Он придет в ее спальню. В ее постель. При мысли о том, что за этим последует, сердце отчаянно забилось.
Она быстро зажгла несколько свечей и поспешила в смежную комнату.
– Сайма, ты должна встать. Сегодня ко мне придет Сент-Обин. Ты не можешь оставаться здесь.
Служанка протерла заспанные глаза и сдвинула ночной чепчик на затылок.
– Как ты умудрилась заставить его согласиться на это?
– Не знаю. Я ничего не делала. Он сам мне предложил. Этого мы с тобой никак не могли ожидать, не так ли? Он сказал, что хочет, чтобы Арабелла стала его женой во всех смыслах этого слова. Что он хочет ребенка. Давай, расстегни мне крючки на платье. Мне нужно приготовиться. – Юна открыла дверь гардероба и взглянула на висящую в нем одежду. – Подойдет ли для такого случая какая-нибудь из ночных рубашек Арабеллы?
Она быстро спустила платье вниз и, пока Сайма развязывала шнурки ее корсета, сняла чулки. Потом сняла через голову рубашку и, поймав взглядом свое отражение в зеркале, похолодела.
– Сайма, мы с тобою кое-чего не учли. Изменили цвет моих волос, но как мы изменим цвет остального?
Она жестом указала на изображение в зеркале, на более чем заметные рыжие завитки в месте соединения бедер. В ее голосе зазвучал страх.
– Что мне делать? Он сейчас придет!
Сайма через всю комнату бросила ей вынутую из ящика белую льняную рубашку.
– Успокойся, девочка. Надень это на себя и залезай под одеяло. Сейчас нет времени на беспокойство.
Потуши свечи и не зажигай их, пока он будет здесь.
Пусть он подумает, что ты просто испуганная девственница. Хотя ты больше уже не считаешься девственницей… Тогда скажи, что тебя смущает свет.
– Но он думает, что уже взял меня!
Сайма обняла ее за плечи.
– Хорошо, послушай меня внимательно. Когда он войдет в тебя и лишит девственности, тебе будет больно.
Ты не должна этого показывать. Сожми зубы или прикуси ладонь, если понадобится, но если он заметит, что тебе больно, то поймет, что в ту ночь не взял тебя. И без сомнения, у него возникнет вопрос, почему ты все это время молчала.
Она выдвинула ящик гардероба и достала оттуда маленький пузырек.
– Перед тем как лечь с ним в постель, ты должна удостовериться в том, что он проглотил три капли вот этого. Меньше будет недостаточно, больше – чересчур. Будь очень аккуратна. Я не хочу потом объяснять, почему мы не можем поднять его светлость с твоей постели.
Мара покачала головой:
– Нет, Сайма. Так не пойдет. Я должна сказать ему, что он не может прийти сегодня ко мне в постель.
Нам нужно время, чтобы подготовиться.
В дверь постучали. Было уже слишком поздно.
– Это он, – сказала Мара отчаянным голосом. – Что же нам делать?
– Не нам. Тебе. Теперь все зависит от тебя. – Сайма сунула пузырек в ее руку. – Три капли, девочка, не больше. Я принесла из буфетной бутылку меда, чтобы выпить стаканчик перед сном. Капни снадобье в стакан, и пусть он выпьет его. Не знаю, каким образом, но ты должна сделать это. Другого пути нет!
Как раз в этот момент Адриан повернул ручку двери, соединяющей их спальни, и вошел, Сайма выскользнула в дверь, ведущую в холл.
– Я вижу, вы готовы встретить меня.
Мара изобразила улыбку и повернулась к нему – Да, Адриан. Я готова.
Он был в том же ярко-синем халате, который она надевала, когда приходила однажды в его спальню Ноги под халатом были голыми, мускулистые икры были покрыты черными волосами. Остановившись перед ней, он опять наклонился, чтобы поцеловать ее.
Мара приникла к нему и ответила на поцелуй, но когда почувствовала, что его руки скользнули с ее плеч и начали раздвигать края накинутого на ее плечи пледа, она отстранилась.
– Подождите, Адриан. Прошу вас. Извините. Я, должно быть, немного волнуюсь. Все это… Все это для меня непривычно. – Она обернулась. – Может быть, стоит немного выпить? Не выпьете ли вы со мной немного меда, может быть, тогда я успокоюсь. – Она направилась к бутылке, стоящей на столике возле кровати.
– Но там только один бокал.
– Мы выпьем из одного.
Мара взяла бутылку и налила полбокала. Адриан потянулся к нему, но она быстро поднесла бокал к губам, надеясь, что он не заметит, как трясутся у нее руки, и одним глотком выпила его содержимое.
– Сейчас я налью вам. А пока не можете ли вы разжечь огонь? Мне что-то стало холодно.
Когда он повернулся, чтобы сделать то, что она попросила, Мара наклонила пузырек над бокалом. Трясущимися руками она накапала на дно три капли. Она надеялась, что сделала все правильно. На этот раз он не должен был уснуть. Быстро спрятав пузырек, она налила в бокал меда.
– Вот и готово, Адриан.
Пристально глядя на нее, Адриан взял бокал и выпил его содержимое. Увидев, что он выпил все, Мара облегченно вздохнула.
.Потом он потянулся к ней, и его пальцы легли на пуговицы ее ночной рубашки.
– Ну, что-нибудь еще, госпожа жена?
Не успев проговорить это, он уже расстегнул две пуговицы. Мара отстранилась и зажала рукой расстегнутый ворот.
– Да, еще одна просьба. Погасите, пожалуйста, свечи.
Адриан тяжело вздохнул:
– Арабелла, вам совершенно нечего стыдиться.
Теперь вы моя жена, и остаток нашей жизни мы проведем вместе. Должны же вы понимать, что вам нужно привыкнуть к тому, что иногда я буду видеть вас неодетой.
Мара закусила губу:
– Да, но все-таки я чувствую себя не в своей тарелке. Мне нужно привыкнуть к семейной жизни. А пока что я нервничаю. Темнота поможет мне успокоиться. Пожалуйста, Адриан, потушите свечи.
Адриан помедлил, покачал головой и одну за одной загасил свечи, стоявшие в серебряном подсвечнике. Теперь комнату освещало только тусклое пламя горящего камина. Мара нерешительно присела на край постели.
– Не задернете ли вы занавеси постели? – Но там же будет, кромешная тьма.
– Прошу вас, Адриан.
Он нахмурился:
– Хорошо. Но позвольте мне сказать вам, что в следующий раз я предпочту видеть, с Кем лежу в постели.
Мара откинулась на подушки, а он плотно закрыл вельветовые занавеси балдахина, оставив их в полной темноте. Она огляделась. Сквозь толстую материю не проникал ни один луч света, Мара ничего не видела и могла только слышать тяжелое дыхание пристраивающегося рядом с ней Адриана. Она лежала очень тихо и старалась расслабиться.
Потом почувствовала, что Адриан наклоняется к ней, и в следующий момент он обнял ее и хотел поцеловать, но его губы наткнулись вместо рта на кончик ее носа.
– Черт побери, тут так темно, что я даже не вижу, что целую.
Чтобы заставить Адриана замолчать, Мара обняла его за плечи и притянула к себе. Сердце ее тревожно билось, все тело напряглось. Она почувствовала, как его руки, соскользнув с ее плеч, переместились на грудь.
На нее нахлынули воспоминания об их первой ночи, о тех желаниях, которые он в ней возбудил, о собственной реакции на них. И вновь, как и тогда, она почувствовала растерянность от новизны ситуации.
С каждым его поцелуем ее напряжение потихоньку спадало. В этой тьме было легко забыть о том, что она собирается соединиться со своим врагом. Она попыталась представить себе, что лежит с Лаэмом, своим бывшим возлюбленным, но даже не смогла вспомнить его лица. Время стерло память о нем, и как она ни старалась представить себе его, единственным образом, возникающим в мозгу, было лицо Адриана, его золотисто-карие глаза, непокорная шевелюра. Бессознательно она протянула руки и, чувствуя приближающиеся к ее груди губы, начала гладить его темные локоны.
Окутанная полной темнотой, не в состоянии видеть, что он делает, Мара испытывала какое-то странное, волнующее возбуждение от его ласк. Она даже не заметила, что он уже расстегнул пуговицы ночной рубашки и вскрикнула от неожиданности, когда его губы сомкнулись вокруг ее соска. Адриан начал ласкать языком ее груди, и по всему телу покатились волны наслаждения, пока соски не стали твердыми, а все тело не начала бить дрожь, которую она не могла остановить, да и не хотела останавливать.
Мара почувствовала, как его руки скользнули по ее бедрам и подняли подол ночной рубашки к талии. Она подняла руки, одним быстрым движением Адриан стянул рубашку через ее голову и бросил в ногах постели.
Теперь она была совершенно обнажена, полностью открыта ему, и Мара внезапно порадовалась тому, что под балдахином было абсолютно темно. Он отпустил ее, и она услышала шуршание шелка его халата. Когда мгновение спустя Адриан снова вернулся обратно, прикосновение его обнаженного тела было горячим и странным образом возбуждающим. Потом он опустился между ее ног и начал целовать тело, спускаясь от груди к животу, время от времени покусывая нежную кожу.
Она почувствовала, как его руки скользнули под ее бедра, раздвигая их, а затем сжали ягодицы. Ощущение чего-то горячего и мягкого на самом интимном месте было неожиданным, а поняв, что это был его рот, Мара чуть не закричала.
Боже мой, как это было не похоже ни на что пережитое ею раньше. Его язык проникал внутрь, ощупывал все уголки, ходил взад и вперед по ее трепетавшей плоти. Руки, сжимающие ягодицы, поднимали ее бедра все выше, все ближе к, этому ищущему рту. Она могла ощущать лихорадочный ток крови по телу, по каждому его сосуду, а рот Адриана все продолжал эту сладостную пытку. Все чувства были обострены, все тело словно звенело, каждый нерв, казалось, кричал от прокатывающихся по телу горячих волн.
Возбуждение все росло, Маре становилось трудно дышать, она вцепилась руками в его шевелюру, безуспешно пытаясь освободиться от этого настойчивого рта; казалось, что больше ей не вынести.
И вдруг весь окружающий мир как будто взорвался во вспышке ослепительно белого сияния, и наконец-то нахлынула волна освобождения от этой сладострастной пытки, вознесшая ее куда-то ввысь. В порыве чувств она выкрикнула его имя и в изнеможении откинулась на подушки, не в состоянии осознавать ничего.
Мара смутно ощутила, как он лег на нее, но была абсолютно не готова, когда он внезапно, торопливо вошел в нее. Потеряв девственность, она вскрикнула от резкой боли и, поняв, что наделала, вся оцепенела.
Лежащий на ней Адриан тоже оцепенел. Он был внутри нее, мог чувствовать, как ее плоть инстинктивно туго напряглась, так туго, что ему было почти больно', в голове царил полный сумбур. Если бы он не был уверен в обратном, то мог бы поклясться, что имел дело с девственницей.
– С вами все в порядке, Арабелла?
Чтобы не показать пульсирующей внутри ее жгучей боли, Мара изо всех сил вцепилась в покрывало.
– Все нормально, извините. Я не поняла, что вы собираетесь сделать это. Просто была не готова.
Он опять почувствовал, как сжимается вокруг него ее плоть. Боже мой, как она напряжена. Адриан подался было назад, но тут же у него вновь возникло желание войти в нее. Он вдруг совсем забыл о ее крике и продолжил начатое. Снова и снова. Сильнее и скорее. Тело требовало только одного – быстрей освободиться от рвущегося наружу семени.
Господи, как давно с ним этого не случалось. Хотелось продлить удовольствие, но Адриан знал, что долго не выдержит. Он старался двигаться медленнее, опять доставить ей удовольствие, но с каждым его движением ее плоть смыкалась все туже, и в конце концов он начал действовать без всякого смущения.
Наконец он достиг высшей точки, у него вырвался крик облегчения, все глубже и глубже оставлял он в ней свое семя. Когда все было кончено, он уже почти задыхался и тяжело лег на нее, бормоча на ухо что-то непонятное.
Через мгновение он уснул.
Питье, которое дала ей Сайма, все-таки подействовало.
По крайней мере на этот раз, подумала она про себя, лежа в полной темноте, он оказался в состоянии довести дело до конца, прежде чем свалиться под действием зелья. Мара боялась двигаться, но знала, что ей придется спихнуть его с себя. Несколько минут она лежала тихо, вспоминая все, что произошло между ними. Все случилось так быстро, что ей только хотелось сжаться в комочек и зарыдать.
Она и сама не представляла, что ожидала почувствовать в момент потери девственности. Всю свою жизнь она знала, что, когда это время придет, она будет с тем, кого любит больше всех, с кем она проведет всю свою жизнь. О том, как именно это должно случиться, она узнала от матери, когда ей исполнилось пятнадцать лет Эдана твердо решила во, всех отношениях подготовить дочь к будущей семейной жизни и совершенно не смущалась обсуждать с ней самые интимные подробности Мара слышала о женщинах, которые зарабатывали этим себе на жизнь. Она видела, как они, одетые в почти не прикрывающие грудь яркие платья, прохаживались в районе Дублинских доков и смело зазывали моряков. Местные торговки рыбой называли их шлюхами и относились к ним с величайшим презрением. Теперь, сама пережив этот извечный акт между мужчиной и женщиной, Мара могла только пожалеть женщин, продающих свое тело мужчинам, которых они больше никогда не увидят.
Тяжесть тела Адриана начала давать о себе знать, и она, ухитрившись спихнуть его в сторону, выбралась из-под него. Он даже не пошевелился, и на мгновение Мара испугалась, не дала ли она ему слишком много снадобья. Она приложила ухо к его груди и прислушалась. Дыхание было медленным и глубоким. Интересно, как долго будет действовать лекарство?
Мара снова надела на себя рубашку и поспешила позвать служанку. Сайма уже ожидала ее в холле.
– Получилось? – спросила она.
Мара кивнула.
– Ас тобой все в порядке? Он не причинил тебе вреда?
– Нет. Было больно, но только тогда, когда я потеряла девственность. Думаю, что он так и не понял, что я все еще была девственницей.
Сайма подозрительно посмотрела на нее, и Мара опустила глаза. Может быть, служанка слышала, как она выкрикнула имя Адриана, получив от него никогда не испытываемое раньше блаженство? Считается ведь', что она вынуждена была лечь с ним в постель из чувства долга. И не должна была испытывать никаких чувств, кроме отвращения и страха.
– Пойдем, – сказала Сайма, – у нас масса дел.
Она вошла в комнату и собралась зажечь стоящую на столике у постели свечу.
– Не надо, Сайма. Это может разбудить его.
– Нет. Это невозможно. Листья дурмана, которые дала мне Садбх, заставят его спать до утра сном младенца.
– Дурмана? Но разве он не…
– Ядовит? Да, если принять большую дозу, он может оказаться Смертельно опасным. Именно потому я и велела тебе дать ему только три капли.
– Сайма! Но ведь я могла убить его.
Сайма чиркнула спичкой и поднесла ее к фитилю – Да, я знаю.
Мара могла бы поклясться, что на губах служанки появилась тень дьявольской усмешки, но отнесла это за счет игры пламени свечи.
– Если бы я знала, я вообще не стала бы давать ему это снадобье.
Сайма раздвинула занавеси балдахина., Адриан лежал совершенно обнаженный и храпел во сне, не подозревая об их присутствии. На его члене все еще виднелись следы ее крови.
– Был бы у меня нож, я бы отрезала у неге то, чем он причинил тебе сегодня боль.
Мара начала уже беспокоиться насчет неприязни, которую Сайма питала к Сент-Обину.
– Все нормально, Сайма. Не так уж он повредил мне.
Следующие два часа ушли у них на то, чтобы уничтожить все следы того, что Мара потеряла девственность в эту ночь? Простыни были сняты и заменены на новые, что оказалось непростой задачей, поскольку обеим женщинам пришлось затратить немало усилий на то, чтобы перекатить тело Адриана с одной стороны пуховой перины на другую. При этом он ударился головой о стойку балдахина. Когда Адриан зашевелился и что-то пробормотал во сне, они замерли, и только удостоверившись в том, что он опять уснул, закончили свою работу.
Взяв тряпку и чашку с теплой водой, Мара осторожно смыла с тела Адриана свою девичью кровь и только потом занялась собой.
Когда все было закончено и испачканные кровью простыни оказались в камине, Мара легла опять на кровать и, устроившись рядом с ним, начала ожидать утра.