В большом зале без крыши и без стен (он же — наш маленький стадион) на разбор «Ночного боя» собрался весь лагерь. Ловере поинтересовался, не возражаем ли мы, если он покажет срочно смонтированный фильм об этой игре.
— Мы же знали, что всё снимается и записывается, — сказал я, пожав плечами, когда он вопросительно взглянул в мою сторону.
Другие тоже не возражали. Ха! Попробуй возрази — и всеобщее разочарование приведет к таким последствиям… Ну, я знал, что нас снимают, и что? Что я такого не сделал из-за этого? Да ничего. Обругал, правда, всех противников… Может быть, по этому поводу будет драка, и не одна.
— Я убрал кое-какие личные выпады, — заметил капитан. — Будут показаны все бои, некоторые рейды, переговоры по комм-связи и, конечно, кто как командовал своей армией. Возражения есть? Просьбы убрать какие-нибудь конкретные эпизоды?
Валентине покраснел и опустил голову, ммм, ну, наверное, капитан решил, что парень наказан достаточно. Эрнесто тоже был не слишком доволен, но не протестовал.
— Предупреждаю, что многие узнают о себе больше дурного, чем хорошего, и это очень неприятно. То, что происходило в палатках, естественно, не снималось и не прослушивалось, но, Энрик, штабную палатку вы поставили прямо на микрофон… — Признание капитана вызвало громкий смех всех присутствующих.
Начальник лагеря дождался наступления тишины и продолжил:
— Кроме того, у нас записалась твоя речь вечером перед игрой, вы же были в пятидесяти метрах от леса.
Я оглянулся на своих ребят: всем было весело, никто не мотал головой.
— Я не против.
И мы начали смотреть на свои победы и поражения. Вначале я услышал собственные слова, о Мадонна, неужели у меня такой ужасный тембр: «Игра начинается завтра в 10:00, и лично я намерен ее выиграть. Надеюсь, что и все остальные тоже. Сейчас я расскажу, что и как мы будем делать…» Надо же, как спокойно и уверенно звучит мой голос. Да я чуть не умирал от волнения!
Моя речь была выслушана в молчании, так же, как и разговор о секретном снаряжении после нее. Утреннее дополнение о безопасности связи Валентино слушал с гримасой физической боли на лице, хотя Ловере поступил тактично: обрезал мою фразу в отношении его так, что от нее остался только комплимент: «Голова у него варит».
Потом показывали, как организовывались все остальные. В других армиях творился, вежливо говоря, бардак. Эрнесто вообще не поделил ее на подразделения, не выбрал себе помощников, надо полагать, чтобы никому не было обидно, и командовал каждым своим солдатом в отдельности. Он элементарно не успевал. Он не мог запомнить, кто уже стоял на часах, а кто нет. Ночью, ради смены караула, ему приходилось будить едва ли не всех. Помимо рейда на нашу территорию, стоившего ему пятнадцати человек, из которых троих он потерял в бою со Скандиано, плюс трое раненых, он в первый день сходил на территорию Джорджо, к тому самому дымящему костру, но во второй раз в такую же, как у меня, засаду не попался. Утром следующего дня он собрался перебить нас. Его армия поднялась с постелей через час после назначенного им срока и долго спорила со своим командующим. Он выбрал тех, кто пойдет с ним в рейд, по какому-то загадочному принципу: туда попали некоторые ребята, только что отстоявшие слишком длинную вахту (бардак-с!), и не попали те, кто сладко проспал всю ночь. Это вызвало многочисленные скандалы и недовольство. Сверх того они не знали, когда взойдет Феб. И тут пришли мы…
Бой в нашем лагере-приманке показывали под непрекращающийся смех зрителей, которые, в отличие от «драконов» и «орлов», видели моих сидящих на деревьях, кстати, тоже умирающих от желания расхохотаться снайперов, даже Лео как-то подозрительно кусал губы.
Сражение в нашем настоящем лагере было не таким смешным, и я заметил пару допущенных Роберто ошибок, но в следующем оборонительном бою против «дельфинов» Гвидо их уже не повторил.
Валентино. Я верно догадался: он не разделил свою армию, но назначил двух офицеров, тех, в преданности которых был уверен, — Франческо и Альфредо. Оба они одноклеточные, ну кто же еще согласится участвовать в нападении втроем на одного?! И преданность их — от глупости, неспособности принять самостоятельное решение. И, как выяснилось, лучше иметь парочку врагов, чем такого друга, как Альфредо. В первый же день невыспавшийся Франческо, наорав на оставленных ему ребят, приказал им «охранять лагерь». Именно так! А сам полез в палатку подремать. И тут, откуда ни возьмись, я со своими «тиграми». Вероломное нападение!
Джорджо, в отличие от Эрнесто и Валентино, слышал том, что армию надо делить на подразделения. Он поступил почти разумно: выделил роту разведки (слишком большую) и три линейные роты по десять человек. А большие роты, во-первых, плохо управляются, а во-вторых, ему пришлось резать по живому, разбивать уже сложившиеся команды. И командиров этих команд он вроде как разжаловал. За что? Они, естественно, обиделись. Может быть, поэтому в его лагере было многовато конфликтов, ругани, оскорблений и взаимных претензий. По большей части — на пустом месте. Еще он не обзавелся начальником штаба и поэтому передавал ответственность за свой лагерь от одного ротного командира к другому. И каждый начинал изобретать велосипед, иногда не слишком удачный, поэтому Джорджо все время вмешивался, отменял их приказы, отдавал свои и пару раз не сдержался и обругал своего офицера при подчиненных. А это уже не лезет ни в какие ворота! Ни разу в жизни я не слышал, чтобы проф или синьор Соргоно кого-нибудь ругали (хотя точно знаю, что время от времени оба это делают). Никогда проф не читал мне нотаций и не наказывал при ком-то третьем.
Однако большая «дельфинья» разведка неплохо снабжала Джорджо актуальной информацией. В частности, они поняли, что лагерь в центре зоны — приманка, и нашли наш настоящий лагерь, а мы их не засекли ни там, ни там. Правда, на следующую ночь Джорджовы ребята угодили-таки под наши выстрелы. Ммм, ну если бы Эрнесто и Валентино не были столь банальны, большая разведка пригодилась бы, а так… Места, где стоят лагеря «Орла» и «Дракона», практически вычислялись. На второй день Джорджо собирался напасть на Эрнесто, но его разведчики сообщили ему, что я успел раньше. Джорджо решил вместо этого напасть на меня и был очень доволен: противники стреляют друг в друга. Хм, формально он прав, а на практике… К нашему с ним последнему бою у моих ребят был вдвое, а у некоторых даже втрое больший игровой опыт.
Я почему-то ни разу не видел своими глазами, как потрясающе Алекс прыгает с дерева на дерево. Все мы произошли от обезьян, но Алекс и Тони — позже других. Зрители ахали и поглядывали на моего разведчика, чтобы убедиться, что он долетел, куда ему было надо, и не разбился вдребезги. А когда показывали, как он делал дорожку к лагерю «дельфинов», я тоже не выдержал и оглянулся, чтобы убедиться, что мой друг все еще жив.
— Сумасшедший! — выдохнул я.
— Ага, — легко согласился Алекс. — А ты не знал?
— Раньше я думал, что знал, а теперь понимаю, что нет.
Наш с Роберто ночной рейд ради спасения Марко был аккуратно подредактирован так, чтобы не показывать скандиановские воинские преступления. Поэтому смотреть на него было очень забавно. Правда, Валентино, наверное, чуть не умер… Или капитан ему уже обещал, что не покажет? Вообще-то, это хороший урок для кого угодно: не делай ничего такого, чего не хотел бы увидеть потом в записи.
То, что сказал Скандиано своим часовым той ночью, начальник лагеря обрезал, в отличие, например, от ругани недовольного отсутствием бинокля Марко. Мой бедный разведчик покраснел как рак. Ну, я его предупреждал: уж капитан Ловере найдет способ наказать слишком языкастого мальчишку.
А собой я просто горжусь! Ловере дал прослушать все мои приказы, инструктажи, большую часть разговоров по комму, в штабной палатке и рядом с ней, речь перед боем с «дельфинами». Я один раз вышел из себя, и, если бы не разбор, Берн, на которого был направлен мой гнев, так бы о этом и не узнал. И только один раз я слегка повысил голос, когда Джен попытался развязаться. Я не догадался сразу, что после боя вражеский лагерь надо прочесывать поосторожнее, и, пожалуй, это все мои ошибки. Проф был бы мною доволен, и сенсей тоже.[12]
Когда фильм закончился, все некоторое время молчали. Потом обсуждали его с ближайшими соседями, а потом Ловере предложил высказываться.
— Ну-у, — обиженно потянул Эрнесто, обращаясь ко мне, — тебе достались самые лучшие бойцы!
— Конечно! — согласился я, широко улыбаясь, под тихий довольный смех моей армии («Др-раконы всё!» — передразнил меня кто-то).
— Так нечестно! — гнул свою линию Эрнесто.
— Ага, а вот если бы мы все вместе играли против другого лагеря и командовал бы я, ты тоже попал бы в «самые лучшие бойцы»! — ехидно парировал я.
Эрнесто заткнулся. Некрасиво, зачем он обругал свою армию, да еще и при посторонних? Он ни о чем не подумал, прежде чем начать играть, и сам во всем виноват. И даже если бы это было не так… стружку со своих надо снимать наедине и очень тихо, а хвалить — громко и при всех. Это даже маракану ясно. Его ребята рассердились и обиделись. После разбора они ему всё скажут!
— Энрик, — обратился ко мне капитан Ловере, — здесь нет самого главного. Потому что армию свою ты организовал еще здесь. Я должен признаться, что обычно инструкторы устраивают тотализатор: спорят, кто выйдет победителем. В этом году ничего не получилось. Все, кто видел, как армии выходили за ворота лагеря, ни минуты не сомневаясь, ставили на тебя. Не мог бы ты объяснить всем, как и почему ты поступал так, а не иначе.
— Мои стратегические идеи вас не впечатлили? — обиженно спросил я.
— Не набивайся на комплименты! Все было очень грамотно, а бой с «дельфинами» просто великолепен. Джорджо, кстати, тоже не допустил ни одной ошибки в этом сражении. Но если бы ты даже ничего не смог придумать, вы бы все равно выиграли. И здесь все офицеры и сержанты это прекрасно понимают. Но полутора сотнями ребят ты бы командовать не смог, — добавил он, — не преувеличивай.
— Хм, — только и сказал я.
Он меня недооценивает. Сейчас, имея восьмерых офицеров и еще двадцать восемь солдат, готовых идти за мной в огонь и в воду… да учетверить такую армию ничего не стоит! «Не преувеличивай! — велел внутренний голос: — Это адова работа, суток на двое». — «Ага, — согласился я, — ну и что?»
— А почему он обязательно должен был выиграть? — спросил кто-то.
Я замялся, не зная, как начать.
— Сколько ты готовил свои командные речи? — с иронией поинтересовался Ловере.
— Экспромтом! — с вызовом отозвался я. — У меня просьба… — продолжил я неуверенно.
— Да?
— Победившая команда первая выбирает себе маршрут похода, и обычно она идет в карстовые пещеры. Так нельзя нам пойти туда всей армией?.. Ну, если ребята не против…
Утвердительный ответ капитана утонул в громких криках «Ура!», поэтому он несколько раз кивнул головой.
— И у нас еще трое младших братишек, — заметил я нахально.
Ловере рассмеялся.
— Нам придется тащить их контрабандой? — ехидно поинтересовался я. — Или вы разрешите?
— Ну что с тобой сделаешь?.. Хватит, рассказывай.
Я уже открыл рот и произнес первое «э-э-э», как меня перебил сержант Бовес:
— При всем моем уважении, синьор капитан, вы предлагаете им ложку, которая сама запихивает кашку в рот. В прошлом году один из командующих тоже вел себя довольно разумно. При этом Эрнесто, Валентино и Джорджо присутствовали на прошлогоднем разборе и слушали его объяснения. Выводы сделал только Джорджо.
Я посмотрел на сержанта с благодарностью: избавил о меня от необходимости хвастаться.
— Согласен, — сказал Ловере, немного подумав. — Тогда вопрос ко всем: почему «Тигр» победил?
— Ха, всегда кто-то побеждает! — раздалось из глубины зала.
— Конечно, — парировал капитан, — и остается у него к этому моменту два-три человека. А у Энрика — девятнадцать.
Летучие коты! Я не просто крут, я очень крут!
— И всех остальных «тигры» победили сами, — продолжил Ловере.
— Ну, с «орлами» и «драконами» все ясно, — неуверенно начал кто-то.
— Что именно?
Долгое молчание.
— Полк, — не выдержал я, — состоит из трех батальонов и вспомогательных служб, имеющих своего начальника. Командир полка руководит четырьмя офицерами — и всё. И это не случайно. Командовать одновременно большим числом людей практически невозможно.
— Тебе пришлось, — заметил Дронеро. — Шесть рот, начальник штаба, и еще Роберто с неясными функциями.
— Если бы не он, мне действительно пришлось бы руководить шестью ротами, — парировал я. — А так я мог ему поручить две из них. И еще он был моим диверсионным отрядом. Заслоном на пути сил хаоса.
Публика посмеялась.
— Ну, оборону лагеря ты мог сразу поручить Гвидо, — сказал Эрнесто.
— Нет, не мог! Я-то был уверен, что он справится, а вот сам Гвидо — нет. Следующим оборонительным боем он уже руководил сам — и очень здорово.
— А почему должен был справиться Роберто? — поинтересовался кто-то.
— Э-э-э, не знаю, мне так казалось. Кроме того, я ему оставил ребят помладше, он просто не мог у них на глазах ударить в грязь лицом.
— Черт тебя побери! — воскликнул Роберто.
— Я же тебя именно об этом предупреждал, — заметил я.
— Ну-у, ладно, — потянул Роберто. Кажется, он сделал это, чтобы не скандалить со мной прямо сейчас. Он что? Обиделся? Ну знаю я, что у него с самолюбием все в порядке, так это всем сразу видно.
— Ну хорошо, — удовлетворился моими объяснениями Ловере. — Но с четырьмя командирами рот ты познакомился накануне и ничего про них не знал.
— Ага, — согласился Крис, — откуда ты знал, что я это могу?! Я и сам не знал!
— Я оставил тебе твою команду, — проникновенно пояснил я. — Вы три недели вместе жили, тренировались и участвовали в соревнованиях. И всё у вас было в порядке. Значит, ты — настоящий лидер и сможешь командовать в боевых условиях.
— Ну, Лео забрал у меня Франсуа, а Алекс — Родриго.
— Это вынужденная мера, и все это прекрасно понимали. Ребята не обиделись, потому что их взяли в элитные подразделения. Это всякому приятно. А что касается боевого опыта… Алекс сказал позавчера вечером прекрасную фразу: «Война — та же жизнь, только гораздо быстрее». А игра в войну — это еще быстрее. И совсем без присмотра никто из вас не оставался. Вот если бы я, допустим, в первый же день послал куда-нибудь тебя с твоими ребятами, я был бы дурак! Потому что ты сам не знал, что справишься. А если бы мы могли поиграть еще раз, тогда другое дело, потому что теперь ты уже знаешь про себя и своих так много, что тебе не надо ни на кого оглядываться.
— Ясно, — задумчиво потянул Ари. — А если бы я знал, что справлюсь?
— Тогда я бы тебя снял, — ни минуты не задумываясь сразу же ответил я. — Ты не мог знать этого заранее. А чрезмерно самоуверенны бывают только дураки.
— А чем же хуже то, что было у Джорджо? — спросил кто-то из его ребят.
— Если бы мы были пешками на шахматной доске, то ничем, — ответил за меня Крис.
Ой, как здорово. Теперь я просто помолчу и послушаю.
Я подсел поближе к Роберто:
— Ты чего? — тихо спросил я.
— Я тебе что? Прозрачный?
— Да нет. Просто есть же вещи очевидные. Что плохого и тайного в том, что я про тебя сказал?
— Ммм, ну ладно.
В прошлый раз он сказал ту же фразу. Но сейчас он действительно перестал обижаться.
— Энрик! — услышал я свое имя. — А откуда ты знал, что справишься?!
— Я не знал, я притворялся, — признался я под удивленные возгласы, сменившиеся общим хохотом. — У меня не было выбора.
— А почему ты ни с кем не советовался? Джорджо все время советовался.
— Э-э-э, — задумался я. (Ну почему меня не могут оставить в покое на пару минут?) — Так все считали, что я точно знаю, что делаю. А иначе… ну, сидели бы мы в палатке, не знали, что сказать, и заражали бы друг друга своей неуверенностью, — я склонился к уху Роберто и вполголоса добавил: — Тебе просто пришлось поиграть в уверенность, так же как и мне. И ты тоже выиграл.
— Но откуда ты знал? — тихо взвыл Роберто.
— Ты на это обиделся? Ну откуда ты знаешь, что Лео не промажет по неподвижной мишени? Хотя теоретически промахнуться может кто угодно. Он же не обижается, что ты это знаешь! А если бы ты проиграл тогда, нас бы сейчас ни о чем не спрашивали, вот и все.
Роберто кивнул. Я снова начал слушать, о чем говорят в зале: Крис произносил страстную речь, сравнивая человечного, хорошего меня с тем парнем, который руководил им на игре прошлым летом. Сравнение было настолько в мою пользу, что у меня загорелись уши. Но как моему бедному лейтенанту год назад не повезло, если он до сих пор кипит от возмущения и обиды!..
— Армия — это не благотворительная организация и не детский сад! — бросил Джорджо. Наверное, узнал о себе что-то нехорошее.
— Ага, — язвительно согласился очень взвинченный Крис, — поэтому все должны ходить голодные, невыспавшиеся и слушать о себе как можно больше гадостей. А если бы не было наблюдения, то — и получать по морде. Это у твоей армии такая цель жизни, — со злой иронией добавил он. — Дать по морде всем своим солдатам. На противника сил уже не остается.
Джорджо побагровел, но достойного ответа не придумал.
— То есть надо действительно позаботиться обо всех, как в детском саду, а остальное приложится? — немного ехидно, но и немного озадаченно спросил доселе молчавший Валентино.
— Конечно, нет, — подал голос я. — И о ком это, интересно, я заботился, как в детском саду?
— Не придирайся к словам!
— Ладно, не буду. Обижаться и что-то чувствовать умеют все, а не только маленькие дети, и я не вижу ничего сложного в том, чтобы это учитывать. Это — во-первых, а во-вторых, то, что воинской части нужна структура, уже все поняли, я надеюсь. И все-таки вы зря не обратили внимания на мои стратегические идеи, — обратился я к Ловере.
— Бедный! Обидели.
— Конечно!
— Если бы ты не разделил свою армию так, как ты ее разделил, вы не смогли бы воевать в трех местах одновременно, — заметил Ловере.
— Ага, а если бы я не хотел воевать в трех местах одновременно…
Конец моей реплики утонул в смехе зала. Э-э-э, зря я завелся: не буду же я сейчас читать лекцию о «Трактате о военном искусстве» Сунь Цзы, действенность наставлений которого только что проверил на практике. И о стратегии непрямых действий… Во-первых, это разговор не на один час, а во-вторых, я к нему не готов. Да и скучно это будет тем, кто не нацелился обзавестись со временем генеральскими погонами.
Так что я прикрутил свой энтузиазм, и разговор на стратегическую тему заглох сам собой. Сержант Бовес прав, и капитан с ним согласился, а я сейчас тоже пытался запихнуть ребятам кашку прямо в рот. Если я даже смогу рассказать то, что знаю, интересно и понятно, это не принесет моим слушателям никакой пользы. Поэтому — не надо.
Эрнесто переварил свою обиду на меня, на свою армию и на себя самого и вновь включился в обсуждение:
— А почему с тобой никто не спорил?
— Запугал кровавой местью, — бросил я.
— Это тайна?!
— Нет, просто вопрос не ко мне.
— Ну хорошо, Роберто, почему ты с ним не спорил?
— Даже два раза, но Энрик меня убедил, — возразил Роберто.
— Это, по-твоему, спор? — удивился я.
— Да у нас как-то времени не было… Ммм, вот если бы ты начал вопить что-нибудь в духе «я приказываю!»… тут некоторые так делали…
Некоторые покраснели. До двух призовых идиотов Альфредо и Франческо — кажется, не дошло.
— …Я бы тебе ответил «приказывай на здоровье», — закончил Роберто свою мысль.
Ребята засмеялись.
— Вообще-то, в армии приказы не обсуждаются. Там для таких спорщиков есть военный трибунал, — заявил Джорджо резко.
— Но у тебя-то нет военного трибунала, — возразил я, — и слава Мадонне, между прочим.
— Ну, у меня нет, но в реальности-то есть!
— И твои солдаты с дрожащими от ужаса коленками пойдут храбро сражаться с врагом?! Щас! — парировал я.
— Получается именно так!
— Нет, самое крайнее средство используется в самых крайних случаях. И это все знают.
— Да, — согласился капитан Ловере. — Но, по-моему, вы забрели не в ту сторону. Вопрос-то был задан очень правильный: почему с Энриком никто не спорил?
— Что, будем опрашивать всех? — поинтересовался Эрнесто. — С Роберто разобрались, его убедили, каждый раз одной фразой. Энрик, а если бы Роберто не согласился?
— Я бы обдумал то, что он сказал, возможно, прав он, а не я.
— Утратил бы авторитет! — сказал Джорджо.
— Наоборот, — включился в обсуждение Гвидо.
— Да, ты его как раз переубедил. Совершенно безо всяких аргументов. Как?
— А вот это ко мне, — заметил я. — Я в тот раз вышел из себя и не подумал, Гвидо дал мне возможность изменить заведомо неправильное решение. Спасибо ему за это. Вот и все.
— У тебя что? Совсем нет самолюбия?! — возопил кто-то.
— Как у барана на узком мосту? Нет. А зачем?
— Ну ладно, — удовлетворился Эрнесто нашими объяснениями. — Но больше же тебе никто ни разу не возразил!
— Ха! — ехидно произнес Джорджо. — Конечно, он же командовал стратегически! Больше никто ни о чем не думал, все только говорили «есть» и выполняли приказы!
— А ты умеешь мыслить стратегически? — притворно изумился я. — Я, например, не умею. И не могу требовать, чтобы кто-нибудь умел!
— Энрик, не переходи на личности, — осадил меня Ловере.
— Ладно, прошу прощения. Ну, я всегда спрашивал, нет ли вопросов. Если бы кто-нибудь придумал что-то интересное, он всегда мог сказать: «А почему бы нам не сделать вот так?» И всё.
— И почему никто не придумал?
— Потому что я лучше всех изображал уверенность в своих силах. Может, мы сыграем еще раз? — обратился я к капитану. — Теперь, наверное, у всех будут какие-нибудь идеи.
— Хочешь выиграть еще разок? У нас просто нет времени.
Я разочарованно вздохнул.
— Вот в будущем году, — продолжил Ловере, — у нас опять будет тотализатор: будем гадать, кто, Арриго или Бернардо, оказался лучшим учеником.
Оба парня покраснели от смущения и удовольствия.
— Пришлете мне диск с фильмом, — велел я.
— Есть! — откликнулись они оба по привычке.
Слушатели рассмеялись.
— Не смешно! — отрезал Джорджо. — Э-э-э, я просто не у того спросил! Почти все конфликты связаны с необходимостью сторожить лагерь. Поэтому, Гвидо, как тебе удалось сделать так, что с тобой никто не спорил?
— Ну, я составил график, показал его всем командирам рот. Постарался никого не обидеть. В караул я, разумеется, назначал всю роту целиком, а то бы я в жизни не разобрался.
— Ясно, — проворчал Эрнесто, он начал что-то понимать.
— Мне, правда, пришлось два раза всё менять, потому что кто-то уходил в рейд.
— И что? — заинтересованно спросил Джорджо. — Никто не протестовал?
— Ну почему, было раза три, только не в штабной палатке, поэтому этого нет в фильме, — пояснил Гвидо.
— И что ты тогда делал?
— Ну, если мне кто-то говорил, что он не пойдет в караул, я отвечал, что, если он так устал, я попрошу кого-нибудь другого его подменить. И уходил. После этого тот парень вылезал из палатки и признавался, что он еще в силах стоять на ногах.
Гвидо — просто умница! Жаль, что я всего этого не видел. Мне только бросился в глаза резкий контраст между его спокойным приказом («Мы выступаем через пятнадцать минут. В форме») и франческовой истерикой («Только придурок может собраться в лес в шлепанцах!»). Я пересел поближе к своему начальнику штаба и выразил ему свое восхищение.
Маленькую лекцию на тему «Как научить своих ребят стрелять», которую общими усилиями стрясли с молчаливого Лео, я слушал вполуха: мне не понадобится. У меня уже есть свой снайпер.