Испорченная принцесса

1

НИКО

— Черт. У тебя самая безумная киска, которую я когда-либо пробовал, Сирена, — простонал я, когда ее тугие, бархатные стенки поглотили меня, а моя хватка на ее волосах усилилась.

Я, блядь, знал, что это будет хорошо, с того самого момента, как впервые просунул в нее пальцы, когда мы танцевали в Spot.

У меня было больше, чем несколько идей о том, как я хотел бы провести эту ночь, пока ее бедра двигались, а задница упиралась в мой ноющий член, но я никогда не мог предсказать, что мой лучший друг запланировал для двух девушек, которых мы нашли сегодня вечером.

— Нико, — кричит она, когда я вхожу в нее с такой силой, что мне мерещатся чертовы звезды.

Господи, кто эта женщина и почему я не нашел ее раньше?

Еще один крик наполняет комнату, и когда я отвожу взгляд от красавицы, которую я уложил на коня в этой комнате, полной греха и разврата, я нахожу глаза девушки, которую мой лучший друг натягивает сзади.

Наслаждение написано на каждом дюйме ее лица, ее пальцы вцепились в простыню под ней, пока Тоби трахает ее как дикарь, о котором не все догадываются.

— Можешь присоединиться, если тебе ее недостаточно, — дразнит она, пока я продолжаю смотреть, как она теряет себя.

Громкий шлепок ладони Тоби по заднице своей девушки раздается по всей комнате, прежде чем он рявкает: «Никто не прикасается к тебе, кроме меня», заставляя свою девушку оглянуться через плечо и уделить ему немного внимания.

— У меня руки заняты, чувак, — говорю я, скользя ладонью по животу Сирены и захватывая горсть сисек, просто чтобы доказать свою правоту.

Ее киска обхватывает мой член в ответ на мое менее чем нежное прикосновение.

— Тебе это чертовски нравится, не так ли, Сирена? Получать от меня порку, пока мой лучший друг трахает твою. Тебе нравится, когда другие смотрят, как ты изображаешь из себя грязную шлюху?

— Да, — кричит она, поднимая руку, чтобы погладить свою грудь и ущипнуть ее за сосок, пока я сосредоточен на другом.

— Я заставлю тебя кончить так сильно, что ты всю оставшуюся жизнь будешь мечтать о том, чтобы снова почувствовать, как мой член растягивает тебя.

— Черт. Твой рот — сплошная грязь. Мне это чертовски нравится. Продолжай говорить, — умоляет она, ее свободная рука скользит по изгибу ее живота, пока не находит ее набухший клитор.

Ее киска сжимает меня так сильно, что я чуть не выплескиваю в нее свой заряд прямо здесь и сейчас.

— Господи, Сирена!

Она кричит, когда мы работаем вместе, и я теряюсь в удовольствии, наполняющем мои вены, вместе с зрелищем того, как она готовится кончить передо мной — и при этом стараюсь не обращать внимания на кричащий голос в затылке, который пытается сказать мне, что сегодняшнего вечера будет недостаточно.

Но это должно быть так.

Я. Не. Хочу. Повторения.

Никогда.

Это означает только одно…

Я должен получить свою норму сегодня вечером. Мне нужно, чтобы мой член был израсходован, мое тело истощено, а мой банк дрочки был полон образов этой девушки на случай, когда появится следующая и предсказуемо не будет соответствовать ей.

— Нико, Нико, Нико, — повторяет она, очевидно, гораздо лучше запомнив мое имя, чем я ее.

Но это неважно. Сирена подходит ей гораздо больше, чем все, что могла бы дать ей мама.

— Кончай, — требую я, с силой вонзаясь в нее, пока пот струится по позвоночнику, а яйца начинают подтягиваться.

Я проклинаю презерватив, обхватившего мой член.

Я всегда был сторонником безопасного секса, но, блядь, если бы я не хотел вырваться из этой женщины и посмотреть, как моя сперма вытекает из ее киски. Я хочу владеть ею, пометить ее, сделать ее, блядь, своей.

Подожди… что?

Нет.

Нет, я никогда не хотел…

— Блядь. ЧЕЕЕЕРТ, — стону я, когда она откидывает голову назад и выкрикивает мое имя, а ее киска душит мой член и высасывает из меня сперму. — СИРЕНА.

Я резко вдыхаю, когда паника охватывает меня, и стремительно выпрямляюсь.

Боль сильнее, чем я когда-либо испытывал, пронизывает все мое тело, когда я двигаюсь. Моя грудь вздымается, зрение затуманивается, и ничто не имеет смысла.

Я только что трахал Брианну. Что, блядь, случилось…

— Нико, черт, успокойся, чувак, — говорит знакомый голос, хотя звучит он так, будто находится на другом конце туннеля.

— Что происходит? — спрашиваю я, когда темнота начинает исчезать, уступая место слепящему свету, от которого слезятся глаза.

— Тебе нужно успокоиться. Сядь поудобнее, хорошо?

Теплая рука ложится мне на плечо, а затем меня снова укладывают на что-то мягкое.

— Где я? Что происходит? — Но когда я снова задаю этот вопрос, мое зрение начинает проясняться.

Белые простыни, укрывающие мои ноги, — первое, что я замечаю, прежде чем осознаю, что нахожусь не в своей постели.

Трубка в тыльной стороне моей руки — вторая подсказка, что что-то не так.

А потом я наконец поднимаю глаза и обнаруживаю, что нахожусь посреди чертовой больничной палаты.

Паника накатывает на меня, как тогда, когда я только пришел в себя, но я не могу понять, почему.

Я ничего не помню, как и то, почему я здесь.

Но что-то не так. Очень, блядь, неправильно.

— Просто дыши, Нико, — снова говорит знакомый голос. Но несмотря на то, что он мне знаком, он отличается от того, к чему я привык. Он… мягче.

Когда я поворачиваю голову в сторону, боль пронзает мою шею.

Но я быстро забываю об этом, когда смотрю на того, кто стоит рядом со мной и выглядит более обеспокоенным, чем я когда-либо его видел.

— Деймон? — шепчу я.

— Хорошо, что ты снова с нами, парень.

— С-с в-вами? — Я заикаюсь, пока он не отводит подбородок в другой конец комнаты, и когда я медленно поворачиваюсь, у меня перехватывает дыхание при виде моей сестры, свернувшейся калачиком на временной кровати в углу.

— Она отказывается уходить с тех пор, как тебя привезли. Она до смерти боится, что ты тоже собирался ее бросить.

Боль в шее меркнет по сравнению с болью в груди, когда Деймон признается мне в этом.

— Черт. Нет. Никогда. Я бы не стал, — утверждаю я, хотя понятия не имею, насколько правдивы эти слова. Я даже не знаю, почему я здесь. Все, что я знаю, — это то, что мне чертовски больно.

— Я знаю, — уверенно говорит он. — Я ей так и сказал.

В моей голове проносится миллион и одна вещь, от которой я действительно мог бы сейчас избавиться. Самая очевидная — это то, что мне действительно не нужно быть на гребаной больничной койке.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он.

Мой взгляд останавливается на кувшине с водой и пустом стакане на столе справа от меня.

— Выпить.

Протянув руку, он наливает мне стакан, вставляет в него соломинку и подносит к моему рту.

В его темных глазах блестит что-то похожее на веселье, и это заставляет огонь лизать мои внутренности.

— Знаешь, тебе не нужно так уж сильно наслаждаться этим, — простонал я. Теперь, когда мне пообещали облегчение от прохладной воды, мое горло стало чертовски сухим.

Ухмылка дергается на его губах, но он ничего не говорит. Вместо этого он просто подносит соломинку к моим губам, побуждая меня пить.

Я делаю несколько глотков, но останавливаюсь, как только напиток попадает в желудок, потому что от него мне хочется блевать.

Поставив чашку обратно на стол, он подтаскивает стул поближе и садится рядом со мной.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, снова проявляя беспокойство и морща лоб. Мне это чертовски не нравится.

— Как будто меня сбил автобус, — признаюсь я. — Неужели это так? — спрашиваю я, искренне удивляясь.

— Нет. Ты не помнишь?

Закрыв глаза, я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, что произошло до того, как я очнулся здесь.

Стейк. Я помню, как ел стейк. И пил любимое папино виски.

Боль пронзает мою грудь при одной мысли о нем. Почему я не могу вспомнить события, предшествовавшие появлению здесь, а горе, поглотившее меня с той ночи, когда умер отец, все еще здесь и так же гнетуще, как и прежде?

— Нет, — говорю я, закрывая глаза и откидывая голову назад.

Никому — особенно гребаному бойфренду моей сестры — не нужно сейчас видеть убитый горем взгляд в моих глазах.

Не зря я так долго запиралась в своей квартире. Чтобы никто из них не видел, в каком я состоянии. Здесь же у них будет полный доступ к катастрофе, в которую я превратился.

— Понятия не имею.

— Нико, — тихо произносит Деймон, и я приоткрываю глаза, чувствуя, что он собирается сказать что-то важное, но прежде чем слова покидают его уста, дверь позади него открывается, и в комнату проскальзывает знакомая медсестра.

— Нико Чирилло, ну и видок у тебя! — Дженис, ужасная медсестра, которая, похоже, всегда имеет несчастье лечить нас, подходит к моей кровати. — Мне казалось, я уже говорила вам, что не хочу больше видеть вас здесь.

— Не могу сказать, что я это планировал, — со вздохом признаю я, когда она начинает меня тыкать.

— Как сильно тебе больно? — спрашивает она.

— Очень. И твои тыканья мне точно не помогают.

Она делает паузу и бросает на меня предупреждающий взгляд.

— Я увеличу тебе дозу обезболивающего.

— Это было бы замечательно.

— Но от них у тебя будет сонливость.

Нет проблем. В любом случае, я бы предпочел сейчас отключиться от реальной жизни.

— Отлично. Дай мне все, что у тебя есть.

Она немного копошится вокруг, проверяя мои показатели и делая пометки на планшете у кровати — я уверен, что это все, для того чтобы отсрочить избавление меня от страданий с помощью новых обезболивающих.

Я вздыхаю с облегчением, когда она уходит, зная, что она принесет с собой забвение.

Движение в углу комнаты привлекает мое внимание, и меня захлестывает чувство вины, потому что возвращение в наркотическую кому означает, что Калли снова уйдет.

— Хочешь, чтобы я ее разбудил? — предлагает Деймон.

Я качаю головой. — Нет, пусть отдохнет. Полагаю, она не так уж много спала за последние… — Я осекаюсь. — Сколько сейчас времени? Черт, какой сегодня день?

— Сейчас почти восемь утра субботы.

— Точно, — отвечаю я, как будто знание дня и времени как-то помогает.

Между нами воцаряется тишина, и я снова откидываюсь на спинку кровати с закрытыми глазами. Мне нечего сказать.

Сейчас я настолько оцепенел, что даже не испытываю жгучего желания узнать, почему я здесь. Я уверен, что, что бы это ни было, во всем виноват я сам.

Я уже давно иду по дороге саморазрушения в один конец. Думаю, в какой-то момент оказаться здесь было неизбежно.

Открывающаяся дверь вырывает меня из черных мыслей, но я не открываю глаза, а просто позволяю Дженис делать свою работу. И пока прохлада наркотика поднимается по моей руке от канюли в тыльной стороне ладони, я молюсь о том, чтобы вернуться к мечтам о лучших временах, когда я мог потерять себя в киске моей сирены, а не в наркотиках и алкоголе, чтобы заглушить боль.

К счастью, темнота наступает быстро, и я отключаюсь.

Но на этот раз меня встречает не сирена, а мой отец, и это очень больно.

— Какого черта? — рявкаю я, когда яркий свет освещает мою спальню, заставляя мои глаза слезиться даже за веками.

— Поднимай свою задницу, солдат, — требует отец, бросая на меня кучу одежды, а затем нависая надо мной с руками на бедрах и опасным, как черт, выражением на лице.

— Черт, — шиплю я, откидывая одеяло и пытаясь заставить свое тело проснуться так быстро, как это необходимо.

Один взгляд на будильник говорит мне, что сейчас едва ли четыре утра.

Как и каждое утро в этом месяце.

Я знал, что это произойдет. Он годами предупреждал меня, что все пойдет своим чередом, когда мне исполнится двенадцать.

Понятия не имею, кто сделал двенадцать лет тем волшебным возрастом, когда члены семьи начинают жить как мужчины, как солдаты Чирилло. Но сейчас я нахожусь в самой гуще событий, и должен сказать, что это труднее, чем я ожидал.

Отец стоит и смотрит, как я натягиваю на себя темную одежду.

— Недостаточно быстро, парень, — рычит он, когда я не могу натянуть кроссовки с первой попытки и в итоге прыгаю по комнате на одной ноге. — Когда долг зовет, ты должен быть готов.

Я прикусываю язык, чтобы не сказать ему, что я чертовски вымотан и все, чего я хочу, — это снова свернуться калачиком в постели.

На улице все еще чертовски темно. Меньше всего мне сейчас хочется бегать по саду, стрелять по ночным мишеням или прыгать по рингу, пока он обучает меня драться по-мужски.

Но потом я думаю о нем, о моем деде и всех тех, кто был до них.

Я думаю о себе через несколько лет.

Мужчина. Солдат. Капо.

Заместитель босса.

Да, черт возьми.

Однажды все, что есть у моего отца, станет моим.

Я буду властвовать рядом с Тео. К черту управление колледжем Найтс-Ридж. Бок о бок мы будем править всем городом. И мы будем чертовски хороши в этом деле.

Как только я готов, отец марширует через всю комнату, распахивает мою дверь и направляется к лестнице.

Конечно, я следую за ним.

Это то, чего от меня ждут. Пойти по его стопам, стать таким же уважаемым человеком, как он.

Мой взгляд мелькает в сторону двери Калли.

Она свернулась калачиком в своей постели и крепко спит. Она совершенно не в курсе того, что происходит в моей жизни в последнее время.

Мы не говорим о таких вещах, когда она рядом. Так было всегда. Я понимаю, думаю. Она будет жить совсем не так, как я, будучи девушкой и все такое. Но я не уверен, что держать ее в полном неведении — это правильно. Но кто я такой, чтобы спорить? Все, что мне нужно сейчас делать, — это выполнять приказы, проходить обучение и делать следующие шаги к тому, чтобы стать солдатом и обеспечить свое будущее как представителя этой Семьи.

Я молча выхожу за отцом из дома в холодную, темную ночь — или утро, я думаю.

Он ведет меня в сторону стрельбища, но перед самым подъездом я замечаю две темные фигуры, поджидающие нас.

Мне не нужно видеть разницу в размерах между ними, чтобы понять, кто это.

Тео на год младше меня, но дядя Дэмиен, как будущий глава всей Семьи, решил, что двенадцать лет — это слишком долго, чтобы ждать, и начал обучение Тео в тот же день, когда я начал свое.

Мы нечасто встречаемся вместе, наши отцы предпочитают обучать нас по отдельности. Поэтому тот факт, что мы оба сейчас здесь, заставляет насторожиться.

Мы останавливаемся перед ними, в воздухе витает странный треск напряжения, от которого у меня сводит живот.

— Доброе утро, — зловеще произносит дядя Дэмиен, а мой отец кивает в знак приветствия. — Мы хотим посмотреть, чему вы двое научились. Мы не уйдем отсюда, пока один из вас не потеряет сознание или не отключится.

У меня перехватывает дыхание, когда реальность бьет меня по голове.

— Вы хотите, чтобы мы дрались? — спрашивает Тео, его мозг работает быстрее моего.

— Покажите нам, на что вы способны, солдаты.

Мои глаза находят глаза Тео, и я вижу то же самое беспокойство, даже в темноте.

Я делаю шаг вперед, но огромная рука ложится мне на плечо, оттаскивая назад.

— У тебя все получится, сынок. И помни, независимо от результата, я горжусь тобой.