Испорченный

Глава 21

Следующие несколько недель тянутся медленно. Ночью я смотрю в потолок. Не могу заснуть. Ощущение, будто мои руки отрубили. У меня фантомные боли. Боже, и кошмары. Разум уносит, и я вижу, как Питер попадает под машину, падает с обрыва или получает пулю в грудь. Каждый раз одно и то же: я вижу все моменты до их свершения. Я бегу к Питеру, крича во всю глотку, но он меня не слышит. Постоянно я недостаточно быстрая, громкая, и всегда опаздываю. Нет никаких прощаний, Питер просто исчезает из моей жизни.

Однажды ночью мне снится очень яркий сон. Питер улыбается, что-то говорит мне. Он отступает назад с этой кривой усмешкой на его лице. На твердой и сухой земле появляется трещина, но Питер не смотрит назад. Парковка превращается в мили и мили треснутой красной глины. Я наблюдаю, как он словно ходит по тонкому льду. Я яростно кричу, умоляя его вернуться, но он не слышит меня. Внезапно земля под его ногами разламывается на части. Питер падает. Я несусь к нему, прямо к огромной расщелине в земле, падаю на край обрыва, и пальцы Питера лишь секундой не успевают схватить мои.

Я кричу.

Я ору так громко, что кошмар становится реальным. Я кричу в постели и мгновенно принимаю вертикальное положение. Мое тело покрыто холодным потом. Простынь прилипла к телу. Я запутываюсь в простынях в попытках освободиться. Милли вскакивает и зажигает свет. Моя рука прижата к груди. Я пытаюсь успокоить сама себя тем, что это был только сон, что Питер жив, здоров, но сон кажется таким реальным, что я чуть не плачу.

Милли хватает веник в кулак, будто собирается побить дубинкой злоумышленника. Когда она понимает, что в комнате никого нет, ее руки опускаются.

— Ты в порядке? — она трет глаза и делает глубокий вздох.

Я киваю, но меня все еще трясет. Не могу говорить. Чего я боюсь? Кошмар выглядит таким глупым. Земля просто так не проглатывает людей, но сон кажется реальным. Не могу стряхнуть это ощущение. Я скидываю одеяло и иду к шкафу. Вытаскиваю спортивный костюм и надеваю его.

Милли наблюдает за мной.

— Ты куда собралась? Четыре утра. Ты не можешь сейчас пойти на пробежку.

— Я должна, — все, что я могу сказать.

— Сидни, подожди. Я пойду с тобой, — веки Милли лишь наполовину открыты. Она выглядит так, будто вот-вот заснет.

— Все хорошо. Я в порядке. Возвращайся в постель.

— Я не могу. Тебя что-то беспокоит, а я превратилась в дерьмовую подругу еще с тех пор как произошла история с Брентом. Дай мне секунду. Я пойду с тобой, — она медленно моргает и поворачивается к своему шкафу. Я уже одета и натягиваю свои сникерсы.

Когда я зашнуровываю второй кроссовок, говорю:

— Я лучше пойду одна. Серьезно, возвращайся в кровать. Если ты беспокоишься, я возьму с собой твой перцовый баллончик.

Она зевает. Одна ее нога в штанах, и она смотрит на меня.

— Хорошо, но только если ты пойдешь в спортзал университета. Не бегай за пределами кампуса. Воспользуйся тренажером со ступеньками или эллиптическим тренажером, или еще чем-нибудь. Обещаешь?

Я киваю.

— Да. Увидимся за ланчем.

И я ухожу. Бегу вниз по лестнице на улицу, на холодный воздух. Он заполняет мои легкие и напоминает мне о том, что реально, а что — нет. Сны — не реальны. Питер жив. Я знаю, что символизируют кошмары, знаю, что они означают. Питер отдаляется от меня, и я ничего не могу с этим поделать. Он ушел. Будто умер, но я вижу, как его призрак бродит по корпусу английского языка каждый день.

Стриктленд освободила меня от должности его ассистента на следующий день, после того как увидела нас за ужином. Произошел обмен ассистентами. Теперь я работаю со Стриктленд. Слухи прекратились. Никто ничего не говорит.

Я сильнее отталкиваюсь ногами и бегу быстрее. Мои легкие горят от нехватки воздуха. Мои волосы раскачиваются вперед и назад, щекоча шею. Я так сильно хочу бежать, что мое тело кричит от боли. Хочется почувствовать что-то, с чем я могла бы справиться, так как не знаю, что делать с тем, что есть сейчас.

Эти кошмары не похоже на другие. Те пугали меня до смерти, потому что кто-то пытался причинить мне боль. В этих снах наоборот. Меня никто не обижает, но ощущение, что вырывают мои кишки. Будто я теряю Питера снова и снова, ночь за ночью. Когда это прекратится? Человек по-прежнему жив. Почему же у моего мозга траур по нему, будто он умер? Я не могу выдержать этого. Я хочу кричать.

Врезаясь ногами в землю, я бегу ещё быстрее. Удлиняю шаг. Мои руки раскачиваются по сторонам, и я бегу как можно быстрее через кампус к новому тренажерному залу. Когда добираюсь до него, уже не могу дышать. По обеим сторонам грудной клетки пробегает судорога, распространяясь к бедрам.

Я провожу пропуском через устройство и прохожу внутрь. Держа руки на бедрах, я останавливаюсь и глотаю воздух. Так я стою в темном коридоре несколько минут, просто пытаясь перевести дыхание.

Когда судороги стихают, спускаюсь в тренажерный зал. Не думаю, что сейчас тут кто-то есть. Коридоры пустые, свет выключен. Провожу карточкой и захожу внутрь. Нахожу беговую дорожку и включаю ее, увеличивая скорость на полную мощность. Выталкиваю все дерьмо, бегу как можно быстрее.

Пролетает несколько минут, и я уже в своем маленьком мирке. Мысли уплывают. В голове лишь стук моего сердца и порывы воздуха, наполняющего легкие. Вот почему все дерьмо улетучивается.

— Сидни? — недалеко от меня доносится голос Марка. Я взвизгиваю, теряю равновесие и наступаю себе на кроссовок. Исход не заставляет себя ждать. Я падаю и проезжаю до конца беговой дорожки. Спина ударяется о стену. — Пресвятое дерьмо! — Марк нажимает кнопку аварийной остановки, и беговая дорожка выключается, прежде чем мои ноги успевает засосать под нее. — Сидни, извини. Ты в порядке? Двигаться можешь?

Я начинаю смеяться. Это такой нервно-сумасшедший смешок, из-за которого люди испытывают дискомфорт, но я не могу остановиться. Марк все еще стоит на коленях рядом со мной. Он смотрит вокруг. — Вот, дерьмо. Я ее сломал, — он пробегает рукой по волосам и тычет мне в плечо. — Эй, ты в порядке? Похоже, ты немного тронулась.

Я делаю глубокий вдох и смотрю на него.

— Да, есть такое. Почему же еще я могу быть тут в четыре утра. Полагаю, что ты такой же испорченный, учитывая, что ты сидел здесь в темноте.

Марк выглядит обиженным.

— Ничего подобного! Я вернулся в тренажерный зал, когда услышал шум. Я пришел посмотреть, кто тут, окликнул тебя по имени, из-за чего ты упала на задницу и ударилась о стену.

Я смеюсь и понимаю, что действительно немного сумасшедшая и немного уставшая. Я тру, лицо руками и вздыхаю.

— Это не самая странная вещь, которая когда-либо со мной происходила, — когда я убираю руку, на ней оказывается полоска крови. — Черт возьми. Я рассекла лицо?

Марк встает и протягивает руку. Я кладу свою чистую руку в его ладонь, и он меня поднимает.

— Нет, это всего лишь маленькая царапинка на твоей щеке.

Я снова провожу по лицу и подхожу к зеркалу. Не все так плохо, но выгляжу я, будто побывала в аду. Волосы похожи на крысиное гнездо, собранное в хвост. Пушистые. Я не побеспокоилась о том, чтобы их причесать перед выходом. Просто забрала их и перевязала резинкой. Под моими глазами темные круги, и я выгляжу усталой.

Марк протягивает мне носовой платок. Я смотрю на него с удивлением.

— Он чистый, если это то, о чем ты думаешь.

Я беру его и говорю:

— Спасибо, и это совершенно не то, о чем я думала, — я запускаю белый хлопок под фонтанчик с водой, намачиваю его, а затем протираю щеку. — Не понимаю, обо что я могла порезаться.

Он указывает на мое запястье.

— Твои часы. Ты пыталась прикрыть лицо руками, когда падала. Видимо, часы и поцарапали, — я смотрю на свое запястье, а потом опять на него.

— Что ж, а какова твоя история? — спрашиваю я. Не хочу, чтобы он на меня смотрел, но он смотрит. — Ты всегда приходишь сюда в четыре часа утра?

Марк заводит руки за спину и качает головой.

— Неа, обычно я прихожу к пяти. Сегодня я рано. Что касается причины моего нахождения тут, я немного необычный. Мне для сна надо только четыре часа.

Пока он говорит, я вытираю щеку. Услышав это, я с завистью смотрю на него.

— Ты это серьезно?

— Ага, это все на генетическом уровне. У меня мама такая же. Очень долго все думали, что это синдром дефицита внимания и гиперактивности, но это не он. Просто мне не надо спать восемь часов, чтобы хорошо себя чувствовать. Четыре или пять максимум, и мне хватает. Я могу гулять всю ночь, а потом проснуться на рассвете. Так как в общежитии делать нечего, а мой сосед меня убьет, если его разбужу, то обычно я прихожу сюда, — он облокачивается на стену, наблюдая за мной. Марк ближе к моему возрасту, чем Питер. С таким парнем я должна встречаться. Он обычный, милый и мой ровесник. Он не мой учитель.

Я слишком долго смотрю на Марка, глядя ему прямо в лицо, думая, что бы он сделал, если бы я набросилась на него в начале семестра. То есть если бы он сидел за тем столиком, а не Питер. Как много бы он сделал? Остановился бы? Как бы это повлияло на меня? Иногда я думаю, что секс может все исправить. Он все разрушил, так что в этом есть какая-то доля смысла.

Я не осознаю, сколько времени проходит.

У Марка на лице появляется нервная улыбочка, и он оглядывается, будто я смотрю на кого-то еще.

— Ммм, Сидни? Я случайно усыпил тебя своей чрезвычайно скучной историей?

Я ухмыляюсь и моргаю. Мне так больно, а он такой милый.

— Нет. Какой угодно, только не скучной.

Он усмехается.

— Ты действительно так считаешь?

Я киваю.

— Я бы слушала тебя как щеночек, если бы какой-то другой парень не привлек мое внимание.

— История моей жизни, — глаза Марка ищут мое лицо, прежде чем он поднимает руку и слегка касается моей. Это обнадеживающее прикосновение. — Предполагаю, что причина того, что ты здесь в этот безбожный час — это парень?

Я медленно киваю. Мои мысли сбиваются. Не понимаю, чего я хочу. Не знаю, как остановить агонию внутри моего тела. Я смотрю на губы Марка. Я возвращаюсь. Чувствую, как старый план, возникший еще до Питера, прыгает вокруг моей лодыжки и щипает меня.

На Марке нет рубашки. Его тело покрыто тонким слоем пота. Его волосы влажные и грязные. Я отдаю себе полный отчет, что стою слишком близко к нему: мое дыхание, его рот. Рука Марка скользит по моей оголенной руке, через плечо и прикасается к щеке.

Он прячет прядь моих не расчёсанных волос мне за ухо и печально улыбается.

— Я не ищу отношений на одну ночь, Сидни. Я парень типа «люблю-ее-всем-своим-сердцем», и так как ты мне действительно нравишься, мне чертовски трудно не поцеловать тебя прямо сейчас. Но я не могу… — он разрывает наш контакт и смотрит вниз. Марк берет меня за руки и медленно проводит большими пальцами по моей коже. Глубоко дыша, он добавляет: — Простишь меня?

В другой раз, я бы покраснела, но сегодня я просто киваю и смотрю на наши руки.

— Тогда, как ты справляешься с разбитым сердцем? Все говорят, что секс — лучшее лекарство, но я просто не… — я глубоко вздыхаю и смотрю на него.

— Так как мое растоптали уже парочку раз, я могу сказать тебе правду, — он наклоняет голову в сторону и улыбается мне. Его глаза уже не встречаются с моими, не тогда, когда он говорит. — С этим нельзя справиться. Ничего мгновенно не лечит боль. Она не исчезает просто потому, что ты готов с ней проститься. Нужно время. И однажды это уже не будет так сильно ранить. Однажды ты заметишь другого и уже не будешь думать о бывшем парне. Ты будешь готова начать сначала, будет готово и твое сердце. Дай ему время, Сидни.

Я киваю, и он убирает руки.

— Почему ты так мил со мной?

— Разве это не очевидно? — я трясу головой. — Ты сексуальна и так удивительно совершенна. И я немного влюблен в тебя, — Марк стесняется, произнося последнюю фразу.

Я улыбаюсь ему. На моем лице радость, и я понимаю, что какое-то время не улыбалась.

— Я не знала.

— Да, как правило, я не кричу об этом направо и налево, — он одаривает меня кривой усмешкой и подталкивает плечом. — Не хочешь побегать или что-нибудь еще? Думаю, ты пришла сюда ради этого, и могу поспорить, я тебя обгоню.

Я смотрю в окно на дорожку и киваю.

— Звучит неплохо.

Следующий час я провожу на пробежке с Марком. Мы бегаем, пока мои мышцы не начинают дергаться, будто меня ударило током. Я падаю на маты и ложусь на спину. В уютной тишине Марк садится рядом. Похоже, я нашла еще одного друга.