Глава 22

Я все еще вынуждена встречаться с Питером дважды в неделю. Меня не перевели с его вечернего занятия, как бы я того не хотела. Единственным вариантом было бы бросить его, но если бы я так сделала, то не смогла бы пересдать его из-за стипендии. Стриктленд разделила нас слишком близко к концу семестра. И я рада тому, что она не заставила меня бросить занятия.

Питер стоит в передней части аудитории. Я не смотрю на него. Вместо этого, уткнувшись в тетрадь, я слышу его голос. Я так давно на ногах. Кажется, будто вчера я сидела с Марком, но на самом деле это было сегодня утром. Я прикасаюсь к лицу и чувствую порез на моей щеке. Да, это было сегодня. Не могу поверить, что я упала с беговой дорожки. Кто так делает?

— Мисс Коллели? — говорит Питер. Такое чувство, что он зовет меня уже не в первый раз.

Я поднимаю голову. Все смотрят на меня.

— Извините, какой вопрос?

Взгляд Питера переходит к порезу на моей щеке. Он хмурит брови.

— Стихотворение в начале книги… — когда я не отвечаю, он добавляет. — В начале романа «Человек-четверг» есть стихотворение. Как вы думаете, о чем оно? Можно ли его отнести к литературе? — какой-то момент Питер стоит передо мной. Затем он пересекает комнату и облокачивается на стол, скрестив руки на своей идеальной груди.

Почему он спрашивает меня? Мне хочется залезть в яму и умереть. Это вопрос, на который у меня нет ответа.

— Из-за него мне захотелось купить цилиндр, — говорю я и пожимаю плечами. Парочка студентов начинают хихикать. Один называет меня сумасшедшей. Я поворачиваюсь к нему и показываю средний палец. Я гордая сумасшедшая. Смирись с этим.

Питер смотрит на меня безнадежным взглядом. Он не просит, чтобы я вдавалась в подробности. Вместо этого, он спрашивает умника, который отвечает, что он не гей, чтобы думать, что поэма о шляпах. Питер сжимает пальцами переносицу и смотрит на часы. Почти девять.

— Так как никто из вас не знает, какого черта написано в этой поэме, вы, ребята, до следующей недели напишете научно-исследовательскую работу, в которой и изложите свою точку зрения. Мне необходимы три источника, четыре страницы с двойным интервалом, включая ваше собственное понимание стихотворения. Если вы согласны с чем-либо, сформулируйте почему. Урок окончен, — все стонут и быстро уходят.

Я передвигаюсь со скоростью улитки. Я так устала. Даже не помню, ела ли я сегодня. Не думаю. Пока я собираю книги, думаю, что нужно перекусить. Когда я направляюсь к двери, в классе уже никого нет кроме Питера, который сидит за столом.

— Что произошло с твоим лицом, Коллели?

Я поднимаю брови и смотрю на него.

— Это вряд ли можно считать любезностью, Доктор Гранц, — я так же проделываю неприятный жест руками, но получается небрежно.

Он встает и подходит ко мне.

— Что с тобой? Ты понимаешь, что твои оценки на грани, и ты можешь не сдать? А учитывая, что Стриктленд дышит мне прямо в спину, я не смогу поставить тебе экзамен, если ты этого действительно не заслуживаешь.

Я не понимала этого. Мой позвоночник напрягается.

— Я не хочу сдавать этот предмет.

— Тогда, какого черта ты делаешь? Я не понимаю тебя. Разве ты не хотела посещать эти занятия?

— Я хотела, когда этот предмет вел Тэдвик, — Питер вздрагивает. Возможно, это прозвучало немного жестко. — Я не имела в виду…

Питер поднимает руки ладонями ко мне, и отступает.

— Я знаю, что ты имела в виду. Все в порядке, — он хватается за шею и вздыхает.

Я старалась не смотреть в лицо Питеру, но когда он разворачивается от меня боком, мой взгляд случайно падает на него. Его ресницы опущены, плечи поникли, будто он обессилен, будто на нем слишком тяжелый груз, и он раздавил его. Под глазами темные круги, похожие на мои. Питер выглядит истощенным; грусть пронзает каждую частичку его бытия. Он утопает в меланхолии.

Должно быть, Питер чувствует мой взгляд, потому что он поднимает глаза. Наши взгляды встречаются, как бы я того не хотела. Мой желудок падает к ногам. Я умираю. Весь воздух куда-то исчезает. Прошли недели, но я так и не смогла перебороть свои чувства к нему.

Питер разрывает зрительный контакт и смотрит вниз.

— Мне лучше уйти, — его голос робкий, слабый.

Прежде чем я понимаю, что говорю, слова вырываются из моего рта.

— Ты сожалеешь об этом? — Питер смотрит на меня. Его взгляд скользит по моему лицу, пока не находит глаза. — Потому что я жалею. Очень сильно. И если бы я могла вернуться назад и все отменить, я бы так и сделала. Я не могу стоять здесь и видеть тебя таким, и не могу сама быть такой. Если бы я не села за твой столик…

Питер перебивает меня.

— Если бы ты не села за мой столик, я бы никогда не узнал, что еще могу быть счастлив. Нет. Я не жалею. Не жалею ни о чем, — он открывает рот, будто хочет сказать еще что-то, но перебарывает себя.

Я медленно киваю и забираю книги, даже и не думая продолжать разговор. Из страниц выпадает письмо и приземляется к ногам Питера. Он наклоняется и подбирает его. Его глаза поднимаются к моим.

— Это от твоего брата? — я киваю. — Я думал, что ты собиралась выбросить его.

— Я выбросила. Он прислал мне еще одно, а потом еще одно.

— Ты ни одно не открывала?

Я трясу головой.

— Нет, — мой голос почти не слышно. — Для меня он умер. Забери его. Выброси. Не хочу больше его видеть.

Я направляюсь к двери. Чувствую, как Питер смотрит мне в спину. Знаю, он хочет что-то сказать, но не даю ему такого шанса. Я покидаю аудиторию и спускаюсь в коридор. Выхожу через парадную лестницу. Никто ей не пользуется. В ней около сотни ступеней. Я облокачиваюсь спиной о колонну и съезжаю на пол.

Долгое время я сижу здесь в темноте. В освещенной части вокруг меня мелькают студенты, но я в тени. Люди внизу не видят меня.

Я обеспокоена тем, что Сэм продолжает присылать мне письма. Когда мы были детьми, то были лучшими друзьями. Он оберегал меня, заботился обо мне. Разрешал играть со своими друзьями. Он дрался со всеми, кто меня обижал. Я была его маленькой сестренкой, не смотря на то, что мы близнецы. «Ты родилась после меня», — говорил он. «Поэтому ты моя младшая сестренка». Думаю, ему нравилось быть старшим братом. Я заставляла его чувствовать себя значимым.

Но все изменилось, когда я плакалась ему из-за Дина. Я думала, что он защитит меня. А он не защитил. Сэм сказал, что я дразнила Дина, вот как он представлял себе то, как я поступила с его другом. Воспоминания всплывают одно за другим. Начавшись, они не заканчиваются.

Они говорили, что Дин не обидел меня. Дин — хороший молодой человек. Клянусь, будто мои родители и Дин стоят сейчас рядом со мной и повторяют одно и то же снова и снова. Я хочу закричать, а как же я? Он удерживал меня силой. Они говорили, что Дин бы так не сделал. Боже, я еще никогда не чувствовала себя такой преданной.

Но стало только хуже, намного хуже, когда я рассказала Сэму.

Я никогда не доставала эти воспоминания из ящика. Они как демоны, будут стирать каждую частицу счастья, которая у меня есть, пока ничего не останется. Но я позволяю воспоминаниям выйти. Я слышу их голоса. Старые слова открывают раны, которые никогда не заживали. Мои мысли расшатаны. Мне необходимо загнать обратно этих демонов и заставить их остановиться. Я подтягиваю колени к груди и наклоняю голову. Обернув руки вокруг лодыжек, я сворачиваюсь в клубочек. Закрываю глаза, в надежде, что все пройдет или поглотит меня целиком.

Дверь позади меня открывается. Я слышу это, но не поднимаю головы. Кто бы это ни был, он просто пройдет вниз по лестнице и даже не заметит меня. Шаги приближаются все ближе, а затем затихают рядом со мной. Смотрю вниз и вижу кожаные двухцветные туфли. Я поднимаю взгляд на Питера.

Он садится рядом со мной. Я опять утыкаюсь лицом в колени. Не хочу разговаривать с ним.

— Выглядишь несчастной.

— Я и есть несчастная, — я говорю в колени.

— Как и я, — Питер глубоко вздыхает и кладет руку на мою спину. Питер притягивает меня к себе, и я оборачиваю руки вокруг его талии. Я крепко держу его, отдавая себе отчет, что должна его отпустить. Когда он отстраняется, ощущение, будто кто-то срывает мою кожу, слой за слоем.

Я встаю и поворачиваюсь к лестнице.

— Я не могу сделать это, Питер. Не могу вот так быть рядом с тобой. Это убивает меня. Понятия не имею, как забыть тебя. Я просто не могу… — я делаю шаг назад, но он хватает меня за руку. Я застываю. Люблю и ненавижу его. Хочу, чтобы он обнял меня. Хочу вернуть своего друга.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — он притягивает меня ближе и забирает мои книжки. Кладет их на пол рядом с ногами. Руками обнимает мои щеки. Я чувствую дыхание Питера на своем лице. Из-за этого моя голова проясняется, почти кружится. Я хочу, чтобы губы Питера были на моих. Я так сильно скучаю по нему, что слезы наполняют мои глаза.

Я беру руки Питера в свои и пытаюсь опустить его руки вниз.

— Не надо, Питер… Я не могу, — я с трудом не разваливаюсь. Я чувствую волну сожаления, которая все растет и растет. Она разобьет меня. Его прикосновения уничтожат меня. Я в панике. Я отталкиваю его, но он не отступает. Я плачу. Сама того не понимаю, но слезы скатываются по моим щекам.

Большими пальцами Питер проводит по слезам на моих щеках, вытирая их.

— Не плачь, — он наклоняется и прислоняет губы к моему лицу, смахивая поцелуями слезы. Я замираю. Мои пальцы все еще держатся за его руки, но я больше не отталкиваю его. Я прерывисто дышу, когда он продолжает и продолжает это делать. Питер слегка целует мое лицо, стирая каждую слезинку.

Затем он отклоняет мою голову назад, так что я вижу его глаза.

— Надеюсь, ты сможешь простить меня, потому что я сделал кое-что невероятно глупое, — уголки его губ приподнимаются. В его взгляде читается неуверенность. — Я написал заявление об увольнении и положил его на стол Стриктленд. Я больше так не могу. Каждый раз, когда я вижу тебя, мое сердце будто хочет вырваться из груди. Я не могу ни есть, ни спать. Это не влюбленность. Никогда не было ей. Я люблю тебя, Сидни. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы это сказать. Слишком много времени, чтобы принять это решение, но я выбираю тебя.

Моя челюсть падает.

— Ты увольняешься? — он кивает. Мои брови ползут вверх. Мной овладевает шок. Когда я, наконец, пытаюсь заговорить, громкий смех вырывается у меня изо рта. Я обвиваю руками его шею и крепко обнимаю. Питер прижимается ко мне, приподнимает меня над полом и кружит. Я кричу и смеюсь. — Но ты не можешь так поступить!

Когда Питер опускает меня, он улыбается.

— Я уже это сделал. Я написал заявление об уходе и подсунул ей под дверь, — я поворачиваюсь, чтобы зайти внутрь. Я должна вернуть это заявление. Я так счастлива, что он выбрал меня, но не могу позволить ему так поступить.

Когда я пытаюсь выйти, Питер останавливает меня. Его пальцы обхватывают мою руку. Холод простреливает мой живот. Это нереально. Пульс ускоряется. Я не могу позволить ему так поступить.

— Сидни, дверь ее офиса заперта. Я не могу забрать его обратно и не хочу.

Он молчит, и его руки освобождают меня. Но я все еще чувствую его ладони на моих руках. Не могу глотать. Время замедляется, будто оно нереально. Питер открывает рот, чтобы что-то сказать. Я делаю то же самое. Но никто из нас не говорит. Мою кожу покрывает озноб, который не проходит. Я потираю руками плечи, в попытках смахнуть чувство паники, но оно не уменьшается.

Я слишком напугана, и это не страх типа «кто-то-прячется-у меня-под-кроватью», это нечто иное. Нет рук, которые душат меня, но я не могу глотать. На моем рте нет ленты, но я не могу дышать. В моем сердце нет пули, но, клянусь Богом, оно перестает биться. Мой тяжелый взгляд прикован к земле. Я не могу поднять лицо. Не могу посмотреть на него. Ужас, страх и радость — все сливается. Не могу заставить свой рот произнести и слова. Я так сильно скручиваю руки, что они горят.

Голова Питера склоняется вперед. Он глубоко вздыхает, но в его вздохах слышится дрожь. Интересно, он так же нервничает, как и я? Это будто один из тех моментов, когда каждая мелочь имеет значение. Это перекресток, где выбор неправильного пути разрушит все. Однажды я уже выбрала не тот путь. Он чуть не разрушил меня.

Я смотрю на дверь позади Питера. Не могу позволить ему так поступить. Эта боль становится все больше, она растет внутри моей груди, когда я думаю о том, что он сделал, и что это значит. Он бросил все ради меня. Мои губы открываются, и я собираюсь говорить, но он перебивает меня.

Его голос такой мягкий.

— Слишком поздно забирать твоё «я люблю тебя».

Когда он поднимает свои голубые глаза, мои руки начинают трястись. Я крепче держу их, все сильнее выкручивая.

Глядя прямо в эти беспокойные глаза, я говорю:

— Я никогда не заберу их назад. Я люблю тебя. Так сильно люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя. Извини, что я был так глуп. Я так много времени потратит на то, чтобы хоть что-то сделать.

Я трясу головой.

— Ты не должен был.

Питер опускает руки на мои плечи и подходит ко мне. Глядя мне в лицо, он прижимается своим лбом к моему, и говорит:

— Должен. Я не мог тебя потерять. Пожалуйста, скажи, что я не потерял тебя, — глаза Питера опускаются к моим губам. Он смотрит на меня, и я это чувствую.

Вот этот момент имеет значение. То, что я скажу сейчас, изменит все. Он ушел, значит, он может быть со мной. Уволился. Одновременно я чувствую себя виновной и счастливой. Я — эмоциональная катастрофа. Мой поезд сошел с рельсов, повсюду валяется багаж. Кошмары, волнение и сожаления заполняют мой разум. Я ни к кому не испытывала таких чувств. Никогда не думала, что у меня появится такой шанс. Его забрал тот, кому я доверяла. Интересно, смогу ли я воспользоваться им, смогу ли жить дальше? Я хочу. Так сильно хочу использовать этот шанс, что чувствую, как желание горит у меня внутри. Пламя охватывает меня от ног до кончиков пальцев, призывая меня жить дальше, наброситься на Питера и сказать ему, как много он для меня значит.

Но я не могу. Я задыхаюсь, мой взгляд падает ему на грудь. Этому так много причин. Каждая из них громко звенит в моем подсознании, соревнуясь за внимание, обещая только боль. Не то, что я не хочу его. Я хочу. Просто знаю, что это значит, что сделало это заявление об увольнении. Я могла бы вернуться к нему прямо сейчас. Могла бы упасть в его объятья и придаваться любви до утра. Могла бы показать ему, что к нему чувствую. Эти мысли пугают меня. Дверь была открыта. Ничего уже не сдерживает нас, ничто не может нас разлучить. Это позволяет яснее видеть препятствие на моем пути. Я чувствую, как горят шрамы, будто они начали кровоточить. Я уже не та, кем была. Притворство не изменило бы ход вещей. Я знаю это. Я не могу быть с ним, не так. Эта мысль пугает меня. Слезы вырываются из уголков глаз. Они обжигают мое лицо. Я открываю рот, чтобы сказать, но Питер трясет головой. Взгляд в его глазах разрывает меня на части, но я должна сказать это. У нас нет будущего.

Питер отходит.

— Нет. Не произноси этого. Сидни, дай нам шанс.

— Я не могу, — мой голос едва слышен. — Я не могу быть с тобой. Я не могу двигаться дальше. И я не могу потянуть тебя за собой. Мне очень жаль… очень жаль, — я хватаю свои вещи и ухожу, слезы размывают мое зрение. Питер зовет меня, но не идет за мной следом. Он смотрит, как я ухожу. Он наблюдает, как уходит его самая большая ошибка.

Загрузка...