Исправление ошибок

17

— А почему ты все-таки стал частным детективом? — Мардж ни за что не хотела от него отставать, спрашивала уже в третий раз, хотя Джефри своим молчанием и намекал, что не хочет говорить на эту тему.

До начала киносеанса оставалось еще полчаса, и они прогуливались вокруг кинотеатра. Как обычно бывает в этот час, когда рабочий день уже закончен, а ночь еще не наступила, улицы были переполнены. Чтобы было удобнее разговаривать, Мардж держала Джефри под руку. Ощущая локтем тепло его тела, она чувствовала себя под надежной защитой. Джефри никогда и никому не позволит ее обидеть.

— Ну почему? — не отставала Мардж. — Я ведь знаю, что ты служил в полиции.

— Служил, — согласился Джефри. — Я ведь еще в Филипсбурге начал, а потом в Нью-Йорк перевелся.

— Да, я помню, — кивнула Мардж. — Ты ведь с детства мечтал стать полицейским. Как твой отец.

— Как мой отец, — повторил Джефри. — Да, я себя на другой работе и не представлял. Только полицейским. Мне все нравилось в этой профессии, я все время про себя твердил, что стану полицейским. Офицер полиции Джефри Уайт. Звучит, правда?

— Звучит.

— А потом мне пришлось уйти со службы. А так как я не умею делать ничего другого, кроме как ловить преступников, то пришлось пойти в частные детективы.

Но Мардж чувствовала, что не просто так ушел Джефри с любимой работы, что за этим что-то стоит. И ей очень хотелось об этом узнать.

Мардж сама себе удивлялась. Интерес к судьбе этого, по большому счету, чужого мужчины был не праздным, а каким-то глубинным, личным. Ей хотелось узнать, о чем он думает, что чувствует, к чему стремится. Что здесь играло большую роль — ностальгия по детству или ее нынешнее угнетенное состояние, заставляющее искать хоть какую-то поддержку со стороны, — Мардж не знала, она даже не задумывалась об этом.

Просто, когда Джефри на следующий день после своего отчета о проделанной работе позвонил, чтобы узнать о ее душевном состоянии, Мардж обрадовалась. Каким в тот момент было ее душевное состояние, можно представить — настроение ниже нулевой отметки, на душе погано. Она, не скрывая, так и сказала Джефри. И тогда он, чуть помявшись, спросил:

— А не хотела бы ты со мной сходить в кино?

Нет, он не приглашал ее на свидание, он спросил о ее желании, тем самым давая ей право выбора и не набиваясь. И Мардж согласилась.

Они договорились встретиться перед началом сеанса у кинотеатра, расположенного как раз посередине между ее и его домами. Это был небольшой, уютный, даже можно сказать, интимный, на пару десятков мест, кинотеатр, в котором демонстрировались старые фильмы. Однажды в этот кинотеатр Мардж ходила с Майклом. Тогда они смотрели «Дорогу в Рио» с Бингом Кросби в главной роли. Мардж хохотала без умолку, а Майкл сказал, что более пошлого фильма ни разу не видел. Больше они в тот кинотеатр не заходили.

А сейчас Джефри Уайт сам предложил посетить этот кинотеатр. Мардж удивилась, в ее представлении Джефри с его суровостью, угрюмостью и некоторой отрешенностью от мира не походил на почитателя старых фильмов.

— Неужели ты любишь старые фильмы? — с удивлением спросила она, когда они встретились у кинотеатра.

— Нет. Просто еще больше я не люблю бесцельные прогулки по улице. Да и этот кинотеатр находится недалеко от дома.

Как бы там ни было, но весь фильм, а показывали в тот день «Унесенных ветром», Джефри сидел не пошевелившись, и Мардж даже могла поклясться, что слышала, как он пару раз тяжело вздохнул.

С тех пор они еще несколько раз ходили в этот кинотеатр. Потом Джефри провожал Мардж до дома и убегал. Он ни разу не попросил разрешения зайти к ней домой и не приглашал ее к себе. Он даже не предпринимал попыток поцеловать ее, и Мардж это напрягало.

Обдумывая свое житье, Мардж пыталась понять, какие чувства испытывает к ней Джефри: привлекает ли она его как женщина или он просто по старой памяти хочет поддержать ее в трудную минуту? Думала она над этим не один раз, но так и не могла найти ответа. Больше того, она не понимала, как сама относится к Джефри.

Да, находиться рядом с ним ей было хорошо, она чувствовала защищенность и спокойствие, и, хотя Джефри во время встреч чаще молчал, чем говорил, ее совершенно не тяготило его присутствие. Но никаких далеко идущих планов в развитии их отношений Мардж не строила. Слишком сильно еще кровоточила рана после ошибки с Артуро, и мечтать о новых отношениях Мардж просто не имела сил.

Так что, можно сказать, что их отношения протекали без всяких попыток ускорить что с одной, что с другой стороны. За это время Мардж закончила правку романа «В омуте страсти» и сейчас ждала его выхода из печати, одновременно думая над сюжетом нового романа. Но ничего интересного в голову не приходило, все какие-то глупости.

То ли под воздействием встреч с Джефри, то ли от внутреннего страха, что она исписалась на любовных романах, Мардж осторожно размышляла, не переключиться ли ей на детективы. Правда, она своими планами ни с кем не делилась, но для себя уже завела новый блокнот, в который записывала мысли по этому поводу. Она уже почти полностью придумала образ главного героя своего нового романа, который почему-то очень напоминал своим поведением, поступками и манерой говорить Джефри Уайта. А вот с главной героиней выходила загвоздка, она никак не придумывалась. Еще в самом начале писательской карьеры Мардж решила, что ни одна из героинь ее книг не будет похожа на нее саму. И до сих пор она старалась придерживаться этого правила. Недаром Роуз Вальмонт не уставала повторять, что успех книг Мардж Хопкинс определяется непохожестью героинь. Мардж знала: начнешь списывать героинь с себя, все, пропадешь — все они станут одинаковые, как гусыни на зеленой лужайке. Пока образ главной героини полностью не сформировывался в мыслях, пока не обретал осязаемого существования, к работе непосредственно над романом Мардж не приступала.

Эти муки творчества, предшествующие моменту, когда она сядет за компьютер и начнет набивать текст, были неотъемлемой частью писательской работы и очень нравились Мардж. В эти моменты она ощущала себя строителем вселенных, творцом новых жизней, упивалась возможностью направлять и вести своих героев по любой дороге, по какой ей только заблагорассудится. Но, чтобы их куда-то вести, Мардж должна была сама знать о тех местах хоть что-нибудь.

Поэтому разговоры с Джефри преследовали две цели. Во-первых, ей приятно и интересно было с ним общаться, а во-вторых, Мардж накапливала материал для новой книги, ведь среди ее знакомых не было других частных детективов.

— Ну почему тебе пришлось уйти из полиции? — Мардж иногда бывала до неприличия настойчивой. — Что-то случилось?

Если до сих пор Джефри был настроен благосклонно и даже иногда улыбался, то сейчас замкнулся, замолчал и насупился. Он даже не посчитал нужным хоть что-нибудь ответить. Мардж больше не приставала, решив, что для нее же будет лучше, если она прекратит расспросы. Хотя бы на время. Нет, потом она у него обязательно выпытает.

В кинотеатре сегодня показывали «Гроздья гнева» по роману Джона Стейнбека с красавцем Генри Фонда в главной роли. Сколько раз Мардж смотрела этот фильм, столько раз и плакала. Судьба героев, отличная режиссерская и актерская работы до такой степени делали фильм реальным, что Мардж сама себе казалась действующим лицом этой истории.

Вот и сегодня из кинотеатра Мардж вышла с покрасневшими глазами и припухшим носом.

— Не думал, что ты так все близко к сердцу принимаешь, — усмехнулся Джефри, когда они оказались на светлой улице и он увидел заплаканное лицо Мардж. — Это же надо — реветь над выдуманными историями.

— Я не над всеми реву, только над этим фильмом, — оправдываясь, сказала Мардж. Еще не хватало, чтобы Джефри подумал, что она сентиментальная дурочка.

— Да брось ты, слез не нужно стесняться, — успокаивающе произнес он. — Только они способны облегчить и исцелить сердце.

Мардж застыла на месте, уставившись на Джефри. Не ожидала она таких слов от казавшегося грубым детектива.

— Да ты философ…

Джефри криво усмехнулся.

— При чем тут философия? Это всего лишь опыт жизни. — И он, не взглянув на Мардж, зашагал прочь от кинотеатра.

Мардж поспешила за ним, не зная, что сказать. Так они и прошли молча несколько кварталов. Джефри — опустив голову, словно что-то искал под ногами, Мардж смотрела вперед, время от времени заглядывая в лицо приятеля. Она не понимала, он то ли злится, то ли просто задумался.

Когда до дома Мардж оставалось всего ничего, только пройти парк, они как раз в него входили, неожиданно Джефри заговорил:

— Ты вот все допытывалась, почему я ушел из полиции. Хочешь, расскажу?

Мардж, боясь, что он передумает, лишь кивнула. Джефри остановился и, впервые после выхода из кинотеатра, заглянул в глаза Мардж, смотрел в них несколько секунд, а потом произнес:

— Я не ушел из полиции, меня выгнали.

Потом резко развернулся и зашагал вперед. Мардж поспешила за ним.

— Меня выгнали, и правильно сделали, — уже не глядя на Мардж, продолжил Джефри. — Таким, как я, не место в полиции.

— Почему? — тихо спросила Мардж.

Но Джефри словно не услышал ее вопроса. Он просто продолжил говорить, и было непонятно, кому он рассказывает, ей или себе.

— Фрэнк Лэй был для меня всем: учителем, наставником, другом, защитником, даже, черт побери, психотерапевтом. Мне очень повезло, что мы с ним стали напарниками. На него я мог положиться, как на себя. Отправляясь на задания, даже на самые опасные, я всегда был спокоен. Я знал — Фрэнк не подведет, Фрэнк поможет. И, наверное, он так же относился ко мне. А я…

Джефри замолчал, и Мардж показалось, что вместе с ним замолчал окружающий мир. Этот вечно шумный город притаился в ожидании продолжения рассказа Джефри.

— И дело-то было, по большому счету, плевое, — голос Джефри звучал глухо и сухо, — бытовая ссора. В участок поступил сигнал от жильцов одного дома, что из квартиры на втором этаже раздаются страшные крики, в которых слышны угрозы о смерти. Вот мы и поехали туда. Соседи сообщили, что в квартире проживает школьный учитель, человек тихий и культурный, и они сами в недоумении, что с ним случилось. Успокоить разбушевавшегося учителя — это раз плюнуть, это вам не террориста, захватившего с десяток заложников, брать. Вот и отправился Фрэнк в ту квартиру один, а я, нарушив все правила безопасности, остался брать показания у соседей. — Джефри, проведя рукой по лицу, на мгновение замолчал, а потом надрывно выкрикнул: — Больше Фрэнка живым я не видел! Пнул этот школьный учителишка его кухонным ножом. Да так удачно, что попал прямо в сердце. Представляешь, в сердце! Смерть наступила почти мгновенно. А я в это время выслушивал рассказ соседей о том, какой этот учитель тихий и порядочный человек, и они ума не приложат, что же с ним случилось. А он в это время стоял с окровавленным ножом в руке и тупо смотрел на умирающего Фрэнка. А все-то в этой истории было до банального смешно, почти как в твоих любовных романчиках. Муж не вовремя пришел домой, застал жену в кровати с мужчиной, напился до умопомрачения и начал жену воспитывать. И так разошелся, распалился, что и не заметил, как убил вошедшего в квартиру полицейского.

Джефри замолчал, а Мардж взяла его руку в свои. Рука была ледяной и мелко дрожала.

— Джефри, это случайность, стечение обстоятельств, в том нет твоей вины, — сказала она спокойно, стараясь заглянуть ему в глаза, но он их старательно отводил. — Неужели тебя из-за этого выгнали из полиции?

Джефри помотал головой.

— Нет, не из-за этого. Служебное расследование подтвердило, что в гибели Фрэнка я не виноват. Но какое мне дело до заключения комиссии, если существует мой личный, высший суд совести, на котором я не мог найти себе оправдания? Я начал пить, сильно, по-страшному, до потери человеческого образа, до такой степени, что забывал, кто я — человек или грязное животное. Прогуливал работу, давал обещания и сразу же забывал о них и опускался все ниже и ниже. Вот тогда-то меня и выгнали из полиции. Выгнали, как грязного, вонючего шакала, и никто, понимаешь, никто из всего нашего полицейского участка не заступился за меня.

Джефри тяжело дышал, Мардж же, наоборот, боялась сделать резкое движение, чтобы не напугать Джефри, не прервать его рассказ. Она понимала, что ему нужно выговориться, скинуть груз со своих плеч, избавиться от прошлого. Этот разговор в первую очередь нужен ему самому, а не ей. Нет ничего страшнее, чем нести в себе боль.

Они уже давно прошли парк и стояли у подъезда Мардж, но Джефри не замечал этого. Он был далеко, в том страшном времени. Лицо его исказилось от боли, губы, и так тонкие, вытянулись в ниточку, в глазах появился нездоровый блеск. Больше всего на свете Мардж сейчас хотелось облегчить боль этого большого, сильного мужчины, снять с него тяжесть воспоминаний, но она не знала, как это сделать.

— Давай поднимемся ко мне. Я сварю тебя кофе, — предложила она.

Джефри послушно, словно был к ней привязан, вошел за Мардж в подъезд.