Видение четвертое. Властитель
1. Поймать тень
Кто ищет — всегда находит,
Кто жаждет — возьмет свое;
Но всякий ли сможет воин
Свой меч взять за острие?
Кто ищет — всегда находит,
Кто жаждет — возьмет свое;
Но всякий ли сможет воин
Свой меч взять за острие?
Ты никогда не терял самообладания. Спокойствие, хладнокровие и тщательное планирование каждого действия — эти черты свойственны не только тебе, но и всякому истинному чародею. Да и большинству Посвященных; эмоции только мешают действовать, затеняя разум, который должен быть подобен хрустальному зеркалу.
Однако теперь ты скорее похож на кипящий котел, плотно закрытый чугунной крышкой и готовый в любую минуту взорваться.
И причина на то более чем веская.
А именно — краткое сообщение Ардайн с Изумрудных Островов: «Дети похищены, отправилась на поиски, ученица в гвардии Королевы.»
Более всего тебя раздражает то, что ты, сам не так уж давно без особого труда проникший в эльфийские леса, положился на их защиту как на нечто незыблемое. О, за себя дети звезд постоять могут — и против людей, и против народов Старого Мира; но тебе-то требовалось нечто большее — надежная защита для твоей семьи и Эстер, которой уже (черт, время-то как быстро летит!) около двадцати шести. Для эльфов, конечно, это возраст чуть ли не младенчества, но для людского племени вполне приличный (а Нефилим, хоть и имеющие невероятно древние корни, от принадлежности к человечеству никогда не собирались отрекаться). Защита оказалась недостаточно хорошей; кто-то не только проник на Острова, но и ушел с добычей.
«И Путь оборвался у Зеркала Снов, где лужей застыла детей его кровь…» — сами собой всплывают в памяти последние строки пророчества о колдуне-клинке. Тебе хочется вдребезги расколотить добытый в Железных Горах артефакт, но ты все-таки воздерживаешься от этого: Зеркало-то тут при чем? Да, слова эти сообщило тебе оно, но ведь произнесены они были намного раньше…
Кровь.
Это в Радужном Мире нежелательно пользоваться кровавыми ритуалами; в этом мире правила другие, менее строгие (хотя в какой-то степени — более жестокие). А коль скоро это можно сделать…
Оборвав незаконченную мысль, ты разрезаешь левое предплечье ритуальным ножом, собирая струящуюся кровь в небольшую склянку явно из-под какого-то эликсира, который ты использовал черт знает когда, а пузырек выкинуть забыл. Вот и пригодился…
Есть! СЛЕД довольно слабый, скрытый в складках Нави, взвихренной заклятьями Ардайн и Стражей Изумрудного Острова; однако тебе вполне по силам проследить его. И когда ты разыщешь другой конец этой нити, у того, кто несет ответственность за это событие, начнутся крупные неприятности — в этом ты клянешься себе так, как не клялся почти полтора столетия.
СЛЕД ведет на запад, через пучины Атлантики — куда-то за пределы известной человеку земли. Ну что ж, придется расширять границы своего знания — уж это-то тебя не остановит.
Послав Ардайн столь же краткое сообщение: «Засек СЛЕД, иду по нити», — ты поминаешь добрым словом оставшегося для тебя безымянным Адепта из пустынь Сирии, обучавшего «вас, недостойных бездельников, тайному искусству Левитов — Левитации», и произносишь формулу. Тело твое, сохраняя видимый облик, растворяется в потоках воздуха, а мысль указывает направление полета. Просто и чрезвычайно приятно. Но столь же неприятно производить обратное преображение (потому подлинную Левитацию мало кто из Посвященных удосужился освоить как следует). Однако ты не пренебрег этой деталью обучения, уже в то время прекрасно понимая: пригодиться может любое средство, сколь бы неприятно или даже отвратительно оно ни было.
Скорость передвижения при Левитации, конечно, много меньше, чем при Перемещении или даже Скольжении; но оба этих способа требуют точного знания конечного пункта, чего у тебя в данный момент нет. Тем не менее любое существо из Яви по сравнению с тобой выглядит сейчас подобно улитке рядом с арбалетной стрелой. Для того, чтобы пересечь Атлантику и достичь Винланда, открытого примерно полстолетия тому назад Лейфом Эйрикссоном по прозвищу Счастливый, тебе не потребовалось и двух часов.
СЛЕД описывает петлю вокруг каменного кольца, похожего на священные круги менгиров в землях гэлов, и сворачивает на юго-запад. Наскоро проверив свежесть СЛЕДА, ты с удовлетворением отмечаешь, что вас разделяет около сорока пяти часов; значит, три уже выиграно. И, обновив чары Левитации, ты вновь поднимаешься в воздух, не думая о своей чужеродности для Хранителей этой земли.
Винланд, кстати, оказывается намного больше, чем ты представлял по рассказам северян — они едва продвинулись по побережью крупного полуострова, чуть превышающего размерами Тавриду.[35] С высоты птичьего полета ты видишь огромный континент, размерами ничуть не уступающий Европе (а то и превосходящий ее). Густые леса сменяются холмистыми равнинами, мелькают реки и озера, потом возникает зона саванн, кое-где пересеченных оврагами и возвышенностями. Ты вскоре чувствуешь присутствие Высших Сил, изучающих тебя: эта земля не пустынна и не свободна от разумной жизни, а следовательно, существуют и Те, кто покровительствует этой жизни. Не стоит, конечно, понимать под «покровительством» постоянную опеку или личное внимание к каждой земной мелочи — такой взгляд на вещи, насколько тебе известно, имеют только Бог Нефилим и Триединый Бог христиан. И все же боги не отстранены от реального мира настолько, чтобы люди могли вести себя так, как им того хочется (ты с удовольствием пожертвовал бы собственной жизнью и душой, если б это помогло осуществить такое)… Все это означает, что оставивший СЛЕД может находиться под покровительством местных Богов, которым вряд ли понравится «разборка» на Их территории.
Впрочем, если перед тобой будет стоять выбор — отступиться или оскорбить Богов Винланда, — ты предпочтешь второе. И долгих размышлений тебе для этого не потребуется…
Саванны сменяет пустыня. Становится жарко и пыльно.
СЛЕД внезапно поворачивает на запад, к возникшим в той стороне дымящимся вулканам. Ты сворачиваешь туда же, попутно замечая резкое увеличение концентрации Сил в сухом воздухе.
Туча пепла, принимая форму чудовища с многими щупальцами, поднимается тебе навстречу…
Удар.
Вулкан под тобой извергает фонтан полужидкой лавы.
Двойной удар — чудовище атаковало одновременно с ожившим огненным столбом. Твоя защита не выдерживает и мгновения, растворяясь в напоре качественно превосходящих сил.
Но — повредить тебе, лишенному тела, они не могут!
Вновь и вновь, удар за ударом. Ты не отвечаешь: во-первых, бессмысленно, во-вторых, не видно уязвимых мест.
Наконец, пепельные щупальца (не иначе как со злости) сцепляются с огненными, и ты по-быстрому убираешься за пределы этой битвы.
СЛЕД становится еще теплее: вас разделяет меньше тридцати шести часов. Нить отклоняется еще немного к западу, потом вновь заворачивает на юг, в джунгли, среди которых вздымаются несколько довольно странных, ступенчатых пирамид. Чем-то похожи на те, что высятся в сердце Та-Кемт, только тамошние пирамиды служат для приема и передачи энергии Поля Сил, эти же больше напоминают невероятных размеров жертвенные алтари…
Удар.
Обсидиановый кинжал, вспарывающий грудь и вырезающий еще бьющееся сердце жертвы…
Жертвы Старым Богам, которыми некогда представлялись Древние!
Чары Левитации разрушаются, и ты едва успеваешь произнести формулу «мягкой посадки». Которая дает тебе с грехом пополам опуститься прямиком на вершину ступенчатой пирамиды, отчего жрец с замашками палача утробно вскрикивает и теряет сознание. Что ж, понять его можно: не каждый день видишь «сошествие бога с небес»…
Ты обводишь присутствующих тяжелым взглядом Бога, которому принесли никуда не годную жертву. Еще два жреца следуют примеру первого, причем один из них неосторожно позабыл, что стоит на самом краю площадки — и освободил свой пост в местном жреческом сословии. Передернув плечами, ты берешь из окостеневших рук жреца-палача обсидиановый кинжал, всаживаешь ему же под подбородок и тут же ломаешь хрупкое каменное лезвие прямым ударом по жертвеннику.
«Все ясно?» — мысленно спрашиваешь ты.
Три жреца, с трудом сохраняющих остатки присутствия духа, отчаянно кивают. Удовлетворенный, ты коротким Словом превращаешь алтарь в кучку пепла и вновь взмываешь в воздух, добавив в заново наложенное защитное поле сияющий ярче солнца ореол. Оставшиеся внизу благоговейно оседают на колени.
Удар.
Это вмешиваются непосредственно местные Боги, так как последнее твое действие подрывает уже Их авторитет. Однако стрела Их праведного гнева проходит мимо, поразив вместо тебя ни в чем не повинную пирамиду. Запах горелого мяса заставляет тебя резко увеличить скорость, так как Враг в любой момент может догадаться о побочных свойствах Золотого Ореола. Не напрасно обладающих таковым в Поднебесной иногда называли «носящими алмазную накидку и железную кожу» — ни одно оружие, будь оно произведено в Нижнем, Среднем или Верхнем Мире, не способно пробить тончайшую пленку золотого сияния…
Черный Меч Вечного Воителя и огненный клинок небесного «архистратига» Микаэля; громовая ваджра[36] Индры, трезубец Шивы и молот Ямы-Дхармы;[37] секира Перуна, палица Вия, сабля Волха и кинжал Мораны; копье Одина, меч Фрейра, молот Тора и секира Тира; копье Великого Духа, змееглавая плеть Владыки Боли, скимитар Барзай, священные мечи паладинов Магнуса и ятаган Зу-ль-Факар пророка Мухаммада… лучшее оружие всех миров и Сфер бессильно против тоненького золотистого щита, сквозь который без труда проходит невооруженная рука. При условии, разумеется, что свершающий это движение не стремится причинить никакого вреда тому, кого сей щит окружает. В данном случае — тебе.
Но довольно пустопорожних размышлений. За эту формулу ты заплатил сполна и понимаешь как даруемые ею преимущества, так и недостатки. Второго, пожалуй, не знает никто, что может обеспечить тебе немаловажное преимущество…
Последняя мысль держится у тебя в голове ровным счетом минуту — пока ты не улавливаешь где-то позади себя легкое движение (в Поле Сил, естественно). Обратив часть своего внимания в ту точку, ты с содроганием видишь, как какой-то шаман местного племени тщательно рисует в воздухе Знак Солнечной Стрелы…
Сознание возвращается резким всплеском боли. Разорванная (к тому же без должных ритуалов) Левитация, Солнечная Стрела — против заклятья «золотого ранга» Золотой Ореол бессилен, — наконец, просто усталость и истощение: наложившись, все это дает эффект, для описания которого не существует достойных произнесения слов. Ты имеешь лишь одно хорошее известие: ты все еще жив. Впрочем, сколь долго сия идиллия продлится, тебе не было сообщено.
Ты медленно открываешь глаза.
Сидящий около тебя старик-шаман, весьма похожий на того любителя метать Солнечные Стрелы, кладет свою сморщенную ладонь тебе на грудь — против сердца.
«Готов платить?» — спрашивает он мысленно.
Хммм, какую именно плату он требует, ты вполне представляешь — и будь возможность отказаться, ты бы ею немедленно воспользовался. К сожалению, выбора у тебя сейчас нет — и ты обреченно киваешь.
Правая рука старика (лишь сейчас ты сообразил, что местные жители — явные потомки Атлантов и какого-то из древних племен) чертит Знак Погашенного Долга — и часть твоей жизненной силы, иногда именуемая душой, уходит к нему. Боль дополняется слабостью, мысли начинают путаться; однако шаман, начертив у тебя над головой пару защитных Знаков, отгоняет прочь подступившую было безымянную прислужницу Мораны (и прочих Богов Смерти) с тускло блестящей косой.
Ты закрываешь глаза — и слышишь на самом глубоком уровне сознания тихий голос Ардайн:
«Что случилось?»
«Неприятности, — отвечаешь ты, стараясь не выпустить этих мыслей в верхние слои разума, — если можешь, Скользни ко мне.»
«Где ты?»
«Континент за Атлантикой, примерно на широте Средиземноморья.»
«СЛЕД там?»
«А зачем бы я сюда приперся?»
«Кто тебя знает…»
Ее голос стихает, и ты позволяешь себе чуть-чуть расслабиться. Помощь идет. Несколько минут, максимум четверть часа — и…
Удар.
Мысленная волна боли — не твоей, Ардайн!
Проклиная себя последними словами, ты собираешь волю в комок — и разрываешь защитный кокон, одновременно произнося Слово Источника, наполнившее тебя новой силой. Боль и усталость отходят на задний план; сейчас нужно действовать!
Окруженный черной аурой гнева и ненависти, ты идешь по селению (если, конечно, это и впрямь селение; выглядит оно совершенно отличным от всех прочих, где тебе довелось бывать ранее) и убиваешь «смертельным взглядом» всех, кто попадается тебе на дороге. Шаман пал первым, и его кровь, пожалуй, дала ритуалу больше всего…
Есть. Крови и страданий накоплено достаточно, чтобы провернуть то, на что никогда не замахивались самые отпетые члены Ордена Паука. Ты достаешь атхейм, добавляешь в огромную кровавую лужу несколько капель собственной крови — и произносишь Слово Вызова в его Великой форме. Устои мироздания сотрясаются, словно уже наступил Черный Рассвет; а в смеси крови и пыли возникает зародыш Пожирателя Богов. Вот он окончательно обретает форму и обращает на тебя невидящий взор своих багровых глаз.
Вперед, молча приказываешь ты.
Монстр, способный свободно перемещаться между Сферами, исчезает. Теперь местные Боги получат свое — уничтожить Пожирателя может только тот, кто его вызвал…
Ардайн все же повезло: местная система Сил, насколько ты понял, призвана развеивать в ничто всех существ нечеловеческой расы; исключение делается для тех, кто не находится во плоти, а также для тех, кто не показывается на поверхности земли. Ардайн выжила, но удар получила такой, что теперь должна отлеживаться минимум несколько дней — для звездного рода твой метод восстановления сил не годится.
Ты же, расправившись с собственным творением (Пожиратель успел сделать свое дело, так что в ближайшие годы этот район континента будет избавлен от внимания богов), вновь отправляешься по СЛЕДУ. Несмотря на твою задержку, он даже приблизился во времени: между вами теперь не более тридцати часов. Выходит, похититель также не испытывал к местным Богам особой приязни?
Впрочем, теперь это уже не суть важно.
Три часа полета к юго-западу — и земля превращается в узкий перешеек между двумя морями. Дальше к югу континент вроде бы снова расширяется, но тебе уже не до того — СЛЕД поворачивает на запад, в пределы неведомого океана…
Ой ли? Так уж и неведомого?
Попробовав «на вкус» силовые линии этого океана, ты с удивлением узнаешь в нем… Океан Восходящего Солнца, бескрайнюю водную ширь к востоку от Поднебесной. Это что же такое? Неужто правы были философы Античной Эллады, утверждавшие, что наш мир имеет форму шара (или, коль уж на то пошло, Сферы)? Вот тебе и ученые. Занимаются полной чушью, не имеющей отношения к реальности либо расходящейся с нею где это только возможно, — но бывают моменты, когда тебе кажется, будто им известно нечто такое, чего людям твоего склада не постичь и за сто лет. Что ж, если это и впрямь Океан Восходящего Солнца, можно рискнуть и попробовать сократить разрыв…
Ты произносишь формулу — и, скользнув по силовым линиям мироздания, оказываешься на одном из известных тебе древних островов, где жизнь сводится к безмолвным каменным истуканам, установленным тут в неимоверном числе невесть сколько тысячелетий тому назад. И точно, СЛЕД проходит над ним, причем максимальная дистанция между вами — семнадцать часов.
Сбросив Левитацию, ты с немалым трудом избавляешься от тошноты и прочих постэффектов этих чар, а затем вновь применяешь Скольжение, теперь уже к другому острову, являющимся ближайшим из пересечений силовых линий. Три выворачивающих наизнанку Скольжения — и разрыв сокращается до двух часов, а ты оказываешься на песчаном побережье Поднебесной Империи, в нескольких милях к югу от устья Желтой Реки. Здесь СЛЕД покидает воздушное пространство: похоже, похититель наконец почувствовал себя в безопасности и принял земное обличье.
Ты недобро усмехаешься. Давай, наслаждайся жизнью. Наслаждайся каждым ее мгновением так, как будто оно последнее, потому что до последнего тоже рукой подать…
Пройдя через полстраны, ты не сумел приблизиться к цели ни на шаг; честное слово, этот похититель словно знает о преследовании и издевается! Но, когда впереди возникают восточные отроги Голубых Гор, у тебя поднимается настроение: разрыв медленно, но верно сокращается. Вот осталось полтора часа… час… сорок минут…
Стоп. Вот оно, нужное место.
В зеленой долине промеж полого сбегающих на юг хребтов возвышается храм, прозванный в народе «Южный Шао-Линь». Давний соперник северной обители с тем же именем, и мало в чем ей уступающий.
А значит, проникнуть сюда без посторонней помощи тебе будет весьма сложно. Ты пожимаешь плечами: только решение сложной задачи приносит истинное ощущение победы.
«Все это так, но победа еще не есть ощущение оной.»
Мысленный голос тебе знаком, он принадлежит тому старику-даосу с Голубых Гор. Никого поблизости от себя ты не замечаешь, так что приходится признать явное превосходство отшельника в областях Дальнего Зрения и Дальней Речи (аналитики Империи отчего-то объединяли последние в один раздел под общим названием «телепатия»).
«Я удовлетворюсь и победой», — говоришь ты.
«А как отличить победу от поражения?»
Это просто смешно: на таком вопросе не срежется даже ученик.
«Побеждает тот, кто остается в живых.»
«Всегда ли?» — В голосе даоса слышится ехидная нотка.
«Исключения можно сосчитать по пальцам одной руки, — отвечаешь ты. — Может, хватит играть?»
«Игра еще не началась, — замечает старик. — Идет лишь предварительный этап, а ты начинаешь мешать собственному союзнику.»
Девять Кругов Преисподней, да он что, смеется?! Каким это образом ты, едва поднявшийся над рангом простого чародея, можешь даже помыслить об Игре, где нет никого ниже полубога?
«Я пришел за своими детьми, — заявляешь ты, — и без них уходить не собираюсь. Чем отвлекать по пустякам, может, поможешь?»
«Тебе давно было сказано: пятый Чемпион придет с Востока. Где, по-твоему, мы могли взять подходящего человека с Даром?»
Понимание обрушивается на тебя подобно Наковальне Случая.
«Но… Илит и Арген не пригодны для этого, они обладают Разделенным Могуществом. Как может Чемпион…»
«Может.» — В твоей голове возникает мысленный образ дьявольски сложного, но — следует отдать даосам должное — до мелочей продуманного и эффективного ритуала из раздела «Слияния». Один из символов Дао, сливающиеся Инь и Янь; это ведь не только Хаос и Порядок, это еще и Женщина и Мужчина. А также Ночь и День; только не «Тьма и Свет», как наивно полагают на Западе, а исключительно как части единых суток, которые попросту не способны существовать одна без другой.
Да, теперь-то понятно, почему пятым Знаком в узоре Черного Рассвета стоит Тень. Что же еще, спрашивается, может возникнуть при слиянии дня и ночи?
Ты усмехаешься, чуть-чуть расслабившись после этой невероятной во всех смыслах погони. Выходит, ты оказался в каком-то вершке от опровержения пословицы «невозможно поймать тень». Догони ты «похитителя», оказалось бы, что это — твои же дети, попросту сбежавшие из-под материнской опеки на свое первое Испытание.
Следует сказать, Слияние никогда не рассматривалось в качестве Испытаний для учеников. Однако, как известно, особые цели требуют особых же средств и приемов.
Твоя усмешка становится еще шире. Куда тут каким-то Мифотворцам или Идущим-во-Сне — кто из них мог бы представить себе, что Сумеречный Воитель с Востока, во-первых, будет в течение суток менять свой пол (ночью — девушка, днем — юноша), во-вторых, окажется полукровкой, чья звездная и древняя части не конфликтуют, а спокойно сотрудничают, и наконец, сможет сражаться не только с помощью Меча Теней, но и как простой чародей (знания, обретенные Аргеном и Илит в процессе обучения, ведь никуда не денутся)!
Старик, мысленно воздев палец, цитирует:
«Имеющий знания и делающий вид, что не знает, стоит выше всех. Не имеющий знаний и делающий вид, что знает, болен. Кто, будучи больным, считает себя больным, тот не является больным. Совершенномудрый не болен. Будучи больным, он считает себя больным, поэтому он не болен.»[38]
Ты по-прежнему усмехаешься: болезням (тем более, этому их виду) ни твой, ни звездный народ не подвержены…
Нет, повторить этот разговор ты не смог бы, даже если бы судьба мироздания зависела от этого. Когда Ардайн узнала, что ваши дети не похищены, а «всего-навсего» сбежали на Испытание, ее чуть удар не хватил. После этого она наиподробнейшим образом высказала тебе все, что думает о Пути, Испытаниях, пророчествах, чародеях и Посвященных, людях, богах и прочих элементах Большой Игры. Наблюдая этот вихрь эмоций, ты немало удивляешься: почему это вдруг звездный народ всегда считался (и считается до сих пор) самой хладнокровной из всех земных рас?
— Ты все равно не можешь опекать их вечно, — говоришь ты. — Мне такое развитие событий тоже не нравится, но я отнюдь не собираюсь стирать Южный Шао-Линь с лица земли.
— Тебе не понять… Ты никогда не чувствовал ответственности за тех, кому дал жизнь…
— Не чувствовал. И не собираюсь. Я ответственен лишь за то, чему обучил их и чему не успел обучить. Все остальное не зависит от меня — к чему зря разоряться?
— Все-таки ты человек, — вздыхает Ардайн.
Это теперь вопрос весьма спорный, мрачно думаешь ты. Право называться человеком ты потерял в тот миг, когда призвал Пожирателя Богов; такого рода формулы недоступны смертным.
Но, человек ты сейчас или нет — значения это не имеет. Все одно, сторону в предстоящей битве тебе не сменить…
2. Достичь дна моря
В пучине безмолвных видений
Вы, дети глубинных рас,
Отметите Час Презренья –
Секирою промеж глаз!
В пучине безмолвных видений
Вы, дети глубинных рас,
Отметите Час Презренья –
Секирою промеж глаз!
Даже летом эти моря чрезвычайно холодны: спокойная водная гладь имеет теплый лазурный оттенок, однако погрузившийся в нее — если только он не «морж»-северянин — через минуту пойдет ко дну, поскольку мышцы его обратит в камень жестокая судорога. Эйрика это, впрочем, не касается, ведь Сын Воды утонуть не может; даже будь он родом с жаркого Юга, судорога ему не страшна. Вот и шлепает по ледяной воде босиком, что-то высматривая в глубинах: тебе и глядеть-то на это холодно, а Эйрику хоть бы хны.
«Да дай ты мальчишке развлечься», — ухмыляется призрак Хравна, которого даже смерть не отучила читать мысли.
«Мальчишке? Этот мальчишка уже сейчас будет с меня ростом и куда как покрепче, — отвечаешь ты. — И разве здесь место для развлечений? Этот островок не из тех, где можно расслабляться…»
«Я знаю. Тут когда-то стоял один из городов Древних, Туле.»
«Не Древних, — поправляешь ты, — всего лишь Глубинных. Эти крокодилы, хоть и поклонялись Жабе-Дагону, никогда не были равны Народу Червя или нагам.»
«Плохое заблуждение, Акинак. Крайне плохое.»
«Да? Ты знаешь о них нечто такое, о чем не упоминал манускрипт аль-Хазреда?»
«Понятия не имею, о чем упоминал этот твой аль-Хазред — но Глубинные очень опасны. Во всяком случае, на воде и в прибрежной зоне. — Хравн говорит без своей обычной ухмылочки, что указывает на крайнюю серьезность его слов. — Знал бы ты, сколько лет эти твари не давали нам выйти в океан…»
Ничего себе! Если Глубинные могли помешать мореходам-викингам, их мощь определенно в чем-то превосходит силу нагов. Выходит, далеко не во всем на «Ал Азиф» можно полагаться… А с другой стороны, ну откуда же рожденному в пустынях Палестины знать о свойствах рас, населяющих моря Запада и Севера?
«Упрек принимается, — соглашаешься ты. — Чем же таким особенным обладают Глубинные?»
«Морем.»
«Течения, туман, рыбы и прочие морские звери?»
«Не только. Плавучие льды, водоросли, рифы, водяные ямы.»
«Чего?»
«Вроде зыбучих песков, но на воде, — поясняет Ворон. — Это так, мелочь — я ведь тоже не знаю всего. Ну и, конечно, общение с подчиненными Дагона и Ктулху: этим занимаются именно Глубинные, сами Древние, как тебе известно, не могут пробиться сквозь стены Своей тюрьмы, дабы отдавать подробные распоряжения. К Ним можно проникнуть только отсюда и получить самые общие указания, так сказать, стратегический план.»
Так-так. Кусочки мозаики начинают складываться в единое целое.
Значит, как ты и подозревал, Древние бессильны без Своих служителей, которые на самом деле и управляют Их Слугами — обычно последние не подчиняются смертным, но коль скоро Хозяева отдали такой приказ, то почему бы и нет… И для того, чтобы уменьшить Их возможности, необходимо переправить в иной мир (в любом возможном понимании этого термина) как можно больше тех, кто избрал Древних в качестве своих повелителей. Нагов, Глубинных, Народ Червя, шогготов и всех прочих, кто там еще уцелел…
— Нашел! — слышится возглас Эйрика.
«Я говорил, парень не из самых неспособных», — ухмыляется Хравн и направляется к восточному мысу, за скалами которого пару минут назад скрылся юный северянин.
Ты следуешь за ним, и взору твоему вскоре открывается уходящая в глубину широкая лестница из коралла.
— Я бы не рекомендовал, — говоришь ты.
— А я пойду, — упрямо наклоняет голову Эйрик.
«Пусть его, — шепчет Ворон, — все равно не отступится.»
«Но он же ни черта не знает о Глубинных!»
«А ты многое знаешь?»
«Нет, но…»
«Вот и иди с ним, коль боишься.»
— Ладно, — угрюмо отвечаешь ты сразу обоим (Эйрик, конечно, не слышал ваших переговоров — так и не научился воспринимать мысленную речь) и накладываешь на себя чары, позволяющие дышать под водой. Эйрику такие не нужны — Вода для него ближе Воздуха, так что он спокойно сможет пройти там, куда не доплывут даже Глубинные.
Юный викинг сбрасывает большую часть одежды, оставив только короткие штаны до колен и широкую перевязь; на последней закреплен тот самый топор, «коим он будет править». В эффективности применения тяжелого рубящего оружия под водой ты весьма сомневаешься, но не тебе учить Эйрика искусству обращения с секирой. Ты ограничиваешься тем, что затягиваешь свой пояс и проверяешь боковые застежки своей одежды Ищущего — покрой ее таков, что даже под водой она не стесняет движений. А старый верный акинак и в царстве Дагона даст фору любому оружию Глубинных!
«Нет, это ж надо, — усмехаешься ты собственным мыслям. — Я определенно заразился от северян уверенностью в том, что самое лучшее заклятье скрыто в остро отточенном лезвии.»
Эйрик идет впереди, и вода уже смыкается над его головой. Ты с некоторой тоской смотришь на бледно-голубое небо Севера, не уверенный, увидишь ли его еще раз…
Коралловая лестница кажется бесконечной. Идти легко, сопротивление воды практически не ощущается; но спуск длится уже несколько часов, а в окружающем вас сумраке зелено-синих тонов нет и намека на приближение цели.
Обычно море изобилует жизнью. Но в окрестностях Туле, как и над яшмовыми куполами печально известного Р'лие, нет ни одного живого существа, которое не находилось бы в подчинении Хозяев этих мест (кто является оными Хозяевами, пожалуй, лишний раз упоминать нет нужды). Причем вышеуказанное подчинение проводится с помощью такой системы обрядов, что выдержавших это Испытание вряд ли можно отнести к пребывающим по эту сторону жизни…
Внезапно ты замечаешь, что ступени, в начале пути гладкие, теперь покрыты каким-то узором. Наклонившись, ты различаешь очертания сплетенных щупалец, в центре которых помещается большой глаз. Око Дагона, если в легендах есть хотя бы доля правды.
Эйрик останавливается и высвобождает свой топор. Незаметный жест, сопровождаемый мысленным приказом — и вода отступает, оставив вокруг юного викинга пузырь воздуха сажени в четыре.
— Это зачем? — спрашиваешь ты.
— Смотри туда, — кивает он влево.
Из сине-зеленого сумрака проявляются несколько вытянутых силуэтов, слабо напоминающих человеческие. Кожа ороговевшая, покрытая чешуей на манер рыб или ящеров; глаза немигающие, вроде лягушачьих; пальцы на руках и ногах очень длинные, цепкие, с вершковыми когтями и развитыми перепонками; позвоночник изгибается так, словно спину продолжает достаточно длинный хвост (которого ты не видишь)…
Глубинные. Народ Дагона.
Некоторые вооружены какими-то костяными трезубцами или острогами, но не в этом жалком снаряжении скрыта мощь народа Глубины; ты помнишь это и знаешь, что Эйрик также об этом помнит.
Он упирает конец топорища в камень лестницы и опирается обеими руками на незаточенную часть лезвия, с вызовом глядя на приближающихся Глубинных. Когда те добираются до границ воздушного пузыря, Эйрик перехватывает секиру — и чертит ею Знак из тех, которые неизвестны тебе даже по очертанию, не то что по названию.
Эффект более чем неожиданный: пузырь внезапно расширяется почти вдвое, так что Глубинные оказываются в воздушной среде! Прыжок — и секира северянина рассекает надвое одного из Детей Дагона. Поскольку пузырь перемещается вместе с Эйриком, в пределах досягаемости его оружия оказываются еще двое Глубинных, которые мгновение спустя разделяют участь первого.
В Поле Сил возникает напряжение, и ты чувствуешь, как где-то в Нави рождается направленная на вас обоих формула. Нырнув в образовавшуюся вследствие этого напряжения трещину, ты рассекаешь появившимся в твоей призрачной руке образом меча-призрака не более реальную (что не следует понимать как «иллюзорную») паутину заклятья. «Паутина» — также образ неверный, ибо похоже сие скорее на беспорядочный комок водорослей или болотной ряски; но, впрочем, не следует чересчур увлекаться формами, кои в Нави даже менее постоянны, чем все прочее…
Сила разорванного заклинания поражает самого заклинателя, и ты засекаешь где-то внизу вспышку высвободившейся энергии.
— Вижу, — кивает Эйрик и начинает спуск — значительно быстрее, чем раньше, ведь цель уже видна.
Ты усмехаешься: впервые за всю жизнь ты оказываешься ведомым, а не ведущим, младшим из напарников, номером вторым в команде. Что ж, во всяком случае, напарник у тебя не из тех, о ком зазорно говорить — тем более, в рукопашной схватке ты никогда и не претендовал на первенство, а предвидится именно такая. Глубинные уже наверняка усекли, что вторгнувшиеся в их царство жители суши имеют защиту от их чар, и следовательно, будут использовать, что называется, грубую силу. То есть воевать числом за отсутствием умения. Глупо упрекать их за это — к чему всесильным в море детям Дагона военное искусство? — но и недооценивать не стоит. Да, хороший боец способен одолеть дюжину (а иной — и полсотни) необученных противников, однако численное превосходство у Глубинных тут даже не тысяча к одному…
Городские ворота Туле вытесаны из темно-зеленого мрамора и покрыты орнаментом — мириадами жаб, самых различных размеров и форм. Отвратительно, но вполне понятно: Дагон, Бог-покровитель Глубинных, обыкновенно является смертным именно в облике Жабы.
Древнейшая из Триад — Жаба, Яйцо и Змей. Или, называя вещи своими именами — Дагон, Азатот и Ктулху.
(Триадой на Пути именовали гармоничное сочетание трех символов, обозначавших различные средства воздействия на Силы. Именно трех; ибо контролировать одновременно большее число символов не то чтобы невозможно, но нецелесообразно и неэффективно. И как бы это ни казалось смешным или наивным, число «три» в любом варианте образует гармоничную и самодостаточную структуру. К примеру, треугольник — давно известно, что эта фигура положена в основу практически любого нерукотворного предмета. В Высших же Сферах принцип Триад соблюдался еще тщательнее. Во всех известных религиях имелась либо Троица верховных Богов, либо три аспекта Единого Бога, либо еще что-то в том же роде. Многие называли это совпадением, однако сего слова в языке Пути нет, не было и не будет…)
Ворота Туле распахиваются — и твои глаза видят Храм Жабы. Двери последнего также открыты, и выстроившиеся двойной шеренгой Глубинные не только не преграждают путь, но даже как бы приглашают — «войдите и склонитесь пред Ним!»; последнего вы с Эйриком, естественно, делать не собираетесь, но первое — необходимо.
«Идем», — говоришь ты и направляешься к входу.
Северянин, сжимая рукоять секиры, следует за тобой, определенно желая, чтобы хоть один из Глубинных сделал движение, отдаленно свидетельствующее об ожидающей в Храме засаде. Впрочем, такой радости ему не доставляют: во-первых, дисциплина у ящероподобных жителей Туле прочнее стали и алмаза, а во-вторых, засада там действительно есть, да только не та, к каким привыкли викинги.
Статуя исполинской Жабы, вырезанная из жирно блестящего нефрита, при вашем приближении плавно поднимается с пьедестала и открывает глаза, светящиеся бледно-зелеными болотными огоньками.
«БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, АКИНАК, ТЫ ПРИВЕЛ СЮДА ЗАВЕРШАЮЩУЮ ЧАСТЬ НАШЕГО РАСКЛАДА.» — Даже мысленный, голос Дагона столь могуч, что тебе удается устоять на ногах лишь благодаря поддержке стоящего позади Эйрика — ему-то все равно, он этого разговора на глубинном (ха, каком же еще?) уровне сознания не воспринимает.
«Всегда пожалуйста», — отвечаешь ты с деланной вежливостью — и отступаешь на шаг в сторону, открывая «напарнику» прямую дорогу к Богу Глубин. Эйрик делает то, что от него и ожидается — взвешивает в руке секиру и нехорошо косится на Жабу.
«ОСТАНОВИ ЕГО, — требует Дагон, — ИЛИ ЛИШИШЬСЯ УЧЕНИКА.»
«Ой ли?» — насмешливо говоришь ты. И добавляешь вслух: — Давай.
Словно получив от своих предков-цвергов пинок пониже спины, северянин бросается вперед. Дагон удивленно открывает достойный бегемота рот — и ты точным броском закидываешь туда голубой шарик.
— Лед с Железных Гор, — поясняешь ты прежним насмешливым тоном, пока Бог Глубин обращается сперва в прозрачную ледяную статую, а потом (не без помощи обрушившегося на его плоский череп топора) — в россыпь осколков, медленно растворяющихся в морской воде. — Вот что означает выражение: тьма обращается против себя же. Созданное Мораной по вашим рецептам оружие теперь поразило одного из вас.
«ТЫ ПОПЛАТИШЬСЯ ЗА ЭТО!!!»
Мысль Дагона, уходящего за Грань к своим собратьям, уже не имеет той разрушающей мощи, но ненависти в ней куда больше, чем раньше. Вполне естественно.
— Умереть можно лишь единожды, — отвечаешь ты.
Подъем по совершенно непонятным причинам оказывается куда короче спуска. По словам Хравна, ожидавшего вас на суше, не прошло и двух часов, хотя тебе казалось, что подводное странствие длилось как минимум полтора дня. Что ж, всяко бывает…
«Зачем Им нужен был Эйрик?» — интересуется Ворон.
«Мне-то почем знать? Наверняка готовили какой-нибудь Катаклизм с привлечением цунами или еще что-то в том же роде.»
«А как ты догадался прихватить с собой кусочек этого льда?»
«Да у меня с собой всегда имеется подобный сюрприз, — зло усмехаешься ты, — только об этом — молчок. Тайное оружие только тогда эффективно, когда о нем никто не знает.»
«Не уверен, что оно теперь останется тайным…»
«Лед Мораны — да, пожалуй. Но ведь у меня есть и другие средства. И если только меня не подводит интуиция, вскоре настанет черед и для них.»
«Как знаешь, — молвит призрак северянина. — Главное, не слишком полагайся на подобное «тайное оружие». Одна ошибка — и потеряно все.»
«Знаешь, на Пути выживают только те, кто не допускает ошибок.»
«Не ошибается только тот, кто ни о чем не думает.»
Тебе остается лишь усмехнутся. Пословица эта столь же древняя, сколь и справедливая. Но применить ее к делу (в отличие от недавно исполненной тобой «достичь дна моря») еще не удалось, насколько тебе известно, никому.
А впрочем…
«Значит ли это, что тот, кто не имеет привычки думать, никогда не ошибается?»
Хравн приближается вплотную и вглядывается в черные омуты твоих глаз, которые уже давно не отражают ничего из происходящего в душе. Если только ты сам не хочешь этого. И если тебе самому удается докопаться до этой тайны.
«Ты знаешь ответ, — наконец шепчет он, — и мне неприятно сознавать, что именно я дал его тебе.»
Что за черт? Какой еще ответ? Ты ведь задал вопрос наобум…
Да, уж это, определенно, в обычае Ищущих. Стреляя наугад, всегда поражаешь цель.
И в данном случае судьба в лице твоего собственного языка подсказала тебе неплохой способ избежать ошибочных действий в те минуты, когда ошибка действительно может стать фатальной для всего мироздания. Сей способ, конечно, далеко не так прост, как предполагала сказанная тобою фраза, но ты уже видишь его суть.
Излишне говорить, что применить этот способ можешь только ты. И не потому, что остался последним из чародеев. А потому, что был и остаешься первым, кто ушел с Пути по собственной воле и вернулся на Путь тем же способом.
Что увеличивает награду за твою голову до трехсот сорока Пунктов. Стоимость Трона Слоновой Кости и звания Хранителя.
Именно то, что тебе уже не нужно, криво усмехаешься ты…
3. Объять Землю
Нет силы превыше Силы,
Нет знаков сильней, чем Знак;
Алмазы — лишь сгустки пыли,
Копье же — смертельный враг.
Нет силы превыше Силы,
Нет знаков сильней, чем Знак;
Алмазы — лишь сгустки пыли,
Копье же — смертельный враг.
Офир.
Древняя столица одного из богатейших царств Гондваны, уже многие столетия лежащая в руинах — как и само царство.
Сколько искателей сокровищ приходило сюда за истекшие века? Сие ведомо одному только Великому Духу, как Гонды называют Бога-покровителя их черного континента. Людям известно одно: ни один из них не вернулся назад, чтобы похвастать богатой добычей. Или хотя бы тем, что видел ее. То есть хвастали-то увиденным многие, вот только правдивость в их страстных речах и не ночевала.
Посвященных, равнодушных к золоту и драгоценностям, этот город ничуть не занимал бы, не окажись в нем самой первой из Башен, построенных для обучения и Посвящения начинающих чародеев. Не нужно быть гением, чтобы понять: чем древнее строение такого рода, тем выше его могущество. И тем выше, соответственно, могущество подчинившего себе эту Башню. Поэтому среди Посвященных иногда находились такие, что присоединялись к компаниям авантюристов — и отправлялись за сокровищами, намереваясь позднее поступить со спутниками так, как они того заслуживали. Но и о них не было ни слуху ни духу. В обоих смыслах: спиритуалисты, специалисты по общению с духами умерших, не могли войти в контакт с теми, кто переступил границу некоего круга вокруг развалин Офира и сгинул там. По чистой случайности (как водится) оный круг оказался границей области, изолированной от внешних чар — некогда там пролилась кровь одного из богов, чье имя так и не стало достоянием истории.
Ну, теперь пришел твой черед бросить вызов старому городу.
Точнее, черед Луджи — но она благоразумно попросила тебя пособить ей, и ты не собираешься отказывать…
Чернокожая амазонка в неполные двадцать на полторы головы превосходит тебя ростом и раза в два — по весу. С нею не всякий мужчина сравнится (включая местных, которые не отличаются малым ростом и недостатком физической мощи); что касается Искусства, здесь прогресса почти не наблюдается — за истекшие семь лет Луджи всего несколько раз прибегала к помощи Знака, и то в основном по настоянию отца: тот посвятил себя не Пути, а служению темной ипостаси Великого Духа, однако кое-что в общении со Знаками понимал. Нельзя надолго оставлять Знак без пищи: голодный зверь вполне может броситься на хозяина вместо его противника, а ведь Знаки куда как опаснее и диких, и прирученных зверей…
Дорога до плато, где расположены руины Офира, оказалась неожиданно легкой при всей своей протяженности — вам с Луджи пришлось пересечь чуть ли не полконтинента. Враждебные племена, которые в других обстоятельствах наверняка попытались бы получить ваши головы, пропускали идущих в Офир без единого кривого слова и глядели на вас как на прокаженных. Звери в джунглях старались убраться с вашего пути, и даже сами джунгли расступались перед вами, словно у Офира был заключен типовой договор с природой всей Гондваны насчет принадлежности всех душ «искателей сокровищ».
На вершину плато ведет старая лестница, сплетенная из серых лиан неведомой тебе породы; в сухом, прохладном горном воздухе она висит уже триста лет и преспокойно может выдержать еще столько же без малейшего ущерба.
— Кто-то тут недавно шел, — замечает Луджи.
— И сколько их?
— Не могу сказать. И это странно.
«Спроси.»
Чернокожая девица недовольно кривится, но все же вонзает тяжелое копье-бангван в плотный грунт и вызывает свой Знак. Земля откликается на призыв дочери; брови Луджи медленно ползут вверх.
— Тринадцать? И все, кроме одного, «ключи к вечности»?
Ты усмехаешься, и веселья в этой усмешке весьма мало. Означать это может лишь одно: двенадцать Посвященных среднего ранга, которыми командует некая Отмычка. Группа Открывающих Врата, работающая на Древних — некогда ты сталкивался с ними. Ребята крутые и суровые; а главное, знают, чего хотят. Эти не совершат ошибки…
«Битва предстоит серьезная, — говоришь ты, — нам надо перехватить их до того, как Ритуал будет начат.»
«Какой еще Ритуал?» — спрашивает она.
«Это тебе знать совершенно незачем.»
В черных глазах Луджи мелькает то, что лишь с очень значительным преуменьшением можно назвать яростью. Но против тебя подобные вспышки бесполезны, это она усвоила еще в детстве.
«Тогда вперед.»
И амазонка тут же срывается с места, развивая скорость хорошей скаковой лошади. Так она может бежать много часов подряд, а после — выдержать суточную рукопашную схватку и выйти без единой царапины: это ты знаешь по опыту. Угнаться за нею ты при всем желании не смог бы… если бы не был чародеем, знающим о Формуле Молнии. Не стоит думать, будто сим термином обозначается сверхмощное боевое заклинание: молниями умеет швыряться любой колдун младшего ранга, едва освоивший базовые символы, ибо они относятся к общедоступным «стихийным» заклятьям. Формула Молнии — это чары потоньше, из раздела «Перемещение», позволяющие двигаться с любой скоростью.
Общеизвестные для магов высших ступеней Скольжение, Перемещение и Переход суть виды движения, когда чародей на краткий миг преобразует пространство таким образом, что оказывается в двух местах одновременно и просто выбирает требуемую ему точку; Формула Молнии же позволяет двигаться непрерывно, не покидая Мира Яви; хотя скорость тут несколько ниже, чем при других способах, это дает гарантию абсолютного контроля за происходящим. Тем самым устраняется самая большая опасность перемещающих заклинаний — невозможность заранее узнать, что происходит в «точке выхода».
Вы успеваете как раз вовремя, чтобы увидеть на площадке под вами двенадцать коленопреклоненных фигур в черных балахонах и тринадцатую, раскинувшую руки крестом, в пурпурном. Последняя, смиренно склонив голову, шепчет молитву:
— Orary Ysgewot, homor athanatos nywe zumquros, Ysechyroroseth Xoneozebethoos Azathoth!
Язык Старого Мира — слышал ты его всего пару раз, но ошибиться невозможно! Опоздали, с досадой понимаешь ты.
Ну что ж…
«Знак — в дело», — следует краткий приказ.
Луджи передергивает плечами, но все же указывает острием своего копья на пурпурную фигуру в середине черного кольца. Свист рассекающего воздух Знака — и… одна из черных фигур, глухо вскрикнув, оседает с проломленным черепом, а пурпурная стоит как ни в чем не бывало.
И продолжает:
— Xono, Zuwezet, Quyhet kesos ysgeboth Nyarlathotep!
Ладно же, думаешь ты, и достаешь из потайного кармана мешочек с Пыльцой Забвения (эта штучка изготовлена по эльфийскому рецепту и — весьма редкий случай! — делает в точности то, чего можно ждать от порошка с таким названием). Прицелившись, ты запускаешь его в центр ритуального круга, а следующий Знак Луджи разрывает его как раз в нужный миг. Над площадкой повисает серое облачко.
— Zuy rumoy quano duzy Xeuerator, YSHETO, THYYM, quaowe…
Голос захлебывается. Мгновение тяжелого молчания — и вопль беспросветного отчаяния, которое ты вполне понимаешь.
Заставить врага забыть что-либо не кажется столь жестокой карой — если не созданы особые обстоятельства. Но тут имеют место быть как раз те самые «особые обстоятельства» — ибо любой чародей предпочтет умереть под пытками, но не позабыть нужных слов посреди ритуала.
Что и случилось только что с колдуньей-Отмычкой.
Амазонка, вскрикнув, отворачивается и отползает назад, сотрясаемая приступами рвоты. Ты сохраняешь видимое безразличие, но разворачивающееся внизу действо и тебя пробирает до печенок. Ты видишь подобное не в первый раз, что отнюдь не значит, что это доставляет тебе большое удовольствие.
Для кого-то бледные спирали тумана и пыли, окутавшие чародеев, покажутся чем-то безобидным, трюком фокусника-иллюзиониста средней руки. Но и Луджи, и ты знаете: это — энергия их душ и сознаний, которая медленно уходит в Нижний Мир и дальше, на другой конец Дороги Времен — в то, что собой представляла Вселенная до появления выражения «Первозданный Хаос».
«Первозданный», как известно, означает «созданный первым». Они же уходят в место, где нет даже Хаоса…
— Вот так порой и бывает, Отмычка, — печально шепчешь ты, прощаясь со старой знакомой, — полностью отрешиться от внешнего мира в момент Ритуала нельзя. Ты можешь не спать, не пить и не есть; ты можешь ничего не видеть и не слышать, ты можешь вообще ничего не чувствовать, но ты не можешь не дышать, если требуется произносить Слова вслух!
Но Открывающие Врата уже растворились полностью, а их одежды, в считанные мгновения истлевшие до трухи, образовали в центре ритуального круга сложной формы Знак, скупо очерченный тонкими линиями, неестественно четкий. Клеймо Йог-Сотота.
Слова аль-Хазреда звучат своеобразной эпитафией:
«И Он откроет тебе секрет Своего клейма, которое может привлечь к тебе благосклонный взор Древних, когда Они снова ступят на Землю.»
Молчание древних развалин подобно спокойствию нависшей над пропастью скалы, которая лениво думает, падать ей сейчас или подождать еще век-другой. Молчишь и ты, почти полностью погруженный в воспоминания — сколько твоих знакомых из прежних дней ушло навеки, и лишь немногие остались в живых или умерли своей смертью…
Так. А вот и Башня.
Приземистая, она не только не выглядит разрушенной; она похожа на недавно покинутую, с полным набором защитных чар, еще не потерявших силу. Интересно…
Крик.
Луджи молниеносно разворачивается, выбрасывая копье вперед — и вовремя, надо сказать! Массивное лезвие, скользнув по чешуйчатой броне обрушившейся из поднебесья твари, отбрасывает ее прочь, оглушив, но не нанеся видимых повреждений.
«Знак», — спокойно передаешь ты. Чешуйчатую тварь ты опознал с первого взгляда, несмотря на то, что ни разу не видел таких.
Мифы Эллады и произошедшие от них сказания Империи называли их гарпиями; аль-Хазред использовал более древнее имя — шантаки. Существа, неуязвимые для огня, металла и дерева, но не для Знаков; предводитель аргонавтов Язон некогда разобрался с гарпиями именно при помощи Знака Солнца, наложенного на его меч-ксифос одной из Богинь Эллады — не то Герой, не то Афиной, не то Гекатой…
Каково воздействие Земного Знака на этих летающих ящериц, ты не знаешь, но проверить это можно и нужно. В конце концов, если придется, сам ты без труда покончишь с любым шантаком — клинком или Словом.
Луджи, и близко не подозревающая о твоих размышлениях, вызывает свой Знак и швыряет его в атакующего шантака. Тот замирает и с хрустом трансформирующейся плоти падает наземь. Грохот от падения подсказывает тебе, что Земной Знак превращает шантаков в камень — вот только неизвестно, навсегда ли.
Впрочем, и этому несложно помочь…
«Камень — в пыль», — молча советуешь ты.
Черная амазонка, пожав плечами, исполняет и это — и лишь потом, недобро усмехнувшись, дает понять, что ухватила основную идею. Ты наблюдаешь за тем, как она вносит изменения в свой Знак, дабы тот превращал цель сразу в безвредную пыль, и киваешь в ответ на вопросительный взгляд Дочери Земли. Вполне пригодно для использования.
Правда, это довольно далеко от подлинного Искусства. Но тут уж, как говорится, нельзя сидеть сразу на двух стульях — либо чары и Искусство, либо сила и оружие. Гейредд-Хравн наглядно показал, что получается при попытке нарушить эту поговорку.
Двери Башни легко открываются — никаких защитных полей, никаких видимых преград. Что сразу же начинает тебя беспокоить.
Пол и стены — гладкие и неестественно чистые. Воздух сух и, пожалуй, слишком прохладен для этого южного края (но, впрочем, против прохлады ты как раз ничего не имеешь).
Из-под потолка беззвучно спускается Знак-Указатель.
Быстро объяснив Луджи, что тут к чему, ты следуешь за уплывающим Знаком. Амазонка идет сзади; ей тут определенно не нравится, но поддаваться подобным эмоциям для Гондов равносильно трусости. Что не в их характере.
Проходит минут десять, пока Указатель приводит вас к помещению, соответствующему Залу Теней в Башне Темного Стекла. Антураж здесь примерно тот же: кристалл Малого Стража, несколько рабочих столов с разложенными листами старого пергамента, небольшой шкаф с книгами (точнее, для книг, поскольку полки девственно пусты)… Но Знак зависает над местом, предназначенным для Учителя (или Наставника), и выписывает вокруг кресла несколько нетерпеливых кругов.
— По-моему, он хочет, чтобы ты туда сел, — говорит Дочь Земли.
— Я или ты?
— Я — не сяду, — отчеканивает она.
Ты усмехаешься и делаешь несколько шагов вперед. Знак бросается наперерез и преграждает тебе дорогу.
— А придется, — сообщаешь ты, усмехнувшись еще шире.
Скрипнув зубами, Луджи идет к глубокому креслу и, подбадриваемая прыжками Знака, опускается в него. Скрипнув под тяжелым грузом, кресло сдвигается в сторону. Из пола поднимается нечто вроде столбика, верхушку которого прикрывает матовый колпак.
— Снимать? — спрашивает Луджи, когда Знак перемещается к новому колдовскому прибору.
— Пожалуй, — киваешь ты.
Она осторожно дотрагивается до колпака — и тот исчезает.
Под ним оказывается висящий в воздухе голубоватый шарик, плавно вращающийся вокруг воображаемой наклонной оси. Ты заинтересованно придвигаешься — и задерживаешь дыхание, наполовину от восхищения, наполовину от недоверия.
На поверхности сферы диаметром около двух вершков изображены как хорошо знакомые тебе очертания Европы и Азии, так и Гондвана (полностью не нанесенная ни на одну карту), и два материка между Атлантикой и Океаном Восходящего Солнца (вообще неведомые картографам Средиземноморья, Поднебесной и Изумрудных Островов), и незнакомый континент на нижнем, южном полюсе шарика. Сконцентрировав внимание на определенной точке на поверхности сферы, можно заставить изображение увеличиться, открывая мельчайшие детали — детали реального мира, а не объемной карты…
Вот, значит, как выглядит мир, если смотреть на него извне…
ИЗВНЕ?! Но ведь и ты, и многие другие не раз покидали этот мир и находились как раз ВНЕ его — почему же никто и никогда не видел подобного? В Бездне не то чтобы совсем ничего нет, но такого зрелища не доводилось наблюдать никому. Так каким же образом…
Знак-Указатель спускается вниз и входит в голубую сферу, сливаясь с нею. Ты с шумом выпускаешь воздух из легких.
Вот, значит, как.
Объять Землю.
— Сделай это, — говоришь ты.
— Нет, — отвечает Луджи, — никогда. Действуй сам.
У Гондов масса суеверий насчет чар и колдовства, и ты не собираешься сейчас отучать Дочь Земли от них. Ты просто подходишь и с величайшей осторожностью берешь голубую сферу обеими руками.
Тепло. Пульсация. Отголоски Музыки Сфер.
И входящее в глубины разума Знание. И власть.
Да, теперь ты — тот, кого назвали бы Властителем.
А цена за твою поседевшую голову поднимается до пятисот Пунктов Силы. Но дело того стоит.
Ты никогда даже частично не представлял себе пределы возможностей Властителя. И теперь, совершенно неожиданно получив это звание, осознаешь, что Власть эта — одновременно и немалая ответственность. За Землю и всех ее обитателей, большинство которых слыхом о тебе не слыхивали. Равно как и ты о них.
Как будто бы и без этого на твоей совести ничего не лежало, недовольно хмуришься ты…
4. Обогнать ветер
Нет магии черной и белой,
Едины Тьма, Сумрак и Свет;
Но Лук — это только полдела,
Коль Стрел в колчане еще нет.
Нет магии черной и белой,
Едины Тьма, Сумрак и Свет;
Но Лук — это только полдела,
Коль Стрел в колчане еще нет.
— Что ты видишь во-он там? — спрашивает Феаран, Мастер Стрелы, один из наставников Звездной Гвардии.
— Вижу молодой тополь и горлицу на второй ветке снизу, — отвечает Эстер.
Эльф дает ей знак взять лук.
— А теперь ты видишь тополь и горлицу?
— Вижу птицу, — молвит она, — дерево — нет.
Феаран едва заметно склоняет голову.
— Наложи стрелу на тетиву. Теперь ты видишь птицу?
— Вижу только ее голову. Самой горлицы не вижу.
— Настройся на цель. Что ты видишь?
— Только левый глаз.
— Уверена? Готова выстрелить?
— В этом нет нужды, — одними уголками губ улыбается Эстер-Нефилим, опуская ненатянутый лук и стрелу.
Птица с пробитой навылет головой падает с ветки.
«И нечего строить из себя Убивающую Взглядом, — слышит она мысленный голос, который знает с очень давних пор. — Эльфы и сами в магии толк понимают. Но стрельба из лука для них вроде святыни.»
«Я-то не из эльфов, Акинак, — отвечает Эстер. — Испытание обычно проходит лишь тот, кто не желает связывать себя чужими, чуждыми ему правилами.»
«Не понял, кто тут из нас чей ученик?»
«А не все ли равно?»
Ты понимаешь, что переспорить Дочь Ветра тебе уже не по силам: жизнь в спокойных, полных эльфийскими чарами лесах Малого Изумрудного Острова сделала ее облик лет на десять моложе, чем на самом деле, а разум у Эстер почти прежний — и эта комбинация вполне может застать врасплох даже тебя, знающего полную картину ее жизни. Жизни, которой осталось менее четырех лет, ибо Черный Рассвет твоим ученикам пережить не суждено. Этого не ведает никто, кроме тебя — полного текста пророчества о колдуне-клинке никто более не знает, и не узнает никогда.
Впрочем, быть полностью уверенным в чем-либо означает открывать для врага в этом месте брешь в собственной броне.
— С кем ты разговариваешь? — хмурится Феаран. — Испытание должно происходить в полном одиночестве…
— Со мной, — заявляешь ты, Переместившись на западный берег Малого Изумрудного Острова и «по случайности» оказавшись за спиной эльфа. Тот рефлекторно разворачивается, подымая лук, и тут же замирает, связанный Путами Воздуха.
— Благодарю, — киваешь ты.
— Я не тебя спасала, — молвит Эстер. — Феаран не для того потратил на мое обучение восемь лет, чтобы ты сделал из него… как иногда выражаются Посвященные, пустое место.
Ты только усмехаешься. Можно подумать, ни один из тех, кто случайно попался на твоем пути, не остался в живых…
Лук выглядел не совсем обычно: менее двух локтей в длину (эльфы пользовались большими луками, около четырех локтей), наполовину из железа, он был невероятно тугим. Ни один из тех, кто примерялся к нему, не мог и натянуть это оружие, не говоря уж о том, чтобы послать из него стрелу в цель. Эстер, почти двадцать лет назад проведавшая о том, как и зачем ты создал Орудия Тени, давно пыталась взять предназначенное для нее оружие, однако и ей не хватало сил.
И вот теперь настал час, когда эти силы будут даны бывшей главе Совета Эрушалайма. Вернее, возвращены — потому что некогда они ей и принадлежали.
Утонченный звездный народ счел бы и ритм, и слова этого стихотворения варварскими и не достойными ни письменного запечатления, ни произнесения вслух.
Вероятно, эльфы правы. Однако их мнение тебя заботит менее всего — ибо ты еще в дни ученичества умел составлять краткие стишки, грубоватые и дерзкие по форме, но исполняющие требуемую роль лучше всяких там длинных высокопарных поэм. А большего от ритуальной Фразы и не требуется…
Пушистый плащ из белых облаков,
Златой венец из солнечного света,
Кольчуга из дождя, в деснице — ветер,
Что свернут тяжким боевым кнутом.
Закатным небом светится чело,
В пустых глазах — огни Святого Эльма;
По пояс скрывшись в тучах цвета тени,
Бог Ветра появляется с грозой…
Розовый вечерний небосвод наполовину скрылся в сумрачной пелене грозовых туч, а где-то за ней отдаленный раскат молвил: «Я ИДУ!»
И он пришел.
— Да, пока что ты мой учитель, — шепчет Эстер. — Я такой наглости еще не скоро наберусь. Призывать Бога на землю?!
— У нас все давно обговорено, — усмехаешься ты. — Стихотворение — это так, для отвода глаз; он бы и так прибыл на мой зов.
— Да? И почему же, если не секрет?
— Не секрет. — Это уже говорит материализовавшийся в ритуальном кругу Ураган-Стрибог. — Ты — Дитя Ветра, а я все-таки Бог воздушной стихии. Правда, звездный народ чаще обращает свое лицо к другим богам, однако сей вопрос вас уже не касается.
Эстер встряхивает головой, отчего грива ее иссиня-черных волос обретает форму «приходи ко мне в пещеру, будем мамонтов пугать». Ты с трудом сдерживаешь смех. Бог Ветра сперва непонимающе смотрит на вас обоих, потом чуть заметно улыбается.
— Ладно, займемся делом. Звезда, Дочь Ветра, займи в узоре место Ученика.
Эстер делает четыре осторожных шага и становится в центр шестиконечной звезды, начерченной у западного края узора.
— Акинак, Властитель Мира, установи приз Испытания.
Ты снимаешь защитные чары с Лука Теней и аккуратно кладешь его поперек схематического символа Пути.
«Властитель Мира?» — недоверчиво переспрашивает Эстер.
«Позже», — бросаешь ты, замкнув линию узора.
— Вихри — выстройтесь преградой! — Ураган определенно входит в роль; то ли он просто издевается над твоей манерой общения с учениками (которую ты в точности перенял у Варгона), то ли это действительно ему нравится.
Дети Стрибога, духи Воздуха, образуют между Учеником (Эстер) и Призом (Луком Теней) нечто вроде лестницы — лестницы, которая одновременно служит и Барьером. Традиционный метод в стиле Делиана Безумного, лучшего из легендарных строителей ритуальных сооружений и организаторов Испытаний.
— Начинай, — командует Бог Ветра.
Эстер делает шаг вперед.
Дальнейшее видит только она, проходящая Испытание. Пожалуй, ты мог бы настроиться на сознание ученицы и увидеть предназначенные для нее картины, а возможно, также и помочь ей преодолеть некоторые препятствия. Но, во-первых, это противоречит и твоим правилам, и кодексу Пути… Впрочем, нет; это — во-вторых. Основная причина твоего невмешательства в том, что Эстер и сама не вчера родилась; чтобы стать главой Совета Эрушалайма и верховной чародейкой Нефилим и всего Средиземноморья, ей потребовалось пройти куда как более серьезные Испытания. А помогать тем, кто в помощи не нуждается, означает попусту испытывать судьбу — что уж точно не в твоих обычаях…
Рука Эстер касается Лука, и только тут она окончательно приходит в себя. Помотав головой, Дочь Ветра смотрит в глаза Стрибога, получает молчаливое одобрение и пытается натянуть Оружие Тени. Это ей удается без особого труда. После чего Эстер находит глазами ближайшую учебную мишень, прикладывает к тетиве стрелу… и с возгласом боли роняет и ее, и Лук.
— А это чей просчет? — интересуется Бог Ветра. — Испытание проведено по всем правилам. Что-то не так с оружием.
— Все так, — возражаешь ты. — Дело в стреле — она не подходит к Луку Теней. Эльфийская работа, а Звезда не сходится с Тенью…
— Но Лук, кажется, тоже эльф делал? — вопрошает Эстер.
— Да, но под моим руководством. Орудия Тени не всякого подпускают… Наверное, надо было тогда же изготовить и стрелы. Теперь слишком поздно — доступа к Первозданной Тени мне уже нет.
— Ну и чего стоит лук без стрел?
Ты прикидываешь, где бы можно раздобыть Стрелы к этому Луку, но Стрибог опережает тебя:
— Как по-твоему, Акинак, сочетаются ли Солнце и Тень?
Ну конечно! Стрелы из тула[39] Хорса, Бога Солнца!
— Солнце отбрасывает Тени, — удовлетворенно говоришь ты. — Благодарю за совет. С меня причитается.
Ураган усмехается.
— Я поговорю с братом; думаю, он возражать не будет. Приходите через неделю к Вратам Ирия.
В указанный срок вы приходите к восточным вратам рая. Сам метод перемещения заставил Эстер изрядно поволноваться, так как она полагала (и была совершенно права), что Переместиться, Скользнуть либо Перейти непосредственно к пределам Ирия невозможно ни для смертного, ни для небожителя. Вообще-то оно так; однако Властителю, как ты уже успел узнать, позволено многое. Впрочем, этого ты Эстер не рассказал, предоставив ей мучиться неутоленным любопытством.
Врата открываются.
Первым, как водится, из Ирия выходит Сварог Небесный, старший из Богов и отец большинства из них. Не нуждающийся в лошади или колеснице, он идет босиком по своей заоблачной тропе, проходящей через весь небосвод и охватывающей мир голубой сферой. Волосы его почти белые, но не от возраста, ибо Небо не стареет. Взгляд светло-голубых глаз скользит по тебе, уголки губ Сварога чуть поднимаются; однако Бог Неба не замедляет своего мерного шага, так как ты прибыл не к нему, а Сварог не имеет привычки вмешиваться в чужие дела. Ибо знает: без его ведома все одно ничего не произойдет.
Вторым появляется золотоволосый всадник на белом коне, с круглым золотым щитом у луки седла и коротким, мощным луком за спиной. Хорс-Солнцебог, один из многочисленных сыновей Сварога, натягивает поводья и несколько мгновений прожигает вас обоих своими глазами, цвету которых нет названия в человеческих языках.
— Возможно, ты действительно заслуживаешь своей участи, — выносит вердикт Хорс. — Если считаешь, что в твоих способностях принять мое оружие — возьми!
Он вынимает из тула, притороченного к седлу, Солнечную Стрелу (да-да, именно в ее честь названо соответствующее заклятье) и с видимой небрежностью протягивает тебе. Стрелу, однако, перехватывает Эстер, получив за это недовольный взгляд Сварожича и благополучно проигнорировав его. Сняв с плеча Лук Теней, она осторожно, памятуя о недавнем малоприятном опыте, кладет стрелу на тетиву — и черные глаза Нефилим на мгновение вспыхивают расплавленным золотом.
— Цель? — спрашивает Эстер.
— Пик Ужаса в Железных Горах, — ухмыляется Хорс, — там на вершине одна из ледяных глыб неровно сколота. Поправь — а то Стрибог там недавно зацепился и распорол себе… плащ.
Дочь Ветра (вернее, Мастер Ветров, так следует называть ее после Испытания) кивает, оттягивает тетиву к уху, чуть прищуривается — и выпускает Солнечную Стрелу в цель, находящуюся в невесть скольких верстах от Ирия. Впрочем, как иногда говорят Мастера Стрелы (и не только принадлежащие к роду эльфов), ни расстояние, ни размер цели не имеют значения; главное — твердо знать, куда желаешь попасть…
Слышится шипение прожигающего лед солнечного луча. Цель поражена, ты и Хорс чувствуете это одновременно.
На губах Эстер появляется легкая усмешка. Бог Солнца кивает.
— Пожалуй, ты достойна этого оружия. — Он захватывает в горсть все стрелы и передает ей. Позолоченный тул Хорса сразу же наполняется новыми, так что нечего беспокоиться о том, что ты оставляешь Сварожича без оружия. Впрочем, ты этого и не делал — уж кто-кто, а Боги о себе позаботиться и сами способны.
Вложив Солнечные Стрелы в свой колчан, Эстер кланяется — но не так, как принято кланяться богу или другому существу, стоящему на несколько рангов выше, а как равному, оказавшему важную услугу. У тебя помимо воли вырывается вздох изумления: Нефилим этот этикет впитывают, что называется, с материнским молоком, Эстер не могла его позабыть!
Хорс не упускает этого нюанса, и его глаза недобро сужаются.
— Кем ты считаешь себя, женщина? — молвит он.
— Той, кто я есть, — отвечает Эстер. — Не более, но и не менее того.
— Мастером Стрелы? Чародейкой Нефилим? Дочерью Ветра?
— Человеком.
Бог Солнца вспыхивает ярким золотым пламенем, заставив вас обоих прикрыть глаза. Когда сияние ослабевает, Хорс уже обратился в златоперого сокола Алконоста (куда при этих превращениях деваются божественные лошади, ты так и не смог выяснить).
— Что ж… люди, — говорит Алконост, — вы избрали свою дорогу. Не докучайте более нам своими просьбами.
Ты наклоняешь голову. Вообще-то с просьбами к Богам ты никогда не обращался ранее и не намеревался делать этого и впредь. Интересно только, почему Бог Солнца сделал паузу перед словом «люди»? И Нефилим, и твой род — племена более чем древние, но их принадлежность к человечеству никогда не ставилась под сомнение…
Следующим во Вратах Ирия возникает Стрибог-Ураган, против обыкновения, пеший и без своей свиты.
— Хорс хоть и светит над всей землей, но он не властен над всем вашим родом, — сообщает Бог Ветра, — так что не воспринимайте эти слова в прямом смысле.
— Над НАШИМ родом, — уточняет Эстер, — не имеет власти никто из вас.
— Ты о Нефилим?
— Я о Людях.
Лицо Стрибога темнеет.
— Объясни свои слова.
— Как пожелаешь. Известно, что при сотворении Человека Создатель вдохнул в него Свой дух…
— Создатель — это Род, отец Сварога, — прерывает Ураган, — и не он создал Человека, а Сварог с Ладой!
Здесь ты криво усмехаешься и цитируешь древнее сказание:
— «Появилось так племя первых людей — сильных, гордых и Правды не знающих. Душу в них вдохнуть не сумел Сварог, он не смог согреть камни хладные…»— так, кажется?
— И тем не менее дух у Человека есть, — подхватывает Эстер. — Так что придется признать, что кто-то его все же нам дал. Я ставлю на Создателя.
Бог Ветра качает головой.
— И откуда только…
— Вот-вот, — торжествующе заявляет Эстер. — ВЫ действительно не знаете, как Человек стал тем, кем стал. Так почему же вы считаете, что обладаете властью над человеческим родом?
— Ты считаешь, эту власть имеет Белый Бог? — молвит Стрибог.
— Об этом речь не идет, — быстро говоришь ты, пока разговор не перешел в опасное русло, ибо именно это Знание, возможно, станет решающим для Черного Рассвета. — Главное, что эта власть не находится в руках жителей Ирия, хоть вы и Боги.
— И кто же, по-вашему, обладает такой властью?
Твоя усмешка весьма далека от дружелюбной.
— Я. Властитель Земли.
Второй сын Сварога вначале замирает от неожиданности, потом начинает хохотать. Глаза Эстер оскорбленно сверкают, но ты успокаивающе сжимаешь ее плечо — опасно вкладывать в разговор с Высшими избыток эмоций.
Наконец Ураган успокаивается.
— Властитель, говоришь… Нет, звание это ты получил, не спорю. Только звание еще не есть Имя. Нужен официальный статус. Признанный сам знаешь кем.
— А что мне для этого требуется?
Ответ тебе известен. Однако это Знание ты получил при таких обстоятельствах, что факт твоего им обладания сокрыт от всех, и в первую очередь — от Врага. Иначе Он непременно заинтересуется этими обстоятельствами, чего лучше бы избежать.
— Трон, — иронически усмехается Стрибог, — и Венец. Ну и, как ты понимаешь, признание самих подданных.
Бог Ветра немного не договаривает, но оно и понятно: любой Посвященный знает, о чем идет речь.
Трон Оникса и Венец Власти. Только в их истинной форме, а не в той искаженной интерпретации, которую дают в Ордене Паука. Несчастный, попробовавший воспользоваться прямым, не подвергнутым обработке знанием оккультистов, в лучшем случае станет живым мертвецом. Наподобие того, кто был последним носителем Венца Власти и владельцем твоего акинака. Имени его ты не знаешь, но участь представляешь достаточно четко.
О чем иногда чертовски сожалеешь…
5. Приручить огонь
Грохочет могучий молот
Свирепого Бога Грозы.
Коль ждет смерть всех тех, кто молод –
Кто ж в руки возьмет Весы?
Грохочет могучий молот
Свирепого Бога Грозы.
Коль ждет смерть всех тех, кто молод –
Кто ж в руки возьмет Весы?
Тысяча дней до Черного Рассвета.
Звуки из Пустоты слышны всякому, кто проходит в двух верстах от Серебряных Врат. По счастью, тамошний сумеречный мир почти необитаем, а те, кто все же ухитрился выжить там, меньше всего заинтересованы в возвращении Древних. Другой вопрос, что предпринять что-либо против этого они также не в силах; но хорошо уже то, что со стороны Людей Сумрака (так они себя называют) не будет никаких проблем вроде какого-нибудь любопытного колдуна, вдруг решившего проверить: «а что там, за этими Вратами».
Скорбно покачав головой, ты переходишь обратно в свой собственный мир. Очень скоро наступит день, когда тебе придется поставить на карту все, включая жизни всех твоих близких. Их немного, однако от этого жертва не становится более приемлемой.
И неизбежность такого развития событий вовсе не делает предстоящий тебе выбор более светлым.
Впрочем, как ты уже неоднократно отмечал, все образы, сколь-либо близко связанные с Высшими Силами и Судьбой, имеют весьма сумрачные оттенки. Если не черные…
Южный Альмейн. Шварцвальд.[40]
Старый горный массив, в глубинах которого некогда обитал почти исчезнувший ныне народ цвергов. Или, как говорят местные, карликов.
Вероятно, карлики-цверги появились в этом мире даже прежде Рожденных-под-Звездами. Однако, в отличие от последних, с человеческим родом цверги быстро нашли общий язык и довольно долго сотрудничали — до тех пор, пока их не подкосила болезнь, вызванная проклятьем Древних, не последнюю роль в изгнании которых сыграл выкованный мастером-цвергом Ключ к Серебряным Вратам.
Теперь эти места почти необитаемы, они стали чем-то вроде исполинского склепа… Но «необитаемы» вовсе не означает «общедоступны» и «гостеприимны». Мягко говоря.
Несколько лет назад Яромир, прозванный Ясенем, пробрался сюда и добыл в заброшенных подземельях то, что должен был добыть — Молот Теней. Изготовляя Орудия Тени, ты меньше всего думал о северных сагах, однако Молот «случайно» оказался похож на легендарный Мьолльнир Тора-Громовержца. Ну разве что в нем была скрыта не устрашающая сила Молнии и Грома, а всепроникающая, верткая и неуловимая как ртуть мощь Тени. Яромир был далек от мыслей о «святости» полученного в бою с мертвым королем цвергов оружия и пользовался им направо и налево, так что жители Альмейна, где он тогда обитал, вскоре начали считать его не то воплощением Тора (точнее, Донара, так они именовали Бога Грозы), не то Паладином, посвятившим себя богам, что будут постарше Христа…
Таким вот образом благодаря поведению Яромира Альмейн охватило пламя междоусобных разборок на религиозной почве. Верившие в Христа взывали к Церкви о «каре на голову огненноглазого посланца Сатаны», а те немногие, что остались верны прежним Богам, ликовали, наблюдая за смятением христиан. Яромира неоднократно вызывали на поединок настоящие Паладины, несущие на своем облачении Знак Креста (отчего их иногда называли крестоносцами); однако в битве дело решает не знак, а воинское искусство, коим Яромир обладал в полной мере. Ни разу не применяя в бою своих способностей Повелителя Огня, Яромир честно и открыто победил многих «воителей света» — в общем-то, действуя исключительно ради самообороны. И уж точно не стремясь извлечь из своих побед выгоду для приверженцев прежних Богов (что не преминул бы сделать, к примеру, ты), потому что ему на все распри фанатиков, да и на религию в целом, было глубоко наплевать.
Тебя это сперва немного забавляло. Но сейчас события зашли чересчур далеко: кое-где уже ходят слухи о возвращении к праотеческим ритуалам жертвоприношений. Да уж, это действительно «праотеческие» ритуалы — только те, кто ввел их в обиход, не были отцами человечества. Это — стиль Древних, а если не Их самих, то Их подчиненных. Человеческие жертвоприношения запрещены законами любого царства, но вовсе не по прихоти того, кто первым ввел сей пункт в кодекс. Просто жертва эта, кому бы она ни была посвящена, на самом деле прибавляет силы Древним. Или — Старым Богам; у тебя нет точной информации по поводу того, одни это Существа, или же Старые Боги суть Боги Старого Мира, аналоги Высших Существ, какие есть у любого современного народа…
Витязь на крупном дымчато-белом жеребце неторопливо движется от Шварцвальда на север по так называемой дороге. «Так называемой» — потому что лишь в Альмейне могут называть дорогой нечто, двадцать лет назад слегка обозначенное редкими столбиками вдоль обочин и с тех пор не то что не ремонтировавшееся, но даже не подвергавшееся уборке. Каким чудом коню Яромира удается оставаться почти чистым, ты не представляешь. Нет, сам-то ты знаешь пару-тройку соответствующих заклятий, но ни одно из них не относится к разделу Огня, а другие стихии Яромиру неподвластны; как маг он, если честно, слабоват, ибо владеет формулами лишь одного из многочисленных разделов стихийных сил, да и те не может пустить в дело иначе, как почувствовав себя в зыбкой, колеблющейся Нави.
Ты возникаешь позади него и окликаешь. Жеребец встает на дыбы; витязь разворачивается и вытаскивает метательный молот из-за пояса, но потом узнает тебя и успокаивает коня.
— Давно не виделись, Наставник.
— Давненько, — соглашаешься ты. — Как успехи?
— В смысле, в общении с Сердцем Огня? Да все так же. Мне нет нужды в высших формулах, ведь в битве я все равно никогда не пользуюсь магией.
— А мог бы. Не всякому даны способности Повелителя Огня.
— Я — воин, — с нажимом говорит Яромир, — и воинская честь требует, чтобы я сражался равным оружием. Недостойно воина поднимать меч на того, у кого есть лишь кинжал…
Остановись и подумай, молча молвишь ты. Разве оружие делает воина воином? Или все-таки нечто иное?
«Ну разумеется, крестьянин не станет воином, просто подобрав после сражения меч убитого бойца…» — мысленно отвечает он.
«А как тогда понять твои слова? Ты оцениваешь противника по тому, какую броню он носит и каким оружием пользуется?»
— Конечно же, нет. — Возбужденный, Яромир говорит уже вслух. — Я, равно как и всякий воин, заслуживающий этого звания, могу оценить другого воина по одному движению: достаточно посмотреть, как он, например, спускается по лестнице или поправляет плащ.
— Отлично. Тогда при чем тут его оружие? Ведь насколько я знаю, истинный воин способен превратить в оружие все что угодно, вплоть до деревянной ложки. И победить.
— Это верно. Но…
— Что «но»?
— Существуют же общепринятые…
Усмехнувшись, ты некоторое время рассматриваешь краснеющего подобно смущенной девице закаленного витязя, затем качаешь головой.
— Семаргл не научил тебя одному: никогда не раскрывай подлинной своей силы. Возможно, у обычного воина таких ограничений нет. Однако ты — не обычный воин. Ты знаешь, что тебя ждет.
— Как раз этого я и не знаю, — пожимает плечами Яромир. — Ты мне так всего и не рассказал. Он тоже.
— ВСЕГО, — подчеркиваешь ты, — я не знаю и сам. И тебе поведал ровно столько, сколько мог. Есть силы превыше моей.
Каждое слово тут — чистейшая правда, однако вместе они образуют картину, слегка отклоняющуюся от действительности. Яромир обладает задатками не только Повелителя Огня, но и Чтеца Душ; только он по-настоящему не умеет применять ни первую, ни вторую свою силу. Самоуверен и горд — и, надо сказать, не без оснований.
— Мне известно, что я — один из пяти Избранных. Что Оружие Тени в наших руках будет противостоять каким-то враждебным всему живому силам в битве, именуемой Черным Рассветом. Что тот, кто погибнет в этот день, умрет навсегда, без надежды на воскрешение или перерождение; зато выжившие получат шанс обрести бессмертие не только в памяти грядущих поколений.
— Все верно. Так почему же ты, Избранный, считаешь возможным и даже достойным расходовать свой Дар в этой мышиной возне? Что ты делаешь в Альмейне?
Яромир ухмыляется.
— Я мог жить и на Руси, и в Галлии, и в Византии — мне, честно говоря, было все равно. Что я, должен все время, сколько там осталось до битвы, провести в уединении где-нибудь в горах?
— Совсем неплохо, кстати. В Поднебесной Империи это практикуют сплошь и рядом. И достигают неплохих результатов.
— У них — свой путь, у меня — свой. — Здесь он прав на все сто. — Мне нужно действие, а не пустопорожние размышления. Я — Огонь!
Словно это слово было Словом, в зрачках витязя разгорается настоящее пламя, а голову окружает красно-оранжевый нимб. Конический шлем испускает запах раскаленного металла, но Яромир этого не замечает, войдя в образ Повелителя Огня. Наконец-то научился…
— Ладно, Огонь, — усмехаешься ты в лицо разбушевавшейся Стихии, — давай. Покажи, на что ты способен в реальном мире, а не в вероятностном тумане Нереальности.
Удар.
Перепуганный конь издает дикое ржание, встает на дыбы и сбрасывает Повелителя Огня головой в ближайшую лужу. Когда Яромир поднимает голову из грязи, вид у него откровенно жалкий, а ауры огненного могущества как не бывало.
Вот так-то, малыш, молча говоришь ты без капли насмешки. Никогда не теряй себя в Силе. Используй ее, но не позволяй ей использовать себя. Приручи свой огонь.
Некоторые усваивают полезные уроки лишь тогда, когда им на голову падает наковальня Бога Грозы, почитаемого некогда цвергами, а после ухода этой расы перешедшего в небесные пантеоны людей под именами Ильмаринена, Велунда и Гефеста. Таких не следует называть дураками; не всякому дано понять нечто, выходящее за рамки общедоступного, без непосредственного соприкосновения с ним.
К личностям этого сорта и относится Яромир. Однако он, вообще-то во многом ограниченный, умеет признавать свое незнание чего-либо и исправлять эти недостатки. Пословица «Это так же невозможно, как и приручить огонь» известна любому Посвященному старой школы, но Яромир в течение всего нескольких дней (пусть и не без твоей помощи) сделал это невозможное. И стал настоящим Повелителем Огня.
«Стихийные» маги, позволяющие своей силе действовать самостоятельно, тем самым широко открывают Врата, сквозь которые в их разум могут вползти (и вползают) жители Нави. Таких большинство, и потому высшая магия Стихий почти не практикуется Посвященными: кто ж в здравом уме пойдет на добровольное сумасшествие и расщепление сознания? Однако некогда, согласно легендам, существовали и такие маги, которые не позволяли силе овладевать собой. Вот их-то и называли Повелителями Огня, Мастерами Ветров, Хозяевами Льда, Владыками Бурь, Властителями Волн, Хранителями Камней… Много стихийных сил существует в мире, и некоторые мифические герои обладали утраченной ныне способностью общаться с этими силами с иных позиций, нежели это принято теперь.
Ты не знаешь, открыл ли Яромир этот способ или нашел какой-либо новый — да это, в общем-то, и неважно. Главное, что теперь Повелитель Огня — не прозвище его, а полноправный статус.
Повелители Стихий обладают могуществом куда более высокого порядка, нежели обычные маги. Причина этого чрезвычайно интересна, но любой ортодоксальный исследователь взаимодействия мировых сил законно назвал бы попытку объяснить ее святотатством.
Дело в том, что в мире есть не только Стихии, но и Боги Стихий, вроде того же Семаргла и некоторых его братьев — Стрибога, Перуна, Хорса, Дажьбога. Быть Богом по отношению к чему бы то ни было означает отождествлять себя с этим чем бы то ни было настолько, что, когда, скажем, Перун говорит «Я — Гроза», это не поэтическая метафора, а сущая правда. И столь же прав Семаргл, говоря: «Я — Огонь» (эту фразу Яромир мог подхватить только у него). Вся ирония ситуации заключается в том, что Огнебог-Семаргл в своей «рабочей» ипостаси Огня, сам являясь Огнем, подвластен Повелителю Огня!
Так и рождаются минуты, когда смертный (пусть шестикратно великий маг, но не более чем Человек!) оказывается могущественнее бога… Это-то и дает твоим ученикам, не прошедшим, подобно тебе, тяжкого многолетнего обучения, право занимать свое место в Узоре Черного Рассвета. Только это.
Боги знают, что не способны противостоять Древним. О чем известно и Врагу. Как и о том, что Человек, несмотря на искреннее желание избавиться от пут Старого Мира и скрытые резервы заложенных в него Создателем сил, также не может нанести завершающего удара.
Но союз Богов и Людей, пусть даже вынужденный, при посредничестве (в прямом смысле этого слова) Повелителей Стихий, имеет шанс на успех. Этого Враг не может знать, потому что сие предположение не основано ни на каких древних источниках, откуда Он черпает информацию. Это — лишь предположение. И даже окажись оно истинным, никакой гарантии победы это не дает. Только возможность.
Однако Битва-то будет происходить не в Яви, где важны достоверность и истина, а в Нави, где и возможности вполне достаточно…
Приручить огонь.
Правы были древние, говорившие: хочешь победить дракона — стань драконом. Прав был и тот, кто сказал: путь к вершине лежит через врата, которые охраняет живущий в твоей собственной душе дракон.
И дважды прав был безымянный даос, предупреждавший Сынов Неба, императоров Поднебесной: не дракон опасен, но человек, возомнивший себя драконом.
Но трижды прав оказался один из мудрецов Нефилим, изрекший: сила не в борьбе с драконом, но в союзе с ним.
Приручить огонь — это в некотором смысле то же, что войти в союз с драконом. Столь же невозможно — и столь же заманчиво.
Повезло, крупно повезло тебе, что о невозможности сего не подозревал Яромир.
Впрочем, не тебе одному.
6. Венец Власти и Трон Оникса
Пройти испытание Властью
Доступно не всякому — но
Тому, кто рожден был для счастья,
Откроется в Бездну окно.
Пройти испытание Властью
Доступно не всякому — но
Тому, кто рожден был для счастья,
Откроется в Бездну окно.
Земля покоится на трех слонах, которые стоят на спине огромной черепахи, плавающей в Мировом Океане.
Ты никогда не верил в это. А зря.
Нет, в мире Яви ты никогда не найдешь ни слонов, ни черепах такого размера — здесь их действительно не существует. В мире Нави, однако, дело обстоит иначе, там возможно все. В том числе и такая вот картина.
А если отрешиться от конкретных форм, меняющихся от легенды к легенде, то три слона суть на самом деле три опоры (Любовь, Закон и Польза — так говорили даосы). И опоры эти изрядно расшатали Посвященные, преступившие собственные правила. Черепаха же… да-да, вот именно. Столь оригинальным символом обозначается Тот, Кого называют Создателем. Тетраграмматон[41] у Нефилим, Бог-Отец у христиан, Род у славян, Великий Дух у Гондов, Аллах у детей Дар аль-Ислам, Брахма у обитателей Великой Бхараты… все они суть единое целое, олицетворяемое черепахой. Таким большим, медлительным созданием с прочнейшим панцирем, под которым так удобно прятать голову от всего непонятного, то есть от всякой возможной опасности…
Вздор, да? Да. И правильно говорил кто-то в рушащейся уже Империи: credo, et absurdum. Верую, ибо абсурдно.
Вера вообще не бывает логичной. И быть не может. Логика — инструмент знания, не веры. Вера живет там, где логике не на что опереться; логика действует там, где вере нечего делать.
Ты всю жизнь пользовался лишь логикой. По крайней мере, ты никогда не пользовался верой, требующей беспрекословного исполнения абсурдных ритуалов без каких-либо объяснений и обоснований.
Возможно, это было ошибкой. Возможно. Слишком многогранна предстоящая операция, чтобы можно было с уверенностью заявить о возможности выигрыша при использовании только одного (пусть и хорошего) инструмента.
Ты печально усмехаешься, вспоминая, как дошел до жизни такой…
И обрываешь воспоминания. Не время.
Вера.
Она творит чудеса, говорят многие. И они правы.
Вера в самого себя делает любое Существо — не Человека даже! — тем, кого именуют Богом. Но вера ДРУГИХ иной раз делает такое, от чего сами боги шарахаются…
Так было и с тем, кого Нефилим именовали Иешуа ха-Нацри, а византийцы, наследники Средиземноморской Империи — Иисус из Назарета. Ты видел в Зеркале Снов его жизнь и его смерть. И видел также и то, ради чего все это было затеяно.
Странно, что именно тебе, никогда не воспринимавшему христианство всерьез, открылось это знание, но возможно, в этом проявилась столь редкая в эти дни высшая справедливость.
Иешуа (ты решительно предпочитаешь язык Нефилим, потому что он был родным и для того, кого именуют Христом) был рожден при весьма странных обстоятельствах. С одной стороны, время его появления на свет было предсказано пророками с точностью до минуты, да и на небесах тогда появились соответствующие знаки вроде вспыхнувшей в районе созвездия Ориона новой звезды. С другой стороны, когда его попытались объявить Сыном Божьим, Иешуа всячески отрицал это, говоря: «Я — Сын Человеческий». И действительно, на нем была печать не Бога, а Человека — хотя видеть ее могли очень немногие.
Он был Одаренным. Когда и как он прошел Посвящение, ты выяснить не смог, но скорее всего, это произошло во время его краткого путешествия на восток, через Аравию. Во всяком случае, по возвращении в земли Нефилим Иешуа уже стал если не Адептом Искусства, то, по крайней мере, полноправным чародеем с уклоном в Исцеление, а также — с невероятным даром убеждения. Однако имелся у него и порок, явившийся следствием отсутствия строгого обучения в юности: он совершенно не умел держать язык за зубами. И потому, когда изумленные совершающимися вокруг него «чудесами» люди приставали к нему с просьбами объяснить им, как все это происходит, Иешуа отвечал, причем отвечал совершенно открыто, а не так, как это сделал бы любой чародей, рассказав очередную сказочку из тех, что позабылись бы к утру. Увы.
Столетия превратили его объяснения в проповеди, записи учеников — в непререкаемую истину; любой же Посвященный моментально понял бы, что Иешуа говорил на самом деле, а что слышали окружающие, не имеющие понятия о сути Искусства…
Жизнь его была не очень долгой — тридцать три года для Нефилим фактически лишь начало жизни. Однако Иешуа знал о том, что рожден был не для жизни, а для смерти. Он понимал свою цель и спокойно шел к ней; немалое мужество нужно для этого.
А цель была ни много ни мало, как укрепление Печати на Серебряных Вратах. Той самой Печати, что держала Древних в Пустоте.
Есть много способов сделать это. Но самый надежный — использовать в качестве новой Печати кровь собственной души. И Иешуа знал это, а потому и действовал так, чтобы исполнить все в срок и согласно правилам Ритуала Кровавого Очищения, те, кто не знал этих подробностей, сочли его поведение совершеннейшей глупостью с точки зрения здравого смысла, а христиане и вовсе впоследствии расценили как указание Спасителя на превосходство души и загробной жизни над плотью и жизнью земной. Идиотизм…
Впрочем, их тоже нельзя осуждать слишком сурово: не случись одного события, ничего этого не было бы…
Повесть о Распятии известна многим. И сказанные с высоты креста последние слова Иешуа: «Eloi, Eloi! Lama sabachthani?»[42] записаны во многих местах и неоднократно истолкованы… да только не произносил он их, потому что на этом этапе ритуала следовало хранить полное молчание! Ритуал же был завершен до конца, иначе Серебряные Врата рухнули бы еще тогда, тысячу лет назад.
Вот с этого момента и расходятся события действительности, увиденные тобой в Зеркале Снов, и Истина — как называют это христианские проповедники, используя в качестве единственного и непреложного источника оной Истины четыре священные книги, написанные четырьмя учениками Иешуа (книг вообще-то было создано больше, но видимо, остальные Истине в христианском ее понимании не соответствовали). Они говорят, что умерший на кресте Иисус был похоронен своими безутешными учениками в пещерном склепе, а на третий день после этого восстал из гроба «в облаке света», усыпил стоявший неподалеку караул легионеров (интересно, какого черта он делал у могилы заурядного по меркам Империи возмутителя спокойствия?) и явился своим ученикам наяву, после чего дал им указания типа «несите свет мой в людские сердца» и вознесся на небеса, где и пребывает поныне. Вот вкратце сущность их проповедей — тех, где удается хоть что-то понять.
Ты же видел несколько иную картину. Нет, основные детали сходились — был там некто светящийся, была усыпленная простейшими чарами стража (не имперская, кстати говоря, а местная, присматривавшая за тем, чтобы фанатики-поклонники Иешуа не унесли его тело — по Эрушалайму тогда ходило много всяких слухов…), была и встреча с двенадцатью учениками на холме под городом… Вот только не Иешуа это был — исполнив Ритуал Кровавого Очищения до конца, он уснул вечным сном.
Нет, был то не Иешуа, хотя и имел точное обличье умершего.
И не нужно долго искать, чтобы ответить на вопрос «кто?» — достаточно сопоставить несколько фактов…
Вера — это не просто слово, это вполне реальная мощь. Если многие всем сердцем верят во что-либо, это что-либо обычно осуществляется. В Воскрешение Иешуа ха-Нацри из мертвых верили сперва немногие — зато верили истово, как мало кому дано. И обращенные ими в «веру Христову» верили почти так же сильно. Этого оказалось достаточно, чтобы Иешуа действительно воскрес.
И все бы хорошо — но одно маленькое «но» портит всю идиллию… Те, кто платят своей жизнью за исполнение ритуала вроде Кровавого Очищения, не умирают просто так. Они умирают навсегда, уходя в Пустоту за гранью реальных и нереальных миров. А в этой Пустоте с очень давних пор обитают и другие Существа, которых иногда называют Древними.
Из Пустоты вернуться нельзя, потому что Старшие Лорды поставили на Серебряные Врата Печать, препятствующую возвращению Древних, равно как и всех прочих, случайно (или не случайно) оказавшихся там. Печать одна на всех, и исключений не существует.
Но Иешуа вернулся, ибо сильна была вера его (вернее, Его) приверженцев. Однако сие, в свою очередь, означает, что мог вернуться не Иешуа, а один из Древних, принявший Его облик!
«Мог вернуться» обычно далеко не означает «вернулся», это так. Для претворения чего-либо в действительность возможности мало.
Однако не следует забывать, что Боги, Древние и иже с ними, обладая властью над Явью, сами не являются ее частью! Они суть Нереальный Мир, Их родина — Навь; в Нави же только возможность чего-либо и имеет значение (при наличии воли и сил, но как раз этого у указанных персон более чем достаточно)…
Все эти рассуждения и логические построения — не более чем модель того, что МОГЛО произойти. И сия модель отражает только одну из Нитей Судьбы возможного прошлого, самую худшую — «худшую», естественно, с твоей субъективной точки зрения. Не более и не менее того. А твой учитель некогда изрек одну мудрую фразу, чрезвычайно понравившуюся всем ученикам (однако немало времени прошло, пока первый из них оценил ее истинную справедливость); Варгон сказал так: заранее готовясь к наихудшему, вы тем самым лишаете Судьбу возможности преподнести вам неприятный сюрприз.
И ни один из Посвященных никогда не упускал возможности сыграть с Судьбой на ее поле, имея в запасе такой козырь…
Да, время воспоминаний ушло. Теперь надо действовать.
Хотя (и ты не боишься признаться себе в этом) очень не хочется. Не потому, что это опасно — что-что, а риск для тебя не внове. И не потому, что это нарушает кое-какие правила Большой Игры — сие для тебя также почти привычно, ведь награда за твою голову назначена отнюдь не за дотошное исполнение вековых традиций.
Плохо то, что ты нарушаешь свое собственное обещание. И неважно, что свидетелей этого нет; и неважно, что этот способ остался, похоже, последним путем к Вершине. Важно то, что способ этот тебе не по нраву. А интуиции своей ты привык доверять, она тебя еще ни разу не подводила (но впрочем, чародей, которого подводит интуиция, крайне редко остается в живых, дабы поведать другим о сем печальном событии).
Но иного выхода, еще раз напоминаешь ты себе, нет.
Все прочие Пути закрыты Врагом. Этот же — вне Его власти. Потому что принадлежит тебе и только тебе…
Со времен твоего первого Испытания вряд ли кто-то нарушил покой безымянного кургана. От ближайшего обжитого места его по-прежнему отделяют минимум две версты, а от ближайшей дороги — без малого полторы. В ночь Бельтейна[43] звуки на открытом воздухе разносятся далеко, но особого шума не должно быть. Впрочем, уж это точно не имеет значения. Если кто-то и подойдет ближе, чем то дозволено смертному, его гибель будет не на твоей совести.
На этот раз ты не проводишь нескольких часов в ритуальном обходе вокруг могилы царя сгинувшего народа. Ты просто подымаешься по южному склону кургана, кратким Словом отодвигаешь плиту и, не утруждая себя созданием волшебного светильника, осторожно спускаешься по тринадцати широким ступенькам. Амулет цвергов Альмейна с трудом рассеивает мрак, более плотный, нежели ночная тьма, но ты все же можешь разглядеть кровавое сияние Венца Власти и столь же жадные искры в глазницах головы, возлежащей на Черном Троне. Сделанном, как тебе теперь известно, из измененного чарами оникса.
Трудно сказать, каким чудом внутри полуистлевшего черепа невообразимо древней мумии, сожженной тобою сто восемьдесят лет назад, сохраняется хотя бы подобие разума. Но ошибиться невозможно: завидев тебя, голова скалит челюсти в безумной ухмылке.
На этот раз ты подходишь к коробу, стоящему справа от Трона, и с соответствующими предосторожностями поднимаешь тяжеленную крышку. Облако ядовитого газа и щелкнувшие челюсти примитивного, но вовсе не игрушечного капкана подтверждают твои подозрения, однако Щит Квиарда, обычное для Ищущих оберегающее поле, надежно хранит тебя от всех сюрпризов подобного рода.
Внутри — довольно большой сверток. Верхний слой ткани почти истлел; нижний, пропитанный каким-то маслом, сохранился лучше. Осторожно развернув сверток, ты находишь там то, что и ожидал.
Кровавый блеск Венца Власти играет на черных пластинках боевого облачения, какого не помнят ни специалисты-оружейники, ни историки, посвятившие себя изучению обычаев сгинувших царств. Нагрудная броня и широкий пояс, прикрывающий живот и бедра; поножи и высокие сапоги из сочлененных пластинок и чешуй; оплечья и нечто вроде съемных рукавов, соединяющихся с нагрудником странными застежками, в которых, однако, несложно разобраться даже тебе, мало что понимающему в воинском деле и еще меньше — в доспехах. Кисти рук должны быть упрятаны в плотные, длинные перчатки из кожи и все того же металла, их черный цвет полностью аналогичен прочим элементам боевого облачения Черного Властителя. Вес брони не достигает и четверти пуда, однако — это тебе точно известно — ее не возьмет ни Мьолльнир Тора-Громовержца, ни Молот Тени, находящийся в руках Яромира. Предыдущий Черный Властитель был сражен не оружием.
Обреченно посмотрев на чешуйчатые доспехи, ты сбрасываешь одежду Ищущего и надеваешь облачение Черного Властителя. Пристегнув к поясу ножны со своим прежним мечом, ты снимаешь Венец Власти с мертвой головы (последняя тут же рассыпается в прах) и, окружив себя Золотым Ореолом, возлагаешь на собственную голову. Чернь, золото и рубин: цвета первого из Властителей, Сита по прозвищу Дракон; его считали легендой еще в Старом Мире. Впрочем, ты неоднократно наблюдал (и не только наблюдал) за претворением легенд в явь.
Стоящее слева от Трона каменное зеркало — наподобие твоего Зеркала Снов, но много больших размеров и, соответственно, куда менее удобное для работы «в поле», — отражает твое новое обличье. Венец Власти скрылся под возникшим на твоей голове массивным шлемом — такие вряд ли когда-либо носили даже в Альмейне. Черно-золотое забрало шлема напоминает морду дракона, что подчеркивается пылающим в глазных прорезях алым огнем. Вес шлема, однако, настолько мал, что он кажется простой иллюзией — каковой не является.
Рука в перчатке касается эфеса акинака, вдруг покрывшегося позолотой и рубиновой крошкой украшений. Слегка выдвинув клинок из ножен, ты убеждаешься, что он почернел.
Картина в зеркале изменяется.
Ты наклоняешься к идущей зыбкими волнами каменной поверхности, не осмеливаясь поверить собственным глазам, но и не имея права игнорировать пришедшую из невероятно далекого прошлого информацию.
А в голове сами собой возникают строки, которых никто не слышал самое меньшее десять тысячелетий…
Отречемся от Старого Мира,
Отряхнем его прах с наших ног.
Нам враждебны златые кумиры,
Ненавистен нам Черный Чертог.
Мы уйдем к нашим страждущим братьям,
Мы к забитому люду пойдем;
С ним пошлем мы злодеям проклятья,
На борьбу мы его поведем.
Ритм отбивают гулкие шаги тысяч безликих солдат, закованных в черную броню вроде твоей, только значительно тяжелее и менее утонченную. Куплеты разделяет странный звук, который ты (хоть и не без труда) идентифицируешь как плеск вечно беспокойного Кровавого Моря, что остается в памяти у любого, видевшего Ад.
И в плеске этом почти теряется то, что заменяет песне припев:
Восстань, Человек, для спасенья души,
Воспрянь — и оставь все сомненья!
Вперед, сквозь туман сновидения —
Коли! Кроши!
Режь, бей, руби, круши!
Припев, однако, почти не слышен, ведь песня — не об этом и не для этого… Кровавое Море хранит в себе оригинальный вариант припева, который позднее был отвергнут и заслуженно позабыт.
Зато не позабыта основная тема. Ибо такое — не забывается…
Боги-Древние жадною сворой
Расхищают тяжелый твой труд,
Твоей плотью жиреют обжоры,
Твой последний кусок они рвут.
Погибай, чтоб они пировали,
Умирай, чтоб в Великой Игре
Они совесть и честь продавали,
Чтобы вновь их купить на заре.
Первый из многочисленных авторов этих строк, сжигаемый заживо, прокричал, что его песнь будут помнить многие поколения. Даже те, кто никогда не слышал ее.
И ты начинаешь подозревать, что он был прав.
Что не вселяет в твое сердце оптимизма.
Тебе отдыха нет и в могиле,
Что ни ночь — душу в жертву готовь,
Из тебя Духи Зла тянут жилы,
Царь-вампир пьет твою, парень, кровь;
Ему нужны для войска солдаты, —
Подавай ты ему сыновей,
Ему нужно сырье для заклятий, —
Подавай ему крови своей.
Гимн угнетенных.
Гимн поверженных.
Гимн идущих на борьбу не ради победы, но ради самой борьбы.
В этих строках кроется такая мощь, от которой становится страшно даже тебе. И дело вовсе не в количестве крови, пролитой ее исполнителями, хотя и это сыграло тут свою жуткую роль.
Ты видишь, как в кровавой грязи прошлых эпох зарождалось могущество, свергшее в прах былых Властителей. И содрогаешься при мысли о неизбежности возвращения всего на круги своя…
Не довольно ли вечного горя?
Встанем, братья, сейчас и везде!
Эльфы, цверги, Лемуры и Гонды,
И Атланты, и Арии — все!
Против Древних и змей-супостатов,
Против злого вампира-царя —
Бей, руби их, злодеев проклятых,
Возгорись, новой жизни заря!
Гимн обреченных.
Никто из тех, кто видел начало восстания, не доживал до конца, победой заканчивалось дело или поражением. Те же, кому удавалось воочию узреть сей конец, никогда не знали, за что они вообще сражались. Или против чего.
Их жизнь была борьбой и завершалась с прекращением борьбы.
Гимн проклятых.
И проклятье это заразно, думаешь ты.
И взойдет за кровавой зарею
Солнце правды и братской любви,
Хоть купили мы страшной ценою,
Кровью нашею, счастье земли.
И настанет година свободы,
Сгинет зло, сгинет кривда навек,
И сольются в одно все народы
В вольном царстве, где Бог — Человек.
Великая мечта, безмолвно соглашаешься ты с неведомым поэтом. Но и цена, которую надлежит уплатить за ее осуществление, немалая, — проще было бы создать новый мир, чем изменить Старый. Однако, как ты выяснил еще на Дороге Времен, Враг умеет закрывать Пути к Вершине. И остается лишь один способ.
Тот, что лежит внутри Человека и неподвластен Врагу.
«Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий» — такова зашифрованная формула этого способа, ведомого любому Посвященному. Знание способа не подразумевает умения применять его, а умение не гарантирует успеха. Но овладеть этим способом может, в общем-то, любой — и для этого не нужно быть чародеем.
Чародею даже сложнее, и для того есть очень веская причина.
Даром в этом мире ничего не дается… Впрочем, нет: как раз Даром-то дается многое. Но Даром приходится и платить. Не всегда, не всем и не за все. Но за право быть Властителем — приходится.
Даже если ты — чародей. Нет: в особенности, если ты — чародей.
Потому что Дар, осколок Изначального Пламени Творения, не сочетается с черным омутом Вечной Власти и ледяным дыханием Космического Могущества.
Алое пламя Венца Власти ведь на самом деле не Огонь. Оно — намного более древняя и намного более страшная мощь, неподвластная человеку. И порою изменяющая самую его суть.
Однако выбора у тебя, вновь повторяешь ты, нет.
Короткий меч покидает ножны. Черный клинок вонзается в упругую поверхность каменного зеркала, наяву разрезая туман сновидения.
Гаснет Золотой Ореол, последняя из преград, защищающая тебя от гибельного влияния Венца Власти и брони Черного Властителя. Из расколотой и самостоятельно срастающейся каменной плиты слышится бесконечно далекий смех, который никак не может принадлежать человеческому существу, сохранившему здравый рассудок.
И смех этот — твой.
Отшатнувшись, ты спотыкаешься и грузно садишься на Черный Трон.
Меч сам собою возвращается в ножны, руки ложатся на подлокотники — и вбирают силу, которая сделала из красно-коричневого оникса черный камень, твердость и прочность которого превосходят легендарный адаманит дроу.
Силу Старого Мира. И того мира, который называли Старым задолго до появления Древних. Силу, Изменяющую разум и душу.
Долгий крик боли, срывающийся с твоих собственных уст. Боль не физическая — ее источник скрыт где-то внутри твоего разума, рассеченного черным мечом. От этого, однако, не легче.
Разрубив корни собственного Дара, вместе со званием Властителя ты, примирившись с неизбежностью, принимаешь печальное прозвище: «маг-который-не-маг»…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги