Истина всегда одна

Глава 10

Глава 10

В этот раз взводный почти не орал, он просто пообещал: «вот теперь вам точно пиздец!!!».

И этот «пиздец» немедленно стал воплощаться в жизнь. «Особую антиснайперскую группу» немедленно разоружили, лишили ремней, закрыли в пустой блиндаж и поставили у входа вооруженного часового.

Еще бухие в сиську Петруха и Мамед немедля завалились дрыхнуть, Микола примостился в одном углу, а Ваня в другом. Разговаривать не хотелось.

Иван понимал, что все их заслуги вот прямо сейчас обнулились, но не особо жалел об этом, так как привык к исключительно пакостному нраву своей судьбы. А еще он понимал, максимум, что могут впаять за проступок — так это еще месяцок штрафной роты, а учитывая пятерых уничтоженных в поиске фашистов и срыв минирования проходов в болоте, то вообще может обойдется строгим выговором. Возможно с занесением в грудную клетку, но не более того.

Впрочем, он все равно почему-то чувствовал себя виноватым. Возможно потому, что подвел доверивших ему командиров.

«Совсем, сука, сбрендил... — свирепо обругал он себя. — Крыша поехала напрочь. Ты еще в партию вступи...»

Посчитав такой вариант событий уж вовсе невероятным, он слегка успокоился и понял, что решимости сражаться с фашистами не убавилось. За время своих приключений, Ваня вывел для себя универсальную формулу, которой оправдывал свое участие в войне. Фашисты — враги, твари и нелюди, таких надо уничтожать, несмотря ни на что, а родину, несмотря ни на что — надо защищать от кого бы то ни было.

Эта формула кардинально противоречила тем убеждениям, с которыми Иван провалился в прошлое, но сейчас он неимоверно гордился произошедшими в себе изменениями.

А партия... с партией оказалось все сложно. Гораздо сложней чем казалось. Никаких особых симпатий к партии и правительству Советского Союза Иван не приобрел, но где-то в глубине души Ваня понимал, что не стоит рубить сгоряча и во многом еще придется разобраться.

Микола в своем углу спокойно мурлыкал какую-то песенку.

— Несе Галя воду, коромисло гнеться.

За нею Іванко, як барвінок в'ється...

Ваня припомнил недавние политические события из своей первой жизни и тихо поинтересовался у комода.

— Странно, ты редко по-украински говоришь. Разве что материшься только на украинском. И вот... песню запел...

Микола равнодушно хмыкнул и ответил по-русски:

— Мне без разницы, на каком говорить. Могу и по-польски. Но поляков не люблю. У меня старшего брата в польскую эти твари в лагере голодом заморили. Ненавижу, курв...

Иван призадумался и брякнул:

— А русских?

— Страна так одна, как не любить? — так же спокойно ответил комод. — Всех люблю, татар, белорусов, башкир, этих... мордвинов и узбеков. Хотя татары и белорусы хитрые, заразы. Серега — русский, и второй Серик — казах — мне жизнь спасли, вытащили раненого. Еще до штрафбата. Я сам из Харькова, у нас русских много. Вон, у меня жена русская. Но борщ варит, на загляденье, уши отъешь!

Ваня подумал, что Мыкола искусно маскируется и совсем уже решился поинтересоваться про: «москаляку на гиляке», но тут с треском открылась дверь и в блиндаж вошел взводный Рощин.

— Собираемся, товарищи алкоголики! — весело прикрикнул он и протянул Ивану ремни в руке. — Быстро приводим себя в порядок, живо, живо. И разбудите этих обормотов... снайперы, мать вашу! Аллахвердиев, особое приглашение надо?

Ваня подивился смене настроения у взводного, но лишних вопросов не задавал и быстро привел себя в порядок.

— С вами будет беседовать дивизионный комиссар Волошин... — грозно рыкнул Рощин и сунул кулак под нос Аллахвердиеву. — Дышать в сторону, а лучше не дышать совсем. Понятно? Стоим, едим глазами начальство, отвечаем односложно, по уставу. Так точно, товарищ дивизионный комиссар, никак нет, товарищ дивизионный комиссар, виноват, товарищ дивизионный коммисар и все. Усекли? Марш за мной. Говорил, что вам пиздец? Так вот, сейчас он наступит.

Проштрафившаяся «антиснайперская группа» послушно потянулась за взводным.

— Разрешите, товарищ дивизионный комиссар... — Рощин прикрыл дверь командирского блиндажа, а потом пихнул Ивана в спину. — Входите.

Комиссаров и прочих политруков Ваня откровенно недолюбливал, впрочем, как и остальной командный состав, так что от предстоящей беседы ничего хорошего не ждал. И приготовился к очередным пакостям.

Посредине блиндажа стоял высокий мужик, на петлицах гимнастерки которого алели два ромба и с большой звездочкой на рукаве. Он резко повернулся и медленно обвел подозрительным взглядом выстроившихся красноармейцев.

Внешность дивизионного комиссара Волошина тоже ничего хорошего не сулила. Круглое лицо, аккуратные подбритые усики, круглые очки — точнее, лицо было совсем обычным, но выражение на нем было до такой степени вредным и вздорным, что у Ивана по спине мурашки пошли.

Опять же, красные морды ротного, взводных, политрука и особиста, несли на себе следы жесточайшей выволочки.

В командирском блиндаже присутствовал еще один незнакомый командир, коренастый, невысокий капитан, с грубым, неприятным лицом. Ваня не рассмотрел петлицы, но определил его как особиста из дивизии, что добавило нехороших предчувствий.

«Пиздец... — обреченно подумал Иван. — Как бы к стенке не поставили...»

Волошин медленно прошел вдоль строя, внимательно заглядывая каждому в глаза, что тоже прямо намекало на худший, чем предполагалось исход дела.

А потом...

Потом вдруг вытянулся, принял строевую стойку, вскинул руку к фуражке и громко бросил:

— Благодарю, за службу, товарищи красноармейцы!

Вот тут Ваня окончательно охренел. Судя по ошарашенным мордам, Мамеда, Мыколы и Петрухи, они очумели не меньше.

Но ответ прозвучал на удивление браво и стройно:

— Служу Советскому Союзу!

Комиссар состроил важную и довольную рожу, пожал каждому руку, а потом, вдруг, с шумом втянул в воздух и вопросительно покосился на командный состав роты.

— В медицинских целях, товарищ дивизионный комиссар, — быстро ответил Уланов. — Тяжелый выход был, бойцы сутки просидели в болоте.

Иван с облегчением выдохнул.

— Одобряю заботу о личном составе, — понимающе проворчал Волошин, сделал несколько шагов туда-сюда по блиндажу и отмахивая рукой, начал говорить:

— Целую неделю никто не может взять языка. Даже матерые зубры из дивизионной разведки, ходят впустую. Бездельники! А штрафники смогли! Два раза смогли! Попутно уничтожив целое подразделение немецких саперов, — он взял со стола у ротного пачечку немецких солдатских книжек и бросил их обратно. — Да, пленных не удалось доставить живыми, но в этом не только их вина, но и наша...

Он неожиданно обернулся к штрафникам и по-отечески попросил:

— Ребята, придется сегодня сходить еще раз. Язык нужен позарез. Знаю, у вас получится. По исполнению приказа, лично подпишу рапорты о снятии срока. Товарищ капитан... — он обернулся к невысокому крепкому капитану. — Позже проведите инструктаж с группой. А вы пока отдыхайте...

И потерял интерес к штрафникам.

Рощин одними глазами показал на дверь, и «антиснайперская группа» поспешила свалить от греха подальше.

— Вах! — восторженно озвучил Мамед случившееся.

Остальные промолчали, но полностью согласились с товарищем.

Чуть позже появился Рощин и вернул штрафникам все имущество, даже трофеи. Судя по его злой морде, он с большим удовольствием лично расстрелял бы их, но вслух прозвучал только приказ:

— А теперь есть и спать. Вечером вас разбудят.

— А кто этот капитан, товарищ старший лейтенант? — машинально поинтересовался Ваня у него.

Розин недовольно зыркнул и нехотя ответил:

— Начальник дивизионной разведки.

Когда он ушел, Ваня в голос озадачился.

— А чего он злится? Нормальный же мужик был.

Правильный ответ подсказал комод:

— Он и остался нормальным. Просто... просто... как это правильней сказать... карьерист немножко. Раньше мы лезли за языками, по его инициативе. И все изговняли. Так сказать, в душу нагадили. А сейчас... а сейчас если возьмем, за пленного ему ничего не обломится. Знаешь за что его в штрафроту назначили?

— Нет.

— До этого он был командиром роты. В третьем взводе есть боец, который в его дивизии служил. Так вот, наш взводный роту свою положил в атаке. Вроде выполнил приказ, честь и хвала, но командование дивизии все равно сплавило его в штрафроту, да еще с понижением. Вот он и старается обратно выбиться.

Ваня не поверил:

— Что-то не сходится. Нами он командует грамотно.

Комод пожал плечами.

— Значит борется с собой человек, но не всегда справляется. Чувствую, мы с ним еще хлебнем лиха.

Иван про себя согласился и больше глупых вопросов не задавал.

Мамед сходил за пайкой, штрафники плотно пообедали, а потом, как и приказано, дружно завалились спать, в том же блиндаже, где сидели под арестом.

Перед тем как заснуть, Ивану вспомнились слова Жан Жаныча:

— Нам, попаданцам, везет. Очень везет, главное ничего не бояться!

Ваня тут же припомнил, что, начиная со второй попытки, он боялся. Боялся всего, гораздо сильнее чем в первый раз.

«Ну что же, — подумал Ваня. — Наверное, он прав. Ключевая фраза: не бояться...»

Разбудил снова Рощин, уже в сумерках, но этот раз с ним был тот самый начальник разведки дивизии.

Он отпустил взводного, одобрительно кивнул, глянув на лохматые маскхалаты, а потом заинтересовался Ваниным автоматом на трехточечном ремне.

— А ну одень...

Покрутил Ивана, заставил вскинуть оружие несколько раз, померял сам и довольно улыбнулся:

— Сам придумал? Молоток! Надо своим такие же спроворить. Справитесь, заберу к себе. А теперь смотрите...

Он присел на ящик из-под патронов, подвинул поближе снарядную гильзу с горевшим фитилем и начал рассказывать.

— Вот подробное расположение позиций немцев на вашем участке. Карта есть? Нет... тогда запоминай. Но свою обязательно заведи и не стесняйся интересоваться у командиров разведобстановкой. Прямо иди и спрашивай. Запомни — от знания обстановки, прямо зависит успех выхода за языками. Легче всего будет пройти здесь, здесь и вот здесь, на стыке дивизии СС «Полицай» и двести тридцать пятого пехотного полка. На стыках частей проще просочится, как правило, командиры стараются не перемешивать своих бойцов, оттого получаются бреши в обороне. Лучше за языком заходить с тыла, с фронта они ждут. Но смотри сам, если поймаешь момент, решай по ситуации. Не старайся брать офицеров, порой, простой ординарец или денщик, бегающий за едой для офицеров знает больше чем сами командиры. И не надо переть на рожон, сначала внимательно изучи обстановку. Перед отходом — тоже. Правильно отойти, гораздо сложнее, чем взять самого языка. Языка надо холить и лелеять пуще своей жены. Не жалей бинтов, если раненый. Видишь, что тяжелый, не дотащите — бросай нахрен. Из-за него можете сами лечь. Все сразу не лезьте, оставляй прикрытие на рубеже подхода и отхода. А теперь, я нарисую схему боевого порядка в поиске. Можешь себе перерисовать...

Инструктаж продлился долго, до самой темноты, капитан рассказал очень много интересного, о чем Ваня даже не подозревал и ушел, еще раз пообещав забрать штрафников к себе.

Сборы много времени не заняли, но, когда группа выдвинулась в передовую траншею, прибежал взводный, почему-то вместе с политруком и отменил выход.

— Никто никуда уже не идет. По боевым местам, марш. И снимите с себя эту хрень... — он ткнул пальцем в лохматую накидку на Петрухе.

Долго ждать причины отмены выхода не пришлось. Уланов затеял политинформацию, а потом взводные начали инструктажи отделенных командиров, из которых стало ясно, что с утра начнется наступление.

К этому времени в тылу уже стоял густой гул выходящей на позиции техники.

А потом рев двигателей заглушил свирепый вой реактивных снарядов, расчертивших черное небо сплошными огненными стрелами.

Артподготовка началась еще ночью и гораздо более сильная чем перед разведкой боем. От грохота артиллерии земля дрожала словно при землетрясении, а немецкие позиции сразу заволокло дымом, сквозь который часто проскакивали всполохи разрывов.

Даже бывалые бойцы терялись от такого ужасного грохота и зрелища, зажимали себе уши руками и старались забиться в ниши в стенках траншей.

Но Иван, к своему удивлению, не чувствовал никакого страха и тревоги. Грохот тоже почти не досаждал.

Он спокойно скрутил и увязал накидку к вещмешку, а скатанную шинель не стал брать с собой. Немного пожалел, что отдал СВТ комоду, но забирать ее назад не стал. Загнал патрон в патронник «Люгера», убрал его в кобуру, проверил как выходит нож из ножен, вкрутил запалы в гранаты и, баюкая в руках ППД, начал ждать.

Почти сразу же к нему присели, плечом к плечу, комод, Мамед и Петруха.

Так и сидели до самого утра.

Артподготовка продолжалась без остановки всю ночь.

Немцы тоже стреляли, но гораздо слабее и не по переднему краю. Хотя, когда начало светлеть небо, штрафникам тоже стало доставаться.

А утром, раздался рев моторов уже с неба, к немцам двумя волнами потянулись штурмовики, в сопровождении истребителей.

Впереди заново вплеснулось зарево.

Иван думал, что после такого артналета немецкие позиции выжгли дотла, но вокруг закрутивших карусель штурмовиков вспухли плотные облачка разрывов.

Несмотря на обстрел, штрафники повскакивали в окопах и принялись оживленно комментировать происходящее.

— Дави тварей!!!

— Блядь, подбили?..

— Заткни пасть, сука!!!

— Нет, нет, это он реактивными снарядами саданул!!!

— Да много ты знаешь...

— Это вам, суки, за мою Наташку!!!

— Еще, еще!!!

— А-а-аа...

Из карусели в небе вдруг вынырнул самолет и, оставляя за собой отчетливый дымный след, пошел со снижением в сторону наших траншей.

За ним шел еще один, немного поменьше, угловатый и хищный силуэтом.

С оконечностей его крыльев в сторону нашего самолета срывались дымные струйки.

— Твою мать!!! Немец...

Из двигателя штурмовика выплеснулось пламя, но почти в то же мгновение, немец резко отвернул и, тоже дымя, пошел в обратную сторону.

— Так тебе и надо, сука! Тяни, тяни!!! — снова заревели штрафники. — Давай, давай, милок...

Самолет становился все ближе и ближе, уже стало слышно надсадный, кашляющий вой его движка и видно болтающиеся лохмотья на крыльях.

Казалось, штурмовик летит прямо в траншею.

Штрафники начали разбегаться, но штурмовик промчался прямо над головами, грохнулся на пузо, проскочил сотню метров по земле, вздымая облака густой пыли с искрами и остановился, сильно накренившись на нос.

Было хорошо видно, что ИЛ-2* весь изуродованный, крылья зияли огромными дырами, а от хвостового киля остались одни тряпки. От мотора густо шел дым, но сам самолет не горел.

Ил-2 — советский штурмовик времён Второй мировой войны, созданный под руководством авиаконструктора Сергея Ильюшина. Самый массовый боевой самолёт в истории авиации, было выпущено более 36 тысяч штук. Выпускался в одноместном варианте на ранних этапах производства, затем в двухместном.

Иван не раздумывая выскочил из окопа и помчался к штурмовику.

Перед глазами снова возникла жуткая картинка горевшей заживо летчицы, а в мозгах, в такт бухавшему как барабан сердцу, билась одна мысль.

— Только бы не женщина, только бы не женщина...

Добежал первым, вскочил на крыло, заглянул через разбитый вдребезги колпак и машинально отшатнулся.

Летчик сидел, уткнувшись шлемофоном в приборную панель, а вся его спина превратилась в месиво из кусков куртки и мяса.

Ваня даже мотнул головой, не понимая, как он смог мертвым дотянуть до своих, да еще посадить машину.

— Ну, что там? Чего спишь, тащи его! — заорал Рощин, тоже опередивший остальных.

И сразу замолчал, тоже смотря на мертвого летчика. Но только на мгновение. Потом отрядил двух штрафников достать мертвого пилота, а остальных погнал матюгами назад.

После случившегося в окопах стихли разговоры, все угрюмо молчали. Бомбежка закончилась, советские самолеты ушли, уже не волнами, а в разнобой, Ивану показалось, что их стало гораздо меньше, но он сразу прогнал эту мысль.

Артподготовка постепенно стихала. Зато стал приближаться рев двигателей из тыла. Очень скоро через позиции штрафной роты прошли пять танков, два КВ и три Т-34. Иван уже успел насмотреться на советскую технику и сразу определил модели машин, правда, тридцатьчетверки были обычными, но КВ со странными короткими пушками*. Следом за ними рвануло пять легких Т-60, тоже хорошо знакомых Ивану. Но эти держались несколько позади.

КВ-8 — советский тяжелый огнеметный танк периода Второй мировой войны, модификация тяжелого танка КВ-1. Вместо штатной пушки в башню ставили сорока пятимиллиметровую, спрятанную в фальшствол и огнемет

Т-60 — советский лёгкий танк периода Второй мировой войны. Оснащался в том числе нарезной автоматической пушкой калибра 20 мм.

Вокруг них сразу плеснулись разрывы, но танки уверенно перли вперед. Т-34 и Т-60 на ходу вели огонь из орудий, а «Климы Ворошиловы», почему-то не стреляли.

Когда танки дошли до старой линии обороны, уши рванул громкий приказ.

— В атаку!!!

Ваня сжал зубы, выскочил из траншеи и побежал вперед, интуитивно стараясь прикрываться корпусом одного из КВ впереди.

Казалось бы, напрочь уничтоженные немецкие позиции, вдруг расцвели быстрыми, злыми огоньками. Один из легких танков рыскнул в сторону, развернулся боком, а потом резко вспыхнул.

Следом задымил второй, но вместо того чтобы остановится, только прибавил скорости.

Штрафники вокруг начали падать. Иван не слышал немецких пулеметов, но хорошо слышал крики умирающих людей и стук пуль о человеческие тела.

Затем среди атакующих порядков начали вспухать чадные, вонючие вспышки разрывов минометных мин.

Иван поднажал и рухнул в воронку возле разломанных кольев с остатками колючей проволоки. Страха по-прежнему не было, но заставить себя бежать дальше он просто не смог. Отказавшееся повиноваться тело сделало все за него.

Стуча зубами от дикого напряжения, Ваня заставил себя выглянуть, чтобы найти Петруху, Демьяненко и Аллахвердиева, не нашел их, но зато увидел, как одна из тридцатьчетверок, уже близко подошедших к немецкой линии обороны, взорвалась в огромной вспышке пламени, а ее башня взлетела высоко в воздух, неспешно и красиво крутя пушкой вокруг своей оси.

И в этот момент, из стволов, оставшихся целыми «Ворошиловых» и Т-34, почти одновременно сорвались длинные, брызжущие огненными каплями, струи огня.

Все впереди сразу превратилось в ад...