Истина всегда одна

Глава 7

Глава 7

— В атаку!

Иван поглубже вздохнул, поудобней перехватил винтовку, одним движением перемахнул бруствер и побежал в сторону окутанных дымом немецких позиций.

Артподготовка все еще продолжалась, над головой пронзительно свистели снаряды, впереди часто вспухали взрывы.

Гранатная сумка больно стучала по бедру, сердце бухало как барабан, слева и справа слышался гулкий топот.

Иван крутнул головой по сторонам и увидел Аллахвердиева с якутом. Мамед, с белым как мел лицом, согнувшись в три погибели и став оттого совсем маленьким, бежал странными, неровными скачками, выставив перед собой винтовку словно вилы. Петруха, наоборот, неспешно рысил, таща свою мосинку в руке как палку. По лицу якута, как всегда, ничего нельзя было понять.

— Живее!!! Бегом, марш!!! — подстегнул жесткий окрик взводного.

Растянувшиеся в неровные цепи штрафники ускорились, топот сапог стал чаще.

Иван снова осмотрелся и внезапно понял, что бежит в первом ряду атакующей роты. Сердце от ужаса чуть не остановилось, ноги стали ватными, дико захотелось спрятаться за спины товарищей.

Оттого, Ивану стало очень стыдно. Стыдно до слез, они сами по себе покатились по щекам.

— С-сука!!! — рыкнул на себя Ваня, утирая локтем скулу. — Бегом марш, сука!

Трусом он никогда не был, правда в прошлой жизни судьба не подкидывала таких испытаний.

Окрик помог, страх отступил, а точнее, спрятался куда-то глубоко внутрь.

Неожиданно раздался пронзительный, нарастающий визг. Небо прочертили длинные огненные росчерки.

Рота сразу остановилась, большинство залегли, а остальные растерянно пялились на небо.

Иван сразу понял, что случилось. В свою пятую ходку на выживание, он уже попадал под огонь реактивных минометов. Тогда, он едва не обмочился от ужаса, но сейчас испугаться просто не успел.

— Встать!!! — заревел Рощин, пиная ближнего к нему штрафника. — Бегом, суки! Встать, мать вашу! Это наши! Наши, говорю...

Иван относился с неприязнью к офицерскому составу, но сейчас невольно проникся уважением к взводному. Одно дело самому бежать на пулеметы, а совсем другое гнать людей на смерть.

— Встать, встать, подъем, мать вашу! — взводного недружно поддержали командиры отделений.

Изломанные и разорванные проволочные заграждения снова начали медленно приближаться, но немцы почему-то все еще не стреляли.

Внезапно наступила тишина, в которой только слышалось буханье сапог штрафников.

Сердце сжалось от жуткого предчувствия.

И это предчувствие почти сразу оправдалось.

— Тук-тук-тук-тук... — впереди словно застрекотало множество швейных машинок. Клубы дыма на позициях немцев расцвели множеством веселых огоньков. Топанье сапог заглушил свирепый свист пуль. Судя плотности огня, артподготовка почти никакого вреда не нанесла.

Но этот свист неожиданным образом подстегнул штрафников.

Раздался свирепый рев:

— А-а-а-аааа...

Рота дружно ринулась к немецким позициям.

Ваня сам не понял, как проникся общим безумием. Рот ощерился в безмолвном вопле, руки до боли в костях сжали винтовку, а ноги сами по себе понесли вперед.

— Тук, тук, тук, тук...

— Ааа-а-а-аа...

«Видел бы меня батя...» — мелькнула странная мысль у Ивана.

Ваня даже успел погордился собой, но все мысли через мгновение выбил вспухший впереди чадный клубок дыма.

Жуткий грохот рванул уши, Иван споткнулся и кубарем полетел на землю.

Не понимая, что случилось, он оперся руками и привстал.

— Бам-бам-бам... — все вокруг окуталось дымом и пылью. В грохот вплелись дикие, пронзительные вопли.

Что-то тяжелое снова сбило Ивана на землю. Он забарахтался, спихнул себя тяжесть и недоуменно уставился на паренька из первого отделения.

Сашка Синицын, вытаращив глаза, быстро дергал левой ногой и беззвучно раскрывал рот, пытаясь нащупать руками свою правую ногу, вместо которой из таза торчали окровавленные ошметки.

— Сейчас, сейчас... — заторопился Ваня, пытаясь вытащить из кармана перевязочный пакет. — Сейчас...

— Вперед, а атаку!!! — прямо под ухом раздался хриплый рев.

Кто-то ухватил Ивана за шиворот и вздернул на ноги.

— Вперед!

Шатаясь как пьяный, Иван куда-то побежал, полностью потеряв ориентацию. Внезапно вспомнив про винтовку, он передернул затвор и высадил магазин, не глядя вперед себя.

Выстрелы и удары приклада в плечо, неожиданно привели его в чувство. Мало того, весь страх, растерянность и паника мгновенно куда-то исчезли.

Взгляд поймал взглядом впереди большую воронку, утыканную с одного краю покосившимися кольями, окутанными паутинкой ржавой проволоки.

«Добежал...» — спокойно подумал Ваня, неспешно подбежал к воронке и рыбкой рухнул в нее.

Нос сразу пронзила свирепая вонь, руки попали во что-то склизкое и жирное.

— Твою мать... — Иван перекатился, несколько раз оттолкнулся ногами, отползая на заднице и ошалело уставился на полуразложившийся труп в советской форме. С лица трупа сползла плоть, на месте носа зияла дыра, а челюсть скалилась нереально белыми зубами. Мертвец, раскинув левую руку, словно хотел кого-то обнять, сидел на коленях, подогнув ноги. Левая сторона воротника уже сгнила, а на правой, краснела петлица с темя потемневшими кубиками.

На коленях у него лежал покрытый налетом ржавчины автомат ППД с дисковым магазином. Правая рука крепко держала оружие за шейку приклада.

Ваня машинально ухватился за автомат и дернул его к себе. Хрустнули кости, мертвец подался вперед, но оружие не отпустил.

В этот момент, на голову свалилось что-то тяжелое.

— Блядь! — Ваня машинально отмахнулся автоматом, наконец, вырвал его у трупа и увидел перед собой Аллахвердиева.

— Вай, вай, шайтан... — Мамед, точно так же как Иван минутой раньше засучил ногами отползая от мертвеца.

Но еще через секунду уже ему на голову свалился якут.

А потом сразу комод Деревянко.

А уже на него кулем рухнул взводный Рощин.

— Твою же мать! — взводный забарахтался, двинул сапогом комода, а потом сел и радостно ощерился. — Ну ни хера себе, а в атаку кто идти буде...

Но недоговорил, и прикрыл руками голову, потому что рядом грянула очередная серия взрывов.

— Сопа! — сделал вывод Петруха. — Совсем сопа...

— Угу, еще какая жопа... — поддержал комод, неприязненно косясь на взводного. — Дупло, мать ее...

Мамед молчал, дергаясь словно припадочный при каждом разрыве.

Рощин ожесточенно стряхнул землю с головы и обвел строгим взглядом штрафников.

— Ну?

— Что, ну? — машинально переспросил Ваня.

Взводный помедлил и угрюмо бросил:

— Да ничего...

Потянулось молчание. Немцы садили густо и часто, взрывы сливались в сплошной рев. Воронку то и дело забрасывало комьями глины и песком.

Взводный помолчал, а потом хрипло бросил.

— Дошли, все-таки... — и сразу же протянул руку к Ивану, а точнее к ППД. — А ну покажи...

Ваня опять машинально подтянул автомат к себе.

— Ну как хочешь, — Рощин пожал плечами, глянул на мертвеца и сразу полез в нагрудный карман его гимнастерки.

Вытащил слипшуюся пачечку документов, осторожно разлепил первый листок и ошеломленно ахнул.

— Да ну нахер...

Все дружно уставились на старшего лейтенанта.

Тот еще помолчал и тихо сказал:

— Сокурсник мой, Сашка Белов... в одном взводе в училище учились. За одной девчонкой ухлестывали... — и добавил печально. — Она выбрала его, сука...

— Надо это... — комод снял фляжку с ремня. — Того, помянуть. Дрянная смага, но в голову шибает...

— Откуда? — взводный нахмурил брови.

Демьяненко безразлично пожал плечами, мол, а тебе не похрен, откуда?

Рядом саданула очередная серия разрывов.

Ваня инстинктивно пригнулся, а когда поднял голову, увидел, что взводный уже пьет из фляги, судорожно дергая кадыком.

Глотнув последний раз, он протянул флягу Ване.

Ваня отхлебнул и передал якуту. Тот Мамеду.

Комод, получив ее обратно, встряхнул, жалобно скривился и одним глотком выдул все что осталось.

Никто так ничего и не сказал.

Уже потом, после паузы, взводный бросил.

— Теперь ждем...

Иван помедлил, а потом попытался снять магазин с автомата. Но сразу не получилось, измазанные в гнилой плоти мертвого командира пальцы скользили по защелке.

— Дай сюда, — Рощин выдернул из рук Вани ППД и сам снял магазин. Потом передернул затвор, заглянул внутрь и одобрительно бросил. — Почистишь, смажешь, послужит еще.

И вернул оружие Ивану.

Ваня сразу заграбастал автомат и прижал к груди, словно он был огромным сокровищем и его могли отобрать.

Немного подумав, он вытащил из подсумка мертвеца еще один магазин и сунул его себе в вещмешок.

Минометный обстрел потихоньку начал стихать.

Взводный сверился с часами и нарочито бодро сообщил:

— Скоро наши прикроют, отойдем назад.

Особой уверенности в голосе Рощина не было, но с последним его словом раздался очень знакомый вой реактивных снарядов.

Обстрел со стороны немцев почти сразу прекратился.

— За мной... — взводный выметнулся из воронки.

Ване очень не хотелось вылезать. Все его тело отчаянно протестовало, в голове сильно пульсировала кровь, а инстинкт самосохранения вопил в полный голос: «Куда? Зачем! Совсем сдурел!!!»

Заставить себя получилось, только прикусив до крови губу.

Ваня выпрыгнул и сразу замер. Все вокруг было испещрено воронками и разорванными трупами.

Оторванная по колено нога в порытом рыжей пылью сапоге...

Голова незнакомого штрафника, с мутными глазами и раззявленной челюстью с высунутым языком...

Непонятное месиво...

Распластавшийся, словно загорает, солдат, полностью целый, за исключением громадной дыры между лопаток, сквозь которую виднелись розовые кости...

— Блять... — едва ворочая языком просипел Ваня. Увиденное не хотело укладываться у него в голове, хотя Иван уже насмотрелся смертей досыта.

— Швыдче, дурко... — в спину Ивана толкнул комод.

Иван побежал, на бегу очень удивляясь, тому что вокруг него бежали живые штрафники, а он уже почти смирился с тем, что кроме тех, кто сидел в воронке с ним, в роте никого не осталось.

В свои окопы бежалось легче и быстрей, Ваня даже подумал, что поставил очередной мировой рекорд.

А потом все закончилось. Закончилось, когда он спрыгнул в траншею. Руки и ноги разом отказались действовать, глаза застила багровая пелена, а в голове билась одна единственная мысль:

— Живой! Твою же мать твою, я живой!!!

Ваня бухнулся на задницу и полностью ушел в себя.

Сколько он так просидел, Иван так и не понял, а пришел в себя от не очень дружественного тычка в плечо.

— Живой? Цел?

Иван открыл глаза и увидел ротного санинструктора Гришку Балакирева. Медчасть штрафной роте не полагалась от слова совсем, зато присутствовал вот этот веселый и румяный здоровяк, словно сошедший с картинки в книге русских сказок. Эдакий Алеша Попович, с санитарной сумкой. Тоже штрафник, правда отчаянно скрывавший причину попадания в роту.

Иван собрался с мыслями и кратко изложил свое состояние души.

— Иди нахуй.

— Живой! — обрадовался Гришка и поспешил дальше по ходу сообщения.

Послав санинструктора, Иван почувствовал себя гораздо легче. Предательская слабость отступила, а в голове сложился относительный порядок. А еще, внезапно захотелось дико есть.

Ваня вспомнил о сале, презентованном еще в спецлагере, и полез в сидор. Правда быстро спохватился и сначала тщательно отмыл руки от мертвечины.

Но только достал сверточек и развернул тряпицу, как рядом нарисовалось три чумазых рожи.

Комод Демьяненко, якут Петр Петров и «диневальный» Аллахвердиев, соответственно.

Душевное возмущение выразилось в одной емкой фразе.

— Ну еб...

— Что тут у тебя? Ого! — Мыкола по-хозяйски забрал сало и мигом искрошил его перочинным ножиком в полупрозрачные ломтики на прикладе своей винтовки. — Ну? У кого хлебушек есть?

Один сухарь нашелся у Мамеда, второй — у самого комода.

Ваня, повинуясь внезапной щедрости вытащил последнюю луковицу, что вызвало приступ неконтролируемой радости у товарищей.

— Тебе же нельзя! — комод отпихнул руку Мамеда. — Ты же этот... мусульман, во!

— Э! — Аллахвердиев бойко цапнул кусок сухаря с ломтиком сала на нем. — Слуший, я кто? Воен? Аллах говорыл, воен можно! Дед мой мэдресэ учылся, он всегда говорыл, что ест — кушый, аллах мылостыв, простыт.

— Удобно с таким богом, — хмыкнул комод. — Ну... жаль смаги больше нет...

Но недоговорил, потому что раздался требовательный голос взводного:

— Отделенные, мать вашу, доклад о потерях! Провести перекличку, потом ко мне! Живо...

— Бля... — комод встал. — Сейчас, тока мою пайку не сожрите.

Вернулся он не очень веселым, по его словам, потери роты составляли около тридцати процентов.

— Хай ему грець, треть как корова языком слизнула...

Ваня неожиданно обрадовался, оттого, что считал потери не меньше чем пятьдесят процентов. Над оправданностью разведки боем он совсем не задумывался, исходя из того, что прекрасно понимал, гибель людей ничем оправдать нельзя.

В отделении Ивана никто не погиб, зато второе почти выкосило полностью. А еще, из атаки не вернулся свежеиспеченный командир третьего взвода, старший лейтенант Сиволапов.

— Порченный взвод... — умудренно заявил комод, с хрустом жуя сухарь.

И все с ним согласились, даже Ваня.

Только штрафники подмели сухари с салом, в траншею притащили бачки с обедом.

У штрафников своего повара не было предусмотрено, еду готовил непонятно кто в тылу и она, никогда не отличалась ни особым качеством, ни кулинарными достоинствами.

Но в этот раз, неизвестный повар постарался на славу. В супе плавали волокна жутко жесткого, но настоящего мяса, а перловая каша состояла из тушенки на-четверть, и вся лоснилась от жира. Вдобавок пайки раздавали очень щедро, так как рота от первоначально состава урезалась на треть.

Иван облопался и даже не стал есть пайковой сухарь, спрятав его на черный день. В своей прошлой жизни Иван любил учиться, правда до учебы за развлечениями и спортом почти никогда не доходило. Но сейчас, из-за полного отсутствия развлечений и спорта, Ваня впитывал премудрости воинской науки как губка. А точнее, жизненные воинские премудрости. У бойца в сидоре должен быть запасец провизии на черный день — и точка. Этот момент он усвоил еще до попадания в штрафную роту.

Во время обеда немцы начали артподготовку. Не особо густо, но в этот раз прилетал впечатляющий калибр, правда штрафники почти не обращали внимания на близкие разрывы и обыденно занимались своими делами. Да и по сравнению с прошедшей атакой обстрел смотрелся не очень серьезно.

Ваня, тоже почти не обращая внимания на грохот, решил заняться трофейным автоматом, а точнее пистолетом-пулеметом Дегтярева образца тысяча девятьсот сорокового года.

Его винтовка СВТ на поверку оказалась не такой уж неудобной, он к ней привык и даже полюбил, но с момента попадания в штрафроту Ваня мечтал об автомате.

Для начала, он вытащил пенал с принадлежностями для чистки и масленку, затем занялся магазинами ППД. Выщелкал из них патроны: в запасном оказалось пятьдесят потемневших латунных цилиндриков, а основном вообще ни одного. Разбирать магазины оказалось еще та морока, но Иван справился, после чего перешел к пистолету-пулемету. Так получилось, что почти во всех своих попытках выжить, он сталкивался с пистолетом-пулеметом Дегтярева, так что устройство творения знаменитого оружейника знал наизусть.

Скрутил затыльник затворной коробки, вынул сам затвор, потом снял спусковой механизм. Выкрутил ножом болты и отделил деревянные части. Затем пришел черед кожуха ствола и самого ствола.

Еще через минуту ППД превратился в кучку частей, аккуратно разложенных на запасной байковой портянке.

К счастью, время почти не попортило пистолет-пулемет, если не считать слегка тронутых коррозией внешних деталей.

Иван предвкушающе вздохнул, тщательно вымыл руки и принялся драить автомат.

Драил истово, с настоящим наслаждением, получая нешуточное удовольствие. И даже сгоряча суть не саданул Мамеда, из любопытства прикоснувшегося к затвору своими грязными пальцами.

Закончив и удовлетворенно хмыкнув, Ваня собрал оружие, щелкнул затвором, но тут по траншее пронесся глухой ропот:

— Командирский блиндаж накрыло!!!

Повинуясь общему ажиотажу, Ваня повесил ППД на плечо и ринулся к блиндажу, и прибежал в числе первых, благо он находился рядом.

Позиции штрафбату достались от предшественников, неизвестные бойцы укрытия построили на совесть. Траншеи полного профиля и блиндажи в два наката, вдобавок покрытые полуметровым слоем земли, казались надежными и долговечными.

Командирский блиндаж выдержал прямое попадание, но...

Но землю сверху разметало, а накаты треснули словно спички и сложились внутрь.

— Ебать... — дружно ахнули штрафники и тут же, словно муравьи принялись растаскивать поломанные бревна.

Продолжавшийся обстрел никого не беспокоил, на него просто не обращали внимание.

Через несколько минут извлекли ротного. Майор слабо подёргивал руками ногами, словно лягушка и сипло матерился. За исключением ободранного лба и припухшего, кровоточащего носа он выглядел полностью целым и невредимым.

Следом за ним достали ординарца командира роты, разбитного молдаванина Семку, фамилию которого никто не мог выговорить. От Семки целыми осталась только голова, ноги и руки, а туловище сплющило в лепешку.

Последним выковыряли политрука. Черного от пыли, внешне невредимого и целого, но без сознания.

— Твою мать, где этот Гришка?!!

— Балакирев, сюда, твою мать!..

— Да где этот ебучий санинструктор...

— Санинструктор...

Ваня послушал гомон штрафников, поколебался и с некой мстительностью отвесил Уланову полновесную пощечину. А потом сразу вторую, уже с другой руки.

Политрук вдруг громко чихнул, открыл глаза, но вместо благодарности цепко схватил ППД висевший у Вани на шее и быстро зашевелил потрескавшимися до крови губами.

— Откуда? Где вы взяли автомат, красноармеец Куприн? Вам не положено...

Ивану тут же захотелось прикладом этого автомата политрука и добить.