Глава 13
Впереди чернел небольшой холм, кое где земля на нем осыпалась, открыв неровные, бетонные стены дота. До него оставалось всего метров двадцать, уже хорошо было видно узкую щель амбразуры. Второй дот не просматривался, но Иван знал, что он расположен в пятидесяти метрах правее.
Впереди, простиралась совершенно открытая местность. Стремительно светлело, Ваня понимал, что очень скоро их обнаружат, но даже приблизительно не представлял, что делать дальше.
В ходах сообщения между дотами уже просыпались немцы, стучала амуниция, доносились злые ругательства, разговоры и смех. Легкий ветерок принес омерзительный смрад мочи, табачный дым и запах какой-то еды.
Ваня осторожно покрутил головой. Левее, лежал комод, Мамед пристроился совсем рядом, близнецы впереди и правее. Петруху как всегда, найти не удалось.
«Блядь!!! — чуть не взвыл Ваня. — Еще полчаса и нас увидят. Лежим как на ладошке. Что делать, сука? Рывком? Не добежим, скосят. Гранаты? В амбразуру не попадешь, а немцев в ходах сообщения между дотами как свиней нерезаных — всех не положишь. Так, думай, Куприн, думай! Мне похер, один черт возрожусь, а пацаны нет. Значит? Значит, придется ломиться первому. Если повезет, добегу, а там посмотрим...»
— Дьявол... — из амбразуры донесся злой и нервный голос. — Адди, у меня такое чувство, что проклятые русские подобрались вплотную...
— Это нервы, Руди, — снисходительно ответили ему. — Какие русские? Да, они дикие варвары, люди второго сорта, но в уме им не откажешь. Они не полезут, пока опять не начнет работать их артиллерия. Но я тебя понимаю, самому не по себе. Дай пару очередей, причеши все впереди, станет легче. А я поддержу. Только давай недолго, чтобы стволы пока не менять.
— Не полезут? Да они все сумасшедшие фанатики! Хотя, ты, наверное, прав. Давай. Как всегда, моя левая сторона, твоя правая...
У Ивана все внутри заледенело, захотелось зарыться в землю по самые уши, но ничего предпринять он не успел.
Из амбразуры стегнули парные снопы пламени. Земля вокруг, в буквальном смысле, вскипела, пули свирепо завыли над самой головой. Ване очень захотелось умереть, потому что выносить весь этот дикий ужас уже не было сил.
Слева сквозь грохот и свист неожиданно донесся едва слышный вскрик. Иван попытался заставить себе посмотреть туда, но не смог.
А потом пулеметы заткнулись и стало хорошо слышно горячий шепот одного из братьев Никифоровых.
— Братка, братка... как же это, что я мамке скажу...
— Эй, Руди, ты это тоже слышишь? — забеспокоились в доте. — Нет, я определенно слышал...
Его поддержали в траншее.
— Что за дьявольщина?
— Я тоже слышал...
— Эй, вон там, кажется...
Иван понял, что для них все закончилось. Приготовился вскочить, чтобы постараться отдать жизнь подороже, но опять не успел.
Один из близнецов вскочил и на бегу снимая набитый взрывчаткой рюкзак ринулся вперед.
Стеганули выстрелы, он кубарем покатился по земле, но тут же поднялся и что-то отчаянно крича свалился в траншею.
А потом саданул оглушительный взрыв. Все впереди заволокло пылью и дымом, Ивана даже откинуло назад взрывной волной, а остаться в сознании удалось только диким усилием воли.
Но что случилось он прекрасно понял. Просто брат не захотел жить без брата и подорвал себя, забрав сколько смог с собой немцев. Никифоровы тащили с собой каждый по десять килограмм тола, на случай если придется подрывать доты.
Дикое горе и ненависть выплеснулись из Ивана свирепым воплем.
— А-а-а, суууки!!!
Он вырвал из сумки противотанковую гранату и ринулся вперед прямо в плотную взвесь дыма и пыли.
Почти сразу же споткнулся, больно ударился головой, вскочил и неожиданно сообразил, что уже находится совсем рядом с дотом. Примерился, чтобы забросить гранату в амбразуру, но тут мимо пронесся яростно визжащий Мамед.
— Сиким санин ахзыны... — Аллахвердиев упал на колени и сунул ствол огнемета в щель.
А еще через мгновение, из амбразуры выплеснулось пламя, откинув Мамеда, а пробки в ушах выбил жуткий визг горящих заживо фашистов.
— Бля! — охнул Иван от восхищения, потом сориентировался, по высокой дуге зашвырнул «ворошиловский килограмм» * в сторону немецких ходов сообщения, снял автомат и уже неспешно спустился в огромную воронку.
«Ворошиловский килограмм» — неофициальное прозвище противотанковой гранаты РПГ-40
— Вай, вай, шайтан!!! — на ходу сбивая с себя огонь, к нему пристроился «диневальный», выставив перед собой дымящийся ствол огнемета.
Чуть позже рядом появился комод, очумело мотавший головой, почему-то с немецким ручником МГ в руках, со свешивающейся из приемника длинной лентой.
Вопрос: куда делся Петруха Иван себе не задавал, потому что знал — если якут живой, то он где-то рядом.
У начала хода сообщения Ваня притормозил и пропустил вперед Мамеда.
Тот радостно и свирепо ощерил потрескавшиеся губы.
Громкий щелчок, пронзительный свист и рев пламени, сменившиеся жуткими воплями впереди.
— А-а-а!!! — прямо на Ваню выскочил пронзительно верещащий и беспорядочно мотыляющий руками, заживо горящий немец.
МП коротко стрекотнул, фашиста сбило на землю.
Ваня перешагнул его и, прикрывая от огня локтем лицо пошел вперед.
Перед следующим поворотом хода сообщения, все повторилось, удалось проскочить еще десяток метров, а потом закончилась зажигательная смесь.
— Все... — Мамед виновато пожал плечами. — Большэ нэт...
— Пиздец, — обреченно отреагировал комод.
Ваня сообразил, что до второго дота они без огнемета не дойдут.
— Э-эээ, однака, уходить надо... — позади раздался голос Петрухи.
Иван резко обернулся и недоуменно уставился на якута, совершенно не понимая, когда тот присоединился к ним.
Но ломать голову не стал и решительно скомандовал:
— Уходим!
И сам подал пример, ринувшись назад.
Но очень скоро заблудился и уперся в тупик, а точнее, устроенный в ответвлении траншеи нужник — помост на пять мест, прикрытый аккуратно сбитым из досок навесом. Впрочем, полностью загаженный.
Назад идти было поздно, немцы пришли в себя и зажали группу. Создалась патовая ситуация: немцы не выпускали группу в основную траншею, а комод со своим ручником не пускал их в ход сообщения к нужнику.
Несколько гитлеровцев попытались зайти сзади по верху, но их снял Петруха.
При этом Иван понимал, что это совсем ненадолго и очень скоро, словно подтверждая его мысли, полетели гранаты.
Первые взрывы грянули за бруствером, еще одну «колотушку» Ване удалось выбросить. Следующая попала точно в «очко» нужника и штрафников окатило шквалом дерьма.
Ваня тоскливо вспомнил, что забыл подать сигнал, полез за ракетницей, но обнаружил что кобуры нет.
— Да ну его нахрен!!! — взревел комод, вскакивая. — Дохнуть в немецком дерьме я не собираюсь. За мной!..
Но ринуться вперед не успел, потому что со стороны реки бабахнули чудовищные взрывы. Настолько сильные, что земля задрожала словно при землетрясении.
Гранаты сразу прекратили лететь.
А еще чуть позже, к немецким траншеям выползли сразу два огнеметных КВ.
Угловатые башни слегка пошевелились и выплюнули струи огня.
К счастью, нужник немцы расположили поодаль и пламя пошло стороной, но от нестерпимого жара захотелось нырнуть в дерьмо. Мало того, пламя выжгло весь воздух, который сменился ядовитыми газами и чадом.
Легкие сразу взорвались свирепой резью.
Последним, что увидел Ваня перед своими глазами, была мятая, испачканная дерьмом бумажка, исписанная аккуратным почерком.
— ... милый Рудольф... — сам не понимая зачем, вслух прочитал он, — извини, сраный ты говнюк, но я ухожу к Оскару...
И потерял сознание, успев порадоваться за неизвестного Рудольфа.
А очнулся от разговора, с трудом пробивающегося сквозь уши.
— А чего они так воняют? — брезгливо интересовался смутно знакомый женский голос.
— Осторожней, товарищ санинструктор! — отвечал женщине, подрагивающий от едва сдерживаемого смеха, важный басок. — Они герои! Скрытно пробрались в немецкое расположение и героически подорвали гитлеровский нужник!
Вокруг раздался веселый смех.
Иван немедленно открыл глаза, ничего не увидел сквозь розовый туман, но на всякий случай строго поинтересовался:
— А по ебалу?
И немедленно зашелся в выворачивающем легкие наизнанку кашле.
— Да что вы себе позволяете! — недовольно взвизгнула женщина. Вернее, молодая девушка, судя по совсем юному пискливому голоску.
— Что здесь происходит? — строго поинтересовался уже зрелый женский голос, в котором Иван с неожиданной радостью опознал голос военврача второго ранга Елистратовой.
Ване немедленно стало легче.
— Не поняла, красноармейцы, вы что, глумитесь над ранеными? Мне подать рапорт вашим командирам? — чеканила Варвара Сергеевна. — В отличие от вас, они действительно настоящие герои!!! Только благодаря им удалось прорвать гитлеровскую оборону. Марш в расположение и немедленно доложите командиру своего подразделения о том, что я сделала вам устное взыскание.
Ее голос неожиданно заглушил суровый начальственный рык.
— Стоять!!! Что здесь происходит, товарищ военврач второго ранга?
Начальство Иван уверенно опознал, как начальника политотдела дивизии Волошина.
Варвара Сергеевна немедленно мстительно наябедничала, да еще слегка разукрасив ситуацию. Но очень предусмотрительно скрыв участие в веселье своих людей.
Ивану захотелось попросить не наказывать бойцов, но сил не хватило и остался лежать с закрытыми глазами.
— Сдать оружие! — гаркнул Волошин. — Арестовать их. Увести. Позже я сам по ним решу... — потом он обратился к Елистратовой. — Сделайте все возможное! Я требую, сделать все возможное, чтобы они выжили. — А следом сказал уже Ивану. — Держись парень, держись. Я из кожи вылезу, но Героя ты получишь.
Ваня хотел сказать, что если кто заслужил Героя, то это братья Никифоровы, но снова не смог ничего сказать.
Чуть позже, видимо уже уходя, Волошин с шумом втянул в себя воздух и хмыкнул.
— Вот же народ, то водярой от них несет, то дерьмом...
Вот тут Иван обиделся, но благополучно в очередной раз потерял сознание.
А пришел в себя уже от свирепой вони в носу.
Громко чихнул, яростно потер предплечьем нос, машинально попробовал сесть, но кто-то осторожно, но настойчиво его придержал.
— Не спеши, милок, не спеши... — ласково приговаривал женский голос. — Ишь, какой прыткий. Во-от... а теперь пробуй...
Ваня открыл глаза и первым делом обнаружил, что совершенно голый, а потом уже увидел пожилую женщину в застиранном белом халате и косынке, с добрым, круглым лицом.
— Вот! — довольно улыбнулась она. — А теперь вставай, милок.
Ваня кивнул, сначала поднялся на локтях, немного помедлил и резко сел на застеленном шинелью топчане, спустив ноги вниз.
— Ерой!!! — снова разулыбалась санитарка и строго прикрикнула. — А ну, Настька, хватит жеманиться! Мужика голого что ли не видела?
Ваня глянул кого она шугнула и увидел густо покрасневшую, совсем молоденькую, глазастую и ротастенькую девчушку, во все глаза пялившуюся на Ваню.
— Новенькая она у нас, — пояснила санитарка. — Не насмотрелась еще. Ну ничего, быстро насмотрится.
— Чего я там не видела, — неожиданно густым голосом, чуть ли не басом отозвалась девушка, но тут же еще сильней покраснела.
Санитарка прыснула и ухватила Ивана за локоть.
— Ну пошли, ерой, вона, взуй ноги в опорки, Варвара Сергеевна помыть тебя велели. Помогай, Настька.
Ваня осторожно отстранился, вдел ступни в обрезанные солдатские сапоги и встал.
Чувствовал он себя все еще скверно, нос, глотка и легкие свирепо саднили, глаза слезились, а голова гудела словно пустое ведро. Но ноги держали.
Санитарки, бережно поддерживая за локти, вывели его из палатки на маленькую полянку, где уже стояли несколько ведер с водой.
После чего, поливая из ковшика, начали мыть в четыре руки.
Обожженная кожа немедленно начала гореть, но Ваня не замечал боли из-за невероятного наслаждения — помыться не получалось уже две недели.
Неожиданно, кто-то начал елозить в паху. Ваня покосился и увидел, как Настя, высунув язык от усердия, старательно намыливает ему мужские атрибуты.
Главный атрибут, от такого бесцеремонного обхождения, немедля начал наливаться твердокаменной силой.
— Ой, мамочки... — взвизгнула девчонка, уронив кусок хозяйственного мыла и уставившись широко раскрытыми глазами на результат своего старания
— Хех!.. — Пожилая санитарка хлопнула себя по бедрам. — Вот же дурында...
Ваня опасливо повел взглядом, на предмет наличия в непосредственной близости Курицыной с ее страшной линейкой. Курицыну не нашел, зато увидел... Военврача второго ранга Елистратову.
Варвара Сергеевна сидела на пенечке, закинув ногу на ногу, неспешно покуривала и спокойно наблюдала за помывкой Ивана.
От такой неожиданности Ваня попытался прикрыться руками, но руки соскальзывали, а намыленный член все норовил выскочить.
На губах врачихи появилась странная улыбка, но разобрать что она значит Ваня не успел, потому что пожилая санитарка вылила на него целое ведро ледяной воды.
Но атрибут от такого еще больше воспрял.
Варвара Сергеевна подошла и начала бесцеремонно вертеть Ивана, тихо приговаривая при этом:
— Ожоги, ожоги, ссадины — ничего страшного, даже рубцов не останется. Евдокия Михайловна, обработаете зеленкой, теперь резко выдохни, красноармеец Куприн...
Ваня послушно выдохнул и снова зашелся в приступе кашля, правда уже не такого сильного.
— Легкое отравление, — сделала вывод военврач, не обращая внимания на уткнувшийся ей в юбку член. — Глаза слезятся? Носоглотка горит? Голова болит?
Ваня быстро согласно мотнул головой и хрипло поинтересовался:
— Со мной еще было... четверо... где они?
— Все здесь, не переживай милок, живы, — ответила за нее Евдокия Михайловна. — Потравились, контузии, не без этого, но скоро на ноги станут. Ну и тот, который нерусский, чуток обгорел.
Варвара Сергеевна недовольно стрельнула на нее взглядом и, не глядя на Ваню, строго заявила:
— Пару дней побудешь у нас, красноармеец Куприн, отлежишься, а потом в строй. Евдокия Михайловна, найдите ему какое-нибудь белье.
И ушла, подчеркнуто покачивая бедрами обтянутыми форменной юбкой.
Ваня тяжко вздохнул. Во врачиху он успел втюрится без памяти еще в свою первую попытку, а теперь чувство вспыхнуло с новой силой.
Затем Евдокия Михайловна с Настей домыли Ивана, снова в четыре руки измазюкали его зеленкой, выдали ему ветхий и сплошь штопанный, но чистый комплект нательного белья, накинули на плечи куцую шинельку и отвели в палату.
Оказавшуюся обычной поляной, на которой на кучах лапника, покрытых шинелями вповалку лежали во всю судачившие раненные.
— Слышь, Митроха, а за что тебе «Красную Звезду» дали?
— Не поверите... — щуплый красноармеец, баюкающий свою закованную в лубки левую руку, досадливо сплюнул. — За свинью!
— Да ладно брехать... — вразнобой заржали раненые.
— Вот вам хрест! — Митроха уже совсем было собрался перекреститься, но быстро передумал и вместо этого еще раз сплюнул. — Ей-ей, за свинью. Здорового такого хряка. Значитца, еду я на своей кобыле, поотстал от своих. Гляжу, а на опушке фрицы, пятеро и с ними хряк, привязанный к дереву! Фрицы лопочут, видать довольные, что мясцо раздобыли...
— А ты? — ахнул боец с забинтованными ногами.
— А я как дал из автомата! — Митроха сплюнул в третий раз. — Ну и положил всех одной очередью!
— А хряк?
— А что хряк? Я его за веревку и привел к своим. Не противился, бежал как миленький, видать сильно не хотел, чтобы его фрицы сожрали.
— А вы что?
— Так мы и сожрали, конечно. Оголодали, страсть, тогда. Ну и ротный на меня представление накатал. Тока там про хряка ничего не было...
Митроха собрался еще раз плюнуть, но тут увидел Ваню и радостно закричал:
— Слышь, робя, дык это тот штрафник, который доты подорвал. Эй, братишка, а правда вы ночь в нужнике фрицевском просидели, поджидая удобный момент, чтобы рвануть? Если бы вы знали, как шибало фрицевским дерьмом, когда их в лазарет притащили. Я как раз на перевязке был...
Ваня молча пожал плечами, с трудом пристроился на куче лапника и мгновенно заснул.
Уж вечером его разбудила Настена, притащившая жестяную миску, полную жидковатой гречневой каши, обильно сдобренной тушенкой и ломоть серого, ноздреватого, еще теплого хлеба.
Девчонка уходить не пожелала и пока Ваня ел, тихонько сидела рядышком, подперев острый подбородок кулачками.
Потом приперся щеголеватый младший лейтенант госбезопасности и очень подробно записал, что произошло на немецких позициях. Ваня все откровенно рассказал, два раза повторив про подвиг братьев Никифоровых. Но лейтеху, похоже, они не особо интересовали.
А потом наступила ночь, и Ваня снова крепко заснул...