Исторія Русской Церкви

Установленіе патріаршества.

Въ правленіе Іоанна IV Грознаго Россія стала царствомъ. Приспѣло время великому государству имѣть вполнѣ самостоятельнаго высшаго главу Церкви — Патріарха.

Царемъ, Помазанникомъ Божіимъ, былъ съ 1584 г. Ѳеодоръ Іоанновичъ. Соловьевъ опредѣляетъ его такъ: “Онъ простъ, слабоуменъ, но очень ласковъ, тихъ, милостивъ и чрезвычайно набоженъ. Обыкновенно встаетъ онъ около четырехъ часовъ утра. Когда одѣнется и умоется, приходитъ къ нему отецъ духовный съ крестомъ, къ которому царь прикладывается. Затѣмъ крестовый дьякъ вноситъ въ комнату икону Святаго, празднуемаго въ тотъ день, передъ которой царь молится около четверти часа. Входитъ опять священникъ со Святою водою, кропитъ ею иконы и царя.” Вмѣстѣ съ царицей Ириной Ѳеодоровной царь шелъ къ заутрени. “Возвратясь изъ церкви, царь садится въ большой комнатѣ, куда являются на поклонъ бояре, находящіеся въ особенной милости. Около девяти часовъ царь ѣдетъ къ обѣднѣ, которая продолжается два часа.” Послѣ обѣда и сна идетъ къ вечернѣ. “Каждую недѣлю царь отправляется на богомолье въ какой-нибудь изъ ближайшихъ монастырей ...”. Сему набожному и благочестивому монарху и надлежало проявить починъ въ дѣлѣ установленія патріаршества.

Архіеп. Филаретъ считаетъ естественнымъ, что именно царь Ѳеодоръ желалъ почтить саномъ патріарха митрополита всея Россіи, котораго русское благочестіе еще съ половины XVI в. начинало называть святѣйшимъ. Далѣе онъ пишетъ: “Къ тому же надежда найти въ русскомъ патріархѣ защиту православію, угнетенному на Востокѣ игомъ мусульманства, а съ запада тѣснимаго папизмомъ, также располагала желать сана патріаршаго для русскаго митрополита. Между тѣмъ, Господь творилъ Свое. Онъ готовилъ въ патріархѣ защиту Россіи на близкое время скорбей, которыхъ еще не видѣли люди. И Онъ-то незримо устроялъ обстоятельства такъ, что патріаршество русское явилось какъ бы по внезапному стеченію случаевъ”.

Въ 1586 г. прибылъ въ Москву, для полученія милостыни въ пользу своей Церкви, антіохійскій патріархъ Іоакимъ. Это былъ первый случай пріѣзда въ Москву одного изъ патріарховъ. При встрѣчѣ его въ Успенскомъ соборѣ, митрополитъ Діонисій благословилъ его прежде нежели самъ принялъ отъ него благословеніе. Іоакимъ поговорилъ слегка, что пригоже было митрополиту отъ него принять благословеніе напередъ, да и пересталъ. Этимъ со стороны митр. Діонисія подчеркивалась особенность положенія московскихъ первосвятителей, болѣе ста лѣтъ пользовавшихся уже самостоятельностью.

Во время пребыванія Іоакима въ Москвѣ, царь предложилъ Боярской Думѣ и высшему духовенству обсудить вопросъ о патріаршествѣ. “По волѣ Божіей, въ наказаніе наше, восточные патріархи и прочіе святители только имя носятъ, власти же едва ли не всякой лишены; наша же страна благодатію Божіей, во многорасширеніе приходитъ, и потому я хочу, если Богу угодно и писанія божественныя не запрещаютъ, устроить въ Москвѣ высочайшій престолъ патріаршескій; если вамъ угодно, объявите; по моему, тутъ нѣтъ поврежденія благочестію, но еще больше преуспѣянія вѣрѣ Христовой”.

Духовенство и бояре похвалили желаніе царя Ѳеодора, но прибавили, что для выполненія его необходимо согласіе всей Церкви Восточной, “да не скажутъ пишущіе на Святую нашу вѣру Латыны и прочіе еретики, что въ Москвѣ патріаршій престолъ устроился одною царскою властію”. Патріарха освѣдомили о желаніи царя, и онъ обѣщалъ предложить этотъ вопросъ сужденію другихъ патріарховъ. Вслѣдствіи этого, вслѣдъ отбывшему патріарху, отправлены были нарочные въ Константинополь съ граматами царя.

Лѣтомъ 1587 г. прибылъ въ Москву грекъ Николай, сообщившій, что патріархи константинопольскій и антіохійскій уже созывали соборъ и послали за патріархами александрійскимъ и іерусалимскимъ. Послѣ ихъ общаго совѣщанія присланъ будетъ въ Москву патріархъ іерусалимскій съ наказомъ объ учрежденіи патріаршества. Это предположеніе не осуществилось, вслѣдствіе печальныхъ событій, происшедшихъ въ Царьградѣ и заставившихъ константинопольскаго патріарха Іеремію самому предпринять путешествіе въ Москву.

Лѣтомъ 1588 г., вмѣсто ожидавшагося патріарха іерусалимскаго, въ Смоленскъ прибылъ константинопольскій патр. Іеремія. Смоленскіе воеводы получили выговоръ за то, что патріархъ прибылъ къ нимъ “безвѣстно”. Епископу смоленскому царь указывалъ торжественно встрѣтить Іеремію и “чтить его честно, точно такъ же, какъ митрополита нашего чтите”. Приставу, отправленному сопровождать патріарха наказано было выяснить цѣль его поѣздки и “есть ли съ нимъ отъ всѣхъ патріарховъ съ соборнаго приговора къ государю приказъ”. По прибытіи патріарха въ Москву, онъ былъ почтительно принятъ царемъ. Въ послѣдовавшей затѣмъ бесѣдѣ съ Годуновымъ, Іеремія повѣдалъ ему свои скорби.

Одинъ отступникъ грекъ донесъ султану Амурату, что Іеремія очень богатъ и храмъ его владѣетъ огромными сокровищами. Былъ и соискатель патріаршаго престола. Султанъ опредѣлилъ быть патріархомъ Ѳеолипту. Когда Іеремія напомнилъ ему о клятвѣ султана Магомета II за себя и преемниковъ не вмѣшиваться въ христіанскія дѣла, то тотъ сослалъ его на о. Родосъ, гдѣ онъ и пробылъ четыре года. Амуратъ отставилъ и Ѳеолипта, ограбилъ храмъ, превратилъ его въ мечеть, и возвратилъ Іеремію. “Тогда”, разсказывалъ патріархъ Іеремія Борису Годунову, “обливаясь слезами, вымолилъ я у Амурата позволеніе ѣхать въ христіанскія земли для милостыни, чтобы построить новый храмъ истинному Богу. Слышавъ о таковомъ благочестивымъ царѣ, пришелъ я сюда, чтобы помогъ намъ царь въ нашихъ скорбяхъ”.

Царь Ѳеодоръ, выслушавъ сообщеніе Бориса Годунова о бесѣдѣ съ Іереміей и подумавъ съ царицей Ириной, говорилъ боярамъ: “Велѣлъ намъ Богъ видѣть къ себѣ пришествіе патріарха Цареградскаго, и мы о томъ размыслили, чтобъ въ нашемъ государствѣ учинить патріарха, кого Господь Богъ благоволитъ; если захочетъ быть въ нашемъ государствѣ Цареградскій патріархъ Іеремія, то ему быть патріархомъ въ начальномъ мѣстѣ Владимірѣ, а на Москвѣ быть митрополиту попрежнему; если же не захочетъ Цареградскій патріархъ быть во Владимірѣ, то на Москвѣ поставить патріарха изъ московскаго собора”. Переговоры объ этомъ поручено было вести Годунову. Іеремія сказалъ послѣднему: “Будетъ на то воля великаго государя, чтобъ мнѣ быть въ его государствѣ — я не отрекаюсь; только мнѣ во Владимірѣ быть невозможно, потому что патріархи бываютъ всегда при государѣ: а то что за патріаршество, что жить не при государѣ?”. Царь снова собралъ бояръ и говорилъ имъ: “Патріархъ Іеремія Вселенскій на Владимірскомъ и всея Руси патріаршествѣ быть не хочетъ; а если мы позволимъ ему быть въ своемъ государствѣ на Москвѣ, на патріаршествѣ, гдѣ теперь отецъ нашъ и богомолецъ Іовъ митрополитъ, то онъ согласенъ. Но это дѣло нестаточное: какъ намъ такого сопрестольника великихъ чудотворцевъ и достохвальнаго житія мужа, святаго и преподобнаго отца нашего и богомольца Іова митрополита отъ Пречистой Богородицы и отъ великихъ чудотворцевъ изгнать, а сдѣлать греческаго закона патріарха, а онъ здѣшняго обычая и русскаго языка не знаетъ, и ни о какихъ дѣлахъ духовныхъ намъ съ нимъ говорить безъ толмача нельзя”. Годуновъ съ дьякомъ Щелкаловымъ отправился снова къ Іереміи. Въ бесѣдѣ съ нимъ было рѣшено, что онъ поставитъ патріархомъ митрополита Іова и дастъ благословеніе впредь патріархамъ поставляться въ Россійскомъ царствѣ отъ митрополитовъ, архіепископовъ и епископовъ (Соловьевъ).

Соловьевъ подводитъ итогъ этимъ переговорамъ: “Наши предки въ описываемое время жили тою жизнію, когда свой обычай составляетъ все; отсюда понятно, какъ страшно было имѣть патріархомъ человѣка, незнающаго русскаго обычая, человѣка греческаго закопа. Мало того, — нужно было рѣшиться на дѣло страшно тяжелое: отвергнуть человѣка, котораго уже привыкли видѣть на такомъ высокомъ мѣстѣ, каково было митрополичье; для Вселенскаго патріарха Іереміи не могли придумать чести высшей, какъ та, которая воздавалась митрополиту Іову, — и вотъ этого Іова надобно безвинно лишить этой чести, прогнать! Понятно, слѣдовательно, что не по однимъ личнымъ отношеніямъ Годунова къ Іову настаивали, чтобъ Іеремія жилъ во Владимірѣ”.

10 января 1589 г. въ Успенскомъ храмѣ, въ придѣлѣ Похвалы Богоматери, многочисленный соборъ архіереевъ избралъ трехъ кандидатовъ: митрополита Іова, архіепископовъ Новгородскаго Александра и ростовскаго Варлаама, предоставивъ царю выборъ. Патріархъ Іеремія предоставилъ царю списокъ кандидатовъ. Ѳеодоръ избралъ Іова. Новый патріархъ долженъ былъ имѣть въ своемъ вѣдѣніи митрополитовъ. Это званіе дали владыкамъ: новгородскому, казанскому, ростовскому и крутицкому (въ Москвѣ). 23 января происходило поставленіе патріарха. При этомъ царь позаботился о томъ, чтобы ни въ чемъ не нарушались права братскаго равенства между обоими первосвятителями, и чтобы съ первой минуты, полной независимостью отъ Царьграда пользовался патріархъ московскій и всея Россіи.

Поэтому, было установлено, что при нареченіи онъ долженъ былъ цѣловаться братски въ уста съ Іереміей, и не оставлять своего посоха, если тотъ не оставитъ пастырскаго жезла. Измѣненъ былъ и чинъ нареченія, предложенный константинопольскимъ патріархомъ. Іовъ, со свѣчей въ рукахъ, не произносилъ ему благодарственнаго слова посреди собора, по древнему чину константинопольскому. Они оба только привѣтствовали взаимно другъ друга, на амвонѣ, и разошлись съ равною честью въ разныя врата. Торжество посвященія совершилъ Іеремія соборно, повторивъ опять надъ избраннымъ весь чинъ рукоположенія епископскаго, ибо сугубая благодать нужна была высшему пастырю Церкви. Потомъ оба патріарха сѣли рядомъ на возвышенномъ амвонѣ, и государь вручилъ драгоцѣнный посохъ Іову, вмѣстѣ съ богатой мантіей и бѣлымъ клобукомъ, украшеннымъ каменьями. Царская трапеза ожидала въ палатахъ Первосвятителей, и самъ конюшій бояринъ Борисъ Годуновъ водилъ коня подъ новымъ Патріархомъ, когда тотъ поѣхалъ, по обычаю, благословлять весь городъ вокругъ стѣнъ. Черезъ нѣсколько дней Іовъ, въ присутствіи Іереміи, поставилъ архіепископовъ: Александра новгородскаго и Варлаама ростовскаго въ митрополиты тѣхъ епархій. Поставлены были потомъ митрополитами: епископъ Геласій крутицкій, какъ намѣстникъ патріаршей области, и архимандритъ Преображенскаго монастыря въ Казани, Гермогенъ, казанскимъ. Наряду съ этими четырьмя митрополіями, шесть епископствъ были возвышены въ архіепископіи: вологодское, суздальское, нижегородское, смоленское, рязанское и тверское. По повелѣнію царя всѣ эти событія и поставленія были записаны на пергаментѣ. Грамата была скрѣплена царскою и двухъ патріарховъ печатями и подписями русскихъ и греческихъ архіереевъ. Іеремію сопровождали въ Москву митр. монемвасійскій (или Мальвазійскій) Іерофей и архіепископъ элассонскій Арсеній, оставившіе записки объ этой поѣздкѣ въ Москву. При наступленіи весны отбылъ патріархъ Іеремія съ великими дарами, обѣщавъ вскорѣ прислать утвердительную грамату. Царъ отправилъ съ нимъ грамату султану, въ которой писалъ: “Ты-бъ, брать нашъ Муратъ салтанъ, патріарха Іеремію держалъ въ своей области и беречь велѣлъ пашамъ своимъ такъ же, какъ ваши прародители патріарховъ держали въ береженьи, по старинѣ во всемъ; ты-бъ это сдѣлалъ для насъ”.

Въ іюнѣ 1591 г. прибылъ въ Москву митрополитъ терновскій Діонисій Ралли. Онъ привезъ утвержденную грамату на Московское патріаршество. Іеремія писалъ Іову: “Послали мы твоему святительству соборную совершенную грамату; будешь имѣть пятое мѣсто подъ Іерусалимскимъ патріархомъ”. Посланіе его заканчивалось просьбой помочь построенію церкви и патріаршескаго дома. “А мы, кромѣ Бога да святаго царя, надежды ни отъ кого не имѣемъ, патріаршества Цареградскаго не можетъ никто воздвигнуть и устроить попрежнему, кромѣ святаго царя”. Посланы были богатые дары государемъ, Іовомъ и Годуновымъ.

Соборъ въ Царьградѣ, вынесшій постановленіе о Московскомъ патріаршествѣ состоялся въ 1590 г. Но на немъ отсутствовалъ, особо почитаемый, Александрійскій патріархъ Мелетій Пигасъ. Въ 1593 г. соборъ въ Константинополѣ, съ участіемъ Мелетія, подтвердилъ установленіе Московскаго патріаршества, поставленіе главы котораго предоставлялось собору русскихъ епископовъ. Не удовлетворена была настойчивая просьба царя о предоставленіи русскому патріарху третьяго мѣста, уступая Александрійскому только по титулу его Судіи Вселенной. Московскій патріархъ слѣдовалъ за Іерусалимскимъ.

Учрежденіе патріаршества не произвело никакихъ существенныхъ перемѣнъ въ правахъ русскаго первосвятителя. Общій іерархическій строй Церкви остался такимъ же, какимъ былъ при митрополитахъ. Вся разница сводилась лишь къ тому, что онъ сравнялся съ другими православными патріархами по своей самостоятельности, и по преимуществамъ его іерархической чести. Прежнія богослужебныя преимущества первосвятителя — бѣлый клобукъ и саккосъ (съ 1675 г.) — перешли ко всѣмъ митрополитамъ новаго патріархата. Патріархъ сталъ отъ нихъ отличаться крестомъ на митрѣ и на клобукѣ, бархатной цвѣтной мантіей съ образами на скрижаляхъ, саккосомъ съ нашивной епитрахилью, преднесеніемъ предъ нимъ креста и въ церковныхъ ходахъ свѣчи. Во время служенія онъ облачался среди церкви, тогда какъ прочіе сослужившіе ему архіереи — в алтарѣ. Одинъ только онъ садился на горнее мѣсто, наконецъ одинъ только причащался самъ, прочіе же архіереи принимали причащеніе изъ его рукъ. Въ своей административной дѣятельности патріархъ окружалъ себя большой пышностью и величіемъ, въ особенности по успокоеніи Россіи отъ смутъ при царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ. Прежде всѣ дѣла по церковному управленію митрополиты поручали вести разнымъ довѣреннымъ лицамъ. Теперь мѣсто этихъ лицъ заступаютъ цѣлыя учрежденія — приказы на подобіе царскихъ. Состояли каждый изъ нихъ изъ боярина, дьяковъ и подъячихъ. Дѣла рѣшались по докладу патріарху. Такихъ приказовъ въ теченіе почти всего ХVІІ вѣка было три: 1) судный, или разрядъ, завѣдовавшій судебной частью. Послѣ 1667 г. въ немъ образовалось отдѣленіе спеціально для духовнаго суда подъ именемъ духовнаго приказа, состоявшее подъ начальствомъ довѣреннаго духовнаго лица или судьи. 2) казенный, вѣдавшій всякіе церковные сборы патріарха. 3) дворцовый, завѣдовавшій вотчинами и домовымъ хозяйствомъ патріаршаго дома. Къ концу ХVІІ в. явился еще четвертый приказъ — церковныхъ дѣлъ — по дѣламъ церковнаго благочинія. По примѣру патріарха стали заводить у себя приказы и другіе архіереи. Но въ епархіяхъ заводились обыкновенно только по два приказа, — духовный для епархіальнаго управленія и суда и казенный, сосредоточивавшійся около личности архіерейскаго казначея.

Отдѣльнаго отъ Новгорода епископа получилъ древній Псковъ (позднѣе архіепископа). Въ 1602 г. открыта была епархія астраханская съ званіемъ архіепископіи, съ 1667 г. получившая званіе митрополіи. Въ 1621 г. учреждена архіепископія сибирская въ Тобольскѣ. Въ 1667 г. открыта была епархія бѣлгородская, въ 1672 г. нижегородская съ званіемъ митрополіи, въ 1682 г. епархіи устюжская и холмогорская съ званіемъ архіепископіи, и тоже названіе тогда получила епархія вятская, открытая въ 1658 г., а суздальская архіепископія наименована митрополіей “ради древняго великаго княженія суздальскаго”. Въ 1682 г. посвящены епископы: воронежскій и тамбовскій. Къ концу патріаршества значились: одна патріаршая епархія, 13 митрополій, 7 архіепископій и 2 епископіи.

Патріархи въ смутное время.

“Чудны судьбы Божіи”, писалъ церковный историкъ, архіеп. Филаретъ: “Патріаршество явилось въ Церкви русской въ такое именно время, когда власть патріарха все болѣе могла быть полезной для Церкви и отечества. Разумѣемъ страшное время самозванцевъ, когда въ волнахъ безначалія и чужеземной власти совсѣмъ готова была погибнуть Россія, и когда личность патріарха, пользовавшагося самымъ высокимъ уваженіемъ въ Россіи, почти одна направляла дѣйствія народа къ спасенію Россіи”.

Первый патріархъ Іовъ былъ человѣкъ уже заслуженный въ іерархіи. Онъ былъ родомъ из посадскихъ людей г. Старицы, здѣсь принялъ монашество и былъ послѣдовательно настоятелемъ монастырей Старицкаго, Симонова, Новоспасскаго. Съ 1581 г. онъ святительствовалъ сначала въ Коломнѣ, потомъ въ Ростовѣ. Въ 1587 г. сталъ митрополитомъ.

Митрополитъ Макарій пишетъ: “Чѣмъ же обратилъ на себя Іовъ такое вниманіе верховной власти? По свидѣтельству его біографіи, онъ былъ собою весьма благообразенъ и “прекрасенъ въ пѣніи и во чтеніи, яко труба всѣхъ веселяя и услаждая”; имѣлъ необыкновенную память, зналъ наизусть всю псалтирь, евангеліе и апостолъ; безъ книги совершалъ всю литургію св. Василія великаго, безъ книги, на память, читалъ не только евангелія, но и всѣ молитвы во время крестныхъ ходовъ на Богоявленіе, 1 августа и въ другіе дни; безъ книги читалъ даже длинныя молитвы въ день пятидесятницы, и чтеніе его въ это время было до того умилительно, громогласно и доброгласно, что всѣ, вмѣстѣ съ нимъ, плакали. Къ томужъ онъ былъ великій постникъ и никогда не пилъ вина, а только воду; любилъ ежедневно совершать литургію, и только, когда изнемогалъ, давалъ себѣ отдыхъ на день или на два; никого не обижалъ и не оскорблялъ, всѣхъ миловалъ и прощалъ. Вообще же былъ онъ “мужъ, нравомъ, и ученіемъ, и благочиніемъ, и благочестіемъ украшенъ... Во дни его не обрѣтеся человѣкъ, подобенъ ему, ни образомъ, ни нравомъ, ни гласомъ, пи чиномъ, ни похожденіемъ, ни вопросомъ, ни отвѣтомъ”.

Святѣйшій усердно занялся устройствомъ Церкви въ ея новомъ положеніи, заботился объ успѣхахъ христіанской миссіи, объ исправленіи богослужебныхъ книгъ, о благочиніи среди духовенства, особенно безмѣстнаго и крестоваго. Онъ поддерживалъ всегда близкія отношенія съ Борисомъ Годуновымъ, при царѣ Ѳеодорѣ правившимъ государствомъ, послѣ же его смерти избраннымъ Земскимъ Соборомъ царемъ (1598).

Во время патріаршества Іова преставился въ Угличѣ восьмилѣтній царевичъ Димитрій, сынъ царя Іоанна ІV Грознаго отъ послѣдней жены его Маріи Нагой (бракъ этотъ былъ седьмымъ). Онъ найденъ былъ 15 мая 1591 г. во дворѣ терема съ перерѣзаннымъ горломъ. Слѣдователи, съ участіемъ боярина Василія Шуйскаго, производившіе разслѣдованіе въ Угличѣ, признали, что царевичъ закололся самъ въ припадкѣ падучей, которой онъ дѣйствительно страдалъ. Жители Углича считали его убитымъ, что признала и Церковь. Какъ въ Угличѣ, такъ и въ Москвѣ твердо установилось мнѣніе, что убійство совершено было по приказанію Годунова. Такого мнѣнія придерживался историкъ Карамзинъ, признавалъ убійство имъ историкъ Соловьевъ. Въ послѣднее же время историкъ Платоновъ оспаривалъ это мнѣніе.

Въ томъ же 1591 г. крымскій ханъ Казы Гирей появился подъ самой Москвой. Приняты были военныя мѣры для обороны столицы, и страхъ охватилъ ея жителей. Спокоенъ былъ только великій молитвенникъ царь Ѳеодоръ. Онъ повелѣлъ поднять икону Донской Божіей Матери, которая нѣкогда сопутствовала вел. кн. Димитрію Донскому на побоищѣ Мамаевомъ на Куликовомъ полѣ. Патріархъ Іовъ, послѣ молебствія, вручилъ образъ духовному собору, чтобы нести вокругъ стѣнъ и поставить въ походной церкви пр. Сергія среди ратнаго стана у самыхъ вратъ столицы. Цѣлый день бились, подъ начальствомъ кн. Ѳеодора Ив. Мстиславскаго (въ товарищахъ у него былъ Борисъ Годуновъ), со стѣнъ и подъ стѣнами Москвы. Волненіе продолжалось въ городѣ. Царь же, уповая на заступничество Владычицы, спокойно заснулъ подъ шумъ воинской брани, сказавъ: “завтра не будетъ врага”. Дѣйствительно ханъ, испуганный вѣстью о приближающейся помощи, бѣжалъ, оставивъ по себѣ богатую добычу. На томъ мѣстѣ, гдѣ стояла походная шатровая церковь, воздвигнутъ былъ, усердіемъ царя Ѳеодора, монастырь во имя Донской Божіей Матери.

Царь Ѳеодоръ скончался 7 января 1598 г. Въ пониманіи современниковъ, онъ былъ, какъ пишетъ Ключевскій: “блаженный на престолѣ, одинъ изъ тѣхъ нищихъ духомъ, которымъ подобаетъ царство небесное, а не земное, которыхъ Церковь такъ любила заносить въ свои святцы...”. “Благоюродивъ бысть отъ чрева матери своея и ни о чемъ попеченія имѣя, токмо о душевномъ спасеніи”, такъ отзывается о Ѳеодорѣ близкій ко двору современникъ князь И. М. Катыревъ-Ростовскій. По выраженію другого современника, въ царѣ Ѳеодорѣ мнишество было съ царствіемъ соплетено безъ раздвоенія и одно служило украшеніемъ другому. Его называли “освятованнымъ царемъ”, свыше предназначеннымъ къ святости, къ вѣнцу небесному”. (Ключевскій). Съ нимъ прекращалось потомство св. кн. Даніила московскаго и его сына Іоанна Калиты [19]). Земскій Соборъ 17 февраля избралъ царемъ Бориса Ѳеодоровича Годунова.

Столь успѣшно правившій государствомъ при Ѳеодорѣ, Борисъ, ставъ царемъ, испыталъ много невзгодъ. Появились болѣзни, разразились стихійныя бѣдствія, вызвавшія сильный голодъ. Въ русскихъ земляхъ Польши, при дворѣ кн. Адама Вишневецкаго, появился неизвѣстный человѣкъ, объявившій себя царевичемъ Димитріемъ, чудесно спасшимся. Въ 1604 г. самозванецъ выявился открыто. Самозванцу оказана была поддержка польскими панами и, въ особенности, іезуитами. Кѣмъ онъ былъ въ дѣйствительности до сихъ поръ осталось невыясненнымъ. Имѣется даже предположеніе, что дѣтство онъ провелъ въ московскомъ государствѣ и воспитывался боярской группой, противной Годунову и внушавшей ему, что онъ дѣйствительно спасенный царевичъ. Ключевскій пишетъ, что мысль о самозванцѣ, вѣроятно, была высижена въ гнѣздѣ наиболѣе гонимаго Годуновымъ боярства. “Винили поляковъ, что они его подстроили; но онъ былъ только испеченъ въ польской печкѣ, а заквашенъ въ Москвѣ”. Позднѣе онъ былъ переброшенъ въ Польшу, откуда легче могло начаться движеніе противъ Годунова. Въ Москвѣ онъ былъ объявленъ бѣглымъ монахомъ Чудова мон. Григоріемъ Отрепьевымъ. Самозванецъ для большаго успѣха въ своемъ предпріятіи принялъ латинскую вѣру, которую обѣщалъ ввести во всей Россіи.

Патріархъ Іовъ, понимавшій какая опасность грозитъ отъ Польши Церкви и государству, какъ только дошелъ до Москвы слухъ о появленіи самозванца, со всею твердостью возсталъ противъ него и употреблялъ всѣ средства остановить зло въ самомъ началѣ. Онъ посылалъ граматы въ Польшу и въ разныя мѣста Россіи съ увѣщаніемъ не вѣрить Лжедимитрію, предалъ его анаѳемѣ, велѣлъ во всѣхъ церквахъ читать особую грамату о прежней жизни Отрепьева, и предавалъ проклятію всѣхъ, кто будетъ стоять за него. Внезапная смерть Бориса и измѣна, ранѣе преданнаго послѣднему, воеводы Петра Ѳед. Басманова, рѣзко измѣнило положеніе въ пользу самозванца. Бояре, сначала присягнувшіе сыну Бориса, юному Ѳеодору, свели его съ престола, перевели съ матерью въ прежній домъ Бориса Годунова, и затѣмъ звѣрски убили ихъ. Бояре, единомышленники приближавшагося къ Москвѣ самозванца принесли ему присягу. Тщетно патр. Іовъ обличалъ ихъ въ Успенскомъ соборѣ. Сторонники Лжедимитрія вторглись въ храмъ и совлекли съ Іова святительскія одежды. Патріархъ, сложивъ съ себя панагію къ образу Владычицы, съ твердостью произнесъ: “Владычице Богородице! здѣсь возложена на меня панагія святительская, съ нею исправлялъ я слово Сына Твоего и Бога нашего и 18 лѣтъ хранилъ цѣлость вѣры. Нынѣ, ради грѣховъ нашихъ, какъ вижу, бѣдствуетъ царство, обманъ и ересь торжествуютъ. Спаси и утверди православіе молитвами къ Сыну Твоему”.

На него надѣли черную рясу, позорили на площади и повезли въ телѣгѣ въ Старицкій монастырь. Послѣ этого и было совершено убійство Ѳеодора.

Въ 1605 г. Лжедимитрій вступилъ въ Москву. Онъ, безъ собора святителей, назначилъ патріархомъ грека Игнатія, ранѣе архіепископа кипрскаго, затѣмъ рязанскаго, перваго изъ русскихъ архіереевъ привѣтствовавшаго его въ Тулѣ, входившей въ рязанскую епархію. Самозванецъ послалъ Игнатія въ Старицу испроситъ благословенія у старца Іова. Но твердый посреди гоненій, зная склонность Игнатія къ латинству, онъ отказалъ въ благословеніи, сказавъ: “по ватагѣ атаманъ, по овцамъ пастухъ”. Для большаго свидѣтельства о мнимомъ родствѣ съ царемъ Іоанномъ, Лжедимитрій вызвалъ изъ заточенія, насильно постриженныхъ при Годуновѣ, Филарета (Ѳеодора) и Марѳу (Марію) Романовыхъ. По желанію самозванца Филаретъ былъ посвященъ митрополитомъ въ Ростовъ. Лжедимитрій и года не продержался на престолѣ. Его не взлюбили за то, что онъ велъ связи съ іезуитами, окружилъ себя поляками и нѣмцами, не соблюдалъ постовъ и исконныхъ русскихъ обычаевъ, пропускалъ богослуженія. Въ народѣ усиливались слухи, что онъ самозванецъ. Ропотъ особенно усилился послѣ свадьбы Лжедимитрія съ полькой Мариной Мнишекъ, происшедшей подъ Николинъ день (9 мая) и пятницу. Митрополитъ казанскій Гермогенъ и митр. коломенскій Іосифъ требовали предварительнаго крещенія Марины, за что первый былъ отосланъ въ свою епархію. Василій Шуйскій сумѣлъ использовать народное недовольство и въ ночь на 17 мая 1606 г. поднялъ возстаніе, во время котораго Лжедимитрій былъ убитъ. Игнатій лишенъ былъ святительскаго сана. Боярами и московской толпой провозглашенъ былъ царемъ Василій Шуйскій, потомокъ удѣльныхъ князей. Патріархъ Іовъ пріѣзжалъ въ 1607 г. въ Москву, о немъ рѣчь будетъ ниже. Въ 1607 г. онъ преставился, до этого ослѣпнувъ. Въ 1652 г. тѣло его было перевезено въ Успенскій соборъ.

Патріархомъ былъ избранъ митрополитъ Казанскій Гермогенъ, посвященный русскими епископами въ Успенскомъ соборѣ по чину поставленія патріарха Іова. Игнатій до 1611 г. пребывалъ въ заточеніи въ Чудовомъ мон., откуда бѣжалъ въ Литву, гдѣ принялъ унію, къ которой былъ склоненъ и раньше, учившись въ Римѣ, и умеръ въ 1640 году.

Патріархъ Гермогенъ родился около 1530 г. въ приволжскихъ или придонскихъ мѣстахъ. Въ молодости онъ служилъ клирикомъ въ казанскомъ Спасо-Преображенскомъ мон. подъ руководствомъ основателя обители св. Варсонофія. Въ 1579 г. онъ былъ священникомъ въ Казани при церкви св. Николая въ Гостинномъ ряду. Въ этомъ именно году въ его присутствіи произошло явленіе и обрѣтеніе чудотворной иконы Казанской Божіей Матери. На своихъ рукахъ онъ отнесъ святыню въ ближайшій храмъ св. Николая (8 іюля). Принявъ иночество, онъ былъ поставленъ въ архимандриты Преображенскаго м. въ 1582 г. Казанскимъ митрополитомъ онъ былъ посвященъ въ маѣ 1589 г. При немъ перенесены были мощи св. Германа изъ Москвы въ Свіяжскъ и произошло открытіе мощей свв. Гурія и Варсонофія. Онъ обращалъ особое вниманіе на печальное состояніе новопросвѣщенной паствы въ религіозно-нравственномъ отношеніи. Въ 1591 г. онъ созывалъ эту паству въ соборную церковь и, въ продолженіи нѣсколькихъ дней, поучалъ ихъ отъ божественнаго Писанія, какъ подобаетъ жить христіанамъ. Находясь въ Москвѣ на соборѣ, обсуждавшемъ по предложенію Лжедимитрія вопросъ о бракѣ его съ Мариной, св. Гермогенъ отвѣтилъ: “не подобаетъ христіанскому царю брать некрещенную и вводить во святую церковь и строить римскіе костелы. Не дѣлай такъ, царь, потому что никто изъ прежнихъ царей такъ не дѣлалъ, а ты хочешь сдѣлать”. За это и подвергся Гермогенъ высылкѣ въ Казань. Въ самомъ началѣ его патріаршества состоялось перенесеніе мощей св. царевича Димитрія изъ Углича въ Архангельскій соборъ въ Москвѣ.

Смута не прекращалась. Въ средней Россіи возстали города Орелъ, Тула, Рязань. Съ трудомъ были разбиты тамошніе мятежники подъ начальствомъ Ивана Болотникова и кн. Григорія Шаховского. Патріархъ Гермогенъ вызвалъ изъ Старицы патр. Іова и 20 февраля 1607 г. въ соборѣ Успенскомъ открылось трогательное зрѣлище. Слѣпой, въ иноческой рясѣ, стоялъ рядомъ съ патр. Гермогеномъ патр. Іовъ, и внималъ покаянію народному, изложенному въ граматѣ царской, которую громогласно читали съ амвона. Въ граматѣ отъ имени народа излагалось исповѣданіе измѣнъ, клятвопреступленій, убійствъ, поруганій святыни и другихъ грѣховъ, начиная со смерти царя Ѳеодора Іоанновича. Заканчивая упоминаніемъ о томъ какъ они присягнули Лжедимитрію, который лютостью отторгнулъ его, пастыря, отъ его словесныхъ овецъ, составители граматы просили патріарха Іова простить и разрѣшить имъ всѣ эти преступленія и измѣны, и не только имъ, москвичамъ, но жителямъ всей Россіи, и тѣмъ, которые уже скончались. По прочтеніи этой челобитной патріархи Іовъ и Гермогенъ приказали архидіакону прочесть съ амвона разрѣшительную грамату. Послѣ этого Шуйскому пришлось доканчивать борьбу съ оправившимся Болотниковымъ, окончательно разбитымъ только въ октябрѣ 1607 г. подъ Тулой. Но къ этому времени разгорѣлась еще большая смута.

Въ августѣ 1607 г. въ Стародубѣ объявился новый самозванецъ, заявившій, что онъ царь Димитрій, сумѣвшій спастись во время переворота въ Москвѣ. Человѣкъ совершенно неизвѣстнаго происхожденія, ловкій, то наглый, то трусливый, безъ всякихъ нравственныхъ устоевъ, — онъ правильно былъ, въ отличіе отъ перваго самозванца, названъ “воромъ”. Но сторонниковъ онъ нашелъ. Воръ нуженъ былъ полякамъ, желавшимъ ослабленія Россіи. Король Сигизмундъ III оказывалъ ему поддержку. Въ станѣ вора появились и проходимецъ панъ Лисовскій и одинъ изъ польскихъ аристократовъ, вѣчно пьянствующій, панъ Янъ-Петръ-Сапѣга. Къ новому самозванцу примкнули многіе запорожцы, нѣсколько тысячъ донскихъ казаковъ, подъ начальствомъ западно- русскаго уроженца Заруцкаго и большое число голытьбы и недовольныхъ порядками въ московскомъ государствѣ и въ польской Малороссіи. Царь Василій Шуйскій былъ нелюбимъ народомъ. Вслѣдствіе этого, воръ быстро одерживалъ успѣхи и въ іюнѣ 1608 года сталъ станомъ въ с. Тушинѣ въ 12 вер. отъ Москвы. Среди самихъ бояръ оказались сторонники Тушинскаго вора, перешедшіе къ нему въ станъ. Шайки самозванца — поляки и прочіе — расползлись повсюду, грабя и убивая жителей. Особеннымъ разореніямъ подвергались обители, храмы. Уничтожались древнія иконы, гибли, имѣвшія огромное историческое значеніе, монастырскія лѣтописи. Осаждена была Троицко-Сергіева Лавра. Жители сѣверныхъ городовъ составляли дружины для борьбы съ бандами вора. Послѣднему удалось захватить Марину Мнишекъ, которая, привезенная въ Тушино, признала самозванца своимъ мужемъ.

Въ это время царь Василій отправилъ племянника своего, кн. Михаила Скопинъ-Шуйскаго, въ Новгородъ для руководства вѣрными людьми русскаго сѣвера и для приглашенія ратной помощи отъ шведовъ. То и другое удалось юному, способному и храброму князю, пользовавшемуся общей любовью. Шведамъ онъ понравился также и съ нимъ къ Москвѣ двинулся шведскій отрядъ подъ начальствомъ, тоже молодого, но опытнаго воина Якова Делагарди. Но продвигаться, борясь съ бандами, приходилось медленно. Въ Москвѣ же обнаружилось въ февралѣ 1609 года враждебное движеніе противъ царя Василія. Тогда же заговорщики силой выволокли патріарха Гермогена на Лобное мѣсто, толкали его, обсыпали пескомъ и соромъ, хватали за грудь, крѣпко трясли и требовали, чтобы онъ высказался за низложеніе царя. Но крѣпкій духомъ Святитель, хотя не любилъ и не уважалъ хитраго и часто лживаго, въ своей прежней жизни, Василія Шуйскаго, тѣмъ не менѣе, непоколебимо стоялъ за него, какъ за Помазанника Божія, единственно поддерживавшаго порядокъ въ расшатавшемся государствѣ. Онъ не поддался угрозамъ заговорщиковъ, которые вынуждены были оставить его въ покоѣ. Твердость проявилъ и самъ царь, назвавъ ихъ клятвопреступниками. Заговорщики, видя, что народъ ихъ не поддерживаетъ, убѣжали въ Тушино.

Патріархъ отправлялъ имъ туда граматы съ предложеніемъ покаяться и вернуться подъ власть царя. Въ послѣдней граматѣ онъ писалъ: “Бывшимъ братьямъ нашимъ, а теперь не знаемъ, какъ и назвать васъ, потому что дѣла ваши въ нашъ умъ не вмѣщаются, уши наши никогда прежде о такихъ дѣлахъ не слыхивали, и въ лѣтописяхъ мы ничего такого не читывали; — кто этому не удивится, кто не восплачетъ? Слово это пишемъ не ко всѣмъ, но къ тѣмъ только, которые, забывъ смертный часъ и страшный судъ Христовъ и преступивъ крестное цѣлованіе, отъѣхали, измѣнивъ государю царю и всей Землѣ, своимъ родителямъ, женамъ и дѣтямъ и всѣмъ своимъ ближнимъ, особенно же Богу; а которые взяты въ плѣнъ, какъ Филаретъ митрополитъ и прочіе, не своею волею, но силою, и на христіанскій законъ не стоятъ, крови православныхъ братій своихъ не проливаютъ, такихъ мы не порицаемъ, но молимъ о нихъ Бога”. Въ это время въ Тушинѣ находился митр. Филаретъ (Романовъ) ростовскій, насильно привезенный туда сторонниками вора. Объ этомъ будетъ сказано въ дальнѣйшемъ.

Одно время положеніе царя Василія окрѣпло. При приближеніи кн. Скопина-Шуйскаго и Делагарди къ Москвѣ Лжедимитрій II бѣжалъ тайно въ Калугу и 12 марта 1610 г. Москва съ великимъ торжествомъ встрѣчала своего освободителя, 23-лѣтняго князя Михаила. Народъ падалъ передъ нимъ ницъ и называлъ его отцомъ отечества. Опасность грозила теперь съ другой стороны. Сигизмундъ III началъ войну съ Россіей, осаждалъ Смоленскъ и двинулъ на Москву гетмана Станислава Жолкѣвскаго. Сразиться съ послѣднимъ предстояло Скопинъ-Шуйскому. Но его славѣ завидовалъ братъ царя Василія, кн. Димитрій Шуйскій, надѣявшійся быть преемникомъ бездѣтнаго государя. Скопину же рязанцы и теперь предлагали занять престолъ, что онъ съ негодованіемъ отвергъ. Князь Михаилъ неожиданно заболѣлъ послѣ крестинъ у кн. Ивана Воротынскаго и черезъ двѣ недѣли — въ началѣ мая 1610 г. — умеръ. Народная молва считала, что на крестинахъ отравила его жена Димитрія Шуйскаго, Екатерина, дочь Малюты Скуратова. Выступившій противъ Жолкѣвскаго князь Димитрій Шуйскій, бездарный и ненавидимый ратниками, былъ разбитъ 24 іюня подъ Клушинымъ. Поляки подошли къ Москвѣ. Съ другой стороны къ ней подходилъ воръ. Тогда — 17 іюля — вспыхнулъ въ Москвѣ мятежъ, вожакомъ котораго былъ рязанецъ Захарій Ляпуновъ, поддержанный другими. Толпа ворвалась во дворецъ. Ляпуновъ потребовалъ отъ Василія сложить царское званіе. Тотъ грозно прикрикнулъ на мятежника. На время царя покинули. Захвативъ силой патріарха Гермогена, заговорщики подняли противъ царя народъ. Всѣ уговоры патріарха не имѣли успѣха. Съ этого сборища явился къ Василію, его своякъ, кн. Воротынскій, объявилъ ему рѣшеніе народа и просилъ его оставить царство, чему тотъ подчинился, переѣхавъ въ свой прежній боярскій домъ. Патріархъ требовалъ возвращенія Василія на царство. Зачинщики бунта, опасаясь этого, и руководимые тѣмъ же Захаріемъ Ляпуновымъ, потребовали отъ Шуйскаго немедленнаго постриженія. Когда же тотъ рѣшительно отказался, то, приведенная бунтовщиками группа монаховъ Чудова мон., 10 іюля насильно постригла Василія. Ляпуновъ съ сообщниками держали его въ рукахъ, а князь Тюфякинъ давалъ за Василія обѣты постриженія. Царь же не переставалъ кричать: “нѣсть моево желанія и обѣщанія къ постриганію”. Патріархъ призналъ это постриженіе недѣйствительнымъ и заявилъ, что монахомъ сталъ Тюфякинъ, а не Шуйскій. Тѣмъ не менѣе послѣдняго заключили въ Чудовъ мон. Затѣмъ постригли его жену.

“Сверженіе Московскаго Государя”, писалъ историкъ Платоновъ, “было послѣднимъ ударомъ Московскому государственному порядку. На дѣлѣ этого порядка уже не существовало; въ лидѣ же Царя Василія исчезалъ и его внѣшній символъ. Западныя окраины государства были въ обладаніи иноземцевъ, югъ давно отпалъ въ “воровство”; подъ столицей стояли два вражескихъ войска, готовыхъ ее осадить. Остальныя области государства не знали, кого имъ слушать и кому служить”. Надо пояснить, что послѣ сраженія подъ Клушиномъ шведы были пропущены поляками домой. По дорогѣ они заняли Новгородъ.

Во главѣ государства оказалась Боярская Дума, съ княземъ Ѳеодоромъ Мстиславскимъ. Въ Москвѣ возникъ вопросъ: кто же долженъ быть царемъ? Патріархъ Гермогенъ былъ за избраніе царя изъ русскихъ людей: или кн. Василія Голицына, или сына митр. Филарета, 14-лѣтняго Михаила Ѳеодоровича Романова. Но тогда среди москвичей былъ такъ силенъ страхъ передъ шайками вора, которыя могли ворваться въ столицу, что выдвинулся сильно вопросъ о царѣ изъ иностранцевъ. Къ этому склонялась и часть боярства, которая, еще изъ Тушина, вела переговоры съ Сигизмундомъ. Они добились того, что Жолкѣвскій, отбившій съ боярами вора, 21 сентября вступилъ въ Москву. Съ того времени сильно подвинулся вопросъ о приглашеніи царемъ сына Сигизмунда, царевича Владислава. Патріархъ съ большой неохотой согласился на это, поставивъ непремѣннымъ условіемъ обращеніе Владислава въ православную вѣру. Съ такимъ наказомъ уѣхало подъ Смоленскъ къ польскому королю посольство, главными участниками котораго были митр. Филаретъ, кн. Василій Голицинъ (ихъ отсутствіе въ Москвѣ особенно устраивало Жолкѣвскаго) и келарь Троицкой Лавры Аврамій (Палицынъ). Отпуская посольство, патріархъ “митрополита (Филарета) и бояръ благословяше и укрѣпляше, чтобы постояли за православную, за истинную христіанскую вѣру, ни на какія бы прелести бояре не прельети- лися”. Митрополитъ же Филаретъ далъ ему обѣтъ умереть за православную за христіанскую вѣру. Филаретъ долженъ былъ требовать, чтобы королевичъ немедленно крестился у него и у смоленскаго епископа Сергія.

Умный и опытный въ политикѣ Жолкѣвскій сумѣлъ установить хорошія отношенія въ Москвѣ. Но вскорѣ онъ ее покинулъ, передавъ командованіе Гонсѣвскому. Отбывая подъ Смоленскъ, онъ увезъ съ собою царя Василія Шуйскаго съ братьями. Предвидя это, патріархъ заранѣе настаивалъ на отправкѣ Шуйскихъ въ Соловки, до которыхъ иноземцы не добрались. Василій Шуйскій, привезенный въ станъ короля, заявилъ: “Не довлѣетъ Московскому царю поклониться королю; то судьбами есть праведными и Божіими, что приведенъ я въ плѣнъ; не вашими руками взятъ быхъ, но отъ Московскихъ измѣнниковъ, отъ своихъ рабъ отданъ быхъ”. Сигизмундъ отказался отпустить сына на предложенныхъ условіяхъ и вскорѣ посольство убѣдилось, что онь самъ желаетъ быть русскимъ царемъ. Сигизмундъ началъ отдавать распоряженія, награждалъ бояръ и другихъ невѣрныхъ людей. Добился онъ и того, что посольство постепенно распалось. Но главные послы — митр. Филаретъ и кн. Голицынъ держались крѣпко, заявивъ, что никакимъ указаніямъ отъ боярской власти въ Москвѣ подчиняться не будутъ, если они не будутъ подкрѣплены приказаніемъ патріарха. Въ Москвѣ же въ это время пріобрѣли большое значеніе сторонники Сигизмунда. Но твердъ былъ патріархъ Гермогенъ, понявшій планы короля-іезуита. Онъ поддерживалъ стойкость надежныхъ пословъ и вскорѣ весь, не утратившій преданности вѣрѣ и отечеству, народъ понялъ, что единственной его опорой является патріархъ. За отсутствіемъ государя, онъ сталъ “начальнымъ человѣкомъ Земли Русской”.

Въ декабрѣ 1610 г. подъ Калугой, во время охоты, татарская стража, подъ начальствомъ Петра Урусова, убила Тушинскаго вора. Событіе это развязало руки тѣмъ русскимъ людямъ, которые, до извѣстной степени, мирились съ поляками, опасаясь власти вора. Съ этого времени начала зарождаться мысль о созданіи народнаго ополченія противъ поляковъ. Это вполнѣ отвѣчало и желаніямъ патріарха Гермогена. Онъ во второй половинѣ декабря 1610 г. сталъ разсылать граматы по городамъ, въ которыхъ объявлялъ объ измѣнѣ короля, разрѣшалъ всѣхъ отъ присяги королевичу и призывалъ, чтобы “собрався всѣ въ зборъ со всѣми городы, шли къ Москвѣ на Литовскихъ людей”. Первымъ на призывъ Святителя отозвался Прокопій Ляпуновъ, во главѣ своихъ рязанцевъ. По призыву св. Гермогена, поднялись также жители Нижняго-Новгорода и Ярославля. Ярославцы писали въ Казань: “Совершилось нечаемое — святѣйшій патріархъ Гермогенъ сталъ за православную вѣру неизмѣнно и, не убоясь смерти, призвавши всѣхъ православныхъ христіанъ, говорилъ и укрѣпилъ, за православную вѣру всѣмъ велѣлъ стоять и помереть, а еретиковъ при всѣхъ людяхъ обличалъ, и еслибъ онъ не отъ Бога былъ посланъ, то такого дѣла не совершилъ бы, и тогда кто бы началъ стоять? Еслибъ не только вѣру попрали, но еслибъ даже на всѣхъ хохлы [20]) подѣлали, то и тогда никто слова не смѣлъ бы молвить, боясь множества Литовскихъ людей и русскихъ злодѣевъ, которые, отступя отъ Бога, съ ними сложились. И въ города патріархъ приказалъ, чтобы за православную вѣру стали, а кто умретъ, будутъ новые страстотерпцы, и, слыша это отъ патріарха и видя своими глазами, города всѣ обослались и пошли къ Москвѣ.”

Сторонники Сигизмунда, опираясь на Гонсѣвскаго, пробовали уговорить патріарха написать королю и предложить русскимъ людямъ не двигаться на Москву. Святитель отвѣтилъ, что писать Сигизмунду готовъ, но съ тѣмъ, чтобы обусловить признаніе Владислава крещеніемъ его по православному обряду и выводомъ изъ Москвы литовскихъ людей. Михаилъ Салтыковъ пришелъ въ ярость и замахнулся ножемъ на патріарха. Тотъ осѣнилъ измѣнника боярина крестнымъ знаменемъ и громко сказалъ: “Крестное знаменіе да будетъ противъ твоего окаяннаго ножа, будь ты проклятъ въ семъ вѣкѣ и въ будущемъ”. Мстиславскому же святитель изрекъ: “Твое дѣло начинать и пострадать за православную христіанскую вѣру; если же прельстишься на такую дьявольскую прелесть, то преселитъ Богъ корень твой отъ земли живыхъ”.

Въ январѣ 1611 г. озлобленные поляки напали на патріаршій дворъ, разграбили его. Слуги разбѣжались и, какъ писалъ Святитель въ Нижній-Новгородъ, писать было у него некому. Но и прежнія грамоты патріарха производили свое дѣйствіе. Въ отдѣльныхъ городахъ составлялись ополченія съ лозунгомъ: “Пойдемъ, умремъ за святыя Божія церкви и за вѣру христіанскую”. Ляпунову удалось сговориться о совмѣстныхъ дѣйствіяхъ съ бывшими тушинцами кн. Димитріемъ Трубецкимъ и Иваномъ Заруцкимъ, тоже двинувшимися къ Москвѣ. Поляки и ихъ русскіе приспѣшники понимали, что душой всего этого движенія является патріархъ. Въ мартѣ 1611 г. Салтыковъ и Гонсѣвскій явились къ патріарху. “Это ты по городамъ посылалъ граматы”, говорилъ ему Салтыковъ, “ты приказывалъ всѣмъ собираться да итти на Москву. Отпиши имъ, чтобы не ходили”. Патріархъ безбоязненно отвѣтствовалъ: “Если ты, всѣ измѣнники и поляки выйдете изъ Москвы вонъ, я отпишу къ своимъ, чтобы вернулись. Если же вы останетесь, то всѣхъ благословляю помереть за православную вѣру. Вижу ея поруганіе, вижу разореніе святыхъ церквей, слышу въ Кремлѣ латынское пѣніе и не могу терпѣть”. Заговорилъ тогда Гонсѣвскій: “Ты, Гермогенъ, главный заводчикъ сего возмущенія. Тебѣ не пройдетъ это даромъ. Не думай, что тебя охранитъ твой санъ”. Послѣ этого патріархъ заключенъ былъ подъ стражу. Къ нему не пускали ни мірянъ, ни духовенство и обходились жестоко и безчинно. Но въ вербное воскресенье, 17 марта, его выпустили для совершенія обычнаго шествія на осляти. Опасаясь народнаго возмущенія, Гонсѣвскій разставилъ по пути свои полки. Черезъ два дня, на Страстной недѣлѣ, дѣйствительно, вспыхнулъ мятежъ. Злою смертью грозили Святителю измѣнники. “Боюсь Единаго живущаго на небѣсахъ”, отвѣчалъ имъ патріархъ: “Вы мнѣ сулите злую смерть, а я черезъ нее надѣюсь получить вѣнецъ небесный и давно желаю пострадать за правду”. Народное ополченіе ворвалось въ Москву, при чемъ особенно отличился и былъ тяжело раненъ кн. Димитрій Пожарскій. Два дня продолжалось въ столицѣ кровопролитіе, пока поляки, не имѣя силъ одолѣть русскихъ, зажгли Москву въ разныхъ мѣстахъ, и выжгли ее совершенно, кромѣ Кремля и Китай-города, гдѣ они скрылись отъ огня и отбились. На сожженныхъ развалинахъ столицы поляки неистовствовали, разоряя церкви, разсѣкая мощи, обдирая оклады съ иконъ.

Патріархъ въ это время находился уже въ полномъ заключеніи въ Пудовомъ мон. На мѣсто его извели изъ того же монастыря лжепатріарха Игнатія и заставили его служить въ Пасху. Святителя же Гермогена объявили низложеннымъ. Еще изъ заключенія патріархъ написалъ грамату нижегородцамъ, черезъ пробравшагося къ нему, вѣрнаго и ранѣе, свіяженина Родіона Мосѣева. Въ этой граматѣ, отправленной въ августѣ 1611 г., Святитель запрещалъ признавать царемъ сына Марины, ободрялъ возставшихъ за отечество обѣщаніемъ вѣнцовъ небесныхъ въ будущемъ вѣкѣ и, какъ бы предчувствуя, что это его послѣднее слово къ русскимъ людямъ, передавалъ нижегородцамъ власть собирать отъ городовъ граматы, удостовѣряющія въ общемъ единодушіи. Онъ повелѣлъ имъ быть главой ополчающихся за Родину, приказывалъ посылать во всѣ города пословъ и говорить вездѣ отъ его патріаршаго имени. Нижній-Новгородъ и явился вскорѣ основоположникомъ новаго прочнаго народнаго ополченія. Первое распалось лѣтомъ 1611 г., когда казаки Заруцкаго, повѣривъ подброшенной имъ граматѣ Прокопія Ляпунова, составленной Гонсѣвекимъ, убили его на своемъ кругѣ. Патріархъ Гермогенъ мученически скончался 17 февраля 1612 г. отъ голодной смерти. Прославленіе св. мощей его состоялось въ 1913 году. Церковь, безъ патріаршаго сана, возглавилъ рязанскій митр. Ефремъ.

Служеніе Церкви и Родинѣ духовенства въ смутное время.

Примѣръ Святителя Гермогена вдохновилъ архипастырей и пастырей. Большое мужество проявилъ тогдашній митр. Филаретъ (Романовъ) въ Ростовѣ и, въ качествѣ посла, подъ Смоленскомъ. Митр. Исидоръ удерживалъ отъ измѣны новгородцевъ и много пострадалъ отъ шведовъ, захватившихъ Новгородъ. Софійскій протопопъ Амосъ отбивался въ своемъ дворѣ и былъ убитъ. Архіепископъ Ѳеоктистъ тверской удерживалъ свою паству въ вѣрности Василію Шуйскому и затѣмъ былъ замученъ поляками, взявшими его въ плѣнъ. Владыку Іосифа коломенскаго Лисовскій приковалъ къ пушкѣ. Исключительную стойкость въ осажденномъ Смоленскѣ проявилъ архіеп. Сергій. Когда въ началѣ іюня Смоленскъ паль, то Сигизмундъ подвергнулъ пыткѣ доблестнаго защитника его, Шеина, а затѣмъ его и владыку Сергія въ узахъ отправилъ въ Польшу. Еп. суздальскій Галактіонъ скончался въ изгнаніи, но желая молиться за самозванца. Владыка Геннадій псковскій посылалъ крестьянъ своихъ и монастырскихъ остановить мятежъ и но пережилъ измѣны своего города. Владыка Ѳеодосій астраханскій, выступавшій противъ «Лжедимитрія, едва но былъ убитъ астраханцами; позднѣе, онъ, привезенный въ Москву, въ лицо обличалъ самозванца. Митрополитъ Ефремъ Казанскій благословлялъ патріотическое дѣланіе кн. Димитрія Пожарскаго и Космы Минина, создавшихъ второе народное ополченіе въ Нижнемъ-Новгородѣ, обосновавшееся потомъ въ Ярославлѣ. Ближайшимъ помощникомъ Минина въ его починѣ былъ нижегородскій протопопъ Савва. Дѣло это горячо поддерживалъ и архимандритъ тамошняго Печерскаго мон. Ѳеодосій. Митрополитъ Кириллъ Ростовскій былъ духовнымъ руководителемъ и миротворцомъ ополченія. Митрополиты Ефремъ, Кириллъ, Іона сарскій и Ѳеодоритъ рязанскій принимали большое участіе въ Земскомъ Соборѣ, который, послѣ трехдневнаго поста, 21 февраля 1613 г., въ Недѣлю Православія, избралъ на царство Михаила Ѳеодоровича Романова, сына митрополита Филарета, томившагося въ польскомъ плѣну. Архіеп. Ѳеодоритъ возглавлялъ посольство, отправленное въ Ипатьевскій мон., и пламенное слово владыки убѣдило инокиню Марѳу благословить на царство своего сына.

Преп. Галактіонъ Вологодскій, сынъ боярина Бѣльскаго, приковавшій себя цѣпью къ стѣнѣ въ своемъ затворѣ. Онъ предсказалъ, что Вологда будетъ разорена поляками. Послѣдніе нанесли ему увѣчія, отъ которыхъ онъ умеръ черезъ три дня. Убитъ былъ поляками и пр. Евфросинъ прозорливецъ Синоозерскій, предсказавшій жителямъ Устюжны приходъ поляковъ и убѣждавшій ихъ держаться твердо. Въ келлію пр. Иринарха, затворника Ростовскаго ворвались поляки и русскіе измѣнники. “Я въ русской Землѣ родился и крестился, за русскаго царя Василія и молюсь” — безбоязненно заявилъ имъ святой. Даже поляки относились къ подвигамъ Иринарха съ уваженіемъ. Янъ Сапѣга, которому онъ совѣтовалъ воротиться въ свою землю и не воевать Россію, не велѣлъ трогать Борисоглѣбскаго монастыря. По пророчеству пр. Иринарха, кн. Скопинъ-Шуйскій отбилъ того же Сапѣгу отъ Калязина. И весь побѣдоносный походъ Скопина къ Москвѣ совершался съ благословенія преподобнаго, посылавшаго князю освященную просфору и святыя слова: “Дерзай, не бойся, Богъ тебѣ поможетъ”. Укрѣпилъ вѣру Скопина крестъ, полученный имъ отъ затворника въ Переяславлѣ. Этимъ своимъ родительскимъ “поклоннымъ” мѣднымъ крестомъ пр. Иринархъ благословилъ позднѣе и кн. Пожарскаго. Во Псковѣ обличалъ измѣнниковъ во время осады города дивный затворникъ Іоаннъ.

Большія заслуги государству въ смутное время оказали и видные монастыри. Кирилловъ мон. пять лѣтъ отбивался отъ нападенія враговъ. Спасо-Прилуцкій мон. отдалъ отечеству всю свою казну. Отбивался отъ поляковъ въ Боровскомъ мон. воевода кн. Михаилъ Волконскій, по прозванію Хромой, и палъ у раки пр. Пафнутія. Крупную сумму прислала Соловецкая обитель. Настоятель послѣдней такъ заканчивалъ свое письмо шведскому королю, предлагавшему на московское царство королевича Филиппа: “А у насъ въ Соловецкомъ мон. и сумскомъ острогѣ и по всей Поморской области тотъ же совѣтъ единомышленный: не хотимъ никого иновѣрцевъ на Московское государство царемъ и великимъ княземъ, опричь своихъ прирожденныхъ бояръ Московскаго государства”. На стражѣ Соловецкой обители стояли твердо игуменъ Антоній и его преемникъ Иринархъ.

Болѣе же всѣхъ прославила себя Троицко-Сергіева обитель. Ею пожертвовано было государству 65000 руб. и множество цѣнныхъ вещей. Часть денегъ послана была въ Москву въ то время, когда сама обитель терпѣла осаду отъ поляковъ, осадившихъ ее 23 сентября 1608 г. подъ начальствомъ Сапѣги и Лисовскаго. Вначалѣ у нихъ было 30000 человѣкъ войска, потомъ сокращавшагося для разсылки отрядовъ въ другія мѣста. Обитель защищали ратные люди въ числѣ 1300 человѣкъ и двѣсти иноковъ. Архимандритомъ монастыря былъ доблестный старецъ Іоасафъ. Защищали обитель воеводы кн. Григорій Роща-Долгорукій и дворянинъ Алексѣй Голохвастовъ. Архимандритъ привелъ воеводъ и всѣхъ ратныхъ людей къ присягѣ у гроба пр. Сергія, что они будутъ биться крѣпко и “безъ измѣны” противъ враговъ Православія и Отечества, и затѣмъ повелѣлъ непрестанно совершать богослуженіе и пѣть молебны преподобному. Въ отвѣтъ на грамату поляковъ послѣдовала грамата изъ обители: “Да вѣдаетъ ваше темное державство, что напрасно прельщаете Христово стадо, православныхъ христіанъ. Какая польза человѣку возлюбить тьму больше свѣта и преложить ложь на истину: какъ же намъ оставить вѣчную Святую истинную свою православную христіанскую вѣру Греческаго закона, и покориться новымъ еретическимъ законамъ, которые прокляты четырьмя вселенскими патріархами? Или какое пріобрѣтеніе оставить намъ своего Православнаго Государя Царя и покориться ложному врагу, и вамъ Латынѣ иноземной, уподобиться Жидамъ или быть еще хуже ихъ?” Еще до полученія отвѣта, Сапѣга, отбитый смѣлой вылазкой изъ монастыря, съ негодованіемъ писалъ въ Тушино вору про иноковъ, что эти “сѣдатые” “граворонове, возгнѣздишася во гробъ каменный” ... “паковствуютъ намъ повсюду”. Соловьевъ, отмѣчая тщетность увѣщаній и угрозъ поляковъ, пишетъ: “Монахи и ратные люди видѣли предъ стѣнами своими не того, кто называлъ себя сыномъ царя Ивана Васильевича, — они видѣли предъ стѣнами обители Св. Сергія толпы иновѣрцевъ, Поляковъ и Литву, пришедшихъ поругать и расхитить церковь и сокровища священныя. Здѣсь дѣло шло не о томъ, передаться ли царю Тушинскому отъ царя Московскаго, но о томъ, — предать ли гробъ великаго чудотворца на поруганіе врагамъ православной вѣры. Троицкіе сидѣльцы защищали не престолъ Шуйскаго только, но гробъ Св. Сергія, и потому здѣсь измѣна не могла пересилить вѣрности.”

Осада загнала въ стѣны обители множество народа съ женами и дѣтьми изъ окрестностей, такъ что для нихъ не доставало ни помѣщеній, ни съѣстныхъ припасовъ. Настала страшная зима безъ дровъ, съ голодовкой и цингой. Но осажденные все это выдержали, подкрѣпляемые сильной вѣрой въ помощь пр. Сергія. Святой являлся пономарю Иринарху и предупредилъ его, что “приступъ будетъ зѣло тяжелъ”, но чтобы защитники не ослабѣвали. Дѣйствительно поляки и “воры” 25 октября ночью пошли на приступъ, но ничего не достигли и понесли большой уронъ. Когда же взошло солнце, то непріятель увидѣлъ на крѣпостныхъ стѣнахъ духовенство въ полномъ облаченіи, иконы и развѣвающіяся хоругви. Враги отступили со страхомъ въ свой станъ. Являлся пр. Сергій позднѣе архим. Іоасафу. Онъ предрекъ, что Господь не оставитъ осажденныхъ помощью. Въ опасное время Св. Архангелъ Михаилъ явился Іоасафу и, грозя врагамъ, возвѣщалъ имъ: “Вскорѣ Всесильный Богъ воздастъ вамъ отмщеніе”. Вслѣдствіе сильной смертности, къ веснѣ 1609 г. осталось менѣе трети защитниковъ. Подходили къ концу и огнестрѣльные запасы. Изъ Москвы смогли прислать порохъ (20 пудовъ), а также царь Василій 60 человѣкъ и, пребывавшій во время осады въ столицѣ, келарь Аврамій Палицынъ — 20, изъ которыхъ 4 попали въ руки Лисовскаго и были убиты передъ монастырской стѣной. Только 12 января 1610 г. Сапѣга долженъ былъ снять осаду обители, вынужденный къ этому, подходившимъ къ столицѣ, кн. Скопинъ-Шуйскимъ. Осада длилась 16 мѣсяцевъ. Когда потомъ тушинцы осадили Москву, Троицкій монастырь открывалъ свои житницы и пускалъ въ продажу хлѣбъ по обыкновенной цѣнѣ, подрывая этимъ своекорыстныхъ торговцевъ, подымавшихъ цѣны.

Архим. Іоасафъ, изнуренный трудами, удалился въ Пафнутіевъ мон., гдѣ былъ, въ числѣ другихъ, убитъ врагами, завладѣвшими обителью. Преемникомъ его сталъ Діонисій, архим. Старицкаго Богородицкаго мон. Уроженецъ г. Ржева, вдовый священникъ, онъ принялъ постригъ въ Старицкомъ мон. Позднѣе, будучи въ немъ архимандритомъ, пользовался особой любовью патріарха Гермогена. Появляясь на народныхъ сборищахъ бурлившей Москвы, онъ безстрашно увѣщевалъ толпу стоять за Православіе. Не смущали его и оскорбленія, иногда выпадавшія на его долю. Когда онъ сталъ настоятелемъ Троицкой обители, Москва и ея окрестности были разоряемы поляками и казаками. Всѣ дороги были переполнены ранеными, голодными и разоренными людьми. Кто имѣлъ силы, тотъ спѣшилъ найти себѣ пріютъ въ обители. Множество изувѣченныхъ валялось на пути или въ окрестныхъ рощахъ и умирало. Памятуя завѣты пр. Сергія, Діонисій обратилъ его обитель въ страннопріимный домъ и больницу для ратныхъ людей. “Домъ Святой Троицы не запустѣетъ”, говорилъ онъ со слезами братіи, “если станемъ молиться Богу, чтобы далъ намъ разумъ: только положимъ на томъ, чтобы всякій промышлялъ, чѣмъ можетъ”. Началась кипучая работа: въ обители и ея селахъ стали строить дома и избы для раненыхъ и странниковъ; больныхъ лечили, а умирающимъ давали послѣднее напутствіе; монастырскіе работники ѣздили по окрестностямъ, подбирая раненыхъ и умирающихъ; женщины, пріютившіяся въ обители, неустанно шили и мыли бѣлье живымъ и саваны для покойниковъ. Въ то же время въ келліи Діонисія сидѣли опытные писцы, которые писали увѣщательныя граматы городамъ и селамъ, призывая всѣхъ подняться съ силами для очищенія Русской Земли отъ литовскихъ и польскихъ людей, а также собственныхъ воровъ. Обитель сумѣла наладить добрыя отношенія съ казацкимъ отрядомъ, — остаткомъ перваго ополченія, — подъ начальствомъ кн. Димитрія Трубецкого, стоявшимъ подъ Москвой угрозою занимавшимъ ее полякамъ.

Одна изъ граматъ Троицкой обители, пришедшая въ октябрѣ 1911 г. въ Нижній-Новгородъ, вдохновила на подвигъ Козьму Минина-Сухорука, “говядаря” — торговца мясомъ, правившаго должность земскаго старосты. Онъ подготовленъ былъ уже граматой патріарха Гермогена, пребывавшаго въ заточеніи, и чудеснымъ явленіемъ ему пр. Сергія. Созданное имъ и кн. Димитріемъ Мих. Пожарскимъ народное ополченіе, совершенно отдѣлившееся отъ казаковъ, которымъ не довѣряло послѣ убійства Ляпунова, обосновалось въ Ярославлѣ. Духовнымъ вождемъ его былъ митр. Кириллъ Ростовскій. Пожарскій находился въ тѣсной связи съ пр. Діонисіемъ. Получивъ свѣдѣнія, что литовскій гетманъ Янъ Ходкѣвичъ двинулся на помощь полякамъ, осажденнымъ въ Москвѣ казаками, кн. Пожарскій выступилъ изъ Ярославля къ столицѣ. По пути онъ, по русскому обычаю, посѣтилъ Спасо-Евфиміевскій мон. въ Суздали и помолился у гробовъ своихъ родителей. 14 авг. 1611 г. рать его съ великой честью была встрѣчена у стѣнъ Троицкаго мон. Послѣ молебна у мощей прп. Сергія и Никона, архимандритъ Діонисій благословилъ иконой Живоначальныя Троицы ратныхъ людей. “И обѣщевахуся всѣ, что помереть за домъ Пречистыя Богородицы и за православную христіанскую вѣру”. 18 авг. ополченіе двинулось. Сложенъ былъ вопросъ о совмѣстныхъ дѣйствіяхъ ополченія и казаковъ, начальствуемыхъ кн. Трубецкимъ (Заруцкій, подсылавшій въ Ярославль къ кн. Пожарскому убійцъ, съ приближеніемъ ополченія ушелъ со своими приспѣшниками въ Рязанскую землю, взявъ и Марину съ сыномъ). Близкую связь съ казаками поддерживалъ келарь Аврамій Палицынъ, умный, хорошо владѣвшій словомъ и перомъ, но политически мало устойчивый во время смутнаго времени, чѣмъ отличался отъ твердаго въ своихъ убѣжденіяхъ пр. Діонисія. Но въ данный моментъ пригодилась его связь съ казаками. Когда особенно нужна была помощь ихъ ополченію, то онъ убѣдилъ казаковъ поддержать Пожарскаго, обѣщая за это дать имъ въ закладъ сокровища церковныя, ризы, стихари, епитрахили. Казаки устыдились и рѣшили помогать ополченію. Настало согласіе, и общими усиліями Москва была взята 22 октября 1612, въ память чего установленъ былъ праздникъ Казанской Божіей Матери и сооруженъ, по обѣту Пожарскаго, въ Москвѣ Казанскій храмъ.

27 ноября Нижегородское ополченіе, пополненное за годъ коломничанами, рязанцами, изъ “украинскихъ” (пограничныхъ съ Рѣчью Посполитой) городовъ, костромичами, ярославцами, казанцами и др., отъ церкви Іоанна Милостиваго на Арбатѣ, и казаки, отъ храма Казанской Богородицы за Покровскими воротами, двинулись двумя крестными ходами въ Китай-городъ въ сопровожденіи всѣхъ московскихъ людей. Оба крестныхъ хода сошлись на Красной площади у Лобнаго мѣста, гдѣ архимандритъ Діонисій началъ служить молебенъ. Въ это время изъ Кремля показался третій крестный ходъ, выходившій черезъ Спасскія ворота. Архіепископъ архангельскій Арсеній (грекъ, пребывавшій при полякахъ въ заточеніи въ Кремлѣ, которому пр. Сергій являлся передъ освобожденіемъ Москвы, утѣшивъ вѣстью объ избавленіи) съ кремлевскимъ духовенствомъ вынесли икону Владимірской Божіей Матери. При видѣ Ея чудотворнаго лика многіе не удержались отъ радостныхъ слезъ: вѣдь потеряна была надежда Ее увидѣть. Въ Кремлѣ храмы найдены были поруганными поляками. Вездѣ нечистота, образа разсѣчены, глаза вывернуты, престолы ободраны, въ чанахъ приготовлена страшная пища — человѣческіе трупы. Въ послѣднее время осады поляки поѣли собакъ, кошекъ и доходили до людоѣдства.

Келарь Аврамій Палицынъ, находясь среди представителей чернаго духовенства, принималъ большое участіе въ засѣдавшемъ въ Москвѣ Земскомъ Соборѣ, избравшемъ 21 февраля 1613 г. царемъ Михаила Ѳеодоровича Романова, сына митр. Филарета, приходившагося двоюроднымъ братомъ царю Ѳеодору Іоанновичу. Въ посольствѣ, отправленномъ Земскимъ Соборомъ къ Михаилу, изъ духовныхъ лицъ, участвовали архіеп. рязанскій Ѳеодоритъ, архимандриты — чудовскій, Новоспасскій и симоновскій, келарь троицкій Аврамій Палицынъ и три протопопа. Юный царь проживалъ съ матерью въ костромскомъ Ипатьевскомъ мон. Инокиня Марѳа долго не соглашалась благословить сына на царство. Только пламенное слово владыки Ѳеодорита, произнесенное передъ Святыми иконами, привезенными изъ Москвы, убѣдило 14 марта “великую старицу” дать благословеніе Михаилу.

Вѣнчаніе на царство Михаила Ѳеодоровича совершено было 11 іюля, въ канунъ дня пр. Михаила Малеина, въ Успенскомъ соборѣ по древнему чину. Священнодѣйствовали митрополиты: Ефремъ Казанскій, Іона Крутицкій и Кириллъ Ростовскій. Князь Димитрій Пожарскій, пожалованный бояриномъ, по внушенному іерархами царскому повелѣнію, при перенесеніи въ соборъ царскихъ регалій, несъ скипетръ, его подвигомъ вновь поднятый въ распавшемся, было, Русскомъ Царствѣ. Онъ же, во время самого коронованія, держалъ, тоже знаменательно, державу, “яблоко владомое”, великодержавное. Козьма Мининъ пожалованъ былъ въ думные дворяне. Омрачало торжество сознаніе царя, что отецъ его, какъ и кн. Василій Голицынъ, находились съ апрѣля 1611 г. въ польскомъ плѣну. Объ освобожденіи отца молился царь по пути въ Москву въ Макарьевскомъ Желтоводскомъ мон.

Патріархъ Филаретъ.

Смутное время кончилось, но тяжелые слѣды его долго не изглаживались въ русской жизни. Въ первые годы царствованія Михаила шайки воровскихъ казаковъ и литовцевъ Лисовскаго ходили по всѣмъ областямъ, производя опустошенія. Монастыри и церкви подвергались разграбленію и разоренію. Церковный порядокъ за время смуты пришелъ повсюду въ разстройство. Послѣ смерти митр. Ефрема казанскаго, съ конца 1613 г. церковными дѣлами управлялъ митр. Іона крутицкій, мало образованный и обладавшій мелочнымъ, упрямымъ и мстительнымъ характеромъ. Главный кандидатъ на патріаршество, митр. Филаретъ, былъ въ плѣну и давалъ знать оттуда, чтобы ради него не уступали Польшѣ ни клочка земли. Много затрудненій было съ внѣшними врагами. Въ 1617 г. удалось заключить Столбовскій миръ со шведами, удержавшими берега Балтійскаго моря, но вернувшими Новгородъ. Сигизмундъ не признавалъ Михаила царемъ, считая таковымъ сына своего Владислава. Послѣдній двинулся въ походъ противъ Россіи, имѣя подъ своей командой и малороссійскихъ казаковъ гетмана Сагайдачнаго. Осенью 1618 г. онъ подошелъ къ Москвѣ, но былъ отраженъ. Тогда онъ двинулся къ Троицко- Сергіеву мон. Архимандритъ Діонисій велѣлъ выжечь посады и приготовился къ новой осадѣ. Но вскорѣ, въ виду ея стѣнъ, въ сосѣднемъ с. Деулинѣ, заключено было перемиріе на 14 съ половиной лѣтъ. Польшѣ временно уступались Смоленскъ и Сѣверскіе города. Поляки обязались вернуть митр. Филарета и произвести обмѣнъ плѣнныхъ. Василій Шуйскій въ это время уже умеръ. Владиславъ все же не отказался отъ правъ на московскиій престолъ.

До освобожденія митр. Филарета, въ Москву прибылъ патріархъ іерусалимскій Ѳеофанъ, сопровождаемый экзархомъ константинопольскаго патріарха, архимандритомъ Арсеніемъ. Онъ нашелъ русскую Церковь въ волненіи, по случаю нѣкоторыхъ исправленій въ Требникѣ. Самъ государь замѣтилъ погрѣшности, издавна вкравшіяся не только въ рукописныя служебныя книги, но и въ тѣ, которыя были напечатаны при патріархахъ Іовѣ и Гермогенѣ. Царь поручилъ заняться исправленіями Діонисію съ братіею Троицкой. Вопросъ этотъ будетъ освѣщенъ въ дальнѣйшемъ. Нынѣ же укажемъ, что исправленіями остался очень недоволенъ митр. Іона и подвергъ Діонисія гоненіямъ. Въ теченіе цѣлаго года старецъ святый терпѣлъ душную темницу, побои, пытки и даже поруганія отъ невѣжественнаго народа, перенося все это съ кротостью. Патріархъ Ѳеофанъ, ознакомившись съ его дѣломъ, принялъ мѣры къ облегченію участи страдальца.

Митр. Филаретъ вернулся изъ плѣна въ 1619 г. и въ іюнѣ былъ поставленъ патріархомъ. Уставной грамотой патр. Ѳеофанъ утвердилъ на будущія времена права, данныя патр. константинопольскимъ Іову при его поставленіи. Сынъ и отецъ изъ новаго царствующаго Дома Романовыхъ были — первый царемъ, второй — патріархомъ. Патр. Ѳеофанъ поспѣшилъ оправдать передъ новымъ первоіерархомъ русской Церкви Діонисія, въ засвидѣтельствованіе правоты его обѣщавъ прислать объяснительныя граматы, по совѣщаніи съ прочими патріархами, что затѣмъ и исполнилъ. Освобожденный Діонисій имѣлъ утѣшеніе принять торжественно въ Троицкомъ мон. патр. Ѳеофана, смиренно молившагося передъ мощами пр. Сергія и дивившагося подвигу защитниковъ обители. Патр. Ѳеофанъ, будучи на обратномъ пути въ Кіевѣ, поставилъ тамъ митрополита и епископовъ. Онъ отечески укорилъ гетмана Сагайдачнаго и казаковъ за ихъ недавній походъ противъ православнаго русскаго государя и запретилъ имъ впредь такъ поступать.

Патріархъ Филаретъ учредилъ первую епархію въ Сибири и устроилъ патріаршую греко-латинскую школу при Чудовомъ мон. Оживляется въ Москвѣ церковное издательство. Переиздаются, въ исправленномъ видѣ, богослужебныя книги, напр. Требникъ. Печатаются новыя книги учительнаго характера, переизданныя, также съ поправками, съ книгъ южнорусской печати, напр. Большой Катехизисъ. Но въ этомъ церковномъ издательствѣ наблюдается въ Москвѣ большая осторожность. Даже къ своимъ южно-руссамъ, какъ и къ современнымъ грекамъ, относились въ Москвѣ въ то время очень подозрительно, особенно потому, что считали многихъ изъ первыхъ “обливанцами”. На самомъ дѣлѣ, подъ вліяніемъ практики уніатовъ, въ юго-зап. Руси стало нерѣдкимъ такъ называемое поливательное, вмѣсто погружательнаго, крещеніе. Въ то же время къ самому католичеству развилось, подъ вліяніемъ всѣхъ бѣдствій, перенесенныхъ отъ него въ юго-зап. Руси послѣ уніи, въ сѣверо-восточной Руси въ Смутное время и послѣдующія десятилѣтія, крайне отрицательное отношеніе. На московскомъ соборѣ 1620 г. латинство было названо лютѣйшей и сквернѣйшей изъ всѣхъ ересей; постановлено было перекрещивать всѣхъ, переходящихъ въ православіе изъ католицизма, а равно лютеранства, кальвинизма, уніи, да и вообще всѣхъ обливанцевъ. Начавшемуся нажиму иновѣрныхъ вѣяній Запада данъ былъ отпоръ, и обязанность самаго осторожнаго охраненія восточнаго русскаго православія поставлена была тогда главной задачей.

Патріархъ былъ не только совѣтникомъ, но и соправителемъ царю. Въ государственныхъ распоряженіяхъ (указахъ) писалось: “Государь, царь и великій князь Михаилъ Ѳеодоровичъ всея Россіи и отецъ его великій государь, святѣйшій патріархъ Филаретъ Никитичъ московскій и всея Россіи указали”. Патр. Филаретъ въ самомъ началѣ своего правленія представилъ сыну всѣ внутреннія неустройства и для устраненія ихъ предложилъ важную мѣру: произвести общую поземельную перепись государству. Когда она была проведена, то стало извѣстно съ кого и что требовать. Вслѣдствіе этого увеличились доходы государства. Помѣщикамъ опредѣленъ рубежъ, за который никто не могъ простирать своего права; собственность каждаго обезпечена, тогда какъ прежде существовало своеволіе. Крестьяне перестали бродить съ мѣста на мѣсто. Строгій патріархъ неумолимо преслѣдовалъ испорченныхъ бояръ наказаніями и обучалъ покорности. Воеводамъ и приказнымъ людямъ строго запрещалось притѣснять крестьянъ и посадскихъ людей. Дѣла войны и мира не рѣшались безъ него. Иностранные послы, послѣ представленія царю, являлись къ патріарху. При немъ начата была въ 1632 г. война съ Польшей, кончившаяся неудачно послѣ его смерти. Воевода Шеинъ, осаждавшій Смоленскъ, самъ былъ окруженъ польскимъ королемъ Владиславомъ и вынужденъ былъ отдать свой обозъ и пушки. Онъ, послѣ смерти Филарета, былъ судимъ и казненъ. Шеина любилъ покойный патріархъ, но онъ имѣлъ много враговъ среди бояръ.

Въ 1634 г. былъ заключенъ Поляновскій миръ. Смоленскъ остался за Польшей. Король Владиславъ отказался отъ правъ на русскій престолъ. Возвращены были въ Москву тѣла царя Василія Шуйскаго и его брата Димитрія.

Патр. Филаретъ много сдѣлалъ для внѣшняго возвышенія Церкви. Церковный судъ при немъ не стѣснялся ни передъ какими сильными лицами. Своей царственной обстановкой патріархъ придалъ особенное величіе и своему сану. Дворъ патріаршій былъ устроенъ по образцу царскому. Заведены были всѣ чины широкаго царскаго обихода. Тутъ были свѣчники, чашники, скатертники, повара, хлѣбники, пивовары, истопники, конюхи, иконописцы, серебряники и др. мастера, книгописцы и разныя должностныя лица — бояре, окольничіе, стольники, стряпчіе, тіуны, дѣти боярскіе, дворяне, дьяки, десятильники и др. Явились патріаршіе приказы: судный или патріаршій разрядъ, вѣдавшій судебной частью; церковныхъ дѣлъ, наблюдавшій за благочиніемъ и, чтобы никто не служилъ безъ ставленныхъ и отпускныхъ граматъ; казенный, вѣдавшій всякіе церковные сборы патріарха; дворцовый, завѣдывавшій вотчинами и домовымъ хозяйствомъ патріаршаго дома. Въ каждомъ приказѣ сидѣлъ патріаршій бояринъ съ дьяками и подьяками, рѣшалъ дѣла и дѣлалъ доклады патріарху. Обширная патріаршая епархія была и прежде на особомъ положеніи. Но въ ней оставались нѣкоторые видные монастыри, помимо патріарха подчинявшіеся, въ силу несудимыхъ граматъ, суду самого царя или приказа Большого дворца. Въ 1625 г. патріархъ испросилъ у царя жалованную грамату, по которой все духовенство его епархіи, монастыри и церкви съ своими слугами и крестьянами подчинены были гражданскому суду одного патріарха и только въ искахъ на постороннихъ имѣли дѣло съ приказами, гдѣ вѣдомы были отвѣтчики. Въ управленіе патріаршей епархіи этимъ вносилось единство и порядокъ.

Заботился патр. Филаретъ о распространеніи христіанства въ Сибири. Въ 1620 г. создана была епархія въ Тобольскѣ, которую возглавилъ архіепископъ Кипріанъ, до этого архимандритъ хутынскій, извѣстный своей ревностью къ вѣрѣ.

Въ хронографѣ митр. Пахомія (1639 г.) современникъ такъ изображалъ патр. Филарета: “Божественная писанія отчасти разумѣлъ, нравомъ мнителенъ, а владѣтеленъ таковъ былъ, яко и самому царю боятися его. Бояръ же и всякаго сана царскаго синклита зѣло томяше заточенми необратными и инѣми наказаньми; къ духовному же сану милостивъ былъ. Всякими же дѣлами царскими и ратными владѣлъ”.

Скорбя и радѣя о православныхъ чадахъ Церкви, отторгнутыхъ Столбовскимъ договоромъ въ подданство Швеціи, патріархъ писалъ новгородскому митрополиту Макарію, чтобы онъ продолжалъ завѣдывать ими. Шведы этому не препятствовали. Патріархъ, уважаемый сосѣдними державами, получилъ въ 1625 г. въ даръ отъ шаха персидскаго Аббаса нешвеиный хитонъ Спасителя, который, по древнему преданію, принесенъ былъ въ Грузію однимъ изъ воиновъ, дѣлившихъ одежды у креста. Онъ сохранялся многія столѣтія въ Мцхетскомъ соборѣ. Хитонъ Господень положенъ былъ патріархомъ въ Успенскомъ соборѣ.

Патріархъ Филаретъ скончался въ 1633 г. въ день Покрова Божіей Матери. Труденъ и отвѣтствененъ былъ его жизненный путь. Двоюродный братъ царя Ѳеодора Іоанновича, онъ пострадалъ въ царствованіе Бориса Годунова, будучи не по волѣ постриженъ. Первый самозванецъ выдвинулъ его, какъ своего мнимаго свойственника, и онъ былъ поставленъ митрополитомъ Ростовскимъ. При второмъ самозванцѣ, онъ не оставилъ Ростова, который съ приближеніемъ шаекъ, покинуло большинство жителей, перебравшихся въ Ярославль. Мятежники выволокли его изъ храма.

Босого, въ изорванномъ польскомъ платьѣ и татарской шапкѣ, отвезли его въ Тушино. Воръ поставилъ его патріархомъ, чего онъ не признавалъ и съ чѣмъ не считался Святитель Гермогенъ, отмѣчавшій въ своихъ посланіяхъ плѣнъ митр. Филарета. Отрядомъ Скопина-Шуйскаго онъ былъ отбитъ отъ вора. Изъ Москвы онъ былъ посланъ въ составѣ посольства къ намѣченному королю Владиславу. Съ твердостью и настойчивостью онъ, съ кн. Голицынымъ и дьякомъ Томилой Луговскимъ, держалъ себя подъ Смоленскомъ при переговорахъ съ поляками. Около 8 лѣтъ пробылъ въ плѣну. Вернувшись, помогалъ сыну устроятъ царство.

Филаретъ указалъ царю на псковскаго архіепископа Іоасафа, какъ на своего преемника. Патріархъ Іоасафъ I (1634-40), былъ, въ міру, дворовымъ сыномъ боярскимъ; постригъ принялъ въ Соловецкомъ мон., былъ игуменомъ Печерскаго Псковскаго мон., каѳедру во Псковѣ занялъ въ 1627 г. Какъ говорятъ хронографы, былъ: “нравомъ добродѣтеленъ, но къ царю не дерзновененъ”. Именовался онъ “великимъ господиномъ”; имя его не значилось въ государственныхъ граматахъ рядомъ съ именемъ царя. Запрошенный государемъ объ отношеніи къ крымскому хану, онъ отвѣчалъ: “Нашъ долгъ молить Бога, Пречистую Богородицу и Святителей московскихъ о мирѣ всего міра, о благостояніи св. Божіихъ церквей и о твоемъ многолѣтнемъ здравіи. А о томъ, что чинить крымцамъ за мученіе твоихъ людей, намъ, твоимъ богомольцамъ, не пристойно написать такаго отвѣта, чтобы учинить воздаяніе. Разсудить объ отмщеніи врагамъ и что учинить имъ — дѣло, государь, твое и твоихъ бояръ и ближнихъ людей и твоего царскаго синклита, а не насъ, твоихъ государевыхъ богомольцевъ ... Намъ, богомольцамъ, прилично лишь напоминать тебѣ, какъ царю и владыкѣ. Тебѣ, государь, принявшему управленіе православнымъ народомъ, подобаетъ пещися не о себѣ только, но соблюдать отъ треволненія все ввѣренное тебѣ стадо Божіе. Поревнуй боговѣнчанный царь, какъ ревновалъ прежде, царю Константину и царю Владиміру. Ты глава всѣмъ: покажи ревность освободить твоихъ посланниковъ изъ бесерменскихъ рукъ, отъ злого мученія и позора, а потомъ можно будетъ отказать крымцамъ за ихъ многую неправду въ той казнѣ, что посылалась имъ...”. Какъ видно, патріархъ не позволилъ себѣ совѣтовать, а призналъ за собой право лишь “напомнить” государю объ его обязанностяхъ въ отношеніи православныхъ подданныхъ. Вниманіе патр. Іоасафа было преимущественно занято изданіемъ богослужебныхъ и церковно-учительныхъ книгъ. При немъ дѣйствовало 12 типографскихъ станковъ, при Филаретѣ семь. Принималъ онъ мѣры къ устраненію безпорядковъ въ богослуженіи и въ быту духовенства. Извѣстна его “Память” патріаршему тіуну Ивану Мануйлову и главному старостѣ поповскому въ Москвѣ, Никольскому попу Панкратію, относительно церковнаго благочинія и жизни духовенства. 10 іюня 1634 г. народъ московскій встрѣчалъ тѣло царя Василія IV Шуйскаго, которое король, по просьбѣ царя Михаила, отдалъ ему. Патріархъ встрѣтилъ тѣло у церкви Николы Зарайскаго и шествовалъ за нимъ до Архангельскаго собора, гдѣ оно было погребено 11 іюня.

Архимандритъ Симоновскій Іосифъ былъ поставленъ патріархомъ (1642-52). Царь Михаилъ, выдававшій замужъ дочь свою, царевну Ирину, за датскаго принца Вальдемара, желалъ обращенія его въ Православіе. Патріархъ въ 1644 г. писалъ королевичу, уговаривая его креститься. Принцъ не согласился перемѣнить вѣру, бракъ разстроился; принца выпустили въ Данію только послѣ смерти царя Михаила, скончавшагося въ 1645 г. Первые годы правленія царя Алексѣя Михайловича, 16 лѣтъ вступившаго на престолъ, наполнены были неурядицами и народными волненіями въ Москвѣ. Бывшій воспитатель его и свойственникъ, бояринъ Морозовъ, принимавшій главное участіе въ управленіи государствомъ, оказался своекорыстнымъ и подобралъ такихъ же помощниковъ. Народъ страдалъ отъ злоупотребленій. Когда же въ 1648 г. повышенъ былъ налогъ на соль, то вспыхнулъ бунтъ, закончившійся убійствомъ ненавистныхъ чиновниковъ. Морозова спасъ самъ царь, упросившій толпу не убивать его. Онъ былъ удаленъ.

Царь понялъ необходимость самому заниматься дѣлами и разрѣшить рядъ важныхъ вопросовъ по устройству государства. Подготовка этого большого дѣла была поручена князю Никитѣ Ив. Одоевскому, который подготовилъ проектъ новаго уложенія. Новый сводъ законовъ, принятый потомъ Земскимъ Соборомъ и утвержденный въ 1649 г. царемъ, наименованъ былъ “Соборнымъ Уложеніемъ”. Духовенство также принимало участіе въ обсужденіи закона. Но патріархъ Іосифъ не имѣлъ достаточно значенія, чтобы повліять на содержаніе статей Уложенія, касавшихся духовенства. Интересы же послѣдняго были затронуты таковымъ. Во первыхъ Уложеніе безусловно запретило всякое новое увеличеніе церковныхъ вотчинъ. Нѣкоторая часть даже наличныхъ церковныхъ земель была отписана въ казну. По жалобамъ тяглыхъ людей на то, что духовные и ихъ люди, селясь около городовъ слободами, отбиваютъ у нихъ торги и промыслы, а сами никакихъ податей не платятъ, велѣно было всѣ эти слободы взять безплатно за государя. Во вторыхъ, стремясь установить “равный судъ и расправу” для всякихъ чиновъ людей, составители Уложенія столкнулись съ церковными привиллегіями и съ особностью церковнаго вѣдомства. Уложеніе задалось задачей ослабить эту особность, притянувъ по гражданскимъ дѣламъ и церковное вѣдомство подъ общій судъ государственный (Знаменскій).

Церковный судъ до этого времени вызывалъ много нареканій. Основывался онъ на постановленіяхъ Стоглаваго собора — на началахъ совершенной самостоятельности церковнаго вѣдомства въ государствѣ и независимости его отъ общаго государственнаго суда не только по духовнымъ, но и по мірскимъ дѣламъ, за исключеніемъ лишь тяжкихъ уголовныхъ. Такимъ же особнякомъ среди государства стояли и вотчинныя владѣнія Церкви, пользовавшіяся разными привиллегіями въ отношеніи государственныхъ сборовъ и повинностей. Владѣнія эти составляли по величинѣ почти треть всей государственной земли. Въ судебномъ вѣдомствѣ Церкви господствовало, кромѣ того, чрезвычайное разнообразіе. Вызывалось оно разными жалованными и несудимыми граматами. Даже въ патріаршей епархіи послѣ граматы 1625 г. оставалось еще много разнообразія вслѣдствіе несудимыхъ граматъ, которыя раздавались монастырямъ уже самимъ патріархомъ. Еще болѣе разнообразія было по епархіямъ. Общимъ правиломъ было то, чтобы всѣ подчинялись суду своего архіерея по духовнымъ дѣламъ. По гражданскимъ же дѣламъ одни монастыри и церкви въ епархіяхъ тянули къ патріарху или къ приказу большого двора, и притомъ по всѣмъ дѣламъ или только по нѣкоторымъ. Другіе судились своими настоятелями, а настоятели въ приказѣ большого двора или у патріарха. Третьи обращались къ суду чужихъ епархіальныхъ архіереевъ. Четвертые были приписаны къ другимъ привилегированнымъ монастырямъ, иногда даже чужихъ епархій. Пятые подчинялись мѣстнымъ гражданскимъ властямъ. Сами архіереи иногда производили судъ лично, иногда черезъ своихъ чиновниковъ; предоставляли даже монастырямъ и церквамъ право самосуда. Такое же разнообразіе было въ судѣ надъ церковными вотчинами. Со всѣхъ сторонъ шли жалобы по этому поводу.

Не менѣе жалобъ со стороны земскихъ людей и предметомъ заботъ для правительства были церковныя вотчины, которыя несмотря на всѣ распоряженія, все еще продолжали увеличиваться. Тяглые люди жаловались, что монастыри завладѣли тяглыми землями, угодьями и промыслами, а тягла (подати) съ нихъ не платили, и весь платежъ падалъ на нихъ — тяглыхъ людей. Служилые люди жаловались, что монастыри сманиваютъ къ себѣ ихъ крестьянъ и отъ того помѣстья ихъ пустуютъ и служить имъ государевой службы не съ чего. Всѣ эти жалобы и вызвали, выше приведенное, постановленіе “Соборнаго Уложенія” 1649 года. “Органомъ такого государственнаго суда надъ церковнымъ вѣдомствомъ сдѣланъ былъ монастырскій приказъ, выдѣленный, какъ особое учрежденіе, изъ приказа большого дворца.” — пишетъ Знаменскій. “Въ немъ указано было давать судъ по всякимъ гражданскимъ искамъ на всѣхъ іерарховъ, монастырскихъ властей, поповъ, церковный причтъ и на всѣхъ вообще церковныхъ людей и крестьянъ, и по такимъ же искамъ ихъ самихъ на другихъ и даже между собою, другъ на друга. Такимъ образомъ предъ судомъ приказа уравнены были и власти, подчинявшіяся доселѣ въ гражданскихъ дѣлахъ лишь непосредственному суду самого государя, или приказа большого дворца, какъ органа собственной власти государя, считавшія боярскій судъ униженіемъ для себя, и ихъ люди, судившіеся прежде у нихъ самихъ”. Кромѣ того рядъ дѣлъ, касавшихся духовенства, попалъ и въ другіе приказы, а также къ мѣстнымъ воеводамъ. Вмѣсто церковнаго гражданскаго суда, надъ церковными людьми явился судъ общій, государственный. Кромѣ судныхъ дѣлъ, къ вѣдомству монастырскаго приказа отнесены были, принадлежавшія раньше приказу большого дворца, распоряженія о государственныхъ сборахъ съ церковныхъ вотчинъ, о составленіи описей церковныхъ имуществъ и разныя полицейскія распоряженія по церковному вѣдомству.

“Духовенство было очень недовольно новымъ учрежденіемъ, тѣмъ болѣе что, по недостаточной опредѣленности новыхъ законовъ и неясности въ разграниченіи церковнаго и гражданскаго вѣдомствъ, между послѣдними тотчасъ начались недоразумѣнія, вторженія одного въ область другого и даже прямыя злоупотребленія. Приказъ вступался иногда и въ чисто церковныя дѣла, наприм. присвоилъ себѣ право назначать въ монастырскія вотчины священниковъ и причетниковъ, опредѣлять и отрѣшать монастырскихъ настоятелей, келарей и казначеевъ, позволялъ себѣ даже перерѣшать распоряженія епархіальныхъ властей. Со стороны духовенства начались попытки уклоненія отъ силы новыхъ узаконеній. Архіереи стали выпрашивать у царя граматы, освобождавшія духовенство ихъ епархій отъ всякаго суда, кромѣ архіерейскаго. Патріаршая область получила подтвержденіе своихъ прежнихъ привилегій еще при самомъ составленіи Уложенія, чѣмъ, вѣроятно, болѣе всего былъ успокоенъ патріархъ Іосифъ” (Знаменскій). Онъ не былъ достаточно вліятеленъ для того, чтобы отстаивать законныя права духовенства. Самымъ рѣшительнымъ противникомъ монастырскаго приказа, какъ и ряда постановленій Уложенія, былъ любимецъ царя, митрополитъ новгородскій Никонъ, будущій патріархъ.

Въ правленіе патр. Іосифа стали производиться въ широкихъ размѣрахъ исправленія церковныхъ книгъ. Тогда же въ Москвѣ создался кружокъ вліятельныхъ духовныхъ лицъ, стремившихся провести исправленія. Объ этомъ будетъ сказано дальше. Нынѣ же отмѣтимъ только, что патр. Іосифъ, принималъ нѣкоторыя мѣры для продвиженія этого вопроса, но по складу своему не былъ подготовленъ для крупныхъ мѣропріятій, плылъ болѣе по теченію, подъ конецъ же предоставилъ развитіе этого дѣла новгородскому владыкѣ Никону.

Ко времени патр. Іосифа относится устройство благочестивымъ и образованнымъ бояриномъ Ѳедоромъ Ртищевымъ подъ Москвой Андреевскаго мон., ставшаго зародышемъ будущей духовной академіи. Братію его составили 30 иноковъ, привезенныхъ Ртищевымъ изъ Малороссіи для перевода богослужебныхъ книгъ. Въ патріаршество Іосифа дѣлами въ церковномъ управленіи и судѣ заправляли московскіе протопопы благовѣщенскій Стефанъ Вонифатьевъ и казанскій Иванъ Нероновъ.

При патріархѣ Іосифѣ перенесены были въ 1652 г. въ Успенскій соборъ гробы патріарховъ Іова изъ Старицкаго мон. и Гермогена изъ Чудова мон., а также рѣшено перенести гробъ митрополита Филиппа изъ Соловецкаго мон. Въ томъ же году скончался патр. Іосифъ, испросившій себѣ у царя мѣсто погребенія въ ногахъ святителя Іоны.

Глубоко церковный и вѣрующій, царь Алексѣй Михайловичъ, такъ описывалъ въ письмѣ къ митр. Никону свое послѣднее посѣщеніе патр. Іосифа. Святитель, превозмогая себя, вышелъ къ государю, не сразу даже узнавъ его. “И посидя немного”, писалъ царь, “я всталъ и его поднялъ, итакъ почало его знобить, не могъ и Достойно проговорить. Славу проговорилъ съ отпускомъ насилу; да почелъ ко мнѣ прощеніе говорить, что говорятъ въ среду на страстной, и я ему отвѣщалъ по уставу, да самъ почелъ прощеніе къ нему творить, да поклонился въ землю ему, а онъ малой поклонъ сотворилъ да благословилъ меня, да велѣлъ себя весть провожать меня, а ноги те волочитъ на злую силу; и я сталъ, и училъ его ворочать: “воротися, государь, ей пуще тебѣ будетъ”; я онъ мнѣ жалуетъ говоритъ: “ину су я тебя и въ другоредь благословляю”; и я молвилъ: “пожалуй же государь, великій святитель, благослови и третицею”, и онъ пожаловалъ и въ третій благословилъ, да какъ благословитъ и руку даетъ цѣловать и въ херувимъ; и я благословясь да поклонился въ землю ему и поцѣловалъ въ ногу и онъ, смотря на меня благословляетъ и прощаетъ”. Патріархъ на слѣдующій день умеръ. Вѣсть объ этомъ получилъ царь въ Великій Четвергъ за литургіей. “... А въ ту пору ударили въ царь-колоколъ трикраты”, писалъ государь митр. Никону, “и на насъ такой страхъ и ужасъ нашелъ, едва пѣть стали и то съ слезами, а въ соборѣ пѣвчіе и власти всѣ со страху и ужаса ноги подломились, потому что кто преставился, да къ какимъ днямъ великимъ кого мы грѣшные отбыли; яко овцы безъ пастуха не вѣдаютъ гдѣ дѣться, такъ то мы нынѣ грѣшные не вѣдаемъ, гдѣ главы преклонити, понеже прежняго отца и пастыря отстали, а новаго не имѣемъ”.

Патріархъ Никонъ.

Приступая къ описанію жизни и дѣятельности патріарха Никона, необходимо понять, что представляли собой сей выдающійся іерархъ Русской Церкви и, неразрывно связанный съ нимъ, царь Алексѣй Михайловичъ.

Царь Алексѣй Михайловичъ родился въ 1629 г. отъ второго брака царя Михаила съ дочерью бѣднаго дворянина, Евдокіей Лукьяновной Стрѣшневой. Онъ былъ глубоко вѣрующимъ и подлинно церковнымъ. Ключевскій пишетъ о немъ: “Онъ былъ образцомъ набожности, того чиннаго, точно размѣреннаго и твердо разученнаго благочестія, надъ которымъ такъ много и долго работало религіозное чувство древней Руси. Съ любымъ инокомъ могъ онъ поспорить въ искуствѣ молиться и поститься: въ Великій и Успенскій постъ по воскресеньямъ, вторникамъ, четвергамъ и субботамъ царь кушалъ разъ въ день, и кушанье его состояло изъ капусты, груздей и ягодъ — все безъ масла; по понедѣльникамъ, средамъ и пятницамъ во всѣ посты онъ не ѣлъ и не пилъ ничего. Въ церкви онъ стоялъ иногда по пяти и шести часовъ сряду, клалъ по тысячѣ земныхъ поклоновъ, а въ иные дни и по полторы тысячи. Это былъ истовый древнерусскій богомолецъ, стройно и цѣльно соединявшій въ подвигѣ душевнаго спасенія трудъ тѣлесный съ напряженіемъ религіознаго чувства. ... Преданіе Грознаго звучитъ въ словахъ царя Алексѣя: “Богъ благословилъ и предалъ намъ, государю, править и разсуждать люди своя на востокѣ и на западѣ и на югѣ и на сѣверѣ вправду”. Но сознаніе самодержавной власти въ своихъ проявленіяхъ смягчалось набожной кротостью, глубокимъ смиреніемъ царя, пытавшагося не забыть въ себѣ человѣка. Въ царѣ Алексѣѣ нѣтъ и тѣни самонадѣянности, того щекотливаго и мнительнаго, обидчиваго властолюбія, которымъ страдалъ Грозный. “Лучше слезами, усердіемъ и низостью (смиреніемъ) передъ Богомъ промыселъ чинить, чѣмъ силой и славой (надменностью)”, — писалъ онъ одному изъ своихъ воеводъ... Отъ природы живой, впечатлительный и подвижной, Алексѣй страдалъ вспыльчивостью, легко терялъ самообладаніе и давалъ излишній просторъ языку и рукамъ... Вспыльчивость царя чаще всего возбуждалась встрѣчей съ нравственнымъ безобразіемъ, особенно съ поступками, въ которыхъ обнаруживались хвастовство и надменность... Гнѣвъ его былъ отходчивъ, проходилъ минутной вспышкой, не простираясь далѣе угрозъ и пиньковъ, и царь первый шелъ навстрѣчу къ потерпѣвшему съ прощеніемъ и примиреніемъ, стараясь приласкать его, чтобы не сердился... Алексѣй любилъ, чтобы вокругъ него всѣ были веселы и довольны; всего невыносимѣе была ему мысль, что кто- нибудь имъ недоволенъ, ропщетъ на него, что онъ кого нибудь стѣсняетъ. Онъ первый началъ ослаблять строгость чопорнаго этикета, дѣлавшаго столь тяжелыми и натянутыми придворныя отношенія ... Умѣнье входить въ положеніе другихъ, понимать и принимать къ сердцу ихъ горе и радость — были одной изъ лучшихъ чертъ въ характерѣ царя ... Царь Алексѣй былъ добрѣйшій человѣкъ, славная русская душа. Я готовъ видѣть въ немъ лучшаго человѣка древней Руси ...”

Соловьевъ, приводя задушевныя письма Алексѣя Михайловича къ Никону, въ бытность того митрополитомъ новгородскимъ, такъ объясняетъ отношеніе къ нему государя. Юный царь, въ изліяніи своего религіознаго, христіанскаго чувства, чувства смиренія, не умѣлъ сдерживать его сознаніемъ своего государственнаго значенія; у него государь исчезалъ предъ человѣкомъ; тѣмъ выше, разумѣется, поднималось значеніе пастыря Церкви, вяза- теля и рѣшителя, судьи верховнаго, истолкователя закона божественнаго, особенно когда этотъ пастырь личными достоинствами своими не полагалъ никакой преграды обнаруженіямъ этого чувства смиренія, и умѣлъ пользоваться своимъ вліяніемъ, своимъ положеніемъ. “Царь Алексѣй Михайловичъ надсѣлся, плакучи и по патріархѣ Іосифѣ, хотя, какъ человѣкъ чистый, не могъ не чувствовать и не оскорбляться недостоинствомъ, мелочностью, недуховнымъ поведеніемъ этого патріарха; но онъ гналъ отъ себя грѣховную мысль о недостоинствахъ Іосифа, какъ нѣжный и почтительный сынъ гонитъ отъ себя мысль о недостоинствахъ отца. Тѣмъ съ большею силою религіозный молодой человѣкъ обращалъ свою любовь къ достойному пастырю, тутъ уже онъ не щадилъ словъ для выраженія этой любви, чтобъ возвысить любимый предметъ и унизить предъ нимъ самого себя, ибо пріемы всякаго рода любви одинаковы. Такимъ образомъ, самъ Алексѣй Михайловичъ, по характеру своему, поставилъ Никона такъ высоко, какъ не стоялъ ни одинъ патріархъ, ни одинъ митрополитъ ни при одномъ царѣ и великомъ князѣ”.

Ключевскій даетъ такую характеристику патріарху Никону: “Изъ русскихъ людей XVII в. я не знаю человѣка крупнѣе и своеобразнѣе Никона. Но его не поймешь сразу: это довольно сложный характеръ и прежде всего характеръ очень неровный. Въ спокойное время, въ ежедневномъ обиходѣ, онъ былъ тяжелъ, капризенъ, вспыльчивъ и властолюбивъ. Но это едва ли были его настоящія, коренныя свойства. Онъ умѣлъ производить громадное нравственное впечатлѣніе, а самолюбивые люди на это неспособны. За ожесточеніе въ борьбѣ его считали злымъ; но его тяготила всякая вражда, и онъ легко прощалъ врагамъ, если замѣчалъ въ нихь желаніе пойти ему навстрѣчу. Съ упрямыми врагами Никонъ былъ жестокъ. Но онъ забывалъ все при видѣ людскихъ слезъ и страданій; благотворительность, помощь слабому или больному ближнему были для него не столько долгомъ пастырскаго служенія, сколько безотчетнымъ влеченіемъ доброй природы. По своимъ умственнымъ и нравственнымъ силамъ онъ былъ большой дѣлецъ, желавшій и способный дѣлать большія дѣла, но только большія. Что умѣли дѣлать всѣ, то онъ дѣлалъ хуже всѣхъ; но онъ хотѣлъ и умѣлъ дѣлать то, за что не умѣлъ взяться никто, все равно, доброе ли то было дѣло или дурное. Его поведеніе въ 1650 г. съ новгородскими бунтовщиками, которымъ онъ далъ себя избить, чтобы ихъ образумить, потомъ во время московскаго мора 1654 г., когда онъ въ отсутствіи царя вырвалъ изъ заразы его семью, обнаруживаетъ въ немъ рѣдкую отвагу и самообладаніе; но онъ легко терялся и выходилъ изъ себя отъ житейской мелочи, ежедневнаго вздора; минутное впечатлѣніе разросталось въ цѣлое настроеніе ... Въ добромъ настроеніи онъ былъ находчивъ, остроуменъ, но обиженный и раздраженный, терялъ всякій тактъ и причуды озлобленнаго воображенія принималъ за дѣйствительность ... Никонъ принадлежалъ къ числу людей, которые спокойно переносятъ страшныя боли, но охаютъ и приходятъ въ отчаяніе отъ булавочнаго укола...”

Въ 1605 г., въ с. Вельмановѣ или Вельдемановѣ, Княгининскаго уѣзда, Нижегородской области, у крестьянина Мины родился сынъ Никита. Съ ранняго дѣтства онъ жилъ подъ гнетомъ мачихи. Суровая жизнь закалила его характеръ и выработала силу воли. Даровитый мальчикъ, рано научившійся грамотѣ, пристрастился къ чтенію священныхъ книгъ и житій святыхъ. Достигши 12 лѣтъ онъ ушелъ въ Макарьевскій Желтоводскій мон. и пробылъ тамъ восемь лѣтъ послушникомъ. Никита хорошо изучилъ церковныя службы, чтеніемъ же книгъ монастырской библіотеки пріобрѣлъ много важныхъ знаній. По просьбѣ родныхъ онъ возвратился домой и вступилъ въ бракъ. Его пригласили священникомъ въ сосѣднее село. Вскорѣ съ нимъ познакомились московскіе купцы, пріѣзжавшіе на знаменитую Макарьевскую ярмарку, и уговорили его перейти на священническое мѣсто въ Москву. Тамъ онъ прослужилъ около десяти лѣтъ. Когда умерли его дѣти, онъ убѣдилъ жену принять постригъ, а самъ удалился въ Анзерскій скитъ Соловецкаго мон. Тамъ онъ постригся съ именемъ Никона. Отличаясь самъ суровымъ подвижничествомъ, онъ требовалъ того же и отъ остальной братіи, чѣмъ вызвалъ со стороны ея вражду къ себѣ. Никонъ ушелъ въ Кожеезерскій мон., гдѣ въ 1643 г. былъ избранъ игуменомъ. Въ 1646 г. онъ ѣздилъ по монастырскимъ дѣламъ въ Москву и являлся къ царю. Величественная наружность, умныя и увлекательныя рѣчи Никона произвели сильное впечатлѣніе на молодого, прилежавшаго къ Церкви, государя. Съ этого времени началось ихъ сближеніе, перешедшее въ тѣсную дружбу. Они прекрасно дополняли другъ друга.

“Юный царь”, пишетъ въ своей исторіи русской Церкви прот. Н. Вознесенскій, “отличался чрезвычайно мягкимъ и уступчивымъ характеромъ, давшимъ ему въ исторіи имя “Тишайшаго”. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ Алексѣѣ въ эту пору были очень живы и сильны идеальныя церковныя стремленія, и его не могла не угнетать окружающая его боярская среда, такъ печально заявившая себя передъ тѣмъ грубымъ своекорыстіемъ и отсутствіемъ всякихъ идеальныхъ стремленій. Никонъ, этотъ колоссъ по твердости воли, ясности и широтѣ ума, явился въ это время какъ бы крѣпкой опорой для неустановившагося еще царя, тѣмъ болѣе, что при яркой и рѣзкой опредѣленности натуры, это былъ и убѣжденный и горячій до энтузіазма церковный идеалистъ въ своемъ испытанномъ аскетизмѣ навыкшій ставить путь къ небу выше всего земного. Алексѣю былъ нуженъ живой образецъ православной христіанской мудрости и святости: Никонъ въ эти первые годы и давалъ ему все это въ себѣ, въ своей богато одаренной, свѣтлой и цѣльной личности”. Царь, желая имѣть этого своего “собиннаго” друга около себя, повелѣлъ перевести его архимандритомъ московскаго Новоспасскаго мон., гдѣ была родовая усыпальница Романовыхъ. Алексѣй часто пріѣзжалъ въ обитель молиться за упокой своихъ предковъ. Въ свою очередь, Никонъ долженъ былъ каждую пятницу являться къ государю для доклада о нуждахъ бѣдныхъ, обиженныхъ и угнетенныхъ. Благотворительность еще болѣе сближала ихъ.

Въ 1648 г. Никонъ былъ назначенъ новгородскимъ митрополитомъ. Онъ получилъ особое полномочіе отъ царя — наблюдать за всѣмъ управленіемъ и освобождать, по своему усмотрѣнію, изъ темницъ узниковъ. Никонъ завелъ въ Новгородѣ лучшее пѣніе въ церквахъ, неспѣшное и внятное чтеніе, выписывалъ искусныхъ пѣвцовъ изъ Кіева и изъ Греціи, устроилъ типографію, четыре богадѣльни и во время голода каждый день питалъ по нѣсколько сотъ нищихъ на своемъ дворѣ.

По Столбовскому миру со Швеціей (1617 г.), требовалась выдача обоими государствами перебѣщиковъ. Съ того времени многіе русскіе бѣжали изъ уступленныхъ Швеціи земель. Шведы требовали ихъ выдачи. Такъ какъ имъ угрожало обращеніе въ лютеранство, то царь Алексѣй рѣшилъ выкупить ихъ. Въ счетъ выкупа отвозились деньги и хлѣбъ изъ псковскихъ царскихъ житницъ. Въ вывозѣ зерна народъ во Псковѣ и Новгородѣ, откуда шли транспорты въ Швецію, усматривалъ измѣну бояръ и воеводъ. Въ 1650 г. начались насилія надъ властями и иностранцами. Царскій намѣстникъ кн. Хилковъ вынужденъ былъ спасаться въ Новгородѣ у митр. Никона. Владыка безстрашно вышелъ къ мятежникамъ. Сначала онъ кротко вразумлялъ ихъ, затѣмъ началъ грозить имъ анаѳемой и судомъ Божіимъ. Тогда посыпались на него камни, и чернь избила его до полусмерти. Очнувшись, Никонъ, собравъ послѣднія силы, отслужилъ литургію въ Софійскомъ соборѣ, откуда съ крестнымъ ходомъ пошелъ въ ту часть города, гдѣ наиболѣе бунтовали. Пораженные его твердостью, мятежники смирились, просили у него прощенія и ходатайства передъ царемъ. Не помня собственной обиды, Никонъ охотно принялъ на себя ходатайство и внушилъ царю умѣренность въ наказаніи виновныхъ, что способствовало успокоенію народнаго волненія. Съ этого времени любовь царя къ Никону возрасла еще болѣе.

Пользуясь близостью къ царю, Никонъ не разъ говорилъ ему, что учрежденіе монастырскаго приказа противно церковнымъ правиламъ, и настойчиво требовалъ его уничтоженія. Но приказъ соотвѣтствовалъ тогдашнимъ идеямъ объ отношеніи между Церковью и государствомъ. Царь не могъ согласиться на упраздненіе его. Никону удалось только получить несудимую грамату для себя, по которой всѣ духовныя лица новгородской епархіи подчинялись суду одного своего митрополита.

По совѣту Никона совершено было перенесеніе въ 1652 г. въ Успенскій соборъ трехъ Святителей — Іова, Гермогена и Филиппа. За мощами св. Филиппа поѣхалъ въ Соловецкій мон. самъ Никонъ. Съ нимъ была отправлена царственная молитвенная грамата къ св. Филиппу, въ которой царь, черезъ царицу Анастасію связанный съ Іоанномъ ІV, преклонялъ свой царскій санъ предъ Святителемъ и молилъ его пришествіемъ въ Москву разрѣшить грѣхъ Іоанновъ и упразднить поношеніе, лежавшее на царской власти. Во время отсутствія Никона царь писалъ ему письма, въ которыхъ выражались и его религіозность и любовь къ святителю. Приведемъ обращеніе изъ письма, написаннаго по смерти патр. Іосифа: “О крѣпкій воине и страдальче царя небеснаго, о возлюбленный мой любимче и сослужебниче, святый владыко”. Изъ писемъ царя видно, что бояре и тогда уже были недовольны вліяніемъ Никона, который, правда, не умѣлъ смягчать своей силы кротостью. Царь принимая, по докладу Никона, мѣры противъ бояръ, отправленныхъ вмѣстѣ съ нимъ за мощами св. Филиппа и не соблюдавшихъ постовъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, просилъ его быть снисходительнѣе къ боярамъ и не выдавать того, что онъ за одно съ нимъ. Государь старался какъ нибудь замять ихъ рознь. Нежеланіемъ обострить отношенія объясняется и его политика въ отношеніи монастырскаго приказа (Знаменскій).

По смерти патріарха Іосифа царь писалъ Никону: “Возвращайся, Господа ради, поскорѣе къ намъ, выбирать на патріаршество Ѳеогноста, а безъ тебя отнюдь ни за что не примемся”. Слѣдовало второе письмо: “Помолись, владыка святый, чтобъ Господь Богъ нашъ далъ намъ пастыря и отца, кто Ему Свѣту годенъ, имя вышеписанное (Ѳеогностъ), а ожидаемъ тебя, великаго святителя, къ выбору, а сего мужа три человѣка вѣдаютъ: я, да Казанскій митрополитъ, да отецъ мой духовный, и сказываютъ, святъ мужъ”. Соловьевъ поясняетъ: “Разумѣется Никонъ хорошо понималъ намеки царя, зналъ, кто этотъ Ѳеогностъ (извѣстный Богу)”. Духовникомъ царя былъ протопопъ Благовѣщенскаго собора Стефанъ Вонифатьевъ.

Какъ видно изъ автобіографіи и сочиненій протопопа Аввакума, самъ онъ и три другихъ будущихъ противника преобразованій владыки Никона, протопопы — московскаго Казанскаго собора Иванъ Нероновъ, костромскій Даніилъ и муромскій Логгинъ подали царю и царицѣ челобитную “О духовникѣ Стефанѣ, чтобъ ему быть въ патріархахъ”. Митрополитъ Макарій, упоминая объ этомъ, пишетъ: “Зналъ ли, или не зналъ Вонифатьевъ о челобитной, поданной о немъ “братіею” царю и царицѣ, но онъ имѣлъ настолько благоразумія, что отказался отъ чести, ему испрашиваемой, и даже самъ будто бы указалъ царю на митрополита Никона, какъ на достойнаго кандидата для занятія патріаршей каѳедры”. Послѣ этого (въ концѣ мая) царь и отправилъ письмо, въ которомъ, именуя Никона “возлюбленнымъ любимцемъ и собиннымъ другомъ, душевнымъ и тѣлеснымъ”, говорилъ о “Ѳеогностѣ”.

На соборъ прибыли въ Москву четыре митрополита, три архіепископа и многіе архимандриты, игумены, протоіереи и священники. Архіереи, не имѣвшіе возможности прибыть, прислали повольныя граматы о своемъ согласіи. Царь предложилъ святителямъ: “ко избранію на патріаршескій престолъ написати двѣнадцать духовныхъ мужей”. Святители исполнили волю государя. 22 іюля 1652 г. предложено святителямъ и всему собору избрать достойнѣйшаго быть патріархомъ, “мужа благоговѣйнаго и преподобнаго”. Митрополитъ казанскій Корнилій, возвѣстилъ царю объ избраніи Никона. Согласіе послѣдняго послѣдовало не сразу. Никонъ, зная о враждебномъ отношеніи къ нему среди боярства, долго отказывался. Приведенный, противъ его воли, въ Успенскій соборъ, онъ и тамъ не соглашался. Только, когда царь и всѣ присутствовавшіе пали на землю и со слезами молили его, то онъ, умиленный, согласился, потребовавъ обязательства: “содержать евангельскіе догматы и соблюдать правила св. апостоловъ и св. отцевъ и законы благочестивыхъ царей”. Изрекъ онъ далѣе: “Если обѣщаетесь слушаться и меня, какъ вашего главнаго архипастыря и отца, во всемъ, что буду возвѣщать вамъ о догматахъ Божіихъ и о правилахъ, въ такомъ случаѣ я, по вашему желанію и прошенію, не стану болѣе отрекаться отъ великаго архіерейства”. Царь, всѣ бояре и освященный соборъ произнесли передъ св. Евангеліемъ и чудотворными иконами обѣтъ исполнять предложенное Никономъ. Все это изложено Никономъ въ его позднѣйшемъ письмѣ къ цареградскому патріарху (Митроп. Макарій).

Тѣсная дружба соединяла Никона съ царемъ. Вмѣстѣ молились они, разсуждали о дѣлахъ, садились за трапезу. Патріархъ былъ воспріемникомъ дѣтей царскихъ. Ни одно государственное дѣло не рѣшалось безъ участія Никона. Великій умъ послѣдняго отпечатлѣнъ на счастливыхъ годахъ царствованія Алексѣя. При его большомъ участіи произошло возсоединеніе съ остальной Россіей Малороссіи. Вопросъ объ этомъ подымался на Земскомъ соборѣ еще въ 1648 г. во время успѣховъ гетмана Хмѣльницкаго. Но тогда не рѣшались изъ за Малороссіи ввязаться въ войну съ Польшей.

Въ 1652 г., Богданъ Хмѣльницкій, послѣ пораженій, нанесенныхъ ему поляками и надвинувшейся опасности со стороны турокъ и татаръ, обратился къ царю съ просьбой о помощи. Въ апрѣлѣ прибыли отъ него послы Кодратъ Бырляй и Силуанъ Мужиловскій. Они привезли и грамату отъ гетмана къ патріарху и вліятельнымъ боярамъ, прося ихъ предстательства передъ царемъ. Никонъ сочувствовалъ вмѣшательству Руси въ дѣла Малороссіи. Въ позднѣйшихъ государственныхъ актахъ подчеркивалось, что царь принялъ Малую Россію подъ свою руку “для избавленія отъ ляцкаго гоненія православныхъ людей, не хотя того слышати, что единовѣрнымъ православнымъ Христіаномъ въ разореньѣ отъ латиновъ и отъ папежникъ быти”. Никонъ способствовалъ 23 окт. 1653 г. рѣшенію великаго собора духовенства, бояръ, думныхъ и выборныхъ людей, просить государя начать войну съ польскимъ королемъ и принять гетмана Богдана и все войско Запорожское съ городами ихъ и землями “подъ свою государскую высокую руку для православныя христіанскія вѣры и святыхъ Божіихъ церквей”. Въ тотъ же день въ Успенскомъ соборѣ Алексѣй Михайловичъ говорилъ боярамъ: “мы, великій государь и великій князь ... совѣтовавъ съ отцемъ своимъ и богомольцемъ, великимъ государемъ, святѣйшимъ Никономъ, патріархомъ московскимъ и всея Русіи ... приговорить изволили идти противъ недруга своего польскаго короля...”

Патріархъ служилъ 23 апр. 1654 г. въ Успенскомъ соборѣ молебенъ по случаю начавшагося похода и говорилъ слово боярамъ и воеводамъ. 26 апр. онъ кропилъ проходившее черезъ Кремль войско и снова произнесъ слово. Воевода кн. Алексѣй Трубецкой говорилъ рѣчь: “О всеблаженнѣйшій и пресвятѣйшій отцамъ отецъ, великій государь, пресвятѣйшій Никонъ всея Великія и Малыя Россіи патріархъ! удивляемся и ужасаемся твоихъ государевыхъ учительныхъ словесъ, и надѣемся на твое государево благоутробіе, понеже не видимъ ни одного грѣшника кающагося отгоняема и озлобляема отъ тебя государя. Твоему пресвятому поученію, какъ евангельскому благовѣстію, радостно душою и съ радостными слезами веселимся и утѣшаемся; по волѣ Божіей, по государеву указу и по твоему благословенію и ученію, обѣщаемся съ радостію служить безъ всякія хитрости; если же въ безхитростіи или въ недоумѣніи нашемъ преступленіе учинится, — молимъ тебя, пресвѣтлѣйшій владыка о заступленіи и помощи”. Посолъ за посломъ поспѣшали отъ царя къ патріарху съ извѣстіемъ объ отобраніи русскихъ городовъ — Смоленска, Минска, Витебска, со множествомъ окрестныхъ мѣстъ. Завоевана была вся Литва. Патріархъ 29 іюня 1655 г. писалъ царю, чтобы тотъ не только оставилъ за собой Вильну, но доискивался Варшавы, Кракова и всей Польши; 1 сент. прислалъ онъ государю благословеніе писаться великимъ княземъ Литовскимъ. Вмѣшательство въ русско-польское столкновеніе Швеціи, захватившей Варшаву и Краковъ и угрожавшей Литвѣ, гдѣ тогда господствовали московскіе войска, заставило Россію и Польшу поспѣшить заключеніемъ мира.

Царь, отправляясь въ походъ, оставилъ Никона правителемъ государства, что вызвало большое неудовольствіе видныхъ бояръ. Они должны были являться къ нему съ докладами. Обстоятельныя свѣдѣнія о дѣятельности патріарха въ то время даетъ архидіаконъ Павелъ алеппскій, сопровождавшій въ Россію антіохійскаго патріарха Макарія и пробывшій съ нимъ въ Москвѣ полтора года (съ начала февраля 1655 г. до конца мая 1656 г.). Въ своемъ сочиненіи “Путешествіе Макарія” онъ пишетъ: “Прежде обыкновенно вельможи входили къ патріарху безъ доклада чрезъ привратника; если онъ зналъ о посѣщеніи вельможи, то спѣшилъ къ нему на встрѣчу и послѣ ухода провожалъ его до наружныхъ дверей. Никонъ же заставляетъ вельможъ долго ждать, пока не позволитъ войти, и они входятъ къ нему со страхомъ и трепетомъ, и, изложивъ предъ нимъ свои дѣла, стоя, удаляются, тогда какъ онъ все сидитъ на своемъ мѣстѣ... Если случалось, что не всѣ министры собирались въ совѣтъ къ тому времени, когда раздавался звонъ колокольчика, приглашавшій ихъ войти въ палаты патріарха, то опоздавшимъ долго приходилось ждать, иногда на сильномъ холодѣ, пока патріархъ не давалъ имъ особаго приказа войти: это мы видѣли собственными глазами, потому что въ отсутствіе государя нашъ господинъ (т. е. патр. Макарій) ежедневно ходилъ къ патріарху освѣдомляться о здоровьѣ государя и узнавать новости. Въ этихъ случаяхъ, пока нашъ господинъ оставался у патріарха, министры стояли и дожидались внѣ патріаршихъ палатъ. Когда же онъ дозволялъ имъ войти, то обращался къ иконамъ и тихо прочитывалъ: “Достойно есть...”, между тѣмъ какъ министры кланялись ему въ землю всѣ вмѣстѣ. Затѣмъ каждый изъ нихъ подходилъ и кланялся патріарху отдѣльно, и получалъ отъ него благословеніе. Разговаривалъ съ ними патріархъ стоя. Министры дѣлали ему докладъ о текущихъ дѣлахъ и патріархъ о всякомъ дѣлѣ давалъ каждому свой отвѣтъ, и приказывалъ, какъ поступить. Сколько мы могли замѣтить, бояре и сановники не столько боятся своего царя, сколько патріарха, и въ нѣкоторыхъ случаяхъ послѣдняго боятся даже гораздо больше”. Подъ нѣкоторыми постановленіями временъ войны помѣчено: “великій государь, святѣйшій патріархъ, указалъ быть по боярскому приговору”.

Въ іюлѣ 1654 г. открылась въ Москвѣ и Казани моровая язва, перешедшая и въ сосѣднія губерніи. Въ столицѣ свирѣпствовала она съ особой силой; къ ноябрю умерли очень многіе священники и, конечно, ихъ прихожане. Никонъ, занятый заботами о продовольствіи войскъ, о снабженіи ружейными запасами, долженъ былъ бороться и со страшной эпидеміей. Со свойственной ему твердостью онъ принималъ мѣры къ облегченію бѣдствій. Отъ имени царицы и младенца царевича Алексѣя онъ разсылалъ граматы объ огражденіи зараженныхъ мѣстъ крѣпкими заставами, о зажиганіи костровъ, о возвращеніи въ Москву сбѣжавшихъ жителей, разносившихъ заразу. Такъ какъ суевѣріе распространило вредныя мысли о происхожденіи и ходѣ язвы, то патріархъ разослалъ грамату отъ своего имени къ вразумленію суевѣровъ и невѣждъ. Хранилъ онъ царское семейство, перевозя его въ незараженныя мѣстности и поселяя въ обителяхъ. Возвращаясь изъ польскаго похода, Алексѣй Михайловичъ встрѣченъ былъ въ Вязьмѣ Никономъ и царской семьей. Отъ радости, при свиданіи, царь наградилъ Никона титуломъ “великаго государя”.

Какъ патр. Никонъ въ то время представлялъ свое положеніе, можно судить по излагаемому митр. московскимъ Макаріемъ въ его “Исторіи Рус. Церкви” (т. XII): “Въ предисловіи къ Служебнику, изданному въ августѣ 1655 г. по благословенію самого Никона, говорится, что Богъ даровалъ Россіи “два великая дара”, — благочестиваго и христолюбиваго великаго государя царя Алексѣя Михайловича, и великаго государя святѣйшаго Никона патріарха; что оба эти великіе государи “предстательствоваста” на московскомъ соборѣ 1654 г.; что “богоизбранная сія и богомудрая двоица”, по окончаніи собора, “повелѣша” собрать въ Москву древнія св. книги, “богоизбранная сія сугубица” послали свои граматы къ цареградскому патріарху Паисію; что, по полученіи отвѣта отъ Паисія, “благочестивая сія и богомудрая двоица” созвали новый соборъ въ Москвѣ и проч. Въ заключеніи писалось: “Да дастъ же имъ, государемъ, по пророку, желаніе сердецъ ихъ... да возрадуются вси, живущи подъ державою ихъ..., яко да подъ единѣмъ ихъ государскимъ повелѣніемъ вси, повсюду, православніи народи живуще, утѣшительными пѣсньми славити воздвигшаго ихъ истиннаго Бога нашего”.

Монастырскій приказъ, какъ упоминалось, не былъ уничтоженъ, но на время потерялъ свою силу. Вопреки Уложенію, которое запретило увеличивать церковныя имѣнія, патріаршій домъ обогатился новыми вотчинами. Когда Никонъ строилъ новые монастыри — Иверскій, Крестный и Воскресенскій, царь далъ имъ богатѣйшія вотчины. Но въ то же время, никогда еще не было такихъ большихъ сборовъ съ церковныхъ земель, какъ при Никонѣ. Самъ патріархъ выставилъ въ полѣ до 10000 воиновъ; столько же выставили монастыри. Патріархъ, обладая большими средствами, увеличивалъ свои домовыя богадѣльни, раздавалъ богатыя милостыни, дѣлалъ пожертвованія для улучшенія тюремъ. Никонъ окружилъ себя пышностью, выстроилъ новый дворецъ и употреблялъ всѣ средства тогдашняго искусства для украшенія соборовъ и сообщенія пышности своему богослуженію. Лучшія облаченія, хранившіяся въ патріаршей ризницѣ, принадлежали ему. Штатъ патріаршаго дома былъ при немъ даже многочисленнѣе, чѣмъ при Филаретѣ. Въ церковныхъ дѣлахъ власть его была неограничена. Онъ отписывалъ изъ отдѣльныхъ епархій вотчины и церкви, а также лучшіе монастыри въ патріаршую область или къ богатымъ монастырямъ, имъ воздвигнутымъ. Имъ лишенъ былъ безъ собора каѳедры владыка Павелъ коломенскій и запрещенъ въ служеніи владыка Симеонъ тобольскій. У нѣкоторыхъ бояръ онъ распорядился сжечь вывезенные съ запада картины и органы. Какъ бы въ противодѣйствіе Уложенію, Никонъ издалъ вновь пересмотрѣнную и дополненную имъ Кормчую и убѣдилъ царя разослать воеводамъ выписки изъ градскихъ законовъ Номоканона въ дополненіе Уложенія для обязательнаго руководства на судѣ. (Знаменскій).

Никонъ обязывалъ духовенство читать въ церквахъ поученія, самъ усиливая свою ревность въ проповѣдываніи. Онъ требовалъ отъ духовенства должнаго знанія св. Писанія и церковной службы, христіанской жизни, дабы служить примѣромъ для пасомыхъ. Ставленниковъ для своей обширной епархіи онъ испытывалъ самъ. “Никонъ”, пишетъ митр. Макарій, “обходилъ ихъ съ книгой, заставлялъ каждаго читать и пѣть и тутъ же полагалъ свои резолюціи на ихъ просьбахъ”. Очень строгъ былъ онъ съ духовенствомъ, не исполнявшемъ его требованій. Архидіаконъ Павелъ алеппскій пишетъ: “Патріаршіе стрѣльцы постоянно обходятъ городъ, и какъ только встрѣтятъ священника или монаха нетрезваго, немедленно берутъ его въ тюрьму и подвергаютъ всякому поношенію: мы сами видѣли патріаршія тюрьмы, наполненныя этими несчастными, которые находились въ самомъ плачевномъ положеніи, обремененные тяжелыми цѣпями и колодками на шеѣ и ногахъ ... Замѣченные въ пьянствѣ, или въ нерадивомъ исполненіи пастырскихъ обязанностей ссылались въ сибирскіе монастыри”.

Старался Никонъ строгими мѣрами установить образцовый порядокъ въ монастыряхъ, въ особенности въ трехъ, имъ основанныхъ. Боролся онъ противъ новшествъ въ иконописи, отстаивая древній византійскій стиль, возставалъ противъ заимствованій съ Запада. Борясь съ хомовымъ пѣніемъ и многогласіемъ, онъ добивался раздѣльно-рѣчнаго пѣнія, придавая благозвучіе вводимымъ имъ партеснымъ строемъ пѣнія. Царю нравилось единогласіе, установленное Никономъ еще въ Новгородѣ, и онъ ввелъ таковое въ своей придворной церкви, откуда оно стало распространяться и по другимъ церквамъ.

Никонъ и на патріаршемъ престолѣ оставался строгимъ къ себѣ инокомъ, соблюдавшимъ всѣ церковныя службы съ такой ревностью, что всегда имѣлъ при себѣ во время богослуженія древнѣйшіе требники, для сличенія обрядовъ и молитвъ. Митр. Макарій пишетъ: “Патріархъ Никонъ весьма любилъ церковное богослуженіе, для котораго столько потрудился при исправленіи церковныхъ книгъ и обрядовъ... Каждый день посѣщалъ всѣ службы въ своей домовой церкви, и очень часто служилъ самъ. Богослуженіе Никона отличалось торжественностью, особенно въ большіе праздники, когда онъ священнодѣйствовалъ въ соборной церкви. Съ нимъ обыкновенно служили нѣсколько митрополитовъ и архіепископовъ, которые становились не рядомъ съ нимъ, а по сторонамъ, вмѣстѣ съ архимандритами и прочими священниками... Архидіаконъ Павелъ, описавшій торжественное и длительное богослуженіе въ Успенскомъ соборѣ, страдавшій отъ холода, проведши семь часовъ на ногахъ “на желѣзномъ помостѣ, подъ вліяніемъ сильной стужи и сырости, проникавшей до костей”, вмѣстѣ съ тѣмъ признаетъ: “мы были поражены изумительной правильностію и порядкомъ всѣхъ этихъ церемоній и священнодѣйствій. Несмотря на то, что мы чувствовали сильный холодъ и великую усталость вслѣдствіе долгаго стоянія безъ движенія, мы забывали объ этомъ отъ душевнаго восхищенія, созерцая такое торжество православія...”.

Велика заслуга патр. Никона въ дѣлѣ исправленія богослужебныхъ книгъ. Содѣянное имъ въ этой области будетъ изложено дальше. Преобразованія, проводившіяся имъ очень рѣзко, увеличили число его враговъ, которыхъ и безъ того было достаточно. Касаясь ихъ, Знаменскій отмѣчаетъ, что значеніе Никона держалось единственно на его личной силѣ и на любви къ нему царя, опорахъ недостаточно прочныхъ. “Орудіемъ, которымъ эти опоры были подломлены”, говоритъ онъ далѣе, “были многочисленные враги Никона, дѣйствовавшіе противъ него со всемъ усердіемъ личнаго раздраженія. Прежде всего своимъ великимъ государственнымъ, крутымъ характеромъ, привычкой сталкиваться со всѣми, власть имѣющими, онъ вооружилъ противъ себя сильную партію бояръ; противъ него были Стрѣшневы — родня царя по матери, Милославскіе — родня первой супруги царя, Морозовъ — царскій своякъ, сама супруга царя Марія Ильинишна, составитель Уложенія князь Одоевскій, бояре Долгорукій, Трубецкой, Салтыковъ и друг. Семенъ Стрѣшневъ до такой степени ненавидѣлъ Никона, что назвалъ его именемъ свою собаку и выучилъ ее подражать патріаршему благословенію. Всѣ эти люди зорко слѣдили за патріархомъ, ловили всякій случай, гдѣ онъ слишкомъ рѣзко выставлялъ свою власть, перетолковывали каждый его опрометчивый шагъ, а такихъ шаговъ много допускалъ горячій человѣкъ, не умѣвшій владѣть собой и не обращавшій вниманія на то, что говорилъ и что дѣлалъ. Затѣмъ много враговъ явилось у Никона по поводу его церковныхъ исправленій, которыя были имъ введены очень круто, съ обычной его самоувѣренностью и со всѣмъ деспотизмомъ личнаго авторитета. Привычка не обращать вниманія на другихъ поставила его въ самое невыгодное положеніе между двумя сильными партіями, партіей новизны, стремившейся къ Западу, и партіей старины. Образованные бояре, вродѣ Морозова, Романова и др., раздражены были не менѣе старовѣровъ, когда патріархъ, вводя свои церковныя “новшества”, въ то же время возставалъ противъ новыхъ государственныхъ понятій и проблесковъ новой цивилизаціи. Между приверженцами старины было тоже не мало сильныхъ людей, нѣсколько бояръ, духовникъ царя Стефанъ Вонифатьевъ, уважаемый протопопъ Іоаннъ Нероновъ и др. Наконецъ, противъ патріарха было все духовенство, раздраженное его строгостью, недоступностью, жестокими наказаніями, усиленными поборами въ патріаршую казну и на войско и доведенное имъ до послѣдней степени приниженности”.

Особенно тягостное впечатлѣніе произвело дѣло епископа коломенскаго и каширскаго Павла. Послѣдній подписался подъ соборнымъ постановленіемъ объ исправленіи книгъ, но сдѣлалъ приписку о несогласіи въ отношеніи поклоновъ. По этому вопросу онъ и раньше возражалъ патріарху. Точно неизвѣстно чѣмъ онъ особенно озлобилъ Никона, который самовольно низвергъ его съ каѳедры, снялъ съ него мантію и сослалъ его. 2 мая 1654 г. Нероновъ, самъ находившійся въ заточеніи, умолялъ царицу ходатайствовать передъ царемъ за “отца епископа Павла”. О ссылкѣ еп. Павла упоминаетъ архидіаконъ Павелъ, который съ патр. Макаріемъ занималъ въ августѣ 1654 г. освободившіеся покои въ Коломнѣ.

Митрополитъ Макарій пишетъ: “Возревновалъ Никонъ противъ иконъ латинскаго письма, но и тутъ поступилъ слишкомъ круто и рѣзко. Велѣлъ насильно отобрать латинскія иконы изъ всѣхъ частныхъ домовъ, и на однѣхъ иконахъ совсѣмъ выскоблить лики святыхъ, на другихъ выколоть имъ глаза и въ такомъ видѣ носить иконы по улицамъ Москвы. Православные, глубоко чтившіе св. иконы и большею частію неумѣвшіе хорошо различать своихъ иконъ отъ латинскихъ, были поражены и увидѣли въ Никонѣ иконоборца. И когда вскорѣ затѣмъ въ Москвѣ открылся страшный моръ, то толпы народа явились на площадяхъ кремля, и, держа въ рукахъ иконы, выскобленныя по приказанію Никона, вопили: вотъ за что постигъ насъ гнѣвъ Божій; такъ поступали иконоборцы; во всемъ виноватъ Никонъ; мірскіе люди должны постоять за такое поруганіе святыни ... Никона хотѣли убить и, можетъ быть, благодаря тому одному, что его не было тогда въ Москвѣ, онъ спасся отъ неминуемой смерти ... Надъ духовенствомъ Никонъ властвовалъ съ неограниченною волею и деспотически. Онъ держалъ себя высоко и малодоступно по отношенію не только къ нисшему клиру, но и къ самимъ архіереямъ; не хотѣлъ называть ихъ братьями, особенно тѣхъ, которые отъ него получили рукоположеніе; не уважалъ ихъ сана, что особенно показалъ въ своемъ извѣстномъ поступкѣ съ епископомъ коломенскимъ Павломъ; нарушалъ ихъ права, отнимая отъ нихъ монастыри и приходскія церкви, которыя приписывалъ къ своимъ излюбленнымъ монастырямъ и бралъ подъ свою непосредственную власть. Съ безпощадною строгостію и суровостію преслѣдовалъ всѣхъ, въ средѣ бѣлаго и монашествующаго духовенства, кого считалъ виновнымъ въ чемъ либо, постоянно наполнялъ ими свои темницы и наполнилъ даже отдаленные монастыри Сибири, которые до Никона были почти пусты. Всѣ страшились его, трепетали передъ нимъ, и, безъ сомнѣнія, были бы рады какъ-нибудь освободиться изъ-подъ его тяжелаго ига. Для бояръ невыносимымъ казалось уже то, что Никонъ возвышался надъ всѣми ими своею близостію къ государю, своимъ преобладающимъ вліяніемъ въ совѣтахъ государя, своею необычайною властію, какой облекъ его государь. Но еще невыносимѣе было то, какъ проявлялъ Никонъ надъ ними свою власть, какъ гордо и повелительно обходился съ ними. Еще въ бытность его новгородскимъ митрополитомъ они говорили: “неколи-де такого безчестья не было, что нынѣ государь выдалъ насъ митрополитомъ”. Чтожъ должны были они чувствовать, когда Никонъ сдѣлался патріархомъ и какбы вторымъ “великимъ государемъ”, началъ давать свои приказы и указы, особенно въ отсутствіе государя, заставлялъ ихъ стоять передъ собою и съ покорностью выслушивать его волю, публично обличалъ ихъ за то или другое, не щадя ихъ имени и чести? Могли ли они не употреблять всѣхъ своихъ усилій, чтобы свергнуть Никона?”.

Соловьевъ упоминаетъ, что въ 1658 г. царю подали длинную жалобу на Никона враги новшествъ, вооружаясь противъ него нетолько, какъ на нововводителя, но и какъ дурного патріарха. “Здѣсь Никона обвиняютъ, во первыхъ, въ томъ, что онъ не отстранилъ тѣхъ тяжкихъ для духовенства обычаевъ, какіе ввелъ его предшественникъ по своему корыстолюбію; но главное, положительное обвиненіе Никону состоитъ въ томъ, что онъ уничтожилъ прежнюю общительность между верховнымъ святителемъ и подчиненнымъ ему духовенствомъ, преимущественно бѣлымъ. Патріархъ окружилъ себя недоступнымъ величіемъ, “возлюбилъ стоять высоко, ѣздить широко”. — “Я подъ клятвою вселенскихъ патріарховъ быть не хочу”, говорилъ однажды Нероновъ Никону, “да какая тебѣ честь, владыка святый, что всякому ты страшенъ и другъ другу грозя говорятъ: знаете ли кто онъ, звѣрь ли лютый, левъ или медвѣдь, или волкъ? Дивлюсь: государевы — царевы власти уже не слыхать, отъ тебя всѣмъ страхъ и твои посланники пуще царскихъ всѣмъ страшны...” Но и подлѣ царя было много людей, которые твердили ему, что царской власти уже не слыхать, что посланцевъ патріаршескихъ боятся больше чѣмъ царскихъ; что великій государь патріархъ не довольствуется и равенствомъ власти съ великимъ государемъ царемъ, но стремится превысить его...” (Соловьевъ).

Н. Гиббенетъ пишетъ: “Никонъ, какъ человѣкъ, былъ доброй души, простой, не хитрый и не имѣлъ понятія объ интригахъ, съ помощью которыхъ враждебная ему партія разрушила союзъ дружбы его съ царемъ; но, сознавая свой умъ и свои нравственныя преимущества, онъ гордо держалъ себя передъ своими врагами, которымъ это самое и не нравилось. Никонъ понималъ интриги своихъ противниковъ, но не отвѣчалъ имъ, не собиралъ у себя партіи, а оставался одинъ”. (“Историческое изслѣдованіе дѣла Патріарха Никона”. СПБ. 1884).

Отмѣчалось выше, что во время отсутствія царя власть Никона увеличилась. Царь же, находясь вдали отъ послѣдняго, дѣлался все независимѣе, привыкая обходиться безъ него. По возвращеніи въ Москву государь сталъ замѣчать тѣ стороны характера патріарха, на которыя раньше не обращалъ вниманія, или смотрѣлъ съ дружеской снисходительностью. Выходя постепенно изъ подъ вліянія Никона, онъ подпадалъ подъ другія, тому враждебныя, поддавался этимъ внушеніямъ. Соловьевъ пишетъ: “Когда Алексѣй Михайловичъ окончательно повѣрилъ этимъ внушеніямъ, — неизвѣстно; очень можетъ быть, что и самъ онъ не умѣлъ въ точности опредѣлить этой печальной для него минуты, когда послѣдняя, можетъ быть ничтожная капля упала въ сосудъ и переполнила его ... По природѣ своей и по прежнимъ отношеніямъ къ патріарху, царь не могъ рѣшиться на прямое объясненіе, на прямой разсчетъ съ Никономъ: онъ былъ слишкомъ мягокъ для этого и предпочелъ бѣгство. Онъ сталъ удаляться отъ патріарха. Никонъ замѣтилъ это, и также по природѣ своей и по положенію, къ которому привыкъ, не могъ идти на прямое объясненіе съ царемъ и впередъ сдерживаться въ своемъ поведеніи. Холодность и удаленіе царя прежде всего раздражило Никона, привыкшаго къ противному; онъ считалъ себя обиженнымъ и не хотѣлъ снизойти до того, чтобъ искать объясненія и кроткими средствами уничтожить нелюбье въ самомъ началѣ. По этимъ побужденіямъ Никонъ также удалялся, и тѣмъ давалъ врагамъ своимъ полную свободу дѣйствовать, все болѣе вооружать противъ него государя”.

Измѣненіе взаимоотношеній Алексѣя Михайловича и Никона стало проявляться въ дѣлахъ. Царь отмѣнялъ нѣкоторыя распоряженія патріарха. Монастырскій приказъ, долго бездѣйствовавшій, началъ мало по малу проявлять себя. Сначала коснулось это имѣній, потомъ и духовныхъ лицъ. Государь назначалъ иногда священниковъ и игуменовъ безъ сношенія съ патріархомъ. Позднѣе Никонъ писалъ константинопольскому патріарху Діонисію: “тогда (т. е. по окончаніи войны) нача (царь) по малу гордѣти и выситися и нами глаголемая отъ заповѣдей Божіихъ презирати и во архіерейскія дѣла вступатися”.

Осенью 1657 г. царь еще оказывалъ вниманіе Никону. 18 октября онъ пріѣзжалъ, по его приглашенію, въ новую Воскресенскую обитель, съ семьей и сѵнклитомъ, провелъ два дня и былъ ласковъ съ нимъ. Въ его присутствіи состоялось тамъ освященіе церкви. Царю очень понравилось мѣстоположеніе монастыря. Онъ сказалъ Никону: “Самъ Богъ изначала опредѣлилъ мѣсто сіе для обители; оно прекрасно какъ Іерусалимъ”. Тогда и назвалъ Никонъ обитель “Новымъ Іерусалимомъ”. Обѣщалъ царь посѣтить и Иверскій монастырь. Еще весной 1658 г. онъ жаловалъ, по просьбѣ Никона, новыя села и угодья на его монастыри Крестный и Воскресенскій. Возможно эти проявленія царемъ доброжелательства и побудили бояръ, его враговъ, ускорить распрю.

Лѣтомъ 1658 г. грузинскій царевичъ Теймуразъ прибылъ въ Москву скрѣпить союзъ Грузіи съ Россіей. 6 іюля царь давалъ въ честь его торжественный обѣдъ, на который, противъ обыкновенія, не былъ приглашенъ патріархъ. Какъ сообщаетъ митр. Макарій, Никонъ послалъ своего боярина, кн. Димитрія Мещерскаго, наблюсти, при встрѣчѣ царевича, среди толпы, “чинъ церковный”, т. е. чтобы кто либо изъ духовенства не произвелъ безчинія. Окольничій Богданъ Хитрово, родственникъ царскій, расчищавшій путь для царевича, ударилъ въ толпѣ боярина, возможно ненамѣренно. Тотъ воскликнулъ: “Я патріаршій человѣкъ и посланъ съ дѣломъ”. Тогда Хитрово закричалъ: “не величайся” и, ударивъ по лбу, причинилъ язву. Мещерскій поспѣшилъ къ патріарху и, показывая рану, со слезами жаловался на Хитрово. Никонъ написалъ царю, прося наказать виновнаго. Царь отвѣтилъ ему, обѣщая лично увидѣться. Свиданіе не послѣдовало. 8 іюля въ день празднованія иконы Казанской Божіей Матери, царь, вопреки обычаю, не былъ на богослуженіяхъ въ Казанскомъ соборѣ, хотя патріархъ извѣщалъ его о службахъ. Никонъ понялъ, что царь на него “озлобился”. Не былъ государь, какъ бывало раньше, въ Успенскомъ соборѣ на богослуженіяхъ праздника Ризы Господней, несмотря на посланныя ему извѣщенія. Послѣ заутрени царь прислалъ къ Никону кн. Юрія Ромодановскаго, который сказалъ ему: “царское величество на тебя гнѣвенъ, потому и къ заутренѣ не пришелъ, и не велѣлъ ждать его и къ литургіи”. Потомъ прибавилъ именемъ самого государя: “ты пренебрегъ царское величество, и пишешься великимъ государемъ, а у насъ одинъ великій государь — царь”. Никонъ возразилъ, что такъ велѣлъ ему именоваться самъ царь. Ромодановскій возражалъ. Митр. Макарій, изложивъ эти событія, замѣчаетъ: “Такимъ образомъ Никону прямо было объявлено, за что гнѣвается на него царь и чего отъ него требуетъ. И еслибы Никонъ смирился, покорился волѣ государя, принесъ повинную и далъ обѣщаніе измѣниться на будущее время, то дѣло, мало по малу, могло бы уладиться, и Никонъ спасъ бы себя отъ горькой участи, какая его постигла, такъ и всю церковь отъ тѣхъ смутъ и волненій, какія въ ней послѣдовали. Къ несчастію, Никонъ, по своему характеру и привычкамъ, былъ не такой человѣкъ, чтобы уступить и покориться. Онъ захотѣлъ, чтобы ему уступили и покорились, рѣшился отказаться торжественно, передъ всею церковію, отъ своей каѳедры, расчитывая, что самъ царь станетъ просить и умолять его не отказываться”.

Утромъ 10 іюля близкіе патріарха узнали о намѣреніи его оставить каѳедру. Преданный ему бояринъ Никита Зюзинъ уговаривалъ: “чтобъ онъ отъ такого дерзновенія престалъ и великаго государя не прогнѣвилъ, а буде пойдетъ (съ каѳедры) неразсудно и неразмысля дерзко, то впредь, хотя бы и захотѣлъ возвратиться, будетъ невозможно: за такое дерзновеніе надо опасаться великаго государева гнѣва”. Никонъ было поколебался, сталъ что-то писать, порвалъ написанное и пошелъ въ церковь. Совершивъ литургію, онъ прочелъ положенное поученіе изъ бесѣдъ св. Златоуста, касавшееся значенія пастырей церкви, а затѣмъ говорилъ о себѣ. Митр. Макарій пишетъ, что невозможно передать въ точности то. что сказано было имъ и что происходило въ соборѣ. Письменныя сказки шестидесяти свидѣтелей даны были черезъ полтора года.

Архіеп. Филаретъ происшедшее излагаетъ такъ: “По окончаніи литургіи, онъ объявилъ вслухъ всѣхъ, что онъ болѣе не патріархъ; поставилъ къ Владимірской иконѣ Богоматери посохъ святителя Петра и въ ризницѣ написалъ письмо царю. Это былъ поступокъ самоволія достойный порицанія и потому, что подавалъ другимъ пагубный примѣръ самоволія. Царь смущенный хотѣлъ успокоить Никона, но князь Трубецкой, отправившійся съ порученіемъ царскимъ, вовсе не имѣлъ расположенія успокоить Никона. Никонъ въ отвѣтѣ далъ ему замѣтить объ его интригахъ предъ царемъ. Народъ простосердечно плакалъ и держалъ двери, не пуская пастыря изъ храма. Никонъ пѣшій пошелъ изъ Кремля на Иверское подворье, а оттолѣ уѣхалъ въ Воскресенскую обитель”. Кн. Трубецкой пріѣзжалъ и въ монастырь спрашивать его, именемъ государя, о причинѣ отшествія. Никонъ отвѣтствовалъ, что ради спасенія душевнаго ищетъ безмолвія, отрекался отъ патріаршества, просилъ себѣ только трехъ монастырей, Воскресенскаго, Иверскаго и Крестнаго, благословилъ митр. Питириму Крутицкому управлять дѣлами церковными, и, въ трогательномъ письмѣ, смиренно просилъ царя о христіанскомъ прощеніи за скорый отъѣздъ свой. Вывали на Руси и раньше случаи оставленія престола первоіерархами, но такового ухода передъ всѣмъ народомъ не бывало, какъ и сохраненія за собою каѳедры безъ управленія дѣлами. Поступая такъ, Никонъ только укрѣплялъ своихъ противниковъ.

Царь оставилъ за Никономъ всѣ три монастыря, имъ созданные, съ приписными къ нимъ 14 монастырями съ ихъ вотчинами. Такимъ образомъ онъ могъ, какъ іерархъ и владѣлецъ, самостоятельно дѣйствовать въ значительной области, церковной и владѣльческой. Въ Воскресенской обители Никонъ жилъ, подвизаясь какъ строгій инокъ и трудясь на постройкахъ. Почти черезъ годъ слухъ о нашествіи крымскаго хана встревожилъ царя въ отношеніи безопасности Никона въ беззащитномъ монастырѣ. Онъ предложилъ ему переѣхать въ укрѣпленный Калязинскій мон. Никонъ предположилъ, что его хотятъ туда заточить и отвѣтилъ царскому посланцу, что въ Москвѣ имѣется болѣе крѣпкое мѣсто, у Зачатейскаго мон., разумѣя городскую тюрьму. Самъ же онъ поспѣшилъ въ столицу, гдѣ только черезъ три дня былъ принятъ царемъ, но въ присутствіи царицы и бояръ. Государь отпустилъ Никона съ честью и съ подарками, но искренняго разговора между ними не было. Жаловался онъ позднѣе царю на то, что къ нему не допускаютъ духовныхъ лицъ. Винилъ онъ въ этомъ митр. Питирима. Государь, и получая обидныя для него письма Никона, не оставлялъ его милостями. Болѣе года — въ 1659-60 гг. — прожилъ послѣдній въ Иверскомъ и Крестномъ монастыряхъ.

Митр. Питиримъ, бояре Салтыковъ и кн. Трубецкой сдѣлали царю представленіе о необходимости избрать новаго патріарха. Подавалась ему о томъ же и челобитная, которая въ тогдашнихъ спискахъ именовалась “всенароднымъ прошеніемъ къ царю”. Соборъ открытъ былъ 16 февр. 1660 г. Созывая соборъ государь послалъ въ Крестный мон. стольника Матвѣя Пушкина спросить мнѣніе о семъ Никона. Послѣдній отвѣтствовалъ такъ: “если государь изволитъ мнѣ быть въ Москвѣ, то я, по указу его, новоизбраннаго патріарха поставлю, и, принявъ отъ государя милостивое прощеніе, простясь съ архіереями и подавъ всѣмъ благословеніе, пойду въ монастырь. Только бы государь не велѣлъ отнимать у меня монастырей моего строенія, да указалъ давать мнѣ часть отъ соборной церкви, чтобы мнѣ быть сыту”. Въ письмѣ къ царю, онъ писалъ, что долженъ быть призванъ для благозаконнаго и праведнаго избранія новаго патріарха; послѣ избранія онъ преподастъ новоизбранному, чрезъ рукоположеніе, туже благодать, которую самъ пріялъ.

Вопросъ о патріархѣ обсуждался сначала однимъ русскимъ духовенствомъ. Сочувствіе Никону выявилъ ученый епископъ полоцкій Каллистъ. Рѣшено было поставить новаго патріарха, Никона же лишить священства. Царь трижды не выносилъ своего рѣшенія, затѣмъ же приказалъ пригласить на соборъ, бывшихъ въ Москвѣ, трехъ греческихъ іерарховъ Парѳенія, Кирилла и Нектарія. Они подтвердили приговоръ русскихъ. Государь готовъ былъ согласиться съ нимъ. Но выступилъ ученѣйшій старецъ Епифаній Славеницкій. Онъ писалъ: “Ваше царское величество приказали мнѣ составить соборное опредѣленіе; я готовъ это сдѣлать относительно избранія и поставленія новаго патріарха, потому что это праведно, благополезно и правильно; о, низверженіи же Никона не дерзаю писать, потому что не нашелъ такого правила, которое низвергло бы архіерея, оставившаго свой престолъ, но архіерейетва не отрекшагося”. Поддерживалъ его архим. полоцкій Игнатій Іовлевичъ, который утверждалъ, что епископы русскіе не имѣютъ права судить своего архипастыря безъ участія восточныхъ патріарховъ. “Сей голосъ проникъ въ кроткое сердце царя”, пишетъ архіеп. Филаретъ. “Постановленія собора не были имъ утверждены.”

Патріархъ отнесся къ собору съ крайней непріязнью, называлъ его не иначе, какъ сѵнагогою іудейскою, потомъ еще рѣзче, дѣйствія его признавалъ неканоническими. Вскорѣ возобновились было добрыя отношенія между царемъ и Никономъ. Извѣщая послѣдняго о томъ, что изнемогаетъ бояринъ Борисъ Ив. Морозовъ (своякъ и бывшій воспитатель), царь просилъ простить его, если была отъ него патріарху какая либо досада. Никонъ отвѣтилъ сердечнымъ письмомъ. Дано было ему, по его просьбѣ, разрѣшеніе не отдавать даточныхъ людей съ своихъ монастырей.

Положеніе Никона ухудшилось съ прибытіемъ въ Москву въ началѣ 1662 г. Паисія Лигарида, б. митрополита газскаго, именовавшаго себя теперь митрополитомъ іерусалимскаго Предтечева монастыря [21]). “Паисій былъ самый истый грекъ изъ всѣхъ пріѣзжавшихъ въ Россію грековъ, хитрый, льстивый, пронырливый, и всего болѣе дорожившій корыстью, которая собственно и привлекла его въ Россію и для которой онъ охотно жертвовалъ и долгомъ и совѣстью. Пріѣздъ его обрадовалъ обѣ стороны: царь принялъ его очень ласково, какъ человѣка, который, при основательномъ знаніи церковныхъ правилъ, легко можетъ распутать ему трудное дѣло, безуспѣшно тянувшееся цѣлыхъ пять лѣтъ. Никонъ съ своей стороны тоже разсчитывалъ найти въ Паисіи своего защитника, тѣмъ болѣе, что онъ явился въ Москву по его приглашенію. Онъ поспѣшилъ отправить къ Паисію Арсенія-грека съ привѣтствіемъ. Но обласканный царемъ и еще болѣе вельможами, Лигаридъ не замедлилъ стать въ ряду самыхъ злыхъ враговъ Никона. Первымъ дѣломъ Паисія и вельможъ были вопросы родственника царскаго, Семена Стрѣшнева, Паисію о Никонѣ и отвѣты Паисія, прибранные изъ церковныхъ правилъ въ осужденіе Никону. Между тѣмъ Никонъ, въ другихъ случаяхъ не совсѣмъ довѣрчивый, не зная расположенія Паисія, въ письмѣ своемъ излилъ жалобу на свое положеніе и подобную же грамату написалъ константинопольскому патріарху. Грамата была перехвачена вельможами; письмо къ Паисію было, какъ понятно, также въ ихъ рукахъ, и обѣ бумаги глубоко огорчили добраго царя”. (Гр. М. В. Толстой). Архіеп. Филаретъ такъ опредѣляетъ Лигарида: “Паисій былъ довольно ученъ, но не слишкомъ дорожилъ совѣстью, любилъ вестъ интриги, былъ хитръ какъ грекъ, но грекъ легкомысленный”.

Незадолго до этого Никонъ остро переживалъ тяжбы съ сосѣдями Воскресенскаго мон. Окольничій Романъ Бабарыкинъ, у котораго онъ въ свое время и купилъ вотчину подъ свой монастырь, захватилъ часть земли и луга, которые обитель считала своими. Архимандритъ монастыря просилъ государя о судѣ. Другой сосѣдъ Иванъ Сытинъ подалъ царю челобитную на крестьянъ Воскресенскаго мон., скосившихъ сѣно на его землѣ, стрѣлявшихъ въ него и покушавшихся разорить его жилище. Не дождавшись царскаго указа, Никонъ приказалъ скосить сѣно на спорномъ лугу, захваченномъ Бабарыкинымъ. Когда прибыли по жалобѣ послѣдняго сыщикъ и подъячій, то монастырскія власти заявили, что “простому человѣку нельзя судить людей Божіихъ, особенно освященныхъ”. Власти рѣшили взять монастырскихъ крестьянъ въ Москву для разспросовъ. Никонъ тогда послалъ до крайности рѣзкое письмо Дарю. Онъ писалъ: “...Откуда ты принялъ такое дерзновеніе — сыскивать о насъ и судить насъ? Какіе тебѣ законы Божіи велятъ обладать нами, рабами Божіими? Не довольно ли тебѣ судить въ правду людей царствія міра сего, о чемъ ты мало заботишься? Въ наказѣ написано твое повелѣніе — взять крестьянъ воскресенскаго монастыря: по какимъ это уставамъ? Надѣюсь, если и поищешь, то не найдешь здѣсь ничего, кромѣ беззаконія и насилія. Послушай Господа ради, что было древле за такую дерзость надъ фараономъ въ Египтѣ, надъ содомлянами, надъ царями Ахаавомъ, Навуходоносоромъ и другими...”. Въ дальнѣйшемъ письмо было наполнено обличеніями и укорами. Митр. Макарій, помѣщая это письмо, пишетъ: “При чтеніи этого письма нельзя не подивиться озлобленію или ослѣпленію Никона. Сколько преувеличеній, неосновательности, неправды въ его словахъ! Какъ будто въ самомъ дѣлѣ онъ удалился съ своей каѳедры потому, что видѣлъ церковь гонимою, и желая положить душу свою за братію свою! Какъ будто онъ отовсюду былъ гонимъ, отовсюду утѣсняемъ! Какъ будто царь не имѣлъ права судить духовныхъ лицъ даже по гражданскимъ дѣламъ, касавшимся ихъ вотчинъ и земельныхъ владѣній, не имѣлъ права требовать для допросовъ даже монастырскихъ крестьянъ!.. Какъ будто онъ за одержанныя побѣды не воздавалъ хвалы Богу! Какъ будто и прежде Алексѣя Михайловича наши владыки ставились не по утвержденію и не по указу великаго государя!...”.

Въ 1662 г. въ недѣлю православія, въ Воскресенскомъ мон. во время обряда, Никонъ торжественно анаѳематствовалъ митрополита Питирима за шествіе на осляти (за то же осужденнаго уже имъ въ 1661 г.), за поставленіе Меѳодія епископа Мстиславскаго и за “досадительное и поносительное къ себѣ слово”. Царь потребовалъ по этому дѣлу мнѣнія отъ архіереевъ. Всѣ, въ томъ числѣ и еп. Каллистъ полоцкій, признали поступокъ Никона несправедливымъ и противоканоничнымъ.

Бояринъ С. Стрѣшневъ, какъ мы знаемъ, задалъ Лигариду до 30 вопросовъ, касавшихся Никона. Тотъ представилъ ему пространные отвѣты. Они стали извѣстны Никону, который поспѣшилъ написать длинное “Возраженіе или разореніе Никона, Божіею милостію, патріарха, противъ вопросовъ боярина Симеона Стрѣшнева, еже написа газскому митрополиту Паисію Лигаридіусу, и на отвѣты Паиеіевы”. Гр. М. Толстой пишетъ: “Въ возраженіяхъ Никона отразилось вполнѣ смятенное, взволнованное до самой глубины, состояніе духа, въ какомъ онъ находился въ то тяжелое время своей жизни. Какъ будто онъ и писалъ ихъ единственно съ тою цѣлію, чтобы вылить на бумагу подавлявшія его ощущенія, которыя ему необходимо было высказать, чтобы сколько-нибудь облегчить себя, а высказать было некому; предположеніе это тѣмъ болѣе вѣроятно, что Никонъ, какъ видно, не имѣлъ намѣренія сдѣлать какое-либо употребленіе изъ написанныхъ имъ возраженій и никому не подавалъ ихъ въ видѣ протеста”.

Разбирая 24-й вопросъ Стрѣшнева Никонъ развиваетъ свою идеологію, ознакомившись съ которой понимаешь, что руководило его дѣйствіями, начиная съ необычнаго восхожденія на патріаршую каѳедру.

Какъ пишетъ митр. Макарій, Никонъ старался доказать, что “священство есть болѣе царства, что священство отъ Бога, помазаніе же на царство отъ священства”. Никонъ писалъ: “Господь Богъ, когда сотворилъ землю, повелѣлъ двумъ свѣтиламъ свѣтить ей, солнцу и мѣсяцу, и чрезъ нихъ показалъ намъ власть архіерейскую и царскую, солнцемъ — власть архіерейскую, мѣсяцемъ — царскую. Солнце свѣтитъ днемъ, какъ архіерей душамъ. А меньшее свѣтило мѣсяцъ, заимствующій свѣтъ отъ солнца, свѣтитъ ночью, т. е. для тѣла: такъ и царь пріемлетъ помазаніе и вѣнчаніе отъ архіерея, по принятіи которыхъ становится ужъ совершеннымъ свѣтиломъ и имѣетъ святѣйшую силу и власть. Такова разность между тѣми двумя лицами во всемъ христіанствѣ. Архіерейская власть во дни, т. е. надъ душами, а царская — въ вещахъ міра сего. Царскій мечъ долженъ быть готовъ на враговъ вѣры православной, когда потребуетъ того архіерейство и все духовенство, и оборонять ихъ отъ всякой неправды и насилія обязаны мірскія власти. Мірскіе нуждаются въ духовныхъ для душевнаго спасенія, духовные въ мірскихъ для обороны. Въ этомъ отношеніи царь и архіерей не выше одинъ другого, но каждый имѣетъ власть отъ Бога... Въ вещахъ же духовныхъ архіерей великій выше царя, и каждый человѣкъ православный долженъ быть въ послушаніи патріарху, потому что онъ отецъ нашъ въ вѣрѣ православной, и ему ввѣрена православная церковь”. Соловьевъ, касаясь этого сужденія Никона, разъясняетъ его, какъ послѣдовавшее въ отвѣтъ на утвержденіе Стрѣшнева, что всесчастливый царь поручилъ Никону надзоръ надъ судами церковными и далъ много привилегій. “Тутъ Никонъ высказалъ свой взглядъ на отношеніе царской власти къ патріаршеской”, говоритъ Соловьевъ, “— взглядъ, который никакъ не сходился съ преданіями Восточной Церкви, утвержденными въ Россіи исторіею”.

Въ концѣ декабря 1662 г. бояре убѣдили царя потребовать отъ Никона свѣдѣнія о состояніи имущества церквей и дома патріаршихъ. Настоятели должны были донести, какія вещи и подарки требовалъ отъ нихъ патріархъ. Раскрытъ былъ его тайный архивъ. Никонъ жаловался горько царю за это оскорбленіе, подчеркивая, что этимъ нарушены тайны совѣсти, ввѣрявшіяся ему, какъ святителю. Царь не могъ не признать справедливость жалобъ Никона, но его огорчалъ рѣзкій тонъ письма, смѣлыя и неумѣренныя обличенія.

Въ 1663 г. снова обострилось дѣло Бабарыкина изъ за того, что послѣдній требовалъ слишкомъ много вознагражденія за свои убытки. Недовольный этимъ Никонъ, собравъ братію въ церковь и положивъ царскую жалованную грамату о монастырскихъ земляхъ подъ крестъ, отслужилъ молебенъ и послѣ него возглашалъ клятвенныя слова изъ псалма 108 противъ обидящихъ. Бабарыкинъ донесъ царю, что Никонъ, выбирая изъ псалма слова проклятія, относилъ ихъ къ государю и въ тотъ же день порицалъ послѣдняго въ своей кельѣ. Набожный государь былъ очень огорченъ этимъ сообщеніемъ. Назначено было разслѣдованіе на мѣстѣ. Въ монастырь прибыли архіепископъ астраханскій Іосифъ, богоявленскій архимандритъ, кн. Никита Одоевскій, Родіонъ Стрѣшневъ и Паисій Лигаридъ. Присутствіе послѣдняго не могло не разсердить Никона, который и обошелся съ нимъ весьма грубо, чѣмъ вызвалъ злобныя выступленія послѣдняго. Въ какой об становкѣ протекало изслѣдованіе и какъ озлоблены были бояре можно судить изъ слѣдующихъ словъ донесенія царю: “только бы онъ (Никонъ) былъ не такова чина, и мы бы и жива его не отпустили”. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Тогда, какъ царь приказалъ вельможамъ-слѣдователямъ обходиться съ п. Никономъ со всѣмъ уваженіемъ, они, окруженные толпами стрѣльцовъ и Десятками чиновниковъ, распоряжались Никономъ по своем, — допрашивали его съ наглою дерзостію, вмѣсто вопросовъ предлагали ему укоризны и брань, запирали его въ кельѣ и жившихъ съ нимъ въ монастырѣ подвергали пыткамъ”. Никонъ доказалъ, что проклиналъ не царя, а обидящаго Бабарыкина. “Я служу за царя молебны, а не проклинаю его на погибель”. Окружавшіе его монахи подтвердили это. Разслѣдованіе не подтвердило доноса. Царь поспѣшилъ успокоить патріарха и потомъ послалъ ему подарки.

Враги патріарха продолжали дѣйствовать противъ него. Лигаридъ письменно совѣтовалъ царю снестись по дѣлу Никона съ Константинопольскимъ патріархомъ. Онъ же приготовилъ вопросы о царской и патріаршей власти, не называя въ нихъ имени Никона, но выбирая случаи, связанные съ нимъ въ томъ видѣ, какъ представляла ихъ враждебная сторона. Царь отправилъ вопросы ко всѣмъ патріархамъ. Въ 1664 г. получены были отвѣты. Митр. Макарій пишетъ: “Соборный свитокъ или грамата восточныхъ патріарховъ, привезенный Мелетіемъ въ двухъ спискахъ, принятъ былъ въ Москвѣ съ великой радостью. На всѣ вопросы по дѣлу Никона здѣсь изложены были такіе отвѣты, что освященному русскому собору оставалось только воспользоваться ими, чтобы порѣшить это дѣло окончательно. Патріархи въ своихъ отвѣтахъ объясняли и утверждали: 1) Царь есть верховный владыка въ своемъ царствѣ и имѣетъ право наказывать всѣхъ, сопротивляющихся ему, своихъ подданныхъ, хотя бы кто изъ нихъ занималъ самое высшее мѣсто въ церкви; въ монархіи должно быть одно начало — царь, а не два, и патріархъ въ вещахъ мірскихъ долженъ покоряться царю наравнѣ съ прочими подданными и не въ правѣ требовать отъ него никакихъ отчетовъ въ его дѣлахъ, а въ вещахъ церковныхъ не долженъ измѣнять древнихъ уставовъ и обычаевъ; если же дерзнетъ сопротивляться царю или измѣнять древніе уставы, то да будетъ лишенъ своего достоинства. 2) Если епископъ или митрополитъ, или патріархъ захочетъ усвоять себѣ какія либо названія, несвойственныя его сану, и именоваться государемъ, увлекаясь гордостію и мірскою славою, то да извергнется; если захочетъ обладать и мірскою властію и священническою честію, да извергнется; ... 5) Если епископъ или патріархъ своею волею отречется отъ своего престола, самъ сложитъ съ себя архіерейскія одежды предъ множествомъ народа, говоря, что не будетъ болѣе архіерействовать, и отойдетъ въ монастырь, то уже не можетъ снова воспріять свой санъ и архіерействовать, а долженъ считаться простымъ инокомъ ... если даже не отречется отъ своего престола, а только своевольно удалится отъ него и безъ благословной причины останется въ удаленіи отъ него болѣе шести мѣсяцевъ, да извержется; если даже будетъ пребывать предѣлахъ своей епархіи, въ какомъ либо монастырѣ или селеніи, болѣе шести мѣсяцевъ вдали отъ своей каѳедры, да извержется, и помѣстный соборъ имѣетъ полное право поставить на эту каѳедру и епархію новаго архіерея ... Въ заключеніе своего соборнаго свитка патріархи помѣстили слѣдующее общее опредѣленіе: “архіерей, который окажется виновнымъ противъ изложенныхъ вопросовъ и отвѣтовъ, да пріиметъ заслуженное наказаніе, и да извержется отъ архіерейскаго достоинства и власти, на мѣсто же его да поставится въ ту епархію другой канонически”. А патріархъ Нектарій, въ своей припискѣ къ свитку, сдѣлалъ поясненіе: “Настоящее опредѣленіе простирается не только на епископа ила митрополита, но и на патріарха; долженъ составиться соборъ, и виновный долженъ быть позванъ на соборъ однажды, дважды, трижды; если явится и дастъ отвѣты, то по отвѣтамъ и судится отъ собора; если же не явится, то соборъ и заочно осудитъ его окончательно”.

Патр. іерусалимскій Нектарій, подписавшій соборный свитокъ, 20 марта отправилъ государю письмо, въ которомъ говорилъ: “намъ кажется, что вы можете покончить дѣло мирнымъ образомъ. Пригласите однажды и дважды киръ Никона, чтобы онъ возвратился на свой престолъ и покажите ему для точнаго соблюденія статьи нашего сборнаго свитка... Если Никонъ окажется преступившимъ эти статьи, но раскается и дастъ обѣщаніе слѣдовать имъ, то достоинъ прощенія ... Просимъ ваше величество не приклонять слуха къ совѣтамъ людей завистливыхъ, особенно если такіе будутъ духовнаго сана... Въ настоящемъ положеніи, когда наша церковь находится подъ игомъ рабства, мы уподобляемся кораблямъ, потопляемымъ безпрестанными бурями, и въ одной вашей русской церкви видѣли какъ-бы Ноевъ ковчегъ для спасенія отъ потопа. А теперь кто внушилъ вамъ отвращеніе отъ мира?.. Помысливъ о семъ, миролюбивѣйшій государь, послѣдуй кротости Давида, воспріими ревность по вѣрѣ православной и постарайся со тщаніемъ вновь возвести законнаго патріарха вашего на престолъ его... Если Никонъ говоритъ, что онъ не отрекался отъ престола, но отъ непокорныхъ, то, очевидно, онъ обличаетъ непокорность народа: покажите жъ къ нему должное повиновеніе, какъ къ строителю благодати ... Онъ не подалъ письменнаго отреченія своему собору, и ваше величество, равно какъ и весь народъ, не принимали этого отреченія...”. Въ заключеніе, однакожъ, Нектарій сказалъ: “если Никонъ, по вторичному приглашенію не согласится возвратиться на свой престолъ, то извольте поступить по правиламъ, указаннымъ въ нашемъ соборномъ свиткѣ: ибо нельзя же столичному городу быть безъ духовнаго пастыря. Необходимо одно изъ двухъ: или возвратить Никона, или на его мѣсто возвести другаго; только гораздо лучше было бы возвратить Никона”. “Къ сожалѣнію”, пишетъ митр. Макарій, “эта грамата Нектарія, почему-то, слишкомъ запоздала и доставлена въ Москву не раньше ноября или декабря того года, а потому не могла уже оказать никакого вліянія на ходъ событій”.

Въ декабрѣ 1664 г. произошло слѣдующее. Бояринъ Никита Зюзинъ, ссылаясь неправильно на близкихъ къ государю Арта- мона Матвѣева и Аѳанасія Ордына-Нащокина, передалъ патріарху желаніе царя о немедленномъ прибытіи его въ Москву, при томъ прямо въ Успенскую церковь. Дать такой совѣтъ побудило Зюзина создавшееся у него и у нѣкоторыхъ другихъ доброжелателей Никона впечатлѣніе, что государь стремится возстановить съ послѣднимъ прежнюю дружбу.

Никонъ въ пустынномъ скиту видѣлъ во снѣ, что сонмъ московскихъ святителей, возставая въ Успенскомъ соборѣ, по зову св. Іоны, вторично возвелъ его на престолъ. Ночью съ 17 на 18 дек. въѣхалъ Никонъ, съ братіей Воскресенскаго мон., въ Москву, торжественно вступилъ въ храмъ Успенія и, приложась къ св. мощамъ и иконамъ, сталъ на патріаршее мѣсто, съ оставленнымъ имъ нѣкогда посохомъ св. митр. Петра. Старецъ митр. Іона Ростовскій, со времени назначенія Питирима въ Новгородъ бывшій мѣстоблюстителемъ, подошелъ къ Никону подъ благословеніе, со всѣми соборянами. Онъ отправился во дворецъ съ вѣстью о возвращеніи патріарха и приглашалъ царя въ храмъ. Это произвело сильную тревогу. Минута была рѣшительная, ибо отъ нея зависѣло или провалъ боярскаго заговора противъ Никона, или конечное его низверженіе. Враги убѣдили царя не принимать патріарха. Митр. Павелъ Крутицкій, князья Одоевскій и Долгорукій пришли въ соборъ и передали Никону царское приказаніе вернуться въ Воскресенскій мон. Огорченный Никонъ сказалъ, что отрясаетъ прахъ съ ногъ своихъ тамъ, гдѣ его не принимаютъ. Онъ вышелъ изъ собора, но взялъ съ собою посохъ св. митр. Петра въ доказательство того, что не съ клятвеннымъ отреченіемъ оставилъ престолъ. Государь приказалъ ему вернуть посохъ, что онъ и выполнилъ, пославъ его непосредственно государю. Зюзинъ былъ сосланъ въ Казань. Митр. Іона лишенъ былъ должности мѣстоблюстителя, которую занялъ митр. Павелъ. Никонъ, видя ясно, что все для него кончено и нѣтъ надежды на примиреніе, заявилъ черезъ нѣкоторое время послѣ поѣздки, что онъ соглашается на избраніе новаго патріарха съ условіемъ, чтобы оставили ему патріаршее титло, а также второе мѣсто на соборахъ, со свободнымъ доступомъ къ царю и общеніемъ со всѣми желающими его посѣщать. Просилъ оставить въ полной его зависимости три созданныя имъ обители. Обѣщалъ онъ, въ случаѣ раскаянія, разрѣшить отъ клятвы всѣхъ, которыхъ онъ подвергнулъ ей (Архіеп. Филаретъ).

Въ это время Алексѣй Михайловичъ послалъ уже приглашеніе восточнымъ патріархамъ прибыть въ Москву для разсмотрѣнія дѣла Никона. Выразили на это согласіе патріархи Паисій александрійскій и Макарій антіохійскій, пріѣзжавшій ранѣе въ Россію. Они встрѣтились въ Шемахѣ, откуда проѣхали въ Астрахань. Остальные отказались отъ поѣздки изъ за состоянія дѣлъ въ своихъ областяхъ и изъ страха передъ турками. Они выдали полномочія Паисію и Макарію. Избранный царемъ надежнѣйшій посланецъ, келарь Чудова мон. Савва, скрыто имъ посланный, добрался до Ѳессалоникъ, гдѣ тогда находился патріархъ Діонисій, оставившій каѳедру и бѣжавшій туда изъ Царьграда. Савва тайно посѣтилъ патріарха и сказалъ ему: “Святый владыко! Царь Алексѣй Михайловичъ молитъ тебя, приди въ Москву, благослови домъ его, и разныя нужныя вещи исправь. Рѣши: что дѣлать царю, умолять ли Никона патріарха, чтобы возвратился, или другаго поставить?” Діонисій отвѣчалъ: “Ѣхать въ Москву никакъ не могу. Благословляю государя, чтобъ или онъ простилъ Никона, или другаго поставилъ, смиреннаго и кроткаго; если онъ боится другаго поставить, то мы принимаемъ грѣхъ на свои головы; царь самодержецъ: все ему возможно”. Призналъ Діонисій, что онъ и патр. Нектарій написали двѣ граматы слово въ слово, руки свои приложили и послали въ Александрію и Антіохію. Царь могъ теперь убѣдиться, что ему доставленъ былъ вѣрный соборный свитокъ. Получилъ онъ отъ патріарха отвѣтъ и на другой волновавшій его вопросъ. “А Паисій Лигаридъ — лоза не константинопольскаго престола; я его православнымъ не называю, ибо слышу отъ многихъ, что онъ папежникъ, лукавый человѣкъ”. Діонисій сказалъ, что отвергъ просьбу Лигарида именовать его экзархомъ. Послѣ этого заявленія Діонисія Лигаридъ не заикался болѣе о своемъ экзаршествѣ и на послѣдующихъ соборахъ въ Москвѣ подписывался ниже митрополитовъ русскихъ и греческихъ.

Передъ предстоявшимъ въ Москвѣ соборомъ Никонъ значительно ухудшилъ свое положеніе, попытавшись отправить тайную грамату восточнымъ патріархамъ, оправдывая свои дѣйствія. Грамата, которую онъ пытался отправить со своимъ родственникомъ Марисовымъ черезъ Кіевъ, была захвачена въ началѣ января 1666 года. Грамата содержала рядъ жалобъ на царя. Соловьевъ пишетъ: “Письмо это всего болѣе раздражило царя противъ Никона: если и прежде Никонъ не щадилъ жесткихъ выраженій относительно Алексѣя Михайловича, то это было дѣло свое, домашнее, о которомъ знали свои, немногіе; а теперь Никонъ рѣшился выставить въ черномъ свѣтѣ поведеніе государя относительно себя, относительно Церкви и всего народа передъ чужими, и именно передъ людьми, добрымъ именемъ которыхъ, по религіозности своей, Алексѣй Михайловичъ очень дорожилъ. Въ сильномъ волненіи и съ досадою читалъ онъ это письмо, что видно изъ собственноручныхъ замѣтокъ его на поляхъ; такъ напримѣръ, противъ того мѣста, гдѣ Никонъ говоритъ, что тяжкія дани, налагаемыя царемъ на народъ, не приносятъ никакой пользы, Алексѣй Михайловичъ написалъ: “А у него льготно и что въ пользу?”.

2 ноября 1666 г. прибыли въ Москву патріархи Паисій александрійскій и Макарій антіохійскій, имѣя полномочія остальныхъ патріарховъ. Цѣлый мѣсяцъ шли торжественные пріемы и ознакомленіе прибывшихъ съ дѣломъ. Присутствовали на соборѣ царь, два патріарха, четыре русскихъ митрополита, шесть греческихъ, одинъ грузинскій и одинъ сербскій, шесть нашихъ и два греческихъ архіепископа, пять епископовъ, болѣе пятидесяти архимандритовъ, игуменовъ и протоіереевъ; присутствовалъ весь сѵнклитъ царскій. Всѣхъ собраній собора было восемь: три — предварительныхъ или приготовительныхъ, четыре — посвященныхъ самому суду надъ Никономъ (два — заочному и два суду въ присутствіи подсудимаго), и одно — заключительное, на которомъ происходило только объявленіе и исполненіе судебнаго приговора.

Патріархъ Никонъ, призванный на соборъ, приготовился къ нему елеосвященіемъ и принятіемъ св. Таинъ. По чину патріаршескому, съ предшествующимъ крестомъ, на чемъ онъ настоялъ, явился онъ 1 дек. на соборъ, засѣдавшій въ столовой избѣ у государя. Всѣ присутствующіе встали. Онъ прочелъ входную: “Достойно есть” и сотворилъ отпустъ; трижды поклонился царю до земли, потомъ дважды патріархамъ до земли, всѣмъ другимъ сдѣлалъ обычный поклонъ. Не видя для себя мѣста наравнѣ съ патріархами, не хотѣлъ сѣсть на указанное ему, которое было съ прочими архіереями безъ возглавія и подножія, и стоя слушалъ обвиненія въ теченіе нѣсколькихъ часовъ. Гр. М. В. Толстой пишетъ: “Обвинителемъ явился самъ царь. Весь взволнованный, въ слезахъ, стоялъ онъ предъ святителями, произнося обвиненія на своего бывшаго душевнаго друга, жаловался на самовольное удаленіе патріарха, на осьмилѣтнюю церковную смуту по его винѣ, отрицалъ всякую вражду къ нему со своей стороны. Еслибы въ эту минуту Никонъ рѣшился сдѣлать одинъ добрый, уступчивый шагъ, царь Алексѣй Михайловичъ, по всей вѣроятности, здѣсь же на соборѣ искренно примирился бы съ нимъ. Но крутой, чуждый смиренія, неуступчивый нравъ не допустилъ Никона сдѣлать этого шага; онъ отвѣчалъ, что ушелъ отъ царскаго гнѣва, но въ свою же епархію и патріаршества не оставлялъ. Царь представилъ Собору перехваченное письмо Никона къ патріарху цареградскому и жаловался на безчестіе. Никонъ отвѣчалъ, что письмо это написалъ духовно и тайно къ своему брату, и не его вина, что написанное тайно дѣлается явнымъ”. Архіеп. Филаретъ отмѣчаетъ, что изъ іерарховъ болѣе всего нападали на Никона Иларіонъ рязанскій и Меѳодій Мстиславскій, котораго тотъ не допускалъ до епископскаго сана. Изъ бояръ выступалъ кн. Долгорукій. Никонъ отвѣчалъ свободно, но не спокойно.

Засѣданіе, начатое въ третьемъ часу дня, окончилось во второмъ ночи, утомивъ особенно царя и Никона, которые болѣе всѣхъ выступали, все время оставаясь на ногахъ. Основными вопросами, подлежавшими сужденію, были: самовольное отреченіе Никона отъ престола и содержаніе письма его къ патріархамъ. Митр. Макарій пишетъ: “Изъ разспросовъ по первому обвиненію уяснилось, что Никонъ оставилъ свою каѳедру и церковь единственно изъ-за гнѣва государя къ нему лично, — причина совершенно недостаточная: если и былъ на него гнѣвъ государя, то ему, Никону, Слѣдовало, какъ справедливо замѣтили ему патріархи, посовѣтоваться съ архіереями и бить челомъ государю, просить у него прощенія, а не покидать церковь, и на такое долгое время. Изъ допросовъ по второму обвиненію или, что тоже, изъ чтенія граматы никоновой къ патріарху Діонисію, хотя обнаружилось, что не все Никонъ написалъ про царя неправду, и по нѣкоторымъ дѣламъ объясненія, высказанныя на соборѣ царемъ, нельзя признать удовлетворительными, но обнаружилось также, что Никонъ дѣйствительно написалъ про государя важныя укоризны, клеветы, неправды, которыя подтвердить чѣмъ либо отказался: напримѣръ, будто царь вмѣшивался въ архіерейскія дѣла, будто онъ изъ-за Никона многихъ мучилъ, посылалъ въ заточеніе; будто, за нападки на Уложеніе, его, Никона, много разъ хотѣли убить и проч. Обнаружилось еще, что Никонъ самъ собою, безъ собора, низложилъ и подвергъ жестокому наказанію епископа коломенскаго Павла, и нанесъ въ своей граматѣ къ Діонисію безчестіе не одному государю, но и всѣмъ сынамъ русской церкви, якобы они уклонились отъ восточнаго православія и соединились съ римскимъ костеломъ”. Слѣдующее судебное засѣданіе происходило 3 дек. “Никонъ не былъ приглашенъ, вѣроятно, потому, что теперь не предлагалось никакихъ новыхъ обвиненій противъ него, а только подтверждались, пояснялись и обсуждались прежнія, по которымъ онъ уже былъ допрошенъ въ предшествовавшемъ засѣданіи, и только доканчивалось то, чего тогда не успѣли кончить: судъ теперь былъ заочный”. Царь жаловался патріархамъ на Никона, наименовавшаго всѣхъ еретиками. “Разсудите нашу жалобу и очистите меня и освященный соборъ и всѣхъ православныхъ христіанъ нашего царства отъ того никонова названія”. Патріархи, заявивъ, что Никонъ и ихъ назвалъ еретиками, разъ они къ еретикамъ пришли творить судъ, изрекли: “По правиламъ св. апостоловъ и св. отцевъ, кто на кого клевещетъ или кого обвиняетъ въ какомъ либо зломъ дѣлѣ, и не докажетъ обвиненія, тотъ самъ подвергается наказанію, какого заслуживалъ бы обвиняемый имъ, еслибы оказался виновнымъ; а кто взведетъ на кого еретичество, и не докажетъ, такой клеветникъ достоинъ, если священникъ, изверженія, а если мірянинъ, проклятія. Никонъ назвалъ тебя, государя, и всѣхъ у васъ православныхъ христіанъ еретиками, и мы будемъ судить его по правиламъ св. апостоловъ и св. отцевъ”.

На четвертомъ судебномъ засѣданіи 5 дек. Никонъ присутствовалъ. Обсуждался вновь подробнѣе вопросъ объ отреченіи Никона, отъ патріаршаго престола. Оглашался соборный свитокъ восточныхъ патріарховъ. Никонъ оспаривалъ одно изъ правилъ, въ немъ приведенное, котораго, яко бы, въ русской кормчей нѣтъ. Ему было указано, что оно помѣщено и въ русской кормчей. “Кормчая книга не при мнѣ напечатана”, заявилъ онъ. Дѣйствительно, она была напечатана при патр. Іосифѣ, но исправлена и роздана при немъ.

Въ заключеніе александрійскій патріархъ, обратившись къ Никону, произнесъ слова 84 апостольскаго правила: “аще кто досадитъ царю не по правдѣ, да понесетъ наказаніе, и, аще таковой будетъ изъ клира, да будетъ изверженъ отъ священнаго сана”. “Послѣ этого патріархи спросили архіереевъ и весь освященный соборъ: какому наказанію подлежитъ патріархъ Никонъ по канонамъ церкви?” пишетъ митр. Макарій. “И всѣ архіереи, сперва греческіе, потомъ русскіе, и весь освященный соборъ отвѣчали: “да будетъ изверженъ изъ священнаго сана”. Тогда оба патріарха, поднявшись съ своихъ мѣстъ, отъ имени всѣхъ четырехъ восточныхъ патріарховъ и всего освященнаго собора, сказали Никону: “нынѣ тебя, Никона, бывшаго патріарха, по правиламъ св. апостолъ и св. отецъ, извержемъ, и отселѣ не будеши патріархъ, и священная да не дѣйствуеши, но будеши, яко простой монахъ”.

Патріархъ Никонъ былъ обвиненъ въ слѣдующемъ: 1) самовольно оставилъ онъ патріаршій домъ и удалился въ Воскресенскій мон. 2) по причинѣ удаленія его заведены были разныя слѣдствія, отъ которыхъ многіе пострадали 3) досаждалъ государю, препирался съ самымъ соборомъ и не былъ покоренъ 4) митрополита газскаго называлъ еретикомъ и мятежникомъ 5) безъ соборнаго суда подвергалъ запрещенію нѣкоторыхъ епископовъ и лишалъ епархій 6) нѣкоторыхъ изъ своихъ подчиненныхъ, по удаленіи отъ престола, наказывалъ жестоко. Архіеп. Филаретъ, приводя эти данныя, добавляетъ: “Митр. Платонъ справедливо замѣтилъ, что другое, пространное обвиненіе Никона не было собственно опредѣленіемъ собора, а только манифестомъ гражданскимъ. Причина послѣднему была въ обстоятельствахъ. Народъ уважалъ Никона, несмотря на происки бояръ, и послѣдніе боялись, не сдѣлалось бы волненіе въ народѣ за Никона. Посему то, когда послѣ собора удалили Никона изъ Москвы, окружили его многочисленною стражею. По той же причинѣ сочли нужнымъ объясниться съ народомъ о Никонѣ, какъ можно пространнѣе и рѣзче.”

Судебное дѣло Никона поражаетъ тѣмъ, что, наряду съ важными обвиненіями, ему предъявленными: самовольное оставленіе патріаршей каѳедры, съ проистекавшей отъ этого смутой и большимъ ущербомъ для Церкви, самостоятельное устраненіе и ссылка епископа Павла, мѣстопребываніе котораго оставалось неизвѣстнымъ и во время соборнаго суда, оскорбительная и во многомъ неосновательная жалоба его на царя константинопольскому патріарху, — выдвигались и незначительныя ошибочныя его дѣйствія. Съ другой стороны, Никонъ, подымавшій важный вопросъ о законности Монастырскаго приказа и объ его дѣйствіяхъ, говорилъ о мелкихъ обидахъ и даже жаловался на Стрѣшнева, научившаго свою собачку подражать ему[22]) Рѣшаемся сдѣлать выводъ, что у Никона никакихъ серьезныхъ основаній къ оставленію имъ въ 1658 г. патріаршества не было, никакому гоненію со стороны добраго и миролюбиваго царя онъ не подвергался, и только поколебалось прежнее исключительное дружеское отношеніе къ нему Алексѣя Михайловича, которое въ любой моментъ могло и вернуться.

12 дек. всѣ архіереи и прочія духовныя особы собрались въ кельяхъ патріарховъ въ Чудовомъ мон., куда они еще ранѣе переѣхали съ кирилловскаго подворья. Государь отсутствовалъ, приславъ нѣсколькихъ бояръ. Всѣ перешли въ Благовѣщенскую церковь сей обители, гдѣ облачились въ мантіи. Туда прибылъ Никонъ. Послѣ краткаго молебствія былъ оглашенъ по-гречески и по-русски соборный приговоръ или “объявленіе о низложеніи Никона”. Дальнѣйшее Соловьевъ излагаетъ такъ: “Когда вины были объявлены, патріархъ Александрійскій снялъ съ Никона клобукъ и панагію, и сказалъ ему, чтобъ впередъ патріархомъ не назывался и не писался, назывался бы просто монахомъ Никономъ, въ монастырѣ бы жилъ тихо и безмятежно, и о своихъ согрѣшеніяхъ молилъ Всемилостиваго Бога. “Знаю я и безъ вашего поученія, какъ жить”, отвѣчалъ Никонъ, “а что вы клобукъ и панагію съ меня сняли, то жемчугъ съ нихъ раздѣлите по себѣ, достанется вамъ жемчугу золотниковъ по пяти и по шести, да золотыхъ по десяти. Вы султанскіе невольники, бродяги, ходите всюду за милостынею, чтобъ было чѣмъ заплатить дань султану. Откуда взяли вы эти законы? Зачѣмъ вы дѣйствуете здѣсь тайно, какъ воры въ монастырской церкви, въ отсутствіи царя, думы и народа? При всемъ народѣ упросили меня принять патріаршество; я согласился, видя слезы народа, слыша страшныя клятвы царя; поставленъ я въ патріархи въ соборной церкви, предъ всенароднымъ множествомъ; а если теперь захотѣлось вамъ осудить насъ и низвергнуть, то пойдемъ въ ту же церковь, гдѣ я принялъ пастырскій жезлъ, и если окажусь достойнымъ низверженія, то подвергните меня, чему хотите”. Ему отвѣчали, что все равно въ какой-бы церкви ни было произнесено опредѣленіе Собора, лишь было бы оно по совѣту государя и всѣхъ архіереевъ. На Никона надѣли простой клобукъ, снятый съ греческаго монаха; но архіерейскаго посоха и мантіи у него не взяли, страха ради народнаго, по однимъ извѣстіямъ, по просьбѣ царя — по другимъ”. Митр. Макарій дополняетъ: “Выходя изъ церкви, въ которой выслушалъ соборный приговоръ надъ собою, Никонъ говорилъ въ слухъ народа, толпившагося вокругъ: “погибла ты, правда, господствуетъ ложь; не слѣдовало тебѣ, Никонъ, такъ смѣло говорить правду царю и боярамъ, а льстить имъ и угождать, и ты не дожилъ бы до такого осужденія”. Въ саняхъ онъ проѣхалъ на подворьѣ, гдѣ проживалъ. На другой день царь прислалъ Никону серебряныя деньги и различныя одежды, собольи и лисьи, для дороги, и просилъ благословенія. Никонъ дары не принялъ, благословенія не далъ, сказавъ посланному: “еслибы благовѣрный царь желалъ отъ насъ благословенія, онъ не явилъ намъ такой немилости”. 21 дек. онъ прибылъ въ Ѳерапонтовъ монастырь.

Патріархи, осудившіе вмѣстѣ съ соборомъ Никона, увѣдомили объ этомъ граматами патріарховъ Нектарія іерусалимскаго и новаго константинопольскаго Парѳенія ІV, изложивъ ходъ дѣла. Митр. Макарій отмѣчаетъ: “Достойно замѣчанія: въ обѣихъ своихъ граматахъ патріархи Паисій и Макарій упоминаютъ, что они, вмѣстѣ съ соборомъ, судили и осудили Никона согласно съ извѣстнымъ свиткомъ, составленнымъ всѣми четырьмя патріархами, и тѣмъ свидѣтельствуютъ, что не они одни, а и два остальные патріарха, цареградскій и іерусалимскій, участвовали въ этомъ судѣ и осужденіи”.

Митр. Макарій пишетъ: “Сохранилось, хотя краткое, но драгоцѣнное сужденіе о судѣ и приговорѣ надъ Никономъ одного изъ лицъ, участвовавшихъ въ этомъ судѣ и подписавшихъ этотъ приговоръ, именно черниговскаго епископа Лазаря Барановича, мужа сколько просвѣщеннаго, столькоже благочестиваго, и не имѣвшаго никакихъ побужденій относиться къ Никону непріязненно и несправедливо. Въ письмѣ своемъ къ кіевопечерскому архимандриту Иннокентію Гизелю, тотчасъ по возвращеніи съ московскаго собора, Барановичъ писалъ: “Бывшаго патріарха низложило собственное его упорство. Онъ самовольно отказался отъ престола; всенародно, въ виду клира и народа, сложилъ съ себя патріаршескія отличія, и что онъ самъ отказался, въ томъ дерзновенно и признаніе учинилъ, слагая причину удаленія своего съ престола на гнѣвъ царскій; но смиреніе все побѣдило бы. Надобно было изумляться благодушію и кротости царя; заливаясь слезами, онъ исторгалъ слезы у зрителей. Доказано было со стороны царя, что Никонъ, не подвергаясь никакому преслѣдованію, незаконно оставилъ свою паству. Смиреніе одержало бы верхъ; но оно вовсе оскудѣло: въ порывѣ гнѣва Никонъ укорялъ и восточныхъ патріарховъ въ томъ, что они, лишившись своихъ престоловъ, беззаконно требуютъ его къ суду; всѣхъ противъ себя возставилъ ... Изложены были (предъ соборомъ) противозаконные его поступки, жестокое управленіе его клиромъ, низверженіе имъ собственною своею властію одного епископа, что послужило причиной скоропостижной смерти его отъ умопомѣшательства. Приговоръ собора прочитанъ былъ всенародно, сперва на греческомъ, а потомъ на славянскомъ языкѣ, въ домовой церкви у патріарховъ. Послѣ того велѣли Никону снять свой клобукъ, украшенный серафимомъ; но онъ не послушался. Тогда александрійскій патріархъ, какъ вселенскій судія, самъ сбросилъ съ него клобукъ и надѣлъ на него простой, дабы показать, что съ этого времени онъ монахъ- простецъ. Зрѣлище было изумительное для глазъ и ужасное для слуха. Я страдалъ и издыхалъ отъ ударовъ, переносилъ ужасы и упалъ духомъ, когда погасло великое свѣтило”.

Патріархи совершали богослуженія 21 декабря, въ день памяти свят. Петра митрополита московскаго, на Рождество Христово, Крещеніе Господне. Когда, послѣ праздниковъ, архіереи собрались въ патріаршемъ дворцѣ для подписанія акта о низложеніи Никона, то выяснилось, что нѣкоторыхъ изъ нихъ смущаетъ одно мѣсто въ свиткѣ восточныхъ патріарховъ. Русскіе архіереи поняли, что здѣсь унижена неправильно патріаршая власть предъ царской. Возникли споры. Особенно возражали главные противники Никона, митрополиты крутицкій Павелъ, блюститель патріаршества, и рязанскій Иларіонъ. Въ запискѣ, представленной ими патріархамъ въ объясненіе своихъ сомнѣній, было высказано и слѣдующее: “вы находитесь подъ властію невѣрныхъ агарянъ, и если страдаете, то за ваше терпѣніе и скорби да воздастъ вамъ Господь. А мы, которыхъ вы считаете счастливыми, какъ живущихъ въ православномъ царствѣ, мы трикратно злополучны; мы терпимъ въ своихъ епархіяхъ всякаго рода притѣсненія и несправедливости отъ бояръ, и хотя большею частію стараемся скрывать и терпѣливо переносить эти неправды, но мы ужасаемся при мысли, что зло, съ теченіемъ времени, можетъ увеличиваться и возрастать, особенно если будетъ утверждено за постоянное правило, что государство выше церкви. Мы вполнѣ довѣряемъ нашему доброму и благочестивѣйшему царю Алексѣю Михайловичу, но мы опасаемся за будущее ...”. Послѣ обсужденія этого вопроса патріархи сказали: “пусть будетъ заключеніемъ и результатомъ всего нашего спора мысль, что царь имѣетъ преимущество въ политическихъ дѣлахъ, а патріархъ въ церковныхъ”. Всѣ рукоплескали и взывали: “многая лѣта нашему побѣдоносному государю, многая лѣта и вамъ, святѣйшіе патріархи!” (Митр. Макарій).

Въ Ѳерапонтовомъ монастырѣ Никонъ сначала пребывалъ въ жестокой тѣснотѣ, при чемъ у него отобрали мантію и посохъ архіерейскій. Отвергалъ онъ знаки участія царя и отсылалъ обратно его дары. Только въ день св. Пасхи, въ 1667 г., онъ, пригласивъ, послѣ литургіи, архимандрита, полковника Наумова и многихъ изъ братіи, наполнилъ чашу виномъ и произнесъ: “да не до конца пребудетъ вражда наша съ государемъ, се нынѣ питіе сіе про здравіе благочестивѣйшаго царя со всѣми вкушаю и впредь присланнымъ отъ него отрицатися не буду”. Царь же не забывалъ его. Соловьевъ пишетъ: “Сильно раздраженный письмомъ Никона къ патріархамъ, Алексѣй Михайловичъ схватился враждебно на Соборѣ съ прежнимъ своимъ собиннымъ пріятелемъ, когда увидалъ его лицомъ къ лицу, также гнѣвнаго, по-прежнему гордаго, неуступчиваго, скораго на обиду. Но когда дѣло кончилось, приговоръ былъ произнесенъ — и, вмѣсто святѣйшаго патріарха, великаго государя Никона, въ воображеніи царя явился бѣдный монахъ Никонъ, ссыльный въ холодной пустыни Бѣлозерской, гнѣвъ прошелъ, прежнее начало пробуждаться: Алексѣю Михайловичу стало жалко, ему стало страшно... Въ религіозной душѣ царя поднимался вопросъ: по христіански-ли поступилъ онъ, не долженъ ли онъ искать примиренія съ Никономъ, хотя и не былъ въ-правѣ измѣнять приговора соборнаго?”. По волѣ царя положеніе Никона въ монастырѣ улучшилось. Ему позволено было имѣть свою церковь, въ которой богослуженія совершали послѣдовавшіе за нимъ добровольно въ заточеніе священноиноки, его патріаршаго рукоположенія. Любя труды подвижническіе, Никонъ совершалъ ихъ и теперь. Расчищалъ онъ лѣсистые участки, разрабатывалъ поле для хлѣба и овса.

Никона все болѣе почитали въ монастырѣ. Толпы народа стекались къ нему за благословеніемъ. Но враги не унимались и, во время бунта Разина, пустившаго слухъ, что у него находятся умершій царевичъ Алексѣй и Никонъ, добились допроса послѣдняго. Царь продолжалъ присылать Никону подарки и они обмѣнивались граматами. Радовался Никонъ второму браку царя, женившагося на Наталіи Кирилловнѣ Нарышкиной, и рожденію царевича Петра. Въ своей духовной Алексѣй Михайловичъ писалъ: “отъ отца моего духовнаго, великаго господина святѣйшаго Никона іерарха и блаженнаго пастыря — аще же и не есть нынѣ на престолѣ, Богу такъ изволившу — прощенія прошу и разрѣшенія”. Извѣщенный о послѣдовавшей въ 1676 г. кончинѣ царя, Алексѣя, Никонъ прослезился и, обративъ взоры къ небу, сказалъ: “воля Господня да будетъ! Аще бо здѣ съ нами прощенія не получи, но въ страшное пришествіе Господне судитися имать”. Когда, прибывшій съ печальной вѣстью Ѳедоръ Лопухинъ, упрашивалъ его дать покойному государю письменное прощеніе, Никонъ отвѣчалъ: “Подражая учителю своему Христу, повелѣвшему оставлять грѣхи ближнимъ, я говорю: Богъ да проститъ покойнаго, но письменнаго прощенія не дамъ, потому что онъ при жизни своей не освободилъ насъ отъ заточенія”.

Съ воцареніемъ Ѳеодора Алексѣевича удаленъ былъ изъ Москвы, благоволившій къ Никону, ранѣе вліятельный бояринъ Арта- монъ Матвѣевъ, потеряли значеніе его доброжелатели Нарышкины. Первенствующее значеніе при дворѣ сначала получили родственники первой супруги царя Алексѣя, матери Ѳеодора, Милославскіе и Хитрово, враги Никона. Его перевели въ болѣе тяжкое заточеніе въ Кирилловъ мон. “Тяжка была жизнь Никона въ Кирилловѣ.” пишетъ гр. М. В. Толстой. “Здѣсь предстоялъ низложенному первосвятителю послѣдній періодъ испытанія, изъ котораго вышелъ онъ какъ злато, искушенное въ горнилѣ. Никону суждено было, въ первые годы своего заключенія въ Кирилловѣ, страдать ежедневно отъ угара въ дымныхъ кельяхъ, гдѣ его затворили подъ крѣпкой стражею, такъ что онъ едва не скончался отъ невыразимаго томленія, пока не были построены для него новыя келліи. Изнуренный старецъ помышлялъ о вѣчности и желалъ только послѣдней отрады: успокоиться подъ сѣнію созданной имъ обители новаго Іерусалима. Все житейское въ немъ уже перекипѣло, и послѣдняя даже искра мірская угасла въ Кирилловѣ, во время пятилѣтняго тяжкаго заключенія.”

Къ Никону недоброжелательно относился патр. Іоакимъ. Позднѣе вліяніе Милославскихъ ослабло; въ противовѣсъ патр. Іоакиму дѣйствовалъ бывшій воспитатель Ѳеодора, іеромонахъ Симеонъ Полоцкій, почитавшій Никона. Съ большой любовью всегда относилась къ нему мудрая тетка царя, царевна Татьяна Михайловна. Она убѣдила государя посѣтить забытую Воскресенскую обитель, гдѣ ему была вручена челобитная братіи о возвращеніи ея основателя. Пораженный величіемъ монастырскихъ сооруженій, начатыхъ по образцу св. Гроба, царь велѣлъ продолжить ихъ и, движимый состраданіемъ, предложилъ собору дозволить старцу Никону умереть въ начатой имъ обители. Патріархъ долго не соглашался, но вѣсть о принятіи Никономъ схимы и его совершенномъ изнеможеніи тронула его сердце.

Въ самый тотъ день, когда пришло въ Кирилловъ мон. разрѣшеніе царя и патріарха, Никонъ, еще заранѣе, по тайному предчувствію, готовился въ путь и, къ общему изумленію, велѣлъ собираться своей келейной братіи. Съ трудомъ посадили въ сани совсѣмъ больного старца, чтобы влечь по землѣ до струга на р. Шекснѣ, по которой его довезли до Волги. Здѣсь привѣтствовали его посланные отъ братіи Воскресенскаго мон. Плывя по Волгѣ, Никонъ велѣлъ причалить къ Толгскому мон. и, изнемогая, причастился запасныхъ Даровъ. Тамъ въ Ярославлѣ, вышли къ нему на срѣтеніе игуменъ и братія Толгскаго мон., а также, пришедшій просить прощенія, сосланный туда, архим. Сергій, чрезвычайно грубо содержавшій Никона подъ стражей во время суда. Со слезами палъ онъ къ ногамъ умиравшаго Никона и испросилъ прощеніе. Жители ярославскіе стеклись къ рѣкѣ и, съ плачемъ припадая къ нему, просили благословенія. Одни влекли вдоль берега стругъ, другіе, бросаясь въ воду, имъ помогали. Такъ стругъ причалилъ къ обители всемилостиваго Спаса. Изнемогающій страдалецъ не могъ уже говорить, а только давалъ всѣмъ руку. Царскій дьякъ велѣлъ перевести стругъ на другой берегъ, чтобы избавиться отъ толпы народной. Ударили въ колоколъ къ вечернѣ. Озираясь, будто кто пришелъ къ нему, Никонъ оправилъ себѣ волосы, браду и одежды, какъ бы готовясь въ дальній путь. Духовникъ съ братіей прочитали отходныя молитвы. Никонъ, распростершись на одрѣ и сложивъ крестообразно руки, вздохнулъ и отошелъ 17 августа 1681 г. съ миромъ (Гр. М. В. Толстой).

Царь Ѳеодоръ, не зная еще о его преставленіи, послалъ на встрѣчу свою карету. Узнавъ, что въ завѣщаніи усопшій назначилъ его своимъ душеприказчикомъ и во всемъ на него положился, государь съ умиленіемъ сказалъ: “если такъ святѣйшій Никонъ патріархъ возложилъ на меня всю надежду, воля Господня да будетъ, и я его въ забвеніи не положу”. Онъ велѣлъ везти тѣло въ Новый Іерусалимъ. Патр. Іоакимъ не пожелалъ воздать усопшему почестей святительскихъ, какъ лишенному сана восточными патріархами. Государь же убѣдилъ митр. новгородскаго Корнилія дѣйствовать при погребеніи, и самъ, участвуя въ обрядѣ, несъ на раменахъ своихъ гробъ отъ Елеонскаго креста, гдѣ нѣкогда Новымъ Іерусалимомъ нарекалась обитель, до могилы на Голгоѳѣ. Царь Ѳеодоръ, скончавшійся въ 1682 г. черезъ восемь мѣсяцевъ послѣ Никона, успѣлъ испросить усопшему разрѣшительныя граматы четырехъ патріарховъ. Они, признавая церковныя заслуги Никона, граматами своими разрѣшили, чтобы имя его опять было включено въ священный ликъ патріарховъ, ибо этотъ великій мужъ русской Церкви всегда былъ достоинъ своего высокаго сана, хотя временно испыталъ искушенія и скорби.

Преемники патріарха Никона.

Выборы новаго патріарха происходили 31 января 1667 г. Въ Чудовомъ мон. къ патріархамъ собрались архіереи, архимандриты, игумены и множество прочаго клира. Сначала избрали 12 кандидатовъ, въ числѣ которыхъ трое были епископы, а остальные архимандриты и игумены. Потомъ изъ нихъ, “не безъ вѣдома” государя, избрали трехъ. Архіереи, съ антіохійскимъ патріархомъ во главѣ (александрійскій былъ боленъ), отправились къ государю во дворецъ. По прочтеніи списка кандидатовъ, царь, послѣ недолгаго совѣщанія съ патр. Макаріемъ, указалъ на перваго кандидата, архимандрита Троицкаго Сергіева мон. Іоасафа. Дряхлый старецъ началъ-было отказываться, ссылаясь на свои лѣта, отсутствіе учености и способности къ церковнымъ дѣламъ. Но государь, не безъ слезъ, упросилъ старца покориться волѣ Божіей. 10 февраля, въ недѣлю мясопустную, въ Успенскомъ соборѣ состоялось, съ участіемъ патріарховъ Паисія и Макарія, поставленіе на патріаршество Іоасафа II.

По окончаніи первой седмицы великаго поста вновь открылись засѣданія большого московскаго собора 1666 года. Во время своихъ засѣданій соборъ, который можетъ быть сравненъ съ Стоглавымъ, успѣлъ отозваться на всѣ главные вопросы времени и постарался рѣшить тѣ изъ нихъ, которые особенно касались государственнаго положенія Церкви, церковнаго управленія и состоянія церковнаго чина. Осудивъ великое государствованіе Никона, его чрезмѣрныя притязанія и нѣкоторыя частныя распоряженія, напр. образованіе имъ особаго, лично ему принадлежащаго, удѣла изъ трехъ монастырей, возвративъ незаконно отобранныя для нихъ вотчины и подчинивъ эти обители мѣстнымъ архіереямъ, — соборъ призналъ, однако, справедливымъ основной взглядъ Никона на государственное положеніе Церкви и на монастырскій приказъ. Запрещено было патріарху носить титулъ великаго государя и вступаться въ мірскія дѣла, но, въ то же время, была подтверждена прежняя независимость церковнаго вѣдомства отъ мірскаго суда. Духовныхъ лицъ не велѣно было “вовлачать въ мірскія судилища” не только по дѣламъ гражданскимъ, но, до снятія сана, и по уголовнымъ. Епископамъ было указано, чтобы духовенство и міряне по брачнымъ и подобнымъ дѣламъ судились въ ихъ судахъ только духовными лицами. Вслѣдствіе этого при архіерейскихъ кафедрахъ стали заводиться духовные приказы изъ судей духовнаго сана. Признана была слабость церковной власти, происходившая отъ непомѣрной величины епархій. Соборъ рѣшилъ увеличить число епархій и выразилъ пожеланіе о болѣе частыхъ совѣщаніяхъ епархіальныхъ архіереевъ въ Москвѣ. Выяснилось множество церковныхъ нестроеній, вызванныхъ прежде всего невѣжествомъ духовенства. Соборъ настаивалъ на усиленіи духовнаго образованія духовенства и на возвышеніи его внѣшняго положенія. Отмѣчалось, что крайнее развитіе наслѣдственности церковныхъ мѣстъ породило своеобразный взглядъ духовенства на церкви, какъ на свою частную собственность. Доходило до того, что у кого изъ причта не было для наслѣдія мѣста родственниковъ, тотъ продавалъ свое мѣсто чужимъ за деньги. Соборъ строго возсталъ противъ такого корчемства церквами и распорядился, чтобы прихожане выкупали ихъ у причтовъ, дабы святыя Божія церкви были свободны. Для возвышенія значенія духовенства указано было носить ему приличное одѣяніе, не участвовать въ пьяныхъ свадебныхъ поѣздахъ, не пьянствовать, не срамословить, не мздоимствовать за совершеніе таинствъ, особенно таинства причащенія, не вдаваться въ недозволенные священному сану торги и промыслы, не бродяжничать. Бродячее и крестцовое духовенство обратило на себя особенное вниманіе, т. к. замѣчено было въ незаконныхъ священнодѣйствіяхъ и въ потворствѣ расколу. Въ цѣляхъ уменьшенія безмѣстнаго духовенства соборомъ было отмѣнено старинное запрещеніе службы вдовымъ священникамъ. Относительно монашествующаго духовенства приняты были мѣры противъ его размноженія ради тунеядства и уклоненія отъ службы и тягла. Соборъ подтвердилъ запрещеніе Уложенія постригающимся отдавать въ монастыри вкладомъ свои вотчины, а также владѣть вотчинами послѣ постриженія. Соборъ высказался даже противъ всякихъ вкладовъ за постриженіе. Установлены были строгія правила противъ бродяжничества монаховъ и монахинь, проживанія ихъ въ мірскихъ домахъ и пр. Обличены были лже-юродивые и пустосвяты, производившіе соблазнъ среди простого народа (Знаменскій).

Соборъ осудилъ и отмѣнилъ распоряженіе Никона (1655 г.), чтобы въ день Богоявленія водосвятіе совершалось только однажды въ навечеріе праздника, и благословилъ творить въ навечеріе праздника освященіе воды въ церквахъ, и послѣ утрени — на рѣкѣ. Отмѣнено было его же распоряженіе (1656 г.), чтобы разбойниковъ и татей, осужденныхъ на смерть, священники не только не удостаивали св. причастія, но и не допускали къ исповѣди. Возвращены были вотчины, взятыя Никономъ изъ патріаршаго дома, изъ коломенской епископіи и изъ разныхъ монастырей на мѣну и безъ мѣны въ монастыри своего строенія. Соборъ одобрилъ исправленіе богослужебныхъ книгъ, произведенное патріархомъ Никономъ. Подробно объ этомъ будетъ сказано въ особой главѣ.

Патріархъ Іоасафъ II, старецъ тихій и кроткій, умирялъ все непріязненное. Этими его свойствами объясняются тѣ уступки, которыя государство сдѣлало Церкви на соборѣ 1667 г. Въ теченіе пяти лѣтъ своего патріаршества, онъ дѣйствовалъ въ полномъ согласіи съ царемъ, не настаивая даже на тѣхъ распоряженіяхъ, которыя были сдѣланы на соборѣ. При немъ соборнымъ постановленіемъ сосланъ былъ въ Палеостровскій мон., какъ раскольникъ, тотъ самый еп. Павелъ коломенскій, отстраненіе котораго ставилось въ вину Никону. При немъ издано первое полемическое сочиненіе противъ раскольниковъ “Жезлъ правленія”. Въ сочиненіи “Гласъ къ священноначальникамъ” онъ подробно объяснялъ смыслъ постановленія собора о старыхъ обрядахъ. Издалъ Іоасафъ II “Выписку отъ божественныхъ писаній о благолѣпномъ писаніи иконъ и обличеніе на неистовство пишущихъ оныя”. Изданы во время его патріаршества два катихизиса Симеона Полоцкаго. Въ его правленіе началась непокорность Соловецкой обители соборному постановленію объ осужденіи раскола, о чемъ рѣчь будетъ ниже. Продолжались смуты церковныя въ Малороссіи. Происходилъ бунтъ Разина. Патр. Іоасафъ скончался въ 1672 г.

По его смерти, патріархомъ былъ избранъ врагъ Никона, новгородскій митрополитъ Питиримъ, который совершенно незамѣтно правилъ всего 10 мѣсяцевъ.

Патріархомъ съ іюля 1673 г. сталъ митрополитъ новгородскій Іоакимъ. Происходилъ онъ изъ дворянскаго рода Савеловыхъ, былъ сначала на военной службѣ. Въ 1655 г., на 35-мъ году жизни, принялъ постригъ въ Межигорскомъ мон. подъ Кіевомъ. По предложенію патр. Никона онъ перешелъ въ устроявшійся послѣднимъ Иверскій новгородскій мон., а оттуда вскорѣ назначенъ архимандритомъ Чудова мон. Поставленный въ 1673 г. митрополитомъ новгородскимъ, онъ 26 іюля 1674 г. былъ избранъ патріархомъ. Еще въ бытность новгородскимъ митрополитомъ онъ обратилъ особенное вниманіе на экономическое положеніе духовенства, которое не мало терпѣло отъ несправедливыхъ и лишнихъ поборовъ свѣтскихъ архіерейскихъ чиновниковъ, собиравшихъ сборы въ митрополичью казну. Онъ точно опредѣлилъ количество денежныхъ повинностей и приказалъ собирать ихъ не свѣтскимъ чиновникамъ, а поповскимъ старостамъ. Мѣропріятіе это было утверждено для повсемѣстнаго примѣненія соборомъ 1675 г. Установилъ онъ также въ новгородской епархіи взаимныя отношенія духовенства при совершеніи имъ соборнаго богослуженія. Предпочтеніе дано было черному духовенству. Будучи въ Новгородѣ, онъ принималъ дѣятельное участіе въ увѣщаніи соловецкихъ иноковъ. Въ бытность его патріархомъ, соборъ 1675 г. повторилъ и дополнилъ прежнія постановленія о церковномъ судѣ. Послѣ собора былъ закрытъ монастырскій приказъ. Патріархъ обратилъ вниманіе на матеріальныя средства духовенства. Еще со времени государственной переписи земель при царѣ Михаилѣ начатъ былъ надѣлъ церквей писцовыми землями, но производился очень медленно, а въ 1676 г., по боярскому приговору, даже вовсе былъ прекращенъ. Патріархъ настоялъ на отмѣнѣ этого приговора. Въ 1680 г., при новомъ межеваніи, ему удалось исходатайствовать общее опредѣленіе объ отмежеваніи писцовыхъ земель ко всѣмъ церквамъ. Въ тѣхъ же видахъ Іоакимъ заботился объ облегченіи епархіальныхъ сборовъ съ духовенства, которые все усиливались. Онъ распорядился объ опредѣленномъ и однообразномъ количествѣ сборовъ повсемѣстно.

Въ отношеніи къ церковнымъ вотчинамъ правительство оказалось менѣе уступчивымъ, чѣмъ въ вопросѣ о церковномъ судѣ. Опредѣленія Уложенія по этому предмету были оставлены въ полной силѣ и послѣ собора 1667 г. Желая извлечь какъ можно больше государственной и общественной пользы, правительство собирало съ нихъ свои сборы въ количествѣ даже усиленномъ противъ другихъ вотчинъ. Кромѣ того оно посылало въ монастыри для прокормленія раненыхъ и престарѣлыхъ служилыхъ людей и требовало отъ духовныхъ учрежденій усиленія благотворительной дѣятельности. Въ 1678 г. положено увеличить патріаршія богадѣльни въ Москвѣ и содержать въ нихъ 412 нищихъ. Соборъ 1682 г. опредѣлилъ, по предложенію царя Ѳеодора, разобрать всѣхъ нищихъ по городамъ и дѣйствительно требующихъ призрѣнія размѣстить по церковнымъ богадѣльнямъ и больницамъ. Въ 1678 г. вышло распоряженіе произвести самую подробную перепись всѣхъ церковныхъ имѣній, которая могла бы служить основой какъ для опредѣленія количества сборовъ съ церковнаго вѣдомства, такъ и для контроля за его экономіей, сосредоточеннаго въ приказѣ большого дворца (Знаменскій).

Въ концѣ царствованія Ѳеодора Алексѣевича состоялся въ 1682 г. соборъ, на которомъ царь предложилъ нѣсколько вопросовъ относительно Церкви и духовенства, выражавшихъ новыя идеи правительства и бывшихъ предвѣстниками грядущей церковной реформы. Кромѣ вопроса объ умноженіи епархій, царь обратилъ вниманіе собора на распространеніе раскола, на неудовлетворительное состояніе духовенства, особенно монастырей, на недостаточность церковной благотворительности, на необходимость усилить надзоръ за продажей книгъ, за безмѣстнымъ духовенствомъ, служившимъ при церквахъ и у крестовъ въ боярскихъ домахъ, за излишнимъ умноженіемъ часовенъ и т. д. Соборъ, отвѣчая на запросы государя, запретилъ заводить малыя пустыни и монастыри, а заведенные ранѣе велѣлъ упразднять и сводить въ большія общежительныя обители, усилилъ опредѣленныя въ 1667 г. ограниченія излишней свободы постриженія, особенно внѣ монастырей, распорядился изгнать изъ монастырей лишнихъ бѣльцовъ и бѣлицъ, горячо возсталъ противъ бродяжничества монаховъ и монахинь, проживанія ихъ въ мірскихъ домахъ и прошенія милостыни по улицамъ. Такихъ монашествующихъ велѣно было ловить и заключать для исправленія въ особо отведенные на то монастыри. Постановлено было прекратить всякое сообщеніе монашествующихъ съ мірянами, особенно въ монастыряхъ женскихъ, монахинямъ запрещалось выходить изъ обители даже въ монастырскія общины, для управленія же таковыми держать особыхъ довѣренныхъ лицъ изъ мірянъ. Указано было стараться во всѣхъ монастыряхъ заводить общежитіе (Знаменскій). Во всѣхъ этихъ мѣропріятіяхъ Іоакимъ проявилъ большую энергію и твердость.

Патр. Іоакимъ, заботясь о поднятіи значенія дѣятелей Церкви, прилагалъ старанія къ сохраненію неповрежденности обрядовъ и вѣроученій. Онъ продолжалъ дѣло своихъ предшественниковъ по провѣркѣ богослужебно-обрядовой практики и очистки ея отъ привнесенныхъ неправильныхъ наслоеній. Имъ было указано, что “шествіе на осляти” въ недѣлю Ваій можетъ совершаться только въ стольномъ градѣ Москвѣ. Имъ упразднена была въ 1682 г. въ совершающемся въ великій четвергъ чинѣ омовенія ногъ роль Іуды, соблазнявшая благочестивыхъ людей. При немъ были исправлены и изданы чины литургій свв. Василія Великаго и Іоанна Златоустаго, Шестодневъ, Требникъ, Псалтирь, Минея общая, Октоихъ, Часословъ, Уставъ и Прологъ или Синаксарій. Благодаря такой своей дѣятельности, Іоакимъ долженъ былъ столкнуться съ раскольниками, съ которыми велъ упорную борьбу. Оберегалъ патріархъ также русское общество отъ тѣхъ иноземныхъ и иновѣрныхъ вліяній, которыя дѣйствовали растлѣвающе. Вторая половина и, особенно, послѣдняя четверть XVII в. были временемъ наиболѣе оживленнаго прилива въ Москву протестантскихъ и католическихъ воззрѣній, по своему истолковывавшихъ нѣкоторыя положенія православной догматики и значительно смущавшихъ нѣкоторыхъ русскихъ людей. За этой инославной пропагандой патр. Іоакимъ слѣдилъ “съ непрестанною болѣзнью своего сердца”. Подробнѣе объ этомъ будетъ сказано въ особомъ отдѣлѣ. Учитывая то, что латинская пропаганда шла преимущественно черезъ юго-западную Русь, находившуюся въ церковномъ отношеніи подъ властью константинопольскаго патріарха, надзоръ котораго, за дальностью разстоянія не могъ быть дѣйствительнымъ, — патр. Іоакимъ особенно стремился къ скорѣйшему возвращенію южныхъ епархій въ подчиненіе московскому патріархату. Старанія патріарха Іоакима увѣнчались успѣхомъ. Въ 1686 г. константинопольскій патріархъ Діонисій IV далъ свое согласіе (извѣщеніе объ этомъ послѣдовало въ 1687 г.). Гр. М. В. Толстой повѣствуетъ о другомъ намѣреніи Іоакима: “Въ немъ созрѣла обширная мысль: соединить подъ властію патріаршаго престола всея Руси, какъ основаннаго первозваннымъ апостоломъ, всѣхъ православныхъ нашихъ единомышленниковъ на югѣ Европы. Эту мысль подтвердилъ сербскій митрополитъ Савва II Бранковичъ, пріѣзжавшій въ Россію для сбора въ пользу своей каѳедры, разоренной междоусобіями. Выѣхавшій изъ Болгаріи въ Москву князь Ростиславъ Страшиміровичъ еще болѣе утвердилъ Іоакима въ его намѣреніяхъ: обласканный патріархомъ, онъ обѣщалъ склонить къ церковному соединенію не только своихъ единоземцевъ, между которыми имѣлъ много приверженцевъ, какъ единственный потомокъ государей Болгарскихъ, но даже и Сербовъ съ Черногорцами и Молдаванъ съ Волохами. Іоакимъ надѣялся преклонить вселенскаго патріарха къ отказу отъ духовной власти надъ этими странами, какъ достигъ той же цѣли относительно Малороссіи; [23]) но племянникъ его Дубровскій, посланный имъ въ Царьградъ для предварительныхъ переговоровъ съ греческимъ духовенствомъ и турецкимъ правительствомъ объ этомъ дѣлѣ, едва спасся отъ разъяренной черни, когда въ Константинополѣ получено извѣстіе, что въ Москвѣ подписанъ (26 апрѣля 1686 г.) наступательный и оборонительный союзъ съ Польшею противу Крыма и Турціи”.

Важнымъ проявленіемъ государственной дѣятельности Іоакима было его дѣйственное участіе въ уничтоженіи Земскимъ Соборомъ 1682 г. мѣстничества, приносившаго много вреда отечеству. Пришлось ему быть виднымъ участникомъ тягостныхъ событій 1682 г. Царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ, скончавшійся въ этомъ году, умирая бездѣтнымъ, не распорядился относительно престолонаслѣдія. Родной братъ его, Іоаннъ, былъ крайне слабъ и тѣломъ и духомъ, вслѣдствіе чего былъ неспособенъ къ правленію. Достигшій же 10-лѣтняго возраста сынъ царя Алексѣя отъ второго брака его съ Наталіей Кирилловной Нарышкиной, Петръ, отличался крѣпостью тѣла и живыми душевными способностями. Когда совершенъ былъ обрядъ прощанія съ покойнымъ царемъ, патріархъ спросилъ присутствующихъ архіереевъ и вельможъ: “Кто же изъ двухъ царевичей будетъ царемъ?” Они отвѣчали, что этотъ вопросъ долженъ быть рѣшенъ всѣхъ чиновъ людьми Московскаго государства.

Историкъ С. М. Соловьевъ пишетъ: “Подъ Московскимъ государствомъ, въ тѣсномъ смыслѣ, разумѣли обыкновенно одинъ царствующій градъ: такъ, по крайней мѣрѣ, было понято тутъ. Патріархъ съ архіереями и вельможами вышелъ на крыльцо, велѣлъ всякихъ чиновъ людямъ собраться на площади передъ церковью Спаса и спросилъ, кому изъ двухъ царевичей быть на царствѣ: Раздались крики: “Петру Алексѣевичу”, “раздались и другіе крики: “Іоанну Алексѣевичу”, но были заглушены. Всѣхъ чиновъ люди рѣшили дѣло; патріархъ возвратился во дворецъ и благословилъ на царство Петра”. Вслѣдствіе его малолѣтства правительницей государства стала царица Наталія. Это вызвало недовольство дочери царя Алексѣя отъ перваго брака, честолюбивой и властной царевны Софіи. Она и ея родственники, Милославскіе, рѣшили произвести переворотъ, опираясь на стрѣльцовъ, въ то время волновавшихся изъ за неправильной выдачи имъ жалованія. Въ ихъ среду пущенъ былъ слухъ будто Нарышкины задушили царевича Іоанна. 15 мая стрѣльцы, по звону набатному колоколовъ, ворвались въ Кремль и съ мятежными криками остановились передъ дворцомъ. Заговорщики роздали имъ списки “измѣнниковъ”. Ложь нетрудно было обличить. Царица, вмѣстѣ съ патріархомъ, и боярами, вывела Петра и Іоанна на Красное крыльцо. Толпа стихла. Недовѣрчивые же, подставивъ лѣстницу, взлѣзли на крыльцо къ самому царевичу и спросили дѣйствительно ли онъ царевичъ Іоаннъ, и кто изъ бояръ его изводитъ? — “Меня никто не изводитъ и жаловаться мнѣ не на кого”, отвѣчалъ Іоаннъ. Артамонъ Матвѣевъ, ранѣе командовавшій стрѣльцами, спокойно уговаривалъ мятежниковъ. Озлобилъ же стрѣльцовъ, ихъ начальникъ, кн. Михайло Долгорукій, разразившійся бранью и угрозами. Онъ былъ убитъ, за нимъ Матвѣевъ. Стрѣльцы, рыская по дворцу, затѣмъ и по домамъ “измѣнниковъ”, значившихся въ спискахъ, умертвили двухъ братьевъ царицы и бояръ, связанныхъ съ Нарышкиными. По ихъ настоянію Боярская Дума, вмѣстѣ съ патріархомъ и архіереями, рѣшила: Іоанну быть первымъ царемъ, а Петру — вторымъ. 29 мая стрѣльцы объявили боярамъ, чтобы правительство, по молодости обоихъ государей, было вручено царевнѣ Софьѣ. Это и послѣдовало. Софьѣ пришлось опираться на стрѣльцовъ и на ихъ новаго начальника кн. Ивана Хованскаго. Среди стрѣльцовъ было много раскольниковъ; приверженцемъ старой вѣры былъ и Хованскій. Патріарху, подъ давленіемъ стрѣльцовъ, пришлось вести съ раскольниками “преніе о вѣрѣ”, о чемъ будетъ сказано въ особой главѣ. Іоакимъ поддержалъ въ 1689 г. царя Петра, когда онъ, по достиженіи совершеннолѣтія, отстранилъ отъ правленія царевну Софью. Патріархъ боролся съ расколомъ и инославными вліяніями. Онъ поддерживалъ здоровое просвѣщеніе. Эти вопросы будутъ освѣщены въ дальнѣйшемъ. Патріархъ Іоакимъ скончался 17 апрѣля 1690 г.

При выборѣ новаго патріарха, архіереи высказывались за митрополита псковскаго Маркелла, родомъ изъ южныхъ славянъ, ученаго и образованнаго. Этому сочувствовалъ царь Петръ. Царица же Наталія Кирилловна съ архимандритами и игуменами стояла за Адріана. Духовенство опасалось, что ученый патріархъ будетъ благопріятствовать иновѣрцамъ. На патріаршество былъ возведенъ митрополитъ казанскій Адріанъ, ранѣе архимандритъ чудовскій, проявившій тогда уже большую любовь къ церковному благолѣпію. Имъ сооруженъ былъ въ обители храмъ св. митр. Алексія съ придѣлами. Въ церквахъ монастыря завелъ онъ особыя помѣщенія для мужчинъ и женщинъ. По понедѣльникамъ, средамъ и пятницамъ запретилъ открывать монастырскія ворота. 21 марта 1686 г. онъ, цѣнимый патр. Іоакимомъ, былъ хиротонисанъ казанскимъ митрополитомъ, обогативъ мѣстный Благовѣщенскій мон. своими вкладами. Архипастырь строгой жизни, твердый и смѣлый, онъ проявлялъ себя противникомъ новшествъ. Вступивъ на патріаршескій престолъ, Адріанъ не скрывалъ своего недоброжелательства къ вводимымъ Петромъ новизнамъ. Въ окружныхъ посланіяхъ къ паствѣ онъ высказался крайне рѣзко противъ иноземцевъ и ихъ обычаевъ, противъ табака и брадобритія, повторивъ противъ послѣдняго проклятіе Стоглаваго собора. Это обострило его отношеніе къ Петру, послѣ кончины матери (въ 1694) и брата, царя Іоанна (1696 г.), получившаго полноту власти. Во время страшныхъ казней стрѣльцовъ, взбунтовавшихся въ 1698 г., во время заграничной поѣздки царя, Адріанъ, по древнему обычаю печалованія, поднявъ икону Богоматери, отправился къ Петру въ Преображенское, моля его о пощадѣ преступникамъ. Петръ гнѣвно воскликнулъ: “Къ чему эта икона? Развѣ твое дѣло приходить сюда? Убирайся скорѣе, и поставь икону на свое мѣсто. Быть можетъ, я побольше тебя почитаю Бога и Пресвятую Его Матерь. Я исполняю свою обязанность и дѣлаю богоугодное дѣло, когда защищаю народъ и казню злодѣевъ, противъ него умышлявшихъ”. Гнѣвъ Петра тогда распространился, на имѣвшихъ связи съ стрѣльцами, царевенъ Софью и Марѳу, а также на царицу Евдокію, его супругу. Онѣ были пострижены.

Адріанъ, еще до этихъ трагическихъ событій враждебный преобразованіямъ Петра, все же признавалъ правильность нѣкоторыхъ его указаній, касавшихся неустройствъ въ церковномъ управленіи. Патріархъ своими указами предписывалъ снабжать церкви исправными печатными книгами и служебниками, церковными принадлежностями; требовалъ наблюденія надъ тѣмъ, чтобы не принимались священники безъ письменныхъ граматъ; чтобы бродячіе священники не отбивали у приходскихъ священниковъ требъ. Издалъ онъ и указъ о запрещеніи устройства новыхъ монастырей безъ государева приказа. Патр. Адріанъ отличался строгой жизнью. Онъ выступалъ въ защиту своихъ церковныхъ правъ, когда царь нарушалъ ихъ. Въ февралѣ 1700 г., комиссія, подготовлявшая новое Уложеніе, затребовала отъ патріаршаго приказа справокъ о церковномъ судѣ. Патріархъ распорядился составить обширную записку “Статьи о святительскихъ судахъ”, гдѣ тщательно были собраны всѣ документы, служившіе основаніемъ судебныхъ правъ русской Церкви, начиная съ Номоканона, древнихъ княжескихъ уставовъ и ханскихъ ярлыковъ. Правительству внушалось помнить все это и не нарушать преданій и установленій старины. Въ 1697 г. патріархъ составилъ просторную инструкцію поповскимъ старостамъ. Этими актами подводился итогъ административной и судебной жизни древней русской Церкви.

Въ патріаршество Адріана заканчивалась борьба двухъ ученій объ евхаристіи — братьевъ Лихуды и Сильвестра Медвѣдева, о которой рѣчь будетъ ниже. Болѣя и сознавая невозможность вліять на распоряженія царя, онъ все болѣе удалялся отъ дѣлъ. Въ послѣднее время онъ жилъ въ своемъ любимомъ Перервинскомъ монастырѣ. Скончался патріархъ Адріанъ 16 октября 1700 г.

Расширеніе предѣловъ патріаршества.

Въ концѣ XVII столѣтія произошло возсоединеніе Кіевской митрополіи съ остальной Русской Церковью. Событіе это будетъ освѣщено въ концѣ четвертой части.

Послѣ смутнаго времени Россія потеряла Смоленскъ, завоеванный Рѣчью Посполитой. Въ 1667 г. по Андрусовскому миру онъ возвращенъ былъ Россіи. По Столбовскому миру къ Швеціи отошли Ингрія и Карелія. Были разрушены оказавшіяся подъ ея властью Валаамская и Коневская обители.

На востокѣ Церковь успѣшно пріобрѣтала себѣ новыхъ чадъ въ Сибири, покоренной въ царствованіе Іоанна IV Грознаго въ 1582 г. Ермакомъ, при содѣйствіи Строгановыхъ. Московское правительство помогало матеріальными средствами и льготами обращавшимся въ православіе инородцамъ. Въ 1603 г. уже крестились нѣкоторые изъ начальниковъ чусовскихъ вогуличей. Сибирскіе казаки покоряли новыя земли, гдѣ постепенно возникали русскіе города и селенія съ храмами и монастырями. Изъ Москвы посылались для нихъ книги, иконы, церковная утварь и духовенство. Въ концѣ 1620 г. въ Тобольскъ былъ назначенъ архіепископомъ игуменъ Хутынскій Кипріанъ, извѣстный своей ревностью къ отеческой вѣрѣ. Благочестивый царь Михаилъ снабдилъ его пособіями жизни. Онъ крестилъ многихъ язычниковъ и особенное вниманіе обратилъ на исправленіе нравовъ русскихъ поселенцевъ. Для скорѣйшаго же просвѣщенія дикихъ туземцевъ старался умножить число церквей и монастырей. Къ ранѣе основаннымъ обителямъ: въ Березовѣ, Верхотурьѣ, Тюмени и Знаменской въ Тобольскѣ, при митр. Кипріанѣ созданы были обители въ Туринскѣ, Алапаевѣ, Тарѣ, Томскѣ, Тагилѣ и Николаевская въ Тобольскѣ. Въ 1624 г. митр. Кипріанъ былъ переведенъ на Крутицкую епархію. Нѣкоторыя обители имѣли особенно важное значеніе въ дѣлѣ христіанской миссіи. Въ 1644 г. старецъ Далматъ (изъ Невьянскаго мон.) основалъ на р. Исети Далматовскій мон., сдѣлавшійся потомъ средоточіемъ христіанскаго просвѣщенія для огромнаго округа, въ которомъ находились русскія и инородческія поселенія. Въ 1653 г. возникъ другой извѣстный просвѣтительнымъ вліяніемъ монастырь въ остяцкомъ краѣ, Кодинскій или Кондскій. Тогда пятымъ сибирскимъ митрополитомъ былъ владыка Симеонъ, который, по настоянію патр. Никона, создалъ обитель въ городкѣ Кондѣ, резиденціи остяцкихъ князей. Первый изъ остяковъ принялъ христіанство въ 1590 г. князь Алачевъ. Онъ въ 1602 г. построилъ деревянную церковь, на ея мѣстѣ и создался Кондскій Троицкій мон.

Въ половинѣ XVII в. христіанство стало проникать въ южную Сибирь и даже въ ту ея часть, которая, простираясь отъ Яблонова хребта къ востоку, называлась Дауріей. Дружины храбраго Хабарова (въ 1649 г.) открыли путь къ вѣрѣ даурамъ, дучерамъ, гюлякамъ, ачанамъ и частію манджурамъ. Изъ строившихся по мѣстамъ городковъ свѣтъ вѣры распространялся между язычниками. Въ крѣпости Албазинѣ явилась приходская церковь, а въ 1671 г. іеромонахъ Гермогенъ основалъ тамъ Спасскій мон. Въ 1681 г. отправлена была миссія, въ составѣ иг. Ѳеодосія, іером. Макарія и нѣсколькихъ монаховъ, въ западную Даурію. Митр. Павелъ, отправляя миссію, такъ наставлялъ ее: “Пріѣхавъ въ Даурію, въ Селегинскѣ и другихъ городахъ и острогахъ приглашать всякихъ иновѣрцевъ къ истинной христіанской вѣрѣ православной, поучать со всѣмъ тщаніемъ и ревностію изъ божественнаго писанія и крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа; приводить же къ тому Божіему дѣлу безъ всякаго тщеславія и гордости, съ благимъ намѣреніемъ, безъ всякаго оскорбленія ... опасаться, чтобы какими нибудь словами не отдалить строптивыхъ иноземцевъ отъ святаго дѣла”. Тогда же и дано было благословеніе устроить въ Селегинскѣ Троицкій мон. Ревностный же иг. Ѳеодосій основалъ посольскій Преображенскій монастырь, близъ Картинскаго завода. Соборъ 1682 г. положилъ послать искусныхъ духовныхъ лицъ на р. Лену. Съ 1660 по 1672 г. въ восточной Сибири возникли обители въ Якутскѣ, Киренскѣ и Иркутскѣ.

Въ 1689 г. по Нерчинскому договору Амурскій край былъ уступленъ Китаю; Албазинъ срытъ. Замерла тамъ христіанская вѣра, но за то проникла въ самый Китай. Еще ранѣе нѣсколько русскихъ плѣнныхъ изъ Албазина въ 1685 г. были поселены въ Пекинѣ въ особой слободѣ подъ именемъ русской роты съ дозволеніемъ имѣть у себя церковь. Въ 1695 г. тобольскій митрополитъ Игнатій послалъ къ нимъ священника и дьякона съ антиминсомъ, мѵромъ, церковными книгами и утварью. Посылая съ этими дарами для пекинской церкви Софіи, Премудрости Божіей, находившейся въ отведенномъ плѣннымъ бывшемъ буддійскомъ капищѣ, священника и діакона, владыка Игнатій писалъ плѣнному священнику Максиму: “проповѣднику святого евангелія въ китайскомъ царствіи: да не смущается, ниже да оскорбляется душа твоя и всѣхъ плѣнныхъ съ тобою о вашемъ такомъ случаѣ: понеже воли Божіей кто противитися можетъ? А плѣненіе ваше не безъ пользы китайскимъ жителямъ, яко Христовы православныя вѣры свѣтъ имъ вами открывается”. Скоро нѣкоторые китайцы крестились.

Въ Казанскомъ краѣ послѣ первыхъ его просвѣтителей, казанскихъ чудотворцевъ, дѣло христіанской миссіи остановилось до конца XVI в., когда митрополитомъ сталъ св. Гермогенъ. Въ 1593 г. въ своемъ донесеніи царю и патріарху онъ нарисовалъ печальную картину состоянія своей паствы. Крещеные инородцы, живя среди некрещеныхъ, нѣкоторые даже въ рабствѣ у послѣднихъ, часто отпадали отъ вѣры. Тѣ же, кто и оставались содержали ее не твердо, не зная даже иногда церкви и духовенства. Въ Казани построены были мечети. Послѣдовало распоряженіе изъ Москвы: всѣхъ крещеныхъ поселить въ особую слободу съ церковью въ ней по близости къ русскимъ. Мусульманамъ запрещалось держать христіанъ въ услуженіи. Христіанамъ велѣно иновѣрныхъ плѣнниковъ или отпускать, или присоединять къ Православію, женъ имѣть только христіанокъ и выполнять все требуемое вѣрою. Митр. Гермогенъ написалъ повѣсть о Казанской иконѣ Божіей Матери и житіе святителей Гурія и Варсонофія, оживляя въ казанцахъ свѣтлую память о нихъ. Укрѣпило православныхъ и произвело впечатлѣніе на иновѣрныхъ чудесное обрѣтеніе чудотворной иконы Богоматери. Чудесное прекращеніе моровой язвы, въ бытность патріархомъ Никона, послѣдовавшее въ то время, какъ жители Казани обошли городъ съ чудотворной иконой, пришедшей изъ Седміезерной пустыни[24]), оживило вѣру христіанъ и возбудило ее въ невѣрующихъ. Съ того времени и иновѣрцы стали питать благоговѣйное уваженіе къ сей иконѣ, подкрѣпляемое дальнѣйшими чудесами. Первое чудо имѣло мѣсто во время моровой язвы 1654 г. при митр. Корниліи. Принимались и административныя мѣры для предотвращенія вліянія иновѣрныхъ на зависимыхъ отъ нихъ православныхъ. Въ 1681 г. у некрещеныхъ мурзъ велѣно было отобрать всѣ вотчины и помѣстья съ христіанскимъ населеніемъ, испомѣщая ихъ за то землями некрещеной мордвы и другихъ инородцевъ, а которые захотятъ креститься, за тѣми ихъ земли оставлять по-прежнему. Новокрещенымъ давались разныя льготы и земли. Но большого успѣха распространеніе христіанства въ Казанскомъ краѣ не имѣло, въ чемъ была, въ значительной мѣрѣ, вина мѣстной администраціи, не рѣдко своими злоупотребленіями раздражавшей инородцевъ, что сказалось во время бунта Разина.

Развивалось миссіонерское дѣло среди Мордвы Рязанскаго и Тамбовскаго края, гдѣ въ половинѣ XVII в. явился замѣчательный архипастырь — рязанскій архіепископъ Мисаилъ (1651-56), близкій патріарху Никону. Въ 1654 г. онъ началъ непрерывныя поѣздки по своей епархіи для крещенія татаръ и мордвы. Въ Касимовѣ были крещены два татарскихъ царевича — касимовскій и сибирскій; въ шацкомъ и кадомскомъ уѣздахъ обратилось до 316, а въ тамбовскомъ до 4200 человѣкъ. Святитель просилъ у патріарха благословенія на новыя поѣздки, на что и послѣдовало разрѣшеніе. Но въ это второе путешествіе владыка встрѣтилъ сильное противодѣйствіе со стороны мусульманъ и язычниковъ и долженъ былъ прибѣгнуть къ помощи гражданской власти. Во время третьей поѣздки въ 1656 г. по шацкому уѣзду, близъ села Конобѣева, на него напала большая толпа озлобленныхъ язычниковъ. Выпущены были стрѣлы и одна изъ нихъ пронзила архипастыря. Онъ скончался мученикомъ вѣры. Кончина его повліяла на язычниковъ и они начали креститься въ большомъ количествѣ. Какъ казанскую мордву крестили иноки Селижарова мон., такъ темниковскую мордву иноки Пурдышевскаго мон., стоявшаго на берегу рѣки Мокши.

Православіе въ Грузіи съ половины ХVІ в. терпѣло много бѣдъ и опасностей. Съ одной стороны Грузію тревожила своими нападеніями Турція, съ другой — Персія, наложивъ на нее рабство, пытками принуждала принять мусульманство. Многіе грузины украсились вѣнцемъ мученичества, но были и отступники. Грузія все болѣе искала защиты и покровительства единовѣрной Россіи. Сношенія усилились при царѣ Іоаннѣ IV Грозномъ. Въ 1586 г. грузинскій царь Александръ слезно умолялъ царя Ѳеодора принять единовѣрную Грузію (Иверію) подъ свое покровительство: “Настали времена, ужасныя для христіанства; мы, единовѣрные братья россіянъ, стенаемъ отъ злочестивыхъ; единъ ты, вѣнценосецъ православія, можешь спасти нашу жизнь и наши души”. Въ слѣдующемъ году принята была клятва царя Александра на подданство Россіи, которая обязалась защищать Грузію, какъ свою собственность. Такъ какъ грузинская Церковь была въ большомъ разстройствѣ, то Александръ просилъ царя Ѳеодора и владыку Іова помочь ей способными людьми. Въ апрѣлѣ 1589 г. отправлены были въ Грузію священники для исправленія порядка въ богослуженіи, а иконописцы для украшенія ветхихъ и опустѣлыхъ храмовъ живописью. Въ замѣчательномъ посланіи патр. Іовъ святительски поучалъ царя и грузинскій народъ христіанскому смиренію предъ судьбами Божіими. Царь Александръ съ восторгомъ принялъ посланіе и отправленное духовенство и отвѣчалъ, что русскіе священники — ангелы для духовенства иверскаго, омраченнаго невѣжествомъ. Царь Борисъ хотѣлъ скрѣпить союзъ Грузіи и Россіи узами кровнаго родства. Трудности заключались въ неустойчивости мѣстныхъ владѣльцевъ. Въ 1617 г. персидскій шахъ Аббасъ, пользуясь слабостью Руси, переживавшей еще послѣдствія смуты, опустошилъ Грузію. Царь Кахетіи, Карталиніи и Имеретіи Теймуразъ I въ 1619 г. писалъ царю Михаилу: “лучше бы у матери моей утроба пересохла, и я бы не родился, нежели видѣть, что православная христіанская вѣра и земля иверская при моихъ глазахъ разорены; въ церквахъ имя Божіе не славится и онѣ стоятъ всѣ пусты”. Теймуразъ умолялъ о помощи. На соборѣ духовенства и земскихъ людей приняты были въ подданство земли Теймураза. Дагестанскій князь, дѣлавшій набѣги на Грузію, былъ наказанъ войной, а Персія на время удержана отъ жестокостей мирными переговорами съ ней Москвы. Въ 1625 г. шахъ прислалъ патріарху Филарету въ знакъ своей дружбы къ нему Ризу Господню, которая нѣкогда была взята въ Персію изъ Грузіи, какъ военная добыча. Патріархъ установилъ въ честь ея праздникъ 10 іюля. Но въ 1634 г. Аббасъ посадилъ на карталинскій престолъ царевича Ростома, принявшаго магометанство при дворѣ шаха. Въ Карталиніи христіанство подвергалось открытому гоненію, магометанство распространялось. Шахъ старался подчинить себѣ всю Грузію, бѣдствія возобновились. У Теймураза осталась одна Кахетія. Въ 1637 г. къ нему отправлены были штатскій архимандритъ, два священника съ діакономъ, два иконописца и столяръ съ матеріалами. Въ 1650 г. новый имеретинскій царь Александръ принялъ русское подданство съ народомъ. Шахъ съ гнѣвомъ принялъ сначала русское посольство, но потомъ согласился на оставленіе за Россіей Кахетіи и Имеретіи. Изгнанный Теймуразъ въ 1658 г. былъ въ Москвѣ, но послѣ паденія Никона грузинскими дѣлами мало интересовались. На соборѣ 1665 г. съ восточными патріархами, продолжившемся и позднѣе, былъ въ Москвѣ грузинскій митр. Епифаній. Это было полезно для устроенія богослужебнаго порядка въ Грузіи. Вѣрною защитой для гонимыхъ мусульманствомъ грузинъ былъ только пріютъ, оказывавшійся имъ радушно въ самой Россіи.

Христіанская жизнь, ученіе и богослуженіе.

Христіанская жизнь въ средѣ русскаго народа продолжала развиваться. Преобладающее обрядовое направленіе, которой такъ ясно обозначилось еще въ XV и XVI вв., получило полную законченность. Въ пониманіи русскихъ людей, Русь считалась единственнымъ православнымъ царствомъ во вселенной, предъ которымъ всѣ другія страны были еретическими или басурманскими. Все оцѣнивалось и осмысливалось въ примѣненіи къ Православію и имъ освящались всѣ житейскіе формы и обычаи. Безъ Церкви немыслимо было само государство. Вся жизнь царя была, болѣе непосредственныхъ государственныхъ занятій, наполнена церковными службами, праздничными выходами, богомольями и окружена церковной обрядностью. Точно также, на сколько это было возможно, устраивалась жизнь и служилыхъ людей разныхъ чиновъ и простого народа. Свѣтская сторона общественной жизни не была развита. Церковная обрядность служила единственнымъ источникомъ для удовлетворенія всѣхъ духовныхъ потребностей. Церковное ученіе и божественныя писанія были единственнымъ источникомъ всего образованія (Знаменскій).

Такое господствующее значеніе религіи и Церкви во всемъ складѣ русской жизни сопровождалось многими свѣтлыми явленіями, обнаружившими въ обществѣ большую набожность и сильную любовь къ святой Руси. Смутное время, бурями своими поднявшее съ русской земли весь ея соръ и плевелы, ознаменовавшееся измѣнами, душепродавствами и кровавыми дѣяніями показало, вмѣстѣ съ тѣмъ, и то, какъ крѣпокъ грунтовой слой этой земли и какія дорогія заключаются въ немъ сокровища. Достаточно вспомнить имена патріарховъ Іова и св. Гермогена, пр. Діонисія Троицкаго, прпп. Иринарха и Галактіона, сонмъ святителей и иноковъ, князей Скопинъ-Шуйскаго и Пожарскаго, Минина, Сусанина и многія сотни тысячъ земскихъ людей, “въ любви, совѣтѣ и соединеньи” поднимавшихся со всѣхъ концевъ Россіи спасать Москву, святыя церкви, вѣру. Высокіе примѣры благочестія, отечестволюбія и высокихъ христіанскихъ добродѣтелей не оскудѣвали и въ послѣдующее время. Благотворное вліяніе вѣры выражалось добрыми явленіями и въ обыденной жизни рядовыхъ русскихъ людей, служа сдерживающимъ началомъ для суроваго строя тогдашней жизни и давая ему болѣе мягкія черты патріархальнаго добродушія. Отмѣтимъ милосердіе къ нищимъ, убогимъ, страждущимъ въ тюрьмахъ. Посѣщеніе тюремъ, какъ и подача милостыни, считались обязательными и для царя и для остальныхъ людей. (Знаменскій).

Воспроизведемъ картины тогдашней Руси. Государевъ день начинался въ четыре часа утра. Умывшись и одѣвшись, царь шелъ прямо въ крестовую палату, гдѣ его поджидали духовникъ или крестовый попъ. Здѣсь онъ молился около четверти часа, причемъ на аналой ставился образъ того святого, память котораго праздновалась въ этотъ день. По окончаніи молитвы, священникъ кропилъ государя святой водой, называвшейся “праздничной”. Она привозилась изъ разныхъ монастырей и церквей всего государства, будучи освященной тамъ въ дни храмовыхъ праздниковъ при прославленіи тамошнихъ чудотворныхъ иконъ. Затѣмъ священникъ читалъ духовное слово изъ особыхъ сборниковъ, составленныхъ изъ поученій отцевъ Церкви, преимущественно св. Іоанна Златоуста. Потомъ царь въ одной изъ домашнихъ церквей простаивалъ заутреню и иногда раннюю обѣдню. Затѣмъ съ собравшимися во дворецъ боярами онъ шелъ въ одну изъ дворцовыхъ церквей къ поздней обѣднѣ. Послѣ чего онъ начиналъ принимать доклады и челобитныя. (А. Д. Нечволодовъ “Сказаніе о Русской Землѣ”).

Въ Москвѣ ежедневно обращались къ патріарху за благословеніемъ по тому или иному случаю. Вспоминается память тезоименнаго святаго — святѣйшему посылается “именинный пирогъ”. Предстояло ли обрученіе, бракосочетаніе, случится ли рожденіе ребенка, служебное повышеніе, переселеніе на жительство въ новое помѣщеніе — испрашивается благословеніе патріарха. Патріархъ одаривалъ обращавшихся къ нему иконами.

Въ канунъ великихъ праздниковъ и особенно 20 декабря — въ канунъ памяти св. митрополита Петра — патріархъ посѣщалъ тюрьмы, благотворя заключеннымъ. Особенно щедра была помощь въ дни Страстной седмицы. Обходя тюрьмы, патріархъ собственноручно раздавалъ заключеннымъ милостыню, освобождалъ сидѣвшихъ въ тюрьмахъ должниковъ, уплачивая за нихъ деньги. Благотворили также цари. Алексѣй Михайловичъ въ Рождественскій сочельникъ рано утромъ ходилъ тайно въ тюрьмы и богадѣльни, раздавалъ тамъ щедрую милостыню; такія же подаянія дѣлалъ онъ на улицахъ нищимъ и убогимъ. Раздавали милостыню патріархи во время своихъ “походовъ” — близкихъ и далекихъ. Милостыня раздавалась “нищимъ и скуднымъ людямъ, мужикамъ и женкамъ и робятамъ”, письменно или словесно заявившимъ свое “челобитье”. Деньги давались: “ради пожарнаго разоренія”, “на окупъ избы”, “ради скудости”. Святители на мѣстѣ изучали нужду и подавали бѣднякамъ самую скорую и неотложную помощь. Походная жизнь патріарховъ, близко соприкасаясь съ пасомыми, выражалась въ молитвахъ въ попутныхъ храмахъ, благотворительности и различныхъ подношеніяхъ святителямъ отъ мірянъ и духовенства. Подарки бывали скромны, истинно отъ избытковъ своихъ: ягоды, яблоки, грибы, овощи, брага. Патріархи одаривали подносителей деньгами (Нечволодовъ).

Строго старая Русь соблюдала посты въ чемъ подавали примѣръ святители и государи. Первые два дня великаго поста патріархъ и царь вовсе не вкушали пищи, только въ среду подавалось легкое кушанье — напр. компотъ. Въ строжайшемъ воздержаніи проходила и страстная недѣля. Когда она наступала, примолкали кремлевскіе колокола до радостной пасхальной ночи.

Царь и народъ облекались въ темныя одежды. Государь почти все время проводилъ въ храмѣ, подъ покровомъ же ночи тайно обходилъ тюрьмы, выкупалъ должниковъ, помогалъ несчастнымъ словомъ и дѣломъ.

Торжественно праздновался Новый Годъ. Въ канунъ новолѣтія патріархъ служилъ торжественно вечерню. Народъ съ зажженными свѣчами молился. Полночь. Среди глубокой тишины раздавался выстрѣлъ пушки. Въ отвѣтъ начинался звонъ колокола Ивана Великаго и всѣхъ московскихъ храмовъ. Начиналась заутреня въ переполненныхъ церквахъ. Кремль наполнялся народомъ ... Послѣ ранней литургіи, совершавшейся патріархомъ въ Успенскомъ соборѣ, начинался крестный ходъ. Выйдя изъ собора, патріархъ читалъ молитву “о еже благословити вѣнецъ лѣта благостію Своею” и потомъ вступалъ на помостъ, устроенный противъ Краснаго крыльца. На помостѣ, засланномъ великолѣпными персидскими коврами, стояло патріаршее мѣсто и передъ нимъ на аналоѣ образа и “столецъ” для освященія воды. Тутъ же посреди высилось “государево мѣсто” — рѣзной, вызолоченный и высеребренный, увѣнчанный пятью главами тронъ. Кругомъ помоста размѣщались служилые люди. Далѣе — на площади, на кровляхъ церквей и домовъ людъ московскій. На время умолкали колокола. Все замирало ... Но вотъ снова ударялъ колоколъ Ивана Великаго, лились торжественныя пѣснопѣнія. Когда патріархъ съ духовенствомъ въ золотыхъ облаченіяхъ вступали на помостъ, съ противоположной стороны — съ паперти Благовѣщенскаго собора — открывалось шествіе царя. Государь шелъ, при звонѣ колоколовъ, окруженный знатнѣйшими боярами, поддерживаемый ближайшими стольниками. Онъ всходилъ на помостъ, становился на свое мѣсто и начиналось тогда “дѣйство многолѣтняго здравія”. Духовенство по трое подходили и низко кланялись царю, потомъ патріарху. Затѣмъ совершался молебенъ, послѣ котораго патріархъ благословлялъ царя крестомъ и обращался къ нему съ привѣтствіемъ, кончавшимся словами: “здраствуй царь-государь, нынѣшній годъ и впередъ идущія многія, многія лѣта въ родъ и во вѣки”. Потомъ, по двое въ рядъ, подходили къ царю и патріарху духовенство, бояре и служилые люди. И, наконецъ, всѣ люди московскіе разомъ “ударяли челомъ” — кланялись земно государю. Всѣ расходились по церквамъ къ литургіи. Иностранные послы такъ писали къ своимъ Дворамъ: “это была самая трогательная, самая величественная и поражающая картина благоговѣйнаго поклоненія вѣнценосцу”. День новолѣтія царь, а за нимъ бояре и москвичи посвящали дѣламъ милосердія. Ни одинъ нищій не отходилъ отъ домовъ безъ утѣшенія. Ихъ богато одаряли милостыней, одеждой и обувью, кормили сытымъ праздничнымъ обѣдомъ. Простой народъ надѣлялся гостинцами и подарками, и посѣщались темницы.

Москва. Среда мясопустной недѣли. Царь посѣщалъ Чудовъ, Вознесенскій, Алексѣевскій монастыри, прощаясь съ братіей и жалуя милостыней. Въ четвергъ и пятницу объѣзжалъ онъ Андрониковъ, Новодѣвичій, Новоспасскій, Симоновъ монастыри. Въ субботу царь, а также патріархъ, приходили прощаться съ царицей. Въ воскресенье до литургіи патріархъ и весь освященный соборъ шествовали во дворецъ, гдѣ въ Столовой избѣ совершался обрядъ прощенія духовными и служилыми людьми. Въ воскресенье царь присутствовалъ въ Успенскомъ соборѣ на обрядѣ прощенія. Послѣ него государь съ боярами отправлялись въ патріаршіе покои. Послѣ чтенія “Достойно” и “приходной молитвы” и преподанія благословенія, всѣ садились на большія лавки. Подавались “прощальныя чаши”. Присутствовавшіе уходили затѣмъ въ сѣни и въ палатѣ оставались только царь и патріархъ. Въ тотъ же день государю докладывалось о заключенныхъ и многіе получали освобожденіе.

Недѣля Ваій. Передъ обѣднею народъ собирался въ Кремлѣ. Изъ Успенскаго собора выносилось большое дерево, обвѣшанное разными плодами — яблоками, изюмомъ, смоквами, финиками. Дерево ставилось на сани, подъ нимъ располагались пять отроковъ въ бѣлой одеждѣ и пѣли молитвы. Сани, запряженныя шестеркой лошадей, трогались. За ними слѣдовали юноши съ пылающими восковыми свѣчами и съ огромнымъ фонаремъ. Далѣе несомы были двѣ высокія хоругви, шесть кадильницъ, шесть иконъ. Болѣе ста іереевъ шли съ иконами, ризы ихъ осыпаны жемчугомъ. За ними шествовали бояре, царь. Патріархъ ѣхалъ сидя бокомъ на ослѣ (или на конѣ) одѣтомъ бѣлой тканью. Лѣвой рукой онъ поддерживалъ Евангеліе, окованное золотомъ, правою — благословлялъ народъ. “Осля” вели знатнѣйшій царскій бояринъ, два дьяка — царскій и патріаршій и конюшій старецъ. Царь придерживалъ конецъ повода у “осляти” и несъ вербу, бояринъ — середину повода, дьяки и конюшій вели “осля” подъ устцы. Стрѣлецкія дѣти устилали путь разноцвѣтными сукнами. Послѣ обхода кремлевскихъ святынь, шествіе возвращалось въ Успенскій соборъ, гдѣ совершалась литургія. По окончаніи ея патріархъ благословлялъ вербу, отъ которой отрубалась вѣтвь и относилась въ алтарь. Остальныя вѣтви также отрубались и отсылались во дворецъ и раздавались духовенству, боярамъ и народу. Затѣмъ патріархъ давалъ обѣдъ царю и боярамъ. Послѣ обѣда святитель дарилъ царю, какъ бы за его трудъ веденія “осляти”, — 100 золотыхъ, три сорока соболей, два куска бархату, два куска атласу (Нечволодовъ).

Время патріаршества особенно отличается попеченіемъ духовенства о бѣдныхъ. При патріаршемъ домѣ: 1) въ большіе праздники и дни поминовенія государей и святителей патріархъ раздавалъ значительную милостыню нищимъ; 2) въ день каѳедральнаго праздника Успенія Богоматери кормили при дворѣ его до 2500 человѣкъ бѣдныхъ всякаго званія; 3) при патріаршей каѳедральной церкви содержались 12 нищихъ, называвшихся богородицкими, которые получали каждый день по 35 коп.; 4) на иждивеніи патріаршаго казеннаго приказа содержались богадѣльни, находившіяся въ разныхъ частяхъ города; онѣ назывались домовыми, келейными богадѣльнями патріарха; въ 1676 г. положено было содержать патріарху въ его богадѣльняхъ 412 человѣкъ, что требовало большихъ издержекъ. Пришлось обязать епархіальныхъ архіереевъ дѣлать взносы, взамѣнъ чего отмѣнено было правило присылать царю и патріарху икону въ великіе праздники. Въ томъ же году патріархъ Іоакимъ указалъ жить нищимъ у приходскихъ церквей, а бѣдныя избушки, слишкомъ некрасивыя, сломать; на обзаведеніе на новомъ мѣстѣ выдавалось по рублю для каждаго. Въ 1681 г. царь Ѳеодоръ предлагалъ Собору пастырей учинить по всѣмъ городамъ разборъ нищимъ, и назначить безпомощной бѣднотѣ пристанище, а больнымъ больницы, лѣнивыхъ же и здоровыхъ заставлять работать. “Пастыри Церкви, прибавлялъ царь, примутъ на себя сіи распоряженія”. Соборъ постановилъ: “сіе предложеніе, какъ угодное Богу и спасительное для души, утверждаемъ соборно”. Во исполненіе этого постановленія, содержаніе бѣдныхъ и больныхъ, по разборѣ ихъ, въ Москвѣ осталось на попеченіи патріарха, а отъ царскаго двора нищіе получали милостыню только въ большіе праздники. Особенно отличался любовію къ нищимъ и заключеннымъ патріархъ Никонъ (Архіеп. Филаретъ).

Епархіальные архіереи, кромѣ вспоможенія патріаршему дому на бѣдныхъ, содержали ихъ при своихъ каѳедрахъ. Новгородскій митрополитъ Іовъ (1694-1716) особенно заботился о страждущихъ. Онъ построилъ и содержалъ богадѣльню, три больницы, два страннопріимныхъ дома.

Въ это время пріобрѣтало значеніе христіанское наставленіе, преподаваемое въ храмахъ. “Живая проповѣдь, замолкшая на сѣверѣ въ XVI вѣкѣ, начала подавать голосъ свой съ половины XVII вѣка. Болѣе всего располагалъ къ тому примѣръ юга, гдѣ въ это время была должность проповѣдника” — пишетъ архіепископъ Филаретъ. Извѣстенъ своими проповѣдями патріархъ Никонъ. Онъ же благословилъ произносить проповѣди Епифанія Славеницкаго. Патріархи Паисій и Макарій благословили прихожанъ церкви Іоанна Богослова въ Москвѣ имѣть, по ихъ желанію, священника-проповѣдника. Виднымъ проповѣдникомъ явился воспитанникъ западныхъ русскихъ училищъ, даровитый ученикъ просвѣщеннаго и добродѣтельнаго Лазаря Барановича, Симеонъ Полоцкій. Въ 1684 г. въ Перми священникъ Орловскій написалъ поученія воскресныя и праздничныя, подражая, по его словамъ, Кириллу Транквилліону и Симеону Полоцкому. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Сей неученый, но съ здравымъ смысломъ, проповѣдникъ умно разсуждалъ о нуждѣ живой проповѣди. Но ему не легко обходилась проповѣдь его; невѣжи прихожане кричали: “здѣсь бывали у насъ священники добрые, но не дѣлали того, а жили попросту; откуда же этотъ вводитъ странности?”. Онъ терпѣлъ, но продолжалъ свое доброе дѣло и трудился, поощренный защитой умнаго Строганова Димитрія Михайловича”. Послѣдній имѣлъ большое значеніе въ этомъ краѣ.

Архіеп. Филаретъ продолжаетъ: “Скоро перестали уже считать проповѣдь странностію. Лучшимъ проповѣдникомъ и превосходнымъ жизнеописателемъ былъ святитель Димитрій Ростовскій. По мѣсту рожденія и начальнаго образованія принадлежалъ онъ Кіеву, но образованіемъ своимъ обязанъ былъ не коллегіи и Кіеву, а памятникамъ древней Россіи и своимъ дарованіямъ” — пишетъ архіеп. Филаретъ.

Даніилъ, сынъ сотника Туптало, родился въ 1651 г. въ м. Макаровѣ, Кіевской губерніи. Изъ за польской войны, разрушившей въ 1665 г. кіевскую коллегію, образованіе его закончилось классомъ словесности. Пріобрѣтенное въ коллегіи знаніе преобразовалось и развилось его исключительными дарованіями. Имѣя 18 лѣтъ, онъ принялъ постригъ, съ именемъ Димитрія, въ кіевскомъ Кирилловскомъ мон. Въ 1675 г. архіепископъ черниговскій Лазарь Барановичъ, посвятивъ его въ іеромонахи, опредѣлилъ проповѣдникомъ при каѳедральномъ соборѣ въ Черниговѣ. Два года проповѣдническаго служенія въ Черниговѣ, начатаго въ 24-хъ лѣтнемъ возрастѣ, прославили св. Димитрія. Когда онъ прибылъ на границу Литвы и Польши для поклоненія Новодворскому чудотворному образу Богоматери, его упросили быть проповѣдникомъ въ Слуцкѣ. Изъ за него возникъ даже споръ. Церковные круги и гетманъ требовали его обратно въ Малороссію. Слуцкіе православные упрашивали на время хотя подарить имъ такого проповѣдника. Побѣдили первые. Въ 1681 г. онъ былъ съ честью принятъ въ мѣстѣ пребыванія гетмана — Батуринѣ — и приглашался игуменомъ въ разные монастыри. Онъ былъ игуменомъ и Батуринскаго мон. Заботясь о душевномъ спасеніи своемъ, св. Димитрій искалъ уединенія и возможности посвятить себя научнымъ трудамъ. Просвѣщенный кіево-печерскій архимандритъ Варлаамъ (Ясинскій) предложилъ ему заняться составленіемъ Четьихъ-Миней. Въ 1684 г. онъ и приступилъ къ этому большому труду. Въ 1689 г., будучи по дѣламъ Батуринскаго мон. въ Москвѣ, онъ представилъ свой трудъ патріарху и царственнымъ особамъ. Патр. Іоакимъ одобрилъ благочестивое усердіе св. Димитрія, но высказалъ неудовольствіе, что книга напечатана безъ его разсмотрѣнія. Патріархомъ замѣчены были нѣкоторыя ошибки, вызванныя распространеннымъ въ зап. Руси латинскимъ вліяніемъ. Святитель Димитрій во второмъ своемъ изданіи тщательно заботился объ исправленіи ошибокъ. По возвращеніи изъ Москвы, онъ продолжалъ свой трудъ. Въ 1698 г. закончилъ онъ вторую часть своего труда. Патріархъ Адріанъ почтилъ его граматой, похваливъ его работу и позднѣе. О дальнѣйшей дѣятельности св. Димитрія будетъ сказано въ слѣдующемъ отдѣлѣ.

Наилучшимъ выявленіемъ благочестія, по прежнему, считалась жизнь монашеская. Любовь къ иноческой жизни была еще сильна въ періодъ патріаршества, особенно въ первой половинѣ его. Патріархи сильно старались поддержать эту любовь. Имъ помогали и переживанія того времени, устремлявшія многихъ въ обители. Во время патріаршества, исключая кіевскую митрополію, воздвигнуто до 175 монастырей, и усердными строителями нѣкоторыхъ изъ нихъ были сами патріархи. Извѣстны замѣчательные монастыри патріарха Никона: Новый Іерусалимъ, Иверскій и Крестный.

Воскресенскій мон. находился ранѣе въ 53 в. отъ Москвы. Никонъ выбралъ для него мѣсто при р. Истрѣ. Онъ купилъ у боярина Баборыкина землю и с. Воскресенское, все окруженное рѣкой; гористое мѣсто выровнялъ насыпью; съ трехъ сторонъ выкопалъ рвы. Вознамѣрился Никонъ устроить подобіе Іерусалимскаго храма и въ немъ гробъ Господень. Сначала сооружены были во имя Воскресенія Господня деревянная церковь съ трапезой и прочими службами. Она освящена была въ 1657 г., въ присутствіи царя Алексѣя Михайловича, который нашелъ это мѣсто прекраснымъ какъ Іерусалимъ. Никонъ, въ угодность государю, назвалъ обитель “Новымъ Іерусалимомъ”, гору, съ которой послѣдній любовался видомъ, — “Елеономъ”. Другія близлежащія мѣста получили именованія, сходныя съ священными мѣстностями Палестины. При посредствѣ Арсенія Суханова, получилъ Никонъ чертежи и модель гроба Господня и въ 1658 г. заложилъ величественный храмъ, который ему не удалось закончить. Онъ довершенъ былъ иждивеніемъ царя Ѳеодора и освященъ патр. Іоакимомъ въ 1685 г. Обновленіе всего зданія и сооруженіе новаго купола послѣдовало въ 1749-56 годахъ, подъ наблюденіемъ архимандрита (потомъ епископа) Амвросія Зертисъ-Каменскаго [25]).

Никонъ, будучи еще отшельникомъ, при переѣздѣ изъ Анзерскаго скита на материкъ, спасенъ былъ отъ потопленія. Въ ознаменованіе сего, онъ водрузилъ крестъ въ заливѣ Бѣлаго моря, на островѣ Кіѣ. Въ 1652 г. онъ основалъ тамъ Крестный мон. Владыка Никонъ, въ бытность свою новгородскимъ митрополитомъ, обратилъ вниманіе на красоту Валдайскаго озера (мѣстность самая высокая въ Европейской Россіи) и рѣшилъ создать тамъ обитель. Въ 1653 г. на небольшомъ островкѣ освящены были деревянныя церкви: въ честь Иверской Божіей Матери и св. митрополита Филиппа. Въ 1656 г. патр. Никонъ привезъ въ обитель списокъ съ чудотворной Иверской иконы Божіей Матери, находившейся на Аѳонѣ. Въ 1654 г. по царской “великой жалованной граматѣ”, село Валдай переименовано Богородицкимъ, озеро — Святымъ, монастырь названъ Иверскимъ-Святоезерскимъ.

Значительная часть вновь создававшихся монастырей основывалась въ тѣхъ областяхъ, которыя еще недавно передъ тѣмъ стали заселяться: въ Сибири, въ губерніяхъ Воронежской и Тамбовской. Въ 1699 г. основалась Саровская пустынь. На первую половину сего времени приходится около 100 обителей. Во второй половинѣ, напротивъ, закрыто было нѣсколько монастырей, какъ мѣра противъ раскола. Неистовства поляковъ и шведовъ оставили въ рядѣ обителей лишь пустыя стѣны. Иногда и тѣ уничтожались. Подъ власть шведовъ попала Валаамская обитель. Польская война при царѣ Алексѣѣ истощала и богатые монастыри. Московскіе монастыри въ 1684 году вынуждены были просить у царей сколько-нибудь облегчить повинности, возлагавшіяся на ихъ вотчины въ размѣрѣ большемъ, чѣмъ на помѣщичьи и царскія: “платимъ мы съ вотчинъ всякія ваши, великихъ государей, подати противъ помѣщиковъ и вотчинниковъ, съ великою прибавкою, стрѣлецкій хлѣбъ втрое, и ямскія полоняничныя (на содержаніе плѣнныхъ) деньги вдвое, да сверхъ того ратнымъ людямъ на жалованье полуполтинныя, и полтинныя и рублевыя деньги”. При такихъ обстоятельствахъ считалось за лучшее отдавать скудныя малыя обители на попеченіе каѳедръ и знаменитыхъ монастырей, тѣмъ болѣе, что расколъ сталъ искать себѣ пріюта прежде всего въ скрытыхъ уголкахъ, каковыми были бѣдные монастырьки. Тогда потребовалось церковной власти закрыть нѣкоторыя изъ скудныхъ обителей, другія же, въ цѣляхъ ближайшаго надзора, приписать къ каѳедрамъ. По тѣмъ же причинамъ осторожность стала соблюдаться въ дозволеніи открывать новые монастыри. Запрещено было постригать мужей при женахъ и женъ при мужьяхъ живыхъ (Архіеп. Филаретъ). Въ мартѣ 1694 г. послѣдовалъ указъ противъ “безмѣстныхъ” монаховъ, монахинь, поповъ и дьяконовъ, ведшихъ себя “безчинно и неискусно”. Ихъ приказано “имать и приводить въ Стрѣлецкій Приказъ”, откуда отсылать въ Патріаршій приказъ.

Не оскудѣвала Русская Церковь и истинными подвижниками, которыхъ и доселѣ чтитъ русскій народъ, какъ угодниковъ Божіихъ. Таковы: Галактіонъ и Іосифъ вологодскіе, Иринархъ ростовскій, Адріанъ монзенскій, Леонидъ устьнедумскій, Иринархъ соловецкій, Діонисій, архимандритъ троицкій, Никодимъ кожеезерскій, Макарій жабынскій, Елеазаръ анзерскій, Симеонъ верхотурскій, Корнилій переяславскій, юродивые Христа ради: Прокопій вятскій, Максимъ и Андрей тотемскіе и др.

Во второй половинѣ XVII в. выдающіеся іерархи возглавляли древнюю Черниговскую епархію. Тридцать пять лѣтъ — съ 1657 по 1692 гг. — занималъ каѳедру благочестивый архіепископъ (съ 1667 г.) Лазарь Барановичъ, ученый архипастырь и замѣчательный администраторъ. Преемниками его были, близкіе ему, святители Ѳеодосій Углицкій, правившій съ 1692 по 1696 гг. и Іоаннъ Максимовичъ, правившій съ 1697 по 1712 г., впослѣдствіи митрополитъ тобольскій. При владыкѣ Лазарѣ, имѣвшемъ въ своемъ управленіи и Кіевскую митрополію, архимандритомъ монастырей черниговскаго Елецкаго и новгородскаго былъ Святитель Димитрій Туптало, впослѣдствіи митрополитъ ростовскій.

На XVII вѣкъ выпадаетъ главная дѣятельность Святителя Митрофана, архіепископа воронежскаго (1623-1703), въ 1682 г. поставленнаго во главѣ новой епархіи. Уроженецъ Владимірской области, онъ, ставъ въ 1663 г. инокомъ, былъ игуменомъ Яхромскаго и Троицкаго Унженскаго монастырей. Будучи архипастыремъ онъ, продолжая свои иноческіе подвиги, благоустроялъ обширную окраинную епархію, населенную разнороднымъ и безпокойнымъ людомъ. О немъ будетъ рѣчь въ дальнѣйшемъ.

Въ началѣ XVII в. заканчивала свою истинно христіанскую жизнь праведная Іуліанія Лазаревская (ум. въ 1604 г.). Прославилась она исключительною жалостливостью и щедростью въ отношеніи бѣдныхъ. Особенно проявилось это во время страшнаго голода, постигшаго московское государство въ 1601-1604 гг. Вдова зажиточнаго муромскаго дворянина Осорьина, Іуліанія, оказалась къ началу голода безъ зерна въ своихъ амбарахъ. Распродавъ все, что только могла, она покупала хлѣбъ и кормила нуждающихся. Разорившись совершенно, она отпустила дворню на волю. Тѣхъ же, кто не пожелалъ покинуть ее, она отправила собирать древесную кору и лебеду и изъ этого выпекала хлѣбъ, которымъ кормила голодныхъ. Всѣ отвѣдывавшіе этого хлѣба находили его отличнымъ. Историкъ Ключевскій замѣчательно опредѣлилъ ее: “Бѣдный былъ для нея какой-то бездонной сберегательной кружкой, куда она съ ненасытнымъ скопидомствомъ все прятала — всѣ свои сбереженія и излишки. Порою у нея въ дому не оставалось ни копѣйки отъ милостыни, и она занимала у сыновей деньги, на которыя шила зимнюю одежду для нищихъ, а сама, имѣя уже подъ 60 лѣтъ, ходила всю зиму безъ шубы”.

Одинаковаго духа съ нею въ отношеніи милосердія былъ одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ людей тогдашней Руси Ѳеодоръ Михайловичъ Ртищевъ (1625-73). Поселившись вблизи Москвы, онъ велъ отшельническую жизнь и свое имущество раздавалъ бѣднымъ. Царь Алексѣй Михайловичъ приблизилъ его къ себѣ, назначивъ постельничимъ. Благоволилъ къ нему патр. Іосифъ. На мѣстѣ своего первоначальнаго поселенія (2 вер. отъ столицы), Ртищевъ построилъ Андреевскій мон., открылъ училище, гдѣ обучали греческому и славянскому языкамъ, наукамъ словеснымъ до риторики и философіи, вызванные имъ изъ Кіева монахи. Это училище въ 1685 г. было переведено въ Заиконоспасскій мон. и послужило зерномъ славяно-греко-латинской академіи. Около 1650 года Ртищевъ основалъ за городомъ гостинницу для бѣдныхъ. Во время голода въ Вологдѣ, не имѣя денегъ, продалъ свои одежды и дорогіе сосуды и на вырученныя деньги помогалъ потерпѣвшимъ. Жителямъ Арзамаса уступилъ безплатно свои лѣсныя дачи. Участвуя въ войнѣ съ Польшей, особенно заботился о раненыхъ, какъ своихъ, такъ вражескихъ. Царь сдѣлалъ его воспитателемъ сына Алексѣя, недолго жившаго. Умирая, Ртищевъ завѣщалъ отпустить слугъ на волю и не притѣснять крестьянъ.

Добрымъ и дѣятельнымъ христіаниномъ былъ выдающійся русскій дипломатъ и государственный дѣятель, ближній бояринъ Аѳанасій Ордынъ-Нащокинъ, сынъ небогатаго псковскаго помѣщика. Архіепископъ Филаретъ такъ пишетъ о немъ: “Великій политикъ и мудрый министръ, не уступавшій ни одному изъ европейскихъ, Аѳанасій Лаврентьевичъ оказалъ столько заслугъ отечеству, сколько никто другой изъ современныхъ вельможъ. Образованный не по примѣру современныхъ бояръ, онъ любилъ православную вѣру искреннею душею. Царь Алексѣй, облекая его саномъ думнаго боярина, писалъ: “пожаловали мы тебя за твои къ намъ великія службы и радѣніе, что ты, помня Бога и святыя Его заповѣди, алчныхъ кормишь, жаждущихъ поишь, нагихъ одѣваешь, странныхъ въ кровы вводишь, еще и ноги умываешь... и до ратныхъ людей ласковъ, а ворамъ не спускаешь”. Царь осыпалъ его почестями; но, не прельщаясь ни славою, ни богатствомъ, Нащокинъ посвятилъ себя на служеніе Богу подъ именемъ инока Антонія. Царь Ѳеодоръ призывалъ его на служеніе отечеству. Выполнивъ порученіе государя, онъ вернулся въ Крыпецкій мон., тамъ снова укрылся въ уединенную келью, гдѣ и скончался въ 1680 году.

Устанавливая то положительное, что существовало и порой такъ ярко проявлялось въ тогдашней Руси, невозможно умолчать объ отрицательныхъ явленіяхъ того времени.

Соловьевъ видитъ ихъ прежде всего въ недостаткѣ просвѣщенія. Онъ пишетъ: “Отсутствіе пищи для духа условливало необходимо господство матеріальныхъ стремленій, матеріальныхъ взглядовъ. Церковь обличала эти стремленія и взгляды, требовала ихъ измѣненія. Но обличенія и требованія оказались недѣйствительными. Церковь старалась внушать, что бракъ есть таинство, къ которому надо приступать съ благоговѣніемъ, но общество смотрѣло на него другимъ взглядомъ и выражало этотъ взглядъ въ “нелѣпыхъ козлогласованіяхъ и безстудныхъ словесахъ”, съ которыми провожали жениха и невѣсту въ церковь [26]). Иностранцы съ изумленіемъ описываютъ обычай мужчинамъ и женщинамъ мыться вмѣстѣ въ общественныхъ баняхъ; Церковь вооружалась и противъ него, но обычай оставался надолго; онъ всего лучше объясняетъ намъ реакцію, которая высказалась въ заключеніи женщины въ теремъ у людей знатныхъ и богатыхъ; одно явленіе необходимо вызывало другое...”!

“Благочестивый Алексѣй Михайловичъ считалъ своею обязанностію заботиться и о душевномъ спасеніи подданныхъ; онъ требовалъ отъ воеводъ, чтобъ они въ походахъ силою заставляли людей исповѣдываться; понятно, что онъ долженъ былъ требовать этого отъ мирныхъ гражданъ”, — продолжаетъ Соловьевъ. “Въ 1659 году было разослано по Приказамъ повелѣніе: дьякамъ, подъячимъ и дѣтямъ боярскимъ и всякаго чина людямъ говѣть на Страстной недѣлѣ. Въ слѣдующемъ году указъ: списки людей неговѣющихъ присылать въ Монастырскій Приказъ, и такимъ ослушникамъ указъ будетъ съ опалою, безъ всякой пощады. Въ томъ же году приказано въ Филипповъ постъ всѣмъ поститься и въ церковь ходить каждый день. Еще въ началѣ царствованія изданъ былъ указъ: въ воскресный день и господскіе праздники не работать никому, въ субботу прекращать работы, какъ заблаговѣстятъ къ вечерни. Не работать; — но что же дѣлать? Правительство, которое брало на себя родительскія обязанности въ отношеніи къ подданнымъ — дѣтямъ, запретило цѣлый рядъ увеселеній и повсемѣстныхъ суевѣрныхъ обычаевъ... Если не послушаются, битъ батогами; домры, струны, гудки, гусли и хари искать и жечь... Угрозы были не на бумагѣ только: въ 1669 году великій государь указалъ стольника князя Григорія Оболенскаго послать въ тюрьму за то, что у него въ воскресенье на дворѣ его люди и крестьяне работали черную работу, да онъ же, князь Григорій, говорилъ скверныя слова ...”.

Благочестіе у нѣкоторыхъ выражалось въ строгомъ соблюденіи внѣшней обрядности, безъ пониманія ея духовнаго значенія.

Въ совершеніи богослуженія допускались неисправности и неблагочинія. По свидѣтельству одной граматы патріарха Іоасафа I, въ самой Москвѣ въ приходскихъ церквахъ служба совершалась со всякимъ небреженіемъ, наскоро, голосовъ въ 5-6. Служащіе и молящіеся стояли за ней безъ вниманія, разговаривали и смѣялись. По церкви шумѣли ребята, бродили съ блюдами сборщики, дурачились лже-юродивые, пищали, ползая, калѣки и нищіе. Для многихъ участіе въ богослуженіи заключалось въ одномъ присутствіи на немъ, не заботясь о вниманіи къ нему. На безпорядкахъ въ богослуженіи останавливался Соборъ 1667 г. Онъ обратилъ вниманіе на то, что въ церквахъ каждый чествовалъ только свою икону, которую помѣщалъ въ церкви, одной ей ставилъ свѣчи и ей только молился, что неискусные люди “своя си иконы боги именовали, чесо ради явствуется не знати единства Божія, паче же многобожіе непщевати” (Знаменскій).

Вслѣдствіе этого русскимъ людямъ, сталкивавшимся съ иновѣрами иностранцами, наплывъ которыхъ значительно усилился съ конца ХVІ в., трудно было защищать въ спорахъ съ ними свое обрядовое благочестіе. Отдѣльные бояре, служилые и торговые люди, подъ вліяніемъ иноземцевъ, начинали и сами смѣяться надъ иконами, постами и пр. Доходило даже до полнаго отступничества отъ Церкви и родины. При Годуновѣ нѣсколько молодыхъ людей послано было для науки за границу. Соблазнъ западной цивилизаціи подѣйствовалъ на нихъ такъ сильно, что они не вернулись назадъ. Въ Смутное время яркимъ примѣромъ церковнаго и русскаго отступничества явилъ князь Иванъ Хворостининъ, за это два раза заточавшійся въ монастырь. Извѣстное вольнодумное движеніе XVI в., выразившееся въ тогдашнихъ ересяхъ, проявлялось и въ XVII в.

Патріархъ Филаретъ, въ цѣляхъ поддержанія православной старины, прибѣгалъ къ строгимъ мѣрамъ въ отношеніи католиковъ и протестантовъ. Патріархъ Никонъ истреблялъ у бояръ нѣмецкіе органы, ливреи для слугъ, картины, отбиралъ иконы западнаго образца. Подвергалось преслѣдованію брадобритіе; за употребленіе табака рѣзали носы. Но одновременно усиливался вызовъ иностранцевъ на царскую службу. Въ самомъ дворцѣ царя завелись нѣмецкая музыка, картины, часы, зеркала, кареты и другія заморскія диковинки. Появились тамъ же театръ и придворная школа комедіантовъ. Не довольствовались нѣкоторые круги духовнымъ образованіемъ только, желая дополнять его свѣтскимъ. При царѣ Алексѣѣ одинъ изъ воспріявшихъ новыя начала, молодой Ордынъ-Нащокинъ, бѣжалъ за границу, но, правда, потомъ вернулся. Другой же — Котошихинъ такъ и остался въ Швеціи и тамъ писалъ критическія вещи о Россіи.

Приходилось духовнымъ и свѣтскимъ властямъ бороться съ остатками язычества и суевѣрія. Примѣчательно то, что волхвовъ призывалъ къ себѣ Годуновъ. При немъ въ присягѣ имѣлось такое мѣсто: “надъ государемъ царемъ и надъ царицею и надъ ихъ дѣтьми въ ѣдѣ, питьѣ и платьѣ и ни въ чемъ другомъ лиха никакого не учинить, зелья лихого и коренья не давать, слѣду не вынимать, по вѣтру лиха не насылать”. Обвиненія въ чародѣйствѣ и порчѣ стояли на первомъ мѣстѣ въ дѣлахъ о неудавшихся царскихъ невѣстахъ царя Михаила — Хлоповой и царя Алексѣя — боярышнѣ Всеволжской. Опасеніе порчи въ царскомъ семействѣ было развито до крайности и возбуждало строгіе розыски при дворѣ при всякой болѣзни царицы или царскихъ дѣтей, не испортилъ ли ихъ кто. Уложеніе царя Алексѣя назначило за колдовство наказаніе кнутомъ или сожженіе на кострѣ. Въ царствованіе Ѳеодора Алексѣевича враги ближайшаго сподвижника его отца, образованнаго боярина Артамона Матвѣева, обвинили послѣдняго въ колдовствѣ; онъ былъ сосланъ въ Пустозерскъ. Къ колдовству прибѣгалъ ближайшій совѣтникъ царевны Софіи, кн. Василій Голицынъ, просвѣщеннѣйшій государственный дѣятель того времени. Въ самомъ концѣ ХVІІ в. имѣли мѣсто жестокіе двухлѣтніе розыски надъ колдунами, заподозрѣнными въ намѣреніи извести царя Петра съ его матерью. На ряду съ кудесниками и волхвами много вреда приносили разныя ханжи, лицемѣрные святоши и лжепророки, умѣвшіе завоевывать довѣріе многихъ. Противъ нихъ возставалъ Соборъ 1667 г. Проявлялось иногда волхвованіе священными предметами. Допускалась нѣкоторыми передѣлка христіанскихъ молитвъ въ заговоры и заговоровъ въ молитвы. При придаваніи огромнаго значенія обряду, его часто не одушевляли внутреннимъ благочестіемъ. Порою онъ держался только привычкой. Къ требамъ нѣкоторые прибѣгали только въ исключительныхъ случаяхъ жизни. Множество обличеній исходило отъ пастырей церкви на то, что пасомые не исповѣдывались и не ходили въ храмъ по десяткамъ годовъ. Часто отчуждались отъ исполненія религіозныхъ обязанностей разнаго вида служилые люди, пріучившіеся на своей службѣ къ извѣстнаго рода безшабашному разгулу (Знаменскій).

Страшная жизнь Разина, наводившаго во второй половинѣ XVII в., со своими бандами, ужасъ на громадномъ пространствѣ средняго и нижняго Поволжья, показываетъ, какія крайности могли уживаться въ душахъ отдѣльныхъ русскихъ людей того времени.

Повѣствованіе о немъ Соловьевъ начинаетъ такъ: “Былъ въ Донскомъ Войскѣ казакъ извѣстный, ловкій, Степанъ Тимоѳеевичъ Разинъ; былъ онъ росту средняго, крѣпкаго сложенія, лѣтъ около сорока. Весною 1661 года войско посылало его къ Калмыкамъ уговаривать ихъ быть заодно съ Донцами, служить государю на Крымскаго хана. Возвратясь отъ Калмыковъ, осенью того же года Степанъ Тимоѳеевичъ явился въ Москву; онъ отправлялся на богомолье въ Соловецкій монастырь. Такое благочестіе не было диковиною между казаками: “за многія войсковыя службы, за кровь и раны” пожалованъ былъ имъ въ Шацкомъ уѣздѣ Чернѣевъ монастырь; казаки его строили, многіе вклады давали, а старики и раненые постригались въ немъ.” Далѣе Соловьевъ пишетъ: “Мы уже видѣли, что это былъ за человѣкъ Разинъ, — весною сходитъ онъ въ посольствѣ къ Калмыкамъ, а осенью готовъ уже идти на богомолье на противоположный край свѣта, къ Соловецкимъ чудотворцамъ: “много было бито, граблено, надо душу спасти!” Воротился (Разинъ съ богомолья на Донъ; на Дону тѣсно, точно въ клѣткѣ, а искателей зипуновъ, голутьбы накопилось множество. Всѣ они и русскіе казаки, и хохлачи, говорили, что имъ идти на Волгу воровать, а на Дону жить имъ не-у-чего ...”. Разинъ принялъ начальство надъ голутвенными и съ ними выбрался на Волгу. При первомъ же нападеніи на караванъ, грабя входившій въ составъ его патріаршій стругъ, “старинный соловецкій богомолецъ”, отмѣчаетъ Соловьевъ, “самъ переломилъ руку у монаха патріаршескаго”. Разбойничалъ онъ въ Персіи, пропущенъ былъ испуганными воеводами черезъ Астрахань, весной 1670 г. захватилъ съ голутвенными власть въ Черкаскѣ; занялъ Царицынъ, звѣрствовалъ тамъ. “Стенька укрѣпилъ Царицынъ, созвалъ кругъ и объявилъ свой широкій замыселъ: идти вверхъ по Волгѣ подъ государевы города, выводить воеводъ, или идти къ Москвѣ противъ бояръ. Казаки закричали въ отвѣтъ, что полагаются на слово своего батюшки атамана” — пишетъ Соловьевъ. Опасаясь оставлять у себя въ тылу воеводъ, онъ въ іюнѣ подошелъ къ Астрахани.

Астраханскую каѳедру занималъ владыка Іосифъ. Родился онъ въ 1597 г.; въ молодости принялъ монашество въ астраханскомъ Троицкомъ мон., былъ въ немъ архимандритомъ, въ 1659 г. посвященъ въ архіепископы, въ 1667 г. возведенъ въ санъ митрополита. Имя его упоминалось въ связи съ дѣломъ патр. Никона. Соловьевъ пишетъ: “13 іюня ночью караульные стрѣльцы увидали, какъ надъ всею Астраханью отворилось небо и просыпались изъ него на городъ точно печныя искры. Стрѣльцы побѣжали въ соборъ и разсказали объ этомъ митрополиту Іосифу. Тотъ долго плакалъ и, возвратившись въ келью отъ заутрени, говорилъ: “Изліялся съ небеси фіалъ гнѣва Божія!” Іосифъ имѣлъ право не ждать ничего добраго отъ казаковъ, зная ихъ очень хорошо. Онъ былъ родомъ Астраханецъ; восьми лѣтъ онъ былъ свидѣтелемъ неистовствъ, которыя позволяли себѣ казаки Заруцкаго въ Астрахани, какъ безчестили архіепископа Ѳеодосія за то, что называлъ ихъ ворами; какъ перебили всѣхъ его дворовыхъ, разграбили домъ, самого посадили въ Троицкомъ монастырѣ въ каменную тюрьму. Іосифъ на самомъ себѣ носилъ тяжелый знакъ памяти отъ этого страшнаго времени: голова его постоянно тряслась отъ удара, нанесеннаго ему казаками”. Митрополитъ, по просьбѣ воеводы кн. Ивана Прозоровскаго, далъ ему келейныя и монастырскія деньги для задабриванія ненадежныхъ стрѣльцовъ. 24 іюня Разинъ ворвался въ городъ. Владыка успѣлъ пріобщить Св. Таинъ Прозоровскаго, раненаго въ животъ. Искали защиты въ храмѣ тѣ, которымъ нечего было ждать добра отъ вора. Борьба шла около церкви, ожесточившись особенно послѣ появленія самого Разина. Воевода сброшенъ былъ съ раската [27]). “Другихъ несчастныхъ”, пишетъ Соловьевъ, “не удостоили такого почета: ихъ сѣкли мечами и бердышами передъ соборною церковію; кровь текла ручьемъ мимо церкви до приказной палаты; трупы бросали безъ разбору въ Троицкомъ монастырѣ въ братскую могилу; подлѣ могилы стоялъ монахъ и считалъ, — начелъ 441”. Митрополита Разинъ не тронулъ. Сначала не покушался на него и казакъ Васька Усъ, оставленный замѣстителемъ себѣ Стенькой, двинувшимся вверхъ по Волгѣ. Только въ концѣ 1670 г. кн. Юрій Барятинскій наноситъ сильное пораженіе мятежникамъ, въ серединѣ же апрѣля 1671 г. старые казаки схватили на Дону, въ Кагальницкомъ, Разина, и 6 іюня онъ былъ четвертованъ въ Москвѣ.

Въ Астрахани продолжалъ держаться Васька Усъ. Съ нимъ боролся митр. Іосифъ, призывавшій жителей, согласно полученной имъ царской граматѣ, перехватать воровъ. “Кого намъ хватать и сажать въ тюрьму”, закричали въ отвѣтъ: “мы всѣ воры; возьмите его, митрополита, и посадите въ тюрьму или въ каменную будку; счастье твое, что пристигла Святая Недѣля, а то мы бы тебѣ дали память!” Прошло Ѳомино воскресенье. 11 мая 1671 г. владыка былъ за проскомидіей въ соборѣ, когда воры пришли звать его себѣ въ кругъ. Онъ облачился и велѣлъ благовѣстить въ большой колоколъ, чтобъ собирались священники идти на кругъ.

Войдя на кругъ съ крестомъ въ рукѣ, Іосифъ спросилъ Уса: “Зачѣмъ вы меня призвали, воры и клятвопреступники?”. Одинъ изъ казаковъ отвѣтилъ: “Присланъ я отъ войска съ рѣчами, что ты воровски переписываешься съ Терекомъ и Дономъ, и по твоему письму Терекъ и Донъ отложились отъ насъ”. — “Я съ ними не переписывался”, отвѣчалъ Іосифъ, “а хотя бы и переписывался, такъ вѣдь это не съ Крымомъ и не съ Литвою; я и вамъ говорю, чтобъ и вы отъ воровства отстали и великому государю вины свои принесли”. Воры озлобились, часть ихъ направилась къ владыкѣ снять облаченіе. Возмутился донской казакъ Миронъ, который закричалъ: “Что вы, братцы, на такой великій санъ хотите руки поднять?— намъ къ такому великому сану и прикоснуться нельзя”. Его схватили и убили. Воры потребовали отъ священниковъ разоблачить митрополита. Іосифъ самъ снялъ съ себя митру, панагію и, обратившись къ протодіакону, сказалъ: “Что же- ты сталъ, не разоблачаешь? уже пришелъ часъ мой!” Тотъ, въ ужасѣ, снялъ омофоръ, саккосъ. Тутъ казаки выбили все духовенство изъ круга, крича: “До васъ дѣла нѣтъ!” и повели владыку пытать на пороховой дворъ. Его положили на огонь и допрашивали. Святитель не отвѣчалъ ни слова, только творилъ молитву и проклиналъ палача. Послѣ пытки его повели на казнь, на раскатъ. Проходя мимо тѣла Мирона, Іосифъ осѣнилъ его и поклонился. Его положили на краю раската и столкнули. Соловьевъ такъ заключаетъ это страшное описаніе: “Это были самые отчаянные воры, которые работали на раскатѣ, — Алешка Грузинкинъ съ немногими товарищами. Самая дѣятельность поддерживала ихъ ожесточеніе, ихъ опьяненіе. Но съ другимъ чувствомъ стояло большинство воровъ внизу подлѣ раската; ихъ страхъ увеличивался все болѣе и болѣе съ приближеніемъ дѣла къ развязкѣ, и когда наконецъ тѣло Іосифа ударилось объ землю, казакамъ послышался страшный стукъ: они обомлѣли и минутъ съ двадцать стояли въ глубокомъ молчаніи, повѣся головы. Потомъ опохмелились пыткою и казнью воеводы князя Семена Львова”.

Исправленіе богослужебныхъ книгъ. Расколъ.

Архіепископъ Филаретъ пишетъ: “Послѣ того, какъ за 10 лѣтъ до патріаршества начали ограничивать порчу книгъ книгопечатаніемъ, а теперь введеніемъ патріаршества вводили столь важныя перемѣны въ богослуженіе и не переставали установлять новыя празднества[28]), въ самомъ началѣ патріаршества въ томъ уже твердо были убѣждены, что надобно исправлять ошибки въ книгахъ, возросшія до такого числа съ теченіемъ времени, и что для того надобно не только печатать книги, но предварительно печатанію сличать позднія съ древними, лучшими списками”.

Направленіе, въ какомъ шли исправленія богослужебныхъ книгъ послѣ Стоглаваго собора, не измѣнилось до половины ХVІІ вѣка. Книги правились съ добрыхъ переводовъ исключительно по славянскимъ спискамъ и печатались со всѣми ошибками и неисправностями послѣднихъ, которыя въ печати становились еще распространеннѣе и тверже. Патріархъ Гермогенъ, для предупрежденія новыхъ ошибокъ, установилъ при типографіи особое званіе книжныхъ справщиковъ. Они обязаны были внимательно свѣрять печатаемыя книги съ лучшими списками, исправляя въ случаѣ надобности и эти послѣдніе. Трудно было первое время найти надежныхъ справщиковъ. Въ Смутное время сгорѣлъ печатный домъ и изданіе книгъ на время прекратилось (Знаменскій).

Съ воцареніемъ Михаила Ѳеодоровича, занялись ревностнымъ печатаніемъ книгъ. Въ 1617 г. троицкій старецъ, Арсеній Глухой, ранѣе инокъ Ниловой пустыни, и клементьевскій священникъ Еванъ Насѣдка жаловались царю, что при множествѣ ошибокъ, вошедшихъ въ Требникъ, они одни не въ силахъ справиться съ исправленіями. Царь поручилъ троицкому архимандриту Діонисію принять участіе въ исправленіи требника. Діонисій и его сотрудники съ большимъ усердіемъ принялись за дѣло. Кромѣ древнихъ славянскихъ рукописей ими приняты были во вниманіе четыре греческихъ требника. Арсеній хорошо зналъ славянскую грамматику и греческій языкъ.

Новые справщики, болѣе другихъ образованные, нашли въ требникѣ множество ошибокъ. Въ водосвятной молитвѣ на Богоявленіе въ печатномъ требникѣ къ словамъ: “Пріиди, Господи, и освяти воду сію Духомъ Твоимъ Святымъ” оказалось прибавленнымъ “и огнемъ”. По свидѣтельству Арсенія, въ 12 просмотрѣнныхъ имъ славянскихъ спискахъ слова эти отсутствовали, въ одномъ лишь оно было приписано на полѣ, въ другомъ же надъ строкой. Явно было, что это было сдѣлано произвольно позднѣе. Исправлены были ими концы нѣкоторыхъ молитвъ. Въ нѣкоторыхъ печатныхъ книгахъ нашли ереси. Напр. въ служебникахъ говорилось, что “Отецъ съ Сыномъ воплотися”. Особенно много неисправностей оказалось въ церковномъ уставѣ, который въ 1610 году былъ изданъ троицкимъ головщикомъ Логиномъ Коровою. Послѣ полуторагодовой работы справщики лѣтомъ 1618 г. представили исправленный ими Требникъ мѣстоблюстителю патріаршаго престола митрополиту Крутицкому Іонѣ. Послѣдній былъ недоволенъ справщиками, выполнявшими работу по личному распоряженію царя и не совѣщавшимися съ нимъ. Жаловались на Діонисія монахи Троицкой обители головщикъ Логинъ и уставщикъ Филаретъ. Діонисій потребованъ былъ къ объясненію.

Соловьевъ подробно останавливается на этомъ дѣлѣ. “Четыре дня приводили его на патріаршій дворъ къ допросу съ безчестіемъ и позоромъ; потомъ допрашивали его въ Воскресенскомъ монастырѣ, въ келліяхъ матери царской, инокини Марѳы Ивановны, и рѣшили, что исправители еретичествуютъ. Но при этомъ рѣшеніи, кромѣ невѣжества, выказалась еще другая язва общественная: тутъ дѣйствовала не одна ревность по буквѣ, по старинѣ, на которую наложили руку смѣлые исправители, — тутъ обрадовались, что попался въ руки архимандритъ богатѣйшаго монастыря, и потребовали у него за вину пятьсотъ рублей. Діонисій объявилъ, что денегъ у него нѣтъ, и что онъ платить не будетъ; отсюда страшная ярость, и оковы, и побои, и толчки, и плевки. Діонисій, стоя въ оковахъ, съ улыбкою отвѣчалъ тѣмъ, которые толкали его и плевали на него: “Денегъ у меня нѣтъ, да и дать не-за-что: плохо чернецу, когда его растричь велятъ, а достричь-то ему вѣнецъ и радость. Сибирью и Соловками грозите мнѣ, но я этому радъ, это мнѣ и жизнь”. За Діонисіемъ присылали нарочно въ праздничные или торговые дни, когда было много народа, приводили его пѣшкомъ или привозили на самой негодной лошади, безъ сѣдла, въ цѣпяхъ, въ рубищѣ, на позоръ толпѣ, изъ которой кидали въ него грязью и пескомъ; но онъ все это терпѣлъ, съ веселымъ видомъ, смѣялся, встрѣчаясь съ знакомыми. Привезутъ его иногда до обѣдни, иногда и послѣ обѣдни, и поставятъ скованнаго въ подсѣньи, на дворѣ митрополичьемъ; стоитъ онъ тутъ съ утра до вечера, и не дадутъ ему воды чашки, а время было іюнь, іюль мѣсяцы, дни жаркіе; митрополитъ Іона послѣ обѣдни сядетъ съ соборомъ за столъ, а Діонисій съ учениками празднуетъ подъ окнами его келлій въ кулакахъ да пинкахъ, а иногда достанется и батогомъ. Словомъ ересь напугали царскую мать, Марѳу Ивановну, вооружили ее противъ мнимыхъ еретиковъ, а въ народѣ распустили слухъ, что явились такіе еретики, которые огонь хотятъ въ мірѣ вывести: — и вотъ страхъ и злоба овладѣли простыми людьми, особенно ремесленниками, которымъ безъ огня нельзя ничего сдѣлать, — и они начали выходить съ дрекольемъ и каменьями на Діонисія ”.

Знакомитъ Соловьевъ съ главными противниками просвѣщеннаго отечестволюбца, Логиномъ и Филаретомъ, опредѣливъ ту среду, которая пораждаетъ такихъ “мужиковъ-горлановъ”. Онъ пишетъ: “При отсутствіи просвѣщенія въ большинствѣ, всякое преимущество, часто только внѣшнее, имѣетъ обаятельную силу, и человѣкъ, имъ обладающій, можетъ рѣшиться на все, — сопротивленія не будетъ. Такъ, если въ подобномъ необразованномъ или полуобразованномъ обществѣ явится человѣкъ бойкій, дерзкій, начетчикъ, говорунъ, то чего онъ не можетъ себѣ позволить, кто въ состояніи оцѣнить въ-мѣру его достоинства? Если явится ему противникъ, человѣкъ вполнѣ достойный, знающій дѣло и скромный, уважающій свое дѣло и общество, то говорунъ, который считаетъ всѣ средства въ борьбѣ позволенными для одолѣнія противника, начинаетъ кричать, закидывать словами, а для толпы несвѣдущей, кто перекричалъ, — тотъ и правъ: дерзость, быстрота, неразборчивость средствъ даютъ всегда побѣду. Древнее наше общество, вслѣдствіе отсутствія просвѣщенія, сильно страдало отъ такихъ мужиковъ горлановъ, какъ ихъ тогда называли; противъ нихъ-то долженъ былъ ратовать и Діонисій въ своемъ монастырскомъ обществѣ ... Логинъ пріобрѣлъ удивленіе братіи и посѣщавшихъ монастырь голосомъ необыкновенно пріятнымъ, свѣтлымъ и громкимъ; въ чтеніи и пѣніи ему не было подобнаго; на одинъ стихъ сочинялъ распѣвовъ по пяти, по шести и по десяти. Что стихъ искажался отъ этихъ распѣвовъ, терялъ смыслъ — до этого Логину не было дѣла, потому что онъ “хитрость грамматическую и философство книжное” называлъ еретическимъ. Надменный своими преимуществами, удивленіемъ, которое оказывали къ его голосу, этотъ мужикъ-горланъ не зналъ никакой мѣры, бранилъ, билъ не только простыхъ монаховъ, но и священниковъ, обижалъ въ милостынѣ, и никто не смѣлъ ему слова сказать. Діонисій часто обращался къ нему со своими тихими поученіями, называлъ его государемъ, отцомъ, братомъ, величалъ по имени и по отечеству. “Что тебѣ, свѣтъ мой, пользы въ этомъ”, говорилъ ему Діонисій, — “что всѣ жалуются на тебя, ненавидятъ тебя и проклинаютъ, а мы, начальники, всѣ какъ въ зеркало на тебя смотримъ? и какая будетъ польза, когда мы съ тобою брань заведемъ?” Но увѣщанія не помогли нисколько.”

“Другой мужикъ-горланъ, уставщикъ Филаретъ, возбуждалъ удивленіе толпы и получилъ право быть горланомъ также по внѣшнему достоинству, которое въ то время очень цѣнилось, — сѣдинами добрыми; онъ жилъ у Троицы больше пятидесяти лѣтъ, уставщикомъ былъ болѣе сорока лѣтъ — преимущество громадное по тогдашнимъ понятіямъ: всѣ остальные, не исключая архимандрита, были передъ нимъ молодые люди. Логинъ своими распѣвами искажалъ смыслъ стиховъ; Филаретъ пошелъ дальше: по его мнѣнію, Христосъ не прежде вѣкъ отъ Отца родился; Божество почиталъ онъ человѣкообразнымъ. Филаретъ и Логинъ были друзья, и оба ненавидѣли Діонисія за обличенія. “Пощадите, не принуждайте меня ко грѣху”, говорилъ имъ Діонисій: вѣдь это дѣло всей Церкви Божіей, а я съ вами по любви наединѣ бесѣдую и спрашиваю васъ для того, чтобы царское величество и власть патріаршеская не знали, чтобъ намъ въ смиреніи и въ отлученіи отъ Церкви Божіей не быть”. Логинъ отвѣчалъ ему: “Погибли мѣста святыя отъ васъ, дураковъ, вездѣ васъ теперь много неученыхъ сельскихъ поповъ; людей учите, а сами не знаете чему учите”. Больше всего сердился Логинъ на Діонисія за то, что архимандритъ вмѣшивался, по его мнѣнію, не въ свое дѣло, т. е. заставлялъ читать поученія Св. Отцовъ, и самъ часто читалъ ихъ, часто и пѣвалъ на клиросѣ. “Не ваше дѣло пѣть и читать”, говорилъ ему Логинъ: “Зналъ бы ты одно, архимандритъ, чтобъ съ мотовиломъ своимъ на клиросѣ, какъ болванъ, онѣмѣвъ, стоять”. Однажды, на утрени, Діонисій сошелъ съ клироса и хотѣлъ читать; Логинъ подскочилъ къ нему и вырвалъ книгу изъ рукъ, налой съ книгою полетѣлъ на землю, — стукъ, громъ, соблазнъ для всѣхъ; Діонисій, только перекрестилъ свое лицо, пошелъ на клиросъ и молча сѣлъ; Логинъ, окончивъ чтеніе, подошелъ къ архимандриту, и, вмѣсто того, чтобы просить прощенія, началъ плевать на него и браниться. Діонисій, махнувши посохомъ, сказалъ ему: “Перестань, Логинъ, не мѣшай божественному пѣнію, и братію не смущай; можно намъ объ этомъ переговорить и послѣ заутрени”. Тутъ Логинъ выхватилъ у него изъ рукъ посохъ, изломалъ его на четыре части и бросилъ ему на колѣни. Діонисій взглянулъ на образъ и сказалъ: “Ты, Господи Владыко, вся вѣси, и прости мя, грѣшнаго, яко согрѣшилъ предъ Тобою, а не онъ”. Сошедши съ своего мѣста, онъ всю заутреню проплакалъ передъ образомъ Богородицы, а послѣ заутрени вся братія никакъ не могла уговорить Логина, чтобъ просилъ прощеніе у архимандрита”.

Именно Логинъ, Филаретъ и ризничій Троицкаго мон. діаконъ Маркеллъ были главными обвинителями образованнаго и достойнѣйшаго архим. Діонисія на соборѣ высшаго московскаго духовенства, засѣдавшаго въ іюлѣ 1618 г. Діонисія обвиняли въ томъ, что “имя Святой Троицы велѣлъ въ книгахъ марать и Духа Святаго не исповѣдуетъ, яко огнь есть”. Соборъ положилъ: “архимандритъ Діонисій писалъ по своему изволу. И за то архимандрита Діонисія да попа Ивана отъ церкви Божіей и литургіи служити отлучаемъ, да не священствуютъ”. Осудили Діонисія на заточеніе въ Кирилловъ Бѣлозерскій мон. Но туда трудно было его провезти по причинѣ непріятельскихъ отрядовъ, загораживавшихъ дорогу на сѣверъ. Велѣно было содержать его въ Новоспасскомъ мон., гдѣ его сорокъ дней томили на палатяхъ въ дыму, били, морили голодомъ, заставляли класть ежедневно тысячу поклоновъ. Арсеній томился въ цѣпяхъ на Кирилловскомъ подворьѣ, откуда послалъ челобитную боярину Борису Мих. Салтыкову. Доказывая свою правоту и негодуя на невѣжественность обвинителей, Арсеній обвинялъ Діонисія въ невниманіи къ его настоянію не дѣлать ничего безъ митрополичья совѣта. Ивану Насѣдкѣ удалось избавиться отъ заточенія.

Іерусалимскій патріархъ Ѳеофанъ, прибывъ въ Москву, обратилъ вниманіе любви на невинныхъ страдальцевъ. Онъ предложилъ патріарху Филарету облегчить ихъ положеніе. Пр. Діонисій и Арсеній были освобождены изъ темницы. Но осторожный патріархъ только тогда оправдалъ полностью пр. Діонисія, когда получилъ отъ другихъ патріарховъ отзывъ о словахъ и огнемъ. Тогда — въ 1626 г. — онъ особенною граматою повелѣлъ не читать болѣе и огнемъ въ молитвѣ водоосвященія и зачеркнуть это мѣсто въ Требникѣ. Но и до полученія отвѣтовъ отъ патріарховъ, патр. Филаретъ продолжалъ исправленіе книгъ. Пр. Діонисій и его сотрудники, оправдывая себя, указали на многочисленныя ошибки въ разныхъ церковныхъ книгахъ. Согласно съ волею патріарха особенно были пересмотрѣны Требникъ и Служебникъ. И въ этомъ случаѣ соблюдая осторожность, патр. Филаретъ велѣлъ держаться преимущественно славянскихъ списковъ. Сдѣланы были нѣкоторыя дополненія и нѣсколько отмѣнъ. Въ 1633 г. патр. Филаретъ окружною граматою потребовалъ отобранія по всѣмъ мѣстамъ для преданія въ Москвѣ огню уставъ, напечатанный справщикомъ Логиномъ. Памятникомъ ревности Филарета противъ суевѣрія было строгое наказаніе имъ дьячка за употребленіе раѳлей [29]). (Архіеп. Филаретъ).

Присущая патріарху Филарету осторожность проявлена была, когда въ Москву прибыла Риза Господня. Прислана она была въ 1625 г. персидскимъ шахомъ Аббасомъ, которому перешла изъ Грузіи, какъ военная добыча. Принимая во вниманіе, что нѣтъ письменныхъ свидѣтельствъ о ризѣ, а положиться на отзывъ только однихъ мусульманъ не слѣдуетъ, патріархъ повелѣлъ совершить недѣльный постъ и молитву, дабы Господь Самъ открылъ Свою волю. По милости Божіей, не прошло и недѣли молитвъ и поста, какъ начали истекать чудесныя исцѣленія отъ ризы. Посему патріархъ Филаретъ опредѣлилъ чтить ризу благоговѣйно.

Преемникъ Филарета, патріархъ Іоасафъ, сперва позволилъ издать Требникъ, Уставъ и Служебникъ Филаретовы безъ перемѣнъ. Позднѣе онъ измѣнилъ въ нихъ многое. Главное исправленіе состояло въ пополненіи чиновъ молитвами и дѣйствіями, частію же въ отмѣнѣ нѣкоторыхъ дѣйствій (относительно погребенія священниковъ, постовъ — касательно употребленія рыбы и др.). Въ Октоихѣ исправлялись ошибки писцовъ повѣркою по спискамъ. Особенно же усердно продолжали печатать еще непечатанныя книги. Въ пособіе улучшенію книгъ собирали славянскіе списки въ Москву изъ монастырей. Патр. Іоасафъ I, какъ и его предшественникъ, чувствовалъ и сознавалъ, что въ исправленныхъ книгахъ все же остается много грѣховъ разныхъ. Въ послѣсловіи къ Требнику 1639 г. написано: “молимъ же вы ... аще что узрите въ нихъ нашимъ забвеніемъ или невѣдѣніемъ просто что и неисправлено или погрѣшно отъ неразумія; то простите насъ грѣшныхъ”. Въ послѣсловіи къ псалтири 1641 г.: “мы, грубіи и неразумніи... прощенія просимъ ... аще вникнувше обрящите въ ней неукрашеніе въ словесѣхъ или погрѣшеніе въ рѣчѣхъ или неудобрѣніе въ. дѣлѣ... да исправите, молимся” (Архіеп. Филаретъ).

Патріарху Іосифу не оставалось болѣе книгъ богослужебныхъ, которыя надлежало бы издавать первый разъ въ Москвѣ. Но много оставалось книгъ поучительныхъ, которыя тамъ еще печатались. Много оставалось и ошибокъ въ напечатанныхъ книгахъ, требовавшихъ исправленій. Патр. Іосифъ проявлялъ много усердія въ этомъ дѣлѣ. Церковныя исправленія стали проводиться въ такихъ широкихъ размѣрахъ, какихъ прежде не бывало ни разу. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Къ сожалѣнію, Іосифъ дозволилъ печатать книги людямъ, не только малосвѣдущимъ, но и упорнымъ въ мнѣніяхъ невѣжества. Эти люди, несмотря на то, что были очень бѣдны и смысломъ и познаніями, съ такою смѣлостію принялись за переправку книгъ, что не оставили въ покоѣ почти ни одной строки въ прежнихъ книгахъ, и все это дѣлали, не только не справляясь съ греческимъ текстомъ, котораго не знали, но не уважая даже древнихъ славянскихъ списковъ. Имъ хотѣлось всего болѣе возвесть ошибки времени, любимыя мнѣнія простоты, на степень мыслей вѣры святой; и они вносили эти ошибки и мнѣнія то въ южныя поучительныя книги, каковы книга Кириллова, книга о вѣрѣ единой и малый катихизисъ, то сѣяли тѣ же мысли невѣжества въ богослужебныхъ книгахъ, въ учебной псалтири 1645 и 1647 г., въ служебникѣ 1647 г. и слѣдованной псалтири 1647 г. Такимъ образомъ чего не было въ книгахъ, изданныхъ при патріархахъ: Іовѣ, Гермогенѣ, Филаретѣ и Іоасафѣ, то явилось теперь въ книгахъ церковныхъ; разумѣемъ мнѣнія: о двуперстномъ крестномъ знаменіи, о сугубой аллилуіи, прибавленіе слова “истиннаго” въ членѣ вѣры о Святомъ Духѣ. Современникъ патріарха Іоасафа, митрополитъ Игнатій, показываетъ намъ и тѣхъ кто такъ несовѣстно портилъ чужія сочиненія. Это были протопопы Аввакумъ и Еванъ Нероновъ, попы Лазарь и Никита, діаконъ Ѳеодоръ Ивановъ. Они были въ большой довѣренности у патріарха, въ уваженіи и у двора; почему распоряжались корректурою и печатаніемъ книгъ, какъ хотѣли, тѣмъ болѣе, что завѣдывавшій тогда типографіею князь Львовъ былъ однихъ съ ними мыслей и одинаковаго образованія”. Проф. П. Знаменскій упоминаетъ еще имена Ивана (въ монашествѣ Іосифа) Насѣдку, протопопа Михаила Рогова и архим. Сильвестра, какъ приставленныхъ при печатномъ дворѣ къ книжнымъ исправленіямъ. Онъ отмѣчаетъ ихъ необразованность и неудовлетворительность пріемовъ работы.

Митр. Макарій пишетъ: “Подъ конецъ жизни патріарха Іосифа у насъ, наконецъ, ясно сознана была мысль, что исправлять церковныя книги по однимъ славянскимъ спискамъ недостаточно, а нужно вмѣстѣ исправлять и по греческому тексту. И вотъ самъ царь Алексѣй Михайловичъ обратился въ Кіевъ съ просьбою — прислать въ Москву ученыхъ мужей, знавшихъ греческій языкъ, чтобы они исправили, по тексту семидесяти толковниковъ, славянскую библію, которую тогда намѣревались вновь напечатать. Ученые люди скоро прибыли въ Москву, и хотя нѣкоторые встрѣтили ихъ здѣсь непріязненно за самую ихъ ученость, хотя имъ не было поручено тотчасъ же приступить къ исправленію библіи, но они успѣли, еще при жизни патріарха Іосифа, исправить по греческому тексту одну, уже оканчивавшуюся печатаніемъ, книгу “Шестодневъ”, и напечатали свои исправленія въ концѣ книги, чтобы всю ее не перепечатывать. Это была первая напечатанная въ Москвѣ церковная книга, исправленная не по славянскимъ только спискамъ, но и по греческому тексту ...”

Отмѣтивъ далѣе “крайнее безчиніе”, допускавшееся у насъ отъ “многогласія” и отъ “хомоваго” пѣнія, митр. Макарій пишетъ: “Противъ такого безчинія возставали еще Стоглавый соборъ и патріархъ Гермогенъ, а теперь, при патріархѣ Іосифѣ возстали нѣкоторые даже изъ свѣтскихъ людей, каковъ былъ Ѳедоръ Ртищевъ, и два самые авторитетные московскіе протоіереи: казанскій — Нероновъ и благовѣщенскій — Вонифатьевъ, царскій духовникъ. Къ нимъ присоединился новгородскій митрополитъ Никонъ и самъ царь. А патріархъ Іосифъ сначала колебался; но потомъ обратился съ просьбою къ цареградскому патріарху Парѳенію, чтобы онъ, вмѣстѣ съ другими греческими іерархами, рѣшилъ: “подобаетъ ли въ службахъ по мірскимъ церквамъ и по монастырямъ соблюдать единогласіе?” И когда изъ Царьграда полученъ былъ отвѣтъ, что чтеніе въ церквахъ должно совершаться единогласно и пѣвцамъ подобаетъ пѣть согласно, а не рыканіемъ неподобнымъ, тогда патріархъ Іосифъ, съ соборомъ своихъ русскихъ архіереевъ, въ присутствіи самого государя и его сѵнклита, постановилъ, чтобы по всѣмъ церквамъ пѣли чинно, безмятежно и единогласно и читали въ одинъ голосъ, тихо и неспѣшно”. Оживлена была церковная проповѣдь. Среди духовенства поднялся ропотъ. Говорилось, что “заводится ересь новая — единогласное пѣніе и людей въ церкви учить, а прежъ сего людей въ церкви никогда не учивали, учивали ихъ втайнѣ” (Знаменскій).

Митр. Макарій продолжаетъ обсужденіе того же вопроса: “Явились новыя обстоятельства, которыя нудили не только непрекращать, напротивъ, съ большею энергіею продолжать начатое дѣло исправленія церковныхъ книгъ и обрядовъ. При благочестивомъ царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ еще чаще, чѣмъ прежде, приходили въ Москву греческіе іерархи и другія духовныя лица для милостыни и иногда оставались у насъ довольно долго. Присматриваясь съ любопытствомъ къ нашей церковности, они не могли не замѣчать и дѣйствительно замѣчали въ нашей церкви нѣкоторыя разности отъ чиновъ и обрядовъ греческой церкви и нѣкоторыя новины или “новшества”, какимъ особенно казалось имъ употребленіе двуперстія для крестнаго знаменія: такъ какъ это новшество, несмотря на рѣшеніе Стоглаваго собора, доселѣ слабо проникавшее въ народъ, который издревле отъ предковъ привыкъ креститься тремя перстами, теперь именно, при патріархѣ Іосифѣ, будучи внесено въ нѣкоторыя учительныя и богослужебныя книги, наиболѣе стало распространяться и утверждаться и наиболѣе бросаться въ глаза приходившимъ къ намъ съ Востока единовѣрцамъ. Въ числѣ другихъ пришельцевъ къ намъ находился и іерусалимскій патріархъ Паисій, принятый въ Москвѣ съ величайшимъ уваженіемъ. Замѣтилъ и онъ наши новшества, и съ укоромъ указывалъ на нихъ царскому любимцу — Никону и другимъ.” Смущенные царь и патріархъ рѣшили тогда отправить на Востокъ для изученія греческихъ обрядовъ троицкаго келаря Арсенія Суханова, знавшаго греческій языкъ. Въ 1649 г. Арсеній отправился изъ Москвы вмѣстѣ съ патр. Паисіемъ. Онъ доѣхалъ только до Яссъ, гдѣ въ Молдавіи остановился Паисій. Отсюда Арсеній два раза возвращался въ Москву и уже въ 1651 г. отправился далѣе. Во время второго пріѣзда изъ Яссъ онъ представилъ статейный списокъ или отчетъ о своемъ путешествіи и о своихъ бесѣдахъ и преніяхъ съ греками. Онъ разсказывалъ о такихъ обрядовыхъ отступленіяхъ грековъ, которыя поколебали православный авторитетъ грековъ. Это соотвѣтствовало желаніямъ той группы, которая недовольна была высказанными греками мнѣніями о русской обрядности и о богослужебныхъ книгахъ. Не способствовалъ усиленію значенія грековъ оставленный въ Москвѣ патр. Паисіемъ образованный грекъ Арсеній. Послѣдній учился въ римской коллегіи, отрекался тамъ отъ православія; его обвиняли даже въ принятіи въ Турціи басурманской вѣры. Патр. Іосифъ сослалъ его въ Соловки (Знаменскій).

Все же рѣшеніе производить исправленія непремѣнно по греческимъ книгамъ и чинамъ, было принято еще при патр. Іосифѣ.

Тогда же нашлись въ Москвѣ и люди, способные провести эти исправительныя работы. То были ученые монахи изъ Кіева, которыхъ выписали оттуда въ 1649 г., какъ знатоковъ греческаго языка, для исправленія Библіи. Имѣлись они въ виду и для заведеннаго тогда же учительнаго Андреевскаго мои. Они открыли въ этой обители ученое братство, стали заниматься переводами и преподавать желающимъ греческій языкъ. Приняли они участіе въ книжныхъ исправленіяхъ. Въ 1650 г. съ ихъ исправленіями изданъ былъ Шестодневъ. Патр. Іосифъ съ опаской относился къ возникшему новому движенію и предоставилъ митрополиту Никону шествовать по нему.

Въ 1651 г. царь Алексѣй пригласилъ во дворецъ патріарха и прочихъ пастырей и предложилъ имъ на разсужденіе безпорядки чтенія и пѣнія церковнаго. Соборъ положилъ ввести тотъ же порядокъ, какой введенъ Никономъ въ Новгородѣ. Въ то же время разсмотрѣнъ былъ на соборѣ служебникъ и сдѣлано въ немъ нѣсколько поправокъ. Тогда же рѣшено было подвергнуть новому пересмотру отпечатанную въ 1650 г. Кормчую книгу. Вслѣдъ за тѣмъ сталъ извѣстенъ въ Москвѣ отзывъ Аѳонскихъ иноковъ объ одной московской новизнѣ. Нѣкто іеромонахъ Дамаскинъ явился на Аѳонъ со славянскою книгою, содержавшей ученіе о двуперстномъ крестномъ знаменіи. Отцы аѳонскіе, лишь только узнали о такомъ пришельцѣ, снеслись съ константинопольскимъ патріархомъ Парѳеніемъ, и, по его благословенію, собравъ въ 1650 г. соборъ, призвали Дамаскина, сожгли книгу его, запретили ему учить знаменоваться двумя перстами, а каждаго, кто сталъ бы упорно учить тому, предали анаѳемѣ. Это рѣшеніе они прислали царю Алексѣю въ 1652 г. Патр. Іосифъ былъ этимъ очень обезпокоенъ. Сознавая свою неосторожность въ избраніи цензоровъ книгъ, онъ опасался, что его заставятъ отказаться отъ престола. Переживая это, онъ скончался въ апрѣлѣ 1652 г. (Архіеп. Филаретъ).

Патріархъ Никонъ, ставъ во главѣ Русской Церкви, проникнутъ былъ желаніемъ осуществить исправленіе богослужебныхъ книгъ. Въ предвидѣніи предстоящихъ ему трудностей, онъ занятіе первосвятительской каѳедры, обусловилъ дачей клятвы царемъ и духовнымъ сѵнклитомъ оказывать ему послушаніе, “аще что возглаголетъ отъ божественныхъ заповѣдей и законовъ”.

Сложно было отношеніе духовенства и народа къ исправленіямъ, въ особенности, когда къ нимъ сдѣлались причастными “чужіе” кіевляне и греки. Безъ помощи же ихъ обойтись не представлялось возможнымъ. Они же, призванные къ этому отвѣтственному дѣлу, понемногу отъ исправленія незначительныхъ ошибокъ перешли къ исправленіямъ болѣе существеннымъ, которымъ, по понятіямъ того времени, присваивалось названіе ересей. Разъ дѣло принимало характеръ исправленія ересей и къ нему привлекалась чужая помощь, исправленіе теряло прежнее значеніе домашняго дѣла и становилось дѣломъ обще-церковнымъ.

Въ Москвѣ существовали вражда къ кіевскимъ ученымъ, къ кіевской латинской наукѣ. Такая непріязнь обуславливалась въ значительной степени наличіемъ измѣны Православію въ 1596 г. въ Брестѣ. Начиная съ этого времени юго-западное духовенство, даже и не ушедшее въ унію, стало подозрѣваться въ Москвѣ въ латинствѣ. Способствовала такому взгляду и постановка ученія въ Кіевской академіи, устроенной митрополитомъ Петромъ Могилою по образцу іезуитскихъ коллегій. Въ академіи важную роль игралъ латинскій языкъ. Въ Москвѣ опасались, что изученіе латыни, языка Римской церкви, повлечетъ за собою совращеніе въ “латинство”. На все южно-русское образованное общество смотрѣли, какъ на “латинское”. “Кто по латыни научится, тотъ съ праваго пути совратится” — говорилъ москвичъ Лучка (Лукьянъ) Голосовъ, не желавшій, дабы не впасть въ ересь, учиться у кіевскихъ монаховъ, чего требовалъ отъ него Ртищевъ. Подобные люди считали за еретиковъ и тѣхъ, кто благоволилъ къ кіевлянамъ и ихъ наукѣ. Про извѣстнаго боярина говорилось: “Борисъ Ивановичъ Морозовъ началъ жаловать кіевлянъ, а это уже явное дѣло, что туда же уклонился, къ такимъ же ересямъ”.

Непріязненное отношеніе, какъ къ людямъ отступившимъ отъ православія, было и къ грекамъ. Оно вызывалось Флорентійской уніей и подданствомъ грековъ туркамъ. Образованный Арсеній Сухановъ, говорилъ: “и папа не глава церкви и греки не источникъ, а если и были источникомъ, то нынѣ онъ пересохъ”. “Вы и сами страдаете отъ жажды, — говорилъ онъ грекамъ, — какъ же вамъ напоять весь свѣтъ изъ своего источника?”. Съ признаніемъ Москвы наслѣдницей Византіи, считалось, что только въ Россіи сохраняется чистота Православія, которая повредилась въ ХV в. на Востокѣ, ушедшемъ на поклонъ къ папѣ. Стѣсненное положеніе восточнаго духовенства подъ турками, пріѣзды его высшихъ представителей за милостынею, вызывали высокомѣрное отношеніе къ грекамъ. Русскіе православные люди въ Польшѣ и Литвѣ считались находящимися подъ постояннымъ давленіемъ католичества.

Эти православные иноземцы, греческіе іерархи и малороссійскіе ученые, на которыхъ въ Москвѣ смотрѣли сверху внизъ, стали руководителями въ дѣлѣ исправленія обрядовъ и книгъ московской Церкви. При отмѣченномъ настроеніи понятно, что выдвиженіе тѣхъ и другихъ не могло нравиться московскому духовенству и многимъ москвичамъ. Привлеченіе иноземцевъ къ исправленіямъ, какъ-бы, знаменовало признаніе русскаго духовенства невѣжественнымъ въ дѣлахъ вѣры, а московскихъ обрядовъ — еретическими. Это шло вразрѣзъ съ высокимъ представленіемъ о чистотѣ православія въ Москвѣ, оскорбляло національное достоинство многихъ москвичей. Они то возмущались исправленіями.

Такое настроеніе москвичей не могло испугать такого убѣжденнаго и твердаго церковнаго дѣятеля, какъ патріархъ Никонъ. Ставъ патріархомъ, онъ занялся исправленіемъ не только ошибокъ, руководствуясь греческими списками, но и обрядовъ. По поводу послѣднихъ онъ постоянно совѣтовался съ Востокомъ. Исправленіе обрядовъ было, по понятіямъ того времени, вторженіемъ въ область вѣры, что считалось непростительнымъ вмѣшательствомъ.

Наиболѣе выдающіяся отступленія русской церкви отъ восточныхъ въ обрядахъ — были таковы: 1) проскомидія совершалась на семи просфорахъ вмѣсто пяти; 2) пѣли сугубую аллилуіа, т. е. два раза, вмѣсто трегубой, прибавляя: слава Тебѣ, Боже; 3) совершали хожденіе по-солонь, а не противъ солнца во время крестныхъ ходовъ; 4) крестились двумя перстами — указательнымъ и среднимъ, а не тремя, какъ крестились на Востокѣ.

Изъ массы описокъ, особенно важными считались: 1) лишнее слово “истиннаго” въ Сѵмволѣ Вѣры, именно “и въ Духа Святаго Господа “Истиннаго” и Животворящаго”; 2) начертаніе и произношеніе имени Іисусъ — “Ісусъ”; 3) искаженіе церковныхъ отпустовъ на Богородичные и другіе праздники.

Въ іюлѣ 1652 г. возвратился съ Востока Арсеній Сухановъ и представилъ проскинитарій, какъ отчетъ въ исполненіи порученія. Онъ не совсѣмъ должнымъ образомъ исполнилъ свое порученіе, но не скрылъ важной для того времени правды. Въ описаніи іерусалимскаго чина богослуженія онъ указалъ рядъ погрѣшностей, относящихся, правда, не къ самому уставу, а къ соблюденію его. Съ радостью выставлялъ онъ каждое мелочное отступленіе отъ устава. Арсеніемъ не учтено было то, что вслѣдствіе тяжелаго турецкаго ига упали не только обрядность, но и религіозность грековъ. Важно же было засвидѣтельствованіе его, какъ очевидца, что на Востокѣ троятъ аллилуіа, а въ Царьградѣ греки знаменуются тремя перстами.

Архіеп. Филаретъ отмѣчаетъ, что патр. Никонъ первые полтора года позволялъ перепечатывать книги “почти только съ одною мольбою о прощеніи ошибокъ. А между тѣмъ готовился и готовилъ нужное къ великому дѣлу”.

Митр. Макарій пишетъ: “Никонъ, какъ разсказывается въ предисловіи изданнаго имъ служебника, “упразднися отъ всѣхъ и вложися въ трудъ, ежебы святое писаніе разсмотрити, и входя въ книгохранильницу, со многимъ трудомъ, многи дни въ разсмотрѣніи положи”. Въ книгохранильницѣ онъ нашелъ подлинную уложенную грамату объ учрежденіи патріаршества въ Россіи, подписанную патріархами — Іереміею цареградскимъ и Іовомъ московскимъ и многими другими святителями, русскими и греческими; нашелъ также подлинную грамату или книгу объ утвержденіи патріаршества въ Россіи, подписанную и присланную въ 1593 г. всѣми восточными патріархами, со множествомъ греческихъ епископовъ. Въ послѣдней граматѣ онъ прочелъ, что московскій патріархъ есть братъ всѣхъ прочихъ православныхъ патріарховъ, единочиненъ имъ и сопрестоленъ, а потому долженъ быть согласенъ съ ними во всемъ. Наиболѣе же остановили на себѣ въ этой граматѣ вниманіе Никона слѣдующія слова: “такъ какъ православная церковь получила совершенство не только въ догматахъ боговѣдѣнія и благочестія, но и въ священно-церковномъ уставѣ, то справедливость требуетъ, чтобы и мы потребляли всякую новину въ оградѣ церкви, зная, что новины всегда бываютъ причиною церковнаго смятенія и раздѣленія, и чтобы слѣдовали мы уставамъ св. отцевъ, и чему научились отъ нихъ, то хранили неповрежденнымъ, безъ всякаго приложенія или отъятія”. Прочитавъ всю эту грамату, Никонъ впалъ въ великій страхъ, не допущено ли въ Россіи какого либо отступленія отъ православнаго греческаго закона, и началъ, прежде всего, разсматривать сѵмволъ вѣры. Онъ прочелъ сѵмволъ вѣры, начертанный греческими буквами на саккосѣ, который, за 250 лѣтъ предъ тѣмъ, принесенъ былъ въ Москву митрополитомъ Фотіемъ, и сравнилъ съ этимъ сѵмволъ славянскій, какъ онъ изложенъ былъ въ новыхъ московскихъ печатныхъ книгахъ, убѣдился, что въ славянскомъ сѵмволѣ есть несогласія съ древнимъ греческимъ. Разсмотрѣвъ за тѣмъ, точно также, св. литургію, т. е. Служебникъ, и нашелъ, что иное въ немъ прибавлено, другое отнято или превращено, а послѣ Служебника узрѣлъ и въ другихъ книгахъ многія несходства. Послѣ этого, проникнутый сознаніемъ своего долга быть во всемъ согласнымъ съ восточными патріархами и потреблять всякія новины, которыя могутъ вести къ несогласіямъ въ церкви, смутамъ и раздѣленію, и убѣдившись лично, что такія новины у насъ дѣйствительно есть въ печатныхъ церковныхъ книгахъ и въ самомъ даже сѵмволѣ вѣры, Никонъ рѣшился приступить къ исправленію нашихъ богослужебныхъ книгъ и церковныхъ обрядовъ”.

“Первая попытка въ этомъ родѣ”, продолжаетъ митр. Макарій, “сдѣлана была Никономъ, спустя около семи мѣсяцевъ послѣ вступленія его на патріаршую каѳедру, и касалась только двухъ новшествъ. Но при первой же этой попыткѣ обнаружились и ярые противники Никона и начатаго имъ дѣла. Предъ наступленіемъ великаго поста въ 1653 году Никонъ разослалъ по всѣмъ церквамъ московскимъ слѣдующую Память”. Въ ней указывалось, чтобы въ св. четыредесятницу, при чтеніи молитвы св. Ефрема Сирина, православные не клали однихъ земныхъ многочисленныхъ (числомъ до 17) поклоновъ, какъ дѣлалось тогда у насъ, но клали поклоны поясные, кромѣ только четырехъ земныхъ. “Память” прислана была и въ казанскій соборъ протопопу Неронову. Тотъ тотчасъ пригласилъ протопопа Аввакума и другихъ своихъ близкихъ. Аввакумъ разсказывалъ: “Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видимъ, яко зима хощетъ быти: сердце озябло и ноги задрожали”. Собирались же тогдашніе противники Никона. Таковыми были протопопы: московскіе — Иванъ Нероновъ, Степанъ Вонифатьевъ, иногородніе — Аввакумъ юрьевскій, Даніилъ костромской, Логгинъ муромскій. Въ бытность Никона митрополитомъ они были близки съ нимъ, помышляли о нѣкоторыхъ исправленіяхъ. Послѣ смерти патр. Іосифа, они, измѣнили свое отношеніе къ нему и, пользуясь его отсутствіемъ, повели въ Москвѣ интригу противъ него. Когда Никонъ сталъ патріархомъ, то пересталъ пускать къ себѣ ненадежныхъ друзей. “Такого униженія и оскорбленія”, пишетъ митр. Макарій, “не въ силахъ былъ перенести Нероновъ съ своими приближенными, и они ждали только случая отомстить Никону. Случай, какъ имъ казалось, представился. Никонъ разослалъ “Память” духовенству: они написали на нее опроверженіе изъ книгъ, выставляя ее, конечно, еретическою, и подали свою рукопись государю, разсчитывая уязвить Никона и повредить ему. Но ошиблись въ разсчетѣ: Никонъ остался въ полной силѣ, а только еще больше раздражился противъ бывшихъ своихъ друзей. И началась борьба преимущественно изъ личныхъ побужденій, которая потому, какъ скоро увидимъ, въ самомъ уже началѣ своемъ приняла съ обѣихъ сторонъ самый рѣзкій характеръ. Но достойно замѣчанія, что Никонъ въ этотъ разъ какъ-бы не обратилъ вниманія на поступокъ своихъ враговъ, не потребовалъ ихъ на судъ за оказанное сопротивленіе архипастырскому распоряженію и вовсе ихъ не преслѣдовалъ”.

Послѣдовали и другія распоряженія патр. Никона: противъ иконописцевъ, усвоившихъ пріемы католиковъ, о введеніи, вмѣсто унисоннаго пѣнія, новаго кіевскаго партеснаго, о произношеніи въ храмахъ проповѣдей собственнаго сочиненія. Въ этомъ усмотрѣно было ревнителями старины самомнѣніе проповѣдниковъ.

Съ апрѣля по декабрь 1653 г. въ Москвѣ пребывалъ бывшій константинопольскій патріархъ Аѳанасій III Пателарій. Онъ три раза восходилъ на патріаршій престолъ, въ послѣдній разъ — въ 1651 г. — пробывъ только 15 дней. Онъ прибылъ изъ г. Галаца, въ волошской землѣ, гдѣ управлялъ Николаевскимъ мон. На обратномъ пути онъ устроенъ былъ временно гетманомъ Богданомъ Хмѣльницкимъ въ Лубенскомъ мон. Полтавской губ., гдѣ преставился 5 апрѣля 1654 г. Въ 1662 г. митр. кіевскимъ установлено было ему празднованіе. Митр. Макарій пишетъ: “Но для насъ важно посѣщеніе патріархомъ Аѳанасіемъ Москвы въ томъ преимущественно отношеніи, что и онъ, подобно другимъ восточнымъ первосвятителямъ, приходившихъ къ намъ прежде, “зазиралъ” патріарху Никону “въ неисправленіи божественнаго писанія и прочихъ церковныхъ винахъ”, и тѣмъ вновь возбуждалъ его ревность къ исправленію нашихъ церковныхъ книгъ и обрядовъ. Кромѣ того, Аѳанасій, во время своего пребыванія въ Москвѣ, написалъ для Никона сочиненіе, подъ названіемъ: “Чинъ архіерейскаго совершенія литургіи на востокѣ”, чтобы Никонъ ясно могъ видѣть, какія отступленія отъ того Чина допущены въ Россіи”.

Въ іюлѣ 1653 г. духовный соборъ разсматривалъ дѣло Логгина, обвинявшагося муромскимъ воеводой въ оскорбленіи святыни. Нероновъ, защищая его, наговорилъ патріарху много горькаго и рѣзкаго, за что соборъ опредѣлилъ сослать его въ монастырь. Осужденъ былъ и Логгинъ. Митр. Макарій отмѣчаетъ, что нападки Неронова не касались вопроса объ исправленіи обрядовъ и выражали лишь личную вражду. Аввакумъ, не допущенный послѣ этого священниками казанскаго собора къ служенію, “завелъ свое всенощное” въ сушилѣ, находившемся на дворѣ сосланнаго Неронова. Переманилъ онъ къ себѣ нѣкоторыхъ прихожанъ казанской церкви, зазывалъ черезъ нихъ и другихъ, говоря “въ нѣкоторое время и конюшни-де иные церкви лучше”. За такое нарушеніе каноновъ соборъ судилъ его. Логгину и единомышленному съ нимъ и Нероновымъ Даніилу патріархъ лично “остригъ голову” въ соборной церкви. Они были сосланы первый въ Муромъ, второй въ Астрахань. Подобному наказанію долженъ былъ быть подвергнутъ и Аввакумъ, но царь въ самомъ храмѣ упросилъ Никона не стричь его. Онъ былъ сосланъ съ семьей въ Тобольскъ. Подводя итоги этому дѣлу, митр. Макарій пишетъ: “Если протопопъ Нероновъ подвергся церковному наказанію вовсе не за ревность по вѣрѣ, а за величайшее оскорбленіе патріарха предъ лицемъ цѣлаго собора, то и три другіе протопопа, Даніилъ, Логгинъ и Аввакумъ, пострадали точно также вовсе не за ревность по вѣрѣ, а за то, что вздумали защищать предъ царемъ, въ укоръ патріарху, своего до крайности виновнаго патрона, а еще болѣе за то, что дерзнули устроить самочинное сборище”. Царскій духовникъ протопопъ Вонифатьевъ въ этомъ дѣлѣ не поддержалъ своихъ друзей. Исполняя порученіе государя, онъ уговаривалъ Неронова смириться и быть въ послушаніи патріарху. Но тотъ оставался непреклоннымъ. Сосланъ былъ въ Соловецкій мон. князь Львовъ.

Дальнѣйшія событія митр. Макарій излагаетъ такъ: “Распоряженіе сдѣланное имъ (Никономъ) лично отъ себя предъ наступленіемъ великаго поста въ 1653 г. и направленное только противъ двухъ обрядовыхъ новшествъ, послужило для него какъ-бы пробнымъ камнемъ, чтобы узнать, какъ отзовутся на задуманное имъ исправленіе церковныхъ обрядовъ и богослужебныхъ книгъ. И онъ понялъ и убѣдился изъ сопротивленія, оказаннаго Нероновымъ и его братіею, что дѣйствовать тутъ только одною своею патріаршею властію недостаточно, а необходимо ему, патріарху, имѣть для себя опору въ болѣе сильной церковной власти — соборной. Проникнутый этимъ убѣжденіемъ, Никонъ просилъ царя Алексѣя Михайловича созвать соборъ, — о чемъ въ то же время была просьба къ царю и отъ Неронова. Соборъ былъ созванъ въ мартѣ или апрѣлѣ 1654 г. и происходилъ въ царскихъ палатахъ”. На соборѣ предсѣдательствовали царь и патріархъ, присутствовали 5 митрополитовъ, въ числѣ ихъ сербскій Михаилъ, 4 архіепископа, епископъ коломенскій Павелъ, 11 архимандритовъ и игуменовъ, 13 протопоповъ, “туже и царскому сѵнклиту предстоящу”.

На соборѣ патріархомъ Никономъ предложены были вопросы: “Надобно ли слѣдовать новымъ печатнымъ московскимъ книгамъ, въ которыхъ найдено много несходнаго и несогласнаго, или, точнѣе сказать, ошибочнаго противъ древнихъ греческихъ и славянскихъ книгъ? Или же должно предпочесть древнія греческія и славянскія книги, изъ которыхъ тѣ и другія содержатъ и тотъ же уставъ, и по которымъ поучаясь, угодили Богу восточные богословы и учители и московскіе святители?” Соборъ единодушно отвѣчалъ: “Достойно и праведно исправить новыя по древнимъ русскимъ и греческимъ книгамъ. Мы утверждаемъ, — прибавилъ Соборъ, — то самое, что повелѣваютъ греческіе и наши уставы”. Вслѣдствіе сего надлежало собрать изъ русскихъ обителей древнія русскія книги. Объ этомъ сдѣланы распоряженія царемъ и патріархомъ. Послѣдній еще 11 января 1653 г. вытребовалъ опись книгамъ степенныхъ монастырей, на тотъ конецъ: “чтобы было вѣдомо, гдѣ которыя книги взяти, книгъ печатново дѣла исправленья ради”. Суевѣры пытались остановить патріарха Никона. Во время моровой язвы они распространяли слухи, будто въ небесномъ видѣніи велѣно остановить печатаніе исправленныхъ книгъ. Противъ нихъ возбуждено было дѣло и они спутались въ показаніяхъ, о чемъ Никонъ писалъ боярину Пронскому: “и то знатно, что они солгали, и они-бъ впредь такимъ небылиннымъ зракомъ не вѣрили” (Архіеп. Филаретъ).

На Соборѣ несогласіе съ Никономъ проявилъ епископъ коломенскій и кашинскій Павелъ. Митр. Макарій предполагаетъ, что возможно онъ допустилъ въ спорѣ съ нимъ и рѣзкія выходки. Вскорѣ послѣ окончанія собора послѣдовали тѣ строгія кары противъ Павла, о которыхъ упоминалось выше. Митр. Макарій пишетъ далѣе: “Противорѣчіе, какое услышалъ Никонъ отъ епископа Павла на самомъ соборѣ, разсуждавшемъ о необходимости исправленія нашихъ церковныхъ книгъ и обрядовъ, вразумило Никона, что въ такомъ важномъ дѣлѣ недостаточно опираться на одномъ только соборѣ своихъ русскихъ архіереевъ и духовенства, а нужно призвать на помощь и соборъ восточныхъ православныхъ іерарховъ. Сохранилась, въ двухъ спискахъ, грамата Никона къ цареградскому патріарху Паисію отъ 12 іюня 1654 г.”

Патріархъ Паисій собралъ греческихъ пастырей и дѣяніемъ соборнымъ утвердилъ рѣшеніе московскаго Собора: слѣдовать православному писанію восточныхъ учителей въ древнихъ греческихъ и славянскихъ книгахъ. Отосланы были и соборные отвѣты на 25 вопросовъ, предложенныхъ Никономъ. Патріархъ Паисій въ граматѣ къ Никону изъявлялъ живѣйшую радость и такое же уваженіе къ его предпріятіямъ: “Радуюся, живъ Господь Богъ, и имамъ тя писана въ душѣ моей, за достоинство и разумъ, его же дарова тебѣ Богъ”. Паисій препроводилъ толкованіе на чинъ богослуженія, иначе скрижаль, разсмотрѣнную и одобренную на Соборѣ. Патріархъ просилъ Никона ни въ чемъ не разнствовать отъ уставовъ восточной Церкви: “да будемъ чадами единой и той же матери-церкви восточной и да не имѣютъ нечистыя еретическія уста никакого повода упрекать насъ въ какой либо разности”. Никонъ прикрывалъ русскую Церковь въ несогласіи ея съ греческой въ сѵмволѣ вѣры. Но Паисій оказался освѣдомленъ объ этомъ. Препровождая вѣрный греческій списокъ Никео-Константинопольскаго сѵмвола вѣры, онъ просилъ уничтожить столь важную разность. Въ заключеніе патріархъ просилъ Никона быть снисходительнымъ къ тѣмъ, которые заблуждались не въ существенныхъ догматахъ вѣры, а только въ вещахъ маловажныхъ (Архіеп. Филаретъ). Соборное дѣяніе, посланное Паисіемъ, получено было 15 мая 1655 г.

Въ это время на Востокѣ находился Арсеній Сухановъ, отправленный туда снова въ началѣ 1654 г. со многою казною. Онъ долженъ былъ раздобыть возможно большее число древнихъ греческихъ рукописей, не щадя для этого средствъ. Арсеній на одномъ Аѳонѣ пріобрѣлъ до 505 книгъ богослужебныхъ и учительныхъ, между которыми одному Евангелію считали тогда 1050 лѣтъ, другому 650, одному служебнику 600 и другому 450 лѣтъ и проч. Около 200 рукописей пріобрѣтено было въ разныхъ другихъ мѣстахъ. Кромѣ того не менѣе 200 древнихъ книгъ прислали іерархи александрійскій, антіохійскій, халкидонскій, никейскій, охридскій, сербскій и др., которымъ были посланы просьбы изъ Москвы. Патріархъ іерусалимскій прислалъ евангеліе, писанное за 600 лѣтъ до того. Привезъ Арсеній множество кипарисныхъ досокъ для иконъ.

Арсеній съ этими сокровищами вернулся въ 1655 г. Къ этому времени въ Москвѣ находился патріархъ сербскій Гавріилъ. Прибыли также антіохійскій патріархъ Макарій и митрополиты: никейскій Григорій и молдавскій Гедеонъ. Использывая ихъ пребываніе, Никонъ созвалъ Соборъ русскихъ пастырей и пригласилъ на него высокихъ гостей. Патріархъ и митрополиты, присутствуя на Соборѣ 1655 г., признали нужду въ исправленіи книгъ, т. к. древнія греческія книги, тогда же пересмотрѣнныя, оказались несходными съ позднѣйшими славянскими. По прочтеніи дѣянія московскаго собора, происходившаго въ мартѣ, единогласно рѣшено было слѣдовать его рѣшенію. Никонъ повѣдалъ Собору о тѣхъ упрекахъ въ неправильностяхъ въ книгахъ и обрядахъ, которые ему пришлось за эти годы выслушать отъ высшихъ іерарховъ восточныхъ Церквей и въ примѣръ указалъ на перстосложеніе въ крестномъ знаменіи. Патріархъ Макарій объявилъ, что двуперстное знаменіе принадлежитъ армянамъ и что: “издревле пріяхомъ творити знаменіе честнаго креста тремя персти десныя руки”. Онъ, въ 1656 г., при обрядѣ Православія въ Успенскомъ соборѣ, произнесъ на двуперстіе осужденіе и предалъ анаѳемѣ упорныхъ его приверженцевъ. Согласный съ Паисіемъ отзывъ высказали сербскій патріархъ и оба пріѣзжіе митрополиты.

Къ дѣлу исправленія книгъ патріархомъ были привлечены ученые старцы кіевскаго Братскаго мон. Епифаній Славеницкій и Арсеній Сатановскій, вызванные царской граматой въ 1649 г. Черезъ годъ изъ Кіева прибылъ еще іеромонахъ Дамаскинъ Птицкій. Епифаній, позднѣе келарь Троице-Сергіева мон., былъ главнымъ справщикомъ. Въ работѣ этой принимали участіе также архимандритъ Иверскаго аѳонскаго мон. Діонисій, пріѣхавшій въ 1655 г. для управленія греческимъ Никольскимъ мон. въ Москвѣ, и извѣстный подъ именемъ святогорца. Справщикомъ былъ и старецъ Арсеній грекъ, пребывавшій нѣкоторое время въ заточеніи въ Соловецкомъ мон. Онъ, подозрѣвавшійся во временномъ уклоненіи, до его прибытія въ Россію съ патр. Паисіемъ, въ латинство, былъ признанъ соловецкими иноками, послѣ трехлѣтняго испытанія, православнымъ. Никонъ особенно цѣнилъ его знанія. Съ 1654 года царь приказалъ передать печатный дворъ, со всѣми его учрежденіями и справщиками книгъ, доселѣ находившійся въ вѣдѣніи приказа большого дворца, патріарху Никону въ его непосредственное и полное распоряженіе. Выпущенный справщиками “Служебникъ” былъ въ мартѣ 1655 г. одобренъ Соборомъ. 31 августа Служебникъ былъ выпущенъ изъ московской типографіи, а черезъ 11 мѣсяцевъ изданъ вторично.

Въ 1655 г. Никонъ особенно ополчился противъ иконъ написанныхъ по латинскимъ образцамъ. Митр. Макарій приводитъ описаніе архидіакономъ Павломъ алепскимъ того, что происходило въ Успенскомъ соборѣ въ недѣлю православія: “... Теперь, когда царь находился уже въ Москвѣ и присутствовалъ въ церкви, патріархъ смѣло повелъ рѣчь противъ новыхъ иконъ и пространно доказывалъ, что писать иконы по франкскимъ образцамъ беззаконно. При этомъ, указывая на нѣкоторыя новыя иконы, вынесенныя къ аналою, ссылался на нашего владыку патріарха во свидѣтельство того, что иконы тѣ написаны не по греческимъ, а по франкскимъ образцамъ. Затѣмъ оба патріарха (Макарій и Гавріилъ) предали анаѳемѣ и церковному отлученію всѣхъ, кто впредь будетъ писать или держать у себя въ домѣ франкскія иконы. Причемъ Никонъ бралъ одну за другой подносимыя ему новыя иконы и, каждую показывая народу, бросалъ на желѣзный полъ съ такою силою, что иконы разбивались, и, наконецъ, велѣлъ ихъ сжечь. Тогда царь, человѣкъ въ высшей степени набожный и богобоязненный, слушавшій въ смиренномъ молчаніи проповѣдь патріарха, тихимъ голосомъ сказалъ ему: “нѣтъ, батюшка, не вели ихъ жечь, а лучше прикажи зарыть въ землю”. Такъ и было поступлено. Каждый разъ, когда Никонъ бралъ въ руки какую либо изъ незаконныхъ иконъ, онъ приговаривалъ: эта икона взята изъ дому такого-то вельможи, сына такого-то (все людей знатныхъ). Онъ хотѣлъ пристыдить ихъ всенародно, чтобы и другіе не слѣдовали ихъ примѣру”. Это происходило незадолго до Собора.

Патріархъ Паисій прислалъ Никону “Скрижаль”, составленную греческимъ іером. Іоанномъ Нафанаиломъ. На славянскій языкъ она была переведена справщикомъ Арсеніемъ грекомъ и окончена печатаніемъ въ 1655 г. При “Скрижали” Никонъ велѣлъ напечатать посланіе патр. Паисія съ отвѣтами константинопольскаго собора относительно нашихъ церковныхъ книгъ и обрядовъ. Никонъ велѣлъ при “Скрижали” напечатать также: слово иподіакона Дамаскина Студита, въ которомъ изложено ученіе о троеперстіи, слово Николая Малаксы, протоіерея навилійскаго о сложеніе перстовъ для архіерейскаго и іерейскаго благословенія, слова Нила Кавасилы и др. учителей о недопущеніи измѣненій въ сѵмволѣ вѣры и выдержки изъ другихъ источниковъ. Патріархъ Никонъ не разрѣшилъ выпускать эту книгу въ свѣтъ до утвержденія Соборомъ.

Въ недѣлю православія — 24 февр. 1656 г. — собрались въ Успенскій соборъ всѣ находившіеся въ Москвѣ архипастыри, царь со своимъ сѵнклитомъ и множество народа. Митр. Макарій такъ излагаетъ происшедшее: “Въ то время, когда начался обрядъ православія, и церковь, ублажая своихъ вѣрныхъ чадъ, изрекала проклятіе сопротивнымъ, два патріарха, антіохійскій Макарій и сербскій Гавріилъ, и митрополитъ никейскій Григорій стали предъ царемъ и его сѵнклитомъ, предъ всѣмъ освященнымъ соборомъ и народомъ, — и Макарій, сложивъ три первые великіе перста во образъ Св. Троицы и показывая ихъ, воскликнулъ: “сими тремя первыми великими персты всякому православному христіанину подобаетъ изображати на лицѣ своемъ крестное изображеніе; а иже кто по ѳеодоритову писанію и ложному преданію творитъ, той проклятъ есть”. Тоже проклятіе повторили, вслѣдъ за Макаріемъ, сербскій патріархъ Гавріилъ и никейскій митрополитъ Григорій. Вотъ кѣмъ и когда изречена первая анаѳема на упорныхъ послѣдователей двуперстія. Она изречена не Никономъ, не русскими архіереями, а тремя іерархами — представителями востока. И можно представить, какъ должна была подѣйствовать эта анаѳема на православныхъ, произнесенная въ самое торжество православія. Въ началѣ апрѣля прибылъ въ Москву молдавскій митрополитъ Гедеонъ отъ молдавскаго воеводы Стефана съ просьбой о принятіи молдавской земли подъ русскую державу, и въ Москвѣ, вмѣсто трехъ, было уже четыре восточныхъ святителя. Никонъ рѣшилъ обратиться ко всѣмъ имъ разомъ съ письменнымъ посланіемъ отъ лица своего и другихъ русскихъ архіереевъ, и, указывая на то, что въ Москвѣ “нѣціи воздвизаютъ прю” относительно сложенія перстовъ для крестнаго знаменія, и одни крестятся тремя перстами десницы, а другіе двумя, умолялъ этихъ святителей возвѣстить, гдѣ истина и какъ слѣдуетъ креститься”. Всѣ они признали отлученными отъ Отца и Сына и Св. Духа и проклятыми тѣхъ, кто творитъ крестное знаменіе не тремя перстами. Это отвѣтное посланіе, вмѣстѣ со своимъ посланіемъ къ нимъ, Никонъ немедленно велѣлъ напечатать и помѣстить въ качествѣ приложенія къ книгѣ “Скрижаль”.

Имѣя приговоръ восточныхъ іерарховъ на крестящихся двумя перстами, Никонъ въ апрѣлѣ 1656 г. собралъ Соборъ русскихъ архіереевъ. Присутствовали 3 митрополита, 4 архіепископа, епископъ коломенскій Александръ, 22 архимандрита, 7 игуменовъ, 1 строитель и одинъ намѣстникъ. Патріархъ въ обширной рѣчи ознакомилъ собравшихся съ ходомъ дѣла. Подробно была изучена членами Собора “Скрижаль”, которую признали не только “безпо- рочну”, но и достойною всякой похвалы и удивленія. Соборъ установилъ правило коимъ: “аще кто отселѣ, вѣдый неповинитися творити” троеперстіе, тотъ подвергался проклятію. Сказаніе о Соборѣ было включено въ “Скрижаль”, которую послѣ этого Никонъ велѣлъ выпустить въ свѣтъ. “Такимъ образомъ”, пишетъ митр. Макарій, “еще въ 1656 году представители не только восточной православной, но и русской іерархіи изрекли уже проклятіе на неповинующихся церкви послѣдователей двуперстія въ крестномъ знамени и вообще не соглашающихся креститься такъ, какъ издревле учила и учитъ св. церковь”.

Вскорѣ возникло вновь дѣло протопопа Ивана Неронова. Сосланный въ 1653 г. въ Спасо-каменскій мон., подъ строгое начало на черныя работы, онъ былъ сначала принятъ настоятелемъ его съ почетомъ. Но вскорѣ вмѣшательство Неронова въ монастырскія дѣла, возбудило противъ него настоятеля и братію. Въ 1654 г. Никонъ распорядился сослать его на отдаленный сѣверъ въ Кандалашскій мон. Нероновъ находилъ способы сноситься со своими единомышленниками и посылать письма царю, царицѣ и др. Въ августѣ 1655 г. онъ бѣжалъ и добрался до Москвы, гдѣ тайно поселился у царскаго духовника Вонифатьева. Царь зналъ объ этомъ и ничего не сказалъ Никону. “Такимъ образомъ”, пишетъ митр. Макарій, “Вонифатьевъ и царь, хотя, по-видимому, держали сторону Никона въ дѣлѣ исправленія книгъ, но тайно покровительствовали и Неронову въ его противодѣйствіяхъ Никону”. 25 дек., по собственноручной запискѣ Вонифатьева, Нероновъ былъ постриженъ, съ именемъ Григорія, въ Даниловомъ Переяславскомъ монастырѣ. Патріархъ же въ это время рассылалъ приказы и гонцовъ, чтобы схватить Неронова. Не обнаруживъ его, онъ созвалъ 18 мая 1656 г. Соборъ для заочнаго суда надъ Нероновымъ. На немъ присутствовалъ и патр. Макарій, черезъ 10 дней послѣ того выѣхавшій изъ Москвы. Нероновъ обвинялся въ бѣгствѣ изъ монастыря и возмущеніи неутвержденныхъ въ вѣрѣ душъ; въ ложныхъ писаніяхъ о царѣ, патріархѣ, восточныхъ патріархахъ; въ осужденіи правильныхъ книгъ и въ постригѣ безъ благословенія. Соборъ постановилъ: “Иванъ Нероновъ, иже нынѣ въ чернецахъ Григорій, и съ своими единомысленники, иже непоряющеся святому собору, отъ святыя единосущныя Троицы и отъ святыя восточныя церкве да будутъ прокляти”. Митр. Макарій пишетъ: “И если соборъ московскій 1656 года, начавшійся 23 апрѣля и закончившійся 2 іюня, изрекъ анаѳему, какъ мы видѣли собственно на неповинующихся церкви въ сложеніи перстовъ для крестнаго знаменія, то настоящій соборъ изрекъ проклятіе вообще на единомысленниковъ Неронова, какъ не покоряющихся церкви во всемъ, въ чемъ не покорялся церкви Нероновъ и въ чемъ доселѣ не покоряются его послѣдователи: съ этого собора началось дѣйствительное отдѣленіе русскихъ раскольниковъ отъ православной церкви, начался русскій расколъ”.

Книга “Скрижаль” произвела большое впечатлѣніе на Неронова, въ то время скрывавшагося. “И 4-го января 1657 года”, пишетъ митр. Макарій, “пришелъ Григорій на патріаршій дворъ, сталъ у крестовой палаты и поклонился Никону, когда онъ шелъ къ божественной литургіи. Никонъ спросилъ: “что ты за старецъ?” — “Я тотъ, отвѣчалъ Григорій, кого ты ищешь, — казанскій протопопъ Іоаннъ, въ иночествѣ Григорій”... Патріархъ принялъ его по окончаніи литургіи. “Здѣсь Григорій началъ говорить: “ты, святитель, приказалъ искать меня по всему государству и многихъ изъ-за меня обложилъ муками... Вотъ я предъ тобою: что хочешь со мною дѣлать? Вселенскимъ патріархамъ я не противлюсь, а не покорялся тебѣ одному... Ты писалъ на меня, какъ напечатано въ книгѣ “Скрижаль”, ко всѣмъ вселенскимъ патріархамъ, что мы мятежъ творимъ и противимся тебѣ въ вещахъ церковныхъ; а патріархи тебѣ отвѣчали, что подобаетъ креститься тремя перстами, не покоряющихся же заповѣдали предать проклятію и отлученію. Если ты съ ними согласенъ, то я этому не противлюсь; только смотри, чтобъ была истина: я подъ клятвою вселенскихъ патріарховъ быть не хочу”. Никонъ ничего не отвѣчалъ, но молчалъ”. Григорій обличалъ его. Никонъ спокойно давалъ ему разъясненія, или говорилъ: “прости, старецъ Григорій, не могу терпѣть.” Онъ отправилъ его на троицкое подворье, указавъ, что бы тотъ не нуждался ни въ чемъ и могъ свободно выходить и принимать кого пожелаетъ. 14 янв. царь, вернувшійся изъ похода противъ шведовъ, увидѣвъ въ Успенскомъ соборѣ Григорія, весело сказалъ Никону: “благослови его рукою”. Но Никонъ замѣтилъ: “изволь, государь, помолчать, — еще не было разрѣшительныхъ молитвъ”. Молитвы онъ прочелъ черезъ недѣлю въ соборѣ, послѣ заамвонной молитвы, плача при этомъ. “Плакалъ также и Григорій”, пишетъ митр. Макарій, “пока читались надъ нимъ разрѣшительныя молитвы, и по разрѣшеніи причастился св. даровъ изъ рукъ Никона. Въ тотъ же день устроилъ у себя патріархъ, “за радость мира”, трапезу, за которою посадилъ Григорія выше всѣхъ московскихъ протопоповъ, а послѣ трапезы, одаривъ Григорія, отпустилъ съ миромъ”. Но Григорій и потомъ не унимался и нѣсколько разъ рѣзко обличалъ патріарха. 21 янв. 1658 г. Григорій въ присутствіи патріарха “умолилъ успенскаго протопопа съ братіею, чтобы аллилуіи въ соборной церкви на клиросахъ не троили. Тѣ послушали старца, говорили аллилуію на крилосахъ по дважды, а въ третье: “слава тебѣ, Боже”. Патріархъ же ничего имъ за это не замѣчалъ; только при чтеніи псалтыря поддьякъ троилъ аллилуія, по заповѣди патріарха”. Тоже происходило до самаго отъѣзда Григорія изъ Москвы. Излагая это, митр. Макарій поясняетъ: “Такимъ дозволеніемъ двоить аллилуію даже въ успенскомъ соборѣ, по желанію старца Григорія, послѣ того какъ онъ присоединился къ церкви и покорился церковной власти, Никонъ еще разъ показалъ, что готовъ разрѣшить своимъ противникамъ употребленіе и такъ-называемыхъ ими старыхъ обрядовъ, если только эти противники будутъ въ единовѣріи съ церковію и въ покорности ея богоучрежденной іерархіи”. Въ началѣ мая 1658 г. старецъ Григорій былъ уже въ своей пустынѣ, одаренный при отбытіи Никономъ, а 10 іюля патріархъ оставилъ свою каѳедру.

До 1658 г. подъ смотрѣніемъ патріарха Никона были исправлены и изданы: постная тріодь (1655), сборникъ молитвъ и часословъ (1656), ирмологъ, переведенный снова (1657), требникъ и слѣдованная псалтирь (1658). Послѣ того до лишенія Никона патріаршей власти, исправляли и издали еще нѣсколько богослужебныхъ книгъ. Но онѣ разсматриваемы были уже не Никономъ, который жилъ тогда вдали отъ дѣлъ управленія, а соборомъ архіереевъ (Архіеп. Филаретъ).

Митр. Макарій пишетъ: “Что же должно сказать о всей этой дѣятельности, отъ ея начала до конца, если смотрѣть на нее безъ предубѣжденія. Никонъ не затѣвалъ ничего новаго, когда рѣшился приступить къ исправленію нашихъ церковныхъ книгъ: исправленіе этихъ книгъ совершалось у насъ и прежде, во время печатанія ихъ, при каждомъ изъ бывшихъ патріарховъ. Никонъ хотѣлъ только исправить книги лучше, чѣмъ исправлялись онѣ прежде. Прежде книги правились по однимъ славянскимъ спискамъ, которые тѣми или другими справщиками признаваемы были “добрыми”. Никонъ пожелалъ исправить наши церковныя книги не по однимъ славянскимъ, но и по греческимъ спискамъ, и притомъ по спискамъ, славянскимъ и греческимъ, древнимъ, чтобы очистить эти книги отъ всѣхъ погрѣшностей, прибавокъ и новшествъ, какія вкрались въ нихъ съ теченіемъ времени, особенно въ два послѣднія столѣтія, и для многихъ уже не казались новшествами, — чтобы возстановить у насъ богослуженіе въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ существовало оно въ древней церкви, русской и греческой, — чтобы привести нашу церковь въ полное согласіе съ греческою и вообще со всею восточною православною, даже по церковнымъ обрядамъ. И за такое исправленіе книгъ Никонъ принялся не по прихоти или злонамѣренности, а по настоятельной нуждѣ. Его укоряли іерархи, приходившіе къ намъ съ востока, въ разныхъ отступленіяхъ нашей церкви отъ греческой, какимъ особенно казалось имъ двуперстіе въ крестномъ знаменіи. Онъ самъ лично убѣдился, вскорѣ по восшествіи на патріаршую каѳедру, что такія отступленія дѣйствительно встрѣчаются въ нашихъ печатныхъ книгахъ и даже въ сѵмволѣ вѣры. Онъ зналъ, какую важность приписывали нѣкоторымъ изъ этихъ отступленій греки, какъ признали они еретическими и сожгли на Аѳонѣ московскія книги, въ которыхъ было напечатано ученіе о двуперстіи для крестнаго знаменія. Необходимо было устранить всѣ этого рода несогласія нашей церкви съ греческою, чтобы они не повели къ серьезнымъ столкновеніямъ и даже къ разрыву между обѣими церквами. И Никонъ началъ свое великое дѣло — исправленія нашихъ церковныхъ книгъ, но не самъ собою, а по рѣшенію и указаніямъ двухъ соборовъ, московскаго и константинопольскаго. Никонъ исправилъ книгу Служебникъ, но не прежде напечаталъ, какъ подвергнувъ ее тщательному разсмотрѣнію цѣлаго собора. Напечаталъ книгу Скрижаль, но не выпускалъ ее въ свѣтъ, пока она не была вся пересмотрѣна и одобрена соборомъ. Приготовилъ къ печатанію книгу Требникъ и до напечатанія подвергъ ее также внимательному обсужденію на соборѣ Никонъ изрекъ анаѳему на непокорныхъ, неповиновавшихся церкви въ сложеніи перстовъ для крестнаго знаменія; но изрекъ не одинъ, а вмѣстѣ съ соборомъ русскихъ архіереевъ, и уже послѣ того, какъ на этихъ непокорныхъ изрекли анаѳему извѣстные восточные іерархи. Никонъ предалъ анаѳемѣ Неронова и его единомысленниковъ, сопротивлявшихся церковной власти; но предалъ съ согласія всего собора, на которомъ находились и восточные святители, въ томъ числѣ антіохійскій патріархъ, и слѣдуя наставленію цареградскаго патріарха и собора относительно Неронова. Выходитъ, что вся дѣятельность Никона по исправленію церковныхъ книгъ и обрядовъ совершалась не имъ единолично, а съ согласія, съ одобренія и при живомъ участіи представителей не только русскаго, но и восточнаго духовенства и всей церкви. На Никона нападали, что онъ былъ крайне строгъ къ своимъ противникамъ. Но онъ могъ быть слишкомъ строгимъ и даже несправедливымъ, могъ имѣть и другіе недостатки, могъ вредить своею горячностію успѣхамъ своего дѣла; а самое дѣло исправленія церковныхъ книгъ, тѣмъ не менѣе, оставалось чистымъ, законнымъ и святымъ, — не говоримъ уже, что строгія и суровыя наказанія вообще были въ духѣ того времени, и что противники Никона, по своей дерзости противъ него, заслуживали такой строгости.”

Перечисливъ противниковъ Никона и упомянувъ о принятіи старцемъ Григоріемъ (Нероновымъ) троеперстія, митр. Макарій продолжаетъ: “Правда, Нероновъ, и по присоединеніи къ церкви, желалъ держаться старыхъ печатныхъ книгъ; но Никонъ, вмѣстѣ съ соборомъ, предавъ проклятію непокорявшихся церкви изъ-за старыхъ книгъ и обрядовъ, отнюдь не проклиналъ самихъ этихъ книгъ и обрядовъ, и потому позволилъ Неронову, когда онъ покорился церкви, держаться и старопечатныхъ книгъ, назвалъ ихъ даже добрыми и сказалъ, что все равно, по старымъ ли или по новоисправленнымъ книгамъ, служить Богу; позволилъ, въ частности, и двоить и троить аллилуію въ самомъ успенскомъ соборѣ за однѣми и тѣмиже службами. Отсюда можемъ заключать, что еслибы продолжилось служеніе патріарха Никона, и онъ скоро не оставилъ своей каѳедры, то онъ, можетъ быть, дозволилъ бы и всѣмъ единомысленникамъ Неронова, приверженцамъ старопечатныхъ книгъ, тоже самое, что дозволилъ Неронову: лишь бы только они покорялись церкви и церковной власти. И тогда, сохраняя единство православной вѣры и подчиняясь одной и тойже церковной іерархіи, русскіе, одни совершали бы службы по новоисправленнымъ книгамъ, а другіе по книгамъ, исправленнымъ и напечатаннымъ прежде, несмотря на всѣ разности между ними, подобно тому, какъ до Никона одни совершали у насъ службы по старымъ служебникамъ и требникамъ, правленнымъ и напечатаннымъ при патріархахъ Іовѣ, Гермогенѣ и Филаретѣ, а другіе по вновь исправленнымъ служебникамъ и требникамъ, напечатаннымъ при патріархахъ Іоасафѣ и Іосифѣ, хотя между тѣми и другими служебниками и требниками есть значительныя разности. Такимъ образомъ расколъ, начавшійся при Никонѣ, мало по малу прекратился бы, и на мѣсто его водворилось бы такъ-называемое нынѣ единовѣріе.

“Къ крайнему сожалѣнію, по удаленіи Никона съ каѳедры, обстоятельства совершенно измѣнились. Проповѣдники раскола нашли себѣ, въ наступившій періодъ между-патріаршества, сильное покровительство; начали рѣзко нападать на церковь и ея іерархію, возбуждать противъ нея народъ, и своею возмутительною дѣятельностію вынудили церковную власть употребить противъ нихъ каноническія мѣры. И тогда-то вновь возникъ, образовался и утвердился тотъ русскій расколъ, который существуетъ доселѣ, и который, слѣдовательно, въ строгомъ смыслѣ, получилъ свое начало не при Никонѣ, а уже послѣ него.”

Оставленіе Никономъ управленія патріаршествомъ побудила старовѣровъ развить свою дѣятельность. Снова выдвинулся старецъ Григорій Нероновъ. Проживая въ Игнатіевой пустыни, въ вологодскомъ уѣздѣ, онъ пріѣзжалъ въ Москву, гдѣ у него было много пріятелей; былъ принимаемъ даже государемъ, пользовался милостями отъ архіереевъ. Оставаясь формально въ единеніи съ православною Церковью, употребляя троеперстіе, онъ держался старыхъ книгъ и тайно писалъ противъ новоисправленныхъ. Подавалъ онъ челобитныя царю, изливая злобу на Никона и совѣтуя въ 1661 г. поставить новаго патріарха. Своими проповѣдями и поученіями онъ привлекалъ въ пустынь многихъ изъ Вологды и окрестныхъ селъ; обходилъ ближайшія веси, совершалъ въ нихъ богослуженія по старымъ книгамъ, отвращая людей отъ православія къ расколу. Только съ конца 1664 г. новый архіепископъ вологодскій Симонъ сталъ препятствовать его дѣятельности, въ отвѣтъ на что Григорій слалъ на него доносы въ Москву. Въ 1666 г. владыка отправилъ въ Москву къ архіереямъ грамату съ сообщеніемъ о томъ, что Григорій не перестаетъ смущать народъ своимъ ученіемъ. 14 марта послѣдній былъ сосланъ подъ начало въ Іосифовъ волоколамскій мон., а вскорѣ потребованъ въ Москву на соборный судъ. По словамъ митр. Макарія, “Нероновъ много способствовалъ возникновенію и оживленію раскола, послѣ удаленія Никона съ патріаршей каѳедры, еще тѣмъ, что, имѣя свободный доступъ къ государю и долго пользуясь благорасположеніемъ самихъ архіереевъ, старался покровительствовать другимъ расколоучителямъ”.

Отчасти ходатайству Неронова предъ царемъ приписываетъ митр. Макарій возвращеніе изъ Сибири Аввакума. О немъ онъ пишетъ: “Этотъ протопопъ, который скоро превзошелъ своею слѣпою и фанатическою ревностію по вѣрѣ самого Неронова и сдѣлался дѣйствительнымъ главою вновь возникшаго у насъ раскола, самъ написалъ свою біографію, по просьбѣ отца своего духовнаго Епифанія ок. 1675 года, весьма любопытную, какъ по содержанію, такъ особенно по изложенію; но не избѣгъ въ ней, какъ это, большею частію, бываетъ въ автобіографіяхъ, пристрастія и самохвальства. Онъ старается здѣсь представить себя не только ревнителемъ истинной вѣры, но и страдальцемъ за вѣру и чудотворцемъ, и видимо преувеличиваетъ и украшаетъ вымыслами свои страданія и свои мнимыя чудодѣянія, какъ-бы хвастается ими. Аввакумъ родился въ нижегородскихъ предѣлахъ, въ селѣ Григоровѣ. Отецъ его Петръ былъ тамъ священникомъ и “прилежаше питія хмѣльнаго”; а мать Марія, сдѣлавшаяся, по смерти мужа, инокинею Марѳою, была “постница и молитвенница”, и всегда учила сына страху Божію, и воспитала его въ самомъ строгомъ, преимущественно обрядовомъ, благочестіи. Женившись на дочери мѣстнаго кузнеца Анастасіи, Аввакумъ 21-го года поставленъ былъ въ діаконы, а 23-хъ лѣтъ въ попы: вотъ какъ тогда исполнялись церковные каноны. И въ эти еще молодые свои годы, будучи только сельскимъ священникомъ, онъ уже обнаружилъ въ словахъ и дѣйствіяхъ тотъ чрезвычайно дерзкій, задорный, ничѣмъ неукротимый характеръ, которымъ отличался потомъ во всю свою жизнь и изъ-за котораго перетерпѣлъ впродолженіе ея столько страданій. Не станемъ передавать тѣхъ почти невѣроятныхъ случаевъ, о которыхъ разсказываетъ онъ самъ въ своей біографіи, какъ его били, волочили за ноги въ ризахъ, оставляли едва живымъ... Замѣтимъ только, что попомъ онъ былъ всего восемь лѣтъ и въ эти восемь лѣтъ два раза его выгоняли изъ прихода. Въ первый разъ напалъ на него какой-то начальникъ, избилъ его, откусилъ у него персты руки, дважды выстрѣлилъ въ него и, наконецъ, отнялъ у него дворъ и все имущество и, безъ куска хлѣба, выгналъ его съ семействомъ изъ села. Аввакумъ побрелъ въ Москву къ царскому духовнику, протопопу Стефану Вонифатьеву и протопопу Ивану Неронову. Они извѣстили о немъ царя, который съ того времени началъ знать Аввакума; но опять послали его съ граматою на прежнее мѣсто. Здѣсь едва онъ вновь обзавелся, какъ надъ нимъ разразились новыя бѣды, и “помалѣ паки иніи изгнаша мя отъ мѣста того вдругорядъ, — пишетъ онъ самъ, — азъ же сволокся къ Москвѣ и, Божіею волею, государь меня велѣлъ въ протопопы поставить въ Юрьевецъ-повольскій”. Аввакуму исполнилось тогда еще только 31 годъ, и, сдѣлавшись такъ рано протопопомъ, начальникомъ цѣлаго церковнаго округа — протопопіи, онъ, вѣрно, захотѣлъ показать себя еще болѣе рѣзкимъ и задорнымъ въ своихъ словахъ и дѣйствіяхъ: потому что едва прошло восемь недѣль, какъ на него возсталъ почти весь городъ. Къ мѣстному патріаршему приказу, гдѣ засѣдалъ Аввакумъ, занимаясь духовными дѣлами, собралось множество поповъ, мужиковъ и бабъ, человѣкъ съ тысячу или полторы; вытащили его изъ приказа, и били среди улицы батожьемъ и топтали, а бабы были съ рычагами. Болѣе всѣхъ вопили попы и бабы, которыхъ онъ унималъ отъ блудной жизни: “убить вора, да и тѣло собакамъ въ ровъ кинемъ”. И, дѣйствительно, его убили почти до смерти, и бросили подъ уголъ одной избы. Прибѣжалъ городской воевода съ пушкарями, и, схвативъ чуть живого протопопа, умчалъ его на лошади въ его домъ, а вокругъ всего двора поставилъ пушкарей. На третьи сутки, ночью, Аввакумъ, покинувъ въ городѣ свою семью, ушелъ въ Москву, и оттуда уже не возвращался на свое мѣсто. Въ Москвѣ онъ явился къ отцу своему духовному, казанскому протопопу Ивану Неронову, остался у него жить, и, во время его отлучекъ, правилъ его церковію.”

Протопопъ Аввакумъ, сосланный въ 1653 г. при патр. Никонѣ въ Тобольскъ получилъ отъ, видимо, ему сочувствовавшаго архіеп. Симеона, священническое мѣсто. Но только полтора года смогъ онъ пробыть тамъ, вооруживъ за это время всѣхъ противъ себя. Пять разъ возбуждались противъ него дѣла. Недолго пробылъ онъ въ Енисейскѣ, откуда въ 1656 г. отбылъ въ Даурію, въ качествѣ духовника воеводы Аѳанасія Пашкова, съ которымъ отношенія сразу обострились. Аввакумъ сознается: “десять лѣтъ (на самомъ дѣлѣ пять) онъ меня мучилъ, или я его, — не знаю: Богъ разберетъ въ день вѣка”. Ему было разрѣшено вернуться и въ 1663 г. онъ появился въ Москвѣ. Тамъ, какъ повѣствуетъ онъ: “приняли меня, какъ ангела Божія, государь и бояре; всѣ были мнѣ рады. Зашелъ я къ Ѳедору Ртищеву: онъ вышелъ ко мнѣ принять отъ меня благословеніе, и начали мы говорить съ нимъ много; три дня и три ночи домой меня не отпустилъ, и потомъ извѣстилъ обо мнѣ царю. Государь тотчасъ велѣлъ меня представить, спрашивалъ меня о здоровьѣ и далъ поцѣловать мнѣ свою руку. Приказалъ помѣстить меня на монастырскомъ подворьѣ въ кремлѣ и, проходя часто мимо моего двора, низко кланялся мнѣ и говорилъ: благослови меня и помолись о мнѣ. Также и всѣ бояре просили моего благословенія и молитвъ. Давали мнѣ мѣсто, гдѣ бы я захотѣлъ, звали и въ царскіе духовники, чтобы только я соединился съ ними въ вѣрѣ; но я все это вмѣнилъ въ уметы, да Христа прі- обрящу.” Аввакумъ подалъ царю длинную челобитную, въ которой обрушивался на Никона, разсказывалъ, что ему пришлось терпѣть отъ послѣдняго; себя выставлялъ какимъ-то избранникомъ Божіимъ: — Богъ удостоилъ его откровенія о Никонѣ; ангелъ Божій приносилъ ему пищу въ темницѣ. Митр. Макарій передавая содержаніе челобитной отмѣчаетъ владѣніе Аввакумомъ въ высокой степени словомъ “яснымъ, выразительнымъ, безъискуственнымъ, народнымъ”, превосходя въ этомъ Никона, “который писалъ обыкновенно книжнымъ языкомъ, искуственно растянуто и невсегда удобопонятно. Рѣчь Аввакума, даже въ сочиненіяхъ его, представляется какъ-бы выхваченною изъ живаго говора народнаго, и тѣмъ болѣе и сильнѣе могла дѣйствовать на народныя массы.”

Аввакумъ въ своей біографіи сообщаетъ, что царь не соглашался съ нимъ и приказалъ Родіону Стрѣшневу уговаривать его, по крайней мѣрѣ, молчать. Наряду съ этимъ, государь, Стрѣшневы, Ртищевъ и другіе слали ему деньги. Аввакумъ пишетъ: “У Ѳедосьи Прокопьевны Морозовой жилъ я, не выходя со двора: она дочь моя духовная, какъ и сестра ея княгиня Евдокія Прокопьевна Урусова. И у Анны Петровны Милославской всегда же въ дому были, а къ Ѳедору Ртищеву браниться съ отступниками ходилъ”. Митр. Макарій отмѣчаетъ: “Весьма важнымъ обстоятельствомъ для Аввакума служило то, что онъ сдѣлался духовникомъ Ѳедосьи Прокопьевны Морозовой и совершенно покорилъ ее своей волѣ и своимъ убѣжденіямъ. Это была одна изъ самыхъ знатныхъ боярынь и, какъ по отцу, такъ и по мужу, изъ самыхъ близкихъ къ царскому двору. Отецъ ея окольничій Прокопій Ѳедоровичъ Соковнинъ приходился въ родствѣ царицѣ Марьѣ Ильинишнѣ Милославской, а мужъ — Глѣбъ Ивановичъ Морозовъ былъ роднымъ братомъ знаменитаго дядьки и свояка царскаго Бориса Ивановича Морозова, женатаго на родной сестрѣ тойже царицы. Чрезъ Морозову, вращавшуюся вблизи царицы, Аввакумъ могъ оказывать вліяніе на всѣхъ, окружавшихъ царицу, и на самую царицу, которая, какъ увидимъ, дѣйствительно и стояла за Аввакума. Вмѣстѣ съ тѣмъ Морозова, обладавшая огромнымъ богатствомъ, имѣла множество родныхъ и знакомыхъ въ Москвѣ и могла поддерживать лжеученіе Аввакума въ высшемъ московскомъ обществѣ. Когда Аввакумъ возвратился изъ Сибири, Морозова была уже вдовицею (съ 1662 г.) и домъ ея обратился какъ бы въ монастырь, въ которомъ она постоянно содержала пятерицу инокинь и давала пристанище всякаго рода странницамъ. Всѣ эти лица, особенно инокини, подобно Морозовой, напитывались ученіемъ Аввакума, которое и разносили повсюду, куда ни ходили. Въ томъ же домѣ всегда находили себѣ пріютъ три юродивые: Ѳеодоръ, Кипріанъ и Аѳанасій, духовные дѣти и преданные ученики Аввакума. Пользуясь большимъ уваженіемъ въ народѣ, они свободно бродили по улицамъ и площадямъ города и распространяли убѣжденія своего наставника и его ненависть къ новоисправленнымъ книгамъ. Наконецъ у Морозовой, какъ увидимъ, искали себѣ поддержки и покровительства и другіе расколоучители.”. Подъ вліяніемъ Аввакума начались въ Москвѣ отступленія многихъ отъ православія. Духовныя власти возстали на него и, по приказанію царя, онъ былъ отправленъ въ Мезень, откуда продолжалъ распространять свои лжеученія.

Въ то время проявлялъ свою дѣятельность бывшій игуменъ московскаго Златоустова мон. Ѳеоктистъ, тѣсно связанный съ Нероновымъ, проживавшій въ его игнатьевской пустыни. Сочинилъ онъ слово объ антихристѣ. Потомъ Ѳеоктистъ перебрался въ Вятку къ епископу Александру. Послѣдній, бывъ участникомъ Собора 1656 г., оставаясь и потомъ въ общеніи съ Церковью, установилъ связь съ Нероновымъ, Аввакумомъ, Морозовой, началъ возставать противъ казавшихся ему неисправностей въ новыхъ книгахъ. Заговорили и другіе ревнители старины. Среди нихъ былъ, упоминавшійся выше, романо-борисоглѣбскій попъ Лазарь, его единомышленникъ патріаршій подъякъ Ѳедоръ Трофимовъ, суздальскій соборный попъ Никита Константиновичъ Добрынинъ и дьяконъ московскаго благовѣщенскаго собора Ѳедоръ Ивановъ. Лазарь написалъ сочиненіе, въ которомъ старался перечислить мнимыя новшества. Оно было въ 1660 г. подано государю Ѳедоромъ Трофимовымъ. По рѣшенію духовныхъ властей они оба были сосланы съ семействами въ Тобольскъ. Тамъ съ ними часто бесѣдовалъ сосланный туда сербскій священникъ латинянинъ Юрій Крижаничъ. Онъ свидѣтельствовалъ о нихъ: “Ѳедоръ, какъ пришелъ сюда, не имѣлъ еще уса на губахъ, а чинилъ себя учителемъ церкви, и до того досаждалъ женщинамъ, что онѣ отвѣчали ему: ступай де домой учить свою жену. Да и объ Лазарѣ знаетъ весь городъ, что ему иногда улицы были тѣсны, и люди его подъ руки водили, когда самъ не могъ дойти до дому. Однажды у меня сидѣлъ онъ съ гостями и сталъ разсказывать гадкія басни; гости повѣсили носы, слыша отъ священника такія рѣчи ...” О поведеніи и нераскаянности обоихъ стало извѣстно въ Москвѣ; въ началѣ 1666 г. они были вызваны туда и вскорѣ отправлены въ пустозерскій острогъ до новаго государева указа (митр. Макарій).

“Суздальскій соборный протопопъ Никита Добрынинъ”, пишетъ митр. Макарій, “подобно протопопамъ Неронову и Аввакуму, былъ характера весьма дерзкаго и задорнаго”. Никита слалъ въ Москву доносы на своего архипастыря, за что Соборомъ запрещенъ былъ въ священнослуженіи. Въ это время онъ приступилъ къ писанію своей челобитной царю на книгу Скрижаль и на новоисправленныя книги. “Челобитная Никиты”, пишетъ митр. Макарій, “по своей обширности и основательности, превосходитъ всѣ другія, явившіяся тогда, раскольническія челобитныя; для составленія ея требовалось прочитать немало книгъ, сдѣлать много выписокъ, подобрать свидѣтельства и все собранное изложить въ порядкѣ, и Никита, какъ самъ говорилъ, трудился надъ нею семь лѣтъ; а какъ въ 1666 году челобитная была уже готова, то онъ началъ ее, вѣроятно, еще въ 1659 г., если не ранѣе”. Благовѣщенскій діаконъ Ѳедоръ Ивановъ сталъ писать противъ новопечатныхъ книгъ позднѣе. “Протопопъ Аввакумъ, попы Лазарь и Никита и дьяконъ Ѳедоръ”, отмѣчаетъ митр. Макарій”, — это были единственные расколоучители, вышедшіе въ то время изъ среды бѣлаго духовенства и пребывавшіе вѣрными расколу до конца”. Значительно больше противниковъ новопечатныхъ книгъ было между монашествующею братіею. Изъ иноковъ, писавшихъ противъ книгъ, наиболѣе значительнымъ былъ архимандритъ покровскаго мон. въ Москвѣ Спиридонъ Потемкинъ, родственникъ Ртищева. Имъ написана небольшая книга, извѣстная у раскольниковъ подъ названіемъ “книга богомудраго старца Спиридона Потемкина”. Въ ней онъ говоритъ о крестномъ знаменіи, сѵмволѣ вѣры, пришествіи антихриста и о томъ, что ереси въ новопечатанныхъ книгахъ заимствованы отъ латинянъ. Книга эта имѣла большое распространеніе. Онъ умеръ въ 1665 г. Извѣстенъ своею проповѣдью въ округѣ Ветлуги его родственникъ старецъ Ефремъ Потемкинъ. Противъ новопечатныхъ книгъ возсталъ Соловецкій мон., о чемъ рѣчь будетъ ниже. Въ концѣ 1665 г., по словамъ архіеп. Филарета “отпалъ отъ здороваго тѣла церкви дикій наростъ ложныхъ убѣжденій”.

Въ февралѣ 1666 г. въ Москвѣ состоялось открытіе засѣданій Собора русскихъ архипастырей, о которомъ упоминалось выше. Присутствовали пять митрополитовъ и пять архіепископовъ. Въ числѣ митрополитовъ былъ и владыка Ѳеодосій сербскій. Въ самомъ началѣ засѣданій каждый изъ владыкъ прочелъ во всеуслышаніе сѵмволъ вѣры и всѣ убѣдились въ своемъ единомысліи. Затѣмъ всѣми, данными ими отзывами, признаны были православными греческіе патріархи и употребляемыя ими богослужебныя книги, а также московскій соборъ 1654 года. Подобныя же заявленія дали архимандриты монастырей: троицесергіева, Новоспасскаго, новгородскихъ юрьева и хутынскаго, Знаменскаго московскаго и николо-угрѣшскаго. “Легко понять”, пишетъ митр. Макарій, “почему наши святители, собравшіеся для суда надъ расколомъ, желая предварительно удостовѣриться, не причастенъ ли кто изъ нихъ самихъ томуже грѣху, предложили другъ другу эти именно, а не другіе вопросы. Сущность появившагося у насъ раскольническаго ученія состояла именно въ томъ, что русскія церковныя книги, напечатанныя до патріарха Никона, во всемъ исправны, православны, и не требовали исправленія; что московскій соборъ 1654 года, опредѣлившій исправленіе ихъ, есть соборъ незаконный; что греческія книги, по которымъ совершено при Никонѣ исправленіе нашихъ книгъ, испорчены и наполнены ересями, и сами греческіе патріархи, находясь подъ игомъ невѣрныхъ, уклонились отъ православія.” Тѣ же вопросы предлагались на соборѣ лидамъ, обвинявшимся въ принадлежности къ расколу.

Второе засѣданіе состоялось 29 апр. въ царской столовой палатѣ. “Когда собрались въ нее всѣ архіереи, бывшіе и на первомъ засѣданіи, кромѣ митрополита сербскаго, и прочіе члены духовенства, равно и царскій синклитъ, князья, бояре, окольничіе и думные люди, тогда вышелъ и царь, и обратился къ духовенству съ рѣчью. Онъ выразилъ свою радость при видѣ собравшихся архипастырей своей земли, но вмѣстѣ и свою скорбь при воспоминаніи о томъ, что понудило его созвать ихъ. “Небесный Домовладыка, говорилъ царь, посѣялъ на нивѣ нашей православной державы одну только чистую пшеницу благочестія; но врагъ завистливый, спящимъ намъ, кому поручено быть стражами пшеницы, всѣялъ въ ней куколь — душепагубные расколы... Уже богохульное ученіе обносится не только въ разныхъ странахъ Богомъ врученнаго намъ царства, по городамъ и весямъ, но вторглось въ самую нашу столицу, коснулось нашего слуха, представлено намъ въ свиткахъ. И мы узнали, что оно содержитъ слѣдующія хулы: нынѣшняя церковь не есть церковь, тайны въ ней божественныя — не тайны, крещеніе — не крещеніе, архіереи — не архіереи, ученіе неправедное, и все въ ней скверно и неблагочестно. Многіе скудоумные заразились этимъ лжеученіемъ и, какъ-бы обезумѣвъ, уклонились въ нововозникшія сонмища, отвергли крещеніе, не исповѣдуютъ своихъ грѣховъ іереямъ Божіимъ, не причащаются животворящимъ тайнамъ и совсѣмъ отчуждились отъ церкви и отъ Бога”. Изобразивъ такими яркими чертами положеніе раскола въ Россіи, царь умолялъ архипастырей и пастырей со всѣмъ тщаніемъ заняться этимъ дѣломъ, чтобы за свое нерадѣніе и небрежность не отвѣчать имъ предъ Богомъ въ день страшнаго суда, а о себѣ свидѣтельствовалъ, что готовъ положить за церковь Божію все свое и самого себя. Затѣмъ царь объявилъ, что онъ въ то самое время, какъ размышлялъ объ утоленіи мятежа церковнаго, обрѣлъ, при помощи Божіей, въ своей царской сокровищницѣ безцѣнный бисеръ — книгу “Хризовулъ”, утвержденную всѣми восточными патріархами и другими греческими архіереями и присланную ими царю Ѳеодору Ивановичу и патріарху Іову (разумѣлось извѣстное опредѣленіе цареградскаго собора 12 февр. 1593 года о русскомъ патріаршествѣ), и, называя эту книгу даннымъ отъ Бога оружіемъ противъ раскола, пожелалъ прежде самъ прочитать ее на соборѣ и потомъ уже передать архіереямъ. Принявъ на то благословеніе отъ святителей, царь сѣлъ на свое царское мѣсто, велѣлъ также сѣсть архіереямъ и боярамъ, и, сидя, читалъ всю книгу. Когда же дошелъ до сѵмвола вѣры, начертаннаго въ книгѣ, то поднялся и прочелъ сѵмволъ, стоя, и спросилъ архіереевъ и бояръ: такъ ли они содержатъ св. сѵмволъ и прочіе догматы, какъ изложено въ “Хризовулѣ”? На рѣчь царя отвѣчалъ отъ лица собора новгородскій митрополитъ Питиримъ также рѣчью: благодаримъ Бога, благоволившаго даровать церкви своей такого добраго и ревностнаго стража и поборника; благодаримъ и самого государя, величая его вторымъ Константиномъ, истиннымъ расширителемъ православія, вѣрнымъ слугою Христовымъ, теплымъ рачителемъ каѳолическія вѣры; свидѣтельствовалъ, что всѣ собравшіеся архипастыри вѣруютъ и содержатъ сѵмволъ и всѣ догматы точно такъ, какъ прочитано государемъ въ книгѣ Хризовулъ, и готовы употребить всѣ мѣры противъ враговъ церкви, при пособіи крѣпкой царской десницы. По окончаніи рѣчи митрополита, царь поцѣловалъ сѵмволъ вѣры, напечатанный въ книгѣ Хризовулъ, и передалъ собору; архіереи всѣ, одинъ за другимъ, такъ же поцѣловали, и передали боярамъ, окольничимъ и думнымъ людямъ, которые поступили такъ же. И потомъ велѣно было чудовскому архимандриту Іоакиму отнести книгу Хризовулъ, какъ духовное сокровище, въ успенскій соборъ, и засѣданіе окончилось.”

На третьемъ засѣданіи начался судъ надъ лицами, которыхъ подозрѣвали въ противленіи церкви и принадлежности къ расколу. Первымъ былъ опрошенъ епископъ вятскій Александръ. Онъ не отрекся отъ своего писанія и молилъ удостовѣрить его, что новоисправленныя книги и сѵмволъ чужды погрѣшностей. По разъясненіи ему этого, онъ тотчасъ написалъ покаянный списокъ и вручилъ собору. Послѣ этого владыка Александръ допущенъ былъ къ участію въ соборѣ. Протопопъ Аввакумъ, допрошенный о хулахъ, имъ написанныхъ, вступилъ въ состязаніе съ отцами собора, оставался глухъ ко всѣмъ доказательствамъ и “дерзко укори въ лице весь освященный соборъ, вся неправославными нарицая”. Въ виду нераскаянности и ожесточенія Аввакума, соборъ опредѣлилъ лишить его священства и предать анаѳемѣ. Опредѣленіе это было исполнено 15 мая въ Успенскомъ соборѣ. Аввакумъ такъ описалъ это событіе: “власти стригли меня, потомъ и проклинали, а я ихъ проклиналъ сопротивъ; зѣло было мятежно въ обѣдню ту тутъ”. Онъ былъ сосланъ въ монастырь и содержался подъ стражей. Проявилъ сначала упорство и суздальскій попъ Никита. Онъ не отказывался отъ написаннаго имъ, вразумляемый архіереями говорилъ, что знаетъ писанія лучше всѣхъ архіереевъ, и порицалъ ихъ. Онъ былъ лишенъ священства и отлученъ отъ церкви. Сосланный въ монастырь, Никита вскорѣ, какъ оказалось потомъ притворно, началъ каяться. Представилъ онъ письменно свое покаянное исповѣданіе. Архипастыри возрадовались о раскаявшемся грѣшникѣ, но не рѣшились сразу возсоединить Никиту съ церковію, положивъ подвергнуть его на нѣкоторое время искусу. Проявилъ упорство діаконъ Ѳедоръ Ивановъ, за что былъ разстриженъ, преданъ анаѳемѣ. Когда онъ былъ выведенъ изъ церкви, то, поднявъ руку и сложивъ два перста для крестнаго знаменія, громко кричалъ къ собравшемуся народу: “за сію истину стражду и умираю, братія, и за прочіе догматы церковные”. Находясь въ заточеніи въ николоугрѣшскомъ мон., онъ покаялся. Архіереи повѣрили ему, повелѣвъ побыть нѣкоторое время въ покровскомъ мон. “ради совершеннаго покаянія и исправленія”. Онъ тайно скрылся оттуда, когда же узналъ, что за него хватаютъ и допрашиваютъ, то явился и началъ изрыгать хулу на церковь и новоисправленныя книги. На соборѣ прочитанъ былъ свитокъ суздальскаго попа Лазаря, наполненный возмутительными хулами. При допросѣ онъ остался непреклоненъ и “весь священный соборъ укори и неправославными нарече”. Дѣло его рѣшено было передать на рѣшеніе прибывавшихъ вскорѣ въ Москву восточныхъ патріарховъ. Старецъ іеромонахъ Григорій Нероновъ, однажды каявшійся, снова обратившійся въ расколъ послѣ оставленія Никономъ каѳедры, будучи призваннымъ на судъ собора, въ другой разъ “отрекся отъ своего ученія”. Но онъ не замедлилъ измѣнить своему слову. Вскорѣ Григорій былъ по указу царя и приговору собора сосланъ въ іосифовъ волоколамскій мон. “за церковный мятежъ и къ освященному собору за непокореніе”. Отданъ онъ былъ, какъ “новоначальный” подъ начало доброму и искусному старцу. (Митр. Макарій).

“Въ седьмомъ засѣданіи”, пишетъ митр. Макарій, “отцы собора были свидѣтелями трогательнаго зрѣлища. Предъ ними предсталъ привезенный изъ далекихъ лѣсовъ ветлужскихъ старецъ Ефремъ Потемкинъ. Его спрашивали: “правда ли, что ты многихъ людей прельстилъ и отвлекъ отъ св. православно-каѳолической церкви; дерзаешь хулить сѵмволъ вѣры и всѣ новоисправленныя книги; проповѣдуешь пришествіе антихриста, лжепророчествуешь о семилѣтнемъ голодѣ, превратно толкуя евангельскія, апостольскія и пророческія слова; называешь троеперстіе въ крестномъ знаменіи зловѣріемъ и уничижаешь архіерейское благословеніе?” Ефремъ, какъ только услышалъ этотъ вопросъ, весь затрепеталъ, началъ горько плакать и рыдать и, обливаясь слезами, началъ самъ обличать свое прежнее безуміе и заблужденія. Затѣмъ написалъ на бумагѣ свое покаяніе и подалъ святителямъ.”Отцы собора повѣрили искренности покаянія Ефрема, но пожелали, чтобы онъ объѣхалъ тѣ мѣста, гдѣ прежде сѣялъ расколъ и многихъ прельстилъ, оглашая всюду свое покаянное писаніе. По выполненіи этого, Ефремъ представилъ собору отчетъ о совершенномъ путешествіи, послѣ чего былъ признанъ съ радостью достойнымъ разрѣшенія и прощенія. На житье онъ былъ посланъ въ Новоспасскій мон. Покаяніе принесъ старецъ Ѳеоктистъ, бывшій златоустовскій игуменъ. Получивъ прощеніе, онъ проживалъ тихо въ покровскомъ мон., гдѣ и скончался. Раскаяніе выразили еще нѣкоторые старцы, уклонившіеся въ расколъ.

Какъ свидѣтельствуетъ “Соборный свитокъ при служебникѣ 1668 г.”, члены собора подробно и долго испытывали новоисправленія и вновь переведенныя печатныя книги; разсматривали и старыя, харатейныя, славяно-русскія рукописи. Въ новыхъ книгахъ ничего противнаго вѣрѣ не нашли, и увидѣли ихъ согласными съ старыми славяно-русскими харатейными книгами. Въ нихъ увидѣли святой сѵмволъ безъ прибавки “истиннаго”, какъ поправлено и напечатано въ новопечатныхъ книгахъ. И аллилуія написано въ рядъ трижды: аллилуія, аллилуія, аллилуія, потомъ: слава Тебѣ, Боже. И относительно знаменія честнаго креста, т. е. сложенія трехъ первыхъ перстовъ правой руки, и относительно Іисусовой молитвы и по чину святой литургіи и все прочее найдено въ старыхъ славяно-русскихъ харатейныхъ книгахъ точно такъ, какъ и въ исправленныхъ печатныхъ книгахъ. Все это читалось и свидѣтельствовалось въ присутствіи царя Алексѣя Михайловича въ его царскихъ палатахъ. Нѣкоторыя изъ книгъ показывались въ Патріаршей палатѣ и всѣмъ священникамъ Москвы. (Архіеп. Филаретъ).

Соборъ разослалъ наказъ настоятелямъ монастырей и благочиннымъ съ предупрежденіемъ отъ раскольничьихъ толковъ. Наказъ надлежало списать для каждой церкви. Тогда же было написано Симеономъ Полоцкимъ обличеніе на челобитныя “сибирскаго попа Лазаря и Никиты Пустосвята”. Первая часть сего обличенія написана была на латинскомъ языкѣ Паисіемъ Лигаридомъ. Симеонъ позаимствовалъ оттуда многое въ сокращеніи, еще болѣе добавивъ своего. Вторая часть полностью составлена имъ самимъ. Соборъ положилъ книгу эту издать какбы отъ своего имени, подъ заглавіемъ: “Жезлъ правленія, утвержденія, наказанія и казненія, сооруженныя отъ всего освященнаго собора”.

Въ августѣ 1666 г. соборъ отправилъ архим. Сергія и успенскаго протопопа въ Соловецкій монастырь, съ другими духовными и свѣтскими лицами, но безъ успѣха.

Митр. Макарій указываетъ, что описать “дѣянія” московскаго Собора 1666 г. поручено было іеромонаху Симеону Петровскому- Ситіановичу не въ то время, когда происходилъ Соборъ, а уже впослѣдствіи, и Симеонъ окончилъ свой трудъ не прежде сентября 1667 г. Описаніе его заслуживаетъ полной вѣры, но не отличается строгой точностью и полнотой. Встрѣчаются ошибки въ датахъ и пропуски. Такъ мало сказано о соловецкомъ монастырѣ.

Какъ излагалось выше, послѣ суда надъ патр. Никономъ и поставленія патріархомъ Іоасафа происходили въ 1667 г. засѣданія Собора, съ участіемъ восточныхъ патріарховъ. Постановленіемъ сего Великаго Собора: 1) одобрены всѣ книги, исправленныя и напечатанныя Никономъ, такъ же какъ и всѣ изданныя по его удаленіи въ уединеніе; 2) повторено осужденіе на всѣ тѣ суевѣрныя мнѣнія, которыя осуждены были Никономъ и Соборомъ 1666 г. Соборъ опредѣлилъ: “Сіе наше соборное повелѣніе по всѣмъ выше реченнымъ чинамъ православнымъ предаемъ и повелѣваемъ всѣмъ неизмѣнно хранити. Аще ли кто не послушаетъ повелѣваемыхъ отъ насъ и не покорится святѣй восточной церкви и сему освященному собору, или начнетъ прекословити и противлятися намъ, и мы таковаго противника данной намъ властью отъ всесвятаго и животворящаго Духа проклятію предаемъ.” “Сіе наше узаконеніе и изреченіе подписахомъ и утвердихомъ нашими руками ...въ лѣто отъ сотворенія міра 7775, отъ воплощенія же Бога Слова 1667, инд. 5 мѣсяца мая въ 13 день”. Вслѣдствіе сихъ опредѣленій, попъ Никита Пустосвятъ и протопопъ Аввакумъ, какъ упорные мятежники и нераскаянные суевѣры, разстрижены и отлучены были отъ Церкви. (Архіеп. Филаретъ).

Соборъ продолжалъ сужденія свои и въ томъ же году одобрилъ книгу Жезлъ Правленія. Соборъ положилъ: “1) о знаменіи честнаго креста т. е. о сложеніи двухъ перстовъ, о сугубой аллилуія и о прочемъ, что написано неразсудно и невѣжествомъ въ книгѣ Стоглавъ, клятву, положенную безъ разсужденія и неправедную, мы, православные патріархи... и весь освященный соборъ, разрѣшаемъ и разрушаемъ”; 2) написанное въ житіи Ефросина о сугубой аллилуія, признано произведеніемъ льстиваго и лживаго писателя, не стоющимъ никакой вѣры; 3) осуждено писаніе Димитрія Толмача о бѣломъ клобукѣ, какъ баснословное; 4) подвергнуто запрещенію “описаніе о перстосложеніи, напечатанное невѣжествомъ и неразсудно въ псалтири съ возслѣдованіемъ и въ другихъ книгахъ”; 5) отмѣнено распоряженіе Никона, строго запрещавшее совершать въ праздникъ Богоявленія водоосвященіе послѣ литургіи и предписывавшее совершать его только въ вечернѣ; 6) оправданы были снова служебникъ Никона, вновь пересмотрѣнный и его скрижаль; 7) запрещено въ великую субботу и при освященіи церкви въ крестномъ ходу ходить по солнцу; 8) такъ какъ Никита принесъ раскаяніе и обѣщался болѣе не возставать на святую церковь, то онъ принятъ былъ въ церковное общеніе, но оставленъ разстригою. Бывшаго протопопа Аввакума, попа Лазаря, соловецкаго чернеца Епифанія, діакона Ѳеодора и Никифора положено было оставить подъ тяжестью анаѳемы до тѣхъ поръ, пока они не раскаются. Епископъ Коломенскій Павелъ, котораго судилъ еще Никонъ за суевѣріе, отосланъ былъ въ Палеостровскій монастырь. (Архіеп. Филаретъ).

Подводя итоги, митр. Макарій пишетъ: “Такимъ образомъ, что началъ московскій соборъ 1666 года по отношенію къ расколу, то окончилъ большой московскій соборъ 1667 года. Первый призывалъ, одного за другимъ, расколоучителей, выслушивалъ и обличалъ ихъ ученіе, убѣждалъ ихъ покаяться, и кто не хотѣлъ каяться и покориться церкви, тѣхъ, каждаго порознь, предавалъ анаѳемѣ и отсылалъ подъ начало или даже въ заключеніе въ какой либо монастырь. Послѣдній соборъ произнесъ общій приговоръ, общую анаѳему на всѣхъ послѣдователей раскола и постановилъ, по примѣру древней церкви, общее правило подвергать ихъ наказанію не только церковному, но и по градскимъ законамъ. И нельзя не признать, что эта общая анаѳема на раскольниковъ была неизбѣжна и совершенно справедлива. Раскольники еще прежде, до соборной на нихъ анаѳемы, сами, такъ сказать, изрекли на себя анаѳему и отсѣкли себя отъ церкви. Сущность ихъ ученія, какъ уже достаточно открылось изъ ихъ писаній и словесныхъ заявленій на соборѣ 1666 года, состояла не въ томъ только, что они хотѣли держаться однѣхъ старопечатныхъ книгъ и мнимо-старыхъ обрядовъ, и не покорялись церкви, не принимали отъ нея новоисправленныхъ печатныхъ книгъ, но вмѣстѣ и въ томъ, что они считали эти послѣднія книги исполненными ересей, самую церковь называли еретическою и утверждали, что церковь болѣе не церковь, архіереи ея не архіереи, священники не священники, и всѣ ея таинства и чинопослѣдованія осквернены антихристовою скверною; раскольники не только противились церкви, но совсѣмъ отрицали ее, отрицались отъ нея и, по своимъ убѣжденіямъ, были уже совершенно отдѣлены отъ нея. Необходимо было, чтобы и церковь съ своей стороны всенародно объявила, что она не признаетъ ихъ болѣе своими чадами, т. е. чтобы она анафематствовала и отсѣкла отъ себя тѣхъ, которые еще прежде самовольно отпали отъ нея и сдѣлались ея врагами. Со времени этой-то анаѳемы, произнесенной на раскольниковъ большимъ московскимъ соборомъ, и началъ существовать въ Россіи расколъ, какъ особое общество вѣрующихъ, именующихъ себя старообрядцами, совершенно отдѣльное отъ православной церкви и враждебное ей. Не церковь отвергла ихъ и отвергаетъ, но они сами еще прежде отверглись церкви и не перестаютъ упорно отвергать ее, называя ее, въ своемъ жалкомъ ослѣпленіи, духовною блудницею, а всѣхъ вѣрныхъ чадъ ея, всѣхъ православныхъ — сынами беззаконія, слугами антихриста.”

Великій Соборъ отмѣнилъ запрещеніе священнодѣйствовать вдовымъ священникамъ и діаконамъ и постановленіе патріарха Филарета о перекрещиваніи западныхъ христіанъ.

Отмѣтимъ нѣкоторыя другія постановленія. Велѣно въ храмахъ творить поклоны всѣмъ вмѣстѣ: “согласію бо быть, а не разногласію, въ святѣй церкви лѣпо есть”. Нетлѣнныхъ тѣлъ не признавать святыми безъ достовѣрнаго свидѣтельства. Не погашать свѣчей въ церкви послѣ херувимской пѣсни или послѣ “достойно есть”. По желанію царя не возбранено архимандритамъ носить серебряныя, злащенныя шапки, подобныя митрамъ. Не погружать въ купели свѣчей въ началѣ крещенія такъ же, какъ и въ богоявленское освященіе воды. Во время погребенія умершаго священнику прилично идти впереди гроба а прочимъ позади его. На панихидѣ пѣть то же, что и на погребеніи, исключая стихиръ, апостола, евангелія и цѣлованія. За одною литургіею посвящать только одного діакона и др. (Архіеп. Филаретъ).

Патріархъ Іоасафъ II выполнялъ опредѣленія Великаго Собора. Въ 1668 г., по выясненіи того, что священники служатъ на просфорахъ съ осьмиконечнымъ крестомъ и не совершаютъ службы по новымъ книгамъ, виновные въ этомъ вмѣстѣ съ причетниками были лишены мѣстъ и преданы суду, а просфорни отосланы въ монастырь. Патріархъ разослалъ наставленіе о иконномъ изображеніи. Продолжалось исправленіе книгъ по греческому тексту. Въ 1670 г. была издана Цвѣтная Тріодь, провѣренная съ подлинникомъ, а въ 1672 г. напечатана Постная Тріодь, которая вновь была переведена съ греческаго текста.

Патріархъ Никонъ очень желалъ издать славянскую Библію въ достойномъ ея видѣ. Но онъ не смогъ этого выполнить. Въ 1663 году, по опредѣленію Собора, напечатали въ Москвѣ, съ немногими поправками, Острожскую Библію, предоставивъ лучшему времени трудъ полнаго исправленія. Къ этому дѣлу приступили послѣ собора патріарховъ 1667 г. Во время вдовствованія патріархіи, за смертью Питирима, управляющій патріархіей, митр. Крутицкій Павелъ, принялъ на себя надзоръ за исправленіемъ Библіи, а самое исправленіе было поручено Епифанію и ученому братству. Епифаній началъ съ исправленія Новаго Завѣта. Онъ сличалъ славянскій текстъ не только съ печатнымъ греческимъ текстомъ, но и съ рукописями, особенно съ Евангеліемъ Свят. Алексія. Но въ ноябрѣ 1676 г. умерли митр. Павелъ и Епифаній. Дѣло осталось неоконченнымъ. (Архіеп. Филаретъ).

Рѣшительно, еще въ 1657 г., отказывался принять новыя книги Соловецкій монастырь. Не признали тамъ постановленія Соборовъ 1666 и 1667 годовъ, какъ и назначеннаго патр. Іоасафомъ II новаго архимандрита Іосифа. Сказывалось вліяніе сосланныхъ туда кн. Львова и другихъ противниковъ Никона. Когда въ обитель пришло распоряженіе служить по новому, монахи Азарій и Геронтій, самозванно именуя себя первый келаремъ, второй казначеемъ, послали въ 1667 г. челобитную царю. Въ ней, осуждая постановленія соборовъ, они утверждали, что: “священники и діаконы и соборные чернецы и вся рядовая и больничная братія и служки вси” раздѣляютъ высказанное въ челобитной. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Но это чистая ложь. Многіе вовсе не думали раздѣлять мысли суевѣровъ и даже уговаривали другихъ быть покорными собору, еще болѣе было такихъ, которые не хотѣли ни во что вмѣшиваться, а желали плакать только о грѣхахъ своихъ. Но тѣхъ и другихъ силою заставляли по крайней мѣрѣ быть на сходкахъ безпокойныхъ головъ”. Соловецкій старецъ Варлаамъ свидѣтельствовалъ, что: “а какъ-де ихъ воровскія сходбища бывали, и братію и служебниковъ, которые къ ихъ воровству не приставаютъ, въ трапезѣ запирали сильно”. Архим. Маркеллъ, жившій въ обители послѣ осады ея, писалъ: “обличающіи же оныхъ мятежетворцевъ многая злолютства въ оковѣхъ и темницахъ пострадаша отъ нихъ”. Царь Алексѣй надѣялся, что лучшіе иноки одержатъ верхъ. Но власть захвачена была мятежными. Тогда государь объявилъ обители выговоръ за челобитную, взялъ монастырскія села и угодья въ свое вѣдѣніе. Когда же опредѣлился въ обители мятежъ, то въ 1668 г. отправленъ былъ противъ бунтовщиковъ стряпчій Игнатій Волоховъ со стрѣльцами. Обосновался онъ въ Сумскомъ острогѣ [30]), откуда велъ безуспѣшные переговоры съ насельниками обители. Въ острогѣ же семъ проживалъ изгнанный смутьянами архим. Іосифъ. Волоховъ враждовалъ съ нимъ и писалъ на него доносы. Ихъ обоихъ отправили въ другія мѣста. Въ 1672 г. въ Сумскій острогъ прибылъ стрѣлецкій голова Клементій Іевлевъ съ 725 стрѣльцами. Послѣдній ничего важнаго противъ монастыря не предпринялъ. Въ 1673 г. осада обители поручена была воеводѣ Ивану Мещеринову. У него было 700 стрѣльцовъ и стѣнобитныя орудія. Онъ обстрѣливалъ монастырь, но зимовать ушелъ въ Сумской острогъ.

Соловьевъ пишетъ: “Въ монастырѣ при оборонѣ сильнѣе всѣхъ дѣйствовали: старый заводчикъ, архимандритъ Никаноръ, служка Бородинъ, келарь Наѳанаилъ Тучинъ, городничій старецъ Протасій, изъ мірянъ сотники Исачко Воронинъ да Кемлянинъ Самко. Никаноръ ходилъ безпрестанно по башнямъ, кадилъ пушки, кропилъ ихъ водою и приговаривалъ: “Матушки мои галаночки! надежда у насъ на васъ, вы насъ обороните”! — “Стрѣляйте, стрѣляйте”! кричалъ безпрестанно Никаноръ, “смотрите хорошенько въ трубки, гдѣ воевода, — въ него стрѣляйте: какъ поразимъ пастыря, ратные люди разойдутся, аки овцы”. Но между осажденными была постоянно рознь. Мы видѣли, что монахи, стоя горячо за преданія Чудотворцевъ, какъ они выражались, не хотѣли однако порвать съ правительствомъ, и на вопросъ архимандрита Іосифа: “Царь православенъ ли?” — отвѣчали утвердительно: даже главный ораторъ старообрядчества, Геронтій, не одобрялъ стрѣльбы въ государевыхъ людей. Такимъ образомъ, двое главныхъ заводчиковъ возстанія разошлись. Но на сторонѣ Никанора были начальники ратныхъ людей, сотники Воронинъ и Самко; эти не только считали позволительнымъ стрѣлять въ государевыхъ людей, но требовали отъ священниковъ, чтобъ перестали молиться за государя: “Молитесь за преосвященныхъ митрополитовъ и за всѣхъ православныхъ христіанъ”! говорили они священникамъ, а про государя говорили такія слова, что “не только написать, но и помыслить страшно”. Видя, что по ихъ не дѣлается, воры схватили четырехъ монаховъ, главныхъ своихъ противниковъ, въ томъ числѣ и Геронтія; 16 сентября созвали соборъ и объявили келарю, что служить больше не будутъ и ружье на стѣну положили, потому что священники ихъ не слушаются, молятся за государя, а они этихъ молитвъ слышать не хотятъ. Келарь сталъ имъ бить челомъ, и они умилостивились, взяли снова оружіе, но объявили священниковъ еретиками, перестали ходить въ церковь, исповѣдовались другъ у друга, а не у отцовъ духовныхъ, завели содомію, начали расхищать монастырскую казну. Геронтій съ товарищами были выпущены изъ тюрьмы, но принуждены были оставить монастырь и явились къ Мещерйнову. Геронтій остался вѣренъ своимъ убѣжденіямъ и объявилъ въ допросѣ: “Предъ великимъ государемъ я во всемъ виноватъ; я за него всегда Бога молилъ, теперь молю и впередъ молить долженъ; Апостольскому и Св. Отецъ преданію послѣдую; а новоисправленныхъ печатныхъ книгъ, безъ свидѣтельства съ древними харатейными, слушать и тремя перстами крестъ на себѣ воображать сумнительно мнѣ, боюсь страшнаго суда Божія”.

“Большая часть священниковъ оставила монастырь; тогда воры приговорили между собою: крестъ цѣловать, что имъ стоять и биться противъ государевыхъ людей за сотниковъ и помереть всѣмъ заодно. Но когда начали цѣловать крестъ, то оказалось много нежелающихъ, а двое оставшихся священниковъ прямо отказали въ церковной службѣ. Но Никаноръ не унывалъ: “Мы”, кричалъ онъ, “и безъ священниковъ проживемъ, въ церкви часы станемъ говорить, а священники намъ не нужны”.

“Въ концѣ мая 1675 года, Мещериновъ опять явился подъ монастыремъ со 185 стрѣльцами. Въ августѣ пришло къ нему еще около 800 стрѣльцовъ двинскихъ и холмогорскихъ. На этотъ разъ воевода не пошелъ, по обычаю, зимовать въ Сумской, но остался подъ монастыремъ. Попытка взять его приступомъ 23 декабря не удалась; но перебѣжчикъ, монахъ Ѳеоктистъ, указаль Мещеринову отверстіе въ стѣнѣ, легко закладенное камнями. Ночью на 22-е января, въ сильную метель и бурю, Ѳеоктистъ повелъ стрѣльцовъ къ отверстію; камни были выломаны, и передъ разсвѣтомъ стрѣльцы были уже въ монастырѣ. Осажденные, ничего не подозрѣвая, разошлись уже спать, часовые стояли по башнямъ, и стрѣльцы могли на свободѣ сбить замки и отворить ворота, въ которыя и вошелъ Мещериновъ съ остальными стрѣльцами. Защитники монастыря проснулись уже слишкомъ поздно: нѣкоторые изъ нихъ бросились было на стрѣльцовъ съ оружіемъ въ рукахъ, но сгибли въ неравномъ боѣ; заводчики — Никаноръ, Самко — были схвачены и казнены, другіе разосланы въ Кольскій и Пустозерскій остроги; тѣ же, которые объявили, что повинуются государю и Церкви, прощены и остались жить въ монастырѣ.”

Большое вліяніе, которое на всемъ сѣверѣ имѣлъ Соловецкій монастырь, а такъ же то, что немалое число мятежниковъ смогло разбрестись по олонецко-архангельскому краю съ проповѣдью о непризнаніи новыхъ книгъ привело къ распространенію раскола въ тѣхъ мѣстахъ. Въ глуши лѣсовъ завелись скиты такъ называемыхъ поморянъ. Съ поморья расколъ перекинулся въ новгородскіе и псковскіе края. Появились скиты въ областяхъ костромской, вязниковской, брынской, керженской. Особенное вліяніе пріобрѣли скиты керженскіе. Сѣверное поморье стало излюбленнымъ мѣстомъ раскольниковъ. Въ концѣ XVII в. дьячекъ Данило Викуловъ основалъ тамъ знаменитую раскольничью пустынь на рѣкѣ Выгѣ. Изъ псковскаго края расколъ перебросился въ Лифляндію. Тамъ образовались извѣстныя поселенія на берегу Пейпуса. Другіе перешли въ 1683 г. за польскій рубежъ и основали бывшую въ славѣ у раскольниковъ Вѣтку (островъ на р. Сожѣ, въ Черниговской губ., тогда принадлежавшемъ Польшѣ). Въ томъ же черниговскомъ краѣ создалось и Стародубье. Нѣкоторые скрылись въ гребняхъ рѣкъ Терека и Кумы, на Кавказѣ. Толпы крестьянъ, увлекаемые раскольниками бѣжали въ глухую Сибирь. На югѣ расколъ нашелъ сторонниковъ среди Донскихъ казаковъ. Нѣкоторые расколоучители проповѣдывали самоубійство, считая это мученичествомъ за вѣру. Раскольничій сѵнодикъ простиралъ число самоубійцъ до 2700. Распространеніе раскола еще болѣе усиливало мѣры противъ него.

При патр. Питиримѣ приняты были мѣры противъ убѣжденныхъ послѣдовательницъ Аввакума боярыни Ѳеодосіи Морозовой и сестры ея княгини Евдокіи Урусовой. Царь Алексѣй отзывался о послѣдней: “Сумасбродная люта”. Позднѣе государь убѣдился въ “лютости” и Морозовой. Когда патріархъ просилъ отнестись къ ней не слишкомъ строго, онъ возразилъ ему: “Давно бы я такъ сдѣлалъ, но не знаешь ты лютости этой женщины. Какъ повѣдать тебѣ, сколь поругалась и нынѣ ругается Морозова та! Много надѣлала она мнѣ трудовъ и неудобствъ показала. Если не вѣришь моимъ словамъ, изволь самъ испытать; призови ее къ себѣ, спроси, и самъ узнаешь ея твердость, начнешь ее истязать и вкусишь пріятности ея”. Патріархъ вкусилъ пріятности ея, и отступился. Раскольницъ сослали въ Боровскъ и заперли въ земляную тюрьму. Урусова не вынесла тяжкаго заключенія и скоро умерла; за нею послѣдовала и Морозова.” (Соловьевъ). Онѣ умерли въ 1672 г. 1 апр. 1681 г. “за великія на царскій домъ хулы” сожженъ былъ Аввакумъ. Кара эта послѣдовала, какъ полагаютъ, за челобитную, посланную въ 1681 г. имъ царю Ѳеодору Алексѣевичу, въ которой содержались непочтительныя выраженія противъ покойнаго царя, Аввакумъ писалъ: “Богъ судитъ между мною и царемъ Алексѣемъ. Въ мукахъ онъ сидитъ, слышалъ я отъ Спаса: то ему за свою правду”. Съ Аввакумомъ сожжены были его товарищи по заключенію въ Пустозерскомъ острогѣ: Лазарь и Ѳеодоръ.

Выше (стр. 379-80) упоминалась смута, возникшая въ 1682 году послѣ кончины царя Ѳеодора Алексѣевича и отмѣчалось использованіе царевной Софіей стрѣльцовъ. Правительницѣ пришлось первое время считаться съ ними. Среди стрѣльцовъ было много раскольниковъ; приверженцемъ старой вѣры былъ и ихъ новый начальникъ, кн. Иванъ Хованскій, прозв. Тараруй. По свидѣтельству раскольника монаха Саввы, спустя три дня послѣ этого, когда въ столицѣ все еще трепетало, въ Титовѣ стрѣлецкомъ полку происходила “дума” о возстановленіи “старой вѣры”. Предводителемъ раскольниковъ выдвинутъ былъ Суздальскій священникъ Никита Пустосвятъ. Стянуты были въ Москву и другіе вожаки. Они возбудили волненіе въ столицѣ, поддержанные выборными Титова полка. Послѣдніе мутили и въ другихъ полкахъ. Но большинство стрѣльцовъ все-же не согласилось подписать челобитную, составленную въ Титовомъ полку монахомъ Сергіемъ. Вожаки, явившись къ Хованскому, требовали созыва собора 23 іюня на Лобномъ мѣстѣ въ присутствіи государей и народа. Они настаивали на томъ, чтобы литургія 25 іюня, въ день вѣнчанія царей, совершалась на семи просфорахъ. Цари и патріархъ соглашались вести собесѣдованіе только послѣ этого событія. Никита заказалъ просфоры и 25-го съ торжествомъ отправился въ Кремль. Изъ за толпы народа, затопившей Кремль, ему не удалось протѣсниться къ Успенскому собору. Ряды главарей пополнились иноками Волоколамскихъ пустынь: Дороѳеемъ и Гавріиломъ.

3 іюля 1682 г. кн. Хованскій и выборные Титова полка явились къ патріарху Іоакиму и отъ имени всѣхъ стрѣльцовъ требовали спора о вѣрѣ на Лобномъ мѣстѣ. Патріархъ объявилъ, что готовъ бесѣдовать о вѣрѣ; это долгъ его, а не стрѣльцовъ. Выслушавъ ихъ, онъ спокойно и твердо доказывалъ правильность исправленія книгъ. Назначилъ онъ соборъ на 5 іюля. Въ этотъ день толпа раскольниковъ, въ числѣ ихъ пьяные, съ шумомъ ворвались въ Кремль. Расположились они около Архангельскаго собора.

Сергій взошелъ на скамью и читалъ соловецкую челобитную. Другіе проклинали православіе. Первосвятитель съ соборомъ святителей совершали въ Успенскомъ соборѣ моленіе объ усмиреніи мятежа. Изъ храма патріархъ выслалъ протопопа съ напечатаннымъ увѣщаніемъ народу и съ обличеніемъ Никиты. Раскольники чуть не убили посланнаго. Послѣ молебна патріархъ вернулся въ крестовую палату. Князь Хованскій нѣсколько разъ посылалъ требованія выхода патріарха Іоакима на площадь. Съ такимъ же требованіемъ явился онъ во дворецъ. Софія не соглашалась выслать патріарха съ духовенствомъ на площадь послѣ происходившихъ тамъ только что насилій. “Тогда”, пишетъ Соловьевъ, “Хованскій началъ настаивать, чтобъ и въ Грановитой палатѣ никто не присутствовалъ изъ особъ царскаго дома; онъ стращалъ новымъ стрѣлецкимъ бунтомъ, прямо говорилъ, что если государи будутъ въ Грановитой вмѣстѣ съ патріархомъ, то имъ не быть живымъ. Но Софья имѣла сношенія съ стрѣльцами, была увѣрена, что у нихъ и въ мысли нѣтъ о бунтѣ, и потому спокойно отвѣчала Хованскому: “Буди воля Божія, но я не оставлю Св. Церкви и ея пастыря”. Не успѣвши напугать Софью, Хованскій началъ говорить боярамъ: “Просите ради Бога царевну, чтобъ она не ходила въ Грановитую съ патріархомъ, а если пойдетъ, то при нихъ и намъ быть всѣмъ побитымъ”. Напуганные бояре бросились умолять Софью не ходить въ Грановитую, но она и ихъ не послушала, и послала сказать патріарху, чтобъ шелъ съ знатнѣйшимъ духовенствомъ въ Грановитую, только не черезъ Красное крыльцо, гдѣ могла быть опасность отъ изувѣровъ, а по ризположенской лѣстницѣ. Патріархъ, видя бѣду, изъ которой не думалъ выйти живымъ, пошелъ со слезами въ Грановитую, а древнія книги греческія и славянскія велѣлъ нести черезъ Красное крыльцо, чтобъ народъ видѣлъ, какія средства имѣетъ Церковь противъ своихъ мятежниковъ. Въ то время, какъ мужчины трепетали при входѣ въ Грановитую, три женщины добровольно вызвались идти туда вмѣстѣ съ Софьею: царица Наталья Кирилловна и двѣ царевны, Татьяна Михайловна и Марья Алексѣевна. Послѣ совѣщанія у царевенъ и царицы съ патріархомъ, рѣшено было призвать раскольниковъ въ Грановитую только для прочтенія челобитной.”

Соборъ открылся въ палатѣ. Близъ царицы, правительницы и царевенъ сидѣли съ патріархомъ 7 митрополитовъ, 5 архіепископовъ и два епископа. Въ числѣ епископовъ былъ только что поставленный Святитель Митрофанъ Воронежскій. Нѣсколько архимандритовъ и пресвитеровъ, бояре и выборные войска стояли. По знаку Хованскаго, вошли въ палату съ шумомъ раскольники, съ образами, налоями и свѣчами. Они подали челобитную, которую Софія приказала читать.

Челобитная начиналась такъ: “Бьютъ челомъ священническій и иноческій чинъ и вси православные христіане, опрично тѣхъ, которые Никоновымъ книгамъ послѣдуютъ, а старыя хулятъ”. Патріархъ замѣтилъ: “Книгъ старыхъ не хулимъ мы, напротивъ, по нимъ и по греческимъ исправляются позднія испорченныя; вы, судіи старой и новой вѣры, еще не касались и грамматики, а принимаете на себя судить о вѣрѣ, что принадлежитъ пастырямъ”. Хотя Никитѣ запрещено было говорить, онъ все же заявилъ грубо: “Мы пришли не о грамматикѣ съ тобою говорить, а о церковныхъ догматѣхъ” и продолжалъ шумѣть въ томъ же тонѣ. Холмогорскій архіепископъ Аѳанасій, самъ раньше бывшій въ расколѣ, замѣтилъ Никитѣ дерзость и грубость его. Никита съ яростью набросился на архипастыря. (Архіеп. Филаретъ) Стрѣлецкіе выборные оттащили Никиту отъ епископа. Софья вскочила съ мѣста и начала говорить: “Видите ли, что Никита дѣлаетъ? на нашихъ глазахъ архіерея бьетъ, а безъ насъ и подавно бы убилъ”. Когда въ чтеніи челобитной дошли до мѣста, гдѣ говорилось, что чернецъ Арсеній еретикъ съ Никономъ поколебали душою царя Алексѣя, Софія не вытерпѣла, слезы выступили у нее на глазахъ. Она вскочила съ своего мѣста и начала говорить: “Если Арсеній и Никонъ патріархъ еретики, то и отецъ нашъ и братъ такіе же еретики стали; выходитъ, что и нынѣшніе цари не цари, патріархи не патріархи, архіереи не архіереи; мы такой хулы не хотимъ слышать, что отецъ нашъ и братъ еретики; мы пойдемъ всѣ изъ царства вонъ”. Съ этими словами царевна отошла отъ своего мѣста и стала поодаль. Хованскій, бояре всѣ и выборные расплакались: “Зачѣмъ царямъ государямъ изъ царства вонъ идти, мы ради за нихъ головы свои положить.” Раздались и другія рѣчи между стрѣльцами: “Пора, государыня, давно вамъ въ монастырь, полно царствомъ-то мутить, намъ бы здоровы были цари государи, а безъ васъ пусто не будетъ”.

“Но эти выходки не могли ослабить впечатлѣнія, произведеннаго на выборныхъ словами Софьи: “Все это отъ того, что васъ всѣ боятся”, говорила имъ царевна: “въ надеждѣ на васъ, эти раскольники мужики такъ дерзко пришли сюда. Чего вы смотрите: хорошо ли такимъ мужикамъ невѣждамъ къ намъ бунтомъ приходитъ, творить намъ всѣ досады и кричать? Неужели вы, вѣрные слуги нашего дѣда, отца и брата, въ единомысліи съ раскольниками? Вы и нашими вѣрными слугами зоветесь: зачѣмъ же такимъ невѣждамъ попускаете? Если мы должны быть въ такомъ порабощеніи, то царямъ и намъ здѣсь больше жить нельзя: пойдемъ въ другіе города и возвѣстимъ всему народу о такомъ непослушаніи и разореніи.”

Выборные стрѣльцовъ, напуганные угрозой оставленія царями Москвы, отвѣчали: “Мы великимъ государямъ и вамъ, государынямъ, вѣрно служить ради, за Православную вѣру, за Церковь и за ваше царское величество готовы головы свои положить и по указу вашему все дѣлать. Но сами вы, государыни, видите, что народъ возмущенный и у палатъ вашихъ стоитъ множество людей; только бы какъ-нибудь этотъ день проводить, чтобъ намъ отъ нихъ не пострадать, а что великимъ государямъ и вамъ, государынямъ, идти изъ царствующаго града — сохрани Боже! зачѣмъ это?”

Челобитную продолжали читать. Рядъ замѣчаній сдѣлала Софія. Основательные доводы приводилъ владыка Аѳанасій. Патріархъ сдѣлалъ нѣсколько важныхъ указаній, держа одно время въ одной рукѣ Евангеліе Святителя Алексія, въ другой — соборное установленіе патріаршества. Въ послѣднемъ прочелъ сѵмволъ вѣры. По отношенію къ изображенію креста указалъ на сосуды преп. Антонія Римлянина. Мятежники, чувствуя слабость своихъ доводовъ, подняли неистовый крикъ: вотъ такъ, вотъ такъ — кричали они, поднявъ двуперстное знаменіе. Мятежникамъ было сказано, что рѣшеніе будетъ имъ объявлено. Они съ крикомъ возвращались изъ Кремля. “Побѣдили” — возглашали они; на Лобномъ мѣстѣ еще разъ поставили налой и кричали: “вѣруйте, подобно намъ; мы переспорили всѣхъ архіереевъ”. Отправившись въ стрѣлецкія слободы, раскольники служили тамъ молебны и звонили въ колокола.

Въ ту же ночь Софія вызвала къ себѣ на увѣщаніе стрѣлецкихъ выборныхъ. Она сумѣла убѣдить ихъ выдать своихъ духовныхъ отцовъ. Никита Пустосвятъ былъ приведенъ на Лобное мѣсто и тамъ казненъ. Его соумышленники посажены были подъ стражу. При разслѣдованіи дѣла отобрана была у нихъ книга, которая показала, какими низкими уловками обманывали они простыхъ людей. Въ этой старинной книгѣ всѣ слова, которыя говорили противъ раскола, были подскоблены и замѣнены другими, ихъ устраивающими. Соучастники Никиты были разосланы по монастырямъ. Князь Хованскій сталъ злоумышлять противъ Софіи, намѣреваясь захватить всю власть въ свои руки. Неожиданно для него схваченный, онъ былъ казненъ 17 сентября 1682 г.

Патріархомъ Іоакимомъ составленъ былъ “Увѣтъ духовный” — опроверженіе челобитной Пустосвята. Представленъ былъ имъ этотъ трудъ Собору въ 1682 г. Онъ составляетъ какъ бы отчетъ въ поправкахъ богослуженія, на которыя указывалъ расколъ, какъ на уклоненія отъ истины. Каждой такой поправкѣ показаны основанія въ подлинной священной древности. “Увѣтъ духовный” — одно изъ лучшихъ сочиненій противъ раскола — былъ разосланъ всѣмъ архипастырямъ для чтенія по всѣмъ церквамъ. Издалъ патр. Іоакимъ и другія сочиненія противъ раскола. Запрещены были имъ къ продажѣ изображенія Спасителя, вывезенныя съ Запада. Этимъ положенъ былъ предѣлъ своеволію тѣхъ, кто такими иконами справедливо раздражалъ ревнителей старины. Патріархъ боролся противъ западнаго (фряжскаго) письма. Кромѣ письменныхъ поученій, Іоакимъ отправилъ увѣщателей въ разныя мѣста раскола. Нѣкоторые изъ нихъ предлагали сверхъ устныхъ и письменныя наставленія. Въ 1682 г., прибывшій въ Холмогоры, архіепископъ Аѳанасій ревностно дѣйствовалъ противъ поморянъ. Онъ собралъ большую библіотеку рукописей для вразумленія невѣждъ и написалъ для нихъ “Щитъ вѣры”. Въ Сибирскіе остроги и волости въ 1688 г. посланъ былъ іеродіаконъ Михаилъ “для исправленія церковныхъ догматовъ и духовныхъ дѣлъ”, поставленный послѣ въ игумена енисейскаго. Онъ продолжалъ свою миссіонерскую работу. Новоспасскій архимандритъ Игнатій (Римскій-Корсаковъ) отправленъ былъ въ Кострому и Кинешму для увѣщанія раскольниковъ. Казанскій митрополитъ Адріанъ, будущій патріархъ, написалъ для своей паствы: “О крестномъ знаменіи” (Архіеп. Филаретъ).

Въ самомъ началѣ раскола началось раздѣленіе его на поповщину и безпоповщину. Возникло оно, вслѣдствіе смерти раскольничьихъ священниковъ. Всталъ вопросъ — кому крестить и мѵропомазывать. Одни стали поручать это выбраннымъ изъ мірянъ старцамъ. Другіе начали принимать къ себѣ православныхъ священниковъ, требуя отъ нихъ отреченія отъ заблужденій “никоніанцевъ”, какъ называли они православныхъ. Изъ послѣднихъ и составилась поповщина.

Толкъ Аввакума создался тогда, когда началось это раздѣленіе. Одну книгу свою онъ дерзнулъ назвать евангеліемъ вѣчнымъ, т. к., говорилъ онъ, “она написана не мною, а перстомъ Божіимъ”. По сохранившимся отъ него письмамъ, можно судить объ его разныхъ измышленіяхъ. Онъ училъ, что позволительно предавать себя сожженію. Его сторонники говорили, что “свѣтлѣе солнца письма Аввакумовы и всѣ добры”. Лазарь былъ его ярымъ послѣдователемъ. Утвердился еретическій толкъ аввакумовщины, впослѣдствіи (съ 1690 г.) назвавшійся по Онуфрію онуфріевщиною. Аввакума же чтили какъ святого.

Вѣтковцы принимали приходившихъ къ нимъ православныхъ то перекрещиваніемъ, то хожденіемъ вокругъ купели и мѵропомазаніемъ.

Въ безпоповщинѣ появились свои толки. Бѣглый дьячекъ Данила Викулинъ, съ 1694 г. основатель выгорѣцкаго поморскаго скита, кромѣ мысли объ антихристѣ, общей безпоповцамъ, проповѣдывалъ: 1) не вступать съ православными въ общеніе ни въ пищѣ, ни въ питьѣ, иначе это будетъ замірщеніе — оскверненіе; впрочемъ, можно свободно покупать пищу на торгу; 2) на крестѣ Христовомъ не надобно дѣлать надписи: І.Н.Ц.І., а должно писать: царь славы Іс. Хр. Такимъ образомъ явился толкъ поморцевъ, даниловцевъ. Были и другіе толки.

Въ ХVІІ вѣкѣ изъ архипастырей особенно ревностно боровшихся съ заблуждавшимися надлежитъ вновь отмѣтить архіепископа Холмогорскаго Аѳанасія (Любимова). Выдѣлился такъ же владыка Игнатій (Римскій-Корсаковъ), съ 1692 г. митрополитъ Сибирскій (Тобольскій). Въ міру онъ былъ стольникомъ, по принятіи иночества архимандритомъ Новоспасскимъ. Правя обширной епархіей, онъ постоянно объѣзжалъ ее для увѣщанія отступниковъ отъ православія истиннаго и писалъ съ 1696 г. одно за другимъ окружныя посланія къ паствѣ, показывая неосновательность раскольничьихъ мнѣній и недавнее появленіе раскола.

Духовное просвѣщеніе.

“При самомъ началѣ патріаршества въ Россіи”, пишетъ архіепископъ Филаретъ, “соборъ восточныхъ патріарховъ вмѣнилъ въ обязанность каждому епископу внушать любовь къ изученію священныхъ наукъ и оказывать посильную помощь какъ наставникамъ, такъ и желающимъ учиться. Къ сожалѣнію, въ московской Руси привычка къ старому мраку застарѣла въ народной массѣ и она прикрывала свое нерасположеніе къ просвѣщенію опасеніями противъ разноязычнаго разновѣрія.”

Возвратясь изъ польскаго плѣна, патріархъ Филаретъ принесъ съ собою съ Запада сознаніе услугъ просвѣщеніе для вѣры, хотя у него надъ этимъ чувствомъ преобладало негодованіе на папизмъ. При немъ въ Чудовомъ мон. заведена была греко-латинская школа. Въ ней преподавалъ троицкій старецъ Арсеній Глухой. Въ 1633 г. она уже подавала, пріѣзжавшему въ Россію, голштинскому ученому Адаму Олеарію надежды на лучшую будущность. Въ слѣдующемъ году напечатали для нея при букварѣ нѣсколько грамматическихъ правилъ.

При патріархѣ Іосифѣ въ 1649 и 1650 г.г., по предложенію митр. Никона, вызваны были царскою граматою изъ кіевскаго Братскаго мон. ученые старцы: Арсеній Сатановскій и Епифаній Славеницкій. Въ слѣдующемъ году прибылъ еще іеромонахъ Дамаскинъ Птицынъ. Сначала они были помѣщены въ Андреевскомъ мон. въ Москвѣ, по желанію и на содержаніе боярина Ѳеодора Ртищева. Образовалось ученое братство съ училищемъ. Когда Никонъ сталъ патріархомъ, онъ вызвалъ изъ Соловецкаго мон. пребывавшаго тамъ въ ссылкѣ грека Арсенія и помѣстилъ его, Епифанія и Дамаскина въ Чудовомъ мон., а Сатановскаго въ Богоявленскомъ. Епифаній былъ облеченъ званіемъ начальника патріаршаго чудовскаго училища и главнаго справщика книгъ. Занятія братства оживились. При Никонѣ пріобрѣтены были драгоцѣнныя сокровища Востока — древнія греческія книги. Царская библіотека обогащалась сокровищами Запада. Измѣненія въ судьбѣ Никона отразились и на братствѣ. Ревнителей просвѣщенія называли измѣнниками православію. Патріархи Паисій и Макарій, прибывшіе въ Москву, улучшили ихъ положеніе. Они убѣждали народъ полюбить мудрость, царя — завести училища греческія и славянскія, пастырей — содѣйствовать государю и желаніями и доходами съ имѣній въ заведеніи училищъ. Призывы ихъ не остались безъ отвѣта. Боголюбивые граждане просили царя дозволить открыть училище при церкви св. Іоанна Богослова. Патріархи составили въ 1668 г. грамату, въ которой давали благословеніе обучаться наукамъ на греческомъ, славянскомъ и латинскомъ языкахъ, поражая анаѳемой враговъ просвѣщенія. Позже, при пересмотрѣ славянскаго перевода Библіи (въ 1674), въ числѣ членовъ братства, кромѣ Епифанія и игумена Сергія, значились: чудовскіе иноки Евѳимій и Моисей, священникъ Никифоръ и два свѣтскіе типографа. Всѣ они хорошо знали уже греческій и латинскій языки и славянскую грамматику, хотя нѣкоторые изъ нихъ были москвичами (Архіеп. Филаретъ).

Первая дружина юго-западныхъ ученыхъ, явившихся въ Москву при патр. Іосифѣ, была еще домогилянскаго греческаго направленія въ своемъ образованіи. Это были безукоризненно православные, честные и скромные труженики, дѣятельность которыхъ признавалась полезной со стороны іерархіи и правительства. Выше всѣхъ стоялъ Епифаній, по отзыву современниковъ: “въ философіи и богословіи изящный дидаскалъ: искуснѣйшій въ еллино-греческомъ и славянскомъ діалектахъ”. По своему аскетическому складу, онъ былъ мало способенъ къ практической, общественной дѣятельности. Онъ оставался только научнымъ работникомъ и свое непосредственное вліяніе ограничивалъ лишь небольшимъ кружкомъ своихъ учениковъ. Такое его поведеніе охраняло его отъ многихъ столкновеній съ московскими учеными и пріобрѣло ему общее довѣріе и уваженіе, не прекратившееся, когда, послѣ паденія Никона, закрылась чудовская школа и распалось Андреевское братство. Епифаній работалъ очень много, потому что, за недостаткомъ ученыхъ людей и при множествѣ новыхъ вопросовъ, іерархія и правительство наперерывъ старались воспользоваться его ученостью. Образованный и трудолюбивый Епифаній былъ главнымъ помощникомъ Никону въ исправленіи богослужебныхъ книгъ. Кромѣ того, онъ былъ заваленъ переводами. Переводилъ онъ отеческія творенія, собраніе церковныхъ правилъ, Синтагмы Властаря и Арменопула, сочиненія историческія, нравственныя, географію, анатомію. Имъ составленъ былъ славяно-греко-латинскій лексиконъ и лексиконъ для объясненія церковныхъ словъ. Занимался Епифаній исправленіемъ и новымъ переводомъ библейскаго текста, писалъ предисловія къ вновь издававшимся книгамъ, — Скрижали, Служебнику, Шестодневу, Часослову, Тріоди, Слѣдованной Псалтири и др. Составлялъ онъ каноны, похвальныя слова и стихи въ честь святыхъ и, при всѣхъ этихъ работахъ, находилъ еще время заниматься проповѣдничествомъ. Имъ составлены свыше 50 словъ и поученій на разные праздники и дни святыхъ.

Въ 1664 г., по приглашенію царя Алексѣя Михайловича, прибылъ въ Москву Симеонъ Ситіановичъ Петровскій, или, какъ онъ больше назывался, Полоцкій, бывшій до этого учителемъ братской школы въ Полоцкѣ. Онъ сталъ извѣстенъ государю во время войны. Греческаго языка онъ не зналъ. Онъ принадлежалъ къ ученикамъ новой — могилянской — школы, съ ея латинскимъ направленіемъ. “Это былъ человѣкъ живой и краснорѣчивый”, пишетъ Знаменскій, “усердный собиратель чужихъ мнѣній, ходячая энциклопедія всякихъ знаній, которыя онъ умѣлъ облекать въ обычныя въ Кіевѣ риторскія и діалектическія формы. По характеру онъ былъ не кабинетный, а общественный дѣятель, ловкій придворный монахъ, неутомимый борзописецъ, готовый во всякое время писать и переводъ, и проповѣдь, и ученый трактатъ, и стихи на чье-нибудь рожденіе или смерть, и комедію для придворнаго театра”. Царь поручилъ ему воспитаніе царевича Ѳеодора, а потомъ и другихъ дѣтей. Патріархъ Іоасафъ II поспѣшилъ использовать его для опроверженія раскола. Въ самый короткій срокъ имъ написанъ былъ трудъ “Жезлъ правленія”. Краткость времени отразилась на томъ, что, наряду съ отчетливыми, дѣльными опроверженіями, Симеонъ допустилъ и ошибочныя разсужденія, а также мѣстами допускаетъ ненужную брань. Этотъ трудъ его былъ изданъ отъ имени Великаго Собора. Написалъ онъ два катихизиса: пространный — “Вѣнецъ вѣры” (1670) и краткій въ 1671 году. Замѣчателенъ, составленный имъ въ 1676 г., сводъ Евангелій о жизни и ученіи Господа Іисуса Христа. Составилъ онъ два сборника своихъ проповѣдей: “Обѣдъ душевный” — на всѣ воскресные дни (1681) и “Вечеря душевная” — на праздники (1683). Архіеп. Филаретъ отмѣчаетъ: “Свойство проповѣдей о. Симеона: въ нихъ много простоты и естественности. Отвлеченнымъ изслѣдованіямъ онъ предпочитаетъ разсказы и описанія. Онъ сознавалъ пользу безыскуственнаго изложенія. “Простое слово, говорилъ онъ, разумѣется удобнѣе, нежели слово, покрытое красотами художественными; яйцо удобнѣе съѣдается вылущенное, нежели въ скорлупѣ содержащееся”. Воспитаніе, суевѣріе и расколъ были тѣми предметами, о которыхъ всего чаще говорилъ о. Симеонъ.” Нападалъ онъ на пустыя примѣты, предсказанія по звону въ ушахъ, по встрѣчѣ съ волкомъ, инокомъ, женщиной. Какъ духовный піитъ, онъ написалъ стихами “Риѳмологіонъ” — собраніе 95 стихотвореній, “Вертоградъ” (до 1000 стиховъ), “Псалтирь” риѳмованную. Какъ и у Епифанія, у него было много учениковъ. Ему поручали преподавать латинскій языкъ молодымъ людямъ, которые готовились въ переводчики. Его спасская школа, гдѣ онъ училъ ихъ латыни, была въ нѣкоторомъ родѣ параллельною чудовской школѣ (греческой) Епифанія. Когда въ 1676 г. взошелъ на престолъ царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ, положеніе Симеона еще болѣе укрѣпилось, т. к. ученикъ любилъ своего учителя. Съ этого времени онъ и сталъ проповѣдывать, что не нравилось Епифанію, патріарху Іоакиму и другимъ.

Просвѣтительная дѣятельность обоихъ ученыхъ монаховъ — Епифанія и Симеона — имѣла живительное вліяніе на развитіе церковнаго образованія въ Великороссіи. Заговорили о школахъ, объ усиленіи проповѣдничества. Еще въ 1667 г. прихожане Богословской церкви въ Москвѣ просили найти имъ проповѣдника. Въ пермскихъ усольяхъ Строгановыхъ явился подражатель Полоцкаго, священникъ изъ Орла, который началъ проповѣдывать. Проповѣди о. Симеона онъ нашелъ для своей паствы непонятными, и составилъ свой собственный сборникъ поученій, изданный въ 1684 г., подъ названіемъ Статира. Но народная масса, да и большинство духовенства продолжали относиться къ церковнымъ проповѣдямъ враждебно (Знаменскій).

При царѣ Ѳеодорѣ, предположено было завести въ Москвѣ большую школу не только для Россіи, но и для самихъ грековъ, чтобы имъ не нужно было ѣздить за наукой въ католическую Италію. Для начала царь и патріархъ Іоакимъ основали въ 1679 г. школу въ типографскомъ домѣ и собрали въ нее до 30 учениковъ. Начальникомъ ея сдѣланъ былъ іеромонахъ Тимоѳей, долго путешествовавшій по Востоку и знавшій греческій языкъ. Учителями стали греки Мануилъ и Іоакимъ. Царь и патріархъ такъ были рады этой школѣ, что посѣщали ее каждую недѣлю. Но она была только первымъ шагомъ къ заведенію желаемой имъ высшей школы-академіи, которую предположено было завести въ Заиконоспасскомъ мон. въ обширныхъ размѣрахъ (Знаменскій).

Патріархъ Іоакимъ усиленіемъ греческаго образованія чрезъ типографскую школу желалъ, между прочимъ, дать противовѣсъ польско-латинскому вліянію Симеона Полоцкаго, усилившемуся съ его прибытіемъ въ Москву. Тогда — при прибытіи послѣдняго — живъ еще былъ Епифаній. Между этими двумя представителями разныхъ направленій юго-западнаго образованія съ самаго начала обнаружилось несогласіе. Московская іерархія приняла опредѣленно сторону Епифанія и его авторитетомъ старалась ослабить значеніе Симеона. По своему миролюбивому характеру, Епифаній не входилъ въ непріязненныя отношенія къ Полоцкому, но не скрывалъ несочувствія къ его образу мыслей. Обращалъ онъ вниманіе на то, что Полоцкій неправильно училъ о времени пресуществленія св. даровъ въ Евхаристіи — не во время призыванія на нихъ Святаго Духа, а при произнесеніи словъ Спасителя: “Пріимите ядите... Пійте отъ нея вси . ..”, какъ учатъ латиняне. Вообще, говорилъ Епифаній, теперь въ Кіевѣ читаютъ однѣ латинскія книги и отъ того истины не знаютъ. Послѣ смерти Епифанія, Полоцкій началъ держать себя крайне заносчиво, не считался съ патріархомъ, даже сочиненія свои печаталъ въ дворцовой типографіи, безъ благословенія патріарха. Іоакимъ гнѣвался на него и обвинялъ гордаго монаха въ “хлѣбопоклоннической ереси”. Его “Вѣнецъ вѣры” патріархъ называлъ вѣнцомъ изъ западнаго тернія сплетеннымъ, а “Обѣдъ душевный” — исполненнымъ душевныхъ бѣдъ и хотѣлъ совсѣмъ запретить ему церковную проповѣдь. Но Полоцкій продолжалъ съ нимъ не считаться, имѣя сильную поддержку при царскомъ дворѣ. Латинское образованіе, которое преподалъ Полоцкій царю Ѳеодору, брату его Іоанну и царевнѣ Софіи, дѣлалось тогда все болѣе моднымъ въ русскомъ высшемъ обществѣ (Знаменскій).

Симеонъ Полоцкій умеръ въ 1680 г., на четыре года позднѣе Епифанія. Но вопросъ поднятый при нихъ о времени пресуществленія даровъ и вообще о господствѣ въ новомъ юго-западномъ образованіи латинскаго направленія все еще тревожилъ русское общество и послѣ ихъ смерти.

Въ правленіе царевны Софіи латинское вліяніе еще болѣе усилилось въ Москвѣ. Сильной поддержкой его въ правительственныхъ кругахъ явился любимецъ царевны князь В. В. Голицынъ, другъ иностранцевъ католиковъ и покровитель іезуитовъ. Послѣдніе ловко сумѣли пробраться въ Москву съ австрійскимъ посольствомъ подъ видомъ посольскихъ и торговыхъ людей. Они пріобрѣли въ Нѣмецкой слободѣ домъ, завели въ немъ латинское богослуженіе и школу и занялись дѣятельной пропагандой. Споры изъ за латинскихъ мнѣній ихъ устраивали. Они тайно, но всѣмъ своимъ вліяніемъ, принялись поддерживать учениковъ Симеона Полоцкаго (Знаменскій).

Во главѣ послѣднихъ стоялъ строитель Заиконоспасскаго монастыря, Сильвестръ Медвѣдевъ, глубокій почитатель Полоцкаго, мужъ, по отзыву современниковъ, великаго ума и остроты. Онъ былъ такимъ же придворнымъ монахомъ, какъ и Полоцкій. Въ мірѣ Симеонъ, онъ былъ въ Курскѣ подъячимъ въ приказѣ тайныхъ дѣлъ; вмѣстѣ со своимъ сослуживцемъ Шакловитовымъ, онъ вступилъ въ Молчанскую обитель, чтобы свободнѣе заниматься книгами. Съ учеными Москвы, включая Полоцкаго, онъ познакомился, пріѣзжая изъ обители въ столицу. Принявъ въ своей обители постригъ въ 1674 г., онъ, находясь временно въ Москвѣ, оставленъ былъ царемъ Ѳеодоромъ Алексѣевичемъ въ Заиконоспасскомъ мон. Имѣлась, очевидно, въ виду использовать его знанія для открывавшагося училища при типографіи. Въ Курскѣ онъ имѣлъ возможность знать юго-западную ученость. Питалъ онъ глубокое уваженіе къ Симеону Полоцкому и его сочиненіямъ. Онъ былъ назначенъ потомъ игуменомъ Заиконоспасскимъ на мѣсто умершаго Полоцкаго. Въ это время Сильвестръ выказалъ себя большимъ противникомъ кальвинизма. Извѣстенъ его библіографическій трудъ: “Оглавленіе книгъ и кто ихъ сложилъ”. По своей даровитости и краснорѣчію онъ стоялъ выше Полоцкаго. Среди ревнителей греческаго православнаго направленія Сильвестръ вызывалъ большія сомнѣнія. Опасались, что, окажись онъ начальникомъ создавшейся академіи, тамъ восторжествуетъ латинское образованіе. Значеніе его увеличилось, когда ему удалось обличить Яна Бѣлободскаго, прибывшаго въ 1681 г. изъ западной Россіи, въ качествѣ соискателя мѣста учителя въ создававшейся школѣ. Послѣдній проповѣдовалъ какую-то смѣсь лютеранскихъ и отчасти католическихъ идей и полное безразличіе всѣхъ церквей. Его обличали въ томъ, что онъ, какъ цыгане, въ какой странѣ живетъ, той страны и вѣру держитъ. Сильвестръ понялъ вредъ Бѣлободскаго. Онъ и другой кандидатъ на учительство, Павелъ Негребецкій, донесли на него. На Соборѣ 1681 г. они оспорили Бѣлободскаго. Опасный учитель былъ отстраненъ. Но патріархъ Іоакимъ и къ самому Медвѣдеву относился съ подозрѣніемъ, какъ къ приверженцу латинской учености и единомышленнику Полоцкаго. Противъ него онъ выставилъ ученика Славеницкаго, чудовскаго инока Евфимія, знатока греческаго языка, безукоризненнаго православнаго ученаго.

Къ этому времени слухи объ усиленіи въ Москвѣ латинскаго вліянія дошли до православнаго Востока. Особенно взволновали они ревнителя православія и греческаго образованія, патріарха іерусалимскаго Досиѳея, котораго еще раньше безпокоило проникновеніе латинскаго образованія въ Кіевъ. Патр. Досиѳей посылалъ въ Москву посланія, въ которыхъ выдвигалъ превосходство греческаго образованія передъ латинскимъ. Отправлялъ онъ туда и руководительныя книги для опроверженія латинскихъ заблужденій.

Іеромонахъ Евфимій († 1705) занимался переводами этихъ книгъ и былъ вообще близокъ къ патріарху во всѣхъ работахъ противъ латинскихъ соблазновъ. Но онъ былъ еще болѣе кабинетнымъ ученымъ, чѣмъ его учитель Епифаній, и далеко уступалъ своему противнику въ практическомъ отношеній. Сильвестръ къ тому же опирался сначала на царя Ѳеодора, потомъ еще больше на царевну Софію, а также на ея приближенныхъ, кн. В. В. Голицына и Шакловитаго. Пока Евфимій писалъ, Сильвестръ дѣйствовалъ. Въ январѣ 1685 г. Сильвестръ представилъ правительницѣ, заготовленную еще при царѣ Ѳеодорѣ, грамату объ открытіи академіи и ея “привилегій” или уставъ. Грамата была утверждена. Сильвестръ не сомнѣвался, что патріархъ долженъ будетъ поставить его во главѣ академіи. Но разсчеты его не оправдались. Въ мартѣ того же года на помощь сторонникамъ греческаго образованія и великорусской партіи прибыли въ Москву братья Лихуды, соперники болѣе опасные для его ученаго авторитета, чѣмъ скромный іеромонахъ Евфимій. (Знаменскій).

Іеромонахи Іоанникій и Софроній Лихуды уроженцы Кефалоніи, княжескаго рода, учились первоначально въ самой Греціи, потомъ на Западѣ — въ Венеціи и Падуѣ. До вызова ихъ въ Россію они занимали въ разныхъ мѣстахъ Греціи должности учителей и проповѣдниковъ. Въ Москву они, по совѣту патр. Досиѳея, были вызваны при царѣ Ѳеодорѣ, для преподаванія въ академіи. Борьба ихъ съ латинствомъ началась еще по дорогѣ въ Москву, въ Венгріи и Польшѣ, гдѣ они выдержали нѣсколько споровъ съ іезуитскими учеными. Къ величайшему недовольству Сильвестра, они были поселены въ Заиконоспасскомъ мон. Къ этому времени обострились споры относительно пониманія времени пресуществленія св. Даровъ. Противъ сужденій Сильвестра выступилъ іером. Евфимій. Единомышленны съ нимъ были Лихуды. Сильвестръ отвѣтилъ обширнымъ сочиненіемъ: “Манна хлѣба животнаго”, позднѣе сожженнымъ по повелѣнію патр. Іоакима. Въ книгѣ этой задѣто было православіе Лихудовъ. Сторонниками Сильвестра распространялись бранчивыя тетради “на новопотаенныхъ волковъ”, т. е. Лихудовъ. Послѣдними тогда было написано сочиненіе: “Акосъ или врачеваніе отъ угрызеній зміевыхъ”. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “сочиненіе это написано было въ духѣ кротости и съ свѣдѣніями обширными. Сильвестръ отвѣчалъ злою критикою. Лихудами написаны были “діалоги грека учителя съ нѣкоторымъ іезуитомъ о единствѣ между церковью восточною и западною” [31]). На сторонѣ Сильвестра явилось довольно людей, которые настойчиво защищали мысли его; между ними былъ и извѣстный Ѳеодоръ Шакловитый. Этотъ споръ возбудилъ волненіе въ народѣ, безполезное для вѣры, вредное для благочестія. Предметъ священный, предметъ, недоступный по высотѣ и величію, сталъ предметомъ разговоровъ праздности и суеты житейской. Каждая бесѣда оглашалась споромъ о немъ, и на улицахъ шумѣли о томъ, о чемъ въ храмѣ остается только молчать въ благоговѣйномъ трепетѣ. Стали пересматривать книги и увидѣли, что во многихъ изданныхъ на югѣ болѣе или менѣе предложена была та же мысль о евхаристіи, которую оправдывалъ Медвѣдевъ; особенно отличалось тѣмъ сочиненіе кіевскаго игумена Ѳеодосія Сафоновича: “Выкладъ о церкви святой и о службѣ”. Патріархъ Іоакимъ много разъ сносился по сему предмету съ кіевскимъ митрополитомъ Гедеономъ и черниговскимъ архіепископомъ Лазаремъ. “Они, пишетъ Іоакимъ, также приняли было кое-что изъ римской церкви, но опять писаніями святыхъ отецъ черезъ насъ обратились къ православной греческой церкви”. Дѣло Сильвестра было окончательно проиграно. Но полное торжество православія надъ латинствомъ, вліявшимъ въ Москвѣ, послѣдовало только въ 1689 г., когда царевна Софія была свергнута и Шакловитый казненъ.

Въ октябрѣ 1689 г. Сильвестръ былъ осужденъ вмѣстѣ съ его сочиненіями; ему назначено было тяжкое заточеніе. Узнавъ объ участи своей, еще прежде рѣшенія, Сильвестръ скрылся изъ Москвы. Пойманный въ смоленскомъ Бизюковомъ мон., онъ былъ лишенъ иночества, отлученъ отъ Церкви и отосланъ въ Троицкій-Сергіевъ мон. на покаяніе. Здѣсь (въ декабрѣ 1689 г.) онъ письменно осудилъ свои мнѣнія и изъявилъ раскаяніе въ нарушеніе церковнаго покоя. Соборъ въ январѣ 1690 г. произнесъ ему прощеніе, не возвращая духовнаго званія. Но надъ нимъ тяготѣлъ еще судъ гражданскій — онъ былъ обвиненъ въ участіи въ заговорѣ царевны Софіи и стрѣльцовъ противъ царя Петра. Приговоренный къ отсѣченію головы, Сильвестръ былъ казненъ 11 февраля 1691 г. (Архіеп. Филаретъ).

Въ 1690 г. подведенъ былъ итогъ спорамъ представителей двухъ направленій. Отъ имени патр. Іоакима написана была книга “Остенъ”, въ которой разбирался вопросъ о времени пресуществленія евхаристіи, приводились данныя о Флорентійскомъ соборѣ, объ уніатахъ, указывались ошибки Симеона Полоцкаго, заблужденія Бѣлободскаго, вообще католическія, лютеранскія и пр. Писали братья Лихуды. Соборъ 1690 г. предалъ проклятію хлѣбопоклонническую ересь и изрекъ осужденіе на многія мало- россійскія книги, замѣченныя въ уклоненіяхъ къ латинству: Большой Требникъ, Служебникъ и Лиѳосъ Петра Могилы, Ключъ разумѣнія и Мессія праведный Голятовскаго, Мечъ и Трубы словесъ Лазаря Барановича, Огородокъ Радивиловскаго, Евангеліе и Перло многоцѣнное К. Транквилліона, “Выкладъ о церкви и таинствахъ” Ѳеодосія Сафоновича и др. Соборъ этотъ былъ послѣднимъ дѣяніемъ патр. Іоакима въ пользу православія.

“Преемникъ его”, отмѣчаетъ Знаменскій, “оказался еще болѣе строгимъ къ латинству. Кіевскіе ученые были высылаемы или сами спѣшили убираться изъ Москвы. Кіевское вліяніе было устранено, но зато Москва лишилась послѣ этого самаго главнаго источника своего духовнаго просвѣщенія. Главными дѣятелями просвѣщенія у нея остались теперь братья Лихуды, преподававшіе науки въ новой академіи, но реакція противъ латинства, все разрастаясь добралась и до нихъ”.

Начало московской академіи, тѣсно связано съ Лихудами. Академическое обученіе открылось непосредственно послѣ пріѣзда Лихудовъ, сначала, до постройки особаго зданія, въ кельяхъ Богоявленскаго мон. Царь Ѳеодоръ предоставлялъ въ ея пользу свою библіотеку, вотчины восьми монастырей, одну дворцовую волость и 10 пустошей. Право суда надъ людьми предоставлялось ея блюстителю вмѣстѣ съ учителями. Послѣднимъ обѣщаны были пенсіи, а ученикамъ лучшія мѣста на службѣ. Блюстителемъ и учителями положено было назначать только русскихъ или грековъ, испытанныхъ въ православіи и дававшихъ клятву быть ему вѣрными. Учителей изъ Малороссіи и Литвы дозволялось принимать только по свидѣтельству объ нихъ достовѣрныхъ людей, потому что эти прелестники, сказано въ граматѣ, сначала притворяются православными, а потомъ развратныя словеса всѣваютъ и цѣлостность вѣры нашей терзать начинаютъ. Академія должна была быть блюстительницей православія во всей Россіи. Никто не долженъ былъ держать у себя учителей иностранныхъ языковъ, а долженъ былъ для обученія языкамъ отдавать дѣтей въ академію. Послѣдняя обязывалась смотрѣть за тѣмъ, чтобы въ Россіи не было иновѣрной пропаганды, и за новообращенными, тверды ли они въ вѣрѣ, и за всѣми людьми духовнаго и мірскаго чина, не держитъ ли кто у себя запрещенныхъ книгъ, не вступаетъ ли въ состязанія о вѣрѣ и проч. Академіи предоставлялся и судъ по религіознымъ преступленіямъ: по суду ея, запрещенныя книги должны были подвергаться сожженію; нетвердыхъ въ вѣрѣ она могла подвергать ссылкѣ; иновѣрцевъ, виновныхъ въ хулѣ на православную вѣру, и русскихъ отступниковъ подвергать даже сожженію. Послѣднія полномочія академіи не были осуществлены на практикѣ и ей осталось лишь просвѣтительное дѣло (Знаменскій).

Первые курсы Лихудовъ начались въ 1686 г. по отстройкѣ зданій академіи въ Заиконоспасскомъ мон. Въ нее переведены были и ученики типографской школы. Въ три года учителя успѣли пройти цѣлый курсъ, состоявшій изъ грамматики, піитики, риторики, логики и физики, частью на греческомъ, частью на латинскомъ языкахъ. Ученики ихъ говорили на обоихъ языкахъ и перевели нѣсколько книгъ. Старшіе изъ нихъ начинали и сами заниматься обученіемъ начинающихся. Въ 1688 г. Іоанникій ѣздилъ съ русскимъ посольствомъ въ Венецію, гдѣ пробылъ болѣе трехъ лѣтъ. Поэтому второй курсъ Софроній велъ одинъ и довелъ его къ возвращенію брата тоже до физики. Въ преподаваніи своемъ они старались избѣгать всякихъ слѣдовъ своего западнаго образованія, — схоластическаго метода и господства латыни. Вмѣсто Аристотеля, на первый планъ выдвигали Священное Писаніе и Отцовъ Церкви, вмѣсто латыни — греческій языкъ. Схоластическаго богословія не преподавали вообще. Сначала въ Москвѣ Лихудами были довольны. Доволенъ былъ ими и іерусалимскій патріархъ Досиѳей. Затѣмъ послѣдній началъ дѣйствовать противъ нихъ, подстрекаемый навѣтами завистливыхъ грековъ, съ которыми Лихуды держались холодно и не желали дѣлиться съ ними деньгами. Въ 1693 г. патр. Досиѳей отправилъ въ Москву три посланія — къ царямъ Іоанну и Петру, патріарху Адріану и самимъ Лихудамъ, въ которыхъ рѣшительно требовалъ, чтобы латынь была вовсе изгнана изъ академическаго курса. Лихудовъ онъ укорялъ въ неправильной постановкѣ преподаванія, въ томъ, что они забавляются около физики и философіи. Онъ называлъ ихъ не Лихудами, а Ликудіями (отъ греческаго слова — волкъ), грозилъ даже отлученіемъ. Въ угоду ему братьевъ отставили отъ академіи, предоставивъ имъ право преподавать при типографіи итальянскій языкъ. Патр. Досиѳей считалъ и это недостаточнымъ и требовалъ изгнанія ихъ изъ Москвы. Онъ обвинялъ ихъ въ гордости, въ самозванномъ присвоеніи княжескаго титула и даже въ сношеніяхъ съ турецкимъ правительствомъ. Въ 1701 г. Лихуды были высланы подъ надзоръ въ Ипатьевскій мон. въ Костромѣ. О дальнѣйшей ихъ дѣятельности будетъ сказано въ слѣдующемъ отдѣлѣ.

Мѣсто Лихудовъ заняли въ академіи ихъ ученики, не имѣвшіе ни такого образованія, ни такого авторитета., какъ они. Академическій курсъ сократился. Латынь была изъ него изгнана. Патр. Адріанъ мало занимался академіей, которая страдала отъ недостатка въ учителяхъ. Будучи заброшенной, она представляла и во внѣ печальную картину: зданія ея не поправлялись, потолки и печи обвалились, негдѣ было учить. На такой развалъ обратилъ въ 1697 г. вниманіе царь Петръ I. Въ бесѣдѣ съ патріархомъ онъ выразилъ недовольство безпризорнымъ положеніемъ академіи и указалъ на необходимость опять вызвать въ нее кіевскихъ ученыхъ. Въ 1700 г. патр. Адріанъ вынужденъ былъ сдѣлать блюстителемъ академіи выходца изъ-за границы іером. Палладія Роговскаго. Короткое время онъ слушалъ Лихудовъ. Образованіе свое Роговскій доканчивалъ въ Моравіи и Римѣ, получивъ званіе доктора богословія. Совращенный въ Ольмюнцѣ въ унію, онъ отрекся отъ нея и въ 1699 г. написалъ: “Исповѣданіе и опроверженіе римскихъ догматовъ”. Оно содержитъ краткое изложеніе римскаго ученія и сильныя доказательства чистоты ученія русской Церкви. Будучи назначенъ игуменомъ Заиконоспасскаго мон., Палладій Роговскій все же не могъ уже поднять на прежнюю высоту академію. Вступивъ въ свою должность уже утомленнымъ, онъ въ 1703 г. скончался, какъ разъ въ то время, когда, какъ видно будетъ изъ дальнѣйшаго, кіевскіе ученые стали снова усиливаться въ Москвѣ и ихъ латинское образованіе сдѣлалось господствующимъ въ академіи.

Отношеніе къ католичеству и протестантству.

Іезуитамъ, достигшимъ большихъ успѣховъ въ западной Россіи, представилась возможность, въ самомъ началѣ ХVІІ в. проникнуть въ восточную Русь. Орудіемъ ихъ оказался Лжедимитрій. Неизвѣстный человѣкъ, находясь въ польскихъ предѣлахъ на службѣ у кн. Адама Вишневецкаго, нашелъ случай открыть ему свое “царственное” происхожденіе. Позднѣе онъ, считаясь “царевичемъ”, попалъ въ Самборъ, гдѣ жилъ богатый Сендомирскій воевода Юрій Мнишекъ. Мнишки были рьяными католиками. Францисканцы, освѣдомленные ими, занялись обращеніемъ самозванца въ католичество. Освѣдомленъ былъ о немъ Рангони, папскій нунцій при польскомъ дворѣ. Держа себя сначала осторожно, Рангони, черезъ іезуитовъ, слѣдилъ за каждымъ движеніемъ самозванца. Въ началѣ 1604 г. Мнишекъ привезъ Лжедимитрія въ Краковъ. Рангони въ продолжительномъ разговорѣ съ послѣднимъ указалъ ему, что онъ для полученія помощи отъ короля Сигизмунда III долженъ отказаться отъ греческой вѣры и вступить въ лоно римской. “Лжедимитрій согласился”, пишетъ Соловьевъ, “и въ слѣдующее воскресенье, въ присутствіи многихъ особъ далъ торжественную клятву, скрѣпленную рукоприкладствомъ, что будетъ послушнымъ сыномъ Апостольскаго престола; послѣ этого Рангони причастилъ его и мѵропомазалъ, на исповѣди же Отрепьевъ былъ у одного изъ іезуитовъ”. Послѣ этого король призналъ его царевичемъ, но не публично, опасаясь, въ случаѣ неудачи задуманнаго, вызвать совмѣстное вооруженное выступленіе противъ Польши московскаго царя и Швеціи. Противъ вмѣшательства въ дѣло “царевича” были четверо знаменитѣйшихъ польскихъ воеводъ. Считаясь съ этимъ, король, назначивъ Лжедимитрію ежегодное содержаніе, не выдвигая себя, поручилъ неразборчивому въ средствахъ, тщеславному Мнишку помогать самозванцу, вскорѣ объявленному женихомъ его дочери Марины (Маріанны). Въ 1604 г. Лжедимитрій обязался отдать во владѣніе Марины Новгородъ и Псковъ съ ихъ уѣздами, предоставивъ ей право строить тамъ латинскіе монастыри и школы. 30 іюля того же года самозванецъ писалъ папѣ Клименту VIII, обѣщая обратить Россію въ католичество, за что получилъ обѣщаніе помощи съ его стороны.

Лжедимитрій, будучи уже въ Москвѣ, поздравилъ со вступленіемъ на престолъ новаго папу, Павла V. Кардиналъ Валенти отъ имени папы давалъ указанія нунцію Рангони быть возможно любезнѣе съ московскимъ посломъ въ Польшѣ Власьевымъ. Самъ папа, узнавъ о коронованіи Димитрія, писалъ ему: “Мы увѣрены, что католическая религія будетъ предметомъ твоей горячей заботливости, потому что только по одному нашему обряду люди могутъ поклоняться Господу и снискивать Его помощь; убѣждаемъ и умоляемъ тебя стараться всѣми силами о томъ, чтобы желанныя наши чада, народы твои, приняли римское ученіе; въ этомъ дѣлѣ обѣщаемъ тебѣ нашу дѣятельную помощь, посылаемъ монаховъ, знаменитыхъ чистотою жизни; а если тебѣ будетъ угодно, то пошлемъ и епископовъ”, Лжедимитрій, учитывая поддержку оказанную ему католиками, въ частности іезуитами, сохранилъ связь съ ними. Папа былъ ему нуженъ и для похода противъ турокъ, о которомъ онъ мечталъ. Въ Москвѣ самозванецъ высказывался о желательности соединенія церквей. Какъ отмѣчаетъ Соловьевъ, у него “вырывались слова, что можно быть осьмому собору, что въ Латинахъ нѣтъ порока, что вѣра Латинская и Греческая одно...” Но высказывался онъ все же осторожно. Разбирался въ сложности положенія и іезуитъ Лавицкій, бывшій при Лжедимитріи въ Москвѣ. Онъ писалъ старшинѣ своего ордена въ Польшѣ: “Мы наложили на себя молчаніе, не говоримъ съ царемъ ни объ одномъ нашемъ дѣлѣ, опасаясь Москвитянъ, чтобы царь имѣлъ полную свободу въ дѣйствіяхъ и могъ склонить вельможъ къ своимъ намѣреніямъ”.

Нахожденіе въ Москвѣ поляковъ, число которыхъ значительно увеличилось съ прибытіемъ туда Марины Мнишекъ, все болѣе раздражало русскихъ. Лжедимитрій, смущенный настроеніемъ москвичей, писалъ въ Краковъ нунцію, настаивая на томъ, чтобы Марина содержала католицизмъ втайнѣ, наружно же исполняла обряды закона греческаго, ходила въ русскую церковь, постилась въ дни, установленные православной церковью. Рангони призналъ это невозможнымъ. Изъ Рима же, гдѣ разсматривался этотъ вопросъ, кардиналъ Боргезе сообщилъ нунцію, что пункты, предложенные царемъ, рѣшены не согласно съ его желаніемъ, ибо конгрегація изъ кардиналовъ и теологовъ, послѣ тщательнаго обсужденія вопроса, произнесла приговоръ, что престолъ Апостольскій не разрѣшаетъ въ подобныхъ случаяхъ, и не бывало примѣра, чтобы когда-нибудь разрѣшилъ (Соловьевъ). Возбуждая вопросъ о Маринѣ, Лжедимитрій нарушалъ и церковный уставъ. Въ великій постъ онъ угощалъ бояръ “телячьимъ мясомъ”. Князь Шуйскій сказалъ, что ѣсть мясо въ посту противно церковному правилу, а телячьимъ мясомъ русскіе гнушаются и въ другое время. Татищевъ, считавшійся преданнымъ Лжедимитрію, поддержалъ Шуйскаго и говорилъ такъ смѣло, что самозванецъ отправилъ его въ ссылку (Архіеп. Филаретъ).

Въ началѣ 1606 г. въ Римъ прибылъ Лавицкій, доставившій папѣ письма Лжедимитрія. Павелъ V, выражая удовольствіе завѣреніямъ этого іезуита, что “Апостольскій престолъ сдѣлаетъ самыя великія пріобрѣтенія,” — писалъ Лжедимитрію: “... У тебя поле обширное: сади, сѣй, пожинай на немъ, повсюду проводи источники благочестія, строй зданія, которыхъ верхи касались бы небесъ; воспользуйся удобностью мѣста, и, какъ второй Константинъ, первый утверди на немъ Римскую церковь. Такъ какъ ты можешь дѣлать въ Землѣ своей все, что захочешь, то повелѣвай. Пусть народы твои услышатъ гласъ истиннаго пастыря, Христова на землѣ намѣстника!”

Положеніе обострилось передъ бракомъ Лжедимитрія. Онъ настоялъ, чтобы Марина, оставаясь втайнѣ католичкою, внѣшне сообразовывалась съ постановленіями православной Церкви и съ народными обычаями. “Но этою сдѣлкою”, пишетъ Соловьевъ, “нельзя было всѣхъ удовлетворить: люди приближенные хорошо знали, что царица остается латынкою некрещенною, и* между духовенствомъ не могли не явиться ревнители, которые явно возстали противъ этого”. Среди доказывавшихъ, что бракъ не будетъ законнымъ, если Марина не перемѣнитъ исповѣданія, былъ владыка Гермогенъ, тогдашній митрополитъ Казанскій. Къ этому времени относится мужественное выступленіе дьяка Тимоѳея Осипова. Онъ, передъ всѣми, началъ въ дворцѣ говорить Лжедимитрію: “Ты воистину Гришка Отрепьевъ, разстрига, а не цесарь непобѣдимый, не царевъ сынъ Димитрій, а по грѣху рабъ и еретикъ”. Осиповъ былъ казненъ. При расправѣ заговорщиковъ съ самозванцемъ, выскочившій изъ толпы сынъ боярскій Григорій Валуевъ выстрѣлилъ въ него, сказавши: “Что толковать съ еретикомъ; вотъ я благословляю польскаго свистуна”. Москвичи пытались покончить съ поляками, вызывавшими ихъ негодованіе своимъ наглымъ поведеніемъ. Бояре, имѣвшіе въ то время власть, и опасавшіеся войны съ Польшей, отстояли поляковъ.

Іезуиты и послѣ паденія Лжедимитрія не оставляли своихъ плановъ. Какъ извѣстно, Польша, королемъ которой былъ убѣжденный іезуитъ Сигизмундъ III, помогала Тушинскому вору. Король надѣялся воцариться въ Москвѣ. Достичь этого ему не удалось, но польское войско занимало столицу Россіи и заслужило недобрую память грабительствомъ и кощунствомъ надъ православными святынями. Понятно, что русскіе тогда враждебно относились къ католикамъ. Особенно проявлялъ недоброжелательство патріархъ Филаретъ, ознакомившійся съ католиками во время своего пребыванія въ польскомъ плѣну. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Ни при патріархѣ Филаретѣ, ни послѣ него до царя Петра не дозволялось быть въ Москвѣ ни костелу, ни іезуиту”. Объ этомъ свидѣтельствуетъ и повѣствователь того времени иностранецъ Маржеретъ, пережившій смутное время. Онъ писалъ про Россію: “всѣ иностранцы могутъ исповѣдовать свою религію всенародно, исключая римскихъ католиковъ”. Патр. Филаретъ на соборѣ 1620 года провелъ даже постановленіе о перекрещиваніи обращающихся изъ латинства въ православіе. “Постановленіе неправое предъ ученіемъ церковнымъ”, пишетъ архіеп. Филаретъ, “но извиняемое ужасами времени”.

“Довольно тревоги”, пишетъ архіеп. Филаретъ, “надѣлалъ папизмъ въ Москвѣ при патріархѣ Іоакимѣ. Русскіе юга, по самой мѣстной близости своей къ папизму непримѣтно сроднялись съ нѣкоторыми мыслями папизма. Іезуиты, воспитывая русскихъ на югѣ, успѣвали убѣждать ихъ въ нѣкоторыхъ своихъ мнѣніяхъ даже такихъ людей, которые, какъ казалось имъ самимъ, ничего не хотѣли принимать іезуитскаго. А тѣ изъ русскихъ, которые по жаждѣ къ просвѣщенію рѣшились слушать уроки въ Римѣ, должны были публично одобрять римскіе произволы и осуждать востокъ”. Такое отреченіе отъ своихъ святыхъ, своей іерархіи, провозглашеніе еретиками не признающихъ папы, обязаны были торжественно произносить русскіе, поступавшіе въ римскую академію. О воспринятомъ въ западной Руси нѣкоторыми хлѣбопоклонческой ереси и осужденіи ея въ 1690 г. соборомъ говорилось выше. “Патріархъ Іоакимъ”, отмѣчаетъ архіеп. Филаретъ, “какъ воспитанникъ Кіева, самъ зналъ и чувствовалъ ту горечь, какою напоилъ Римъ южную Россію”. При патр. Іоакимѣ былъ обличенъ упоминавшійся Янъ Бѣлободскій. Мысли свои онъ открылъ въ сочиненіи “О безразличіи церквей”.

Отмѣчено было выше весьма отрицательное отношеніе къ латинству патріарха Адріана. Главное вниманіе онъ обращалъ на истребленіе латинскихъ и протестантскихъ ересей. Въ посланіяхъ и поученіяхъ своихъ онъ горько жаловался, что многіе изъ москвитянъ, и знатные и простые, отъ злоглагольствъ люторскихъ, кальвинскихъ и прочихъ еретиковъ и отъ пипокъ табацкихъ объюродѣли, стали критиковать ученіе и установленія Церкви, вопрошая: сіе чесо ради? И сіе откуда взято? И сіе кто предаде?

По порученію патріарха, инокъ Евѳимій неутомимо занимался противъ западныхъ ересей, переводя соотвѣтственныя греческія книги, которыя присылались съ Востока, преимущественно чрезъ патр. Досиѳея. Въ 1696 г. трудами его было издано на славянскомъ языкѣ Православное Исповѣданіе митр. Петра Могилы. Тогда же, трудами владыки Аѳанасія холмогорскаго былъ приготовленъ къ изданію (но не изданъ) огромный сборникъ историческихъ извѣстій и статей, касавшихся полемики послѣдняго времени, подъ названіемъ “Щитъ вѣры”. Обнаружено было отступничество московскаго дьяка Петра Артемьева, который ѣздилъ учиться въ Италію и, по возвращеніи оттуда, началъ съ увлеченіемъ проповѣдывать латинство. Въ 1698 г. онъ былъ разстриженъ и сосланъ на Соловки. Тогда и узнано было, что русскіе ученые на Западѣ принуждались отрекаться отъ православія. Обнаружилось, что іезуитское воспитаніе пріучало ихъ ко лжи, скрывательству своихъ убѣжденій и ложнымъ клятвамъ. Послѣ этого подозрительность въ Москвѣ еще увеличилась. Не вѣрили заграничнымъ воспитанникамъ, когда они съ клятвой отрекались отъ латинства и просили присоединенія къ Церкви. Пострадалъ отъ этого, учившійся въ Римѣ, Георгій Скибинскій, пріѣхавшій во время разслѣдованія дѣла Артемьева. Несмотря на всю искренность его покаянія, ему запрещено было даже давать частные уроки.

Въ смутное время шведы захватили часть русскихъ владѣній. Лютеранство насаждалось тамъ съ фанатизмомъ, не отличавшимся отъ католическаго. Цѣлыя тысячи финновъ, обывателей Чудскаго озера, отторгнуты были отъ православія. Въ Стокгольмѣ помышляли обратить въ лютеранство всѣхъ русскихъ, оказавшихся подъ шведскою властью. Заведена была тамъ славянская типографія, въ которой печатали Лютеровъ катихизисъ на славянскомъ языкѣ, и тотъ же катихизисъ на финскомъ языкѣ, но славянскими буквами. Опасности для православія заставили царя Михаила Ѳеодоровича издать 23 августа 1624 г. указъ, предписывавшій воеводамъ Новгорода — русскихъ, пріѣзжающихъ съ шведской стороны, не иначе пропускать въ городъ, какъ напередъ изслѣдовавъ, не приняли ли они чего лютеранскаго, а въ Софійскую церковь совсѣмъ не пускать. Постановленіе 1620 г. о перекрещиваніи латинянъ отнесено было и къ лютеранамъ. Царь Михаилъ строго повелѣлъ въ 1636 г., чтобы какъ въ Москвѣ, такъ и въ другихъ городахъ, православные, находившіеся въ услуженіи у иностранцевъ, оставили домы ихъ и впередъ не поступали бы къ нимъ на работы и на службу (Архіеп. Филаретъ).

“Въ 1641 г. царь Михаилъ хотѣлъ выдать дочь свою Ирину за Вольдемара, принца датскаго”, пишетъ архіеп. Филаретъ, “но съ тѣмъ, чтобы принцъ принялъ православное крещеніе. Патр. Іосифъ препроводилъ къ принцу, прибывшему въ Москву, краткое изложеніе догматовъ и обрядовъ восточной Церкви, съ увѣщаніемъ принять восточное исповѣданіе. Принцъ прислалъ письменный отвѣтъ, гдѣ излагалъ причины, по которымъ желаетъ остаться лютераниномъ. Здѣсь онъ, между прочимъ, писалъ, что признаетъ происхожденіе Святаго Духа отъ единаго Отца. Патріархъ написалъ замѣчанія. Пасторъ Фіильгоберъ, руководствовавшій принца, отвѣтилъ на замѣчанія патріарха. Тогда царь и патріархъ назначили словесное преніе”. Защищать православіе поручено было протопопамъ: черниговскаго (Архангельскаго) собора Михаилу, Ивану Насѣдкѣ и игумену Геннадію. Лютеранамъ особенно указывалось, что у нихъ не можетъ быть поставленія каноническаго въ священный чинъ. Споръ остался безъ послѣдствій и бракъ не состоялся.

Иностранцы, лютеране и реформаты, свободно отправляли свое богослуженіе въ Москвѣ. Имѣли они свои церкви. Запрещалось только совращать русскихъ въ свою вѣру. Число иностранцевъ, поступившихъ на русскую службу, увеличилось въ царствованіе Алексѣя Михайловича; не уменьшилось оно и при Ѳеодорѣ.

“Въ числѣ другихъ нѣмцевъ”, пишетъ архіеп. Филаретъ, “въ малолѣтство Петра явился въ Москвѣ Квиринъ Кульманъ съ Нордерманомъ, мечтатель въ высшей степени, какимъ только можетъ быть изступленный квакеръ. Это былъ одинъ изъ тѣхъ несчастныхъ, которые чувствуя своеволіе лютеранства, вдаются въ новыя мечты и доходятъ до замѣшательства въ мысляхъ. Кульманъ называлъ себя духовидцемъ, пророкомъ, королевичемъ, сыномъ Сына Божія; ученіе свое — апокалипсисомъ; говорилъ, что проповѣдуетъ новый законъ, но плохо объяснялъ, въ чемъ состоитъ онъ. Кульмана и товарища его отослали (въ 1689 г.) къ допросу въ особую коммиссію; коммиссія спрашивала отзыва о нихъ и ихъ книгахъ у протестантскихъ пасторовъ московскихъ, и тѣ на бумагѣ отвѣчали, что эти книги — безуміе. Послѣ допросовъ и розысканій опредѣлено Кульмана и Нордермана съ ихъ книгами сжечь; а впередъ не иначе пускать иностранцевъ въ Россію, какъ послѣ строгихъ разспросовъ: кто, откуда и зачѣмъ ѣдетъ? имѣетъ ли видъ? и пр.”.

Западно - Русская Церковь.

Въ концѣ XVI в. іезуиты пріобрѣли большое вліяніе въ Рѣчи Посполитой. Польскимъ королемъ былъ избранъ королевичъ Сигизмундъ Ваза, сынъ шведскаго короля Іоанна III. Король Сигизмундъ III былъ ревностнымъ католикомъ и сильно сочувствовалъ іезуитамъ, подчиняясь ихъ вліянію. Послѣдніе же въ это время обратили особенно вниманіе на Восточное или Русское исповѣданіе.

Іезуиты поняли, какъ трудно провести обращеніе православныхъ прямо въ католичество и рѣшили добиться уніи. Они стали усердно хвалить православную Церковь и жалѣть объ ея дурномъ состояніи. Православнымъ панамъ они указывали на хлопское положеніе и крайнее невѣжество ихъ духовенства. Духовенству говорили о раздражавшей его зависимости отъ мірянъ и самостоятельномъ положеніи католическаго духовенства. Народомъ они пренебрегали, ошибочно расчитывая на его безгласіе. Именно простой народъ и въ городахъ и въ деревняхъ твердо стоялъ за свою православную отеческую вѣру и не хотѣлъ слышать о вѣрѣ латинской. Въ духѣ этой пропаганды, съ развитіемъ этихъ мыслей написано было С каргою сочиненіе “О единствѣ церкви и о Греческомъ отъ сего единства отступленіи” (изд. 1577). Унія, заключалъ онъ, должна уничтожить всѣ непорядки, а для нея православнымъ нужно только принять ученіе римской церкви и признать главенство папы — обряды можно имъ оставить по-прежнему.

Соловьевъ пишетъ: “Мы видѣли уже, что во второй половинѣ XVI вѣка, Западно-Русская Церковь находилась далеко не въ завидномъ положеніи. Правительство, принадлежавшее къ другому исповѣданію, по меньшей мѣрѣ равнодушное, не могло быть внимательно къ ея интересамъ, любило кормить ея хлѣбомъ своихъ, а не ея служителей, отдавать не только правосл. монастыри но и цѣлыя епархіи въ управленіе людямъ, не чувствовавшимъ никакого внутренняго призванія къ подобнымъ должностямъ, изъ желанія наградить не заслуги, оказанныя церкви, но заслуги, оказанныя государству только. Такіе пастыри не могли укрѣплять паству къ вѣрѣ и нравственности: отсюда ослабленіе дисциплины церковной, ослабленіе нравственности низшаго духовенства, упадокъ просвѣщенія. Но если государство становилось во враждебныя отношенія къ Западно-русской Церкви, отказывалось ее поддерживать, то этимъ самымъ вызывало къ дѣятельности начало общественное. Что Скарга считалъ бѣдствіемъ для Русской Церкви — именно вмѣшательство свѣтскихъ людей въ дѣла церковныя, то было необходимо и спасительно для нея; правительство не заботилось о Церкви, архіерейство ослабѣвало, — общество должно было принять къ сердцу высшій интересъ свой и обнаружить сильное вліяніе на дѣла церковныя. Но какія же средства имѣло Западно-Русское общество къ обнаруженію этого вліянія, какія силы были въ немъ, какія соединенія силъ, союзы? Западно-русское общество, въ описываемое время, представляетъ намъ сильную аристократію, богатые, могущественные роды; изъ нихъ нѣкоторые вели свое происхожденіе отъ Рюрика и Гедимина; отъ нихъ, особенно вначалѣ, Русская Церковь и народность получили сильную помощь; мы уже видѣли дѣятельность князя Константина Острожскаго, видѣли также, какую помощь Русской Церкви въ борьбѣ съ католицизмомъ оказалъ московскій выходецъ князь Курбскій съ товарищами. Но потомъ аристократія западно-русская начала ослабѣвать въ стремленіи своемъ поддерживать Русскую вѣру и народность; средоточіе ея дѣятельности было не на Руси, а въ коронѣ Польской, при Дворѣ, въ сенатѣ; аристократія русская составляла часть аристократіи польской и стремилась приравняться къ цѣлому; интересы русскіе были для нея интересами провинціальными, и потому она скоро охладѣваетъ къ нимъ, какъ ниже стоящимъ; старики еще крѣпко держались родной старины; но молодые, выхваченные изъ родной старинной обстановки, воспитаніемъ, браками, службой, легко отвыкали отъ своего. Но если знатные паны, оказавшіе вначалѣ такъ много помощи Русской вѣрѣ и народности, ослабѣли впослѣдствіи, то не слабѣло среднее сословіе, городовое народонаселеніе, благодаря крѣпкимъ частнымъ союзамъ, среди него образовавшимся, благодаря знаменитымъ братствамъ. Мы видѣли, что братства, или братчины, общія всѣмъ областямъ русскимъ, какъ восточнымъ, такъ и западнымъ, пріобрѣли особенное значеніе въ общинахъ болѣе самостоятельныхъ и развитыхъ, слѣдовательно имѣли большее значеніе въ Новгородѣ и Псковѣ, чѣмъ въ городахъ низовыхъ, имѣли большое значеніе въ городахъ Западной Литовской Россіи, гдѣ старыя общинныя формы получили точнѣйшее опредѣленіе и окрѣпленіе благодаря Магдебургскому праву, гдѣ цеховое устройство особенно содѣйствовало развитію братчинъ, или братствъ”.

“Кромѣ этой крѣпкой основы для общей дружной дѣятельности — развитія общиннаго быта и братствъ, — городовое сословіе, мѣщанство и потому могло сильнѣе бороться за вѣру и народность, что сфера его была тѣснѣе, чѣмъ у аристократіи; сильнѣе, были у мѣщанъ мѣстныя провинціальныя привязанности, ибо не забудемъ, что русскія привязанности были привязанностями провинціальными въ Рѣчи Посполитой польской; понятно, слѣдовательно, почему мѣщанскія братства, коренившіяся на цеховомъ устройствѣ, явились средоточіемъ, къ которому стягивалась и шляхта во время борьбы за вѣру; за братства, за эти крѣпкіе союзы, выработанные городовымъ бытомъ Западной Россіи, всего сильнѣе запнулись іезуиты съ своей уніей”.

Предложеніе Скарги пало на хорошо подготовленную почву. Даже такіе защитники Православія, какъ кн. Острожскій и его друзья, внимательно отнеслись къ основной мысли Скарги о желательности возсоединенія восточной и западной Церквей при обѣщаемомъ уравненіи въ правахъ православныхъ съ католиками, но, конечно, допуская такое соединеніе на основѣ вѣрности истинному ученію Вселенской Церкви. Сочувствовали такому предложенію и нѣкоторые тогдашніе епископы, которые давно завидывали положенію католическаго духовенства. Послѣднее, подчиненное папѣ, мало испытывало зависимости отъ властей и занимало почетное положеніе въ государствѣ. Высшее же духовенство приравнивалось къ знатнымъ вельможамъ и занимало мѣста въ сенатѣ. О всемъ этомъ русскіе архіереи, какъ главы презираемой и униженной по законамъ Рѣчи Посполитой “хлопской” вѣры, не могли и мечтать. Съ другой стороны, ихъ крайне тяготила зависимость отъ городскихъ общинъ и братствъ. Многіе епископы принадлежали къ высшему сословію и зависимость отъ простого народа была имъ особенно обидна. Король Стефанъ Баторій въ этомъ отношеніи очень помогъ іезуитамъ, назначая на православныя епископіи и настоятельства людей, подходящихъ къ принятію уніи. Онъ выбиралъ ихъ изъ пановъ, не приготовленныхъ къ духовному служенію и желавшихъ попользоваться церковными имѣніями. Въ епископы попадали лица недостойныя, даже двоеженцы и женатые.

Недолгое пребываніе въ Западной Руси патріарховъ антіохійскаго Іоакима и константинопольскаго Іереміи, принеся извѣстную пользу, вмѣстѣ съ тѣмъ осложнило положеніе расширеніемъ правъ братствъ и нѣкоторыми неудачными назначеніями. Въ 1586 г. патр. Іоакимъ, будучи по пути въ Москву во Лвовѣ, далъ грамату тамошнему братству. Утвердивъ обычныя правила братствъ о братскихъ сходкахъ и взносахъ, о выборѣ старостъ, о наблюденіи братьевъ за поведеніемъ другъ друга, о братскомъ судѣ и взаимной помощи въ нуждахъ, патріархъ, кромѣ того, далъ братству право обличать противныхъ закону Христа, отлучать ихъ отъ Церкви, обличать самихъ епископовъ, какъ враговъ истины, если они будутъ вести себя незаконно. Въ ряду другихъ братствъ Львовское объявлено было старѣйшимъ. Братство, поощренное патріархомъ, завело у себя типографію и школу и своимъ вліяніемъ на церковныя дѣла сильно стѣснило власть мѣстнаго епископа.

Н. Чистовичъ пишетъ: “Львовскимъ епископомъ былъ въ это время Гедеонъ Балабанъ, получившій каѳедру какъ бы по наслѣдству отъ своего отца, Арсенія Балабана, человѣкъ молодой, пылкій и своенравный, не привыкшій ни подчиняться кому либо, ни обуздывать своего своеволія. Посѣщеніе Іоакима не могло быть ему пріятно, а предпочтеніе ему братства, съ порученіемъ наблюдать за его поведеніемъ, не могло, конечно, послужить къ миру между епископомъ и братствомъ и, естественно, могло возбудить его какъ противъ этого патріарха, такъ и противъ цареградскаго, именемъ котораго Іоакимъ дѣйствовалъ. Спустя нѣсколько недѣль послѣ этого, въ слѣдующую же пасху, изъ за одного церковнаго обычая произошло столкновеніе между епископомъ и братствомъ. Епископъ предалъ ослушниковъ своей власти анаѳемѣ. Миръ возстановился между ними, но не надолго. Взаимныя непріятности возобновились въ слѣдующемъ году. Патріархъ Іеремія принялъ сторону братства и пригрозилъ епископу отлученіемъ. Гедеонъ не выдержалъ, сблизился съ латинскимъ львовскимъ епископомъ и обѣщалъ ему принять унію”. (“Очеркъ исторіи Западно-Русской Церкви”, ч. II).

Въ 1588 г. проѣздомъ въ Москву и въ 1589 г. на обратномъ пути Западную Русь посѣтилъ константинопольскій патр. Іеремія. Знаменскій пишетъ: “Іеремія засталъ православную церковь въ польскихъ владѣніяхъ въ самомъ печальномъ состояніи. Духовное значеніе и сила ея іерархіи были подорваны въ конецъ. Самъ митрополитъ кіевскій Онисифоръ былъ двоеженецъ. Епископы — перемышльскій Михаилъ Копыстенскій, холмскій — Діонисій Здируйскій и пинскій — Леонтій Пельчинскій были женаты, послѣдніе двое и на епископствѣ жили съ женами. Будучи по происхожденію панами, архіереи и на епархіяхъ жили, какъ паны, въ замкахъ, окруживъ себя вооруженными слугами и пушками, дѣлали наѣзды на чужія земли и дрались между собою; епархіи были для нихъ чѣмъ-то въ родѣ вотчинъ, съ которыхъ они получали доходы, нисколько не заботясь о церковныхъ дѣлахъ. Виднѣе всѣхъ епископовъ былъ луцкій Кириллъ Терлецкій, родомъ дворянинъ, образованный, ловкій и дѣятельный человѣкъ, но всего менѣе достойный быть православнымъ епископомъ; сосѣди его по землямъ не разъ жаловались суду на его буйство и наѣзды, сопровождавшіеся даже убійствами. Въ дѣлѣ устроенія церкви и укрѣпленія ея въ борьбѣ съ врагами на такихъ іерарховъ, конечно, нечего было надѣяться, и патріархъ естественно долженъ былъ предпочесть ихъ содѣйствію содѣйствіе мірянъ. Онъ еще болѣе усилилъ львовское братство, давъ ему новыя права: печатать всякія книги, руководить всѣмъ образованіемъ во Львовѣ, избирать и удалять отъ должности своихъ священниковъ. Іеремія убѣждалъ православныхъ заводить и другія братства. Кромѣ львовскаго братства, онъ утвердилъ своимъ благословеніемъ и грамотою еще Троицкое братство въ Вильнѣ, которое тоже завело у себя школу и типографію.”

Представленіе о митр. Онисифорѣ можно получить, ознакомившись съ грамотой, отправленной ему въ 1588 г. съ сейма Галицкими дворянами. Приводимъ выдержку изъ нея: “Во время вашего пастырства вдоволь всякаго зла въ законѣ нашемъ сталось, насилія святыни, замыканье Св. Тайнъ, запечатаніе церквей святыхъ, запрещеніе звонить, выволакиваніе отъ престола изъ церквей Божіихъ поповъ, какъ злодѣевъ, запрещеніе мірскимъ людямъ молиться въ церквахъ: такихъ насилій не дѣлается и подъ поганскими царями, и все это дѣлается въ пастырствѣ вашей милости. Но этого мало: рубятъ кресты святые, захватываютъ колокола въ замокъ, отдаютъ ихъ въ распоряженіе жидамъ; а ваша милость листы свои открытые противъ церкви Божіей жидамъ на помогу даешь. Изъ церквей дѣлаютъ костелы іезуитскіе; имѣнія, церкви Божіей данныя, теперь къ костеламъ привернуты. Въ монастыряхъ честныхъ, вмѣсто игуменовъ и братіи игумены съ женами и дѣтьми живутъ, церквами святыми владѣютъ; изъ большихъ крестовъ маленькіе дѣлаютъ; что было дано къ Божіей чести и хвалѣ, изъ того святотатство сдѣлано: изъ вещей церковныхъ дѣлаютъ себѣ пояса, ложки и сосуды, изъ ризъ саяны, изъ эпитрахилей брамы. Но что еще хуже: ваша милость поставляешь одинъ епископовъ безъ свидѣтелей и безъ насъ, братьи своей, что и правила запрещаютъ, вслѣдствіе чего негодные люди становятся епископами и на столицахъ съ женами своими живутъ безъ всякаго стыда и дѣтей родятъ. И другихъ, и другихъ бѣдъ великихъ и нестроенія множество!..”.

Патр. Іеремія отстранилъ Онисифора и, по представленію мірянъ, поставилъ въ митрополиты архимандрита Вознесенскаго минскаго мон. Михаила Рагозу. При посвященіи Михаила патріархъ, обращаясь къ знати, сказалъ: “Если онъ достоинъ, то по вашему глаголу буди достоинъ, если же не достоинъ, а вы его достойнымъ выставляете, то я чистъ, вы узрите”. Соловьевъ поясняетъ: “Изъ этихъ словъ ясно видно все значеніе мірскихъ людей при избраніи Рагозы, причемъ патріархъ выдѣлилъ совершенно свою волю, мірскіе люди представили ему незначительнаго, ему вовсе неизвѣстнаго архимандрита, и патріархъ уступилъ ихъ желанію, снявши съ себя всю отвѣтственность. Вглядываясь внимательнѣе въ характеръ и поведеніе Рагозы, можно понять, почему выборъ мірскихъ людей палъ на него: въ новомъ митрополитѣ кіевскіе люди искали именно такого пастыря, который не былъ бы похожъ на тогдашнихъ западно-русскихъ епископовъ, непохожихъ вообще на епископовъ. Михаилъ былъ человѣкъ благочестивый, скромный, сравнительно безукоризненной нравственности, далекій отъ дѣлъ насилія; но, къ сожалѣнію, съ этими достоинствами частнаго человѣка, монаха и епископа, Михаилъ не соединилъ другихъ достоинствъ, необходимыхъ для Западно-Русской Церкви въ то бурное время: не соединилъ твердости и энергіи, былъ слабъ, боязливъ, вслѣдствіе чего долженъ былъ играть такую жалкую, двоедушную роль во время дѣла объ уніи”.

Въ это время особенно выдвигается луцкій епископъ Кириллъ Терлецкій. До принятія духовнаго сана, онъ занимался въ судебныхъ учрежденіяхъ. Пріобрѣтенный имъ тогда опытъ использовался имъ впослѣдствіи. Въ 1572 г. онъ принялъ постригъ и черезъ нѣкоторое время поставленъ епископомъ туровскимъ и пинскимъ. Затѣмъ онъ добился назначенія на луцкую каѳедру, самую богатую въ западной Руси. Проявились его корыстолюбіе и безнравственный образъ жизни. Чистовичъ приводитъ отзывъ о немъ современниковъ: “Кириллъ бо лукавъ аки бѣсъ”. Нѣкоторое время онъ пользовался поддержкой кн. К. К. Острожскаго, потомъ измѣнившаго свое къ нему отношеніе. Сумѣлъ Кириллъ расположить къ себѣ патр. Іеремію, посвятившаго его въ санъ экзарха и подчинившаго ему, какъ своему намѣстнику, всѣхъ прочихъ епископовъ. Этимъ нанесены были обиды митр. Михаилу и другимъ епископамъ. Назначеніе это принесло только вредъ. Непонятно для чего патріархъ присвоилъ Владимірскому епископу званіе прототронія или первопрестольника, т. е. старѣйшаго предъ прочими епископами послѣ митрополита, тогда какъ до этого старшими послѣ послѣдняго считались епископы полоцкіе.

Чистовичъ пишетъ; “Патріархъ пробылъ въ литовской митрополіи до половины ноября 1589 г. Все это время пребыванія его здѣсь наполнено интригами однихъ епископовъ противъ другихъ, и патріархъ соглашалъ ихъ тѣмъ, что раздавалъ имъ титулы и отличія, внося этимъ новые поводы къ распрямъ между ними. Но замѣчательно, что патріархъ, принявшій два раза гостепріимство у иновѣрца Замойскаго, какъ будто не показалъ никакого вниманія къ православной знаменитости края — князю Острожскому. По крайней мѣрѣ не видно по памятникамъ, чтобы они даже видѣлись въ бытность патріарха въ литовской митрополіи. Со стороны патріарха это былъ одинъ изъ многихъ невѣрныхъ шаговъ, которые имѣли вредныя послѣдствія”.

По указанію патр. Іереміи митр. Михаилъ созвалъ въ 1590 г. въ Брестѣ-литовскомъ соборъ для пресѣченія нестроеній и безпорядковъ въ Церкви. Соборъ выразилъ желаніе навести порядокъ.

Одобрено было учрежденіе братствъ, школъ, типографій, госпиталей. Говорилось о поднятіи церковнаго учительства. Постановлено было принести королю жалобы на обиды и притѣсненія православнымъ отъ католическихъ пановъ и чиновниковъ. Вынесенныя на немъ рѣшенія не устранили безпорядковъ. Все болѣе обострялась во Львовѣ борьба еп. Гедеона Балабана съ братствомъ, поддерживаемомъ патріархомъ, грозившимъ владыкѣ лишеніемъ каѳедры и сана. Большія непріятности отъ властей испытывалъ еп. Кириллъ Терлецкій. Староста луцкій, Александръ Семашко, сдѣлавшійся изъ православныхъ католикомъ, наложилъ подать на соборную церковь, въ Страстную субботу и въ Свѣтлое Воскресеніе не допускалъ въ ней богослуженій, между тѣмъ какъ пьяный Семашко въ притворахъ соборной церкви”, пишетъ Соловьевъ, “заводилъ танцы и игры, и приказалъ гайдукамъ своимъ стрѣлять въ куполъ и въ крестъ церковный”. Такое безправіе подтолкнуло Терлецкаго, искавшаго, къ тому же, выгодъ и положенія, использовать средство, давно указанное іезуитами — унію.

Въ 1591 г. снова былъ созванъ соборъ въ Брестѣ. Вскорѣ по открытіи его еп. Кириллъ, игравшій главную роль, представилъ королю грамату отъ 24 іюня, подписанную еще епископами: Гедеономъ, пинскимъ Леонтіемъ и холмскимъ Діонисіемъ, о готовности ихъ принять унію. Сигизмундъ III, въ отвѣтъ на это заявленіе, написалъ 18 марта 1592 г. “привилегій королевскій”, обѣщая за себя и за своихъ преемниковъ полную цѣлость богослуженій и разныя льготы и вольности всякому, кто принялъ бы унію. Сначала дѣло это оставалось въ тайнѣ.

Вскорѣ выдвигается Ипатій Поцѣй, или Потѣй. Въ міру Адамъ, онъ выросъ въ русской православной семьѣ. Образованіе было имъ получено въ кальвинской школѣ князя Радзивилла, потомъ въ краковской академіи. Онъ сдѣлался кальвинистомъ, но потомъ крайности литовскихъ антитринитаріевъ побудили его въ 1574 г. стать снова православнымъ. Онъ занялъ должность королевскаго секретаря и женился на дочери православнаго Волынскаго князя Головни-Острожецкаго. Въ 1589 г. онъ былъ назначенъ на видную должность каштеляна брестскаго. Въ качествѣ такового онъ присутствовалъ на соборѣ 1590 г. Онъ заслужилъ расположеніе кн. К. К. Острожскаго, приходясь ему родственникомъ. Похвальный отзывъ о немъ дало патр. Іереміи львовское братство. Постепенно, подъ вліяніемъ іезуитовъ, онъ началъ склоняться къ уніи. Въ 1594 г. онъ овдовѣлъ, принялъ монашество и назначенъ былъ епископомъ Владимірскимъ и брестскимъ.

Насколько успѣшно шла работа іезуитовъ, показываетъ обращеніе кн. К. К. Острожскаго къ Поцѣю. 21 іюня 1593 г. онъ, упоминая о своихъ бесѣдахъ съ “легатомъ папы Римскаго, Поссеви- номъ”, высказывалъ намѣреніе, направляясь въ страны, “недалеко отъ которыхъ живетъ папа”, хлопотать тамъ “о соединеніи церквей, если бы было на то произволеніе Божіе”. Поцѣю же онъ совѣтовалъ, по согласіи съ прочими іерархами, отправиться “къ великому князю московскому” для ознакомленія его и духовенства о томъ “какое гоненіе, преслѣдованіе, поруганіе и уничиженіе народъ здѣшній Русскій въ порядкахъ, канонахъ и церемоніяхъ церковныхъ терпитъ; просить ихъ, какъ единовѣрцевъ, стараться о томъ, чтобы больше Церковь Христова такой смуты, а народъ Русскій такого гоненія и ослабленія не терпѣли”. Далѣе Острожскій писалъ: “Усердно прошу вашу милость, какъ ласковаго господина и пріятеля, особенно же теплаго тщателя въ любви вѣры Христовой, стараться изо всѣхъ силъ на соборѣ, чтобы положить начало если не соединенію, то, по крайней мѣрѣ, улучшенію жизни народной”. При этомъ письмѣ князь приложилъ и собственноручныя статьи, на которыхъ онъ желалъ бы уніи. Главныя изъ нихъ гласили: “1) Оставаться намъ вполнѣ при всѣхъ обрядахъ, какіе Церковь Восточная держитъ. 2) Чтобы паны Римляне церквей нашихъ и имуществъ на свои костелы не брали... 4) Чтобы духовенство наше въ такомъ же почетѣ было, какъ ихъ; чтобы митрополиты и владыки въ радѣ и на сеймикахъ мѣсто имѣли, хотя и не всѣ. 5) Нужно переслаться съ патріархами, чтобъ и они склонились къ уніи, чтобъ намъ единымъ сердцемъ и едиными устами Господа Бога хвалить. Нужно послать къ Московскому и къ Волохамъ, чтобы согласиться съ ними вмѣстѣ на унію; всего лучше, по моему мнѣнію, въ Москву послать отца епископа Владимірскаго, а къ Волохамъ — Львовскаго...”.

Соловьевъ, приводя эти данныя, пишетъ: “Практическій смыслъ Потѣя и Терлецкаго долженъ былъ внушить имъ, что требованія князя неисполнимы; что Церковь Восточная Греческая и Восточно Русская, или Московская, не признаютъ папу главою своею, а безъ этого унія невозможна; что по-пустому, слѣдовательно, будетъ ѣхать и въ Москву и къ Волохамъ; что дѣло не можетъ рѣшиться путемъ сборовъ, но только рѣшительнымъ шагомъ со стороны нѣсколькихъ вліятельныхъ лицъ, которые своимъ примѣромъ могутъ увлечь народъ, наскучившій тяжелымъ положеніемъ Церкви”.

Первымъ началъ дѣйствовать Терлецкій. Онъ 21 мая 1594 г. явился въ урядъ Луцкій и представилъ письменное заявленіе, что соединеніе съ Римомъ состоялось и что король отправляетъ его и Поцѣя въ Римъ засвидѣтельствовать предъ папой о покорности ему русскихъ епископовъ. 2 дек. въ Брестѣ составленъ былъ, какъ- бы отъ лица всей церкви, актъ о принятіи уніи. Подписали его Терлецкій и Поцѣй. Митрополитъ колебался. Терлецкому удалось собрать въ г. Соколъ епископовъ — львовскаго, перемышльскаго и холмскаго и получить ихъ согласіе на унію. Гедеонъ созвалъ 28 янв. 1595 г. соборъ во Львовѣ, на которомъ духовенство львовской и другихъ епархій и даже греческіе епископы и архимандриты, бывшіе на соборѣ, подписали унію. Наконецъ на нее согласился и митрополитъ, прося Терлецкаго держать имя его въ тайнѣ. Терлецкій сперва одинъ, а потомъ вмѣстѣ съ Поцѣемъ, отправились къ королю въ Краковъ (Чистовичъ).

Митр. Михаилъ хитрилъ, стараясь до послѣдней крайности, не выявлять себя полностью. 1 янв. 1595 г. онъ писалъ ревнителю православія, члену Виленскаго братства Ѳедору Скумину-Тышкевичу, воеводѣ новгородскому о попыткахъ епископовъ привлечь его къ уніи, прося прислать ему свое мнѣніе. “...Я же самъ собою до этого дѣла и не думаю приступать, боясь для Церкви нашей подступу и прелести”. Наибольшую рѣшительность проявилъ Терлецкій. Онъ съѣздилъ къ королю и привезъ отъ него грамату отъ 18 февр. на имя Поцѣя. Сигизмундъ выражалъ удовольствіе по поводу желанія соединиться съ римской церковью и совѣтовалъ поскорѣе приводить къ концу это дѣло. Скуминъ, съ которымъ продолжалъ переписываться митр. Михаилъ, мягко, но опредѣленно высказалъ ему свое несочувствіе. Рѣшительнымъ было выступленіе кн. Константина Острожскаго, узнавшаго изъ письма Поцѣя отъ 16 іюня о намѣченномъ подчиненіи папѣ. 24 іюня онъ обратился къ православнымъ съ грознымъ для епископовъ посланіемъ. Онъ писалъ, что “теперь злохитрыми кознями вселукаваго дьявола самые главные истинной вѣры нашей начальники, славою свѣта сего прельстившись и тьмою сластолюбія помрачившись, мнимые пастыри наши, митрополитъ съ епископами, въ волковъ претворившись, Святой Восточной Церкви отвергшись, святѣйшихъ патріарховъ, пастырей и учителей нашихъ вселенскихъ отступили, къ западнымъ приложились, только еще кожею лицемѣрія своего, какъ овчиною, закрывая въ себѣ внутренняго волка, не открываются, тайно согласившись другъ съ другомъ окаянные, какъ христопродавецъ Іуда съ Жидами, умыслили всѣхъ благочестивыхъ съ собою въ погибель вринуть, какъ самыя пагубныя и скрытныя писаніи ихъ объявляютъ... Вмѣсто того, чтобъ быть свѣтомъ міру, они сдѣлались тьмою и соблазномъ для всѣхъ. Если Татары, Жиды, Армяне и другіе въ нашемъ государствѣ хранятъ свою вѣру нерушимо, то не съ большимъ ли правомъ должны сохранить свою вѣру мы, истинные христіане, если только всѣ будемъ въ соединеніи и заодно стоять будемъ? А я, какъ до сихъ поръ служилъ Восточной Церкви трудомъ и имѣніемъ своимъ въ размноженіи священныхъ книгъ и въ прочихъ благочестивыхъ вещахъ, такъ и до конца всѣми моими силами на пользу братій моихъ служить обѣщаю.”

Неожиданнымъ оказалось выступленіе владыки львовскаго. Чистовичъ пишетъ: “Въ то время, когда эти два отщепенца (Терлецкій и Поцѣй) такъ настойчиво вели дѣло уніи, въ расположеніи Гедеона произошла важная и рѣшительная перемѣна. Были-ль поводомъ къ этому его честолюбіе и независимость характера, или побужденія болѣе высокаго порядка, но онъ отдѣлился отъ вожаковъ уніи, и это имѣло громадныя послѣдствія для православной церкви, примиряющія съ его памятью. Какъ только онъ сталъ на этотъ путь, то первою заботою его было примириться съ братствомъ. Къ чести его, онъ первый подалъ руку, и соглашеніе состоялось при содѣйствіи князя Острожскаго”. Онъ внесъ 1 іюля въ городскія книги протестъ противъ уніи и заявилъ, что Терлецкій предательски воспользовался бланкетами, которые онъ, вмѣстѣ съ другими епископами, далъ для внесенія жалобы къ королю на претерпѣваемыя ими притѣсненія, а тотъ написалъ на этихъ бланкахъ постановленія, противныя вѣрѣ, правамъ и вольностямъ русскихъ людей.

Противъ уніи выступило львовское братство, его поддержало виленское. Учитель братской школы Стефанъ Зизаній, перешедшій изъ Львова въ Вильну, изобличалъ епископовъ-предателей и унію. Лѣтописецъ писалъ: “Великую войну велъ съ Римлянами Зизаній не только на ратушахъ и при рынкѣ по дорогамъ, но и посрединѣ церкви святой”. Виленскіе жители считали единственнымъ выходомъ созывъ православнаго собора, на которомъ міряне съѣхались бы съ епископами. Они просили кн. Острожскаго возбудить ходатайство объ этомъ передъ королемъ. Послѣдній же отдалъ пограничнымъ старостамъ приказъ не пропускать въ Литву патріаршихъ пословъ. Въ тотъ же день — 28 іюня 1595 г. — Сигизмундъ написалъ къ кн. Острожскому, увѣщевая его не препятствовать дѣлу уніи, колеблющемуся же митрополиту Михаилу послалъ похвальную поощрительную грамату, убѣждая его не оглядываться ни на что, не опасаясь угрозъ ни отъ кого, и доводить до конца свое предпріятіе. Вслѣдъ затѣмъ король выдалъ грамату, въ которой обезпечивалъ митрополита и епископовъ уніатовъ отъ проклятій патріаршескихъ и утверждалъ за ними тѣ права, которыя имѣло и латинское духовенство. Обѣщалъ король выдать универсалы и мандаты противъ всѣхъ, кто будетъ противиться уніи.

Лукавилъ Поцѣй, просившій 23 авг. кн. Острожскаго уговорить короля послать ихъ въ Римъ только послѣ собора. Отрицался отъ намѣренія поддаться римской церкви митр. Михаилъ, писавшій объ этомъ 19 авг. Скумину. Митрополитъ еще 1 сент. объявлялъ въ окружномъ посланіи духовенству, что не мыслилъ и не хочетъ мыслить объ отступленіи отъ своего исповѣданія, о презрѣніи рукоположенія патріаршаго. Онъ писалъ: “Стойте твердо при своей Восточной Церкви, не позволяйте себѣ колебаться какъ тростинка вѣтромъ бурливымъ, а я обѣщаю при вашихъ милостяхъ до смерти своей стоять”. Сигизмундъ же 24 сент. объявилъ всенародно о соединеніи Церкви Восточной съ Западною и выражалъ желаніе, чтобы всѣ, отвергавшіе прежде унію, послѣдовали за своими пастырями. Объявилъ онъ и объ отправленіи русскихъ епископовъ въ Римъ.

Соловьевъ пишетъ: “Эти епископы, Терлецкій и Потѣй, выѣхали изъ Кракова въ концѣ сентября и пріѣхали въ Римъ въ ноябрѣ. На третій день они приняты были папою Климентомъ VIII въ частной аудіенціи, и подали письмо отъ короля и нѣкоторыхъ сенаторовъ. “Папа — такъ писали они сами — принялъ насъ, какъ ласковый отецъ дѣтокъ своихъ, съ несказанною любовію и милостію. Мы живемъ недалеко отъ замка его святости, во дворцѣ, искусно украшенномъ обоями и снабженномъ всѣмъ нужнымъ. Съѣстные припасы отпускаются намъ, по милости папы, въ изобиліи; мы жили шесть недѣль въ Римѣ, но его святость все еще не хотѣлъ дать намъ торжественной аудіенціи, говоря: “Отдохните хорошенько послѣ дороги”. Наконецъ, вслѣдствіе нашихъ настоятельныхъ просьбъ, намъ назначена была аудіенція 23 декабря, въ большой залѣ, называемой Константиновою, въ которой папа принимаетъ наивысшихъ духовныхъ особъ. Здѣсь его святость изволилъ засѣдать во всемъ своемъ святительскомъ маестатѣ и при немъ весь сенатъ, кардиналы, арцибискупы и бискупы; особо сидѣли послы Французскаго короля и другихъ государей; по обѣимъ сторонамъ залы сидѣли высшіе сановники, сенаторы и великое множество пановъ духовныхъ, князей римскихъ и шляхты. Когда мы были введены въ это собраніе, то, поцѣловавъ ноги его святости, отдали епископскую грамату”. Папа, по прочтеніи ему перевода граматы, изъявилъ благодарность за возсоединеніе и, по словамъ Поцѣя, “обѣщалъ намъ сохранить всѣ наши церковные обряды неприкосновенными и утвердить ихъ на вѣки”.

21 января 1596 г. папа утвердилъ особую “конституцію”, которая гласила: “Мы, настоящимъ нашимъ постановленіемъ принимаемъ досточтимыхъ братьевъ, Михаила архіепископа-митрополита и проч. епископовъ русскихъ со всѣмъ ихъ клиромъ и народомъ русскимъ, живущимъ во владѣніяхъ польскаго короля, въ лоно католической церкви, какъ нашихъ членовъ во Христѣ. И во свидѣтельство такой любви къ нимъ, по апостольскому благоволенію, дозволяемъ имъ и разрѣшаемъ всѣ священные обряды и церемоніи, какіе употребляютъ они при совершеніи божественныхъ службъ и святѣйшей литургіи, также при совершеніи прочихъ таинствъ и другихъ священнодѣйствій, если только эти обряди не противорѣчатъ истинѣ и ученію католической три и не препятствуютъ общенію съ римской церковью, — позволяемъ и разрѣшаемъ, несмотря ни на какія другія противоположныя постановленія и распоряженія апостольскаго престола”.

А. В. Карташевъ, приводя этотъ документъ въ трудѣ своемъ “Очерки по Исторіи Русской Церкви”, отмѣчаетъ, что изъ подчеркнутыхъ мѣстъ этого и другихъ документовъ, относящихся къ тогдашнему признанію папской власти прибывшими въ Римъ православными іерархами вытекаетъ обязательство ихъ подчиниться доктринальной чисткѣ и въ догматической и въ обрядовой областяхъ. “Вопросъ лишь въ тактикѣ, наступитъ ли чистка рѣзко вызывающе, или будетъ отсрочена. Делегаты русскаго епископата подчинились этой программѣ принципіальной латинизаціи вопреки обѣщаніямъ и обязательствамъ предъ своими наивными собратіями епископами, оставшимися на мѣстахъ”.

Далѣе Карташевъ пишетъ: “Такимъ образомъ путь секретовъ и обмана народа доведенъ былъ до конца. Тайные делегаты тайной уніи тайно отъ всѣхъ приняли не только Флорентійскую унію, но и Тридентскую вѣру, т. е. полную римо-католическую вѣру. Принципіально измѣнили своей вѣрѣ, перешли догматически въ латинство. У себя въ Литвѣ пропагандно вдалбливалось въ сознаніе народа, что вся старая вѣра и всѣ обряды сохранены полностью и лишь добавлено къ нимъ одно признаніе главенства папы. Такъ унію въ субъективной несознательности и приняли первыя и послѣдующія поколѣнія народа, обращеннаго въ уніатовъ. Надо поставить въ заслугу нашему историку, митр. Макарію, что онъ извлекъ изъ архивныхъ матеріаловъ и привелъ въ систему ту связь событій, которая для любого безпристрастнаго читателя вскрываетъ во всемъ этомъ процессѣ удавшееся въ довольно широкомъ размѣрѣ вовлеченіе народной массы въ процессъ романизаціи и латинизаціи — ”.“Но въ то время”, пишетъ Соловьевъ, “какъ Потѣй и Терлецкій цѣловали ноги у папы и въ Римѣ торжествовали возсоединеніе Русской Церкви, выбивая медаль съ надписью Ruthenis receptis, — въ это время виленское бѣлое духовенство писало Скумину: “Такъ какъ люди православія греческаго уразумѣли, что митрополитъ и епископы подкапываютъ нашу вѣру и въ неволю ее отдаютъ безъ вѣдома своихъ старшихъ и насъ меньшихъ, всего духовенства, безъ вѣдома насъ, нашихъ милостивыхъ пановъ, и всѣхъ православныхъ христіанъ, сами вчетверомъ или впятеромъ все дѣло дѣлаютъ, то мы, все духовенство Греческаго православія, протестовали передъ Богомъ и всѣмъ народомъ христіанскимъ, что мы о такомъ отступленіи отъ своихъ старшихъ патріарховъ не мыслили, не знали и не соглашались на него”. Въ началѣ 1596 года депутаты православнаго дворянства, получившіе указанія на провинціальныхъ сеймикахъ, и кн. Острожскій объявили королю, сенату и всему сейму, что не будутъ признавать власти уніатскихъ епископовъ. 29 мая король издалъ манифестъ православнымъ. Сообщивъ о своемъ желаніи “чтобы подданные наши Греческой вѣры приведены были въ первоначальное и древнее единство со вселенскою Римскою Церковію, подъ послушаніе одному духовному пастырю”, король объявилъ: “Епископы не привезли изъ Рима ничего новаго и спасенію вашему противнаго, никакихъ перемѣнъ въ вашихъ древнихъ церковныхъ обрядахъ: всѣ догматы и обряды вашей Православной Церкви сохранены неприкосновенно, согласно съ постановленіями Святыхъ Апостольскихъ Соборовъ и съ древнимъ ученіемъ Святыхъ Отцовъ Греческихъ, которыхъ имена вы славите и праздники празднуете”. Въ томъ же манифестѣ Сигизмундъ приказывалъ митрополиту Михаилу созвать соборъ въ Брестѣ, на которомъ Поцѣй и Терлецкій должны были разсказать о своей поѣздкѣ въ Римъ. Присутствовать на соборѣ дозволялось только католикамъ и православнымъ.

Виленское братство открыто вело борьбу противъ готовившейся уніи. Стефанъ Зизаній въ 1596 г. издалъ Слово (казанье) Св. Кирилла, патріарха Іерусалимскаго объ антихристѣ; изъ этого сочиненія выходило, что время антихристово есть время уніи. Король велѣлъ митрополиту судить братчиковъ, какъ нарушителей его воли и изгнать ихъ изъ Троицкаго монастыря. Послѣ отвѣта митр. Михаила объ анаѳематствованіи имъ Стефана Зизанія и двухъ священниковъ, послѣдовало распоряженіе Сигизмунда объ ихъ арестѣ. Братчики подали жалобу въ виленскій трибунальскій судъ, который призналъ права православныхъ. Тогда король отнялъ у Братства свой привилей, изгнавъ изъ монастыря Стефана и его сподвижниковъ.

Брестскій Соборъ. Насильственное насажденіе уніи.

Въ октябрѣ 1596 г. начался съѣздъ въ Брестъ участниковъ Собора. Наряду съ вѣрными православію іерархами, духовенствомъ прибыли дворяне, выбранные на провинціальныхъ сеймикахъ и мѣщане, представители магистратовъ. Прибыли и сторонники уніи. Брестскіе протестанты открыто высказывали свое сочувствіе православнымъ.

Главными представителями православныхъ были патріаршій экзархъ архидіаконъ Никифоръ, протосинкелъ вселенскаго патріарха, состоявшій, во время поѣздки Іереміи въ Москву, мѣстоблюстителемъ патріаршаго престола; протосинкелъ александрійскаго патріарха Мелетія Кириллъ Лукарисъ (Лукарь); епископы Гедеонъ Балабанъ львовскій, Михаилъ Копыстенскій перемышльскій, Лука митрополитъ бѣлогородскій изъ Славоніи. Прибыло множество архимандритовъ и протоіереевъ. Князь К. К. Острожскій съ сыномъ и свѣтская знать были съ православными. Церкви Бреста по приказу властей были заперты для православныхъ. Послѣднимъ 6 октября пришлось собраться въ домѣ протестанта пана Райскаго. Въ залѣ, представлявшемъ молельню, положены были на аналоѣ крестъ и Евангеліе. Православные предполагали, что они будутъ приглашены митрополитомъ на соборъ.

Митрополитъ Михаилъ Рагоза собрался съ пятью епископами, признавшими уже унію. Главную роль среди нихъ играли Кириллъ и Ипатій. 6 октября они служили въ каѳедральномъ Николаевскомъ соборѣ Бреста и тамъ открыли соборъ. Въ Брестъ прибыли видные католики: три бискупа, іезуитъ Петръ Скарга, свѣтскіе вельможи — Николай Христофъ Радзивилъ, воевода Троцкій, Левъ Сапѣга, канцлеръ литовскій, и Димитрій Халецкій, подскарбій.

Соловьевъ такъ излагаетъ то, что происходило на соборѣ православныхъ: “Послѣ обычныхъ молитвъ, владыка Львовскій, Гедеонъ Балабанъ [32]), первый началъ рѣчь на Русскомъ языкѣ; іеродіаконъ Кипріянъ тутъ же переводилъ ее на Греческій языкъ. Гедеонъ говорилъ, что онъ и всѣ собравшіеся хотятъ стоять и помирать за Восточную вѣру, и, по ихъ мнѣнію, митрополитъ со своими владыками поступилъ незаконно, отрекшись отъ повиновенія патріарху. Положено было послать за митрополитомъ и уніатскими епископами; но тѣ не явились; Рагоза отвѣчалъ, что подумаетъ съ католическими епископами и потомъ придетъ на соборъ; соборъ ждалъ его до вечера — и не дождался. На другой день опять послали звать митрополита съ товарищами и получили отвѣтъ: “Напрасно насъ ждете, — мы къ вамъ не придемъ”. На третій день третье посольство, на которое полученъ отвѣтъ: “Что сдѣлано, то сдѣлано; хорошо ли, дурно ли мы сдѣлали, поддавшись Римской церкви, только теперь уже передѣлать этого нельзя”. Тогда, на вопросъ экзарха: когда и какъ Рагоза съ товарищами началъ хлопотать объ уніи, Кіево-Печерскій архимандритъ Никифоръ Туръ отвѣчалъ: “Патріархъ Іеремія, узнавши о беззаконіяхъ Рагозы, отлучилъ его отъ Церкви, грозя, если не исправится, конечнымъ низложеніемъ; онъ и задумалъ отступить и отступилъ”. Обратились къ мірскимъ людямъ, сравнили наказы, данные посламъ отъ всѣхъ областей, — вездѣ нашли одно требованіе: не отступать отъ Восточной Церкви. Въ это время дали знать, что въ томъ же домѣ, въ небольшой комнатѣ, Скарга истощаетъ свое краснорѣчіе, чтобы убѣдить князя Острожскаго и сына въ правдѣ уніи; экзархъ Никифоръ сказалъ: “Пусть Скарга придетъ на соборъ и споритъ съ людьми учеными; зачѣмъ въ углу старается убѣждать людей въ богословіи несвѣдущихъ”. Но Скарга не пришелъ на соборъ. На четвертый день, 9 октября, выданъ былъ декретъ соборный: митрополитъ и владыки Владимірскій, Луцкій, Полоцкій, Холмскій и Пинскій лишаются архіерейскаго сана, потому что безъ вѣдома своего старшаго задумали соединеніе церквей, которое можетъ быть рѣшено не пятью или десятью владыками, а вселенскимъ соборомъ; потомъ означенные митрополитъ и епископы, будучи позваны на соборъ къ отвѣту, не явились и отвѣта не дали. Въ тотъ же день митрополитъ съ епископами уніатами выдалъ декретъ о лишеніи сана и проклятіи епископовъ и сообщниковъ ихъ, отвергшихъ унію”.

Дополнимъ это повѣствованіе нѣкоторыми данными. Экзархъ Никифоръ имѣлъ письменныя полномочія отъ константинопольскаго патріарха предсѣдательствовать на мѣстныхъ соборахъ. Вслѣдствіе этого онъ и предсѣдательствовалъ на православномъ Брестскомъ соборѣ. Соблюдая каноны, соборъ трижды приглашалъ митрополита прибыть на засѣданіе. Первыя два посольства къ нему состояли изъ шести лицъ, третье изъ девяти. Засѣданіе 8 окт. прерывалось приходомъ пословъ отъ короля, въ составѣ которыхъ былъ Скарга. Кн. Острожскій съ сыномъ приняли ихъ въ отдѣльной комнатѣ, присутствовали епископы Гедеонъ и Михаилъ, и депутаты отъ духовенства и мірянъ, по четыре отъ каждаго “коло”. Православные выслушали упреки и обвиненія, не вступая въ споры и заявивъ, что все будетъ доложено собору. Снято было соборомъ запрещеніе, наложенное митрополитомъ на Стефана Зизанія и священниковъ Василія и Герасима.

Уніаты послѣдній разъ засѣдали 9 октября. Въ храмѣ св. Николая епископъ полоцкій Германъ прочелъ декларацію уніи “всѣмъ на вѣчную память”. Затѣмъ, вмѣстѣ съ католическими епископами, совершено было богослуженіе въ костелѣ. Тамъ же было провозглашено отлученіе на епископовъ Гедеона и Михаила, на девять архимандритовъ, въ ихъ числѣ Никифора Тура, шестнадцать протопоповъ и на все духовенство, не принявшее уніи. Къ королю обращена было просьба назначить духовныхъ лицъ, на мѣста занятыя отлученными.

Польскія власти стремились арестовать патріаршихъ экзарховъ. Кириллу Лукарису удалось скрыться. Никифоръ былъ схваченъ и обвиненъ въ шпіонажѣ въ пользу Турціи и Москвы. Сенатъ судилъ его. Онъ былъ заключенъ въ Маріенбургскую крѣпость, гдѣ и скончался, пострадавъ за вѣру.

Соловьевъ подводитъ итоги происшедшему: “Такъ совершилась унія, или, лучше сказать, раздѣленіе Западно-Русской Церкви — на православную и уніатскую. Такъ какъ православные, отвергнувъ унію, прямо поступили противъ воли правительства, покровительствующаго послѣдней, то этимъ, разумѣется, еще болѣе ухудшили положеніе своей Церкви. Тяжелое положеніе продолжалось и тогда, когда правительство начало выслушивать жалобы православныхъ и давать постановленія въ ихъ пользу, ибо, при возбужденномъ фанатизмѣ, при безнарядьи и своевольствѣ, частные люди, особенно люди сильные, мало обращали вниманія на рѣшеніе правительства; всего болѣе должно было терпѣть за православіе сельское народонаселеніе, находившееся во власти пановъ католиковъ или, что еще хуже, отступившихъ отъ православія. Но это тяжкое положеніе, борьба съ господствующею Церковію, борьба съ врагомъ, сильнымъ не одними матеріальными средствами, возбудили нравственныя силы Западно-Русскаго народонаселенія. Противники дѣйствовали перомъ, писали противъ православія; православнымъ нужно было защищаться, отвѣчать имъ уже и для того, чтобъ удержать своихъ при рѣшеніи не отступать отъ Восточной Церкви; чтобъ защищаться успѣшно и чтобъ имѣть средства назидать своихъ и отвратить отъ себя вражій упрекъ въ недостаткѣ просвѣщенія, надобно было умножать и улучшать школы, поднимать народную нравственность”.

Сильный обличительный голосъ послѣдовалъ съ Аѳона отъ инока Іоанна Вишенскаго. Онъ ярко и грозно писалъ о положеніи въ Землѣ Польской, обличалъ іерарховъ-отступниковъ. Князю Острожскому и всѣмъ православнымъ христіанамъ онъ писалъ: “Потому дьяволъ противъ Славянскаго языка борьбу такую ведетъ, что языкъ этотъ плодоноснѣйшій изъ всѣхъ языковъ и Богу любимѣйшій, потому что безъ поганскихъ хитростей и руководствъ, каковы: грамматика, риторика, діалектика и прочія коварства тщеславныя дьявольскія, простымъ прилежнымъ читаніемъ, безо всякаго ухищренія къ Богу приводитъ, простоту и смиреніе зиждетъ и Духа Святаго подъемлетъ, въ злоковарну же душу не внидетъ премудрость. Латинская злоковарная душа, ослѣпленная и насыщенная поганскими тщеславными и гордыми догматами, Божія премудрости, разума духовнаго, смиренія, простоты и беззлобія вмѣстить никакъ не можетъ”.

Въ 1597 г. Скарга издалъ описаніе Брестскаго собора съ латинской точки зрѣнія на русскомъ и польскомъ языкахъ. Православные одновременно издали. “Эктезисъ, альбо короткое собраніе справъ, которые ся дѣяли на помѣстномъ берестейскомъ соборѣ”. Въ опроверженіе сочиненія Скарги православные напечатали “Апокризисъ, альбо отповѣдь на книжки о соборѣ берестейскомъ”, одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ памятниковъ въ историко-полемической литературѣ того времени. Авторомъ признается протестантъ Христофоръ Бронскій, написавшій его по порученію кн. Острожскаго, подъ псевдонимомъ Христофора Филалета. Въ немъ, отвергая доводы Скарги, онъ доказываетъ право дѣйственнаго участія мірянъ въ дѣлахъ Церкви. Іезуиты отвѣтили, изощряясь въ грубой брани. Авторомъ ихъ книги, названной “Антиррисисъ”, былъ грекъ съ о. Корфу, Петръ Аркудій, привезенный Поцѣемъ изъ Рима, какъ начитанный въ церковной письменности. Потомъ онъ сдѣлалъ его архимандритомъ двухъ монастырей. По смерти Поцѣя Петръ работалъ въ ватиканской библіотекѣ. Въ 1605 г. во Львовѣ издано православнымъ священникомъ, участникомъ собора, обстоятельное изложеніе подготовки и проведенія уніи подъ названіемъ “Перестрога” (предостереженіе). Авторъ скрылъ свое имя, объяснивъ такъ: “кто противъ васъ пишетъ, и не смѣетъ жаденъ имени своего въ книжкахъ написати, абы его не поткала бѣда, яко Стефана попа, котораго въ Луцкой рѣкѣ утоплено, ижъ противъ васъ стояти обѣщался и повѣдался”. Патріархъ александрійскій и константинопольскій Мелетій Пигасъ своими посланіями утверждалъ православныхъ въ стояніи за вѣру.

Навязанная народу унія явилась великимъ бѣдствіемъ и испытаніемъ для православной западно-русской Церкви. Какъ нѣкогда христіанъ въ языческомъ Римѣ, указъ фанатичнаго католика, Сигизмунда, ставилъ православное населеніе въ положеніе преступниковъ за приверженность къ отеческой вѣрѣ. Его насильно загоняли въ чужую вѣру. Уніатскіе епископы выгоняли православныхъ священниковъ изъ приходовъ и ставили на ихъ мѣста уніатовъ. Правительство тѣснило даже сильнаго князя Острожскаго, насчитывая на него недоимки по сборамъ. У православныхъ отбирали храмы, священники подвергались насиліямъ, заключались въ тюрьмы. Уніаты овладѣли Софіевскимъ соборомъ въ Кіевѣ. Печерскій мон. едва отстоялъ свою самостоятельность силой. Добились этого крѣпкіе архимандриты его, Никифоръ Туръ († 1559) и преемникъ его Елисей Плетенецкій, поддержанные потомъ дворянствомъ кіевскимъ. Не дались въ руки уніатовъ кіевскіе монастыри: Михайловскій, Никольскій, Кирилловскій, Межигорскій. Но достигалось это цѣной величайшихъ напряженій и опасностей. Въ городахъ православныхъ не допускали до городскихъ должностей, стѣсняли въ ремеслахъ и торговлѣ. Тѣмъ хуже жилось имъ въ деревняхъ, гдѣ и раньше, по отзывамъ иностранцевъ, паны жили, какъ въ раю, а ихъ хлопы, какъ въ чистилищѣ. Теперь для фанатичнаго пана открывалась возможность считать чуть ли не богоугоднымъ дѣломъ преслѣдованіе хлопа за “схизму”. Такіе помѣщики передавали храмы уніатамъ или отдавали въ аренду евреямъ. И тогда ключи отъ церкви хранились у такого арендатора, который заинтересованъ былъ взимать деньги за всякую церковную службу или требу. И кто не издѣвался тогда надъ этою “хлопскою” вѣрою: и эти арендаторы, и школяры изъ іезуитскихъ коллегій, во имя ревности громившіе православныя церкви, часовни и школы, и возвращавшіеся изъ разоренной ими Россіи сподвижники Сапѣги и Лисовскаго. И защиты искать было не у кого, ибо сила и власть была у упорныхъ враговъ Православія.

Для противодѣйствія католичеству православные рѣшили соединиться съ протестантами. И. Чистовичъ даетъ слѣдующія свѣдѣнія о состоявшемся въ 1599 г. въ Вильнѣ общемъ ихъ съѣздѣ для заключенія союза обороны противъ іезуитовъ: “Со стороны православныхъ на съѣздѣ были, прибывшіе съ княземъ Острожскимъ , митрополитъ бѣлградскій Лука (присутствовавшій на брестскомъ соборѣ 1596 г.), дубненскій архимандритъ Исаакъ и архидіаконъ того же монастыря Гедеонъ. Со стороны протестантовъ были: представитель гусситовъ — Турновскій, реформатовъ — Николаевскій, лютеранъ — Эразмъ Глицнеръ. 14-го (24-го) мая совѣщанія открылъ князь Острожскій. Послѣ длинныхъ рѣчей и многихъ разсужденій, съѣздъ не пришелъ ни къ чему, такъ какъ православные заявили, что не могутъ заключить соединенія съ протестантами безъ согласія и полномочія константинопольскаго патріарха. На второмъ засѣданіи 18-го (28-го) мая постановленъ актъ конфедераціи, или политическаго союза протестантовъ съ православными, которымъ дворянство Западной Россіи православнаго и протестантскаго исповѣданія обязывалось: “сохранять миръ между собою и предупреждать, чтобы за различія въ вѣрѣ и отличія въ церкви и въ подчиненіи кровь жителей сихъ областей не была проливаема и никто конфискаціею имѣній, лишеніемъ чести, узами и изгнаніемъ не былъ наказываемъ”. Для достиженія этой цѣли изъ среды сенаторовъ и пановъ избрано 119 провизоровъ или попечителей, которые обязаны были наблюдать за происками іезуитовъ и уніатовъ и стараться на сеймахъ и сеймикахъ и въ другихъ народныхъ управахъ у пановъ республики и предъ королемъ, чтобы прошедшія оскорбленія диссидентовъ были умягчены, наглости укрощены наказаніемъ и впредь были удержаны, и чтобы никто не терпѣлъ стѣсненія, обиды, оскорбленія и отягощенія за вѣру. Въ тоже время положено было отправить коллективныя прошенія къ патріархамъ о религіозномъ союзѣ протестантовъ съ православными. Цареградскій патріархъ Мелетій (Пигасъ) послалъ отвѣтъ чрезъ своего экзарха Кирилла Лука- риса; но Кириллъ, возвратившись въ Литву, не отдалъ этого отвѣта протестантамъ, опасаясь огорчить короля и пановъ, а можетъ быть опасаясь участи экзарха Никифора. Такимъ образомъ религіозная унія не состоялась, а политическая не принесла никакихъ плодовъ.

“Не излишне сказать здѣсь, что союзъ, соединившій православныхъ и протестантовъ въ борьбѣ съ латинянами, не нравился многимъ православнымъ. Князь Курбскій укорялъ “начальниковъ христіанскихъ” тѣмъ, что они “подобныхъ драконовъ за оборонителей и помощниковъ себѣ внимаютъ, церковь Божію обороняти имъ разсказуютъ и книги сопротивъ полувѣрныхъ латиновъ писати имъ повелѣваютъ”. Такую же укоризну высказывалъ острожскій священникъ Василій по поводу того, что “еретикове заслоною суть вѣрѣ здѣшнихъ христіанъ отъ зловѣрныхъ” (римлянъ). Тѣмъ не менѣе, западно-русскіе православные не чуждались этого союза въ борьбѣ противъ общаго врага. Но совсѣмъ иное дѣло, когда этотъ вопросъ перенесенъ былъ на почву церковно-догматическую. Извѣстно, что сами протестантскіе богословы въ послѣдней половинѣ ХVІ вѣка не одинъ разъ обращались къ православному константинопольскому патріарху, прося его разсмотрѣть и утвердить члены аугсбургскаго исповѣданія, составленнаго въ 1530 году и принятаго лютеранами въ качествѣ основы ихъ ученія: но патріархъ всякій разъ отвергалъ ихъ желаніе”.

Первый уніатскій митрополитъ Михаилъ Рагоза, бездѣятельный, плывшій по теченію, умеръ въ 1599 г. Преемникомъ его сталъ Владимірскій епископъ Ипатій Поцѣй, гордый, властолюбивый, увлекающійся. Вскорѣ послѣ своего назначенія онъ писалъ Слуцкому духовенству: “Помните, — я вамъ не Рагоза”. Гоненія противъ православныхъ усилились. Занявъ митрополичью каѳедру, Поцѣй завелъ нескончаемую борьбу съ духовенствомъ и братствами, не гнушаясь никакими средствами, въ родѣ доносовъ, клеветы, грубыхъ насилій и пр. Троицкій монастырь виленскаго братства онъ отдалъ уніатамъ, которые немедленно завели при немъ свое братство. Хорошо, что православнымъ, при посредствѣ двухъ знатныхъ дворянокъ изъ фамиліи Воловичей, женъ областныхъ воеводъ, удалось выстроить на ихъ усадебномъ мѣстѣ церковь во имя Святаго Духа, при которой и создалось новое братство. Поцѣй воздвигъ борьбу и противъ Свято-Духовскаго братства. Но послѣднее поддерживали князья Огинскіе и другіе дворяне. Особенно ревностную просвѣтительную и монашескую дѣятельность развивалъ Леонтій Карповичъ, благочестивый и просвѣщенный, который въ санѣ іеромонаха, перенесъ большія скорби за поднятіе значенія Свято-Духовской церкви. Два года его продержали въ оковахъ. Позднѣе, будучи архимандритомъ, онъ прославился своими проповѣдями. Поцѣй вызвалъ такое раздраженіе, что въ Вильнѣ дошло до покушенія на его жизнь, кончившагося тѣмъ, что онъ лишился двухъ пальцевъ на рукѣ. Преступника — панскаго гайдука — казнили, а православные горожане Вильны подверглись еще большимъ преслѣдованіямъ.

Несмотря на всѣ гоненія противъ православныхъ, послѣдніе держались крѣпко. Унія плохо поднималась. Уніаты влачили жалкую жизнь какими-то межеумками, презираемые и православными и католиками. Вѣра ихъ въ глазахъ поляковъ продолжала считаться “хлопской”. Паны и шляхта, когда они измѣняли вѣрѣ, стыдились уніи и становились просто католиками. Правительство, поддерживая уніатовъ противъ православныхъ, не цѣнило унію саму по себѣ. Сенаторскихъ мѣстъ уніатская іерархія такъ и не получила и оставалась, сравнительно съ католической, въ постоянномъ, обидномъ для нея приниженіи. Риму и Польшѣ унія была нужна только въ качествѣ переходной ступени къ настоящему католичеству. Такъ мыслили и Терлецкій съ Поцѣемъ. Послѣдній, ставъ митрополитомъ, всячески старался объ удаленіи уніи отъ Православія и преобразованія ея въ чистое латинство. Въ книжкѣ своей “Гармонія” Поцѣй осуждалъ православіе и хвалилъ латинство. Имъ внушалась уніатамъ мысль, что нечего задерживаться на дурной позиціи и нужно скорѣе переходить въ латинство. Въ богослуженіе стали постепенно вводиться чисто католическіе обряды.

Бѣлое духовенство, болѣе близкое къ народу, чѣмъ іерархія и духовенство монашествующее, сохраняло свою приверженность къ слабымъ остаткамъ православнаго элемента въ уніи, что не соотвѣтствовало видамъ Поцѣя. Поэтому онъ постарался выдвинуть на первый планъ уніатское монашество, преобразовавъ его по образцу монашескихъ латинскихъ орденовъ, съ привлеченіемъ туда настоящихъ католиковъ.

Православные заявляли свои протесты противъ измѣнниковъ- пастырей, собирались на съѣзды для совѣщаній объ охранѣ православной церкви, подавали жалобы королю, протестовали на сеймахъ, но безуспѣшно. Въ 1607 году на съѣздѣ подъ Сендомиромъ дворянство постановило просить короля, чтобы унія была уничтожена, чтобы митрополитъ и епископы, принявшіе унію, были лишены должностей и чтобы на будущее время іерархическія должности и церковныя имѣнія раздаваемы были только лицамъ православнаго исповѣданія. Король обѣщалъ православнымъ свободу исповѣданія, но уніатскіе епископы сохранили свои должности. Въ конституцію варшавскаго сейма 1607 года внесена была даже особая статья “ѳ религіи греческой”. Король обѣщался не нарушать правъ русскаго народа въ отношеніи къ вѣрѣ и не запрещать ему свободнаго отправленія церковныхъ обрядовъ: но постановленіе это осталось мертвою буквою. Послѣ того дворянство посылало почти на каждый сеймъ просьбы о защитѣ вѣры православной: но просьбы и жалобы его оставлялись безъ вниманія (Чистовичъ).

Преобразованіе монашества началось съ отнятаго у виленскаго братства Троицкаго мон. Главнымъ пособникомъ Поцѣя былъ его намѣстникъ іезуитъ Іосифъ Веляминъ Рутскій. Сынъ московскаго воеводы Вельяминова, передавшагося Литвѣ послѣ сраженія при Улѣ въ 1568 году, онъ увлекся господствовавшимъ тогда въ Литвѣ стремленіемъ къ нововѣрію и сталъ кальвинистомъ. Но іезуиты возвратили его въ латинство и, замѣтивъ въ немъ большія способности, отправили его въ Римъ для образованія. Въ Римѣ убѣдили его, послѣ окончанія курса въ греческой коллегіи, сдѣлаться уніатомъ, чтобы чрезъ него дѣйствовать на соотечественниковъ его въ Литвѣ. Въ 1605 г. Рутскій прибылъ въ Вильну. Митрополитъ Поцѣй весьма охотно принялъ юнаго борца уніи, постригъ его въ монашество и, надѣясь имѣть въ немъ ревностнаго помощника себѣ, назначилъ его въ 1608 г. своимъ намѣстникомъ, съ подчиненіемъ ему всего духовенства митрополичьей епархіи, а затѣмъ поставилъ архимандритомъ Троицкаго монастыря. Рутскій усердно помогалъ митрополиту въ упроченіи уніи, завѣдывалъ виленской уніатской школой и троицкимъ братствомъ и обнималъ быстрымъ и широкимъ взглядомъ положеніе дѣлъ во всей уніатской церкви (Чистовичъ).

Для преобразованія монашества Рутскій призвалъ на помощь кармелитскихъ монаховъ и іезуитовъ. Уставъ монашества объявленъ былъ основаннымъ на правилахъ св. Василія Великаго, на самомъ же дѣлѣ былъ сколкомъ латинскихъ орденовъ. Къ этому уставу примкнули другіе уніатскіе монастыри и образовался новый монашескій орденъ базиліанскій, сдѣлавшій очень много для окатоличенія уніи. Главой ордена назначенъ былъ прото-архимандритъ Рутскій съ званіемъ генерала. Орденъ не подчинялся епархіальнымъ архіереямъ и былъ подчиненъ особому прокуратору въ Римѣ. Орденъ долженъ былъ, по мысли его создателей, сдѣлаться средоточіемъ уніатскаго образованія и разсадникомъ всѣхъ уніатскихъ властей. Ипатій Поцѣй не дожилъ до осуществленія этой задачи. Онъ умеръ въ 1613 г. Но его планы наслѣдовалъ Іосифъ Веляминъ Рутскій, управлявшій послѣ него митрополіей 24 года. Послѣдній обогатилъ и расширилъ орденъ. Созданы были Базиліанскія школы. Подъ вліяніемъ ихъ воспитанниковъ унія все болѣе уклонялась къ католичеству не только въ ученіи, но и въ обрядности.

Наибольшія бѣды терпѣли отъ злобствующихъ уніатовъ, поддерживавшихся Сигизмундомъ, православные въ Сѣверо-Западномъ краѣ Руси и въ Литвѣ. Не легко было и на Волыни. Конституція Рѣчи Посполитой все же разрѣшала заявлять устно и письменно о стѣсненіяхъ на генеральныхъ сеймахъ. Этимъ пользовались православные. Въ 1620 г. на сеймѣ яркую рѣчь произнесъ волынскій депутатъ — “посолъ” Лаврентій Древинскій.

“Въ войнѣ Турецкой ваше королевское величество едва ли не большую часть ратныхъ людей потребуете отъ народа Русскаго Греческой вѣры, того народа, который если не будетъ удовлетворенъ въ своихъ нуждахъ и просьбахъ, то можетъ ли поставить грудь свою оплотомъ державы вашей? Какъ можетъ онъ стараться о доставленіи отечеству вѣчнаго мира, когда дома не имѣетъ внутренняго спокойствія? Каждый видитъ ясно, какія великія притѣсненія терпитъ этотъ древній Русскій народъ относительно своей вѣры. Уже въ большихъ городахъ церкви запечатаны, имѣнія церковныя расхищены, въ монастыряхъ нѣтъ монаховъ, — тамъ скотъ запираютъ; дѣти безъ крещенія умираютъ; тѣла умершихъ безъ церковнаго обряда изъ городовъ, какъ падаль, вывозятъ; мужья съ женами живутъ безъ брачнаго благословенія; народъ умираетъ безъ исповѣди, безъ пріобщенія. Неужели это не самому Богу обида, и неужели Богъ не будетъ за это мстителемъ? Не говоря о другихъ городахъ, скажу, что во Львовѣ дѣлается: кто не уніатъ, тотъ въ городѣ жить, торговать и въ ремесленные цехи принятъ быть не можетъ; мертвое тѣло погребать, къ больному съ тайнами Христовыми открыто идти нельзя. Въ Вильнѣ, когда хотятъ погребсти тѣло благочестиваго русскаго, то должны вывозить его въ тѣ ворота, въ которыя одну нечистоту городскую вывозятъ. Монаховъ православныхъ ловятъ на вольной дорогѣ, бьютъ и въ тюрьмы сажаютъ. Въ чины гражданскіе людей достойныхъ и ученыхъ не производятъ потому только, что не уніаты; простаками и невѣжами, изъ которыхъ иной не знаетъ, что такое правосудіе, мѣста наполняютъ въ поношеніе странѣ Русской. Деньги у невинныхъ православныхъ безо всякой причины исторгаютъ. Главная причина зла заключается въ томъ, что ваше королевское величество изволите назначать на высшіе саны духовные людей, не зная ихъ происхожденія. Кто не знаетъ, что теперь епископомъ Полоцкимъ — сынъ сапожника, сдѣлавшій себѣ шляхетскую фамилію Кунцевичъ? Перемышльскій владыка Шишка — сынъ пастуха, и теперь родной его дядя въ холопахъ у Кіевскаго воеводы. И Владимірскій владыка сынъ львовской мѣщанки Стецковой. Холмской владыка Покость — сынъ Виленскаго купца, обвиненный въ покражѣ сукна, такъ-что еслибъ не спасъ его монашескій клобукъ то давно былъ бы на висѣлицѣ. Такая-то польза отъ уніи, что въ двадцать лѣтъ не могутъ уніаты доставить кого- нибудь изъ природнаго шляхетства въ епископы! Вотъ и теперь дали намъ въ Луцкъ Почановскаго, правда, шляхтича, но по лѣтамъ недостойнаго не только епископскаго, даже и дьяконскаго сана: не можемъ называть его отцомъ, потому-что и двадцати лѣтъ ему нѣтъ. Все это неустройство происходитъ оттого, что принимаютъ посвященіе не отъ законнаго пастыря; отступили они отъ патріарха Константинопольскаго, которому искони въ этомъ государствѣ духовная власть принадлежала. Уже двадцать лѣтъ на каждомъ сеймикѣ, на каждомъ сеймѣ, горькими слезами молимъ, но вымолить не можемъ, чтобъ оставили насъ при правахъ и вольностяхъ нашихъ. Если и теперь желаніе наше не исполнится, то будемъ принуждены съ пророкомъ возопить: “Суди ми, Боже, и разсуди прю мою!”

Въ Вильнѣ опорой православныхъ былъ Свято-Духовскій монастырь. Архимандритомъ его въ 1614 г. былъ избранъ Леонтій Карповичъ. Онъ, будучи еще свѣтскимъ, ревностно дѣйствовалъ въ пользу Церкви и перенесъ большія страданія въ темницѣ и въ оковахъ. Ставъ настоятелемъ обители онъ оказался вождемъ единовѣрцевъ. Краснорѣчивыя проповѣди его и убѣдительныя поученія пріобрѣли ему всеобщее уваженіе. При немъ въ обитель вступилъ Мелетій Смотрицкій. Отецъ послѣдняго, Еразмъ или Герасимъ, бывшій военный, весьма образованный, назначенъ былъ кн. Острожскимъ начальникомъ Острожской школы и принималъ участіе въ изданіи Библіи. Мелетій получилъ хорошее образованіе. Къ сожалѣнію онъ учился въ латинской Виленской академіи, и католическая отрава глубоко гнѣздилась въ немъ. Но ко времени сотрудничества съ Карповичемъ онъ выявилъ себя защитникомъ православія. Въ 1610 г. онъ издалъ подъ именемъ Ѳеофила Ортолога “Фриносъ или плачъ вселенской апостольской Церкви”, съ изложеніемъ догматовъ вѣры. Живое и увлекательное сочиненіе принято было съ восторгомъ православными. Онъ описывалъ бѣдственное состояніе зап.-русской Церкви, обвинялъ уніатскихъ епископовъ и увѣщевалъ ихъ вернуться въ лоно истинной Церкви. Скарга въ томъ же году издалъ противъ него “Перестрогу”, а въ 1612 г. уніатскій ученый Илья Мороховскій “Паригорію” или утоленіе ламенту церкви восточной. Кромѣ того уніаты обвинили Смотрицкаго въ государственной измѣнѣ. Король приказалъ сжечь “подозрительныя” для поляковъ книги, которыя были бы обнаружены въ свято-духовской типографіи, типографщиковъ посадилъ въ тюрьму. Покупка и продажа “Плача” (Ламента) была воспрещена подъ угрозой крупной денежной пени.

Когда Рутскій сталъ уніатскимъ митрополитомъ, то архимандритомъ Троицкаго монастыря назначенъ былъ Іоасафатъ Кунцевичъ, о которомъ говорилось въ словѣ Древинскаго. Мало образованный, онъ, подъ вліяніемъ іезуитовъ, сдѣлался ярымъ фанатикомъ. Кунцевичъ, котораго считали аскетомъ, сильно дѣйствовалъ на массы. Въ Вильнѣ въ унію обращены были многіе. Смотрицкій вступилъ съ нимъ въ борьбу. Имъ въ 1620 г. издано было “Оправданіе невинности”, и опроверженіе мнѣній, унижающихъ русскій народъ, въ которой доказывалась каноничность поставленія православныхъ епископовъ. Смотрицкій въ книгѣ этой проявилъ нѣкоторое скольженіе въ сторону католицизма, не возражая противъ соединенія церквей и осуждая только унію. Уніатскіе троицкіе монахи, возражая ему въ сочиненіи “Двойная вина”, отмѣтили его давнишнюю преданность римской церкви. Полемика продолжалась и дальше.

Въ 1618 г. Кунцевичъ, вступивъ въ управленіе Полоцкой епархіей, принялся особенно преслѣдовать православныхъ въ Могилевѣ, Оршѣ и Полоцкѣ. Онъ отнималъ церкви и монастыри. Посвященный въ епископы полоцкіе Смотрицкій разсылалъ “универсалы”, объявляя Кунцевича смѣщеннымъ. Кунцевичъ обратился къ литовскому канцлеру Льву Сапѣгѣ, упрекая его въ отсутствіи должной помощи уніатамъ и настаивая на принятіи мѣръ противъ православныхъ.

Замѣчателенъ отвѣтъ ему 12 марта 1622 г. Сапѣги. Приводимъ его въ извлеченіяхъ: “Безспорно, что я самъ хлопоталъ объ уніи и покинуть ее было бы неблагоразумно; но мнѣ никогда на мысль не приходило, чтобъ вы рѣшились приводить къ ней такими насильственными средствами. Уличаютъ васъ жалобы, поданныя на васъ и въ Польшѣ и въ Литвѣ. Развѣ не извѣстенъ вамъ ропотъ глупаго народа, его рѣчи, что онъ лучше хочетъ быть въ турецкомъ подданствѣ, нежели терпѣть такое притѣсненіе своей вѣрѣ? По словамъ вашимъ, только нѣкоторые монахи епархіи Борецкаго (новаго православнаго Кіевскаго митрополита) и Смотрицкаго и нѣсколько кіевской шляхты противятся уніи; но просьба королю подала отъ войска Запорожскаго, чтобъ Борецкаго и Смотрицкаго въ ихъ епархіяхъ утвердить, а васъ и товарищей вашихъ свергнуть; и на сеймахъ мало ли у насъ жалобъ отъ всей Украйны и отъ всей Руси, а не отъ нѣсколькихъ только чернецовъ! Поступки ваши, проистекающіе болѣе изъ тщеславія и частной ненависти, нежели изъ любви къ ближнему, обнаруженные въ противность священной волѣ и даже запрещенію республики, произвели тѣ опасныя искры, которыя угрожаютъ всѣмъ намъ или очень опаснымъ, или даже всеистребительнымъ пожаромъ. Отъ повиновенія казаковъ больше государству пользы, чѣмъ отъ вашей уніи, почему и должны вы соображаться съ волею короля и съ намѣреніями государственными, зная, что власть ваша ограничена и что покушеніе ваше на то, что противно спокойствію и пользѣ общественной, можетъ по справедливости почесться оскорбленіемъ величества. Если бы вы посмѣли сдѣлать что-нибудь подобное въ Римѣ или Венеціи, то васъ бы научили тамъ, какое надобно имѣть уваженіе къ государству... Что касается до опасности жизни вашей, то каждый самъ причиною бѣды своей: надобно пользоваться обстоятельствами, а не предаваться безразсудному своему стремленію ... Прочтите житія всѣхъ благочестивыхъ епископовъ: не сыщете въ нихъ ни жалобъ, ни объявленій, ни исковъ, ни судебныхъ свидѣтельствъ. А у васъ суды, магистраты, трибуналы, ратуши, канцеляріи наполнены позвами, тяжбами, доносами; но этимъ не только не утвердится унія, но послѣдній въ обществѣ союзъ любви расторгается ...

“... Вы требуете, чтобы непринимающихъ унію изгнать изъ государства: да спасетъ Богъ наше отечество отъ такого величайшаго беззаконія! Давно въ этихъ областяхъ водворилась святая Римско-католическая вѣра, а пока не имѣла она подражательницы благочестія и повиновенія св. отцу, до тѣхъ поръ славилась миролюбіемъ и могуществомъ какъ внутри, такъ и внѣ государства; то теперь, принявъ въ сообщество сварливую и безпокойную подругу, терпитъ по ея причинѣ, на каждомъ сеймѣ, въ каждомъ собраніи многочисленные раздоры и порицанія. Кажется, лучше и полезнѣе было бы для общества разорвать съ этою неугомонною союзницею, ибо мы никогда въ отечествѣ своемъ не имѣли такихъ раздоровъ, какія родила намъ эта благовидная унія. Христосъ не печаталъ и не запиралъ церквей, какъ вы это дѣлаете ... Король приказываетъ церковь ихъ въ Могилевѣ распечатать и отпереть, о чемъ я, по его приказанію, къ вамъ пишу, и если вы этого не исполните, то я самъ велю ее распечатать и имъ отдать; Жидамъ и Татарамъ не запрещается въ областяхъ королевскихъ имѣть свои синагоги и мечети, а вы печатаете христіанскія церкви! Вы говорите: “Справедливо ли будетъ оказывать такое снисхожденіе для неизвѣстнаго будущаго спокойствія!” Отвѣчаю: не только справедливо, но и нужно, потому что неминуемо родится въ обществѣ неустройство, если будемъ дѣлать имъ еще большія притѣсненія въ вѣрѣ. Уже гремятъ вездѣ слухи, что они хотятъ навсегда разорвать съ нами всякій союзъ. Что касается Полочанъ и другихъ крамольниковъ противъ васъ, то, можетъ статься, они и въ самомъ дѣлѣ таковы, но сами вы побудили къ возмущеніямъ. Новгородъ-Сѣверскій, Стародубъ, Козелецъ и многіе другіе города унія отъ насъ отторгнула: она главная виновница тому, что народъ Московскій отъ королевича устраняется, какъ это очевидно изъ русскихъ писемъ, присланныхъ къ нашимъ вельможамъ, и потому не желаемъ, чтобъ эта пагубная унія вконецъ насъ разорила.” Письмо Сапѣги не воздѣйствовало на Кунцевича. Въ ноябрѣ 1623 г., прибывъ въ Витебскъ, онъ изгналъ православныхъ изъ всѣхъ церквей, разгромилъ за городомъ шалаши, въ которыхъ они вынуждены были совершать богослуженія. Вспыхнулъ бунтъ. На Кунцевича, лично руководившаго погромомъ, напали съ камнями и палками. Онъ былъ убитъ, тѣло его бросили въ Двину. Взбудораженъ былъ католическій міръ. 10 февр. 1624 г. папа Урбанъ VIII писалъ королю: “Враги наши не спятъ, день и ночь отецъ вражды плевелы сѣетъ, дабы въ вертоградѣ церковномъ терніе произрастало вмѣсто пшеницы. Слѣдуетъ и намъ съ неменьшимъ прилежаніемъ исторгать ядовитые корни и обрѣзывать безполезныя вѣтви. Иначе всѣ страны заглохнутъ, и тѣ изъ нихъ, которыя должны быть раемъ Господнимъ, станутъ разсадникомъ ядовитыхъ растеній и пастбищами драконовъ. Какъ легко это можетъ случиться въ Россіи, — научаютъ настоящія бѣдствія. Непримиримый врагъ католической религіи, ересь схизматическая, чудовище нечестивыхъ догматовъ, вторгается въ сосѣднія провинціи и, хитро прокравшись въ совѣщанія казацкія, вооружившись силами храбрѣйшихъ воиновъ, осмѣливается защищать дѣло сатаны и грозитъ гибелью православной истинѣ. Возстань, о царь, знаменитый пораженіями Турокъ и ненавистію нечестивыхъ! пріими оружіе и щитъ и, если общее благо требуетъ, мечемъ и огнемъ истребляй эту язву. Дошла до насъ вѣсть, что тамъ устраиваютъ схизматическія братства, издаются новые законы противъ уніатовъ; пусть королевская власть, долженствующая быть защитою вѣры, сдержитъ такое святотатственное буйство. Такъ какъ нечестіе обыкновенно презираетъ угрозы, наказаніями невооруженныя, то да постарается твое величество, чтобъ лже-епископы русскіе, стремящіеся возбуждать волненія и господствовать въ казацкихъ кругахъ, достойное такого дерзкаго поступка понесли наказаніе. Да испытаетъ силу королевскаго гнѣва факелъ мятежа и вождь злодѣевъ, патріархъ Іерусалимскій, и своимъ бѣдствіемъ сдержитъ дерзость остальныхъ. Хотя это и кажется дѣломъ труднымъ, однако чего не преодолѣетъ благочестіе, покровительствуемое Небомъ и вооруженное королевскою властію? Извѣстный Никифоръ Грекъ, который, сдѣлавшись оруженосцемъ дьявола и знаменосцемъ мятежей, возбудилъ столько бурь противъ русскихъ уніатовъ, запертый наконецъ въ вѣчную темницу, примѣромъ своимъ показалъ, что преступленіе не только отвратительно само по себѣ, но и гибельно по своимъ слѣдствіямъ. Если дерзость схизматическая часто будетъ видѣть подобные примѣры, то не такъ будетъ выситься и научится бояться Господа отмщеній. Вслѣдствіе этого, просимъ твое величество, защищай это дѣло всею своею ревностію и властію, и, прежде всего, позволь уніатскимъ епископамъ имѣть свободный доступъ ко дворцу и въ совѣты королевскіе, и чтобъ они ни въ чемъ не были ниже остальныхъ епископовъ.” Папа такъ писалъ королю объ убійствѣ Кунцевича: “Кто дастъ очамъ нашимъ источникъ слезъ, чтобъ могли мы оплакать жестокость схизматиковъ и смерть Полоцкаго архіепископа?... Гдѣ столь жестокое преступленіе вопіетъ о мщеніи, проклятъ человѣкъ, который удерживаетъ мечъ свой отъ крови! Итакъ, могущественнѣйшій король! Ты не долженъ удерживаться отъ меча и огня. Да почувствуетъ ересь, что за преступленіями слѣдуютъ наказанія. При такихъ отвратительныхъ преступленіяхъ милосердіе есть жестокость.” Слѣдственная комиссія, подъ предсѣдательствомъ Сапѣги, приговорила къ смерти двухъ бургомистровъ Витебска и 18 гражданъ города. Около ста человѣкъ, спасшихся бѣгствомъ, были заочно приговорены къ смерти. Городъ потерялъ свои привилегіи. Двѣ православныя церкви были разрушены. Запрещено было повсюду строить и починять православныя церкви. Рутскій, извѣщая объ этомъ кардинала Бандина, такъ оканчивалъ письмо: “Великій страхъ послѣ этого напалъ на схизматиковъ; начали понимать, что когда сенаторы хотятъ приводить въ исполненіе приказы королевскіе, то не боятся могущества казацкаго”. Мелетій Смотрицкій убѣжалъ въ Кіевъ, оттуда уѣхалъ на православный Востокъ.

Папа Урбанъ VІІ и Рутскій упоминали о казачествѣ. Единственными защитниками православія дѣйствительно оказывались малороссійскіе казаки. Они не разъ возставали въ защиту русской народности и православной вѣры. Съ трудомъ одолѣвая ихъ, власти жестоко расправлялись съ ними. Въ 1597 г. гетманъ Наливайко съ тремя полковниками былъ сожженъ въ Варшавѣ, на площади въ мѣдномъ быкѣ. Въ 1637 г. съ Павлюка живого содрали кожу и пяти его сотрудникамъ отрубили голову. Въ 1638 г. измѣннически былъ схваченъ Остраница и съ 37 знатнѣйшими малороссіянами; они были казнены съ жестокостью въ Варшавѣ. Казаковъ поляки боялись. Вмѣстѣ съ тѣмъ, въ нихъ нуждались короли и вся Рѣчь Посполитая.

Въ особенности нужны казаки были для войны съ царемъ Михаиломъ Ѳеодоровичемъ, когда ходили съ королевичемъ Владиславомъ подъ самую Москву, а также во время войнъ съ Турціей. Казаковъ въ такія времена опасно было раздражать притѣсненіемъ Малороссіи за вѣру. За т. и. реестровымъ казачествомъ (организованномъ) и составлявшимъ часть королевскаго войска, стояла грозная сила вольнаго степного казачества—Запорожская Сѣчь—, возраставшая со времени возникновенія уніи. И прежде угнетенные “хлопы” толпами убѣгали въ степь въ казаки, унося туда ненависть къ польскому католическому панству. Послѣ уніи противогосударственное вольное казачество получило новое и весьма высокое назначеніе — стать подъ знамя вѣры и народности.

Огромную пользу Церкви принесъ глубоко вѣрующій гетманъ Петръ Конашевичъ-Сагайдачный († 1622). Родомъ онъ былъ червоноруссъ изъ Самбора, получившій образованіе въ оcтрожскомъ училищѣ. Умный и доблестный, Сагайдачный былъ и человѣкомъ образованнымъ. Онъ со своимъ войскомъ вѣрно служилъ королю и тотъ съ нимъ считался. Кіевское братство со своей школой нашло въ немъ крѣпкаго заступника. Въ 1621 г. своею побѣдою надъ турками подъ Хотиномъ, гетманъ спасъ Польшу, разгромленную передъ тѣмъ турками и крымскими татарами. Тяжело раненый Сагайдачный просилъ короля не давать панамъ притѣснять православный народъ. Сигизмундъ III обѣщалъ ему, но, послѣ послѣдовавшей вскорѣ смерти Сагайдачнаго, ничего не исполнилъ. Передъ смертью гетманъ записалъ себя и все войско запорожское въ кіевское Богоявленское братство.

Братства въ этой духовной борьбѣ за Православіе оказали особенно важныя заслуги. Несмотря на притѣсненія, братства продолжали умножаться. Кромѣ львовскаго и виленскаго, создались братства въ Перемышлѣ, Слуцкѣ, Минскѣ, Могилевѣ, Луцкѣ и другихъ мѣстахъ. Они заводили школы и иногда типографіи. Въ 1615 г. жена мозырскаго повитоваго маршала Гальшка (Елисавета) Г у левичева пожертвовала въ Кіевѣ мѣсто и нѣсколько зданій для устройства новаго братскаго монастыря со школой. Въ 1620 г. гетманъ Сагайдачный выстроилъ для братскаго монастыря Богоявленскую церковь. Первымъ настоятелемъ монастыря былъ Исаія Копинскій, а первымъ ректоромъ братской школы Іовъ Борецкій, ранѣе ректоръ львовской школы — оба въ будущемъ митрополиты. Въ образованіи школъ преобладалъ тогда греческій элементъ, принесенный сюда главными распространителями просвѣщенія въ южной Россіи, греками. Не было еще настоящей организаціи школьнаго дѣла, но образованіе въ нихъ стояло довольно высоко. Изъ нихъ вышли многіе видные дѣятели просвѣщенія, богословы, проповѣдники, переводчики, исправители книгъ. Упомянемъ Исаію Копинскаго, Леонтія Карповича, Мелетія Смотрицкаго, Лаврентія Зизанія Тустановскаго, Кирилла Транквилліона, Памву Берында, Захарія Копыстенскаго. Кромѣ этихъ ученыхъ мужей, изъ братскихъ школъ выходили всѣ лучшіе представители православной іерархіи.

Церковь нашла себѣ также сильную духовную опору въ своихъ монастыряхъ. Борьба съ уніей повліяла на подъемъ нравственнаго уровня въ обществѣ и іерархіи и на оживленіи монастырской жизни. Несмотря на отнятіе многихъ обителей, число православныхъ монастырей было все-таки больше числа уніатскихъ. Обители отличались многолюдствомъ, что тоже разнило ихъ отъ уніатскихъ. Возникли три монастыря, имѣвшихъ потомъ большое значеніе для сохраненія православія: на Волыни — Почаевскій, въ Вильнѣ — Св. Духовскій, въ Кіевѣ — Богоявленскій. Въ 1599 г. архимандритомъ Печерскаго мон. поставленъ былъ одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ дѣятелей того времени, Елисей Плетенецкій. Онъ обновилъ обитель, упрочилъ ея самостоятельность противъ покушеній уніатовъ, возстановилъ въ ней общежитіе и поднялъ иноческую жизнь. Онъ собралъ ученыхъ людей, завелъ типографію, учредилъ институтъ проповѣдничества и устраивалъ школы. Скончался онъ въ 1624 г., назначивъ себѣ преемникомъ извѣстнаго Захарію Копыстенскаго. Въ Вильнѣ такимъ благоустроителемъ монашества былъ Леонтій Карповичъ († 1620). Благодаря ему Свято-Духовскій мон. сталъ средоточіемъ Православія для Литвы, какъ Кіевская Лавра для Малороссіи. Въ Галиціи и на Волыни оживителемъ иноческой жизни былъ Іовъ Княгининскій († 1621), воспитанникъ острожcкой школы, долго подвизавшійся на Аѳонѣ. Онъ основалъ и устроилъ по общежительному уставу до 5 монастырей во львовской епархіи. Святостію жизни и страданіемъ отъ уніатовъ на Волыни особенно извѣстенъ преп. Іовъ Желѣзо († 1651), игуменъ сначала Дубенскаго, потомъ Почаевскаго монастырей. Благодаря такому духовному подъему въ средѣ монашества, произошелъ замѣтный подъемъ и въ средѣ самой іерархіи. Среди нихъ знаемъ Исаію Копинскаго, строгаго аскета, устроителя нѣсколькихъ монастырей, копавшаго лично пещеры въ бытность смоленскимъ епископомъ, Исаакія Борисковича, долго жившаго на Аѳонѣ, съ 1620 г. епископа луцкаго, и др. (Знаменскій).

Самымъ опаснымъ для Православія было оскудѣніе ея іерархіи. Одинъ за другимъ умерли оба епископа, Гедеонъ Балабанъ (въ 1607) и Михаилъ Копыстенскій (въ 1612), въ послѣднее время едва успѣвавшіе посвящать священниковъ на праздныя мѣста. Перемышльской епархіей, послѣ кончины владыки Михаила, овладѣли уніаты. Во всей западной Руси за посвященіемъ приходилось обращаться съ требами къ одному львовскому епископу Іереміи Тиссаровскому, успѣвшему добиться каѳедры притворной присягой уніи. Такое положеніе продолжалось до 1620 г. Тогда, на обратномъ пути изъ Москвы, прибылъ въ Кіевъ патріархъ іерусалимскій Ѳеофанъ, имѣвшій полномочія отъ константинопольскаго патріарха заняться устройствомъ западно-русской Церкви. Малороссійскіе казаки приняли первосвятителя подъ свою охрану “и обточиша его стражею, яко пчелы матицу свою”. Кіевскому братству онъ далъ право ставропигіи, остальнымъ благословенныя граматы. Патріарха просили поставить новыхъ епископовъ. Онъ колебался сначала, опасаясь короля и ляховъ. Но когда патріарха “взяли на рамена и опеку свою благочестивое войско и гетманъ Сагайдачный”, то онъ согласился. Дабы придать крѣпость такому особенному возстановленію іерархіи, къ празднику Успенія Пресвятыя Богородицы въ Кіевской Лаврѣ собрались по тайному сговору депутаты отъ разныхъ областей Рѣчи Посполитой. Патріархъ ночью, въ нижней подвальной церкви, при слабомъ освѣщеніи, подъ охраной казаковъ, совершилъ хиротонію семи епископовъ, изъ нихъ одного какъ митрополита.

Митрополитомъ былъ поставленъ игуменъ кіевскаго Михайловскаго мон. Іовъ Борецкій. Рукоположены были епископы въ Полоцкъ, Владиміръ, Луцкъ, Перемышль, Холмъ и Пинскъ. Велико было негодованіе короля Сигизмунда III, когда онъ узналъ объ этихъ поставленіяхъ. Іерархія была признана правительствомъ незаконной, т. к. де она заняла каѳедры еще живыхъ епископовъ (уніатскихъ). Патр. Ѳеофанъ былъ объявленъ самозванцемъ и турецкимъ шпіономъ. Ему грозила опасность. Казаки, во главѣ съ Сагайдачнымъ, провожали его до границы Валахіи. Патріархъ прощаясь убѣждалъ всѣхъ стоять твердо за Православіе, изрекъ анаѳему на епископовъ отступниковъ и на мірянъ, упорно пребывающихъ въ уніи. Казакамъ онъ прочиталъ разрѣшительную грамату, снявъ грѣхъ съ тѣхъ, кто недавно ходилъ съ Владиславомъ на единовѣрную Москву и убѣждалъ ихъ впредь этого не дѣлать. Только митр. Іовъ могъ дѣйствительно править, находясь въ Кіевѣ, подъ защитой казаковъ. Остальные епископы проживали тайно въ разныхъ монастыряхъ, тоже преимущественно кіевскихъ, и секретно давали распоряженія.

Новые православные епископы вышли, большею частью, изъ среды иноковъ подвижниковъ, отличались благочестіемъ, просвѣщеніемъ и ревностью о вѣрѣ. Мудрый и сильный духомъ митр: Іовъ созвалъ въ 1621 г. въ Кіевѣ соборъ, составившій “Совѣтованіе о благочестіи” т. е. о Православіи, выразительный актъ о мѣрахъ къ подъему нравственныхъ и просвѣтительныхъ силъ Церкви. Такими мѣрами признаны: благочестивая жизнь духовенства, проповѣдь противъ уніи и католичества, печатаніе книгъ въ защиту Православія, учрежденіе школъ и братствъ, созываніе соборовъ, живыя связи съ Востокомъ, вызовъ съ Аѳона русскихъ иноковъ, посылка туда русскихъ, какъ въ духовную школу, выборъ достойныхъ кандидатовъ на церковныя мѣста. Полемика съ уніей должна была прежде всего доказывать правильность поставленія новой іерархіи. Казаки рѣшительно заявили, что не пойдутъ воевать съ турками, если правительство не признаетъ законности новой іерархіи. Сеймъ 1623 г. готовъ былъ на рядъ уступокъ. Но убійство Кунцевича, о которомъ говорилось выше, обострило положеніе. Уніаты объявили Кунцевича святымъ.

Митр. Макарій пишетъ: “На религіозную унію смотрѣло польское правительство, по крайней мѣрѣ, въ началѣ, какъ па лучшее средство, чтобы скрѣпить политическую унію двухъ главныхъ народовъ, входившихъ въ составъ Польши, русскихъ и поляковъ, разрозненныхъ по вѣрѣ, и чтобы совершенно и навсегда отторгнуть этихъ русскихъ отъ Москвы, куда невольно влекло ихъ православіе, содержимое ими и процвѣтавшее въ Москвѣ. А между тѣмъ послѣдствія скоро показали, что эта самая унія религіозная, которую съ такимъ рвеніемъ старались навязать русскимъ въ Польшѣ, всего болѣе отталкивала ихъ отъ Польши, всего болѣе заставляла ихъ устремлять свои взоры на единоплеменную и единовѣрную Москву и желать, искать возсоединенія съ нею. Первый православный митрополитъ въ западно-русскомъ краѣ, послѣ введенія тамъ уніи, Іовъ Борецкій, какъ мы видѣли, уже присылалъ въ Москву своего посла съ просьбою къ государю, чтобы онъ принялъ Малороссію подъ свою высокую руку. Посолъ этотъ свидѣтельствовалъ: “у насъ та мысль крѣпка, мы всѣ подъ государевою рукой быть хотимъ”.”

Посломъ, прибывшимъ въ Москву отъ митрополита въ февралѣ 1622 г., былъ епископъ Луцкій Исаакій. Восточная Русь была тогда слаба послѣ испытаній смуты. Бояре отвѣтили ему, что сейчасъ царю Михаилу начать этого дѣла нельзя, но государь и патріархъ будутъ мыслить “какъ бы православную вѣру и церкви Божіи и васъ всѣхъ отъ еретиковъ въ избавленіи видѣть”.

Православная Церковь въ это время понесла нѣсколько чувствительныхъ потерь. Около 1626 г. перешли въ унію ректоръ кіевской братской школы Кассіанъ Саковичъ, извѣстный Кириллъ Транквилліонъ Ставровецкій. Епископъ полоцкій Мелетій Смотрицкій сталъ склоняться къ уніи съ 1626 г., пытался увлечь на примиреніе съ уніатами митр. Іова и архимандрита печерскаго Петра Могилу. Имъ написано было сочиненіе “Апологія”, въ которомъ онъ обвинялъ зап.-русскую Церковь въ ересяхъ и заблужденіяхъ и предлагалъ унію, а въ 1629 г. открыто сталъ уніатомъ.

По смерти въ 1631 г. митр. Іова, на его мѣсто былъ избранъ смоленскій епископъ Исаія Копинскій († 1640). Воспитанникъ острожскій, долго аскетически подвизался въ печерскомъ мон.; въ 1620 г. онъ былъ поставленъ еп. перемышльскимъ, затѣмъ переведенъ въ Смоленскъ. Это былъ великій ревнитель Православія, но человѣкъ уже престарѣлый и мало подготовленный къ руководству Церкви въ то трудное и отвѣтственное время, которое вскорѣ наступило. Онъ также обращался къ царю и патріарху съ просьбою выслать ему св. мощи, пожаловать архіерейскую ризницу и не отвергнуть его въ случаѣ, если свирѣпствующія гоненія за вѣру заставятъ его искать себѣ убѣжище въ православной московской державѣ.

Въ 1632 г. умеръ главный покровитель уніи, король Сигизмундъ III. Духовенство, братства, казаки — всѣ готовили на предстоявшіе сеймы свои представленія о возвращеніи Православію отнятаго у него. Виленское братство приготовило цѣлую книгу “Синопсисъ” или краткое обозрѣніе прежнихъ правъ православной Церкви. Послѣ сильныхъ споровъ, на сеймѣ были выработаны чрезвычайно важныя статьи, въ силу которыхъ православная іерархія послѣ 36-ти лѣтъ существованія уніи въ первый разъ получила наконецъ законное признаніе со стороны правительства.

Постановленіемъ избирательнаго сейма, утвержденнымъ потомъ дипломомъ Владислава ІV, положено было: 1) быть двумъ митрополитамъ — православному и уніатскому; 2) луцкую епархію немедленно отобрать отъ уніатскаго епископа и отдать православному, а перемышльскую и львовскую отдать по смерти или перемѣщеніи тогдашняго уніатскаго епископа; въ великомъ княжествѣ Литовскомъ отдѣлить часть отъ полоцкой уніатской епархіи для православной, съ наименованіемъ послѣдней мстиславскою. Вмѣстѣ съ тѣмъ подтверждено православнымъ свободное исповѣданіе вѣры, совершеніе таинствъ, дозволеніе строить и починять церкви, заводить братства, богадѣльни, школы и типографіи и свободное всѣмъ православнымъ исправленіе общественныхъ должностей. Дворянству предоставлено было избраніе православныхъ епископовъ и кіевскаго архимандрита. (Чистовичъ).

Православные были рады и возлагали большія надежды на новаго короля. Владиславъ IV (1632-1648) дѣйствительно справедливѣе относился къ православнымъ, чѣмъ его отецъ. Но онъ ничего не могъ подѣлать съ своеволіемъ магнатовъ и шляхты, натравляемыхъ на православныхъ фанатиками латинянами. Правительство оказалось совершенно безсильнымъ не только для проведенія новыхъ постановленій относительно православныхъ, но и къ огражденію ихъ правового положенія вообще. Производились разбойныя нападенія на монастыри, буйства іезуитскихъ школяровъ и черни надъ церквами и пр. Въ отвѣтъ на несправедливости и жестокости католиковъ и уніатовъ вспыхнули казацкіе бунты и расправы съ панами католиками, ихъ духовенствомъ, евреями арендаторами. Правительство отвѣчало на это жестокими казнями и новыми притѣсненіями православныхъ. Православные монахи и казаки стали въ большомъ числѣ переходить въ приграничныя области Великороссіи.

По утвержденіи Владиславомъ 1 ноября 1632 г. “статей для успокоенія русскаго народа” (такъ назывались облегченія положенія православныхъ), тогда же въ Варшавѣ во время сейма, произведены были выборы митрополита, признать котораго король обѣщалъ указаннымъ актомъ. Духовные и свѣтскіе представители, назвавъ себя въ избирательномъ актѣ людьми “русскаго народа”, выбрали митрополитомъ печерскаго архимандрита Петра Могилу.

Митрополитъ Петръ Могила. Труды кіевскихъ ученыхъ.

Митрополитъ Петръ Могила, род. въ 1597 г., былъ сыномъ валашскаго, потомъ молдавскаго господаря Симона, который въ 1612 г., враждуя съ новымъ господаремъ Кантемиромъ Мурзою, бѣжалъ въ Польшу съ семьей. Въ львовскомъ братскомъ училищѣ получилъ будущій митрополитъ хорошее богословское образованіе, которое дополнилъ въ польской академіи въ Замостьѣ. Удалось ему расширить свои знанія въ Голландіи и Парижѣ. Изучивъ латынь въ совершенствѣ, онъ впослѣдствіи былъ ревностнымъ насадителемъ ея въ русской православной школѣ. Отразилось на немъ и близкое общеніе съ католиками. Семья его связана была съ польской аристократіей. Проходилъ Могила военную службу въ польской арміи и принималъ участіе въ битвѣ съ турками подъ Хотиномъ. Въ 1627 г. онъ принялъ постригъ и въ 30 лѣтъ былъ архимандритомъ Кіево-Печерскаго монастыря. Патріархъ константинопольскій Кириллъ Лукарисъ пожаловалъ его титуломъ экзарха. Онъ устроилъ въ Лаврѣ отдѣльное отъ кіево-братской школы училище, вызвавъ недовольство митрополита и другихъ.

Въ 1632 г. на сеймѣ, состоя депутатомъ, архим. Петръ, опираясь на аристократическое происхожденіе и вліятельныя связи, обладая большими средствами, выступалъ защитникомъ православія и способствовалъ благопріятному разрѣшенію церковнаго вопроса. Польское правительство не признавало іерархію поставленія патріарха Ѳеофана. Не признавался имъ вслѣдствіе этого и митрополитъ Исаія. Могила же, избранный во время сейма православными депутатами, былъ признанъ королемъ Владиславомъ. Съ этимъ избраніемъ согласился константинопольскій патріархъ Кириллъ Лукарисъ. Хиротонія Могилы валашскими митрополитомъ и епископами состоялась въ 1633 г. во Львовѣ. Въ Кіевѣ его встрѣтили торжественно. Но острымъ и тяжелымъ оставался вопросъ о почитавшемся митрополитѣ Исаіи, который не признавалъ поставленія Могилы и не хотѣлъ уходить на покой. Потомъ Исаія подчинился и удалился въ монастырскій затворъ, гдѣ и преставился въ 1640 г. Соловьевъ приводитъ описаніе православнымъ шляхтичемъ Ерличемъ прибытія Петра Могилы въ Кіевъ. Осуждая очень послѣдняго за его отношеніе къ митрополиту Исаіи, Ерличъ пишетъ: “Петръ Могила велъ себя благочестиво, трезво, хорошо, постоянно хлопоталъ о цѣлости Церкви Божіей; но не безъ того, чтобъ не былъ онъ охотникомъ и до главы міра сего”.

Митр. Петръ Могила оказалъ Церкви большія услуги. Нѣсколько разъ заставлялъ онъ правительство подтверждать постановленія сейма 1632 г., заботился о возстановленіи памятниковъ православной древности. Онъ богато украсилъ Лавру, возстановилъ изъ полнаго почти разоренія, отнятый имъ у уніатовъ, Софіевскій соборъ, древній Выдубецкій мон., церковь Спаса на Берестовѣ, церковь Трехъ Святителей. Въ 1635 г. имъ были открыты и очищены отъ развалинъ остатки Десятинной церкви, гдѣ обрѣтены были мощи св. кн. Владиміра.

Будучи хорошо образованнымъ и знакомый съ постановкой учебнаго дѣла въ западной Европѣ, Петръ Могила, еще будучи архимандритомъ Печерскимъ, осуждалъ постановку ученія въ братскихъ школахъ, въ которыхъ преобладалъ греческій языкъ. Школы представляли собой среднія учебныя заведенія. Вслѣдствіе этого онъ намѣревался открыть въ Лаврѣ латинскую школу, съ высшимъ курсомъ, по образцу католическихъ коллегій. Подобралъ онъ ученыхъ наставниковъ, часть которыхъ получила, за его счетъ, образованіе на Западѣ. Среди послѣднихъ особенно выдѣлялся Иннокентій Гизель. Дали ему учителей и братства. Таковыми были Сильвестръ Коссовъ, Исаія Трофимовичъ Козловскій и др.

Митрополита Исаію и Кіевское духовенство смущала намѣчавшаяся чрезмѣрная латинизація школы. Они убѣждали Могилу сосредоточить образовательное дѣло въ Братской школѣ поддерживаемой казачествомъ. Среди послѣдняго начались волненія, которыя умѣло подогрѣвали іезуиты. Они пускали слухи о неправославіи преподавателей, объ исключеніи греческаго языка. Настроеніе въ Кіевѣ опредѣлилъ позднѣе тогдашній преподаватель Сильвестръ Коссовъ. Соловьевъ приводитъ выдержку изъ его книги “Ектезисъ”, изданной въ 1635 г.: “Это было такое время, когда мы, исповѣдавшись, ждали, вотъ шляхта станетъ начинять нами днѣпровскихъ осетровъ, или одного станутъ отправлять на тотъ свѣтъ огнемъ, а другого мечемъ. Наконецъ Сердцевѣдецъ, видя невинность нашу и великую потребность народа Русскаго въ полезныхъ наукахъ, разогналъ облако ложныхъ мнѣній и освѣтилъ сердца всѣхъ тѣхъ, что увидали въ насъ истинныхъ сыновъ Восточной Церкви”. Петръ Могила въ 1632 г. согласился соединить свою школу съ Братской. Ставъ митрополитомъ онъ наименовалъ общую школу Коллегіей. Положено было основаніе будущей Кіевской Духовной Академіи.

Коллегія представляла собой высшее учебное заведеніе съ принятымъ на Западѣ латинскимъ курсомъ. По примѣру іезуитскихъ коллегій, она раздѣлена была на школы или классы: фару, инфиму, грамматику, ситаксиму, піитику, риторику, философію и богословіе. Первымъ ректоромъ ея былъ Исаія Трофимовичъ, префектомъ Сильвестръ Коссовъ. Въ высшихъ классахъ введены были богословскіе диспуты на латинскомъ языкѣ. Науки преподавались по схоластическому методу; въ философіи господствовалъ Аристотель, въ богословіи — Ѳома Аквинатъ. Славянскій языкъ стоялъ на второмъ планѣ, греческій преподавался слабо. Латинскій употреблялся всюду. Требовался онъ и въ обыкновенномъ разговорѣ. Кто проговаривался по русски, тотъ записывался въ calculus (листъ въ деревянномъ футлярѣ). Если такой оставался у виновнаго на ночь, то онъ на другой день подвергался наказанію. Около 1634 г. на коллегію ополчились уніаты. Рутскій и его приверженцы прибѣгли къ клеветѣ, обвинивъ учителей ея въ протестантскихъ ересяхъ и въ соціанствѣ. Тогда именно Сильвестръ Коссовъ готовилъ свой “Ектезисъ”, доказывая въ немъ строго православное направленіе обѣихъ школъ. Петръ Могила отстоялъ ихъ. Наука въ коллегіи быстро развивалась и она наполнялась учениками. Въ теченіе 10-15 лѣтъ она стала средоточіемъ образованія не только для Малороссіи, но и для остальной Россіи. (Знаменскій).

Коллегія начала славиться своими учеными трудами. Самъ Петръ Могила написалъ въ 1644 г. книгу “Камень” на сокрушеніе лжи отступника Кассіана Саковича. Трудъ этотъ, по отзыву Знаменскаго, представлялъ апологетику православной русской Церкви и отчасти ея литургику, съ объясненіемъ обрядовъ, постовъ, праздниковъ и пр. По порученію митрополита, кіево-николаевскій игуменъ Исаія Трофимовичъ написалъ “Православное исповѣданіе вѣры”. Трудъ этотъ долженъ былъ устранить нарѣканія на православіе, вызванныя появленіемъ въ Европѣ на латинскомъ языкѣ “Восточнаго исповѣданія”, пропитаннаго кальвинистскими идеями и приписаннаго ложно католиками патріарху Кириллу Лукарису. Сочиненія Трофимовича разсматривалъ Соборъ въ Кіевѣ, созванный митрополитомъ въ 1640 г., затѣмъ греко-русскій Соборъ въ Яссахъ (1641-42). Греческій богословъ Мелетій Сирига внесъ свои исправленія, изложивъ свое исповѣданіе на греческомъ языкѣ. Присланное въ Кіевъ оно напечатано тамъ не было. Послѣ кончины Петра Могилы греческій текстъ Мелетія былъ напечатанъ въ 1667 г. въ Голландіи. На славянскомъ языкѣ Исповѣданіе было напечатано въ 1696 г. Въ 1645 г. напечатано было Петромъ Могилою въ Кіевѣ на разговорномъ малороссійскомъ языкѣ, составленное имъ “Собраніе короткой науки объ артикулахъ вѣры”. Называясь Малымъ Катихизисомъ, трудъ этотъ былъ напечатанъ въ 1649 г. въ Москвѣ, въ пересказѣ на московскій церковно-книжный языкъ. Въ трудѣ этомъ замѣчается извѣстное отраженіе латинства.

Митр. Петръ Могила, съ помощью ученыхъ членовъ братства, занимался исправленіемъ церковныхъ книгъ. Въ 1646 г. имъ былъ изданъ “Евхологіонъ” или Большой Требникъ. Въ немъ собраны были всѣ чины православной Церкви по греческимъ и славянскимъ требникамъ, дополненные чинами изъ католическихъ требниковъ и составленные вновь самимъ Могилою. Помѣщены были объясненія литургическаго, догматическаго и каноническаго содержанія. Митрополитъ приготовилъ исправленное изданіе полной Библіи и перевода житій Сѵмеона Метафраста, но не успѣлъ напечатать это (Знаменскій). Задуманъ былъ имъ трудъ: “Житія святыхъ”, что осуществилъ позднѣе Свят. Димитрій Ростовскій.

Скончался митрополитъ Петръ Могила 31 декабря 1646 г. Свое состояніе онъ истратилъ на церковныя нужды. Оставилъ онъ завѣщаніе, въ которомъ съ особою любовью говоритъ о коллегіи. Изъ ближайшихъ сотрудниковъ его особенную извѣстность, послѣ Исаіи Трофимовича, получилъ Сильвестръ Коссовъ († 1657), занявшій послѣ него митрополичью каѳедру. Послѣдній, кромѣ “Ектезиса” или Апологіи школамъ, написалъ книгу: “Дидаскалія, альбо наука о семи сакраментахъ” (1637 и 1653), въ которой нѣсколько отражается латинство. Имъ изданъ въ сокращенномъ видѣ Печерскій Патерикъ”, подъ названіемъ: “Патериконъ альбо животы свентыхъ ойцувъ печарскихъ” (1635).

Извѣстенъ своими трудами Иннокентій Гизель. Родился онъ въ юго-зап. Россіи въ семьѣ протестантовъ изъ Пруссіи. Съ дѣтства онъ полюбилъ православіе, бѣжалъ въ Кіевъ, гдѣ принялъ постригъ. Митрополитъ Петръ, оцѣнивъ его способности, отправилъ его учиться въ заграничныхъ школахъ, потомъ назначилъ учителемъ и проповѣдникомъ въ Коллегіи. Съ 1648 г. онъ сталъ игуменомъ Братскаго мон. и ректоромъ Коллегіи. Позднѣе онъ былъ архимандритомъ Кіево-Печерской Лавры († 1684). Онъ содѣйствовалъ печатанію проповѣдей архіеп. Лазаря Барановича и Антонія Радивиловскаго. Онъ редактировалъ и перепечаталъ “Печерскій Патерикъ” (1661 и 1678). Къ сожалѣнію, по свидѣтельству архіеп. Филарета, при этомъ сильно испорченъ текстъ древнихъ повѣствователей. Написана имъ русская исторія до царствованія царя Ѳеодора Алексѣевича, подъ названіемъ “Синопсисъ, или краткое собраніе отъ разныхъ лѣтописцевъ о началѣ славяно-россійскаго народа и о первоначальныхъ князьяхъ богоспасаемаго града Кіева”. Знаменскій пишетъ: “Не смотря на всѣ свои ошибки, обиліе фальшиваго риторства и страсть къ словопроизводствамъ, онъ оставался у насъ единственнымъ руководствомъ для школъ до времени Ломоносова”. Гизель писалъ “Объ истинной вѣрѣ”, или отвѣтъ іезуиту Боймѣ о власти папы. Архіеп. Лазарь Барановичъ, привѣтствуя это полемическое сочиненіе, писалъ Иннокентію: “надобно смягчить слогъ, тѣмъ болѣе, что самый предметъ того требуетъ; пусть себѣ сердятся на авторовъ, откуда что занято, — а колкостей непримѣшивать; самое дѣло доведетъ до безсилія; нѣсколько рѣзкій слогъ можетъ повредить нашимъ православнымъ въ тамошнихъ краяхъ”.

Ректоромъ Коллегіи былъ и Лазарь Барановичъ († 1693 г.), съ 1657 г. архіепископъ Черниговскій. Знаменитъ онъ, какъ проповѣдникъ. Онъ составилъ два собранія словъ: “Мечъ Духовный” и “Трубы Словесъ”. Кромѣ русскихъ сочиненій онъ писалъ на польскомъ языкѣ стихи и житія Святыхъ. Данныя для поученій онъ преимущественно бралъ изъ слова Божія. Его полемическое сочиненіе “Новая мѣра старой вѣры” направлено противъ книги іезуита Боймы о главенствѣ папы и объ исхожденіи Святаго Духа. Архіеп. Филаретъ такъ опредѣляетъ его труды: “Общее свойство всѣхъ сочиненій Лазаря — обиліе остротъ и игры словами, краткость въ выраженіи мысли, закутывающейся въ непрямыя слова; отъ того иногда не легко бываетъ уловить точную мысль сочинителя”. Въ проповѣдническихъ сборникахъ его вкрадывались католическія мысли. Выше (стр. 461) отмѣчалось осужденіе московскимъ Соборомъ 1690 г. за это его сборниковъ “Мечъ” и “Трубы словесъ”, какъ и нѣкоторыхъ твореній митр. Петра Могилы, Голятовскаго, Радивиловскаго и др.

Преемникъ Гизеля и Лазаря Барановича, ректоръ Коллегіи Іоанникій Голятовскій († 1688), съ 1669 г. архимандритъ черниговскаго Елецкаго мон., былъ даровитымъ и многосвѣдущимъ. Извѣстны его проповѣди. Большой сборникъ ихъ названъ имъ “Ключъ разумѣнія” — поученія на всѣ праздники. Имъ написана повѣсть: “Небо новое, съ новыми звѣздами сотворенное” — во славу Богоматери. Описаны многочисленныя чудеса, связанныя съ именемъ Владычицы. Изъ его полемическихъ сочиненій самымъ непріятнымъ для іезуитовъ была — “Бесѣда Бѣлоцерковская”. Она излагаетъ его бесѣду въ м. Бѣлой Церкви съ іезуитомъ Пекарскимъ о церковномъ священноначаліи. Выступалъ онъ въ своихъ трудахъ и какъ христіанскій апологетъ. Писалъ онъ о магометанахъ и евреяхъ.

Въ то же время извѣстенъ былъ воспитанникъ Коллегіи Іоаннъ Максимовичъ, будущій архіепископъ черниговскій, открывшій въ Черниговѣ первую семинарію, потомъ митрополитъ тобольскій, прославленный въ 1916 г. Былъ онъ проповѣдникомъ въ Кіево- Печерской Лаврѣ. Сочиненія его — нравственнаго содержанія и большая часть ихъ писана стихами. Самое обширное его сочиненіе “Богородице Дѣво”.

Вѣроучительныя проповѣди составилъ игуменъ кіевскаго Николаевскаго мон. Антоній Радивиловскій. Въ его сборникѣ проповѣдей “Огородъ Маріи Богородицы” говорится, въ духѣ католичества, о непорочномъ зачатіи Владычицы.

Самыми лучшими были полемическія труды Адама Зерникова. Онъ родился въ Кенигсбергѣ и учился въ тамошнемъ университетѣ. Продолжилъ онъ ученіе въ Іенѣ. Оттуда онъ проѣхалъ въ Оксфордъ для ознакомленія съ находившимися въ Англіи многочисленными текстами святоотеческихъ книгъ. Расширилъ Адамъ свои знанія работами въ парижскихъ и итальянскихъ библіотекахъ. Книга Критопула “Исповѣданіе восточной Церкви” обратила его къ православной Церкви. Онъ направился въ Черниговъ къ архіеп. Лазарю Барановичу, коимъ и былъ присоединенъ къ православію. Работалъ онъ въ Батуринѣ, гдѣ гетманъ устроилъ его у себя, въ качествѣ архитектора-художника. Онъ трудился надъ обширнымъ трактатомъ “Объ исхожденіи Духа Святаго отъ единаго Бога”. Архіеп. Филаретъ пишетъ: “Это было сочиненіе образцовое, какого доселѣ не было на востокѣ”.—“Около 20 лѣтъ предъ симъ обрѣлъ онъ отечество небесное, къ которому былъ избранъ Богомъ у насъ въ Малой Россіи”: такъ писалъ ректоръ Прокоповичъ около 1713 года. Зерниковъ почилъ въ Батуринскомъ монастырѣ, когда управлялъ сею обителію св. Димитрій; потому смерть его надобно отнести къ 1691 г. Превосходный трактатъ его о Святомъ Духѣ, писанный на латинскомъ языкѣ, изданъ въ двухъ частяхъ архіепископомъ Самуиломъ Мстиславскимъ въ Кенигсбергѣ (1774, 1776 г.г.). Переводъ митрополита Евгенія Булгара на греческій языкъ, обогащенный множествомъ замѣчаній, изданъ въ Петербургѣ 1797 г.”

П. Знаменскій такъ опредѣляетъ труды кіевскихъ ученыхъ: “Во всей массѣ литературныхъ трудовъ, которые произвела кіевская ученость, господствовало схоластическое направленіе, имѣвшее множество недостатковъ. Богословская и философская мысль кіевскихъ ученыхъ путалась въ массѣ разныхъ схоластическихъ аргументовъ, дивизій и субдивизій и всякихъ силлогистическихъ тонкостей, развивалась исключительно съ формальной стороны, оставаясь въ сущности весьма простодушной и наивной. Она не способна была не только обогатить философской и богословской науки какимъ-нибудь новымъ научно-литературнымъ содержаніемъ, но даже освободить ее отъ разныхъ средневѣковыхъ фантастическихъ бредней и суевѣрій. Кіевская риторика, тоже занявшись однѣми формами риторства, вселяла въ своихъ питомцевъ любовь къ дѣтской игрѣ словами, вычурнымъ тропамъ и фигурамъ, натянутымъ толкованіямъ, символамъ и аллегоріямъ, что видно изъ самыхъ уже заглавій кіевскихъ произведеній. Церковная проповѣдь, подъ вліяніемъ такого рода риторства, сдѣлалась по временамъ занимательнымъ, но вообще пустымъ разглагольствованіемъ безъ плодотворнаго приложенія къ жизни. Но, при всѣхъ подобныхъ недостаткахъ, схоластическое образованіе въ своемъ родѣ было все-таки образованіемъ научнымъ, по крайней мѣрѣ служило преддверіемъ къ дѣйствительной наукѣ; оно пріучало къ умственной работѣ, извѣстной отчетливости въ словахъ и мысляхъ, сознательности въ вѣрованіяхъ и во всякомъ случаѣ стояло несравненно выше образованія московскихъ начетчиковъ. Важно было въ немъ и то, что оно не чуждалось плодовъ западной науки, а смѣло шло ей на встрѣчу, пользуясь всѣмъ, что у нея было добраго. Вредное вліяніе кіевской схоластики, а вмѣстѣ съ ней и кіевской латыни чувствительнѣе отозвалось въ томъ, что и та, и другая со временемъ невольно стали затягивать своихъ питомцевъ къ латинству. Латинскій оттѣнокъ кіевскаго богословствованія всего яснѣе обнаружился при переходѣ кіевской образованности въ Москву, гдѣ свѣжее чувство простодушныхъ ревнителей православія тотчасъ почуяло въ ней примѣсь чуждаго элемента.”

Свмуч. Аѳанасій Филипповичъ написалъ “Діаріумъ”, албо списокъ дѣевъ правдивыхъ, всправѣ помноженя и обясненя вѣры православное голошенный, — впродъ у благочестиваго царя московскаго Михаила, потомъ у его мил. короля, на остатокъ у — митр. Петра Могилы, — року 1646”. Въ немъ помѣщено нѣсколько граматъ королевскихъ, писемъ Аѳанасія и другихъ лицъ. Имъ написаны и слова на весь годъ. Онъ былъ постриженникомъ Свято-Духовскаго мон., инокомъ Межигорскаго мон. Будучи игуменомъ Купятицкаго мон., претерпѣлъ гоненія. Собирая средства на обитель, онъ побывалъ и въ Москвѣ, гдѣ ознакомилъ царя Михаила Ѳеодоровича съ бѣдствіями православныхъ. Вернувшись оттуда онъ сталъ игуменомъ Брестскаго мон. Укрѣпляя братію въ благочестіи и твердости, Аѳанасій былъ схваченъ поляками. Въ Варшавской тюрьмѣ его мучили, требуя отреченія отъ православія. Въ страданіяхъ онъ преставился 5 сентября 1648 г.

Когда преставился митрополитъ Петръ Могила “кіевская, митрополитская, софійская капитула” разослала по всей митрополіи листы къ православному духовенству и дворянамъ, приглашая ихъ къ 25 февр. 1647 г. въ Кіевъ для выборовъ новаго первосвятителя. Собравшіеся въ Софійскомъ каѳедральномъ соборѣ единодушно избрали митрополитомъ владыку Сильвестра, епископа Мстиславскаго, оршанскаго и могилевскаго, какъ “извѣстнаго древностью своего рода, высокими достоинствами, благочестіемъ и расторопностію, а вмѣстѣ горячностію и твердостію къ православной вѣрѣ”. Актъ избранія подписали болѣе двадцати духовныхъ лицъ, во главѣ съ епископомъ луцкимъ Аѳанасіемъ Пузина, ректоромъ кіево-братскаго коллегіума, и до пятидесяти свѣтскихъ, во главѣ съ кастеляномъ кіевскимъ Адамомъ Кисель, тремя князьями Четвертинскими. Владыка Сильвестръ не могъ быть избранъ архимандритомъ кіево-печерской Лавры. Должность эта была предоставлена королемъ Владиславомъ только лично Петру Могилѣ до его кончины. Братія Лавры, на основаніи давняго своего права пригласивъ къ себѣ ближайшихъ къ Кіеву дворянъ, еще 25 января избрала, рекомендованнаго ей покойнымъ митрополитомъ, Іосифа Тризну, старшаго (игумена) виленскаго Свято-Духова мон. Онъ происходилъ изъ знатнаго стариннаго рода, былъ съ раннихъ лѣтъ постриженникомъ Лавры, хорошо зналъ правила иноческія и богословскія науки. Митрополитъ Сильвестръ, не получивъ въ свое управленіе богатую Лавру, удерживалъ за собою, до 1650 г., прежнюю епископскую каѳедру съ ея имѣніями. Король утвердилъ новаго митрополита. Патріархъ цареградскій, давъ благословеніе на посвященіе его, облекъ владыку Сильвестра званіемъ экзарха константинопольскаго патріаршаго престола. (Митр. Макарій).

Возсоединеніе Малороссіи съ остальной Русью. Подчиненіе Кіевской Митрополіи Московскому патріарху.

Время правленія митрополита Сильвестра совпало съ великимъ историческимъ событіемъ — возсоединеніемъ Малороссіи съ остальной Россіей, отъ которой она оказалась отторгнутой вскорѣ послѣ начала татарскаго ига.

Карташевъ пишетъ: “Отдавъ неизбѣжную дань силой введенной уніи, русское православіе въ Польшѣ въ его исконныхъ земляхъ — Галицкой, Холмской, Волынской и Кіевско-Переяславльской — устояло, перестроилось и утвердилось. Двѣ силы помогли этому: 1) созданіе русской богословской школы со своей оригинальной богословской литературой, и 2) сосредоточеніе самоутверждающей свою русскость народной силы въ вольнолюбивомъ казачествѣ. Кіевская область, будучи формально частью Польскаго государства, такъ и не пустила къ себѣ унію, осталась гонимой, лишенной легальнаго епископства, но православной, народно-русской вѣры не уступила”. Подъ защитой казачества возстановлена была патріархомъ Ѳеофаномъ законная православная іерархія, о чемъ упоминалось выше. Король Владиславъ ІV легализировалъ нѣсколько позднѣе православное епископство, во главѣ съ митр. Петромъ Могилой.

Весною 1648 г. малороссійское казачество выступило противъ Польши. Возглавилъ освободительное движеніе Богданъ Хмельницкій [33]), испытавшій личныя обиды отъ пановъ. Задумавъ возстаніе, онъ открылъ свое намѣреніе митрополиту и получилъ его благословеніе. Удалось ему заключить союзный договоръ съ крымскимъ ханомъ. Вмѣстѣ съ татарской ордой онъ двинулся противъ поляковъ. 13 мая гетманы Николай Потоцкій и Калиновскій были разгромлены у Корсуня, на р. Роси. Рассылаемые Хмельницкимъ “универсалы” вызвали поголовное возстаніе. Поляки разбиты были затѣмъ подъ Пилявцами. Хмельницкій, взявъ окупъ съ г. Львова, подошелъ къ Замостью. Новый король Янъ-Казиміръ, братъ Владислава, вступилъ съ нимъ въ переговоры. 17 декабря Хмельницкій торжественно въѣзжалъ въ Кіевъ. На встрѣчу ему выѣхали іерусалимскій патріархъ Паисій, путешествовавшій въ Москву за милостынею, и митрополитъ Сильвестръ. Въ февралѣ 1649 г. король прислалъ Хмельницкому гетманскую булаву и грамату, въ которой, въ числѣ прочаго, обѣщалъ свободу православной вѣры. Богданъ, проявляя вѣрноподданническія чувства къ королю, не вѣрилъ полякамъ и, въ ожиданіи новой войны, тайно, черезъ патріарха Паисія, находившагося въ Москвѣ, сносился съ царемъ Алексѣемъ Михайловичемъ. Дѣйствительно вскорѣ начались военныя дѣйствія. Поляки, во главѣ съ королемъ, въ августѣ разбиты были подъ Зборовымъ. Король вынужденъ былъ заключить выгодный для казаковъ миръ. При разсмотрѣніи его на сеймѣ латинскіе члены послѣдняго старались всячески ослабить права православныхъ.

Митрополитъ Макарій пишетъ: “Въ послѣдній день сейма (12 генв. 1650 г.) король издалъ, на основаніи Зборовскаго договора, утвержденнаго сеймомъ, дипломъ слѣдующаго содержанія, касавшійся собственно православной вѣры и церкви: 1) дозволяется всему народу русскому, находящемуся не въ уніи, какъ было и прежде, свободное исповѣданіе вѣры, а кіевскому митрополиту — ношеніе креста въ подвѣдомыхъ ему епархіяхъ (а о мѣстѣ въ сенатѣ совсѣмъ не упомянуто); 2) церковные суды у православныхъ, на основаніи данной имъ королемъ Сигизмундомъ граматы 1511 года, должны совершаться ненарушимо; 3) дозволяются всѣ православныя братства даже въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ прежде они были запрещены, какъ-то: въ Смоленскѣ, Бѣльскѣ, равно и школы, находящіяся въ Кіевѣ и другихъ мѣстахъ, и типографіи; а цензура книгъ оставляется за митрополитомъ и епископами въ ихъ епархіяхъ; 4) утверждается, чтобы русскіе священники, не находящіеся въ уніи, пребывали при своихъ вольностяхъ и нигдѣ не были обременяемы никакими налогами, подводами, подать- ми, денежными сборами, постоями воинскими и работою, и не подлежали никому изъ свѣтскихъ, кромѣ своихъ духовныхъ властей; 5) отдаются православнымъ епископства: луцкое, холмское и витебское-мстиславское, со всѣми, издавна принадлежащими къ нимъ, церквами и съ монастырями жидичинскимъ и лещинскимъ (хотя и луцкое и витебское-мстиславское епископства уже принадлежали православнымъ); 6) въ перемышльской епархіи теперь же, еще при жизни уніатскаго епископа Крупецкаго, отдаются православному епископу монастыри: спасскій, онуфріевскій и смольницкій съ ихъ имѣніями, доселѣ принадлежавшіе Крупецкому, а по смерти его вся перемышльская епархія, со всѣми своими маетностями, имѣетъ навсегда оставаться за епископомъ, неуніатомъ; 7) на содержаніе витебскаго и мстиславльскаго епископа, не имѣющаго у себя помѣстій, назначается половина изъ имѣній полоцкаго уніатскаго архіепископа. Затѣмъ — 8) перечисляются въ разныхъ городахъ Литвы и Польши передаваемыя православнымъ церкви, которыя назначены были имъ еще въ извѣстныхъ статьяхъ короля Владислава IV, а кромѣ того назначаются для передачи православнымъ нѣкоторыя церкви и въ такихъ городахъ: Витебскѣ, Полоцкѣ, Новогрудкѣ, гдѣ при Владиславѣ не дозволялось имъ имѣть ни одной церкви, и дозволяется православнымъ строить новыя церкви, деревянныя и каменныя, на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ прежде стояли ихъ церкви. Такимъ образомъ оказывается, что Зборовскій договоръ утвержденъ былъ на сеймѣ не во всей силѣ: кіевскому митрополиту не дали мѣста въ сенатѣ, и унія не была уничтожена, а только сдѣлала православію незначительныя уступки. Православные не были удовлетворены, но спѣшили воспользоваться и тѣмъ, что было дано.”

Въ концѣ 1650 г. сеймъ рѣшилъ воевать съ казаками. Папа, у котораго король просилъ денегъ для войны, прислалъ ему, черезъ своего легата, какъ защитнику вѣры, только благословеніе на войну, мантію и освященный мечъ. Хмельницкаго благословилъ находившійся при немъ коринѳскій митрополитъ Іоасафъ, и опоясалъ его мечемъ, который будто бы еще прежде былъ освященъ на самомъ гробѣ Господнемъ. Сообщая объ этомъ, митр. Макарій пишетъ, что Іоасафъ, возвращаясь изъ Москвы, куда ходилъ за царскою милостынею, проживалъ у Хмельницкаго, сдѣлался его духовникомъ, служилъ у него ежедневно обѣдни, слѣдовалъ за войскомъ для отправленія церковныхъ нуждъ. 20 іюня 1651 г., при Берестечкѣ на р. Стыри, Хмельницкій былъ разбитъ поляками. Убитъ былъ во время сраженія митрополитъ Іоасафъ. Мирнымъ договоромъ въ Бѣлой Церкви измѣнены были къ худшему прежнія условія. Уніатамъ было возвращено то, что было у нихъ отнято по Зборовскому договору.

По этому договору число городовыхъ или реестровыхъ казаковъ было уменьшено до 20000, а остальные, выписанные изъ реестровъ, теряли свои права и обращались въ хлоповъ, вполнѣ зависѣвшихъ отъ шляхты. И послѣ Зборовскаго договора простой народъ чувствовалъ, что положеніе его мало измѣнилось. Усилилось только положеніе православныхъ “пановъ”, въ значительной своей части ополячившихся. Тогда уже началась народная тяга на востокъ — въ православное царство. Движеніе это усилилось еще больше послѣ Бѣлоцерковскаго договора. Чистовичъ пишетъ: “Панская партія тянула къ Польшѣ, но народъ не хотѣлъ слышать о Польшѣ. Чувство народности и единство вѣры обращало его къ Россіи. Съ этого времени началось переселеніе малороссіянъ съ западной стороны Днѣпра на восточную и образованіе тамъ новыхъ малороссійскихъ полковъ — ахтырскаго, сумскаго, харьковскаго и изюмскаго.” Создалась на юго-западной “окраинѣ” тогдашняго московскаго государства т. н. Слободская Украина.

Гетманъ Богданъ Хмельницкій, въ большой мѣрѣ православный шляхтичъ, все болѣе понималъ, что однѣми собственными силами ему не сломить Польши, не разорвать оковъ, въ какихъ она держала своихъ русскихъ православныхъ подданныхъ. Онъ понялъ необходимость отдаться подъ покровительство единовѣрной и единоплеменной московской державы и соединиться съ нею. Земскій Соборъ въ Москвѣ но разъ обсуждалъ малороссійскій вопросъ, учитывая неизбѣжность войны съ Польшей въ случаѣ положительнаго его рѣшенія. Наконецъ 1 окт. 1653 г. на Соборѣ, засѣдавшемъ въ Грановитой палатѣ, объявлены и подробно перечислены были неправды польскаго короля, а потомъ объявлено о бывшихъ посольствахъ Хмельницкаго и всего запорожскаго войска съ жалобами на притѣсненія ихъ православной вѣры польскимъ правительствомъ и съ просьбами о принятіи ихъ въ подданство Россіи. Соборъ единогласно рѣшилъ, чтобъ Польшѣ была объявлена война, а Хмельницкаго и все войско запорожское, съ городами ихъ и землями, чтобъ государь изволилъ принять подъ свою государскую высокую руку, ради православной вѣры и св. Божіихъ Церквей, на которыя паны рады и вся Рѣчь Посполитая возстали съ намѣреніемъ ихъ искоренить. (Митр. Макарій).

31 дек. прибыло въ г. Переяславъ посольство, во главѣ съ намѣстникомъ тверскимъ бояриномъ Бутурлинымъ. На всемъ пути по Малороссіи посольство вездѣ встрѣчали съ торжествомъ, и духовенство выходило къ нему въ церковномъ облаченіи съ св. крестомъ. Торжественно встрѣчено было посольство и въ Переяславъ. 6 января 1654 г. прибылъ туда гетманъ Богданъ Хмельницкій. 6 янв. у гетмана была тайная рада съ полковниками, судьями и войсковыми есаулами, и всѣ подклонились подъ государеву высокую руку. Въ тотъ же день назначена была явная рада. Собралось много всякихъ чиновъ людей. Хмельницкій сталъ посреди круга. Войсковой есаулъ велѣлъ всѣмъ молчать.

Гетманъ началъ говорить: “Паны полковники, есаулы, сотники, все войско Запорожское и всѣ православные христіане! Вѣдомо вамъ всѣмъ, какъ Богъ освободилъ насъ изъ рукъ враговъ, гонящихъ Церковь Божію и озлобляющихъ все христіанство нашего Восточнаго православія. Вотъ уже шесть лѣтъ живемъ мы безъ государя, въ безпрестанныхъ браняхъ и кровопролитіяхъ съ гонителями и врагами нашими, хотящими искоренить Церковь Божію, дабы имя Русское не помянулось въ Землѣ нашей, что уже очень намъ всѣмъ наскучило, и видимъ, что нельзя намъ жить больше безъ царя. Для этого собрали мы раду, явную всему народу, чтобъ вы съ нами выбрали себѣ государя изъ четырехъ, кого хотите: первый царь Турецкій, который много разъ чрезъ пословъ своихъ призывалъ насъ подъ свою власть; второй — ханъ Крымскій, третій — король Польскій, который, если захотимъ, и теперь насъ еще въ прежнюю ласку принять можетъ; четвертый есть православный Великой Россіи государь, царь и великій князь Алексѣй Михайловичъ, всея Руси самодержецъ Восточный, котораго мы уже шесть лѣтъ безпрестанными моленіями нашими себѣ просимъ; тутъ котораго хотите — избирайте! Царь Турецкій бусурманъ: всѣмъ вамъ извѣстно, какъ братья наши, православные христіане, Греки, бѣду терпятъ и въ какомъ живутъ отъ безбожныхъ утѣсненіи; Крымскій ханъ — тоже бусурманъ, котораго мы по нуждѣ въ дружбу принявши, какія нестерпимыя обиды испытали! Объ утѣсненіяхъ отъ польскихъ пановъ нечего и говорить: сами знаете, что лучше Жида и пса, нежели христіанина, брата нашего почитали. А православный христіанскій великій государь, царь Восточный, единаго съ нами благочестія, Греческаго закона, единаго исповѣданія, едино мы тѣло церковное съ православіемъ Великой Россіи, главу имѣя Іисуса Христа. Этотъ великій государь царь христіанскій, сжалившись надъ нестерпимымъ озлобленіемъ Православной Церкви въ нашей Малой Россіи, шестилѣтнихъ нашихъ безпрестанныхъ моленій не презрѣвши, теперь милостивое свое царское сердце къ намъ склонивши, своихъ великихъ ближнихъ людей къ намъ съ царскою милостію своею прислать изволилъ; если мы его съ усердіемъ возлюбимъ, то кромѣ его царской высокой руки благотишайшаго пристанища не обрящемъ; если же кто съ нами не согласенъ, то куда хочетъ — вольная дорога”. Тутъ весь народъ завопилъ: “Волимъ подъ царя Восточнаго православнаго! лучше въ своей благочестивой вѣрѣ умереть, нежели ненавистнику Христову, поганину достаться”. Потомъ полковникъ Переяславскій Тетеря, ходя въ кругу, спрашивалъ на всѣ стороны: “Всѣ ли такъ соизволяете!” — “Всѣ единодушно!” — раздавался отвѣтъ. Гетманъ сталъ опять говорить: “Будь такъ, да Господь Богъ нашъ укрѣпитъ насъ подъ его царскою крѣпкою рукою!” Народъ на это завопилъ единогласно: “Боже утверди! Боже укрѣпи! чтобъ мы во-вѣки всѣ едино были” (Соловьевъ).

Митрополитъ Сильвестръ съ 1649 г. поддерживалъ связь съ царемъ Алексѣемъ и патріархомъ Никономъ, просившими его выслать въ Москву двухъ знатоковъ греческаго языка для исправленія славянской библіи. Царскій постельничій Ѳеодоръ Ртищевъ просилъ митрополита прислать ученыхъ монаховъ въ его монастырь. Именно тогда посланы были въ Москву Епифаній Славеницкій и Арсеній Сатановскій. Владыка Сильвестръ писалъ царю лѣтомъ 1651 г., что въ Софіевскомъ соборѣ нѣтъ многихъ книгъ, онъ же “изнищенъ до конца” и не можетъ ничего купить. “Вели государь”, писалъ онъ, “дать свое жалованіе: двѣнадцать миней мѣсячныхъ, да прологи сентябрскіе и мартовскіе, да Ѳеофилакта, да уставъ большой, и на меня умилосердись, на одежду теплую пожалуй, чѣмъ бы мнѣ зимою согрѣться”. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, митрополитъ не принималъ никакого участія въ переговорахъ Хмельницкаго, хотя дѣло касалось православія.

Послѣ Переяславской Рады Бутурлинъ, встрѣченный въ Кіевѣ 16 января за городомъ митр. Сильвестромъ съ духовенствомъ, совершившимъ вслѣдъ за этимъ молебенъ въ Софіевскомъ соборѣ, послѣ многолѣтія, въ присутствіи всѣхъ, обратился къ владыкѣ. Отмѣтивъ многократное обращеніе Хмельницкаго къ царю, Бутурлинъ сказалъ: “а ты, митрополитъ, великому государю нашему о томъ никогда не билъ челомъ, и не писывалъ, и не поискалъ къ себѣ его царской милости: объяви жъ теперь намъ, почему ты не билъ челомъ и не писывалъ великому государю”. Митрополитъ отвѣчалъ, что “про то, какъ гетманъ Хмельницкій и все войско запорожское били челомъ подъ государеву высокую руку, онъ не вѣдалъ; а нынѣ онъ за государево многолѣтнее здоровье и за государыню царицу и за благовѣрныхъ царевенъ долженъ молить Бога”. Бутурлинъ удовлетворился этимъ отвѣтомъ.

Митрополитъ держалъ себя въ сторонѣ во время переговоровъ гетмана, опасаясь, что, если царь не согласится на принятіе Малороссіи, то, въ случаѣ побѣды поляковъ надъ казаками, его участіе плохо отразится на положеніи Церкви. Даже, когда состоялось постановленіе Переяславской Рады, Сильвестръ отправилъ чернеца печерскаго Макарія Крыницкаго въ Луцкъ заявить въ тамошнемъ градскомъ судѣ, что Москва, завладѣвъ Кіевомъ, заставляетъ его и прочее духовенство присягнуть московскому государю; духовенство не желаетъ этого сдѣлать, бунтовщиками не будетъ и желаетъ имѣть государемъ короля.

Митрополитъ Макарій пишетъ: “Вообще положеніе кіевскаго митрополита и духовенства было тогда очень затруднительное: имъ нужно было и покоряться новымъ властямъ, московскимъ, и не раздражать на всякій случай прежнихъ властей, польскихъ, фарисействовать предъ ними, хотя нельзя отвергать, что и въ духовенствѣ, какъ между казаками, могли быть лица, начиная съ самого митрополита, которыя не сочувствовали присоединенію Малороссіи къ Москвѣ по своимъ личнымъ побужденіямъ. Митрополитъ Сильвестръ Коссовъ и печерскій архимандритъ Іосифъ Тризна, двѣ самыя сильныя особы въ малороссійскомъ духовенствѣ, оба были шляхтичи и пользовались, при польскомъ правительствѣ, весьма важными преимуществами, которыхъ могли лишиться съ подчиненіемъ Москвѣ: печерскій архимандритъ владѣлъ богатыми имѣніями лавры и, какъ настоятель патріаршаго ставропигіальнаго монастыря, не признавалъ надъ собою никакой мѣстной духовной власти; а митрополитъ, хотя и не владѣлъ такими имѣніями, но, признавая надъ собою только номинальную власть патріарха, являлся совершенно независимымъ іерархомъ въ управленіи своею митрополіею.”

Возникло у митр. Сильвестра столкновеніе съ московскими боярами, прибывшими защищать Кіевъ отъ поляковъ. Для этого они намѣревались воздвигнуть крѣпость вблизи Софіевскаго собора. Владыка рѣшительно заявилъ имъ, что “на томъ мѣстѣ города (крѣпости) онъ ставить не дастъ, потому что та земля — его, софійская, и архангельскаго и Никольскаго монастырей и десятинной церкви, подъ его митрополичьей паствою, и онъ тѣхъ земель подъ городъ не поступается”. Митр. Макарій пишетъ: “Бояре коснулись самаго чувствительнаго мѣста для западно-русскаго духовенства — церковныхъ имѣній, изъ-за которыхъ оно вело непрестанную борьбу в теченіе столѣтій и перенесло столько скорбей, трудовъ и лишеній”. Хмельницкій поддержалъ митрополита въ Москвѣ. Царь сначала прогнѣвался, а затѣмъ успокоилъ гетмана, сообщивъ: “мы, великій государь, не только не велимъ ломать стародавнихъ правъ церковныхъ, но и сверхъ прежняго нашею государской милостію награждать будемъ...”. 21 марта 1654 г. государь “пожаловалъ: митрополиту и всѣмъ духовнаго чина людямъ по маетности ихъ, которыми они нынѣ владѣютъ, свою государскую грамату дать велѣлъ”. Царь въ томъ же указѣ гетману объявилъ: “а митрополиту кіевскому, такъ же и инымъ духовнымъ малыя Россіи, быть подъ благословеніемъ святѣйшаго патріарха московскаго и всея великія и малыя и бѣлыя Россіи, а въ права духовныя святѣйшій патріархъ вступати не будетъ. Въ іюлѣ 1654 г. митр. Сильвестръ обратился къ царю съ просьбой объ оставленіи его въ “послушаніи нашему верховному пастырю константинопольскому”. Обращеніе доставило въ Москву посольство, во главѣ котораго былъ игуменъ Иннокентій Гизель. Царь остался при рѣшеніи, высказанномъ имъ въ мартовскомъ указѣ гетману.

Митр. Макарій, подводя итоги этимъ сношеніямъ, пишетъ: “Съ этого времени кіевская митрополія, по волѣ государя, считалась уже, въ нѣкоторой степени, фактически соединенною съ московскимъ патріархатомъ, хотя de jure числилась еще въ округѣ константинопольскаго патріарха и подъ его властію. Въ Москвѣ хорошо знали, что, по канонамъ церкви, одинъ патріархъ не можетъ взять себѣ митрополіи, принадлежащей другому патріарху, безъ его на то согласія. И вотъ на первыхъ порахъ, до полученія этого согласія, придумали такую хитрую формулу для опредѣленія взаимныхъ отношеній кіевской митрополіи и московскаго патріарха: кіевскій митрополитъ и все духовенство должны быть подъ благословеніемъ московскаго патріарха, а патріархъ этотъ не будетъ вступаться въ ихъ духовныя права. Но кіевская митрополія не ограничивалась предѣлами одной Малороссіи, а простиралась на Бѣлоруссію и Литву. И здѣсь православные начали присоединяться тогда къ московскому патріархату въ разныхъ городахъ и селахъ, съ своими церквами и монастырями, вслѣдъ за тѣмъ, какъ эти города и села покорялись русскимъ оружіемъ и присоединялись къ великой Россіи.” Начата была война съ Польшей. Выступая въ походъ, государь издалъ воззваніе ко всѣмъ сынамъ св. восточной православной церкви. Онъ объявлялъ, что услышалъ моленія православныхъ Малороссіи и принимаетъ ихъ подъ свою державу. Православные въ Литвѣ и Польшѣ будутъ освобождены отъ гоненій за вѣру. Вскорѣ заняты были войсками многіе города, часть которыхъ сдавалась безъ боя. Болѣе всего сопротивлялся Смоленскъ, сдавшійся 23 сент. 1654 г. самому царю.

Издревле православный Смоленскъ, за время сорокалѣтняго нахожденія подъ властію Польши, лишился своихъ церквей и обителей. Всѣ онѣ были обращены въ уніатскія или латинскія. Въ городѣ пребывалъ уніатскій епископъ. На слѣдующій день по занятіи города царь Алексѣй велѣлъ поставить для себя тафтяную церковь во имя Воскресенія Христова, которая была освящена казанскимъ митрополитомъ Корниліемъ. Вслѣдъ за тѣмъ начали возстанавливаться православные храмы и монастыри. Управленіе церковными дѣлами было сначала поручено находившемуся при государѣ тверскому архіепископу Лаврентію. Въ 1656 г. былъ назначенъ въ Смоленскъ постоянный епископъ, владыка Филаретъ, бывшій суздальскій. Въ сентябрѣ же былъ занятъ Полоцкъ, гдѣ давно господствовали іезуиты со своимъ коллегіумомъ. Въ самомъ началѣ войны бѣжали оттуда іезуиты и уніатскій митрополитъ Антоній Селява, забравшій церковныя сокровища и останки Кунцевича, перенесенные сначала въ Жировицкій монастырь, потомъ же въ Замостье. Царь богато одарилъ Богоявленскій мон., игуменомъ котораго сталъ умный и ловкій Игнатій Іевлевичъ. Намѣстникомъ полоцкой каѳедры былъ назначенъ игуменъ витебскаго Марковскаго мон. Каллистъ. Черезъ годъ съ небольшимъ онъ былъ поставленъ въ Москвѣ патріархомъ Никономъ во епископа полоцкаго.

Въ Малороссіи въ церковномъ отношеніи не было полной договоренности. Насколько кіевляне міряне признавали Никона своимъ патріархомъ, настолько духовенство этого не обнаруживало. Оно считало себя обиженнымъ тѣмъ, что царь ничего не далъ имъ въ замѣнъ тѣхъ имѣній, которыя остались въ предѣлахъ Польши. Большую осторожность проявлялъ патріархъ Никонъ. Это явствуетъ изъ граматы его митр. Сильвестру отъ 10 мая 1656 г. Митр. Макарій пишетъ, что, преподавая ему благословеніе, “онъ требовалъ отъ него должной любви къ себѣ, но въ тоже время какъ бы стѣснялся прямо назвать себя его пастыремъ. И есть данныя, которыя свидѣтельствуютъ, что Никонъ дѣйствительно не управлялъ кіевскою митрополіею, какъ ея верховный пастырь, не вступался въ ея церковныя дѣла”. Въ 1655 г. Ѳеодосія Сафоновича, избраннаго игуменомъ братіей кіево-братскаго мон. благословилъ митр. Сильвестръ и утвердилъ гетманъ Хмельницкій. Новый черниговскій епископъ Лазарь Барановичъ, избранный “мирнымъ и благоизволеннымъ духовнаго и свѣтскаго чина совѣтомъ”, поставленъ въ 1657 г. въ Яссахъ сочавскимъ митрополитомъ Гедеономъ, имѣвшимъ “истинное свидѣтельство” отъ митр. Сильвестра, гетмана Хмельницкаго и генеральнаго писаря Выговскаго. Митр. Сильвестръ въ это время былъ боленъ и вскорѣ скончался. Этимъ и объясняется хиротонія въ Яссахъ. “Можно думать”, пишетъ митр. Макарій, “что дѣло устроилось не безъ вѣдома самого Никона ... А что Никонъ не считалъ себя въ правѣ вступаться въ дѣла кіевской митрополіи, какъ принадлежащей цареградскому патріарху, объ этомъ онъ самъ впослѣдствіи писалъ цареградскому патріарху Діонисію”.

13 апр. 1657 г. скончался митрополитъ Сильвестръ Коссовъ. Митр. Макарій такъ опредѣляетъ его дѣятельность: “Въ трудныхъ обстоятельствахъ пришлось дѣйствовать митрополиту Сильвестру Коссову, когда совершалось и совершилось присоединеніе Малороссіи къ московской державѣ. Одна часть его митрополіи, находившаяся въ Малороссіи, переходила и перешла подъ власть Москвы; другая, большая часть оставалась въ предѣлахъ Польши. Нужно было ему покоряться и угождать московскому правительству, но такъ, чтобы не раздражить противъ себя и противъ своихъ единовѣрцевъ въ Литвѣ и Польшѣ польскаго правительства. Притомъ хотя Малороссія и поддалась русскому царю, а вскорѣ и Бѣлоруссія покорилась его оружію, но никто не могъ поручиться, что такъ останется навсегда, что поляки не возвратятъ себѣ этихъ потерянныхъ провинцій и не овладѣютъ снова самимъ Кіевомъ. Не говоримъ уже о личныхъ интересахъ митрополита Сильвестра, которымъ болѣе благопріятствовало прежнее положеніе его подъ владычествомъ польскимъ. Неудивительно, если онъ принужденъ былъ какъ-бы двоиться и разомъ служить двумъ господамъ, если поведеніе его казалось какимъ-то скрытнымъ, нерѣшительнымъ, двусмысленнымъ и невполнѣ отвѣчало желаніямъ и видамъ правительственной власти въ Москвѣ. При всемъ томъ роковое событіе совершилось въ его управленіе западно-русскою церковію: при немъ соединилась она съ восточно-русскою церковію, хотя это соединеніе было пока неполное или только начало соединенія, соединеніе лишь фактическое, а не правовое, соединеніе, которое не разъ еще, болѣе или менѣе, нарушалось, пока не утвердилось окончательно, съ согласія самого константинопольскаго патріарха. Еще при жизни кіевскаго митрополита Сильвестра Коссова московскій патріархъ началъ называться патріархомъ не только великія, но и малыя и бѣлыя Россіи.”

Въ 1657 г. умеръ и гетманъ Богданъ Хмельницкій. Съ этого времени начинается великая смута въ Малороссіи, сильно отразившаяся и на церковныхъ дѣлахъ. Казачьей “старшинѣ” желательна была полная автономія ихъ края и имъ не нравилось, что изъ Москвы посылали гарнизоны въ малороссійскіе города. Они начали мечтать объ отдѣленіи отъ Москвы и о новомъ договорѣ съ Польшей. Такъ и повелъ дѣло новый выборный гетманъ Иванъ Выговскій. Онъ открыто возсталъ противъ Москвы и передался Польшѣ. Однако противъ “старшины” возстали простые казаки, не желавшіе подчиненія Польшѣ. Выговскій, съ помощью татаръ, нанесъ сильное пораженіе московскимъ войскамъ подъ Конотопомъ (1659).

На его сторонѣ всецѣло былъ новый митрополитъ Діонисій Болобанъ, рѣшительно отказавшійся принять посвященіе въ Москвѣ и явно тянувшій къ Польшѣ. Въ Москвѣ рѣшено было управленіе западно-русской Церковью возложить на намѣстника. Съ согласія царя Алексѣя, митр. Питиримъ, управлявшій патріархіей, опредѣлилъ на эту должность извѣстнаго государю нѣжинскаго протопопа Максима Филимонова, посвятивъ его въ 1661 г., послѣ постриженія съ именемъ Меѳодія, въ епископа Мстиславскаго. Но его намѣстничество не было признано ни константинопольскимъ патріархомъ, ни многими западно-русскими епископами. Митр. Діонисій не призналъ его епископомъ, посвятивъ на Мстиславскую каѳедру Іосифа Нелюбовича-Тукальскаго. Много повредилъ Меѳодію и патр. Никонъ, наложивъ за его самовольное посвященіе (безъ разрѣшенія отъ него, патріарха) анаѳему на Питирима. Послѣ измѣны Выговскаго Малороссія раздѣлилась на двѣ половины — польскую за Днѣпромъ и русскую по лѣвую сторону Днѣпра. Пошли междоусобія и измѣны гетмановъ, мѣнявшихъ свое подданство. Послѣ смерти въ 1663 г. Діонисія, на правой сторонѣ Днѣпра, митрополитомъ былъ избранъ еп. Мстиславскій Іосифъ. Другой группой въ той же части Малороссіи митрополитомъ выбранъ былъ еп. перемышльскій Антоній Винницкій. Неизбѣжная смута между ними не разыгралась только потому, что въ слѣдующемъ году митр. Іосифъ попалъ въ плѣнъ къ полякамъ и два года томился въ тюрьмѣ въ Маріенбургѣ. На восточной — лѣвой — сторонѣ Днѣпра продолжалъ править еп. Меѳодій. Но при гетманѣ Иванѣ Брюховецкомъ, начавшемъ хлопотать въ Москвѣ о поставленіи настоящаго митрополита, еп. Меѳодій, вмѣстѣ съ извѣстнымъ печерскимъ архимандритомъ Иннокентіемъ Гизелемъ и рядомъ другихъ монаховъ заявили, что они запрутся въ своихъ монастыряхъ, если въ Кіевѣ будетъ московскій митрополитъ (Знаменскій).

Противомосковской партіи много помогало недовольство въ Малороссіи Москвой за Андрусовское перемиріе (1667). Оно было заключено въ деревнѣ Андрусово вблизи Смоленска срокомъ на 13 съ половиной лѣтъ. Царь отказался отъ Литвы, но удержалъ за собою Смоленскъ и Сѣверскую землю, отнятые отъ Москвы въ смутное время. Пріобрѣлъ онъ Лѣвобережную Малороссію и на правомъ берегу Кіевъ (уступленъ поляками на два года, но остался за Москвой навсегда). Раздѣленіе Малороссіи не могло удовлетворить ея обитателей.

Правобережный гетманъ Петръ Дорошенко поддался тогда Турціи, надѣясь съ ея помощью освободиться отъ польской неволи. Турецкая партія усилилась и въ лѣвобережной Малороссіи, когда появился слухъ, что царь хочетъ и остальной край отдать подъ унію и польскаго короля. Къ этой партіи пристали и Меѳодій съ Брюховецкимъ, которымъ Дорошенко посулилъ первому независимую митрополію, а послѣднему — гетманство на обѣихъ сторонахъ Днѣпра. Но лишь только Брюховецкій промѣнялъ царя на султана, Дорошенко убилъ его, желая остаться гетманомъ. Обманулъ онъ и Меѳодія. Дорошенко удалось освободить изъ плѣна Іосифа Нелюбовича-Тукальскаго. Послѣдній снялъ съ Меѳодія санъ и заточилъ его. Тому удалось бѣжать въ Москву, но и тамъ его заточили въ монастырь за измѣну. На восточной сторонѣ не хотѣли повиноваться митр. Іосифу. Вмѣсто Меѳодія тамъ всѣми дѣлами управлялъ старшій изъ епископовъ, владыка черниговскій Лазарь Барановичъ. Константинопольскій же патріархъ законнымъ митрополитомъ признавалъ Іосифа, который пользовался любовью и уваженіемъ. Къ нему очень хорошо относился будущій Святитель Димитрій Ростовскій. Митр. Іосифъ до самой смерти въ 1676 году оставался при Дорошенко въ Чигиринѣ. Дѣлалъ онъ это по отвращенію къ Польшѣ, опасаясь дальнѣйшихъ уступокъ послѣдней со стороны Москвы. Онъ умолялъ царя не отдавать Кіева ляхамъ — врагамъ православія. Въ одномъ изъ писемъ своихъ къ боярину Ордыну-Нащокину онъ вылилъ свою душу въ слѣдующихъ строкахъ: “По беззаконіямъ моимъ, которымъ нѣтъ числа, не признаю я себя душею, страждущей за благочестіе... Въ горести душа моя. Какъ могу называться пастыремъ, когда растеряно стадо. О! да соберетъ его Создавшій и Искупившій Своею кровію”.

За два года до смерти митр. Іосифъ ослѣпъ. Во время обстрѣла Чигирина кн. Ромодановскимъ и вѣрнымъ царю гетманомъ Самойловичемъ, когда домъ митрополита былъ разбитъ гранатами, онъ заболѣлъ. Крымскій ханъ прислалъ доктора лѣчить его. Соловьевъ отмѣчаетъ то, о чемъ тогда говорили въ Чигиринѣ: “Когда митрополитъ Іосифъ Тукальскій лежалъ при смерти, то Дорошенко навѣщалъ его безпрестанно и умирающій заклиналъ его именемъ Божіимъ, чтобъ отсталъ отъ Турецкаго султана и билъ челомъ въ подданство великому государю; если же не сдѣлаетъ то пропадетъ. Дорошенко за это осердился на Іосифа и не ходилъ къ нему до самой смерти”. Въ 1677 г. Дорошенко подчинился царю Ѳеодору Алексѣевичу и прибылъ въ Москву. Въ 1679 г. онъ былъ назначенъ воеводой въ Вятку.

Со смертью митр. Іосифа церковное управленіе на обѣихъ сторонахъ Днѣпра перешло въ вѣдѣніе старшаго изъ епископовъ владыки Лазаря Барановича. Польскій же король еще въ 1673 г. назначилъ администраторомъ митрополіи львовскаго епископа Іосифа Шумлянскаго, тайно давшаго ему присягу въ признаніи папы. Но православные, внѣ его епархіи, власть его не признавали. Въ то же время принялъ тайно унію одинъ изъ сподручниковъ Шумлянскаго Иннокентій Винницкій, получившій потомъ перемышльскую каѳедру. Чистовичъ пишетъ: “Когда такимъ образомъ унія пріобрѣла два важнѣйшихъ епископскихъ престола, казалось возможнымъ возобновить попытку общаго соединенія всѣхъ православныхъ русскихъ польской короны въ одну уніатскую церковь. Янъ Собіесскій, хотя не такой фанатикъ, какъ Сигизмундъ III, однакожъ горячо взялся за это святое дѣло и универсаломъ отъ 19-го октября 1679 года приглашалъ митрополитовъ, епископовъ, настоятелей монастырей и все духовенство уніатское и православное, а также и свѣтскихъ лицъ, въ Люблинъ на дружелюбное совѣщаніе, которымъ должны быть разрѣшены всѣ несогласія и споры между уніатами и православными; на самомъ же дѣлѣ “по своему усердію и унитскому желанію хотячи Русь православную, подъ державою короны польской обрѣтаючуюся, на унію пре- формовати”.

Православные прибыли въ Люблинъ на съѣздъ, открытый 14/24 января 1680 г. Все сдѣлано было для ихъ уловленія. Совершили торжественныя богослуженія уніатскіе митрополитъ Жоховскій и епископы Владимірскій, холмскій, пинскій. Въ католическомъ костелѣ проповѣдникъ іезуитъ восхвалялъ восточную Церковь и заявилъ, что кто не держится восточной православной Церкви, тотъ не получитъ спасенія! Но православные были тверды и объявили, что безъ сношенія съ константинопольскимъ патріархомъ ничего не могутъ предпринять. Въ 1681 г. еп. Іосифъ Шумлянскій представилъ новый проектъ соединенія съ римской церковью (“способъ згоди церквей”). Но проектъ не получилъ осуществленія. Іосифъ, управляя подъ видомъ православнаго митрополита, постепенно ставилъ епископами тайныхъ уніатовъ.

Московскій договоръ 6 мая 1686 г. съ Польшей утвердилъ за Россіей на вѣчныя времена Кіевъ, Черниговъ, Смоленскъ и еще 56 городовъ. Правая сторона Днѣпра, Кіевская область, Волынь и Подолье остались еще на полтора вѣка за Польшей, получивъ названіе Польской Украйны (окрайны). По этому договору поляки обязывались предоставить православнымъ полную свободу исповѣданія вѣры и отправленія богослуженій; возвращались православнымъ епархіи: луцкая, галицкая, перемышльская, львовская и могилевская; епископы ихъ ставились въ зависимость отъ русскаго митрополита; русскому правительству предоставлялось право наблюденія за исполненіемъ сего, слѣдовательно и право заявленія ходатайствъ и даже требованій относительно нуждъ православныхъ, если бы они подверглись стѣсненіямъ.

Все болѣе назрѣвалъ вопросъ о возсоединеніи кіевской митрополіи съ московской патріархіей. Вести объ этомъ переговоры съ гетманомъ Иваномъ Самойловичемъ поручено было способнѣйшему думному дьяку Емельяну Украинцеву, который въ ноябрѣ 1684 г. прибылъ въ Батуринъ. До разговора съ гетманомъ онъ повидался съ жившимъ въ этомъ городѣ, въ Крупецкомъ мон., епископомъ луцкимъ Гедеономъ, въ міру кн. Святополкъ-Четвертинскимъ, покинувшимъ свою епархію изъ за гоненія католиковъ. Во время послѣдовавшаго затѣмъ разговора Украинцева съ Самойловичемъ выяснилось, что послѣдній сочувствуетъ возсоединенію митрополіи, съ тѣмъ чтобы гетманъ и малороссійскій народъ и впредь выбирали бы митрополита. По этому вопросу онъ собирался совѣтоваться съ духовными и мірскими лицами, и просилъ снестись по этому поводу съ константинопольскимъ патріархомъ. При этомъ гетманъ добавилъ: “Знаю я подлинно, что это дѣло не любо будетъ архіепископу черниговскому” (Лазарю Барановичу).

Въ іюлѣ 1685 г. въ Кіевѣ съѣхались избиратели. Архіеп. Лазарь на митрополичьи выборы не поѣхалъ и не послалъ никого изъ знатнаго духовенства. 8 іюля митрополитомъ единогласно былъ избранъ владыка Гедеонъ. Извѣщая объ этомъ царей Іоанна и Петра, Самойловичъ просилъ, чтобы кіевская митрополія считалась первою между русскими митрополіями, чтобы было получено согласіе патріарха константинопольскаго на уступку своихъ правъ на кіевскую митрополію патріарху московскому; чтобъ московскій патріархъ поставлялъ и благословлялъ бы митрополита кіевскаго, но въ суды его не вступался, что не дѣлалъ и константинопольскій патріархъ; чтобъ кіевскій митрополитъ носилъ митру со стоячимъ крестомъ, и чтобъ въ его епархіи передъ нимъ носили крестъ. Въ Москвѣ согласились съ этими и другими пунктами, но, естественно, отвергли желаніе, чтобы митрополитъ носилъ титулъ экзарха константинопольскаго патріарха. Въ концѣ 1685 г. отправились въ Турцію московскій посланникъ Никита Алексѣевъ, въ сопровожденіи гетманскаго посланца Лисицы. Въ Адріанополѣ, гдѣ тогда находились султанъ и великій визирь, посланцы побывали у пребывавшаго тамъ іерусалимскаго патріарха Досиѳея. Послѣдній заявилъ, что не будетъ совѣтовать константинопольскому патріарху отказываться отъ кіевской митрополіи, т. к. это, будто-бы, запрещено Правилами Св. Отецъ. Алексѣевъ уговаривалъ патріарха тихо и ласково, Лисица же рѣзко заявилъ: “Гетманъ, все войско Запорожское и народъ Малороссійскій въ подданствѣ у великихъ государей; гетманъ желаетъ, чтобъ и духовный чинъ былъ весь подъ благословеніемъ Московскаго патріарха, да какъ уже сдѣлано, тому такъ и быть”. Патр. Досиѳей остался при своемъ мнѣніи, добавивъ, что “константинопольскому патріарху нельзя сдѣлать безъ визирскаго указа”. Къ этому времени прибылъ въ Константинополь патріархъ Діонисій, вновь возведенный на престолъ. Алексѣевъ посѣтилъ визиря и объявилъ ему о желаніи царей насчетъ кіевской митрополіи. Визирь сказалъ, что поддержитъ царскую волю. Въ это время турки, угрожаемые войной съ трехъ сторонъ, хотѣли поддержать миръ съ Москвой. Алексѣевъ отправился съ вѣстями къ Досиѳею и нашелъ въ немъ совершенную перемѣну: “Я”, сказалъ онъ, “пріискалъ въ Правилахъ, что вольно всякому архіерею отпустить изъ своей епархіи къ другому архіерею; я буду уговаривать патріарха Діонисія, чтобъ онъ исполнилъ волю царскую, и самъ буду писать государямъ и къ патріарху Іоакиму и благословеніе отъ себя подамъ особо, а не вмѣстѣ съ Діонисіемъ”. Патр. Діонисій, съ своей стороны, не сдѣлалъ ни малѣйшаго возраженія, обѣщалъ во всемъ исполнить царскую волю, какъ только возвратится въ Константинополь и соберетъ митрополитовъ. Благодаря предстательству Алексѣева передъ визиремъ, позволено было вновь построить въ Константинополѣ сгорѣвшую церковь Іоанна Предтечи. Изъ Адріанополя Алексѣевъ поѣхалъ въ Константинополь, гдѣ получилъ отъ патріарха Діонисія всѣ нужныя по кіевскому дѣлу бумаги, и поднесъ ему 200 золотыхъ и три сорока соболей. Одаренъ былъ и патр. Досиѳей. Діонисій, приводя примѣръ царя Ѳеодора Іоанновича, приславшаго жалованье всѣмъ архіереямъ, подписавшимся на граматѣ объ установленіи московскаго патріаршества, просилъ о присылкѣ жалованія архіереямъ, подписавшимся на граматѣ объ уступкѣ кіевской митрополіи (Соловьевъ). Въ 1687 г. патріархъ прислалъ грамату, утверждавшую новый порядокъ. Прекратилось свыше двухсотлѣтнее раздѣленіе единой Русской Церкви.

Въ 1692 г. посланникъ при польскомъ дворѣ дьякъ Борисъ Михайловъ доносилъ въ Москву посольскому приказу, что “по подлинному его освѣдомленію, перемышльскій епископъ Винницкій принялъ самовольно унію”. Сообщалъ онъ и о про-уніатской дѣятельности епископа львовскаго Шумлянскаго. Заявилъ онъ протестъ польскому министерству, которое отвѣтило, что Винницкій и шляхта приступили къ “римскому костелу” добровольно, воспретить чему права польскія не позволяютъ. Въ 1693 г. посланникъ имѣлъ конференцію съ польскими министрами о чинимыхъ въ Польшѣ и Литвѣ грекороссійскаго исповѣданія людямъ обидахъ и обращеніи ихъ въ унію. Сенаторы возражали, что король и сенаторы въ дѣла россійскія не вмѣшиваются, что паны въ маетностяхъ своихъ могутъ отмѣнять, что хотятъ. При этомъ они отмѣтили, что изъ Москвы, въ противность договору, высланы іезуиты и что тамъ “въ римской вѣрѣ неволя и запрещеніе; однакожъ они въ томъ не указываютъ”. Въ 1700 г. прибылъ въ Варшаву Шумлянскій и торжественно учинилъ въ Троицынъ день присягу на уніатство. Вернувшись во Львовъ Шумлянскій началъ насильно отбирать церкви и принуждать на унію. По настоянію русскаго посланника король Августъ II далъ указъ Шумлянскому прекратить насилія. Но канцлеръ великій коронный, бискупъ перемышльскій, не приложилъ къ указу коронную печать (Чистовичъ).