Нарочитая пышность костюмов и туалета, поглощавшая крупные средства, нередко из государственной казны, должна была способствовать возвеличению как особы самодержца, так и всего вообще дворянства. „Человек делался почтенен по мере великолепности его жилища и уборов". Но за внешностью всех этих „роскошеств" скрывалась по существу внутренняя некультурность „благородных".
Так, одна из императриц "(Анна) не могла заснуть без того, чтобы не выслушать на сон грядущий какого-нибудь страшного рассказа про разбойников, и для таких повествований в придворном штате существовали особые царские сказочницы. Другая (Елизавета) - к важным государственным делам относила указы о закупке заграницей „уборов дамских и мушек" или „чулок нового фасону" к своему и без того непомерно разросшемуся гардеробу, заключавшему более 15 тысяч платьев.
Духоту тяжелого воздуха „от много стесняющихся людей" и от отсутствия во дворце благоустроенных уборных - усиливали ароматы курильниц и крепкие духи. Ежедневно смотритель дворца был озабочен „о чистоте нужников, чтоб вони не было в больших палатах". Ежедневно назначаемые в наряд 25 - 30 человек ассенизаторов едва успевали очищать специальные шкапы и сундуки, заменявшие уборные. Здесь можно видеть один из таких шкапчиков, замаскированный прекрасной наружной отделкой.
„Не соблюдая чистоты в рассуждении тела, белья и постелей, не содержа покоев в чистоте - состоялся способ Заводиться блохам". Так современник характеризует дворцовый быт XVIII века. Среди различных мероприятий по борьбе с насекомыми обращает на себя внимание блохоловка. В одном из современных руководств по туалету этот инструмент описывается так: „небольшие трубочки со многими дырочками, снизу запертые, а вверху отверстые, в которые ввертывается стволик намазанный кровью, медом, сыром или подобной липкой жидкостью, к которой блохи льнут, когда по прихотям их гоняются за сладкостию". [1]
[1 См. щит № 6.]
Среди украшающих стены портретов (Екатерина I, Екатерина II - копия с Ротари и Елизавета - работы Ван - Лоо) особенно интересен портрет почти 60-летней старухи Елизаветы. Исполняя волю коронованного заказчика художник не дерзнул дать действительное изображение Елизаветы того времени, подчеркнув ее годы лишь условно морщинами на руках. Этот портрет любопытен также и тем, что писался заочно. Художник никогда не видел Елизавету и писал не столько лично ее, сколько отвлеченно „императрицу всероссийскую".
На столе под портретом Елизаветы находится зеркало в серебряной раме работы французского мастера Жермена и фарфоровый туалетный прибор, изготовленный в XIX веке по образцам XVIII-го.