Великолепные царские резиденции XVIII века резко противопоставлялись всей остальной крепостной и нищей России. С укреплением дворянской власти, с безудержным ростом экспло-атации податных сословий, - представители этой власти все более изолировались от тех, кто не принадлежал к привилегированному меньшинству.
Обычно принимало участие в придворной жизни и окружало царский престол только вельможное дворянство, только те, кто по доходам и чинам стояли на самом верху социальной лестницы, занимали первые места в „табели о рангах". Но несколько раз в год двери дворца открывались шире и кроме „знатных обоего пола персон" и „господ чужестранных министров", к дворцовым празднествам допускались более широкие слои дворянства и даже избранные представители,.российского и иностранного купечества". Дорогостоившие увеселения и пышные церемонии должны были лишний раз уверить этих гостей в незыблемости и „божественном" происхождении дворянского государства.
Что касается остальной массы населения, то ее убеждали в этом иными способами. „Подлому народу" строго запрещалось приближение к царскому жилищу. Специальные указы определяли даже внешние отличительные признаки тех, кто не имел в дворянской России ни гражданских, ни человеческих прав. „Наистрожайшим образом и почасту" подтверждалось не допускать в царские сады „матросов, господских ливрейных лакеев и подлого народу, а также у кого волосы не убраны, платки на шее или кто в больших сапогах и сером кафтане". А „людям и крестьянам", виновным в нарушении этого правила, грозили, что „чьи б они ни были, без всякого милосердия сосланы будут в каторжную работу". [1]
[1 См. выставку.]
Эта изоляция царского поместья, это решительное отграничение его от „верноподданной" страны подчеркивалось разными средствами. Наряду с ростом военной и полицейской охраны следует отметить, что подбору смежных владельцев всегда уделялось большое внимание. Царский Петергоф XVIII века был замкнут в широкое кольцо земель или принадлежавших казне, или подаренных наиболее крупным вельможам. Указанные на карте смежных с Петергофом владений имена Разумовских, Чернышевых, Воронцовых, Румянцевых и Сиверсов были свидетельством устойчивости феодальных пережитков и гарантировали полную благонадежность ближайших царских соседей.
Неуклонный рост царской охраны стоял в непосредственной связи с увеличением и усложнением общегосударственного политического розыска, как орудия в борьбе с революционным подъемом угнетенных масс. Сперва охрана царской резиденции почти целиком лежала на гвардейских полках, переводившихся в Петергоф только на лето, на время царского пребывания. Но уже во второй половине XVIII века пугачевское восстание и отзвуки французской революции вызвали учреждение специального бюрократически-полицейского аппарата. В частности при Екатерине II в Петергофе была основана полиция. Тогда же была введена при дворе должность генерал-адъютанта, главная обязанность которого заключалась в том, чтобы „ведать" дворцовые караулы и иметь „в смотрении своем збережение царского здоровья".
Но и военная охрана не теряла своего значения: в начале XIX века три гвардейские полка были переведены в Петергоф на постоянное пребывание. Позже в помощь им появились жандармы и тайная полиция, не случайно учрежденная в ведомстве „собственной его величества" канцелярии. И постепенно „увеселительная" царская резиденция получила специальную охрану из многих сотен человек и превратилась в неприступную крепость самодержавия.
Так классовое назначение царского Петергофа подкреплялось его изолированностью, и судьбы его тесно переплетались со все более непримиримым конфликтом между страной и властью, с тем неустойчивым равновесием, которое называлось Российской империей и поддерживалось изнутри штыком и нагайкой.
„Ея императорское величество соизволила указать сею 29 числа всем знатным обоего пола персонам и знатному шляхетству и господам чужестранным министрам съезжаться в Питергоф ко двору на бал, при чем особы первых пяти классов поздравление приносить имеют". 1752 г.