История царствования императора Александра I и России в его время. т.1. (1869)

(1801-1805).

С давняго времени, богатое дарами природы, но неустроенное Закавказье,

обращало на себя вниманіе русскаго правительства. В особенности-же Петр I

оценил вполне выгоды, которыя могло доставить обладаніе сим краем. Он хотел

проложить торговый путь в Индію, вдоль западных берегов Каспійскаго моря, и с

этою целыо, в 1711 году, основал первыя русскія поселенія на левом берегу

Терека,, что послужило началом Кавказской линіи. а в 1722 году, повелел

построить крепость Св. Креста, на р. Сулаке. Вслед затем, наши войска покорили

Дагестан, ханства, сопредельныя этой стране, и персидскія области : Гилянь,

Мазандеран и Астерабад. Но при Императрице Анне Іоанновне все русскія

завоеванія за Кавказом были уступлены Персіи, и граница Россіи с Персіей

постановлена по рукаву Терека, именуемому Старый Терек.

В первые годы царствованія Екатерины II, Терская линія, начавшаяся

устроиваться еще при

18*

276

Анне Іоанновне, была доведена до Моздока; левый фланг этой линіи

упирался в Каспійское море, а правый не был прикрыт никакою

естественною преградою от живших впереди линіи непокорных горцев,

которые, впрочем, тогда были несравненно менее воинственны, нежели в

последующее время. Весь бассейн Кубани был населен горцами,

признававшими над собою власть турецкаго султана, за получаемые от

него подарки, но в действительности независимыми и соблюдавшими многіе

обряды христіанскіе; эти народы сделались действитедьными

поклонниками исламизма уже в конце XVIII столетія.

Первыя рурскія поселенія на равнине по северную сторону Кавказа

возникли в 1770 году, без содействія правительства; русскіе выходцы

основали несколько сел и множество хуторов, и жили там, не подвергаясь

ни переписям по ревизіям, ни плате государственных повинностей. Между

тем, для прикрытія восточной части Кавказской области, приступили в 1777

году к устройству, в степи между Тереком и Доном, Моздоко-Азовской линіи,

состоявшей из укрепленій, занятых небольшими гарнизонами; а чтобы

усилить линію, начали с 1780 года селить на ней государственных крестьян.

С 1791 года возникли и по реке Кубани первыя наши казачьи станицы и

поселенія.

Одновременно с тем, стали жаловать землями в кавказской области

частных людей. К сожаленію, вместе с пустопорожними землями, были

раздаваемы и заселенныя, что не только остановило колонизацію края, но

подало повод к бунтам песеленцев, до того времени бывших свободными, и

к другим безпорядкам : таким образом были пожалованы значительные

участки Каспійскаго при-

277

брежья, с образовавшимися на них поселеніями, Всеволожскому и графу

Александру Романовичу Воронцову, (который продал свой участок генерал-маіору

Бекетову), что лишило кизлярских казаков и прибрежных туземцев возможности

пользоваться рыбными ловлями, составлявшими единственное средство к их

пропитанію, и обратило рыбный іфомысел в монополію. ІЬшератор Александр,

(как мы уже имели случай сказать), отчасти исправил это важное неудобство,

ограничив права некоторых из владельцев пожалованных земель; тем неменее

однакоже переписка об этом деле длилась около 60-ти дет, пока, наконец, в 1855

году, казна, довольно дорогою ценою, пріобрела участок Всеволожских.

Император Александр I, переставь, с самаго начала своего царствованія,

жаловать частных лиц населенными землями, разсеял опасенія свободных

поселенцев, и тем способствовал колонизации северных предгорій Кавказскаго

хребта. В 1801 году, крепостные люди составляли около 25% всего населенія этой

страны, а в 1801 году только 7%.

При восшествіи на престол Императора Александра, Терская линія была доведена

до устья Малки; а на Кубани начинали селиться бывшіе запорожцы и другіе

казаки; обе линіи, Терская и Кубанская, были разобщены значительным

пространством, обитаемым независимыми племенами, которыя могли

производить неожиданно набеги в равнину. В двадцати-пятилетіе царствованія

Александра, Кавказская линія была совершенно окончена, всего на протяженіи

более тысячи верст: казачьи поселенія достигли верховій Кубани, Малки и Терека,

устроено несколько передовых кордон-

278

ных лиши и значительно обезиечена военно-грузинская дорога неренесеніем с

праваго берега Терека на левый. По прикрытіи обширной плоскости, лежащей к

северу от Кавказа, можно было перенести театр действій за Кубань и Терек и

перейти от обороны к наступленію, что и было началом періода нашей борьбы с

горцами, окончившегося еовершенным покореніем Кавказскаіо края (*).

пае-isoi. В конце царствованія Екатерины II, русскія войска, под начальством

графа Валеріана Зубова, посданныя на защиту Грузіи против Персіян, заняли

Кубу, Баку, Шемаху, Ганжу и перешли чрез Аракс; уже им был открыть путь к

Тегерану, но едва лишь взошел на престол Иыператор Павел, как последовало

повеленіе нашим войскам — немедленно возвратиться в свои пределы. Тем не

менее однако-же безвыходное положеніе Грузіи, волнуемой внутренними смутами

и разоряемой соседями, заставило царя Георгія XIII (Иракліевича) настоятельно

просить Императора Павла о принятіи Грузіи в подданство Россіи. По смертиже

Георгія, в 1800 году, хотя и назначен был правителем этой страны старшій сын его,

царевич Давид,4 генерал-лейтенант русской арміи, однакоже, вслед за тем,

ыанифестом от 18 января 1801 года, Грузинское царство „на вечныя времена"

присоединено к Россіи (2). Таким образом, вместо того, чтобы ограничиться

усиленіем Кавказской линіи, вступить с горцами в мирныя сношенія, защищать их

от азіятских держав и пріобрести в УТИХ народах преграду от враждебных

покушевій Турціи и Персіи, мы, силою об-

279

стоятельств, были j влечены за Кавказ и для сію- isoi. койнаго обладанія

Закавказьем принуждены вести многодетнюю войну с кавказскими горцами.

Император Александр I, прежде принятія решительных мер для утвержденія в

Грузіи своего владычества, желал знать мненіе опытных государственных людей о

выгодах и неудобствах, сопряженных с приеоединеніем Закавказья. Граф

Валеріан Александрович Зубов, который вел войну в этой стране и знал хорошо

все тамошнія обстоятельства, полагал, что охраненіе наших границ от набегов

диких горских племен и долг человеколюбія к народу, искавшему наше

покровительство, обязывали Россійскаго Монарха принять Грузію под свою

державу. По его ыненію, Грузины иыели полное право надеяться на защиту Россіи,

и в особенности после обещаній, им данных нашим правительством. Дело о

присоединеніи Грузіи, будучи внесено в непременный (Государственный) Совет

было решено в такомъже духе: совет счел полезным пріобресть Грузію, как для

пользы ея жителей, угнетаемых своими владетелями, так и для спокойствія

собственных границ Россіи (3).

Император Александр все еще колебался в решеніи вопроса о присоединеніи

Грузіи и вторично поручил его разсмотреть Государственному Совету, которому

при сем было заявлено : „о крайнем отвращеніи Е. И. В. принять это царство в

подданство Россіи, почитая несправедливым присвоеніе чужой земли." Совет

остался при прежнем своем мненіи, основываясь: во 1-х, на изъявленном всеми

жителями желаніи —быть россійскими подданными, и во 2-х, на следствіях,

которыя могло иметь оставленіе Грузіи в том по-

280

i8oi. ложеніи, в коем она находилась при кончине царя Георгія Иракліевича (4).

Государь, на этот ряя. согласясь с мненіем Совета, повелел генерал-лейтенанту

Кноррингу отправиться в Грузію, чтобы УДОСТОВЕРИТЬСЯ в необходимости и пользе

присоединенія сей страны к Имперіи (5).

Действительно, Грузія и вообще Закавказье находились в бедственном положеніи:

князья угнетали народ и присвоили себе право располагать произвольно

имуществом и жизнью своих крестьян; многочисленные члены царских фамилій

потворствовали этим безпорядкам и враждовали между собою, a извне эта страна

подвергалась безпрестанно вторженіям горцев, Персіян и Турок (6).

Уже по отъезде Кнорринга, при обсужденіи вопроса о Закавказье, в

неоффиціальном комитете, молодыми сотрудниками Государя, граф Кочубей

подал голос против присоединенія Грузіи: по словам его, „желавіе ея жителей

находиться в россійском подданстве было весьма сомнительно;" что-же касается

до притесненій, коим они подвергались, то для защиты Грузин было достаточно

покровительства Россіи, которое не требовало значительных пожертвованій :

небольшое число войск, употребленное к достиженію этой цели, могло быть

содержимо на счет страны. По мненію графа Кочубея, Совет преувеличивал

доходы Грузіи, страны, населенной скудно и необладавшей никакою

промышленностью; из всех имеющихся документов оказывалось, что тамошніе

рудники, в продолженіи трех-летней разработки, доставили не более 90,000

рублей. Что-же касается донесеній Кнорринга о богатстве страны, то они, по

мненію Кочубея, были внушены желаніем угодить Го-

281

сударю. Прочіе сотрудники Государя также пола- ші. гали, что следовало

совершенно отказаться от обладанія сим кюаем (7).

Несмотря однакоже на то, ІЬгаератор Александр последовал решенію Совета. По

манифесту 12 сентября 1801 года, опреде.іены правила внутренняго управленія

Грузіи (8), страны, заключавшей в себе, на пространстве Л00 верст, от главнаго

Кавказскаго хребта до Эриванскаго ханства, и 280 верст, от рек Алазани и Джагара

до Имеретіи и туредких пашалыков, Ахалцыхскаго иКарскаго. около 160,000

жителей. Занесколько дней до изданія помянутаго манифеста, были также

приняты под покровительство Россіи ханства: Дербентское, Кубинское и

Бакинское (9).

9 апреля 1802 года, был торжественный въезд isœ. в Тифлис

главнокомандующаго в Грузіи, генерала Кнорринга (10) и управляющаго

гражданскою частью в сей стране, действительнаго статскаго советника

Коваленскаго. Восторг жителей, при встрече их, подавал самыя светлыя надежды,

но радость народа, непостояннаго, не могшаго отдать самому себе отчет в своих

желаніях, была непродолжительна. В мае того-же года, объявленіе манифеста об

управленіи Грузіи (п), вместе с устраненіем от участія в нем всех лиц грузинскаго

царскаго дома, возбудило неудовольствіе, которое еще более усилилось

приказаніем Кнорринга — арестовать несколько знатнейших князей, отказавшихся

присягать на подданство Россіи. Вслед за тем Кнорринг уехал в Георгіевск,

поручив начальство над войсками в Грузіи генералъмаіору Лазареву. В Тифлисе и

во всех областях Грузіи жители роптали и волновались; многіе из кахетинских

князей ушли к бежавшему в Эри-

282

iso-2 вань царевичу Александру. В довершеніе безіюрядка, Коваденскій

поссорился с Лазаревыми и перестал посеіцать главное унравленіе. Не было

нисуда, ни расправы.

Пользуясь этими неустройствами, бежавшіе из Тифлиса члены грузинскаго

царскаго дома готовили сильныя вооруженія против Русских в Имеретіи, Душете и

Эривани. Вгь то-;ке время, Лезгины продолжали обычные свои набеги, которым

грузинскіе князья нисколько не сопротивлялись, желая выказать безсиліе Русских.

Потеряв возможность грабить народ, как прежде, князья выражали свое

неудовольствіе на русское управленіе, говоря: „мы теперь сами крестьяне".

Наиболыпая-же опасность Лазареву грозила со стороны Персіи. Посланный

шахом из Тегерана Пир-Кули-Хан, нрибыв с десятью тысячами человек в

Нахичевань, направился к Шуше и предпринял идти к Белоканам, чтобы

соединиться там с Лезгинами и сторонниками царевича Александра и вторгнуться

в Кахетію, надеясь возбудить к возстанію жителей этой области. Но они

оставались в покое, ограничиваясь присягою на верность царевичу Іулону и

црошеніем на имя Государя о возстановленіи на престоле их царскаго рода, под

покровительстіюм Россіи. Генералы Тучков 2-й и Лазарев, действуя с

осторожностью и благораз уміем, заставили Кахетинцев отказаться от их

намеренія и обратиться к покорности. Напротив того, Коваленскій, не разбирая

правых с виноватыми, арестовал многих Грузин. Крутыя меры и злоупотребленія

Коваленскаго уничтожили доверіе туземцев к русскому правительству. Грузины

подвергались несносным оскорбленіям; чиновники и офицеры увозили их жен и

дочерей

283

и насильственно безчестили их (12). Бедные туземцы обращались с жалобами то к

одному, то к другому • из русских правителей, и ыигде не находили себе защиты.

Станем-ли после всего этого удивляться озлобленію людей, нривыкших к скорой,

хотя и невсегда безукоризненной, азіятской юстиціи?

Император Александру получив сведенія о всех безпорядках грузинскаго

управленія, отозвал Кнорринга и Коваленскаго и возложил на генерал-лейтенанта,

князя Циціанова, все обязаннусти, соединенныя с званіями инспектора Кавказской

линіи, астраханскаго военнаго губернатора и главноуправляющаго в Грузіи.

В Высочайшем рескрипте князю Циціанову заключалась полная программа

предстоявших ему действій. В этом замечательном документе, между прочим,

сказано, что „присоединяя Грузію к Россіи, Государь искал не удовлетвореніе

властолюбія и не собственныя пользы своей Имперіи, а спокойствіе народа,

волнуемаго внутренними и внешними смутами, издавна Россіи преданнаго и

заслужившаго ея участіе своею преданностью..." „Сверх общей справедливости —

писал Александр — вам предстоит убедить сей народ, что ни отдаленность его, ни

трудность сношеній с ним, не воспрепятствуют ему участвовать в благости

россійскаго управленія, и что, вверив свою судьбу Россіи, он никогда не будет

иметь причин раскаяваться..." Повелев Циціанову неотлагательно удовлетворить

все справедливыя жалобы туземцев на его предместника, Государь писал: „...Если

заключеніе карталинских князей не имело никакого другаго повода, кроме

вынужденія от них присяги, то вы сами почувствуете, как подобное сред-

284

1802. ство противно предположенной цели, и немедленно их освободите,

приняв меры предосторожности на случай каких-либо их покушеній лротив

настоящаго образа правленія..." Повелено было также привести в

известность доходы Грузіи, По словам Государя: „...хотя устроеніе

грузинскаго народа соделалось предметом!» попеченія правительства,

однако-же не слЬд^ет,. чтобы тяжесть сего управленія пала единственно на

Россію." Наконец, было предписано выслать из Грузіи в Россію всех лиц

грузинскаго царскаго дома, издавна подававших поводы к крамолам и

смутам (13).

Князь Павел Дмитріевич Циціанов, во всех отношеніях, был достоин доверія

Государя. Потомок карталинских владетелей, он с детства был записан на

службу в Преображенскій полк, и, под надзором отца своего, изучал

военныя науки, что не мешало ему заниматься • и литературою, в

особенности-же переводами с французскаго на русскій язык военных

сочиненій. В 1788 году, Циціанов, полковник и командир С.-Петербургскаго

гренадерскаго полка, отличился при отбитіи сильной вылазки Турок под

Хотином и заслужил похвалу Румянцова, предрекшаго в нем отличнаго

генерала. Последующія за тем действія Циціанова доставили ему такую

известность, что когда его произвели в генерал-маіоры и ему пришлось, по

новому росиисанію, ехать на Кавказскую линію, Императрица Екатерина

оставила своего генерала при С.-Петербургском полку, в Гродне. В

продолженіи возстанія Польши в 1794 году, он действовал столь-же

решительно, сколь и удачно; Суворов, в одном из своих приказов,

предписывалъвойскам: „сражаться так, как сражается храбрый генерал

Циціанов». В 1796

285

году, князь Циціанов, по выбору самой Импера- іт. трицы, отправился, под

начальством графа Зубова, в Закавказье и провел последніе месяпы этого года и

почти весь следующій в званіи бакинскаго коменданта. Находясь в Баку, он

сдружился с Гуссейн-Кули-Ханом (в последствіи виновником его смерти).

Разстроенное здоровье Циціанова заставило его выдти в отставку, но Император

Александр I снова принял его в службу, назначил экспедитором по военной части

в канцелярію непременнаго совета и 15 сентября 1801 года, в день коронаціи,

произвел в генералълейтенанты, со старпшнством, в сравненіи с сверстниками, с

14 февраля 1798 года. Назначеніе князя Циціанова главнокомандующий, в

Закавказье открыло ему, хотя и кратковременное, но блистательное поприще.

Прежняя служба в этой стране ознакомила его с положеніем дел и дала ему

возможность узнать людей, с которыми довелось иметь дело, что обнаружилось

из его отзыва к министру иностранных дел, графу Воронцову. По мненію

Циціанова: „Ших-Али-хан дербентскій и кубинскій был властолюбив, предпріилчив,

довольно храбр и стремился к новым пріобретеніям. Связи его с Мегдіем,

шамхалом тарковским, искренни, как по родству с ним, так еще более по тому, что

шамхал прост и не может препятствовать видам дербентскаго владетеля.

Напротив того, Ших-Али-Хан недоброжелательствует казыкумыцкому хану

Оурхаю, одному из храбрейших и сильнеиших дагестанских владельцев. Польза

Россіи требовала ослаблять Ших - Али - Хана, покровительствовать имеющаго

притязанія на Дербента Агу-Али-бека и, по возможности, стараться ввести

гарнизон в Дербента и

286

1802. назначить туда менее предпріимчиваго владетеля. Бакинскій и талышинскій

ханы оба ничтожны: „о свойствах последняго — писал Циціанов—говорить нечего,

потому что, сравнив его с бабою, о нем все сказано". Для русскаго правительства

было выгодно оставить на месте, по прежнему, бакинскаго хана; талышинскій

также не мог — ни принести нам пользы, ни причинить вреда. Ширванскій хан

Мустафа, по мненію князя Циціанова, был храбр, лукав, умерен в расходах,

страстен к охоте, славолюбив, предпріимчив и довольно искусен в военном деле.

Он находился в сношеніях съаварским ханом и с карабахскими владетелями, и

мог-бы принести пользу Россіи, еслибы не питал к нам непримиримой вражды.

Впрочем, он, как обладатель Шемахи, всегда имеет возможность вредить русской.

торговле на Каспійском море. Сурхай-Хан казыкумыцкій весьма храбр, уважаем во

всем Дагестане, осторожен и непримиримый враг христіан. Его следовало

привлечь в подданство Россіи, хотябы для этого пришлось пожертвовать

некоторою денежною суммою" (14).

По прибытіи в Георгіевск, князь Циціанов приступить к переговорам с явившимися

туда, по призыву Кнорринга, уполномоченными ханов и горских племен, для

заключенія с ними общаго договора, имевшаго целью огражденіе безопасности

натпих владеній и русской торговли с Персіею от грабежей и неумеренно

взимаемых пошлин. Средством к тому считали образованіе федеративнаго союза

закавказских владетелей и народов, под покровительством Россіи. Но сам

Циціанов полагал, что подданство нашему правительству не могло удеригать их от

хищничес/ива

__ 287

и притесненія торговли. „Все они враждуют между ш. собою — писад он. — В Азіи

политика есть — сила; лучшая добродетель владельца — храбрость, способы

для найма войск — деньги. И так, чем беднее, тем покойнее" (15). Едва лишь, в

конце декабря 1802 года, был заключен помянутый договор, как возникли жалобы

и просьбы корыстодюбивых владельцев. Но князь Циціаков, противник введенной

до него системы денежных выдач, полагал, что единственная польза от

содержанія на жалованье закавказских владетелей ограничивалась возможностью

наказывать их за дурные поступки удержаніем положеннаго им жалованья. Не

подлежало ни малейшему сомненію, что наше правительство, раздавая деньги за

Кавказом, не пріобретало ни преданности тузещев, ни ручательства в соблюденіи

принесенной ими присяги (16).

Князь Циціанов, пользуясь предложеніем дербентскаго хана, просившаго об

оказаніи ему помощи русскими войсками, намеревался ввести гарнизоны в

Дербента и другіе приморскіе пункты. Император Александр желал знать мненіе о

семь предмете графа Зубова, который полагал, что занят всех прибрежных Каспію

городов было преждевременно; но для окончательнаго решенія считал

необходимым иметь точныя сведенія: о числе нужных к тому войск, о средствах к

их продовольствію, об устройстве и управленіи занятых пунктов. По мненію графа

Зубова, такая экспедиція, требуя значительных приготовлены, не могла быть

предпринята прежде мая 1804 года. К тому-же занятіе Дербента и ослабленіе

тамошняго хана подорвали-бы доверіе горских владетелей к русскому

правительству (17). Граф Але-

288

1802-1804. ксандр Ромаыович Воронцов, вообще возставая протіш военных предпріятій,

старался отклонить Государя от иокушеній на занятіе Прикаспійской страны (18).

Имнератор Александр, приняв в уваженіе эти мненія, повелел отлолшть до 1804 года

предположенный князем Циціановым действія, но предоставил ему распоряжаться,

сообразно обстоятельствам, по собственному его усмотренію (ш).

Между тем князь Циціанов, прибыв в Тифлис, 1-го февраля 1803 года, убедился в

необходимости высылки в Россію лиц бьтвшаго владетельнаго грузинскаго дома. 19-го

февраля, царевичи Вахтанг Иракліевич и Давид Георгіевич были } везены из Тифлиса по

владикавказской дорог!;. Это распоряженіе побудило к бегству нескольких грузинских

князей, а в ночь с 24-го на 25-е февраля ушел из Тифлиса царевич Теюіураз. Царевичи

іулон и Парнаос, оставаясь в ІЪіеретіи, льстили себя надеждою возстановленія в Грузіи

прежних властителей, и не смотря на настойчивыя требованія князя Циціанова,

отказывались ехать в Тифлис.

Тогда-же князь Циціаыов получил сведеніе о намереніи вдовы царя Георгія, царицы

Маріи, бежать из Тифлиса со всем своим семейством. Как все настоянія о выезде ея в

Россію оставались напрасны, то Циціанов приказал генералъмаіору Лазареву вывезти ее

силою. Но едва лишь Лазарев подошел к царице и стал уговаривать ее, чтобы она

исполнила распоряженіе правительства, как поражен был скрытым у ней кинжалом и пал

мертв у дверей ея комнаты. В тотъже день, 19-го апреля, она была отправлена, под

стражею, по дороге в Владикавказ, и далее в

289

Воронеж, и заключена в монастырь, где остава- івоз. лась восемь лет, а потом, в

1811 году, по просьбе сына ея Михаила, получила от Государя дозволеніе жить в

Москве(20).

В начале 1803 года, носились в Тифлисе слухи о иредстоявшем вторженіи в

Грузію джаробелоканских Лезгин, усиленных дагестанскими скопищами, под

общим начальством царевича Александра. Желая предупредить непріятеля, князь

Циціанов выслал генерал-маіора Гулякова с отрядом к реке Алазани и далее в

Джарскую область. 2-го марта, Гуляков, с тремя баталіонами, восемью орудіями,

двумя казачьими сотнями и пятитыеячным тузеыным ополченіем(21), выступил к

Алазани, переправился чрез эту реку и 8-го марта взял приступом селеніе

Белоканы, что заставило джарцев вступить с ним в переговоры. Генерал Гуляков

потребовал от жителей области, чтобы они покорились Россіи и выдали царевича

Александра; но он между тем ушел в Карабах. По занятіи русскими войсками

селенія Чар (Джар), жители окрестной страны изъявили готовность поступить в

подданство Россіи и обязались платить дань шелком, ежегодно по двести пудов

(22). Конечно— такія обязательства были действительны только до тех пор, пока их

поддерживала сила, и по тому Циціанов счел нужным построить на Алазани, при

броде Урдо, укрепленіе. под названіем Александровскаго редута, и занять его

одним баталіоном Кавказскаго гренадерскаго полка (23).

Получив рапорт князя Циціанова о покореніи Джаро-белоканской области,

Император Александр писал ему:

„Донесете ваше, от 18-го апреля, здесь 7-го

19

290

1803. мая полученное, известило меня об успешном окончаніи предпріятія

вашего на Чарскую область. Удовольствіе мое за возвращеніе сей древней

собственности царства грузинскаго, ныне оружіем россійским паки к оному

присоединенной, тем для меня пріятнее вам изъявить, что благоразумным

распорял^еніем вашим учинено сіе завоеваніе с столь малою с нашей

стороны потерею и предупреждены гибель жителей и разореніе их селеній.

Я надеюсь, что грузинскія войска будут впредь воздерживаться от

свирепства овладевшаго ими при взятіи Белокан, и что научатся они от

Россіян, новых их соотчичей, поражая воюющаго непріятеля, миловать его

по покореніи" (24).

В том-же году, были открыты переговоры с бакинским ханом о подданстве

его русскому правительству, но вероломный хан, обещав покориться Россіи,

нарушила данное им слово. Князь Циціанов, не имея достаточных сил для

покоренія бакинской области, отложил на время это предпріятіе (25).

Император Александр, следуя божественному ученію — воздавать за зло

добром, не обращал вниманія на недобросовестные поступки закавказских

владетелей и могучим покровительством своим спасал слабых от

притесненія сильных: так, по настоянію русскаго правительства, после

продолжительных переговоров с имеретинским царем Саломоном, был

освобожден томившійся в заключеніи целые десять лет, царевич

Константин, сын бывшаго царя Давида.

Исполняя волю Государя, князь Циціанов обратил вниманіе на управленіе

страны. Одним из главных предметов его заботливости было улучшеніе

путей, и в особенности важнейшаго сообще-

291

нія между Тифлисом и Владикавказом, соединяю- івоз. щаго Грузію с Кавказскою

линіей. Но представленному проекту, надлежало, для обезпеченія работ на этом

пути, построить шесть укрепленій; главное-же затрудненіе в сооруженіи прочной

дороги чрез кавказскія ущелья и чрез кайшаурскую гору до Душета заключалось в

том, чтобы исполнить все работы в теченіи 6-ти весенних и осенних месяцев; в

противном случае, разлитіе Терека, с іюня до половины августа, могло уничтожить

весь труд до основанія. Для исполненія составленнаго проекта, было необходимо

200,000 рублей, но, неговоря уже о предстоявших в будущем видах развитія

торговли, правительство , устроив помянутую дорогу, немедленно сократило-бы

издержки на доставку из Моздока в Тифлис артиллерійских снарядов и аммуниціи,

ежегодно требовавшую не менее 50,000 рублей. Представляя все эти соображенія

на Высочайшее усмотреніе, князь Циціанов просил о дозволеніи назвать

предположенный труд именем „Александрова пути." Император Александр,

считая, по тогдашнему состоянію государственных финансов неудобным

исполнить эти работы, „повелел отложить их до другаго времени. В заключеніе

рескрипта, сказано:— „одобряя сей план вообще, я одно только именованіе сего

пути, с позволенія вашего, отменяю" (26).

Обладавшій многосторонними сведеніями, знавшій цену просвещенія, князь

Циціанов не мог оставаться равнодушным свидетелем невежества в стране,

вверенной его управленію. Еще 22 сентября 1802 года, Коваленскій доносил

Кноррингу об учрежденіи в Тифлисе школы для желающих учиться, крторых тогда-

же оказалось сорок пять.

292

M»». Программа ученія была составлена весьма широко: грубых, ничего не

знавших мальчиков задумали учить не только грамоте, но и математике,

географіи, исторіи, и проч. Рядом с азбукою и складами набивали их головы

геометрическими фигурами. Преподавателями служили канцелярскіе чиновники,

не имевшіе ни малейшаго понятія о педагогии. За то — навели в школе большую

тетрадь правил для учителей и учащихся. Следствіем такого порядка дел было то,

что как те, так и другіе, перестали ходить в школу, и существоваше ея

прекратилось. Князь Циціанов, понимавши потребности страны, поступил иначе: в

новом училище, им основанном, преподавание ограничивалось изученіем русскаго

и грузинскаго языков; лучшіе-же ученики, пріобрев эти начальныя сведенія, были

отправляемы, для довершенія своего образованія, в московскій университетскій

пансіон (27). Вновь учрежденное училище получило в распоряжение типографію,

заведенную в Тифлисе грузинским царем Иракліем.

Как устройство удобнаго сообщенія Грузіи с Россіею требовало много времени, а

между тем доставка одежды и обуви для войск, стоявших в Закавказье,

обходилась весьма дорого, то князь Циціанов предполагал, для обмундированія

нижних чинов, завести в Тифлисе суконную и кожевенную фабрики, на которых

могли-^бы обучаться мастерствам ученики из туземцев, и таким образом, со-

временем, распространились-бы суконное и кожевенное производства (28).

Одною из важнейших забот князя Циціанова было принятіе мер для прекращенія

чумы, появившейся в Грузіи еще до прибытія его в Тифлис. Невежество туземцев

затрудняло дей-

293

ствительность обычных средств против сей страш- іт ной болезви; тем не

менее однако-же она прекратилась, вместе с наступленіем зимы, в конце 1803

года (29).

Во время переговоров об освобождены царевича Константина, владетельный

князь Мингреліи, Дадіан, теснимый своим соседом имеретинским царем

Саломоном, писал к князю Циціанову, изъявляя желаніе состоять нод

покровительством и въподданстве Россіи. Циціанов, донося о том Государю,

изложил выгоды занятія опустошенной, но богатой природными произвеленіями

Мингреліи, и получив соизволеніе Императора Александра на открыті е

переговоров с князем Дадіаном, объявил ему условія, на которых его страна могла

поступить под русскую державу. Князь Циціанов требовал, чтобы мингрельскій

владетель прислал грамату на подданство Россіи, и обязался поставлять за

определенную плату провіаат и фураж для полутора тысячи человек русских

войск, долженствовавших охранять его область. Что-же касается до внутренняго

управленія страны, то оно, по прежнему, предоставлялось князю Дадіану, за

исключеніем однако-же смертной казни, нетерпимой в Россіи. На все эти условія

последовало согласіе Дадіана, и затруднялся он только тем, как поступать с

убійцами и другими важными преступниками. „Доселе — писал он — у нас,

сообразно, законам Моисея, казнили смертью, отрубали руки и ноги, выкалывали

глаза, да и нет у нас отдаленных мест, подобных вашей Сибири, куда моглибы мы

удалять преступников." Для убежденія-же в своей искренней преданности

русскому правительстку, он предложил сам прислать своего сына, в качестве ама-

294

ьоз. цата, в Тифлис. Император Александр, получив донесеніе о том князя

Циціанова, повелел: „Дадіанова сына отправить в Россію, не в качестве аманата, а

в знак особеннаго Высочайшаго благоволенія, с тою целью, чтобы он, получив

приличное его роду воспитаніе, могъ[пройти с честію и славою поприще, открытое

всем русским подданным." В начале декабря 1808 года, князь Дадіан и все

мингрельскіе жители присягнули на подданство Россіи. Тогда-же, непосредственно

после присяги, Дадіан возложил на себя пожалованные ему знаки ордена Св.

Александра Невскаго. Князь Циціанов удостоился получить такую-же награду (30).

Царь имеретинскій Саломон также изъявил желаніе вступить с нашим

правительством в переговоры о принятіи его в подданство Россіи, и с этою целыо

отправил князя Леонидзе в Петербург, к Императору Александру, с письмом, в

котором изложены были его просьбы. Но в поступках его обнаружилось обычное

азіятским владельцам двуличіе: одновременно с порученіем, данным князю

Леонидзе, Саломон послал другаго агента в Константинополь, домогаясь о защите

против Русских, которые, по словам его, угрожали ему непріязненными

действіями. Самое покровительство Россіи он хотел пріобресть не для защиты

собственных владеній, а для угнетенія своих соседей. Узнав, что Дадіан искал

поступить в подданство русскаго „правительства, Саломон советовал ему

оставить это намереніе, предлагая свою дружбу; когда-же Дадіан не последовал

его совету, он стал собирать войска, для возобновленія действій против

Ыингреліи, и перехватывая посланных от Дадіана к князю Циціанову, поступал с

ними жестоко (31).

295

Император Александр, убедясь в коварстве царя Саломона, повелел отправить

его посланца обратно в Тифлис и предписал князю Циціанову немедленно

приступить к покоренію Имеретіи, остерегаясь однакоже нарушить

неприкосновенность соседственных с нею владеній Оттоманской Порты, а за тем

уже занять Баку и Сальян: совершив эти предпріятія и соединив удобными

сообщеніями моря Черное и Каспійское, можно было — по мненію Государя —

открыть новые пути нашей торговле (32). Но как в это время уже были окончены

все приготовленія для похода в Ганжу, то князь Циціанов отложил, до совершенія

этой экспедиціи, действія против Имеретіи, и назначенные туда два полка обратил

к Ганже.

Главною причиною, побуждавшею князя Циціанова предпринять покореніе Ганжи,

было то, чтобы, при движеніи наших войск к бакинской крепости, не оставлять у

них в тылу безпокойное скопище ганжинцев. Во времена грузинской царицы

Тамары, Ганжа с окрестного страною принадлежала Грузіи и в последнюю войну

Россіи с Персіей, при Императрице Екатерине, была занята нашими войсками и

присягнула на подданство Россійской Имперіи. Когда-же Циціанов потребовал от

ганжинскаго хана в заложники его сына, коварный Джават отвечал, что он не

смеет прислать своего сына в Тифлис, опасаясь персидскаго шаха. К тому-же

ганжинцы производили безпрестанные разбои и незадолго пред тем, ограбив

тифлисских купцов, не помышляли о возвращении захваченных у них товаров (33).

Отряд, назначенный для экспедиціи в Ганжу, состоял из шести баталіонов и трех

эскадронов (34). Один из бывших в нем полков,

296

Севастопольскій, пришедший за несколько дней neред тем в Грузію, по

объявленію его командира, находился в плохом состояніи: солдаты его никогда не

слышали свиста пуль, не умели ходить, и сделав переход в 15 верст, уставали и

падали. Но экспедиція в Гашку подтвердила давно йзвестную истину, что

посредственныя войска, под начальством хорошаго генерала, могут совершать

геройскіе подвиги.

Отряд, собравшись близ Тифлиса, выступил, под личным начальством Циціанова,

22 ноября 1803 года, по дороге к Ганже, и прибыль, 28-го, в Шамшадиль. На

следующій день, князь Циціанов, прійдя в Шамхор, отправил письмо Джават-хану,

требуя сдачи крепости. Джават отвечал высокомерньга отказом: „...вы гордитесь

своими пушками — писал он — и я также, по благости Божіей, могу дать отпор не

меньшими пушками.. Ваши пушки в один аршин, а мои в четыре; победа зависит

от Божіей власти... Где это видано, чтобы вы были храбрее персіян?" и проч. (35).

После такого ответа, оставалось прибегнуть к силе. 2 декабря, русскія войска

овладели предместьями и обложили крепость. Потеря непріятеля убитыми

простиралась до 250 человек, а с нашей стороны убито и ранено 88 человек. В

тотъже день обложена крепость, устроены батареи и открыто бомбардированіе

(36). В продолженіи целаго месяца, князь Циціанов вел переговоры с Джават-ханом

о безусловном покореніи Ганжи, и наконец репшлся штурмовать крепость.

„Позднее время года, умноженіе больных и недостаток фуража, а при всем том

небывалое дело длянепобедимых войск Вашего Императорскаго Величества, чтоб

отступить от крепости, не взяв ее,

297

поставили меня в обязанность прибегнуть к штурму"—писал Государю Циціанов.—

8-го января, после кровопролитнаго приступа, русскіе овладели Ганжею.

Множество защитников крепости пали жертвою упорства Джавата, который сам,

вместе с одним из своих сыновей, был убит. Женщины, в числе более восьми

тысяч, и дети не только спаслись от гибели, но были отпущены, по приказанію

князя Циціанова, что возбудило удивленіе азіятцев, не привыкших к такому

человеколюбивому обращенію. Урон русских войск не нревосходил 250 человек

(37). В числе офицеров, особенно отличившихся при штурме креиости.был Л.-Гв.

Преображенскаго полка поручик (в последствіи фельдмаршал), граф Вороицов.

Получив сведеніе Циціанова о взятіи Ганжи, Импецатор Александр произвел его в

генералъот инфантеріи (38), но ото не удовлетворило честолюбиваго воина,

надеявшагося получить орден Св. Георгія 2-го класса. По представление

Циціанова, крепость, покоренная русским оружіем, получила и русское имя:

„Елисаветполь".

Паденіе Ганжи, считавшейся сильнейшею твердынею Адербиджана, блло

громовым ударом для всех закавказских владетелей. Царь Саломон, узнав о том,

а равно о движеніи Ііавказскаго гренадерскаго полка к имеретинской границе и

предстоявшем вскоре прибытіи Циціанова в Сурам, снова обратился к его

покровительству и предложил покориться, если только его удостоверят, что он

останется царем Имеретіи. Главнокомандующій, с своей стороны, потребовал,

чтобы царь прислал в Сурам князя Церетели, с поздравленіем о взятіи Ганжи и с

полномочіем на ведете переговоров. По мненію князя Циціанова, оставленіе на

298

i8w. мнимом царстве прежних владетелей, в совершенном подданстве и на

выгодных для Россіи условіях, было весьма полезно, потому что, при таком

способе действій, сберегались издержки, сопряженныя с учрежденіем

русскаго управленія. Царь Саломон, исполняя требованіе

главнокомандующего, прислал в Гори, где тогда находилась наша главная

квартира, князя Церетели, с большою свитою. В письме, доставленном им,

Саломон упрекал князя Циціанова в том, что „он не швестил его о столь

знаменитой победе, в коей, по единоверію и по преданности к Роесіи, он

принимает живое участіе". Что-же касается до переговоров, то главною

помехою их успеха было требованіе Циціанова о возвращеніи Дадіану

отнятой у него Саломоном Лечгумской области. Решеніе спора об этой

земле межд^ имеретинским и мингрельским владетелями было весьма

затруднительно: оба они предъявляли равно сомнительныя доказательства

на право владенія Лечгумом. Поездка графа Воронцова, вместе с

посланцами царя Саломона, в Кутаис, не имела успеха; князь Циціанов уже

готовился идти с войсками в Имеретію. но желая испытать последнее

средство к мирному покоренію этой страны, согласился прибыть, для

свиданія с Саломоном, на грузинскую границу. Переговоры, происходившіе

16 (28) апреля, не повели ни к чему, но едва лишь русскія войска перешлп

чрез границу, как малодушный имеретинскій владетель изъявил готовность

покориться и 25 апреля (7 мая) присягнул „на вечное и верное рабство

'Россійской Державе", согласился принять в Кутаис наши войска, доставлять

им провіант и фураж, повиноваться русским властям и оставить

враждебныя

299

покушенія на Мингрелію. С своей стороны, царь іт. Саломон просил о сохраненіи

ему и его потомству, а за недостатком прямых наследников — царевичу

Константину Давидовичу; прав на царство имеретинское. Совершив присягу,

Саломон получил орден Св. Александра Невскаго (39). Чтоже-касается до спорнаго

Лечгумскаго округа, то это дело было оставлено до пріезда имеретинской

депутаціи, посланной в Петербург, где воля Государя долженствовала решить все

сомнительные вопросы; а для соглашенія между царем Саломоном и князем

Дадіаном, до прибытія в их владенія полка из Крыма, был командирован в Кутаис

статскій советник Литвинов (40).

Поведеніе царя Саломона, и после присяги его на подданство Россіи, было

двулично. Он находился в безпрестанных сношеніях с персидским шахом Баба-

ханом и с Оттоманскою Портою и распускал ложные слухи об истребленіи

Русских, о смерти князя Циціанова, и проч. (41). По свидетельству Дадіана,

Саломон склонял его к возстанію против русскаго правительства; когда же

последовала внезапная смерть Дадіана, имеретинскій царь подвергся подозренію

в его отравленіи (42). Впрочем - по мненію князя Циціанова — „оба они были

одинаковой верности, но Дадіан, по слабости своей, покорнее" (43). Для

утвержденія господства Россіи над вновь пріобретенным прибрежьем Чернаго

моря, надлежало содержать там некоторую часть войск, при чем снабженіе их

военными и жизненными припасами представляло важныя затрудненія. Доставка-

же туда всего нужнаго из черноморских портов была возможна только в таком

случае, еслибы мы имели на мингрельском берегу удобную гавань, для склада за-

300

1801. пасов и для высадки войск. Турецкая крепость Поти, при устье Ріона, могла

принести нам большую пользу, но занятіе силою этого пункта подвергало нас

столкновенію с Турками, чего мы тогда всячески избегали, и по тому, для

пріобретенія Поти, предполагалось войти в сношенія с турецким комендантом

крепости, либо побудить мингрелщев к нападенію на тамошній гарнизон, и

воспользоваться их успехом. Но как все такія средства оказались

неудовлетворительными, то приступили к возведенію новаго укрепленія при устье

реки Хопи (44).

Покореніе князем Циціановым Ганжи имело важныя нолитическія последствія.

Почти все ханства, к востоку от Грузіи, изъявили покорность Россіи; с другой

стороны — не только Имеретія и Мингрелія, но и владетели Абхазіи искали ея

покровительства. Все эго возбудило опасенія и неприязнь властителя Персіи

Баба-хана. Весною 1804 года, дошли до нашей главной квартиры слухи о сборе

сорока тысяч человек персидских войск у Тавриса, куда прибыли сын Баба-хана,

Аббасълшрза и грузинскій царевич Александр. Еще в начале года, эриванскій хан

изъявил намереніе вступить в подданство Россіи, но в действительности желал

сделаться}независимым владетелем, и с этою целыо, известив князя Циціанова о

предстоявшем прибытіи Ваба-хана с сильною арміей, стал усиливать укрепленія

своего города. Когда-же Баба-хан дерзко потребовал очищенія Грузіи от русских

войск, князь Циціанов не отвечал ему ни слова, а на письмо эриванскаго хана,

который вздумал стращать его гневом властителя Персіи, послал ответ, в коем,

между прочюі, было сказано: „Сим объявляется Мамад-

301

хану эриванскому, что на глупыя, дерзкія письма, Ш4. каково было ханское, с

прописаніем повеленія, словами льва, a делами телёнка, Баба-хана сардаря,

Русскіе привыкли отвечать штыками" (45). Имея в виду предупредить покушенія

Персіян на Закавказье, князь Циціанов решился идти к Эривани, покорить эту

крепость, и распространив господство Россіи до Аракса, пріобресть* надежную

границу с Персіею. Средства его были весьма ограничены, и по тому он мог

назначить в эту экспедицію только 3,400 человек пехоты и 1,200 человек кавалеріи

с 12 орудіями (46). Готовясь к движевію против непріятеля в десять раз

сильнейшаго, князь Циціанов дал посланцу эриванскаго хана, на память, записку,

в коей, между прочим, было сказано:

„Я никогда не лгал, и в целый год моего пребыванія здесь, кажется, доказал, что

вывезу царскую фамилію, разорившую Грузію междоусобною войною — и вывез;

сказал, что покорю Джарскую провинцію — и покорил; сказал, что возьму Ганжу—

и взял; сказал, что введу в россійское подданство Мингрелію — и ввел. Говорю,

что то-же сделаю с Имеретіею — и сделаю *) ...Говорю, что Эривань заставлю

платить мне дань —и заставлю; говорю, что из Эривани возьму аманата — и

возьму. Я не словами стращаю, а штыками действую и делами доказываю..."

Поручив управленіе Грузіей генерал-лейтенанту, князю Волконскому, а оборону

страны от набегов лезгин — генерал-маіору, князю Орбеліяни, князь Циціанов, в

начале (в половине)

*) Записка послапцу хапа кручена еще до покорепія Имеретіи, нмеппо в феьрале 1804 года.

302

1804. іюня, выступил к Эривани, выслав двумя днями ранее вперед генерал-

ыаіора Тучкова 2-го с Кавказским гренадерским полком,

10 (22) іюня, Тучков, с своими гренадерами, поддержанными частью кавалеріи, с

8-ю орудіями, нодошел к позиціи у Гумры, на которой был расположен сильный

отряд Персіян и разбил их. Два дня спустя, князь Циціанов, с остальными

войсками, достигнув Гумры, отправил лишніе обозы и больных в Бомбахію. 15 (27)

іюня, поручив авангард генерал-маіору Портнягину, пехоту с артиллеріей Тучкову и

арріергард генерал-маіору Леонтьеву, главнокомандующій двипулся далее и

прибыль 19-го (1 іюля) к Эчміадзинскому монастырю; но утомленіе пехоты,

прошедшей в этот день 35 верст по безводной степи, заставило нас отложить

нападеніе на Персіян, занимавших монастырь. 20 іюня (2 іюля), когда русская

войска готовились к бою, получено было известіе о прибытіи к Эчшадзину Аббаса-

мирзы с 20-ю тысячами человек. Построив вагенбург и оставя для охраненія его

один баталіон Саратовскаго полка, князь Циціанов приблизился к Эчміадзину, но

заметив обходное движете непріятеля, угрожавшаго окрылить оба наши фланга,

остановил войска и расположил их в несколько каре. Аббас-мирза атаковал нашу

позицію и был отражен удачным действіем русской артиллеріи. Обычная

стойкость нашей пехоты, отняв у Персіян надежду на успех, заставила их три дня

оставаться в бездействіи. Князь Циціанов, не желая напрасно терять людей при

взятіи крепкаго Эчміадзинскаго монастыря, обратился к Эривани, и 25 іюня (7

іюля) прибыль на реку Зангу, к деревне Кавагери. Между тем, Аббас-мирза, уси-

303___

лив свой корпус до 27 тысяч чедовек, оста- Ш4. вался по сю сторону Аракса, в

нескольких верстах от Эривани.

Князь Циціанов, простояв у Кавагери трое суток, для приведенія тамошняго заика

в оборонительное состояніе, устроил в нем вагенбург, и 30 іюня (12 іюля),

переправясь через Зангу, двинул пехоту, в четырех каре, против непріятеля и

выбил его из сильной поізиціи. Персіяне бежали чрез Эривань за Аракс, оставя

победителям в добычу весь свой лагерь, 7 фалконетов и 4 знамени. С нашей

стороны потеря была ничтожна (47).

В начале (в половине) іюля, князь Циціанов обложил Эривань. Сам Баба-хан,

узнав о пораженіи, понесенном его сыном, присоединился к нему с 15-ю тысячами

человек. Как только пришло о том чрез лазутчиков сведеніе в нашу главную

квартиру, князь Циціанов принял меры для отраженія непріятеля, не снимая

однако-же блокады крепости. 15 (27) іюля, на разсвете, Персіяне атаковали наш

малочисленный отряд, раздробленный на несколько постов; эриванскій гарнизон.

сделав вылазку, также принял участіе в деле. Сраженіе продолжалось целые

десять часов и окончилось совершенным пораженіем непріятеля; урон его одними

убитыми простирался до полуторы тысячи человек, а с нашей, стороны до 70-ти

убитыми и 120-ти ранеными (48). После сраженія, Персіяне заняли два отдельных

лагеря. Князь Циціанов, пользуясь этою ошибкою, решился напасть ночью на один

из лагерей и поручил исполненіе этого предпріятія шефу Нарвских драгун,

генерал-маіору Портнягину, с 900-ю человек и 6-ю орудіями (49). Нападеніе в ночи

на 24-е

1804 іюля, произведенное недостаточными силами, не имело успеха, но

храбрый Портнягин, атакованный несиетными полчищами, нанес им

чувствительный урон и возвратился к Эривани, потеряв убитыми и

ранеными всего 64 человека (50). ІІерсіяне, испытав силу русскаго оружія, не

отваживались предпринять что-либо для освобожденія крепости; но

положеніе князя Циціанова день - ото - дня делалось затруднительнее.

Жестокій зной изнурял войска; сообщеніе с Тифлисом было прервано и

доставка оттуда припасов прекратилась. Главнокомандующий, узнав о

выступленіи из Тифлиса к Эривани обоза с провіантом и о движеніи ему на

перерез к Караклису царевича Александра с 6-ю тысячами человек, выслал

на встречу обозу маіора Монтрезора, с 350-ю человеками пехоты и тремя

орудіями. Этот небольшой отряд, атакованный, 21 августа, всеми силами

царевича Александра, после упорной обороны, был истреблен. Сам

Монтрезор погиб (51). Обоз с провіантом был принужден остановиться у

Караклиса.

В таких обстоятельствах, князь Циціанов счел нужным собрать военный

совет из всех генералов и полковников, состоявших в отряде. На совете был

предложен вопрос : „штурмовать ли Эривань, или отступить." Из семи лиц,

призванных на совещаніе, только князь Циціанов и генерал Портнягин

предложили штурм; прочіеже были противнаго мненія: решено отступить

(52). Сняв осаду крепости, 4 (16) сентября, Циціанов на следующій день,

прибыл к Эчміадзину, а 15 (27) в Караклис, где дав четырех-суточный отдых

войскам, продолжал дальнейшее движеніе к Тифлису и пришел туда, 22

сентября.

Император Александр, получив донесете

305

князя Циціанова об отступленіи от Эривани, уд о- IW-ISOS. стоил его рескриптом, в

котором, между прочим, писал: „...Одно неудовольствіе, которое Я в сем

происшествіи имею, есть то огорченіе, в коем вы находитесь. Никто, конечно,

кроле вас, сравнивать не станет ироисшествія под Хотином бывшаго с настоящим

случаем, но многіе, без сомненія, отдавать всегда будут справедливость, как в

предпріимливости духа вашего., так и тому, что вы, с столь малыми силами,

многое в одну кампанію привели в действіе. Я желаю, чтобы сіе искреннее

изложеніе мыслей Моих успокоило вас и утвердило в поетоянном Моем к вам

благоволеніи..." Вместе с тем, Государь, вполне сознавая необходимость

покоренія Эривани, разрешил отправленіе из севастопольскаго порта в Мингрелію

Белевскаго мушкетерскаго полка с полуротою артиллеріи и выступленіе с

Кавказской линіи в Грузію шести рот Казанскаго и трех рот Вологодскаго полков,

двух рот артиллеріи и трех тысяч рекрут; кроме того, повелено послать туда-же

два полка донских казаков (53). Несмотря однако-же на предстоявшее усиленіе

закавказских войск, князь Циціанов отложил на время экспедицію к оривани,

полагая вернейшим средством к усмиренію тамошняго хана приведете в

подданство Россіи окрестных владеній. Меры, им принятыя, заставили покориться

русскому правительству ханства карабахское и шекинское и султанство ІПурагель,

а равно изъявил готовность к тому хан .нахичеванскій (54). В таком положеніи были

дела в Закавказье, при открытіи военных действій между Россіею и Франціей в

1805 году.

20

ГЛАВА XI.

Диімоматаческія сношенія Россіи с иностранными дворами, Разрыв с

Франціей.

(1801 — 1803 г.)

С саыаго вступленія на престол Императора Александра I, виды внешней

политики россійскаго двора вообще были устремлены к достиженію мира,

необходимаго для преобразованій в управленіи Имперіи, и к возстановленію в

Европе общественнаго порядка, поколебленнаго в самом основаніи бурею

французской революціи и властолюбіем Бонапарта. Первоначально, Император

Александр предполагал не заключать отдельных союзных трактатов ни с одною из

европейских держав: Государь и молодые его сподвижники думали, что Россія, по

своему местнолу положенію, могла не принимать участія в спорных вопросах

Европы, обратив всю свою деятельность на внутреннія реформы (1). В

последствіи, однако-же, самый опыт показал, что это предположеніе было не что

иное, как утопія, несбыточная при международных отношеніях держав в новейшее

время.

Из наставленій, данных представителям Россіи в Берлине и Париже, очевидно,

что Изшера-

307

тор Александр юіел твердое намереніе — не вмешиваться во внутреннее

управленіе других держав, какая бы ни была его форма, пока не вынудили-бы нас

к тому чьи-либо посягательства на общее спокойствіе.

Что-же касается до тогдашних отношеній россійскаго двора к иностранным

державам, они также ясно выказываются из инструкцій, данвых нашим

резидентам. По мненію Императора Александра, венскій кабинет, несмотря на

вліяніе партій министра Тугута, императрицы Маріи-Терезы и эрцгерцога Карла,

непременно должен был сблизиться с Россіею, чего требовали собственныя^

пользы Австріи, враждебной к Франціи, недоверчивой к Пруссіи и потерявшей

попытками к расширенно своих границ доверіе Германіи. Точно также Пруссія, для

охраненія своей безопасности, долженствовала упрочить союз с Россіею. По

словам Императора Александра, он, приняв бразды правленія, находился в

необходимости исполнить обязанности, явно противныя выгодам своих подданных

и отчасти несообразныя с географическим положеніем и с пользою своих

союзников. Тем немене,е однако-же, он, желая дать нример уваженія к

международным правам, принял на себя бремя прежних трактатов иисполнил

обязательства русскаго правительства, насколько то допускал непреложный,

священный закон — соблюденія блага собственных гіодданных. Когдаже

Всевышній благословил его усилія — окончить несогласія с Англіею мирным путем

— он старался, по возможности, соблюсти выгоды союзных с ним держав, и

вывести их из опаснаго положенія, в которое оне поставили себя собственною

неосмотрительностью. Его постоянное участіе

20*

308

в судьбе Короля Сардинскаго, без всякой себялюбивой цели, также могло служить

свидетельством тому, что он подавал собою пример исполненія обязанностей, им

требуемаго от других держав. В отношеніи к Франціи, Государь полагал, в случае,

если Первый консул станете, по прежнему, искать утвержденіе своей власти в

раздоре и смутах, волнующих Европу, если он не убедится в непрочности

могущества, возбуждающаго ненависть и оправдывающаго возстаніе, если он,

увлеченный потоком революціи, возложит все свое упованіе на прихотливую

благосклонность Фортуны, то представитель русскаго правительства при

тюльериском дворе должен ограничиться наблюденіем, в ожиданіи, пока

обстоятельства позволять прибегнуть к мерам более действительным. Еслиже

Первый консул пожелаете заключить искренній сбюз с Россіею и остаться в

пределах, указываемых благоразуміем и справедливостью, то успех общаго дела

будет зависеть от переговоров с французским правительством. Еще до назначенія

графа Маркова (Аркад. Иван.) посланником в Париж, предместник его, Колычев,

пол^чил приказаніе предложить французскому министерству секретныя статьи,

могшія послужить к водворенію общаго мира. По мненію Императора Александра,

сговорчивость Бонапарта на многія из отих условій еще не представляла

надежнаго ручательства в его искренности. „Быть можете — писал Государь графу

Маркову — Первый консул, в последствіи, убедясь в Моем прямодушіи и

безкорыстіи, будет искренно содействовать Мне, но не подлежите сомненію, что,

угождая в Бозе почившему Императору, он преимущественно имел в виду

пріобрести в нем опору против Англіи, а

309

в настоящее время, может статься, желает только выиграть время. Тем не

менее однако-же, чтобы не упустить ничего, могущаго обратить

французское правительство на путь правды, необходимо, чтобы вы

изложили Бонапарту основанія всех Моих сношеній с иностранными

державами... Полагая, что истинное величіе престола должно иметь

основами прямодушіе и справедливость, Я убежден неменее в том, что эти

качества должны быть сопровождаемы непоколебимостью, и потому всякое

нарушеніе трактатов, заключенных со вверенною Мне, по воле Всевышняго,

Имнеріею, положить предел принятой Мною системе умеренности" (2).

Между тем, как полковник Дюрок, один из доверенных людей Перваго

консула французской республики, прибыль с приветствіем от него к новому

Императору и был очарован его пріемом, граф Марков отправился в Париж

с письмом нашего Государя к Бонапарту, которое должно было заменить

русскому резиденту кредитивную грамату. Граф Марков, испросив частную

аудіенцію для врученія этого письма, изъявил, от имени своего Государя,

чувства уваженія Первому консулу. Бонапарте отвечал увереніями в таких-

же чувствах к Императору Александру, выказал сожаленіе, что переговоры

между французским и россійским правительствами затрудняются

требованіями петербургскаго кабинета, основанными на минувших

сношеніях обеих держав, и сказал: „Обязательства мои с Императором

Павлом, коего обширныя и великодушныя соображенія совершенно

согласовались с видами Франціи, были таковы, что я не поколебался-бы

принять на себя роль его наместника (de se faire

310

lieutenant de Paul premier), но, в настоящее время, когда Изшератор

Александр ограничился пределами политики, благоразумной и умеренной,

но не выходящей из обычной колеи, надлежит мне идти по другой дороге.

Теперь мы должны заботиться только о ыире, не обращая вниманія на такія

побочныя обстоятельства, какое вижу я в участіи вашего Государя к

сардинскому "царьку (roitelet de Sardaigne); если бы даже решились мы

возстановить его власть в Піемонте, то пришлось-бы поддерживать ее

штыками, потому что его бывшіе подданные вовсе не желают его

возвращенія. Затем, Бонапарте жаловался, что россійское правительство, в

сношеніях с ним, выказывает неуваженіе и поступает с Франціей, как с

Лукскою республикою, напомнил о снисхожденіи своем, в угоду Россіи, к

курфирсту баварскому и к герцогу виртембергскому, и окончил речь

словами: „прежде всего заключим. мир, а потом уже будем говорить О

прочем» (faisons la paix d'abord et puis nous parlerons d'autre chose).

Граф Марков сказал в ответ, что, по его мненію, обязательства, принятия

Россіею и Франціею при покойном Императоре, не потеряли силы с его

кончиною, и что виды его преемника стольже обширны и великодушны,

объемля спокойствіе и благополучіе всего света. По словам нашего

резидента : „желаніе Императора Александра действовать за-одно с

франдузским праиительством для достиженія столь высокой цели было

несовместно с понятіем об умышленном неуваженіи к Франціи; что-же

касается до участія Государя в с^дьбе Короля Сардинскаго, то оно было

внушено столько же чувствами справедливости и дружбы к сему государю,

сколько и тем, что россійское прави-

311

тельство не может оставаться равнодушньга в отношеніи к жребію какой-бы то ни

было из европейских держав." Далее —граф Марков заметил, что мир между

Россіею и Франціею давно уже существуете de facto, что заключеніе мирнаго

трактата было чистою формальностью, и что цель даннаго ему порученія состояла

в утвержденіи условій, могущих повести к общему миру. В заключеніе своих слов,

он изъявил глубокое сожаленіе, что надежды русскаго правительства на такой

благопріятный исход дела повидимому напрасны.

Бонапарте отвечал увереніями в своей наклонности к соглашенію с Россіею: „tout

peut entre, nous s'arranger à l'amiable — сказал ОН — et l'esprit de conciliation, pour le quel

le comte est réputé, m'en inspire principalement la confiance." (Все между нами может

уладиться дружески, и сговорчивость, которою вы славитесь (?), всего более

служить мне в том ручательством).

Затем начались переговоры графа Маркова с Талейраном о заключеніи мирнаго

трактата, коего камнем преткновенія, по-прежнему, было возвращеніе Піемонта

законному его владетелю. Известіе о подписаніи предварительных статей мира

между Франціей и Англіей еще более затруднило домогательства русскаго

резидента. На все настоянія графа Маркова, Талейран отвечал, что в трактате с

Англіей не было и помину о Крроле Сардинском. Действителыю—как уже в

последствіи узнал Марков—в инструкціи, данной англійским министерством послу

лондонскаго двора в Париже, лорду Корнваллису, было предписано: „не

запутывать собственных интересов . Англіи посторонними притязаніями, а

касательно Сардинскаго Ко-

312

роля ограничиться одними дружескими внушеніями." В таких обстоятельствах,

граф Марков был принужден довольствоваться неопределительным обещаніем

французскаго правительства — вознаградить Короля Сардинскаго (3)-

8 октября н. ст. 1801 года был подписан мирный трактат между Россіей и

Франціей, а три дня спустя, 11 числа того-же месяца, заключена между ними

секретная конвенція — один из важнейших дипломатических актов сей эпохи. На

основаніи условій помянутой конвенціи, постановлено:

Распределить с обоюднаго согласія .земли, коими будут вознаграждены по

Люневильскому трактату князья, потерявшіе владенія на левом берегу Рейна

(Статья 1-я).

Устроить, также со взаимнаго согласія обеих держав, дела в Италіи (Ст. 2-я).

Россія принимала на себя посредничество для возстановленія мира между

Франціей и Оттоманскою Портою (Ст. 3-я).

Франція обязалась соблюдать неутралитет неаполитанских владеній и очистить

их, как только французскія войска оставят Египет (Ст. 4-я и 5-я).

Император Всероссійскій и Первый консул займутся дружелюбно, с обоюднаго

согласія, вознагражденіем Е. В. Короля Сардинскаго, сообразно настоящим

обстоятельствам (Ст. 6-я).

Курфирст баварскій и герцог виртембергскій получать соответствующія

вознагражденія (Ст. 7-я и 8-я). (Такое-же обязательство, в отношеніи к маркграфу

баденскому, было условлено особою статьею).

Обе державы признали независимость иконституцію республики Семи-Островов,

и вместе с тем

313

условлено, чтобы на этих островах не было никаких иностранных войск (Ст. 9-я).

Россійское правительство обещало ходатайствовать об освобожденіи

французских пленных, находившихся в Константинополе (Ст. 10-я).

Непосредственно по ратификація мирнаго трактата и секретных статей, обе

стороны принимали на себя обязательство употребить зависящія от них средства,

чтобы водворить общій мир на условленных основаніях, возстановить равновесіе

в различных частях света и обезпечить свободу мореплаванія, обещая

действовать за-одно убежденіем и силою для блага человечества, спокойствія

общаго и независимости держав (Ст. 11-я) (4).

В тот-же день, уполномоченные обеих держав, подписали декларацію, на

основаніи которой постановлено, чтобы условія секретной конвенціи не могли

послужить к нарушенію трактатов, заключенных в Толентино, Люневиле и

Флоренціи, в отношеніи к Италіи (5).

Еще до заключенія мирных условій между Россіей и Франціей, были

возстановлены дружескія сношенія первой из сих держав с Испаніей трактатом,

подписанным 4 октября н. ст. 1801 года, со стороны Россіи — графом Марковым, а

со стороны Испаніи — послом мадритскаго двора в Париже, кавалером Ацара (°).

Казалось — конвенція 11 октября, предоставляя Россіи и Франціи диктатуру в

Европе, должна была упрочить связь между сими державами; но, вместо того, она

подавала повод к новым несогласіям. Не говоря уже о неопределительности

некоторых условій конвенціи, виды заключивших ее держав были совершенно

различны: Император Александр!., не требуя ничего в свою пользу, домогался

очи-

314

щенія неаполитанских владеній от французских войск, вознагражденія Короля

Сардинскаго и признанія созданной Россіею республики Семи-Островов, а

Наполеон считал эти справедливый уступки потерею того, чем надеялся овладеть

по праву сильнаго. Что-же касается до обещанія Россіи — содействовать Франціи

к достиа^енію политического равновесія в различных частях света и свободнаго

мореплаванія — Первый консул нисколько не дорожил этим обязательством,

считая его излишншгь, как только были подписаны предварите льныя статьи

союзнаго трактата между Франціею и Англіей, 1 октября н. ст. 1801 года (7).

Таким образом секретная конвенція, 11 октября н. ст. не могла служить русскому

правительству ручательством продолжительнаго спокойствія в Европе. Личныя

свойства нашего резидента в Париже также не подавали к тому большой

надежды. Граф Ыарков, о котором старый Воронцов (Алекс. Роман.) говаривал,

что „он не позволит никому наступить себе на ногу", был человек смелый до

заносчивости, ненавидевшій Перваго консула и обращавшійся с ним совершенно

свободно, что не могло нравиться уже привыкшему к угожденіям и ласкательствам

повелителю Франціи.

С другой стороны, англійское правительство, получив сведеніе о содержании

условій секретной конвенция, 11 октября*), отказалось на-время от цели своей —

уничтожить быстро возраставшее мо-

*) Пипьон уіюмішаст, хотя и псутперднтслыш, о 60,000 фунт. стерллигов, заплаченных!, англшскіпі ышшстерстіюзі за

сообщеніе ему секретной конвенціп двумя лицами, іюльзовашпимпся доьеріел Талейрана (Hi-toirc de Fruuce dcjiuis le 18

brumaire jusqu' à la paix de Tilsitt. II. 92—93).

315

гущество Бонапарта. Нет сомненія в том, что венскій и берлинскій дворы также не

остались в совершенном неведеніи о главных статьях конвенціи, и этим отчасти

можно объяснить недоверіе к Россіи, в последствіи выказанное прусским

правительством.

Известно, что Наполеон уважал святость заключенных ии договоров, когда

соблюденіе их согласовалось с его выгодами, и потому весьма вероятно, что он

исполнил-бы условія мирнаго трактата с Англіей, заключеннаго в Аміене, еслибы

не нарушило его англійское правительство. Но слабое министерство Аддингтона,

утвердив опрометчиво невыгодный для Англіи мир, возбудило против себя общее

неудовольствіе, и не нашло никакого выхода из созданных им затрудненій, кроме

отказа в исполнены важнейших статей аміенскаго трактата.

Пока происходили безплодные переговоры между французским и англійским

правительствами, Первый консул решил дело о вознагражденіи германских

князей, потерявших владенія на левой стороне Рейна. На основаніи 1-й статьи

секретной конвенціи, 11 октября» н. ст. 1801 года, постановлено удовлетворить

владетелей, потерявших земли на левой стороне Рейна, распределив

вознагражденія с обоюднаго согласія Россіи и Франціи. Но Бонапарте и его

министр иностранных дел Талейран распорядились разделом утих земель без

участія Россіи. Сами германскіе владетели подали к тому повод притеснителю их

общаго отечества. Прусскій резидент в Париже, маркиз Луккезини хитрил и вел

скрытно от графа Маркова переговоры с Талейраном, несмотря на дружественный

отношенія Короля Фридриха-Вильгельма к Им-

316

ператору Александру (8), а герцог виртеибергскій также хлопотад о заключеніи

отдельнаго трактата с французским правительством!.. Впрочем, Баварія,

Виртемберг и Баден, согласно желанію Императора Александра, были наделены

щедро (9). Владенія короля прусскаго были увеличены на 170 квадр. мил. с

400,000 жителей (ш). Напротив того, Австрія, в замену потеряннаго ею округа

Ортенау с 16,000 жителей, хотя и получила по акту вознагражденій епископства

тріентское и брикенское с 180,000 жителей, однако-же, в действительности не

пріобрела ничего, потому что оба владельца этих епископств и прежде были

австрійСКИМИ ленниками (soumis à la suzeraineté autrichienne). Великому герцогу

тосканскому, в замену 432 квадр. миль с 1,430,000 жителей, даны епископства

зальцбургское и эйштедтское и княжество берхтольсгаденское, всего 220 квадр.

миль с 286,000 жителей, а герцогу зюденскому, вместо 380,000 подданных,

Брисгау с 167,000 жителей (и). Несмотря на сопротивленіе Австріи, все эти

распоряженія были одобрены депутаціей германских владетелей, и в следующем

году (1803) признаны венским двором, с весьма незначительными измененіями(12).

В продолженіи переговоров о вознагражденіи Австріи, Талейран, желая разсорить

венскій и иетербургскіе дворы, сказал австрійскому резиденту в Париже графу

Кобенцелю, будтобы Первый консул желал доставить Австрійцам большія выгоды,

но Император Александр помешал тому, действуя в пользу своих родственников и

союзников. Граф Марков, узнав об этих изветах от самаго Кобенцеля, убедил его в

лживости французскаго дипломата (13).

Аміенскій трактат, 15-го (27-го) марта 1802

317

года, как легко было предвидеть, не надолго успокоил Европу. Англійское

министерство, покоряясь общественному мненію, недовольному условіями этого

мирнаго договора, отлагало, под различными предлогами, их исполненіе.

Англичане, по прежнему, занимали мыс Доброй-Надежды, Мальту и Александрію;

в то-же время лондонскіе журналисты безпощадно нападали на французское

правительство и на Перваго консула, обвиняя его в стремленіи к преобладанію в

Европе. Французскія періодическія изданія отвечали на эти выходки упреками

англійскому министерству в коварстве и в нарушеніи между-народных прав. Сам

Первый консул принял участіе в бумажной борьбе, помещая свои собственныя

статьи в Монитёре, офиціальной газете французскаго правительства. Главным

поводом к раздраженію его был отказ Англіи исполнить 10-ю статью аміенскаго

трактата, на основаніи которой Сен-Джемскій кабинет обязался возвратить Ордену

Св, Іоанна Іерусалимскаго острова: Мальту, Гоццо и Комино. Независимость

Мальты долженствовала быть гарантирована Франціею, Великобританіею,

Австріею, Испаніею, Россіею и Пруссіею (14). В ожиданіи устройства дел

Малтійскаго Ордена, предполагалось занять Мальту двумя тысячами человек

неаполитанскего войска; когда-же Король Обеих-Сицилій, не желая войти в

столкновеніе с Англичанами, отлагал, под разными предлогами, отправленіе туда

своих войск, Бонапарте, желая изъявить свое доверіе к Императору Александру,

предложил ему занять Мальту русским гарнизоном; со стороны Россіи

последовало согласіе на это предложеніе, но англійское министерство, опасаясь

выпустить из своих рук важный пункт, доставлявшій ему вместе с Гиб-

318

ралтаром господство на Средиземном море, явно отказалось уступить спорный

остров, который, по его мненію, должен был служить Англіи вознагражденіем за

пріобретенія сделанныя Франціей по заключеніи аміенскаго трактата. Эти

притязанія лорда Hawkesbury (Гаукесбюри) относились к распоряженіям Перваго

консула в Италіи, возбудившим против него неудовольствіе не только Англіи, но и

прочих европейских держав(15).

В начале марта н. ст. 1803 года, было получено в Париже известіе о сообщеніи

(message) Короля Великобританскаго парламенту, 8-го марта н. ст. на счетт?

объясненій между Тюльериским и Лондонским дворами, по поводу Мальты. В этол

документе Король Георг возвестил, что, как во французских и голланских портах

производились значительныя военныя приготовленія, то правительство нашло

приличным принять меры для безопасности государства.

Несколько дней спустя, именно 1 (13) марта, Первый консул, встретив на вечере у

своей супруги англійскаго посла лорда Витворта (Whitworth), сказал ему, что „по

известіям полученным из Лондона, казалось, что Франціи и Англіи, после

шггнадцати-летней борьбы, суждено воевать между собою еще другія пятнадцать

лет." Лорд Витворт изъявил надежду, что дело ne дойдет до такой крайности, и

сказал, что объявленіе Короля было последствіем англійской конституціи, а

отнюдь не вызовом к разрыву с Франціей, и что, по его мненію, все кончится

дружескими объясненіями. „Не нужно их — отвечал Первый консул — и без того

условія аміенскаго трактата столь-же ясны, сколько и точны" и обратясь к

стоявшему вблизи графу Маркову, сказал: „ну, мы будем драться

319

еще 15 лет!" (eh bien, nous nons battrons encore 15 ans). На это Марков заметил, что „и

прежних 15-ти было слишком много" и что „для блага человечества лучше было-бы

уладить дело." — „Я ничего более не желаю—продолжал Бонапарте — НО Мальта,

ИЛИ война!" (Je ne demande pas mieux, mais Malte ou la guerre), и с негодованіем

продолжал: „после зтого следует покрыть мрачною завесою трактаты и правду." (il faudrait

après cela étendre un crêpe noir sur les traités et sur la statue de bonne foi). За тем, спросив

англійскаго посла, где он намерен провести лето, сказал ему: „вы были у нас в дурную

пору; желаю, чтобы вы остались здесь в хорошую, но едвали это сбудется после

того, чтб случилось. Франція не думает устрашись Англію, но и Англія также не

устрашить Францію. Вы можете убедить ее, но вы не заставите ее отказаться от

прав, которыя нам предоставлены трактатами, и мы решились требовать их, хотя

нам пришлось-бы отправиться к вам за ИХ ИСПОЛНенІеи." (Vous avez passé ici une

mauvaise saison; je souhaite que vous restiez la bonne, mais il n'y a pas d'apparence après ce

qui vient d'arriver. La France n'est pas faite pour intimider l'Angleterre, mais l'Angleterre

n'intimidera pas non plus la France. Vous pouvez la tuer, mais vous ne la ferez pas plier sur les

droits que lui donnent les traités, et nous sommes résolus à les al er reclamer jusqu'à chez

vous). Вслед за тем, Первый консул ушел, повторив громко несколько раз: „Мальта или

война, и горе нарушителям трактатов!" (Malte ou le guerre, et malheur à ceux qui violent les

traités). Более пятидесяти человек были свидетелями этой странной выходки (16).

В продолженіи марта и апреля 1803 года тя-

320

нулись переговоры между французским и англійским правительствами, а 10-го мая

н. ст. лорд Витворт вручил Талейрану проект конвенціи, заключавший в себе

следующія условія: 1) французское правительство обяжется не препятствовать

уступке Англіи Королем Обеих-Сицилій острова Лампедузы; 2) в ожиданіи

устройства там гавани, Англичанам предоставляется занимать Мальту в теченіи

десяти лет. (Эта статья должна остаться в тайне). 3) французскія войска очистят

владенія Батавской республики в продолженіи месяца; 4) Королевство Этрурійское

и республики Италіянская и Лигурійская будут признаны великобританским

правительством ; 5) французскія войска выступят из Швейцаріи; 6) Король

Сардинскій получит приличное вознагражденіе в Италіи. Согласіе, либо отказ, на

три последнія статьи- в совокупности, были предоставлены на волю французскаго

правительства.

Не получив удовлетворительная ответа на сей ultimatum, Витворт уехал из Парижа

ввечеру 30-го апреля (12-го мая). 4-го (16-го) мая, было наложено в Англіи амбарго

на все французскія и батавскія суда. Бонапарте, недовольствуясь такоюгже мерою

в отношеніи англійских судов, приказал арестовать всех Англичан находившихся

во Франціи и Голландіи. 6 (18) мая великобританское правительство объявило

войну: таково было начало одиннадцати-летней борьбы окончившейся паденіем

Наполеона (п).

Разрыв аміенскаго трактата возбудил жалобы на Англію всех европейских держав:

притязаніе Англичан на Мальту признавалось—и несправедливым, и нестоившим

новой войны. Тем не менее одйакоже Россія, Австрія и Пруссія, для ко-

321

их преобладаніе Англіи на море было менее тягостно, нежели господство Франціи

на материке Европы, сочувствовали лондонскому двору и желали обуздать

властолюбіе Перваго консула. Говорят, будтобы австрійскій досол в Париже,

Филипп Кобенцель *), в разговоре с адмиралом Декре, сказал: „действительно,

Англичане виноваты кругом; их домогательства неосновательны. Но — сказать

вам правду — вас слишком боятся все, чтобы опасаться Англіи" (18). Пруссія,

желая предупредить вторженіе Французов в северную Германію, предложила

обеим воюющим державам занять временно своими войсками Ганновер. Россія

изъявила готовность принять на себя посредничество между Франціею и Англіею,

и вместе с тем надежду, что французское правительство пощадить ея союзников,

Неаполь и Ганновер. Бонапарте, стараясь выказать уваженіе к Императору

Александру, и, вместе с тем, желая разсорить его с Англіей, предоставил ему

решить все вопросы, заключавшіеся в окончательном требованіи (ultimatum) лорда

Витворта. Но это не могло склонить Русскаго Монарха в пользу Франціи.

Вознагражденіе германских владетелей, 'потеряшних за-рейнскія земли, не

соответствовало видам нашего правительства, и хотя ходатайство Императора

Александра в пользу Баваріи, Виртемберга и Бадена не осталось напрасным,

однако-же, Бонапарте, против воли нашего Государя, сделался единственным

распорядителем судеб Германіи. Дела в Италіи также подавали повод к

несогласію менаду Россіею и Франціей: настойчивыя требованія Императора

Александра

*) Братт. австрійскаго министра ппостраппых дел, Людоігака Кпбепцеля.

21

322

о вознагражденіи Короля Сардинскаго отклонялись неуместными предложеніями

тюльерискаго двора, а между тем, 9 (21) сентября 1802 года. Первый консул

обнародовал декрет о присоединеніи к Франціи части Піемонта. Когда-же

последовал разрыв аміенскаго трактата, Бонапарте, не обращая вниманія на

внушенія русскаго правительства, немедленно поел а ль войска в неаполитанскія

владенія; корпус генерала Гувіон-Сен-Сира, собранный в Римини, занял Отрант и

Бриндизи: таким образом явно было нарушено условіе неутралите'і'а южной

Италіи. С другой стороны, генерал Мортье, с 1(>-тысячным французским

корпусом, непосредственно после разрыва с Англіею, в мае 1803 года, вторгнулся

в Ганноверское курфиршество, ввел гарнизон в Гамбурга.,, наложил значительную

контрибуцію на ганзеатическіе города и захватил все англійскія суда и капиталы в

гаванях и прочих пунктах, наводненных его войсками. Вторженіе Французов в

северную Германію поразило страхом Данію и Швецію. Пруссія, несмотря на

благорасположеніе к ней Перваго консула, не могла оставаться спокойною. Такое-

же действіе на Россію и Австрію имело занятіе Французами южной Италіи. Венскій

кабинет не даром опаеался утвержденія власти Бонапарта на Апеннинском

полуострове; Россія справедливо негодовала за нарушеніе заключеннаго с нею

трактата. Император Александр несколько раз писал Первому консулу о

вознагражденіи Короля Сардинскаго; граф Марков безпрестанно напоминал о том-

же, как самому Бонапарту, так и Талейрану; но они оба старались длить время, не

давая определительнаго ответа. Только лишь однажды. Первый консул, вероятно.

желая избавиться от докучливых

настояній нашего резидента в пользу изгнаннаго короля, сказал ему: „это

дело решеное: денег — сколько вы хотите и сколько он хочет, и ничего

более,, (C'est un parti pris; de l'argent — tant que vous voudrez et tant, qu'il voudra, et rien de

plus). На предложеніе графа Маркова — отдать Королю Парму и Піаченцу,

Бонапарте отвечал, что он о том подумает, и что, не сделав еще никакого

распоряряженія на счет сих герцогств. он не приступит к тому, не согласясь

предварительно с ИмператорОМ Александром (et que n'ayant pas encore

disposé de ces duchés, même dans sa pensée, il n'en disposerait pas sans s'entendre avec

l'Empereur Alexandre). Но в последствіи он не скрывал своего неуддвольствія всякій

раз, когда Марков заводил речь о Сардинском Еороле, и даже однажды

сказал русскому резиденту, что это дело не должно было-бы занимать

Императора Александра более, нежели сколько занимают его Перваго

консула дела В Персіи (...que cette affaire ne devrait pas intéresser plus l'Empereur

Alexandre, que ne l'intéressaient lui, premier consul, les affaires de Perse). Когдаже

последовала смерть герцога пармскаго, играф Марков, по этому случаю,

напомнил Первому консулу его обещаніе, он отвечал, что, уступив Парму и

Піаченцу Испаніи за некоторыя из ея колоніальных владеній, он может дать

Королю, в замену этих герцогств, только Сіенну и Орбителло, да, кроме

того, назначить ему пенсію в полмилліона франков (19). Это предложеніе

было до того неуместно, что Император Александр, предоставя на волю

самаго Короля, принять или не принять такое скудное вознагражденіе,

отказался от всякаго участія в подобной сделке.

А между тем не было недостатка в мелоч-

21*

324

ных поводах к неудовольствію Бонапарта на нашего резидента. По случаю

смерти зятя Перваго консула, генерала Леклерка. наложен был при

тюльериском дворе траур на десять дней. Как послы австрійскій и англійскій

(тогда еще находившійся в Париже) ограничились однодневным трауром, то

и граф Марков не счел нужньш носить его долее, несмотря на то, что прочіе

резиденты облеклись в траурный костюм на все время, положенное при

дворе Перваго консула. Когда-же последовал разрыв между Франціей и

Англіей, Талейран, основываясь на сплетнях испанскаго и прусскаго

посланников, Аццара и Луккезини, приписывал неудачу переговоров с

Англичанами проискам Маркова и русскаго посла в Лондоне, графа Семена

Романовича Воронцова. Несмотря на неосновательность такого обвиненія,

Первый консул, 25 мая (6 іюня), в Тюльери, при всем дипломатическом

корпусе, осыпал упреками нашего резидента. Не трудно было Маркову

доказать ложь клеветы, взводимой на него и графа Воронцова; но как

Бонапарте, повидимому, не убедился в том, и. не отвечая ему, стал

говорить с другими послами, то граф Марков повернулся к нему спиною и

уехал (20).

В таких обстоятельствах, каждый поступок русскаго резидента

перетолковывался при тюльериском дворе в дурную сторону. Бонапарте

вздумал напечатать в Монитёре, будтобы Россія и Пруссія ручались в

исполненіи статьи аміенскаго трактата, относившейся к Мальте. Прусскій

посол Луккезини спросил о том графа Маркова, который отвечал ему, что

Император Александр действительно имел намереніе гарантировать эту

статью, несколько измениіз ее с обоюднаго согласія

325

сон-д;кемскаго и тшльерискаго кабинетов, но как они не согласились на требуемое

измененіе. то и не существовало никакого ручательства со стороны Россіи. Талейран,

узнав от Луккезини о сказанном Марковым,- стал обвинять его в недоброжелательстве к

Франціи и в пристрастии к Англіи (21). Изветы французскаго министра иностранных дел

очернили русскаго посла в глазах и без того уже неблаговолившаго к нему Перваго

консула. 17 (29) іюля, Бонапарте писал собственноручно к Императору Александру, прося

его отозвать графа Маркова. Действительно, русскій посол нисколько не скрывал своей

ненависти к Первому консулу, а секретарь Байков позволял себе еще более нескромныя

сужденія о французском правительстве. Бонапарте, озлобленный их выходками, приказал

арестовать в Швейцаріи и посадить в Тампль состоявшаго при нашей миссіи чиновника

Кристена (Christin), котораго французская полиція обвиняла в сношеніях с роялистами.

Этому бедняку угрожала ссылка на остров Св. Маргариты/когда граф Марков, возвратясь

с барежских вод, стал ходатайствовать об его освобожденіи. Бонапарте; немогшій или

несчитавшій нужным скрыть свой гнев, разразился на аудіенціи дипломатическаго корпуса

горькими упреками: „Зачем — сказал он Маркову — ваше правительство

покровительствуете Антрега, сочиняющаго пасквили против Франціи? Зачем. вы держите

при себе Кристена, сообщника моих непріятелей? Мы не обабились до того, чтобы

терпеть подобные поступки; у меня будут арестованы все те, которые действуют против

Франціи" (...Nous ne sommes pas tel ement à la quenouil e que de souffrir patiemment de

pareils procédés, et je continuerai de faire ar-

326

rèter tous ceux qui agissent contre les intérêts de la France). После этой сцены, граф.

Марков перестал являться на публичных выходах Перваго консула, но оставался

на своем посту, потому что Император Александр, согласно с мненіем канцлера

графа Воронцова, считал неуместным поспешный отзыв нашего посла из Парижа.

Только тогда, когда сам Марков стал просить об увольненіи своем, Государь

исполнил его просьбу, наградив его орденом Св. Андрея Первозваннаго, при

весьма лестном рескрипте (22). Марков, возложив на себя этот орден, явился в

Тюльери и громко уверял всех, встреченных им на публичной аудіенціи Перваго

консула, что считает удаленіе из Парижа за величайшую милость своего Государя

(23). Император Александр, не желая подвергать представителей Россіи грубым

выходкам Бонапарта, не послал никого вместо Маркова, по отъезде коего

поверенным в делах Россіи остался старшій из чиновников русскаго

посольства, Убри (Oubril). Молочныя придирки французскаго министерства

иностранных дел не прекратились. В начале (в половине) января 1804 года,

Талейран, пригласив к себе Убри, изъявил ему неудовольствіе Перваго консула на

состоявшаго при русской миссіи чиновника Байкова, который —по словам

французскаго министра — распускал слухи о непріязни и предстоящей войне

между Россіей и Франціей: основываясь на том, Талейран требовал, чтобы

велено было Байкову выехать из Парижа. На замечаніе Убри, что Байков

состоял при миссіи секретарем, и что, без Высочайшаго разрешенія, он не смеет

его выслать из Парижа, Талейран сказал, что, по установленным французским

правительством правилам, одни

327

лишь послы иностранных державъ'могут держать при своих миссіях секретарей; a

поверенным в делах предоставлялось иметь только чиновников частным образом

для переписки бумаг. Затем Талейран стал доказывать, будтобы сам Убри был

акредитован не при Первом консуле, а при французском министерстве

иностранных дел; Убри отвечал ему. что граф Марков, оставляя вверенный ему

пост, получил от Государя повеленіе поручить исполненіе своих обязанностей

поверенному в делах Россіи, на таком-же основаніи, на каком сам исполнял их.

Впрочем, Байков оставался при миссіи, пока встретилась надобность послать его

с важными бумагами в Петербург, и потом опять был отправлен в Париж (24). По

этому случаю, товарищ министра иностранных дел, князь Чарторыскій известил

нашего повереннаго в делах, что Государь был недоволен отъездом Байкова из

Парижа. „...Прибытіе господина Байкова не мало меня удивило — писал

Чарторыскій — и я сожалею крайне, что до отъезда его не дошла моя к вам

депеша, о нем писанная, содержаніе коей заставило-бы вас удержать его в

Париже* и тем избегнуть вида податливости с нашей стороны желаніям Перваго

консула, каковую с вероятностью теперь нам приписать могут.

„Неосновательное и всем правам народным противное требованіе министра

внешних сношеній Французской Республики, о высылке из Франціи чиновника, к

нашей миссіи принадлежащего, будучи вами отринуто единожды, надлежало

оставаться твердым в пребываніи г. Байкова в Париже, и не прежде употребить

его в отправленіе по службе, как тогда, когда-бы дело, о нем за-

328

чавшееся, пришло в совершенное ;;абвеніе. Из опыта догнано, что

ыалейшая податливость, оказанная единожды к прихотям Перваго консула,

служила ему поводом к дальнейшим настоятельным требованіям по

важнейшим предметам..." (25).

Французское правительство, вместо того, чтобы утушить искры несогласія с

Россіей, угрожавшія пожаром, не упускало случаев к изъявлению

неудовольствія и неуваженія к петербургскому двору. По настоянію Перваго

консула, в начале 1801 года, состоявши в русском подданстве эмигранта

Вернег (Vernègues) был арестован в Риме и выдан Французам слабым

папскии правительством, несмевшим ослушаться приказаній, насылаемых

из Парижа. Еслибы папа сознался откровенно, что он был принужден к тому

силою, то русское правительство, быть может, оставило-бы без вниманія его

поступок. Но, вместо того, папскій нунцій при петербургском дворе стал

утверждать, будтобы эмигрант, объявленный лишенным гражданских прав

во Франціи и водворившійся в качестве подданнаго другой державы, не

переставал быть Французом. Впрочем, не столько эти софизмы, сколько

мелочная политика и неловкія ухищренія папскаго нунція, в отношеніи к

делам католическаго вероисповеданія в Россіи, подали повод к

неудовольствію нашего правительства. В іюне 1804 года, сделано было

внушеніе нунцію— оставить Петербург, под предлогом отпуска, и тогда-же

поверенный в делах Россіи при папском дворе получил повеленіе выехать

из Рима (26),

Французское правительство также потребовало высылки из Дрездена

состоявшаго там при русской ииссіи графа д'Антрег (d'Antrègues). по тому

только, что он не нравился Первому консулу. Фран-

329

цузскій иослаинии генерал Гед}ішль (Hcdouville) сообщил нашему министерству

иностранных дел, что назначеніе графа д'Антрег дипломатическим чиновником в

Дрездене было ненріятно тюльерискому двору. Император Александр приказал

отвечать, что удивляется важности, придаваемой таким мелочам французским

правительством, и что Россія, не ьмешиваясь в назначеніе чиновников

французских миссій, не признает и в отношении себя справедливости таких

притязаній (27).

Французскіе агенты в Константинополе старались поселить в Турках недоверіе к

Россіи и поставить Диван в зависимость от Бонапарта: таким образом, уже

господствуя в Голландіи, Швейцаріи и Италіи, Французы простирали виды своей

властолюбивой политики на отдаленныя страны. Неуваженіе к народным праваи и

насилія Бонапарта сопровождались неслыханною дерзостью. Когда наследный

датскій принц, желая предохранить от нашествія Французов Голштинію,

сосредоточил там большую часть своей арміи, Бонапарте приказал напечатать в

Монитёре статью, в которой, между прочим, было сказано: „...Пристало-ли

наследному принцу вызывать Францію1?.. Без сомненія, он хочет воспользоваться

случае м для ыаневров своих войск, но это будет стоить ему больших денег,

которыя могли-б послужить с большею пользою для возстановленія его флота.

Довольно странно видеть такое военное увлечете у неболыпих КНЯЗЬКОВ (la manie

militaire est une étrange manie chez les petits princes); оно более разорительно для их

іюдданных, нежели страсть к игре..." (28). Въответ на эту ругательную статью,

наследный принц поместил в нескольких немецких газетах полуофиціальный от-

330

зыв. в заключеніе коего писал: ,,...К неуместным и несправедливым упрекам

редактор присоединил неприличное выраженіе шболъшаго князька, не

имеющее точнаго смысла. Монарх, обладатель значительнаго государства,

истощающій средства своей страны, дающій прошвольныя приказанія,

гнетуіцій собственных подданных, возмутив против себя общее мненіе и

потеряв любовь своего народа, ыожет сделаться небольшим князьком;

напротив того, государь, владеющій тремя милліонами подданных, котораго

власть основана на привязанности подданных, котораго прямодушіе и

мужество известны всему его народу и служат ручательством спокойствія

его соседей — такой государь не может быть назван небольшим князьком»

(29).

Высокомеріе и заносчивость Перваго консула возбуждали справедливыя

опасенія Европы. Россія, по своему ноложенію, была обезпечена от его

покушеній более других держав, но уже наставало время, когда он — с

одной стороны мог запереть Зунд, а с другой — пріобресть господство на

Черном море, что поставило-бы русскую торговлю в совершенную

зависимость от его произвола. В таких обстоятельствах, Императору

Александру не оставалось ничего более, как войти в сношеніе с прочими

государями и соединиться съними, чтобы обуздать властолюбіе Бонапарта

(вд).

ГЛАВА XII.

Разрыв с Франціею. Образованіе коалиціи (3-й) против

Франціи.

(1804—1805 г.)

В начале 1804 года, когда все домогательства россійскаго правительства,

касательно исполневія Франціей условій мира, остались напрасны, приступлено

было, в глубочайшей тайне, к открытію переговоров с европейскими державами,

наиболее могшими опасаться дальнейшаго развитія замыслов Бонапарта. Сам он

облегчил образованіе союза враждебнаго Франціи дерзким нарушеніем народнаго

права.

В то время, в соседстве французской границы, в неболыном баденском городке

Эттенгейме, проживал спокойно потомок знаменитаго дома Конде, герцог

ангіенскій (d'Enghien). Привлеченный туда страстью к принцессе Роган-Рошефор

(de Rohan-Rochefort), чуждый честолюбивых видов, принц посвящал свою жизнь

любви и дружбе, в кругу немногих лиц, оставшихся ему преданными в изгнаніи из

отечества. Нередко проводя целые дни на охоте, напоминавшей ему военные

подвиги, совершенные им под началь-

332

стволгь своего деда, принца Іъонде, герцог посеіцал берега Рейна, откуда мог

бросить взгляд ira враждебную, но дорогую ему родину.

Л, между тем, Бонапарте, уже простирая руку к царственному венцу Франціи, но,

снедаемый опасеніями грозивших ему заговоров, полагал, что причиною

нребыванія принца в Вадене были еношенія его с заговорщиками укрывавшимися

во Франціи. ІІодозренія Перваго консула были подтверждены донесеніями Савари

и шпіонов его, постоянно следивших за принцем: говорили, будтобы он несколько

раз скрытно нріезжал в Страсбургу и даже побывал в Париже. Для разъясненія

этих слухов, Бонапарте пригласил на совещаніе приближенных к нему лиц,

Лебрюна, Камбасереса. Талейрана, Дальберга, Фуше, и проч. и объявил им о

своем намереніи — захватить принца. Напрасно некоторые из них старались

доказать Первому консулу несправедливость и опасность такого поступка;

напрасно Камбасерес заклинал его, именем собственной его славы, чести его

политики, воздержаться от поступка, могшаго поставить его правительство в ряд

тех саыых революціонных управленій, с которыми он нехотел иметь ничего

общаго. Бонапарте отвечал, что нельзя сносить терпеливо заговоры эмигрантов

на границе Франціи, что надлежало дать урок не только им, но и мелким

германским владетелям (petits princes al emands), наконец — ЧТО захват принца,

без ведома курфирста баденскаго, выводил сего владетеля из затрудненія—

отказать в выдаче изгнанника французскому правительству, либо навлечь на себя

опалу всей Европы. В последствіи, по низложеніи Наполеона, Талейран, Дальберг

и другіе, старались отклонить от себя вся-

333

кое участіе в вопіющем убійстве герцога ангіенскаго, и, действительно, их голос не

иыел ни ыалейшаго веса в этом деле. Участь несчастнаго уже была решена

Первым консулом. Он хотел поразить ужасом роялистов, іюказав им, что

священная для них кровь Бурбонов не имела особой цены в глазах будущаго

властителя Франціи, что он был готов скорес принять на себя роль Кромвеля,

нежели Монка. Говорят, будтобы он сказал Камбасересу: „вы стали очень скупы на

кровь Вурбонов," Под вліяніем отуманивших его страстей, он немедленно сделал

распоряженія к захвату принца (*). По его повеленію, военный министр составил

инструкцію, для разбойничьяго набега, в виде военной окснедиціи, полковникам

Коленкуру (в последствіи представителю Наполеона при россійском дворе) и

Орденеру. Первый из них получил приказаніе перейти с отрядом чрез Рейн в

Страсбурге, двинуться от Ёеля к Офенбургу, чтобы отвлечь к этому пункту

вниманіе эмигрантов, и оставаться там, пока полковник Орденер с тремя стами

драгун, командою понтонер и несколькими взводами жандармов, перейдя через

Рейн у Рейнау, окружит Эттенгейм и арестует нринца со всеми находящимися при

нем лицами. За тем Коленкур должен был отправиться к курфирсту баденскому и

вручить ему ноту, в которой французское правительство старалось оправдать

вторженіе в неутральныя владенія необходимостью собственной защиты от

покушеній эмигрантов. Бсе эти распоряженія были исполнены в точности. 3-го (15-

го) марта 1804 года, драгуны Орденера, переправясь через Рейн, окружили город

Эттенгейм. арестовали принца, с находившимися при пем Францу-

зами, и привезли его ночью в Страсбургу но не нашли — ни бумаг, которыя

моглибы послужить к его обвиненію, ни генерала Дюмурье, по донесенію шпіонов

находившагося в Эттенгейме; вместо его захватили какого-то Тюмери (Thumery).

Таким образом обнаружилось, что пребываніе герцога ангіенскаго в соседстве

французской границы неимело никакой связи с враждебными Первому консулу

покушеніями эмигрантов, и по тому французское правительство должно было-бы,

исполняя долг справедливости, возвратить свободу принцу. Но Бонапарте

опасался, что сознаніе в опрометчивости сделаннаго им насилія возбудить

насмешки роялистов и унизить его в общественном мненіи. Он решился прикрыть

злодеяніем сделанную им ошибку. На донесеніе Коленкура, об удаче даннаго ему

порученія, последовало, 6 (18) марта, повеленіе привести герцога в Париж. Тогда-

же Первый консул отправился в Мальмезон. Там, волнуемый мрачною думою, но

скрывая душевное смятеніе под личиною спокойствія, он оставался несколько

дней в совершенном бездействіи: в продолженіи целой недели, он — говорят — не

продиктовал почти ни одной депеши, и только лишь консулы, министры и братья

его имели к нему доступ. Его супруга, узнав о задержаніи принца, старалась

отклонить пагубное событіе, но ни слова ея, ни рыданія, не могли смягчить сердце

Перваго консула. „Ты женщина—отвечал он—ты ничего неразумееш в моей

политике: твое дело — мол-

чать."

Получив приказаніе — немедленно доставить пленника в Париж, Коленкур вез его

без отдыха и прибыль с ним к дому Талейрана, 8 (20) марта, ь полдень. Там у

ворот, принц оста-

335

вался в карете делые пять часов под наблюденіем стороживших его жандармов.

Вечером отвезли его в венсенскій замок. где для суда над ним уже была собрана

коммиссія, иод председательством тамошняго коменданта генерала Гюлена;

командиры полков, стоявших в Париже. были членами беззаконнаго судилища;

невежество бывших солдат республики, в отношеніи к подсудимому, простиралось

до того, что они едва знали о происхожденіи его от дома Конде. Герцогу не дали

защитника, и даже не позволили — ни отдохнуть — ни обдумать свои ответы (2).

На вопросы, сделанные принцу, об участіи его в замысле Жоржа-Кадудаля и

других заговорщиков, он изъявил с негодованіем удивленіе. что его могли счесть

участником в таких поступках. По словам его. он никогда не видал — ни Пишегрю,

ни Дюмурье. Что-же касается до обвиненія в действіи вооруженною рукою против

республики, он отвечал, что сперва служил волонтером в корпусе Конде, а потом

— командовал его авангардом. „И теперь — продолжал он — я состою на

жалованье Англіи, и получаемыя мною от англійскаго правительства ежемесячно

полтораста гиней составляют для меня единственное средство к существованію."

Великодушный принц нескрыл даже от своих судей, что он намерен был поступить

в англійскую службу и принять участіе в войне против Франціи. На замечаніе

президента о важности такого признанія, герцог гордо отвечал: „я поддерживал

права моего дома; потомок Конде мог возвратиться во Францію не иначе, как с

оружіем в руке. Мой род. мои убежденія, соделывают меня навеки врагом вашего

цраиительства.' На воирос — и.ме.і-ли он

336

намереніе опять вооружиться против Франціи — принц сказал: „да! я просил

англійское правительство определить меня в его армію, и мне отвечали,

чтобы я оставался на Рейне, где вскоре мне откроются действія. Я ожидал

этого." Когда поднесли ему к подписи акт допроса, он прибавил к нему:

„требую настоятельно испросить мне частную аудіенцію ІІерваго консула:

мое имя, мое званіе, мой образ мыслей и мое ужасное положеніе, подают

мне надежду, что он не откажет в этой просьбе."

По окончаніи допроса, в два часа ночи, отвели пленника в одну из комнат

замка, где, утомленный физически и нравственно, он заснул крепко, между

тем как беззаконное судилище решало его участь. Единогласно его

приговорили к смерти, и только лишь один из членов, полковник Барpyà

(Barvois) предложил отсрочить исполненіе приговора, до утвержденія его

Первым консулом. В шесть часов утра, полковник Гаррель (Наггеі), разбудив

принца, приказал свести его в глубокій ров замка. Там стояла команда

отборных жандармов полковника Савари, которому было поручено

исполнить приговор судной коммиссіи. Выслушав сентенцію и вознеся к

Богу краткую молитву, принц не позволил завязать себе глаза и

мужественно встретил смерть под пулями жандармов (3).

Известіе о гибели герцога ангіенскаго было встречено в Париже и во всей

Франціи общим охлажденіем к Первому консулу. Только лишь немногіе

республиканцы, участники ужасов терроризма, были довольны, убедясь в

вечном разрыве Бонапарта с Бурбонами. Но все молчали, и самое

осужденіе убійства одним из знаменитейших со-

337

временников выразилось безмолвно: Шатобріан, назначенный представителем^

Франціи при Валезской республике, узнав о гибели герцога ангіенскаго, подал в

отставку (4).

Несравненно более взволновалось общественное мненіе прочих держав Европы.

Удар, постигшій потомка одной из царственных династій, как будтобы поразил в

лице его все прочія. Но сомненіе в собственных силах, следствіе неудач

понесенных непріятелями Франціи в прежних войнах с Бонапартом, ослабило эти

впечатленія, и загробный голос о мести, взывавшій к европейским дворам, был

заглушен внушеніями осторожной политики. В Берлине, дух общества едва не

увлек самаго Короля и весь Дом его. Злополучное венсенское событіе прервало

переговоры между Пруссіею и Франціею, о заключеніи союзнаго оборонительнаго

трактата, долженствовавшаго освободить от французских войск устья Везера и

Эльбы. Но Первый консул ни мало не смутился охлажденіем к нему прусскаго

правительства. Он знал, что Король Фридрих-Вильгельм, по характеру своему,

питал отвращеніе к решительным мерам, и по'тому со стороны Бонапарта

выказано было презрительное равнодушіе к Пруссіи. 9-го (21-го) апреля,

Французы, заняв герцогство арембергское, прервали внутреннюю навигацію,

служившую, за прекращеніем судоходства по Эльбе и Везеру, важным путем

сообщенія для прусской торговли. На представленія берлинскаго двора, по сему

предмету, не было обращено ни малейшаго вниманія. Недовольствуясь тем,

Бонапарте приказал, 5 (17) мая, объявить, что „как раздраженіе Россіи против

Франціи заставляет его принять меры предосторожности, то он находится в необ-

22

___338___

ходимости усилить двадцатью пятью тысячами человек корпус, стоявшій в

Ганновере, если Пруссія не обяжется формально, что, ни в каком случае, не

будешь дозволено русским войскам пройти чрез ея владенія. Король Фридрих-

Вильгельл, желавшій сохранить дружественный сношенія со всеми своими

соседями, был чрезвычайно встревожен домогательством Ііерваго консула, но

изъявил согласіе на его требованіе, хотя и знал, что такая уступчивость не могла

нравиться Императору Александру. Заметить надобно, что в это самое время,

именно 12 (24) мая 1804 года, прусское правительство заключило с Россіей

секретную конвенцію, по которой обе державы взаимно обязались содействовать

одна другой, в случае дальнейших покушеній Франціи против северо-германских

владеній. Но это не помешало Королю ФридрихуВильгельму подписать 1-го іюня

н. ст. другую конвенцію, на основаніи коей он обязался преградить путь войскам,

направляемым чрез северную Германію против Франціи, с тем, чтобы не был

усилен французскій корпус занимавшій ганноверское курфиршество, и чтобы

северо-германскія владенія (конечно —за исключеніем Ганновера) были свободны

от бремени войны. Уступчивость Фридриха-Вильгельма Франціи простиралась до

того, что, получив от Перваго консула конфиденціальное уведомленіе о намереніи

его возстановить в своем, лице наследственную монархію, Король тотчас

согласился . безусловно признать его в императорском сане. Желая изгладить и

последніе следы недоразуменій, возникших между Пруссіею и Франціей, Фридрих-

Вильгельм известил Бонапарта, об усиліях Императора Александра образовать

коалицію против Франціи (5).

339___

Все эти угожденія прусскаго правительства Первому консулу вызвали новыя

домогательства Франціи и уронили Короля Фридриха-Вильгельма во мненіи не

только прочих европейских держав, но и собственных его подданных.

Политика Австріи была искуснее. Там во всех сердцах также пылала ненависть к

Франціи; Император, Императрица, эрцгерцогини, были сильно огорчены

убійетвом герцога ангіенскаго, но скрывали свои чувства, и венское высшее

общество последовало их примеру. Австрійскій посланник в Париже, граф Филипп

Кобенцель, нимало не колеблясь, гласно выразил в присутствіи Перваго консула

свое мненіе, сказав, что „бывают обстоятельства, когда правительство поставлено

в необходимость принять для своей безопасности меры, неподлежащія

вмешательству других держав» (6).

Россійское правительство поступило иначе. Получив известіе о неслыханном

поступке Перваго консула, Император Александр поручил обсужденіе

последующих мер нашего двора Государственному Совету, который,

болыпинством голосов, постановил изложить явно, пред лицем Европы, образ

мыслей нашего правительства. Опираясь на отзыв Совета и на голос

общественнаго мненія Россіи, Государь наложил при дворе траур по герцоге

ангіенском и выразил свои чувства в двух нотах. В первой, поданной русским

резидентом бароном Клюпфелем в Регенсбурге германскому сейму, 7-го мая н. 'ст.

Император Александр приглашал все немецкія державы протестовать, по поводу

нарушенія неприкосновенности пределов Германіи, и требовать настоятельно,

чтобы французское правительство согласилось на принятіе мер, требуемых

оскорбленным достоинством Имперіи

22*

340

и необходимых для обезпеченія ея будущей безопасности. Несколько дней спустя,

Г2-го мая н. ст. поверенный в делах Россіи при тюльериском дворе, г. Убри вручил

французскому министру иностранных дел другую ноту, в коей Император

Александр изъявлял ожиданіе, что Первый консул примет самыя действительныя

меры для успокоенія германских держав и прекратить положеніе дел, угрожающее

их безопасности и независимости (7).

В ответ на эту ноту, Талейран писал, что Первый консул с сожаленіем видит

петербургски кабинет действующим по внушеніям непріятелей Франціи. По словам

его: „Император Германскій и Король Прусскій, .долженствующіе принимать

наибольшее участіе в судьбе Германской Имперіи, сообразили, что крайность и

важность обстоятельств давали право французскому правительству захватить в

нескольких верстах от своей границы (à deux lieues de ses frontières) мятежных

Французов, злоумышлявших против своего отечества, которые, по свойству и

очевидности своих преступлены, поставили себя сами вне народнаго права- Как

германскіе государи неизъявили, по сему поводу, неудовольствія, то Первый

консул мог-бы оставить без объясненія дело совершенно чуждое Е. В. Россійскому

Императору, но он всегда готов отвечать с обычною ему откровенностью,

известною Европе и приличною великим державам." За тем, французскій

министр». упрекая россійское правительство в намереніи образовать новую

коалицію, писал, что для этого не было никакой надобности прибегать к пустьга

предлогам и домогаться об успокоеніи германских держав на счет их безопасности

и независимости.

341

„Что касается до безопасности держав, — продолжал Талейран — то не нарушает-

ли ее Россія тем, что в Дрездене и Риые покровительствует и содержит

заговорщиков, употребляющих во зло присвоенныя им права и волнующих

соседнія страны? Тем, что русскіе резиденты хотят распространить

покровительство народнаго права на уроженцев государетв, при дворах коих они

акредитованы, как думал поступить господин Марков с каким-то Женевцем в

Париже? Вот истинныя нарушенія независимости государств; что-же касается до

событія, против котораго возстают, — это совершенно иное дело.

„На основаніи Люневильскаго трактата, Германія и Франція взаимно обязались не

давать убежища никому из тех, кои могли бы нарушить спокойствіе соседней

державы. Германскіе владетели не должны были терпеть, чтобы французскіе

выходцы проживали в Вадене, Фрибурге, Дрездене, и это служить очевидным

доказательством, как неуместны притязанія Россіи. Мы требуем, чтобы эмигранты,

состоявшіе в русской службе, в то время, когда велась война между Россіею и

Франціею, были удалены йз тех мест, где они известны своими происками против

нашего правительства, a Россія упорно содержит их там...." Далее во французской

ноте дерзко наносилось оскорбленіе Императору Александру, вместе с клеветою

на англійское правительство (8).

'Sa тем — французскій министр, от имени Перваго консула, изъявлял надежду, что

наше правительство, рано или поздно, заметит коварство людей, желающих

возжечь войну, которая может быть выгодна только Англіи. — По словам его:

„Первый консул не искал войны, но всегда

342

готов скорее вести ее, нежели позволить кому-либо оскорбить достоинство

Франціи. И как он не присвоивает себе никакого преобладанія и невмешивается в

действія россійскаго кабинета, то и требует, чтобы в отношеніи к нему поступали

таким-же образом (9)".

В ответе на эту, в высшей степени неприличную, ноту, поверенный в делах Россіи,

исчислив все условія, заключенныя между обеими державами и нарушенныя

Первым консулом, ішсал:

„....Последній насильственный поетудок, учиненный французскими войсками

вовладеніях Курфирста Ваденскаго *), довершившій прежнія оскорбленія, убедил

Его Величество, что французское правительство неизменно решилось принять

сиособ действій, совершенно противный справедливости и народному праву, и

потому несовместный с чувствами и правилами Его Величества.

„Как, по сей причине, Его дальнейшія сношенія с Первым консулом сделалиеь