История двух беглецов. Повесть

Глава 15. МАЛЬЧИК НА КОСТЫЛЯХ

Теплоход подходил к причалу. Парни и девушки в джинсах и зелёных курточках, разукрашенных таинственными нашивками и надписью «Славяне», ринулись к вещам и стали по цепочке, из рук в руки, передавать их к трапу и кидать на борт. Вещи мальчиков тоже оказались на палубе и, наверно, ушли бы в плавание без хозяев, если бы в последнюю минуту, затесавшись среди пассажиров, те не проникли на теплоход. Сашка бросился к общей куче, долго рылся там, раскидывая чужие вещи, пока не нашёл свои рюкзаки. Он привязал их к поводку Мурзая и приказал ему сидеть и сторожить. Мурзай распластался на палубе. Он низко пригнул голову и вызывающе озирался на шныряющие ноги. «Не цапнуть ли? Нет, лучше не надо». Дело в том, что, немного отъевшись в подвале, а главное, привыкнув к тому, что теперь у него есть хозяева и защитники, он заметно осмелел и стал иногда огрызаться - верный признак собачьего возрождения. Но он был разумный пёс, без нужды предпочитавший не рисковать. Ему надоело бессмысленное мелькание ног, он ползком взобрался на груду вещей и спрятался под плащ-палатку.

Мальчики боялись, что вот-вот начнут проверять билеты и тогда их с позором выставят обратно на пристань, где прохаживался милиционер. Но всё обошлось. Матрос, стоявший при входе на палубу, забрал у бородатого парня в очках сразу все билеты и даже не стал их пересчитывать. Мальчиков он принял за участников экспедиции. Да и вели они себя не вызывая подозрений: суетились возле вещей, укладывали, сдвигали, словно были приставлены здесь для присмотра. Они так усердствовали, что со стороны казалось - делают какую-то разумную работу. Увидев, как буфетчица передвигала ящик с фруктовой водой, Сашка подхватил ящик и кубарем скатился в нижний салон. Сделав три рейса, он получил от буфетчицы бутылку с крюшоном. Теперь, чувствуя себя на теплоходе законным сотрудником, он развалился возле Мурзая, чтобы насладиться фруктовой водой.

А Данька в это время прохаживался по палубе и дёргал руками перила. Пробуя их на прочность, он пинал ногой в спасательные круги и прикидывал, выдержит ли круг сразу двух человек. И хватит ли на всех спасательных кругов, если теплоход пойдёт ко дну. Для этого надо было сосчитать, сколько на теплоходе окажется тонущих пассажиров. Так, бродя по палубе и подсчитывая, он оказался перед трапом, ведущим вверх. И сразу же забыл об утопающих. Он поплевал на ладони и полез на палубу, где висели на бортах белые шлюпки. Он прыгнул в одну из них, уселся на сиденье и подёргал закреплённое в уключине весло. Раздался свист. Данька оглянулся. С бака махал ему флажком матрос. Данька помахал ему в ответ и снова взялся за весло. Однако матрос ещё быстрее замахал флажком. Но Данька уже не смотрел на него - он приподнял вёсла и сделал в воздухе гребок. Заткнув флажок за пояс, матрос быстро, как мартышка, взлетел по трапу и схватился за борт шлюпки.

- Эй, полундра! - закричал он. - Я что сказал?

Данька с грохотом уложил на место вёсла.

- Что я сказал, спрашиваю?

- Слезай к чертям собачьим! - догадался Данька, совершенно уверенный в точности перевода сигналов на русский язык. Сашка Диоген - тот бы ещё не такое прочёл!

Матрос блеснул страшными белыми зубами и рассмеялся.

- Понимаешь азбуку морзе. А теперь дуй отсюда, пока не сдал капитану…

- А можно мне в машинное отделение?

- А в отделение милиции не хочешь?

- Нет, не хочу.

- Ладно, - смягчился матрос, - тогда трюхай вниз. Скажи Виктору - сейчас пришлю пожевать.

- А вас как зовут?

- Василий.

- А меня Даниил… Данька то есть…

Данька не стал терять время - он спустился на нижнюю палубу, затем по винтовому трапу в машинное отделение.

При тусклом свете лампочки он увидел механика. Это был Виктор. Данька понял это, потому что никого другого в машинном отделении не было. Механик делал сразу несколько дел - вжимал в дырочки масло из форсунки, подкручивал ключом гайки, следил за бегающими стрелками прибора и дёргал за шнур, давая сигналы в рубку, где находился капитан. Данька благоговейно разглядывал его обнажённую спину. Спина и руки его были перевиты канатами мышц. Даньке показалось, что именно от рук механика, от его мускулистой спины исходит мощь, заставляющая плавно скользить по воде этот многоэтажный дом.

Машины наращивали гром. Грохот стал настолько страшным, что заложило уши. И вдруг во мраке машинного отделения блеснул яркий луч. Данька глянул вверх, откуда полыхнуло светом. В люке показался чёрный силуэт матроса. На тонком тросике поплыла вниз авоська. Это был Дань-кин знакомый Василий. Он кивал головой, и Данька без всякой морзянки понял всё и подхватил тяжёлую авоську. Данька отвязал её, тросик уплыл вверх, захлопнулась крышка люка. И снова стало маслянисто-темно. Данька держал авоську, а механик всё так же стоял к нему спиной, и это продолжалось, пока у Даньки не кончилось терпение, и он осторожно ткнул его в плечо. Механик обернулся, увидел перед собой неизвестного паренька, почесал пальцем ухо, открыл рот и неслышно что-то прокричал.

«Ты как сюда попал, чёрт тебя возьми?» - догадался Данька по его губам и тут же прокричал в ответ:

- Василий передал жратву. На вот!

Механик вытащил из авоськи бутылку, зубами отгрыз металлическую пробку, отплеснул на пол драгоценной фруктовой воды и опрокинул бутылку над собой. Данька подумал, что Виктор решил облиться фруктовой водой вместо душа, но струя из бутылки, завиваясь, устремилась вниз, встретив на своём пути широко раскрытый рот, и прямо вкручивалась в горло механика. Механик стоял недвижно, как памятник - памятник пьющему человеку. Даже вода казалась застывшей, будто из витого стекла. И только по тому, как уровень её в бутылке уменьшался, можно было догадаться, что шло переливание воды в механика. Когда в бутылке оставалось воды не больше трети, механик резким движением перевернул её, вытер подбородок и передал бутылку Даньке:

- Пей.

Данька почувствовал острую жажду и открыл рот. Он опрокинул бутылку над собой, как механик. Он залил себе глаза, нос и щёки. Он кашлял и фыркал. И всё-таки героически допил остатки фруктовой воды. Чтобы так пить, чтобы раскрывать горло, как раковину, чтобы стоять, как изваяние, не дрогнув ни единым мускулом, пока содержимое бутылки полностью в тебя не перельётся, надо было выпить, наверно, не одну бутылку рому, чёрт возьми. И Данька, хоть и залил себе весь живот, всё же чувствовал, что выдержал экзамен. Не моргнув глазом, он взял предложенную ему сигарету и по-хозяйски задвинул её за ухо. Распив с механиком бутылку, Данька побратался с ним и стал его корешем. А что это значит? А то, что Данька тем самым вступил в морское братство и совершал сейчас плавание на военном катере.

Ревел шторм. Бились о борта привязанные шлюпки. Виктор и Данька работали внизу. Они выжимали из дизеля всё возможное, чтобы доставить в помощь истекающему кровью гарнизону десант морской пехоты. В тумане виднелся уже оерег, но шторм отбрасывал катер в открытое море и не давал зайти в спокойный фиорд. Механик и его помощник чуть не падали с ног после бессонной ночи. Шлюпки были уже готовы к пуску, но в это время катер стукнулся о подводный риф. Через пробоину в машинное отделение хлынула вода. Данька подтянул к пробоине мешок с балластом. Он прижался спиной к обшивке. Он стоял, как кариатида, подпирающая своды здания. Он решил стоять насмерть, пока катер не завернёт за мысок. И вот шторм затих. Катер закачался в спокойных водах фиорда. Волны разбивались о скалы и теряли здесь свою силу. Гремели лебёдки, опуская шлюпки. Десантники подкатывали к краю борта миномёты и пулемёты. Они подтаскивали ящики с боеприпасами. Но что-то случилось с Виктором. Бессильно повисла его рука. Так и есть - шальная пуля попала в плечо. Данька разорвал на себе тельняшку. Он перевязал ему руку и взял на себя управление.

По стуку, сотрясшему корпус катера, Данька понял, что дальше двигаться некуда - мель. В наступившей тишине скрипели лебёдки, стучали о палубу каблуки - это сгружались десантники. В сереньком небе рождался рассвет. Вдали затихали всплески вёсел - это десант прибивался к берегу…

…Сашка Охапкин лежал на рюкзаках и с oпaской оглядывался по сторонам. Вокруг простиралось море. Оно было ничем не хуже Чёрного или Балтийского. Стоило палубе качнуться, как Сашка чувствовал, что сползает со всех рюкзаков и стремительно катится вниз. И мысленно прощался с жизнью. Но палуба выравнивалась, и Сашка оживал. Но ненадолго. Вода горой вырастала с другой стороны. Сашка закрывал глаза и снова погибал. И так без конца - то умирал, то воскресал. Он проклинал Даньку, заманившего его в это дурацкое путешествие. Какое там мысли читать на расстоянии - живым бы остаться! Бросил его на палубе, а сам куда-то смылся. Сашка закрыл глаза, пытаясь телепатически увидеть, где сейчас находится Данька, но его стало мутить. Он открыл глаза и заметил у борта женщину и мальчика на костылях. Сашка приободрился - в самом деле, чего это он мается, когда они спокойно стоят себе у борта и ничего не боятся!

Это были мать и сын. Мать придерживала сына сбоку. Повиснув на костылях, мальчик бросал чайкам кусочки булки и кричал:

- Здравствуйте, птицы! Здравствуйте!

Лицо его, маленькое, бледное, выражало высшую степень свободы - свободы от болезни, свободы от державших его в плену костылей. Он словно бы сам реял птицей над водой, подхватывал летящие в воздухе куски и кружил над бортом. Но булка кончилась, чайки устремились к другому теплоходу. Мальчик помахал им рукой, нервное лицо его стало печальным.

- До свиданья, птицы! До свиданья!

Он обернулся к матери и заметил толстого Сашку на рюкзаках. Мать тоже заметила Сашку. Поддерживая сына под мышки, она отвела его от борта и приветливо кивнула Сашке.

- Можно ему посидеть рядом с вами?

- А чего, пожалуйста.

Из-под плащ-палатки высунулась узкая морда Мурзая. Он сладко зевнул.

- Не бойся, - успокоил мальчика Сашка. - Можешь потрогать даже…

Мальчик протянул руку и схватил Мурзая за ухо. Пёс прикрыл глаза и фукнул ему в ладонь. Мальчик обернулся к маме:

- Смотри, смотри, собака меня не боится!

Он неловко подтянулся и задышал в собачью морду, жадно рассматривая усы, мигающие глаза, рыжие пучки бороды, отвислые дряблые подушечки губ, из-под которых торчали нестрашные клыки.

- Это твоя? - спросил он у Сашки.

- А то чья же? Мурзай, дай лапу!

Мурзай не пошевелился. - Кому говорят - лапу!

Мурзай зевнул и отвернул морду.

- Это у него морская болезнь, - объяснил Сашка и погладил пса. - Эх ты, Мурзай!

- Мама, собачку зовут Мурзай! - закричал мальчик.

- Слышу, слышу, - отозвалась мать.

- Мурзай! Мурзай! - восторженно кричал мальчик, но пёс забился под плащ-палатку.

Мальчик нетерпеливо глядел на плащ-палатку, но Мурзай не показывался. Видно, маялся от морской болезни. И тогда мальчик уставился на Сашку, доверчиво разглядывая его.

- Меня зовут Стасик, - сказал он. - А вас как?

- Сашка… Диоген…

- Диоген? Это ваша фамилия?

- Ты что, не слыхал про Диогена в бочке?

- В какой бочке?

- Самой обыкновенной - из-под капусты. Квартиры не было, вот и жил в бочке…

- А вы тоже в бочке живёте?

- Зачем же, у нас квартира с удобствами.

- Почему же вы Диоген?

- Это меня зовут так.

- Очень смешно - Диоген, - сказала мама Стасика. - Студенты, они все с юмором. Вы далеко едете?

- Туда! - неопределённо махнул рукой Сашка и сдвинул беретку на самые глаза, чтобы ещё больше походить на студента. - Почти до самого конца, - уточнил он. - За водохранилище. Там, знаете, есть водоразборная станция. Мы замеряем запасы воды. Очень плохо с водоснабжением стало. Вот вы пьёте водичку, льёте, не экономите и думаете, что вечно так будет?

- Не вечно? - удивился Стасик.

- Ясное дело - не вечно. Вот кончится вода, и тогда всем нам амба.

- Амба? - испугался Стасик.

- Но ты не бойся, - успокоил Сашка, проникаясь всё большим сочувствием к Стасику: совсем малыш, разве такой без воды долго протянет? - А мы зачем едем, знаешь?

- Не знаю.

- Чтобы найти воду под землёй…

- Под землёй?

- Её там сколько хочешь, только надо найти…

- И вы её найдёте?

- А как же! - заверил Сашка, твёрдо решив, что ни за что не даст погибнуть Стасику от жажды. - И не только простую, но и с газом…

Стасик повернулся к маме. Он хотел, чтобы она подтвердила Сашкины слова. Она улыбнулась.

- Пока вы её не нашли, я пойду в буфет и куплю вам какой-нибудь сладкой воды. Посидите, я сейчас…

Сашка подался ближе к Стасику. Он почувствовал себя всемогущим - тот смотрел на него как на волшебника-спасителя от всяких стихийных напастей. Этот калечка был для него настоящей находкой. Почуя в нём редкого слушателя, Сашка стал уверенно развивать обрывки разговоров, услышанные от студентов-гидрологов, пока они стояли в очереди, ожидая посадки. Потом он начал сочинять, что едут они, дескать, на всё лето. Будут жить в лесу. И есть у них ружья для охоты и снасти для рыбной ловли. Сашка искоса наблюдал за Стасиком - тот всему верил. И тогда он спокойно и с лёгкой душою добавил:

- А я телепат, между прочим.

- Телепат? А что это?

- Ну… мысли угадываю на расстоянии. И не только мысли, но и вижу через стенку, сквозь землю. Думаешь, для чего меня взяли в экспедицию? Они там приборами, а я - закрою глаза, вздохну посильнее и сразу скажу: «Под нами вода! Десять метров копать». Я ещё и не то умею! А с экспедицией я уже в третий раз, так что надоело даже. Другие студенты подались в Каракумы, а меня наказали за хвосты. Но я здесь долго ишачить не буду. Заработаю деньжат и махну в Сочи. Устал, подлечиться надо. А то ещё в Кисловодск. Или Минеральные Воды - боржом пить. Бывал на Минеральных?.. А я уже три раза. А в Севастополе? У меня там кореш на флоте. А в Сухуми?.. Ну ничего, я тоже не везде бывал. Вот на следующий год решил податься… в Уссурийский край… это самое… на тигров поохотиться. Я уже парочку на своём счету имею. Что там тигры! Ты на гималайских медведей не охотился? Главное - надо целиться под левую лопатку. Попадёшь в грудь - отскочит. А в живот или в зад - только ранишь. Прощай, мама! Никто не поможет - задавит, и амба.

- Амба?

- Амба.

Лицо Стасика покрылось красными пятнами. В его глазах мелькали искорки ужаса. А Сашку так и распирало от вдохновения. Его никогда никто всерьёз не воспринимал - ну, может, кроме Даньки, который верил в его телепатические способности, а тут он нашёл такого слушателя, которого уже любил, как младшего брата. Эх, не повезло ему в жизни - рос у родителей один, а ему бы такого братишку, как Стасик! Сашка испытывал ту самую счастливую лёгкость, когда неведомы никакие страхи и трудности. Всякое слово его попадало в точку. Оно принималось с такой безоговорочной верой, что и сам он, Сашка, начинал думать: а может, вправду всё это было? Если человек так верит, значит, что-то есть… В Сашкином сердце роились новые подвиги. Они подступали, обгоняя мысли, и взрывались перед изумлёнными слушателями. Да, слушателями, потому что одним из слушателей был сам Диоген - он сам себя слушал и удивлялся, как это всё выскакивает из него.

- Так-то вот, братишка! Поживёшь с моё - не то узнаешь. А павлинов видел?.. Нет, не в зоопарке, там держат вместо павлинов раскрашенных петухов. Я тебе говорю про настоящих. Я когда был… в этом самом… с мамой… С мамой? Ну да, с мамашей, это я ещё маленький был, а потом уже сам бывал раз пять… Пять? Нет, шесть раз…в этом самом… в Афинах… Нет, в Афонах? Ну, в Новых Афонах - там их стада, прямо стада гуляют. Понимаешь, перо павлина стоит десять рублей. У меня тогда с денежками туговато - то, сё, на базар, в киношку, расходы всякие… А как заработать? Я - в горы, а там за стадом хожу и думаю себе: ведь это живые денежки-перья от хвоста. С глаз ком таким - десять рублей штука. А птица злая, понимаешь. Подойдёшь близко - цапнет. И я тогда на какую хитрость пустился, не усекаешь?

- Не… усекаю, - смутился Стасик. - А что это - усекаешь?

- Ну, это… петрить. Значит, не петришь?

- Не петрю, - прошептал Стасик, не зная, куда деваться от стыда.

- Эх ты, слабачок! - Сашка потрепал его по чубчику и снисходительно улыбнулся, чувствуя в нём благодарного ученика. Его так и распирало от жизненного опыта и знаний. - Ну, в общем, я булку с собой захватил, залез на дерево, на верёвочке спустил и жду. Подходит павлин - только хочет клюнуть, а я дёрг! Ну, и стал он плясать, а я не даю. Жду, понимаешь, пока другие подойдут. Недолго ждал, тут такая свалка началась, дерутся, хоть милицию зови. А я только дёргаю и дёргаю. А у них перья так и сыпятся из хвостов. Смотрю - здорово перьев набросали, хватит. Я тогда им бросил булку, они быстро склевали, прогнал их палкой и… усёк?

- Усёк, - обрадовался Стасик,

- Что усёк?

- Перышки подобрал…

- А ты шурупишь, оказывается. Молодец!

Стасик расцвёл.

- А дальше что?

- А дальше что же… На базаре продал. Денежек знаешь сколько мне дали за них?

- Сколько?

- Сколько! Уж и не помню точно - то ли сто рублей, то ли двести. Когда было! А что я купил на них?

- Что?

Стасик так и не узнал, что Сашка купил на деньги от павлиньих перьев, потому что вернулась мама. Она принесла бутылку фруктовой воды, бумажные стаканчики, пирожки и мороженое. Мальчики набросились на угощение. Они выпили по стакану воды, потом съели по пирожку. А после этого взялись за самое главное - мороженое. И лизали его очень осторожно. Старались есть медленнее. Кто раньше съест, тот проиграл. И Сашка, как ни старался сдержать себя, съел первым. Просто у него язык был в два раза больше, чем у Стасика. Тогда Стасик протянул ему остаток своей порции, но Сашка вздохнул и отказался. И даже слушать не стал. Не такой он человек, чтобы объедать друзей. Тем более такого бедолагу - одна кожа да косточки. Нет, братишка, и не проси даже!

- Отстань от него, Стасик, - вмешалась мать. - Дай я доем, раз ты не можешь.

Сашка взял бумажку от мороженого и бросил Мурзаю под плащ-палатку. Стасик заморгал глазами.

- Он у меня всё ест, - сказал Сашка.

- Всё-всё? - удивился Стасик.

- Как миленький, - подтвердил Сашка.

- И даже мороженое?

- Ха - мороженое! Мороженого он целое ведро слопает и не простудится. Что мороженое, - он у меня… это самое… бумагу ест!

- Бумагу? - испугался Стасик.

- Как миленький, - заверил Сашка. - И не только бумагу, но и это… тапочки, гвозди, расчёски. Прямо цирк, а не собака. Ты что, не веришь?

Стасик вопросительно уставился на маму.

- Это юмор, конечно, - сказала она. - Однако же Мурзай не откажется от пирожка. На, дай ему…

- Мурзай! Мурзай! - позвал Стасик.

Мурзай высунулся из-под плащ-палатки, облизывая морду, на которой белели остатки бумаги.

- Ну, что я говорил? Все у меня старые тетради слопал, негодяй такой! За ним следить надо.

Мать Стасика рассмеялась. Смех у неё был приятный, молодой и доверчивый, словно с Сашкой она была знакома уже давно. Мальчики лежали на рюкзаках, глядя в розовую пасть Мурзая. Потом они стали возиться с ним. Умный, оказывается, пёс: от Стасика держался подальше, чтобы не сделать ему больно, а на Сашку бросался, как тигр. Но Сашка оказался сильнее: он подмял его под себя, свернул ему морду набок и связал в узел длинные уши, которые торчали над головой, как модная дамская шляпка. Стасик покатывался со смеху. Мимо прошёл матрос, и Сашка затолкал Мурзая под плащ-палатку. Матрос даже не оглянулся. Сашка послал ему в спину воздушный поцелуй и подтащил Стасика ближе к себе. Мама с благодарностью смотрела на Сашку. Она радовалась, что вот такой весёлый, толстый и юный участник ответственной гидрологической экспедиции не постеснялся дружбы с маленьким и больным её сыном. Мальчики лежали почти в обнимку. И чтобы не мешать их только что возникшей дружбе, мать отошла в сторонку. Она уселась в кресло-качалку и стала читать журнал.

Сашка извлёк из рюкзака бинокль. Он наводил его на горизонт, что-то показывая, и Стасик жадно следил за его рукой, а потом взял бинокль и впился в окуляры. А Сашка нашёптывал ему на ухо историю очередного своего похождения, середину и конец которого он ещё сам не знал.