История кельтских королевств

Глава 9. Кельтские языки и истоки литературы

Прослеживая истоки кельтской цивилизации и рассматривая ранние миграции кельтов, мы руководствуемся названиями основанных ими поселений, именами их предводителей, почитаемых ими богов, то есть языковыми данными. Кельтские языки заслуживают особого упоминания в любом обсуждении прошлого кельтов, так как они относятся к одной из наименее известных и во многих отношениях одной из самых интересных групп индоевропейской семьи. Сохранившись в исторический период только на Северо-Западных окраинах Европы, они демонстрируют архаический характер, чего и следовало ожидать на основании данных лингвистической географии. В грамматике и синтаксисе, в подчиненном положении слова по отношению к высказыванию и даже по некоторым деталям лексики древнеирландский напоминает санскрит.

Мы говорили о дошедших до нас памятниках на галльском языке, о топонимике, об именах собственных и надписях. Эти древние источники мало что говорят нам о галльской грамматике, но дают нам определенное представление о галльской фонетической системе, отличающейся от латинской, греческой, готской или санскритской систем. Так, если в латыни или санскрите стоит р, в кельтских языках ничего нет; если в латыни или греческом мы видим е, в кельтском языке будет i; если в латыни или греческом о, в кельтском будет а. Например, uеr в галльском имени Uercingetorix родственно латинскому предлогу super и греческому υπέρ, а riх родственно латинскому rех; в имени Eposognatus, которое означает «знакомый с лошадьми», галльском эквиваленте ιπποδαμος, -gnatus родственно латинскому gnotus, греческому γνωτος.

Поздние формы кельтского языка имеют длительную историю и богатую литературную традицию, так что мы можем изучать их непрерывное развитие на протяжении двенадцати веков. Они разделяются на две группы — бриттскую и гойдельскую, которые иногда называются Р-кельтскими и Q-кельтскими языками, потому что в бриттском первоначальное q^u перешло в р, а в гойдельском сохранилось как q на ранних этапах, а позднее перешло в k (пишется «с»)[551]. Обычными примерами являются числительное «четыре» (латинское quattor) и местоимение «кто» (латинское qui[552]), которым в валлийском соответствуют pedwar и pwy, а в ирландском cethir и cia[553].

Первые ирландские памятники, которыми мы располагаем, — надписи, выполненные любопытным алфавитом, который называется огам; ключ к нему дается в трактате из Книги из Баллимота[554]. Древнейшая форма огама состоит из пятнадцати согласных, разделенных на три группы — по пять в каждой, и пяти гласных. Согласные обозначаются штрихами слева или справа от центральной линии или диагонально к ней, а гласные — зарубками на самой линии; линию обычно представляет угол или ребро каменного столба. Этот алфавит основан на латинском алфавите; буква получает название по начальной букве названия дерева или растения. Так, В называется beith, «береза», С — соll, «падуб», D — daur, «дуб» и так далее. Эта номенклатура и разделение на группы породило идею о древнем родстве с руническим алфавитом; но, вероятнее всего, огам был изобретен в Ирландии в те времена, когда из Британии пришли первые знания о письменности, но, возможно, еще до распространения христианства. Любопытный факт, что среднеирландское название буквы р. quert, соотносится с древнеанглийским cweord. Это заимствование могло произойти как в одну, так и в другую сторону. Таким образом, происхождение огама неизвестно, а само название алфавита туманно. Едва ли его можно отделить от галльского Огмиоса, ирландского Огмы, но эта связь неясна. Очевидно, это было официальным письмом, так как мы находим его только на могильных камнях, а в сагах оно ассоциируется либо с погребальными обрядами, либо с загадочными посланиями[555].

Некоторые из этих надписей датируются, скорее всего, дохристианской эпохой, то есть временем не позднее IV века. Мы не можем датировать их более точно, так что вынуждены довольствоваться приблизительной датировкой; язык огамических надписей все еще довольно близок к латыни и сильно отличается от формы языка первых рукописей, в которой были утрачены или редуцированы последние слоги. Так как эта письменная форма восходит к VI веку, следует допустить временной разрыв между огамическими надписями и первыми памятниками письменности. Известно около трехсот надписей, большинство из них в Западном Мунстере, на территории эринов, и сорок в Уэльсе. Немногочисленные надписи обнаружены в Шотландии и на острове Мэн.

Представление о форме ирландского языка этого периода можно получить из следующих трех примеров, приведенных здесь в транскрипции: CUNAGUSOS MAQI MUCOI VIRAGNI «[Камень] Кунагуссуса, потомка Вирагноса», СIIС по. 70; DALAGNI MAQI DALI «[Камень] Далагноса, сына Далоса» ib. по. 119; DUMELI MAQI GLASICONAS NIOTTA COBRANOR[IGAS] «[Камень] Думелоса, сына Гласику, племянника Кобранорикса» ib. по. 252.

В привычном древнеирландском VIII века последнее имело бы следующую форму: Dumil maicc Glaschin niad Cobarnrig.

Гойдельскимн диалектами являются ирландский, шотландский гэльский и мэнский. Впрочем, отдельная история двух последних начинается лишь с XVI века. Бриттские диалекты — валлийский, корнский и бретонский. Корнский и бретонский демонстрируют черты, позволяющие отличить их от валлийского, уже в немногочисленных памятниках, сохранившихся с раннего периода (с VIII по XI век)[556]; но большие связные тексты на бретонском и корнском появляются много позже, и для наших непосредственных целей ирландский можно приравнять к гойдельскому, а валлийский с бриттским. Более того, валлийский язык, даже в самых ранних текстах, зашел в своем развитии как на уровне грамматики, так и на уровне синтаксиса гораздо дальше, чем древне-ирландский, так что древнеирландский остается нашим древнейшим источником для характеристики кельтских языков.

Как в Ирландии, так и в Уэльсе литература находилась в руках профессиональных поэтов, использовавших нормированный литературный язык, и для раннего периода мы не располагаем данными о существовании различных диалектов. В Ирландии мы обнаруживаем краткие стихотворения, восхваляющие знаменитых людей, датируемые VI веком, и одно произведение большего объема, очень известный панегирик св. Колумбе, дату написания которого принято относить ко времени сразу после его смерти (597 г.). VI веком, вероятно, также датируются древнейшие отрывки правоведческих трактатов, составленные в архаической стихотворной форме. Эти древние трактаты являются первыми крупномасштабными источниками в истории любого кельтского языка, поскольку огамические надписи почти целиком состоят из имен собственных. Вероятно, они столетиями передавались изустно, прежде чем были впервые записаны, и представляют собой чрезвычайно древнее наследие интеллектуальной традиции. Содержание этих правовых трактатов состоит в описании по большей части общих для всех индоевропейцев институтов, а составившие их правоведы были наследниками ученых галлов, о которых сообщают Посидоний и Юлий Цезарь. Само за себя говорит сравнение с индийскими «Законами Ману» (Мапavadhamasastrа), с которыми обнаруживаются весьма примечательные точки соприкосновения[557].

В древнеирландском, как и в санскрите, глаголы обычно формируют различные темпоральные и модальные основы независимо друг от друга, так что они не могут быть объединены в «спряжения», как в латыни. В этом отношении ирландский сохранил индоевропейскую систему почти в первозданном состоянии, в отличие от любого другого западного диалекта. Тем не менее существуют два класса «слабых» глаголов, на -а и на -i, которые соответствуют латинским I и IV спряжениям (amare, finire). Впрочем, в позднем языке они достигли такого развития, что к тому моменту, когда ирландский язык приблизился к своему нынешнему состоянию (XIII век), архаические формы «сильных» глаголов исчезли, оставив по себе немногочисленные пережитки, получившие название «иррегулярных» глаголов.

Другой архаической чертой глагола является сочетание глаголов с префиксальными элементами: у глагола может быть две, три или даже четыре приставки, из которых первая отделяема и к ней может присоединяться местоимение, как в латинском ob vos sacro («умоляю вас»)[558]. В древнейший период первая приставка, с местоимением или без него, могла даже находиться в начале предложения, а глагол в его конце, как в ведийском языке; или же весь глагольный комплекс (без инфигированного местоимения) мог стоять в конце предложения, чему соответствует другая структура, устойчиво повторяющаяся в текстах вед. Так:

а) Ведийский: pra tam mahya rasanaya nayant, «они ведут его на большой узде».

Ирландский: ath marchathae fri cricha comnamat cuiretar, «большие силы ведутся на земли врагов» (adcuirethar); for-don itge Brigte bet, «Да защитят нас молитвы Бригиты!» (for-bet).

б) Ведийский: ma no yajnad antargata, «Не исключай нас из жертвоприношения».

Ирландский: oen-chairde fon Elig n-aragar, «один мир установился в Ирландии» (ad-regar)[559].

В классический древнеирландский период (VIII и IX века) глагол обрел фиксированную позицию в начале предложения, и это можно объяснить развитием типа (а), когда главный глагол перетягивался в начальную позицию первой приставкой, что повлекло за собой и перестановку простого, бесприставочного глагола. Глагол в начальной позиции часто встречается и в ранневаллийском, а в современном валлийском это является общим правилом. Мало кто сомневается, что изначально валлийская глагольная система была подобна ирландской и что начальная позиция в валлийском объясняется теми же причинами; но к тому времени, когда мы располагаем уже изобилием валлийских текстов, этот язык достиг стадии современного ирландского, а раннюю систему можно проследить только по редким архаическим формам[560].

С древних времен поэты понимали, что язык следует культивировать и сохранять. В монастырях это стремление воспитывалось изучением грамматики Присциана, а одно из наших основных собраний древнеирландских глосс происходит именно из рукописи этой грамматики. В светских школах это привело к формированию целой грамматической доктрины, значительно отличающейся от латинской традиции и не имеющей аналогов в Европе. Древнейшая форма этой местной традиции представлена в трактате «Руководство для мудрецов» (Auraicept na nEces), который, хотя частично и опирается на Доната и Исидора, содержит материал чисто ирландского происхождения[561]. Впрочем, и столетия спустя, возможно, в XV или XIV веках, та или иная школа бардов составляла грамматические трактаты для обучения начинающих поэтов, которые предписывали литературные стандарты для современного ирландского стиха и прозы[562]. Эти трактаты являются новоирландскими и выходят за установленные нами рамки данного исследования, но нельзя не отметить оригинальность и языковую интуицию, направлявшую неизвестных авторов. Эти работы еще не получили от лингвистов того внимания, которого они заслуживают.

В рамках индоевропейской языковой семьи кельтский ближе всего к италийским языкам, и, как не трудно предположить, исходя из того, какие территории занимали кельты после своего первого появления в Европе, существует ряд грамматических и лексических элементов, связывающих кельтские и германские языки. В самом деле, эти три группы формируют общность западных европейских языков, в противоположность греческому и славянским.

Черты, общие для трех западных языков, — это прежде всего большое количество общих слов, не встречающихся в других группах, а во-вторых, слияние перфектных и аористных временных форм глагола в простом прошедшем времени.

Латинское uerus, «истинный», в германском отражается как war, ирландском fir, валлийском gwir. Латинское caecus, «слепой», — готское «hains» и ирландское «caech». Имеются названия деревьев, животных[563] и орудий[564], наряду с некоторыми более важными словами, такими как ирл. treb (валл. tref), «дом, жилище», которое появляется в английской топонимике в форме — thorp, а в оскском (диалект самнитского) как triibum, «здание», и слово, означающее «племя», сохранившееся не в латыни, а в оскском touto и в ирландском tuath (валл. tud), а также в готском þiuda. Латинское слово, обозначающее вдохновенного поэта, uates, появляется в ирландском как faith (валл. gwawd, «поэма») и в германском — в готском wods, «безумный, одержимый».

В этих трех языках рано исчезло древнее различие между временными формами глагола — аористом и перфектом, а образования прошедшего времени, появившиеся в каждом из них, представляют собой смесь аористных и перфектных форм. Впрочем, позднее перфект исчез как особое время в греческом и санскрите. Характерной чертой западных диалектов является также утрата желательного наклонения (optativus), в результате чего система наклонений сократилась до изъявительного (indicativus) и сослагательного (subjunctivus).

Существуют некоторые слова, общие только для кельтского и германского, которые указывают на особые связи между двумя этими языковыми группами. Нам известен ряд заимствований из кельтских языков в германские, кельтское происхождение этих слов можно продемонстрировать, проследив в них фонетические изменения, характерные именно для кельтских языков. Другую группу слов можно также отнести к заимствованиям, хотя это и недоказуемо. Остальные представляют собой общее наследие.

Ярким примером заимствования является слово «королевство». Мы знаем, что в тех случаях, когда в латыни мы видим ē, а в кельтском i, в германском регулярно появляется а. Готское слово, обозначающее королевство, — reiki, в точности соответствует древнеирландскому rige и является заимствованием.

Имеются и другие слова, общие как для кельтских, так и для германских языков, обладающие правовым или ритуальным значением: ирл. giall, «заложник», др.-в.-н. gisal; ирл. run, «тайна», гот. runa; ирл. dun, «замок», «огороженное поселение», др.-англ. tun; ирл. dligid, «он должен», гот. dulgs, «долг»; и.-е. leigи- в смысле «занимать» (герм. leihen, ирл. airliciud). Было выдвинуто предположение, что они тоже являются заимствованием из кельтского и свидетельствуют о периоде кельтского верховенства над германскими соседями; однако это мнение остается лишь мнением и, по всей видимости, недоказуемо. Кельты в начале железного века, несомненно, находились на более высоком уровне культурного развития благодаря своим контактам со средиземноморскими цивилизациями и, должно быть, пользовались престижем, которым могли бы объясняться эти заимствования; но эти слова могут принадлежать и к той же категории, что и слово «топор» (ирл. biail, др.-в.-н. bihal), «дубина» (ирл. lorg, др.-норв. lurkr); «свинец» (ирл. luaide, ср.-в.-нем. lot); «дерево» (ирл. fid, др.-в.-н. witu); «трава» (ирл. luib, гот. lubjа-); «штаны» (галл. brаса[565], др.-англ. brос); «лошадь» (ирл. marc, др.-в.-н. marah). Эти слова появляются только в германском и кельтском и могут принадлежать некоему северному европейскому языку доиндоевропейского периода.

Родство между кельтским и италийским гораздо ближе. Многие черты фонетики, морфологии и лексики свидетельствуют о тесных связях кельтских и италийских племен в доисторическую эпоху, возможно, в начале II тысячелетия до н. э. Обе группы сохранили трехгласную систему, е, о, а, в то время как в германском произошел переход е > i. В обеих группах индоевропейское qu сохраняется в одном ареале и переходит в р — в другом; и в обеих происходит ассимиляция начального р последующему q^u: лат. quinque, ирл. coic < *q^uonq^ue; оскское pempe, валл. pump. Санскритское раnса и греческое πενιε показывают, что изначальной индоевропейской формой было *penque. Также лат. соquо, «я готовлю» (греч. πεσσω), соответствует валлийскому pobaf. Долгая гласная в латинском granum, ирл. gran; лат. natus, галл. gnatos; лат. planus, ирл. lan показывает аналогичное развитие r, n, l.

Но именно в формах, в морфологии имен и глаголов обнаруживаются самые поразительные параллели. Так же как в латыни родительный падеж второго склонения будет domini, в галльском мы видим родительный падеж Segomari, Dannotali, Equi (название месяца в Календаре из Колиньи); и в ирландском на огамических надписях мы все еще встречаем форму МАQI. Между тем германский, греческий и санскрит имеют сильно отличающиеся окончания родительного падежа основ на — о.

Для превосходной степени имен прилагательных италийский и кельтский используют суффикс -smmo-, позаимствовав -s- у таких прилагательных в сравнительной степени, как plus, magis в отличие от optimus, summus, сохранивших более древнюю форму. Так, латинским maximus, facillimus (<*faclissmos) соответствуют ирландские nessam, «ближайший», валл. nessaf (оскский именительный падеж множественного числа женского рода nessimas), и сходным образом ирландское messam, «худший», оскский винительный падеж множественного числа женского рода messimas.

Еще одной отличительной чертой глагольной системы является образование основы субъюнктива. Здесь ирландский архаичнее латыни, в котором развились регулярные «спряжения». В ирландском существуют два возможных способа образования сослагательного наклонения (subjunctivus), путем добавления к корню долгого а или s: berid, «он несет», основа субъюнктива bеrа- (лат. ferat); rethid, «бежит», основа субъюнктива ress- (< ret-s-) (ср. валл. gwares, «что он мог бы помочь»). Хотя субъюнктив на -а- появляется в трех из четырех латинских спряжений, он образуется от основы настоящего времени, а не от корня, и лишь несколько изолированных примеров, advenat (advenio), tagat (tango), сохраняют более древние формы. Субъюнктив на -s- появляется в dixo, dixim, aspexo, aspexim, faxo, faxim и сходных формах. Ясно, что в этом случае в ирландском и латыни проявляются черты индоевропейского протоязыка.

Наиболее интересным соответствием представляется образование пассива и отложительных глаголов на -r-. Умбрское ferar и ирландское berir, «его несут» (буквально: «несом»), латинское sequitir и ирландское sechithir, «следует», латинское loquitur, ирландское — tluchethar являются яркими примерами, хотя отложительные формы и не вполне сопоставимы. Эти формы на -r- появляются также в валлийском и бретонском, а также обнаруживаются в противоположном, восточном ареале распространения индоевропейских языков, в тохарском и хеттском. Поэтому их можно считать крайне архаичными, а их сохранение в кельтском и италийском говорит о тесной связи между двумя этими группами[566]. Более того, раз пассив на -r был настоящим временем, прошедшее время страдательного залога должно было образовываться по-другому, и в обеих группах эта форма образуется с помощью причастия на -to-: actus (est) в латыни, ro archt — в ирландском.

Есть также группа слов, общих только для кельтских и италийских языков; причем эти слова не несут никаких признаков заимствования в том или другом направлении: ирл. fota, «длинный», лат. uastus; ирл. moeth, «мягкий», лат. mitis; ирл. bras, «сильный, яростный», лат. grossus. Слово со значением «земля», ирл. tir, основа на -s- среднего рода (< tersros?) родственно с tirim, «сухой», от того же корня образованы и оскское teerum, и латинское terra. Есть и несколько общих слов, обозначающих разные части тела: ирл. cul, «затылок», лат. culus; ирл. druim, «спина», лат. dorsum; ирл. sal, «пятка», лат. talus; ирл. ucht, «грудь», лат. hoedl. Другие примеры — culpa, ирл. col; saeculum, валл. hoedl; scutum, ирл. sciath, валл. ysgwyd, хотя в последнем случае в италийских и кельтских формах выступают различные ступени корня. Предлоги cum и dе, ирл. con- и di, обнаруживаются только в италийских и кельтских языках.

Вандриес также заметил, что как италийский, так и кельтский утратили индоевропейские слова со значением «сын», «дочь», и хотя появившиеся в них слова с аналогичным значением не сходны между собой[567], эта утрата указывает на определенные общие изменения в структуре семейных отношений.

В последние годы общая тенденция заключалась в отрицании того, что когда-либо существовал период итало-кельтского единства, или же термин «итало-кельтский» использовался просто в отношении общих фонологических и морфологических черт. Очевидно, архаизмы, общие для ирландского и санскрита, не могут означать близкого родства, потому что эти языки находятся в противоположных ареалах распространения индоевропейских языков; но если два или три соседних диалекта демонстрируют общие пережитки, определенную степень родства все же нельзя не признать. В этом случае на передний план выходят общие инновации. В фонологии это ассимиляция р последующему q^u, как в quinque; в морфологии родительный падеж единственного числа мужского рода на -i, суффикс превосходной степени имен прилагательных, образование субъюнктива, прошедшего времени (общая черта с германскими языками) и пассивного залога прошедшего времени. В лексике собственно инновациями являются только новые слова для обозначения «сына» и «дочери», и они не согласуются между собой. Общие слова предположительно являются независимыми заимствованиями из какого-то соседнего языка. В дополнение к этому можно принять в расчет сохранение пассивного залога и отложительных глаголов на -r[568], и я предполагаю, что Педерсен был прав, настаивая на том, что следует допустить период итало-кельтского единства, который прекратил свое существование за несколько тысяч лет до распада индо-иранского диалекта (Groupement 8; Linguistic Science 313, 318).

Некоторые лингвисты предпочитают говорить лишь, что италийские и кельтские языки близкородственны. Те, кто считает, что общие черты оскско-умбрского и бриттского (р< q^u,i<ū) являются общим наследием, а не случайным совпадением, говорят о первоначальном «общем» периоде. Лингвистическая география научила нас всегда говорить о группах диалектов, в которых друг с другом пересекаются многочисленные и разнообразные изоглоссы. Итало-кельтский, если его можно так назвать, будет тогда группой диалектов, на которых говорили к северу от Альп около 2000 г. до н. э., обладавших достаточным количеством общих черт, отделяющих их от греческого, с одной стороны, и от германских диалектов, с другой, чтобы считать их одной группой. Впрочем, в этом вопросе нет стопроцентной уверенности, и в определенной мере это лишь вопрос терминологии. Профессор Уоткинс недавно выдвинул убедительные аргументы против представлений о существовании когда-либо периода итало-кельтской общности, признавая при этом, что италийский и кельтский языки близкородственны[569]. Педерсен настаивал, что итало-кельтский как единый язык существовал в доисторическую эпоху, а сравнительно недавно Курилович обсуждал «итало-кельтские» глагольные окончания на -r и «итало-кельтскую» превосходную степень прилагательных на -is-amo-[570]. И италийский, и кельтский — архаические диалекты индоевропейского, демонстрирующие некоторые общие инновации и интересные архаизмы, а носители этих языков занимали к началу исторического периода соседние территории. По нашему мнению, термин итало-кельтский жизнеспособен и соответствует действительности, не в том смысле, что когда-либо существовал единый итало-кельтский народ, но в том, что существовала группа диалектов, достаточно близких друг другу, чтобы получить такое название.

Если мы предположим, что кельты как отдельный народ появились около 2000 г. до н. э., гойдельский следует считать, видимо, ранней формой кельтского, а галльский (с бриттским) поздней формой[571]; а первые кельтские поселения на Британских островах можно датировать началом бронзового века (около 1800 г. до н. э.), и даже идентифицировать с появлением на этой территории народа культуры колоколовидных кубков в первой половине второго тысячелетия. Это предположение уже давно выдвигалось Эберкромби[572], а впоследствии было поддержано Кроуфордом, Лотом и Юбером. Это означает, что между первым заселением кельтами Британии и упоминаемыми Цезарем вторжениями белгов лежал промежуток времени в тысячу лет, достаточно длительный период, чтобы объяснить отсутствие каких-либо следов гойдельского языка в Британии за пределами территорий поздних ирландских поселений. Это хорошо согласуется и с архаичностью ирландской традиции, и с сохранением в Ирландии индоевропейских языковых и культурных черт, наблюдаемых лишь в Индии и Персии, и в том, что касается языка, в хеттском или в тохарских языках Центральной Азии.

Данные исследований, в ходе которых выяснилось, что фрагменты рукописей, найденные в Восточном Туркестане, были написаны на индоевропейском языке, были опубликованы Зигом и Зиглингом в 1908 г. Это было поразительно, но еще более замечательным было открытие, что тохарский язык ближе всего кельтскому и италийскому[573]. Затем в 1915 г. Грозный показал, что глиняные таблички с клинописью, найденные в Богазкее, в Малой Азии, содержат язык хеттов и что этот язык также относится к индоевропейской семье. Вновь отмечалась особая близость с кельтским и италийским языками. С тех пор особый интерес вызывала его связь с ирландским языком[574].

Если первые кельтские поселения в Британии датируются бронзовым веком, то вопрос, были захватчики гойделами или бриттами, снимается. Лингвистические образования, ставшие отличительными чертами бриттского языка, могли появиться много позже; к тому же некоторые из них — инновации (ū<i; q^u>р), распространившиеся из центральной части континента и никогда не доходившие до «окраин», таких как Ирландия или Испания. Эта точка зрения давно была сформулирована Рисом[575].

Когда бы ни пришли кельты, они принесли с собой древние индоевропейские традиции, особенно традицию поэзии бардов, по всей видимости, соответствовавшей стиху, лирическому по форме и героическому по содержанию, восхвалявшему знаменитых людей (κλεα ανδρων) и восходящему к общеиндоевропейскому периоду[576].

Образованный класс, если принимать классификацию Цезаря, состоял из жрецов, прорицателей и поэтов; впрочем, наверное, существовали также союзы правоведов, историков и врачевателей. Ибо ко времени появления ирландских и валлийских письменных памятников именно этим трем видам учености придается наибольшее значение, в то время как языческие жрецы и прорицатели ушли в прошлое. Традиционная ученость передавалась устно, в форме правовых трактатов и генеалогий, а литература — в поэмах и сагах, демонстрирующих архаичные литературные формы.

В Уэльсе Четыре Древние Книги[577] содержат большое собрание лирических произведений героической тематики, хвалебной поэзии, которая, по словам Посидония и Диодора, была характерна для галлов; однако самые ранние из этих поэм датируются, по-видимому, периодом не ранее IX века. По большей части в них рассказывается о «людях севера» (Gwyr y Gogledd). Урбген (Уриен) Регедский, Риддерх Стратклайдский, Гваллаук и Моркант — четыре северных короля VI века, восхваляемых в поэмах, приписываемых Талиесину или Анейрину, которые, как считается, были их современниками.

Наиболее патетической из ранних валлийских поэм является «Гододдин»; во многих отношениях она же представляется и самой интересной. На самом деле в данном случае возникает проблема отождествления, поскольку то, что известно как «Гододдин», оказывается механическим соединением коротких стихотворений с неопределенной датировкой. Поэма сохранилась в Книге Апейрина (XIII век), а основной ее темой служит битва между Манаддаугом, королем Манау Гододдин, и королем Дейры. Гододдин — территория между реками Форт и Тайн, к западу от Берникии, а Катрает — валлийская форма Каттерика в Йоркшире[578]. Заглавие рукописи гласит: «Hwn yw e Gododdin. Aneirin ae cant». «Это Гододдин. Анейрин сочинил его». Таким образом, поэма названа по местности. Она состоит из 103 строф (awdlau)[579] различной длины: в самой короткой — три строки, в самой длинной — 28. Весь текст содержит более 1200 строк, и такой объем делает ее уникальной в своем роде; впрочем, «Гододдин» представляется компиляцией из отрывков героической поэзии, посвященной «людям севера». Иногда несколько строф (awdlau) начинаются одними и теми же словами, что столь типично для валлийской гномической поэзии, и тогда составляют единый отрывок. Иногда темой служит восхваление одного героя или нескольких героев, не называемых по имени. Одна часть текста, примерно одна пятая, по мнению сэра Ивора Уилльямса, демонстрирует следы произношения IX века, что указывает на существование списка того времени. Вполне могло существовать ядро IX века, вокруг которого собирались остальные стихотворения. Можно вспомнить ирландское сказание о Бороме, в котором описывается долгая борьба между Лейнстером и Севером и которое включает большое число стихотворных вставок. Однако мы не располагаем достоверными данными, которые позволили бы датировать «Гододдин» более ранним периодом. Сэр Ивор Уилльямс выдвинул предположение, что некоторые стихотворения «Гододдина» были сочинены в VI веке, как и некоторые из произведений, приписываемых Талиесину. За исключением стихотворений, авторами которых считаются Талиесин и Анейрин, у нас отсутствуют другие валлийские тексты VI века, и мы можем судить о состоянии языка в то время только по данным бриттских имен на латинских надписях. Джексон скрупулезно изучил эти данные и пришел к заключению, что «валлийский язык, в форме ранневаллийского (Primitive Welsh), возник не к первой, но по меньшей мере ко второй половине VI века, и что поэмы Талиесина и Анейрина могли быть написаны на валлийском, а не на бриттском, к концу этого века»[580]. Однако его заключение частью основано на принятии аргументов Морриса Джоунза и сэра Ивора Уилльямса[581], а эта аргументация кажется нам недостаточно полной. Не вполне установлена метрическая система этих ранних поэм. Она кажется силлабической, но отмечается и употребление рифмы. Из-за того что сохранилась только одна рукопись, текстологическая процедура сопоставления оказалась затруднена, и сэр Ивор Уильямс часто вынужден был признаваться в сомнениях по поводу правильного прочтения текста. Типична строка из семи слогов, которая могла заканчиваться словом в один, два или три слога. Конечная рифма обязательна почти без исключений. Строка может содержать только пять слогов, как в первой строфе, но часто появляются также строки из восьми, девяти или десяти слогов. Не фиксированы ни число слогов, ни каденция строки. Возможно, мы имеем дело с очень искаженным текстом или с нарушением традиционной метрики. Очень важно общее использование рифмы. Однако Турнайзен показал, что сходный тип стиха, с рифмой, но без фиксированного количества слогов, в VI веке появляется в ирландской поэзии (ZСР ХIL 206), так что в отношении «Гододдина» употребление рифмы не является аргументом против ранней датировки. Колебания вызывают, скорее, языковые причины. Джексон предполагает, что синкопа и утрата конечных слогов произошли не ранее первой половины VI века, и данные надписей согласуются с этой датировкой. Можем ли мы предположить, что к концу VI века возник валлийский язык, не претерпевший почти никаких изменений с этого времени и до IX века? Уже разрушено склонение прилагательных во множественном числе, а глагол в единственном числе может согласовываться с существительным во множественном: trychan meirch (мн. ч.) godrud | a grassyws (ед. ч.) ganthud, «триста неистовых лошадей спешили вместе с ними» (СА 45 1136). Этот вопрос, как мы увидим, вызывает еще больше сомнений в отношении Талиесина.

Наиболее правдоподобным выглядит предположение, что ранние песни собрания «Гододдин» были написаны в IX веке на традиционные сюжеты, которые мог использовать и Анейрин, так же как многие ирландские поэмы, которые приписывались св. Колумбе, хотя, судя по языку, не могли датироваться его временем.

Эта ранняя героическая поэзия Уэльса представляет собой придворную поэзию, плач по храбрецам, павшим в битве, хвалу знаменитым князьям, а не повествование о событиях. В ранних валлийских поэмах военные действия занимают гораздо большее место, чем в ирландских, так как бритты воевали с англосаксами уже в V веке, в то время как Ирландия не подвергалась чужеземным нашествиям до прихода викингов. Хотя эти стихотворения зачастую трудно понять и они, очевидно, пострадали при переписывании, все же они сохранились лучше, чем древнейшие фрагменты ирландской героической поэзии. И мы склонны считать, что они были написаны позднее.

«Гододдин», считающийся древнейшим произведением этого рода, открывается плачем по молодому воину, имя которого даже не упоминается:

Некоторые строфы (awdlau) начинаются формулой: «Мужи шли в Катрает»; «Он ринулся в бой»; «Никогда не был сделан чертог»; «Это следует спеть». Для некоторых строф в рукописи появляется два текста, и они столь отличаются друг от друга, что мы должны предположить длительный период устной передачи. Иногда восхваляются триста мужей, из которых лишь один вернулся из боя. Чаще темой является восхваление одного воина, и не всегда ясно, что под описываемыми событиями подразумевается битва при Катраете.

Как мы видели, в рукописи поэмы «Гододцина» озаглавлены: «Hwn yw e Gododdin. Aneirin ae cant». — «Это Гододдин. Анейрин сочинил его». Заглавие это относится, по-видимому, к 1257 следующим строкам, так как затем следует другой заголовок: «Eman a dechreu Gorchan Tutvwlch». — «Здесь начинается Песнь Тидвулха». Впрочем, вероятно, приписывание авторства «Гододдина» Анейрину не более чем вымысел. Т. Гвинн Джоунз в свое время сказал: «Гододдин, по крайней мере, в том виде, в котором он дошел до нас, не является связной поэмой. Это скорее ряд отдельных баллад или строф» (Cymrodor XXXII 4)[582].

Двумя другими знаменитыми поэтами VII века были Талиесин и Лливарх Старый (Llywarch Hen). Моррис Джоунз в своем прекрасном исследовании «Книги Талиесина»[583] изложил аргументы, на основании которых можно сделать вывод о подлинности некоторых произведений, и предпринял перевод семи из них. Сэр Ивор Уилльямс пришел к выводу, что Талиесину можно смело приписать двенадцать исторических поэм, и издал их в своих «Песнях Талиесина» (Canu Taliesin). Подлинность девяти из них уже предполагалась Моррисом Джоунзом, а аргументация, позволяющая считать язык этих поэм языком VI века, была изложена им с большой тщательностью. Впрочем, она выглядит не вполне убедительно. Он цитирует Риса, который сказал, что этот язык «не намного, если вообще древнее языка дошедшей до нас рукописи»[584]; а рукопись была написана в конце XIII века. Ученые ныне пришли к общему мнению, что бриттский трансформировался в валлийский к концу VI века[585], однако сложно поверить, что за семь столетий он почти не изменился. Сохранившиеся фрагменты древневаллийского слишком скудны, чтобы предоставить в наше распоряжение удовлетворительный критерий[586].

Герои, восхваляемые в этих поэмах, все еще герои северных бриттов. Главный герой — Уриен, владыка Регеда, а Оуэн был его сыном. Регед отождествлялся с территорией вокруг Карлайла. Поэмы написаны по большей части в форме аудл (awdl), от 25 до 50 строк длиной, в строке в основном по 9 слогов (cyhydedd naw ban); но появляются и строки в 10 слогов, а также короткие строки в 5, 6 или 7 слогов. Рифма обязательна. «Плач по Оуэну» — аудл из семисложных строк с рифмовкой ирландского типа rannaigecht, конечной рифмой между четными строками и внутренней рифмой между концом нечетных строк и словом в середине четных (ирландское аicill). Кажется совершенно невероятным, чтобы столь разработанная система рифмовки могла датироваться VI веком[587].

Здесь приводятся два стихотворения, которые, по утверждению Морриса Джоунза и сэра Ивора Уилльямса, были написаны самим Талиесином. Оба они были переведены этими двумя учеными[588], и я полагаюсь на этот перевод.

Что до Лливарха Старого, то ни одно из стихотворений, ранее приписываемых ему, теперь не считается подлинным. Скорее следует предположить, что существовала сага или цикл саг о Лливархе Старом и его 24 сыновьях, из полного текста которой сохранились только речи персонажей, написанные в стихотворной форме, и они могут относиться к IX веку. Эта теория, выдвинутая сэром Ивором Уилльямсом, тем более привлекательна, что она приводит валлийскую традицию в соответствие с ирландской. Типичной формой ирландской саги является прозаическое повествование с диалогом в стихах, и такова же древнеиндийская и, вероятно, древнейшая индоевропейская повествовательная форма[589]. Теперь предполагается, что она была характерна и для Уэльса. Но валлийские тексты соответствуют samvada или диалогическим гимнам Ригведы, стихотворным диалогам без обрамляющих прозаических отрывков; и мы можем предположить, что повествование в прозе стало исключительной прерогативой рассказчиков (cyfarwydd). Стихотворения, связанные метрическими правилами, были, так сказать, каноническими и были записаны, когда монахи начали фиксировать местную традицию, осознав ее отличие от латинской.

Лливарх Старый был князем в Северной Британии в VI веке и двоюродным братом Уриена, князя Регеда. Все его сыновья были убиты в битве еще при его жизни, и легенда изображает его одиноким стариком, погруженным в воспоминания. Приписывание ему стихотворений соответствует приписыванию баллад Ойсину, сыну Финна. Впрочем, Лливарх был историческим лицом. Дошедшие до нас поэтические отрывки, лишенные прозаического контекста, даже в тех случаях, когда текст хорошо понятен, не составляют единого целого. Чаще всего цитируются энглины из плача о старости. Как часто бывает в ранней валлийской и ирландской поэзии, строфы связываются между собой повторяющейся начальной формулой.

Плач продолжается: то, что больше всего он любил, теперь ненавистно: женщина, незнакомец, молодой конь; то, что он больше всего ненавидел, теперь навалилось на него: кашель, старость, болезнь и печаль. В конце этой мрачной жалобы он даже желает смерти.

Другая группа энглинов, прежде связывавшихся с именем Лливарха Старого, как показал сэр Ивор Уилльямс, относится к утерянной саге о Кинддилане, владыке Пенгверна под Шрусбери, который жил в начале VII века и погиб в бою с англичанами. В самом деле в этих поэмах нет упоминания о Лливархе. Это речи, вложенные в уста Хеледд, сестры Кинддилана, которая оплакивает смерть своего брата. Один отрывок широко известен и заслуживает цитирования. Он начинается с плача по чертогу Кинддилана:

Затем Хеледд описывает орлов, кричащих над телами павших:

Есть и другая замечательная поэма, вводящая стиль прорицания, пользовавшийся столь большой популярностью в поздней поэзии — «Судьба Британии» (Armes Prydein). Поэма была написана в первой половине X века и представляет собой призыв к бриттам подняться и изгнать саксов из своей страны. Кадваладр, последний суверенный король Британии, умерший в 682 году, и Кинан поднимут восстание и поведут победоносную армию, и чужеземцы будут сброшены в море и отданы на волю волн, и, не имея возможности пристать к берегу, они будут скитаться по океану. Люди Дублина и гэлы Ирландии, вместе с Корнуоллом и Стратклайдом, присоединятся к бриттам под знаменем св. Давида, чтобы изгнать захватчиков.

Эта поэма сохранилась в Книге Талиесина (XIII век) и содержит девять строф (awdlau) общим объемом сто девяносто девять строк. Это древнейшая и, возможно, лучшая пророческая поэма. Сэр Ивор Уилльямс в предисловии к своему изданию со всей наглядностью показал, что дату написания «Судьбы Британии» можно отнести к эпохе до норманнского нашествия, поскольку под врагами в тексте подразумеваются еще саксы, и ко времени, предшествующему битве при Брананбурге (то есть до 937 г.), в которой Ательстан уничтожил последние надежды, вдохновлявшие поэта при создании этого произведения. С другой стороны, упоминаются люди Дублина, который выступает в поэме как самостоятельное королевство, что было бы невозможным до второй половины IX века. Английским королем, о котором говорится в «Судьбе», по-видимому, был Ательстан, вступивший на престол в 925 г. Таким образом, наиболее вероятной представляется дата около 930 г., возможно, после унизительного собора в Херефорде, когда Ательстан заставил валлийских князей подчиниться и выплачивать ему ежегодную дань, так как в поэме несколько раз встречаются упоминания о дани[590].

Ниже приведен отрывок, иллюстрирующий форму и содержание поэмы. Метр силлабический, строка из 9 слогов (иногда 10) с конечной рифмой по всей строфе. Свободно используются аллитерация и внутренняя рифма, но единственным обязательным элементом остается конечная рифма.

Легенда о возвращении Кадваладра для освобождения Уэльса от его угнетателей вновь появляется в «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского и часто используется в пророческих поэмах. Здесь говорится:

В упомянутых нами поэмах нет и намека на легенды об Артуре. Король Артур рыцарских романов гораздо более знаменит, нежели его валлийский прототип. Артур упоминается в нескольких ранних поэмах, а в двух — занимает главенствующее положение[591]. Одна поэма представляет собой диалог между королем Артуром и его привратником, в ходе которого Артур называет своих спутников и перечисляет их подвиги. Это стихотворное произведение № XXXI в Черной книге из Кармартена неожиданно прерывается и кажется незаконченным. В нем содержится множество отсылок к эпизодам, которые, должно быть, содержались в утраченной героической литературе, и мы вынуждены признать, что дошедшее до нас лишь тень исчезнувшей традиции. Другая поэма — «Добыча Аннувна» (Preideu Annwfn), № XXX в Книге Талиесипа, повествующая о путешествии в Потусторонний Мир в поисках чудесного котла. Поэма туманна и мало говорит об Артуре, кроме того, что он был предводителем экспедиции. Из трех корабельных команд, отправившихся в путешествие, вернулось лишь семь человек.

Эта ранняя валлийская поэзия не приобрела широкой известности из-за сложности языка. Однако она представляет огромный интерес, частью по этой самой причине, а также из-за фрагментов сохранившейся в ней древней традиции.

Древнейшие дошедшие до нас фрагменты ирландской поэзии датируются VI веком. Это аллитерирующий силлабический стих, лирический по форме и героический по содержанию, восхваляющий знаменитых людей или оплакивающий смерть героя. Древняя просодия была силлабической и нерифмованной. Она основывалась на длинной строке из семи слогов с трехсложной каденцией и цезурой после четвертого и на короткой строке в пять слогов. Появились также строки и в восемь слогов, и в три слога, что было обусловлено разрешенным дополнительным слогом в начальной позиции, а также использованием акефалии и каталексиса. В древнейший период встречаются как четверостишия, так и строфы необычной длины, но позднее обычной формой становится четверостишие. В своей книге «Раннеирландская Метрика» (Early Irish Metrics) Мерфи анализирует 84 метра, и 80 из них — четверостишия.

Недавно профессор Калверт Уоткинс успешно показал, что этот ирландский героический стих имеет общее происхождение с греческими и ведийскими метрами и является древним индоевропейским наследием[592]. К VI веку появляется конечная рифма. Позднее количество слогов для каждого метра упорядочивается и вводится внутренняя рифма, что приводит к трансформации всей системы. Однако древний героический метр, основанный на семисложной строке с трехсложным окончанием и без рифмы, сохраняется в виде эпической формы в сагах до начала новоирландского периода[593].

Мы располагаем рядом примеров подобной формы древнего стихосложения. К таким примерам можно отнести несколько стихотворений, восхваляющих королей Лейнстера, Лабрайда Лоингсеха, Катайра Мора, Энна Кеннселаха и других королей и воинов, легендарных или исторических, а также текст знаменитого «Чуда св. Колумбы из Килле» (Amra Choluim Chille). И по форме, и по содержанию они вполне соответствуют поэзии бардов, которую описывают Посидоний и Диодор в своих рассказах о культуре галлов.

Среди ранних поэтов, имена которых дошли до нас, — Луккрет моку Иайр (Хиара), Финд Филид, Ферхертне Филид, Лугайр Ланфилид, Лайдкенн мак Байрхедо, Торна Эйгес, Сейхан Торпейст и Даллан Форгайлл. Также нам известно творчество Колмана мак Ленени, основателя аббатства Клойн, умершего в 604 г., который оставил несколько стихотворных фрагментов. Как правило, до нас дошли лишь отдельные четверостишия, тем не менее «Чудо св. Колумбы», приписываемая Даллану, — поэма из 150 строк; а четыре поэмы типа fursundud («освещение») включают 22, 54, 52 и 35 четверостиший соответственно. Последние не содержат ничего, кроме имен, для лучшего запоминания облеченных в стихи; едва ли это можно назвать поэзией. Они приписываются Луккрету моку Хиаре, Финду Филиду и Лайдкенну. Впрочем, справедливым может считаться лишь приписывание «Чуда» Даллану Форгайллу; и это произведение более интересно своим стилем и языком, чем своими поэтическими достоинствами.

Лабрайд Лоингсех, легендарный король Лейнстера, предположительно правивший в IV веке до н. э., является героем саги «Разрушение Динн Риг», повести о происхождении лейнстерцев. Лабрайд, по всей видимости, был очень любим поэтами, так как до нас дошло несколько хвалебных отрывков[594]:

И другое стихотворение, приписываемое Ферхертне Филиду:

Имеется множество подобных риторических хвалебных стихотворений или отрывков, возвращающих нас в «Героический Век». Здесь приводится одно из них, посвященное Месс-Делманну, легендарному королю домнаинн Лейнстера, жившему, согласно традиции, в I веке:

В отношении этих стихотворений существует одна проблема. Считается, что они возникли не ранее VII века, хотя некоторые из них приписываются поэтам, которые были предположительно современниками восхваляемых королей. Почему бы придворные поэты стали воспевать королей столь отдаленного прошлого? Являются ли эти стихотворения пробными отрывками, написанными начинающими поэтами на заданные темы, или же культ предков был столь силен, а эти предки столь знамениты, что поэты находили их достойными многократного восхваления? И действительно, чрезвычайно знаменит, по-видимому, был король Лабрайд Лоингсех из Лейнстера. То же можно сказать и о короле Конне Ста Битв и его брате Катайре Море и его внуке Кормаке мак Арте; то же можно сказать о Ниалле Девяти Заложников на севере и Коналле Корке на юге. Может быть, немногие сохранившиеся повести об этих королях представляют лишь отрывки из утраченной литературы.

Ниже приводятся два четверостишия, демонстрирующие и рифму, и аллитерацию, с разными числом слогов в строке. Стиль и настроение те же, что и раньше:

В следующих примерах также обнаруживается рифма с фиксированным числом слогов в строке:

Поэзия такого рода привлекает лишь своим героическим настроем и тем, что в ней отражается очень древняя традиция. Вероятно, такова была древнейшая форма поэзии в индоевропейской традиции, представлявшая собой просто последовательность имен с хвалебными эпитетами, организованную в метрической форме. Мы не знаем, были ли дошедшие до нас четверостишия лишь частью более длинных поэм. Впрочем, такое предположение вполне правдоподобно. Поэмы сочинялись для развлечения королей и в их честь и должны были читаться достаточно долго. Поздние бардические поэмы классического периода редко насчитывают менее двадцати четверостиший, а часто более сорока. Тем не менее эти ранние стихи сохраняют более древнюю традицию, чем греческая или латинская литература, и сопоставимы поэтическими произведениями, известными нам по некоторым надписям Индии династии Гупта. Подобная поэзия, с богатым орнаментом внутренней рифмы, все еще сочинялась в XI веке, и мы располагаем двумя отрывками, восхваляющими Маэла Сехлайнна, короля Ирландии, который умер в 1022 г.

Существовала также традиция сатиры, вот несколько примеров:

Наряду с хвалебными стихотворениями и сатирами, у нас есть отрывки плачей. Королева оплакивает своего мужа, Аэда мак Айнмиреха (ум. 598 г.):

К VIII веку древняя метрическая система, унаследованная от доисторических времен, была вытеснена новой формой, основанной на рифме с обязательным разбиением на четверостишия. Новый изысканный элемент, рифма, распространялось и развивалось очень быстро, между тем как сохранялся и совершенствовался древний аллитерационный орнамент. Рифма впервые появляется в латинских гимнах III и IV веков. Первым ее использовал Коммодий[598]. У Августина она употребляется в его Псалме против донатистов. «Но Сeдулий, в V веке, был первым автором гимнов, который часто использовал рифму», — говорит Рейби[599]. Употребление рифмы рекомендовалось Вергилием Мароном Грамматиком, труд которого был хорошо известен в Ирландии; рифмованы и некоторые древнейшие ирландские латинские гимны. «Великий Творец» (Altus Prosator) св. Колумбы (ум. 597 г.) составлен из рифмованных двустиший, а св. Колумбан (ум. 615 г.) использует двусложную и даже трехсложную рифму в «Песни о преходящем мире» (Carmen de Mundi Transitu). Ирландским монахам рифма пришлась по душе, и они стали постоянно использовать ее для украшения своей поэзии задолго до того, как она прочно вошла в художественный арсенал поэтов других стран.

Мерфи[600] отмечает разработанность рифмы, неизвестную континентальным гимнам, в ирландском гимне св. Мартину, написанном Энгусом мак Типрайти (ум. 745 г.):

Здесь наряду с конечной рифмой между четными строками используется внутренняя рифма между концом нечетной строки и словом в следующей строке. Эффектно употребляется и местная ирландская аллитерация. Это сочетание конечной рифмы, внутренней рифмы и аллитерации, архаические примеры которых мы только что видели, образует «новую форму» (nua-chruth), как ее обозначают ирландские трактаты по метрике. Несомненно, ее разработали монахи, являвшиеся наследниками древней метрической традиции и приобретшие знание рифмы благодаря своей латинской учености; это же сочетание стало основой ирландской системы Dan Direch[601] и валлийской системы Cyng-Hanedd[602]. Ирландская поэтическая школа успешно использовала консонанс, ассонанс и аллитерацию, создав блестящие образцы этой новой поэтической формы.

В дополнение к новой форме монахи привнесли в поэзию и свежие темы; начиная с VIII века мы видим лирические поэмы, в которых источником вдохновения становится любовь к природе, любовь к уединению и любовь к святости, любовь к Богу. Старая тематика, восхваление знаменитых людей, все еще культивировалась профессиональными поэтами. Это была их обязанность и их способ зарабатывания на жизнь. Но лучшие образцы поэзии последующих веков, вплоть до разрушения древнего колумбановского монашества, спровоцированного цистерианской реформой XII века, создавались в монастырях так называемыми «новыми писателями» (nuа-litridi).

Новыми метрами, приобретшими наибольшую популярность и ставшими равнозначными по своей ритуальной ценности с более архаичными размерами, были dian и setnad. Их стоимость приравнивалась правоведами к стоимости стихотворений, написанных древними метрами[603]: оба основываются на семи- или восьмисложной строке. Амвросианские гимны и гимны Пруденция и Венанция Фортуната, ямбические или трохеические тетраметры, обладали тем же числом слогов, и представляется вероятным, что популярность этих метров у монахов была вызвана не в последнюю очередь именно этими ассоциациями. Однако было бы слишком смело говорить, что новые метры построены по латинским моделям, как полагал Мерфи вслед за Турнайзеном[604] Уоткинс показал, что семисложная строка лежала в основе местной поэтической традиции, восходящей к индоевропейской эпохе[605].

Чтобы проиллюстрировать амвросианский метр, приведем два знаменитых гимна. Первый написан самим св. Амвросием:

Второй до сих пор исполняется в вечерней службе:

Здесь же можно привести стихи из Vexilla Regis Венанция Фортуната с частым использованием рифмы:

Таковы были некоторые модели, на которые ориентировались ирландские поэты, писавшие четверостишиями, основанными на семи- или восьмисложной строке. Именно на основе этих рифмованных метров возникла новая форма ирландской поэзии.

Кроме того, в монастырях родилась новая лирическая поэзия, лиричная как по тематике, так и по форме. «Эти стихотворения, — говорит Куно Майер, — занимают уникальное место в мировой литературе. Отыскивать, наблюдать и любить природу в ее мельчайших и величайших проявлениях не было дано никакому другому народу на столь раннем этапе и в столь полном объеме, как кельтам»[606].

Далее следуют два четверостишия, обнаруженные на полях рукописи Присциана IX века, сохранившейся в Санкт-Галленском монастыре в Швейцарии. Аллитерация и рифма, как и прежде, выделяются курсивом[607]:

Другие четверостишия написаны по тому же образцу и столь же богаты рифмой:

Здесь нет внутренней рифмы, но в каждой строке присутствует аллитерация. Конечные рифмы не совпадают по позиции ударного слога, и именно эта форма становится самой распространенной в поздней ирландской и валлийской поэзии. Уоткинс показал, что этот процесс мог начаться в ирландском языке, когда рифма была введена в те древние метры, где последний слог мог быть как ударным, так и безударным[609].

Можно привести еще один пример стихотворения, написанного в том же метре и том же стиле. Оно не может датироваться временем ранее IX века, так как в нем упоминаются норвежские воины:

Эта внезапно проснувшаяся любовь и внимание к природе приятно удивляет; несомненно, становление подобной поэзии явилось заслугой монахов, учившихся любить Тварный мир как дар Божий и искать счастья в отшельнической жизни. Робин Флауэр объяснял возникновение этой интимной поэзии в Ирландии как результат движения калди в VIII веке, которое особенно процветало в Таллахте и Фингласе и дало новый толчок религии и литературе. «Они, первыми в Европе, обладали этим странным видением естества в почти неестественной чистоте не только по причине того, что эти писцы и отшельники по природе своего призвания жили в окружении леса и моря; но и потому, что они принесли в эту среду свое мировоззрение, чудесно омытое и очищенное непрерывными духовными упражнениями»[610].

И действительно, часто отчетливо ощущается почти благоговейное отношение к природе, которое наполняет нас уверенностью, что поэт-монах воспринимает ее как отражение божественной красоты:

Может быть, первый толчок исходил от гимна «Восхвалите дела Царя Царей» (Benedecite opera Domini Dominum), который входил в обеденную службу в Ирландии и в этом качестве появляется в Аптифопарии из Баигора?[612]

Одно из лучших стихотворений подобного рода вложено в уста отшельника Марбана, брата Гуайре, короля Коннахта. Гуайре правил в VII веке, но стихотворение датируется гораздо более поздним периодом, возможно, X веком. Марбан избрал простую и уединенную отшельническую жизнь, а король пришел уговаривать своего брата оставить келью и вернуться к жизни воина. Вот ответ Марбана:

Эта хвалебная песнь состоит из 32 четверостиший, и Гуайре отвечает, что он отдал бы королевство и все свое наследство, чтобы разделить с Марбаном это счастье.

Вниманием к форме, цвету, звуку, подчеркиванием нюансов отличаются «Песни о лете», получившие известность благодаря Куно Майери[614].

Песни были написаны в IX веке. Нам показалось уместным привести эти отрывки, так как ирландская поэзия о природе занимает уникальное место в европейской литературе и недостаточно хорошо известна широкому читателю.

Этот же мотив слышится и в валлийской поэзии, но время ее создания невозможно определить из-за отсутствия грамматических критериев, и ученые вынуждены опираться на орфографию и рифму. Валлийские стихотворения о природе, по нашему мнению, были вдохновлены ирландской поэзией, но постепенно тема природы перешла в гномическую поэзию, где утратила свое своеобразие и превратилась в набор стандартных формул. Один отрывок из Черной Книги из Кармартена (XIII век) поражает своим сходством с ирландским стихотворением о мае и кажется заимствованием:

Другая последовательность энглинов начинается строками, описывающими зиму:

В следующий период стихи становятся довольно мрачными и претенциозными, из них начинает исчезать сама поэзия. Написание подобных энглинов, должно быть, вошло в моду, так как некоторые из них объединяются по преимуществу начальной формулой («Падает снег», «Горный снег»), что является несомненным признаком упадка. Отрывок, процитированный нами, возможно, восходит к X веку, в дальнейшем поэты, скорее всего, добавляли все новые и новые энглины, что привело к образованию той бессвязной последовательности, которую мы наблюдаем в рукописи. Однако Глин Дэвис предполагает, возможно справедливо, что на эти страницы, как и на многие другие в Черной Книге была занесена беспорядочная мешанина из строф, обломки поэзии, пересказанные писцу тем, кто смог вспомнить лишь фрагменты цельных стихотворений[616].

Ко времени древнейших сохранившихся валлийских поэтических текстов система рифмовки полностью сформировалась, и в валлийском стихе мы не находим ничего, что можно было бы сопоставить с древними ирландскими нерифмованными силлабическими метрами. Однако происхождение englyn[617] и позднее cywydd[618], вероятно, следует искать в древней индоевропейской просодии, строке с фиксированным количеством слогов, подверженной акефалии и каталексису, свободной в отношении расстановки ударений в первой части и с фиксированной каденцией после цезуры. Такая структура стиха была свойственна древним ирландским метрам, а Ирландия и Уэльс были наследниками общекельтского достояния.