История кельтских королевств

Глава 11. Валлийская литература

Рассказывая в одной из предыдущих глав о валлийской поэзии, мы в полной мере отдавали себе отчет в том, что от нее сохранились лишь отрывки, полузабытые предания Гододдина, стихотворения, приписываемые Талиесину, среди них прекрасный плач по Оуэну ап Уриену. диалогические стихотворения из утраченных саг о Лливархе Старом и Кинддилане, а также некоторые стихотворения о природе и гномические стихи. Великий период валлийской литературы еще не наступил, это время придет позднее, с подъемом придворных поэтов (Gogynfeirdd) в XII веке и славой Давидда ап Гвилима. До этого времени мы располагаем значительно более скромным фондом сведений о поэтическом искусстве в Уэльсе, нежели в Ирландии, хотя между двумя странами поддерживались тесные контакты.

Легендарная фигура Мирддина появляется в преданиях, связывающих его с ирландским королем Суибне Гельтом, Суибне Безумным. Суибне, король Дал Арайде, сражался в битве при Мойре в 637 г. и, как считается, потерял рассудок в пылу битвы. «Безумие Суибне» (Buile Suibne) — это повесть о его лесной жизни, содержащая прекрасные стихи, в которых безумный король оплакивает свое несчастье и описывает лес и обитающих там животных.

Мирддин, согласно легенде, жил в VI веке и сражался на стороне проигравших в битве при Арвдеридде (Артурет, вблизи Карлайла) в 573 г. Мирддин также сошел с ума и бежал в лес Келиддон (Каледония). «Там он жил полвека, и спутниками его были лишь деревья и дикие звери, и оплакивал убийство Гвенддолеу в страхе, что за ним придет Риддерх. В своем безумии Мирддин обрел дар прорицателя»[646].

В действительности имя Мирддина возникло в результате неверного переосмысления названия Каервирддин (Кармартен), в котором второй элемент происходит от moridunon, «морская крепость». В одной поэме он зовется Ллаллаук и Ллаллоган Вирдин, в «Житии св. Кентигерна» его имя — Лалойкен, и Лайлокен в двух других повестях[647][648]. И история Мирддина, и история Суибне представляют кельтский вариант мотива Дикого Человека[649]. Древнейшее упоминание о Мирддине содержится в поэме X века («Судьба Британии»), и некоторые стихи, приписываемые ему, могут относиться к тому же периоду, хотя анонимная валлийская поэзия с трудом поддается точной датировке. «Безумие Суибне», с другой стороны, едва ли может датироваться временем ранее XII века. Заимствования могли идти как в одну, так и в другую сторону, а территория Дал Риады, которая частью располагалась в Восточном Ульстере, а частью в Шотландии, должно быть, была центром обмена. В обоих случаях она была географически близка к месту событий.

Как у ирландского отшельника Марбана в «Бардах Гуайре» (Tromdam Guaire), у Мирддина был ручной кабан, и в одной из приписываемых ему поэм он обращается к нему:

Это туманный материал, частью напоминающий сагу о Мирддине, частью пророческий; и профессор Пэрри полагает, что пророчествами были уснащены уже первоначальные варианты стихов о Мирддине. В Уэльсе пророчество до XV века было литературным стилем, в духе якобитских видений в Ирландии. Это были предсказания, порожденные поражением и возвещающие пришествие героя: Артура, Кадваладра, Оуэна, который освободит свой народ; многие из этих пророческих поэм приписывались Талиесину или легендарному Мирддину[651]. Его обращение к ручному кабану, цитированное выше, могло способствовать позднейшему включению строф, начинающихся формулой: «Слушай, поросенок», так как в одной строфе содержится упоминание о норманнском нашествии в Ирландию:

Пророчества Мирддина представляют исторический интерес, так как этот вид предсказаний достаточно типичен; стихотворная форма также важна для истории валлийской поэзии. Конечная рифма все еще остается единственным обязательным элементом. Она разделяет поэму на строфы по 8 или 12 строк. Часто встречаются аллитерация и внутренняя рифма, но они необязательны, так что эти размеры еще далеки от системы cynghanedd.

С XII века начинается золотой период валлийской поэзии. Представляется значимым тот факт, что его начало совпадает с подъемом поэтических школ в Ирландии и следует за правлением Гриффидда ап Кинана, короля Гвинедда, мать которого была дочерью норвежского короля Дублина. Он провел свою юность в Ирландии, и можно предположить, что именно он вернул в Уэльс поэтов и музыкантов[654]. Мы ничего не знаем о том, что послужило толчком для этих событий в Ирландии, но факт состоит в том, что с начала XII века искусство поэзии изучалось и практиковалось в более строгой форме, чем ранее, и что появились великие семьи наследственных бардов: О'Дэли, О'Хиггинс, О'Хасси, Макауорд и другие, культивировавшие классическую форму языка и стиля, остававшихся неизменными на протяжении пяти столетий. Возможно, это стало результатом возрождения учености при Бриане Бороме. В Уэльсе подъем периода «придворных поэтов» (Gogynfeirdd), вероятно, стал следствием национального возрождения в правление Гриффидда. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что существует связь между появлением примерно в это же время поэтических школ в обеих странах и строгой формой cynghanedd в Уэльсе и dan direch в Ирландии[655].

Местные школы существовали в Ирландии с древних времен. Метрические трактаты X века предписывают метры и героическую литературу для изучения на каждый год двенадцатилетнего цикла ученичества, и естественно предположить, что за ними стоит долгая традиция[656]. Однако, очевидно, это были новые школы, руководимые новыми людьми, принявшими искусство поэзии после того, как исчез древний класс филидов. Нечто подобное, должно быть, произошло и в Уэльсе.

Поэзия бардов в Уэльсе и Ирландии была высоко профессиональным искусством, предъявлявшим строгие метрические правила, а также общепринятые условности формы и стиля. Как говорит Пэрри, звук так же важен, как и смысл. Обычной темой и главной целью подобной поэзии было восхваление покровителя: его смелости в битве, его щедрости, славы его предков; при таком количестве обязательных условий поэтическое искусство становится ремеслом.

Первым придворным поэтом, произведения которого дошли до нас, является Мейлир (fl. 1100–1137), сочинивший хвалу Гриффидду ап Кинану. Его сын Гвалхмай прославлял Оуэна Гвинедда, сына Гриффидда, за его доблесть в сражениях с норманнами:

Здесь уже количество аллитерации и рифмы приближается к классическому типу cynghanedd, хотя следование строгим правилам пока еще не является определяющим.

Иногда поэзией занимались и князья, например, существуют стихотворения Хьюэла аб Оуэна Гвинедда, внука Гриффидда ап Кинана, более живые и притягательные, чем произведения профессиональных бардов. В одном из них «Восторг Хыоэла аб Оуэна» (Gorhoffedd Hywel ab Owain) он прославляет Гвинедд, королевство своего отца:

Другая поэма посвящена девушке:

В этих стихотворениях звучит радость и простота, отличающая их от хвалебной поэзии профессиональных бардов, культивировавших темный стиль и архаическую лексику. В метрическом отношении они вполне строги: девять слогов в строке, в первой строке двустишия иногда десять или одиннадцать; конечная рифма, кроме некоторых строк, в которых она замещается внутренней рифмой в следующей строке. Метр — awdl из cyhydedd naw ban (двустишие с девятью слогами в каждой строке), cyhydedd hir (двустишие со строками в десять и девять слогов) и toddaid (одиннадцать и девять слогов, с внутренней рифмой), богато украшенный аллитерацией и внутренней рифмой, уже приближающийся к полностью разработанной системе cynghanedd[657].

Другим князем-бардом был Оуэн Кивейлиог, князь Поуиса с 1149 по 1195 г., из произведений которого сохранилось лишь одно стихотворение. Оно называется «Высокий синий рог Оуэна» (Hirlas Owain), и темой его является пир при дворе, где он приказывает виночерпию наполнять рог для воинов по очереди:

Возможно, величайшей поэмой периода «придворных поэтов» (Gogynfeirdd) является стихотворение, знаменующее его завершение, знаменитый плач по Лльюэлину ап Гриффидду (Llywelyn ap Gruffudd), последнему валлийскому королю, написанный Гриффиддом ап ир Инад Кохом (Gruffudd ap yr Ynad Coch). Лльюэлин был убит при нападении на замок Буилт в 1282 г., и его смерть положила конец надеждам на свободу Уэльса. То же несчастье ожидало Ирландию после бегства ярлов в 1607 г. В Уэльсе, как позднее и в Ирландии, поэты отчетливо осознавали катастрофу, постигшую их страну и традиции придворной жизни, от которых они были столь зависимы; и они выражали свою печаль в стихах. В этом стихотворении грусть в какой-то мере окрыляет поэта, и он воспаряет над рамками профессиональной хвалебной поэзии. Здесь об Уэльсе говорится то, что было столь хорошо сказано позднее об Ирландии Оуэном Роем Макауордом (Owen Roe Macaward) в его плаче по ярлам Тирона и Тирконнелла.

Плач достигает кульминации в строках, приобретших особую известность среди валлийцев и в самом деле представляющих собой величественное выражение печали. Музыка стиха с его богатым орнаментом здесь не только замещает поэзию. Звук и смысл сливаются в красноречивом потоке, вдохновленном гневом и печалью:

Богатая схема аллитерации и рифмы, известная как cynghanedd, еще не достигла своего полного развития к моменту написания этой поэмы, но в данном случае создается такое впечатление, как будто это уже произошло[660]. Читателю следовало бы услышать этот отрывок по-валлийски, чтобы получить подлинное впечатление о его красоте.

Поэмы придворных поэтов читались при дворах придворными бардами, другой вид развлечения находился в ведении рассказчика (cyfarwydd). До нас дошло немногое из репертуара их повестей, известных как «Мабиногион» с тех пор, как стал популярным знаменитый перевод леди Шарлотты Гест. Но это название относится собственно к четырем повестям, которые описываются в рукописи как «ветви Мабиногион», так что обычно мы говорим о «четырех ветвях».

«Четыре ветви Мабиногион» — своего рода чудо. Они появились в XI веке, написанные анонимным автором, причем мы не можем привести для них никаких параллелей из прозы раннего периода, и все же их автор был мастером прозы, писавший простым, красноречивым и прекрасным стилем. Стиль намного превосходит содержание повестей, так как повествование не всегда последовательно или ясно мотивировано, а между четырьмя историями отсутствуют содержательные связи. История о Манавидане — продолжение истории о Бранвен, а Придери появляется во всех четырех; женитьба Пуйлла и Рианнон упоминается в повести о Мате. Однако все четыре повести независимы друг от друга. Тем не менее «Четыре ветви Мабиногион», очевидно, являются произведением одного редактора, человека, собравшего вместе отрывки исчезающей традиции и обладавшего даром композиции и чувством стиля. Самыми интересными кажутся повести о Бранвен и Мате.

Мэтью Арнольд сказал о «Мабиногион»: «Средневековый рассказчик выступил в роли грабителя древности, тайной которой он не обладал полностью». Гриффидд в своем исследовании Мата аб Матонви показал, как много может дать современный ирландский и шотландский фольклор, чтобы пролить свет на композицию «Мабиногион», и вместе с тем установил в ирландской мифологии общность происхождения бога Лугом и героя Финна мак Кумала. Впрочем, его предположение, что «Четыре ветви» изначально были последовательностью историй, главным героем которых был Придери, не выглядит убедительным. Джексон[661] более тщательно исследовал этот вопрос и убедительно доказал, что эти повести были скомпилированы образованными собирателями древностей уже после того, как исчез институт профессиональных рассказчиков (cyfarwydd), и что они происходят из разных источников, интернациональных фольклорных мотивов, древней кельтской мифологии и заимствований из ирландских саг. Редакция «Мабиногион» в том виде, в каком мы ею располагаем, является произведением одного исключительно одаренного автора.

Повесть о Бранвен, дочери Ллира, во многом связана с Ирландией. Матолх, король Ирландии, приезжает просить руки Бранвен, сестры Брана Благословенного, короля Британии. Когда она прибыла в Ирландию, на нее наложили жестокое наказание в отмщение за оскорбление, нанесенное Матолху во время его пребывания в Британии. Бран узнает об этом и приходит с войском, чтобы спасти ее. Воины с обеих сторон гибнут в битве. Семеро выживших валлийцев приносят голову Брана и хоронят ее в Лондоне.

Некоторые эпизоды этой истории вводят мотивы, знакомые нам по ирландским сагам. Профессор Мак Кана провел тщательное исследование этой повести, в котором он указывает, что некоторые эпизоды, похоже, были просто заимствованы[662]. Один из этих эпизодов, ирландское происхождение которого было признано уже давно, — мотив Железного Дома[663].

В повести о Бранвен Бран Благословенный дал Матолху чудесный котел, возвращающий мертвых к жизни. Вот отрывок, рассказывающий о том, как он получил его:

В некоторых ирландских сагах для опознания приближающегося незнакомца используется прием тейхоскопии. Наблюдатель описывает то, что он видит, и по этому описанию кто-нибудь говорит, что за человек перед ним. Часто при таком способе описания наблюдатель рассказывает спутникам о нескольких группах незнакомцев, причем напряжение все более возрастает, достигая кульминации при прибытии самого Кухулина, как в «Пире у Брикрена», или в описании Мак Ротом приходящих воинов для Фергуса в «Похищении Быка из Куальнге»[665]. В «Разрушении Дома Да Дерга» этот мотив вводится для описания собравшихся в Доме. Ингкел говорит, что он видит, а Фер Рогайн узнает по этому описанию знакомых ему воинов. В этом рассказе один отрывок чрезвычайно напоминает эпизод из повести о Бранвен:

В Бранвен королевские свинопасы видят людей с Острова Могущества, пришедших отомстить за зло, причиненное королеве. Свинопасы идут к королю, чтобы рассказать ему об увиденном:

Мак Кана показал, что автор Бранвен заимствовал это описание из ирландской саги, а также из некоторых других ирландских повестей; и что он соткал из старых тем новое полотно, не совсем связное, но вес равно возмещающее этот недостаток своим превосходным стилем и наполняющим его духом магии.

Эти качества проявляются и в завершающем эпизоде повести, когда выжившие в великой битве в Ирландии возвращаются в Уэльс с отрубленной головой Брана и останавливаются на острове Гвалес[668] в Пенвро. По своему происхождению это рассказ о блаженстве языческого Потустороннего Мира, но автор-монах, по всей видимости, уже не осознавал этого. Буйная фантазия ирландских описаний Потустороннего Мира в «Плавании Брана» и «Болезни Кухулина» сменяется здесь спокойной простотой. Героям говорят, что они будут наслаждаться этим счастьем восемьдесят лет, когда они откроют дверь, ведущую через Абер Хенвелен в Корнуолл:

Читателя «Мабиногион» прежде всего очаровывают изящество и спокойная радость этой повести. И действительно, ветвь Бранвен очень удачное произведение; в отличие от нее повесть о Мате ап Матонви — это переплетение сюжетов, которое чрезвычайно сложно распутать, но, как показал Гриффидд, отсутствие цельности и связности до некоторой степени возмещается формальными достоинствами.

Мат — господин Гвинедда. Гвидион, сын Дона, говорит ему, что Придери, король юга, владеет чудесными свиньями, и обещает завладеть ими. Он делает это с помощью магии, превратив поганки в коней, псов и щиты, которые он обменивает на свиней. Чары действуют лишь один день, и Гвидион бежит со своим приобретением. Придери бросается в погоню и погибает в битве с Матом.

Во время отсутствия Мата, Гвидион и его брат силой берут девушку, держательницу ног Мата[670]. В наказание Мат превращает их в оленей, свиней, волков на то время, пока они не искупят свое преступление.

Гвидион уговаривает Мата взять в качестве держательницы ног Арианрод, дочь Дон, дочь его сестры, ибо это место должна занимать девственница. Однако она оказывается беременной. Ребенок, которого она носит, воспитывается Гвидионом, и в четыре года ее сын уже ростом с восьмилетнего.

Однажды Гвидион привел мальчика к матери. Она разгневалась напоминанию о ее позоре и наложила на ребенка проклятие, что он не получит имени до тех пор, пока она сама не наречет его. Гвидион с мальчиком прикидываются башмачниками и хитростью вынуждают Арианрод дать мальчику имя Ллеу Ллау Гиффес (Светлый Ловкая Рука)[671]. Затем мать наложила на сына проклятие, что он не получит оружия, пока она сама не даст его. Гвидион волшебством сотворил вражеский флот и в чужом обличье вместе с Ллеу пришел защищать Каэр Арианрод. Арианрод дала им оружие, чтобы они могли защищать ее, после чего корабли исчезли. Обманутая вновь, она наложила на сына проклятие, что у него никогда не будет жены, пока она сама не даст ее.

Мат и Гвидион делают для Ллеу жену из цветов и называют ее Блодьюведд (Лицо-Цветок). Однажды, когда Ллеу был при дворе, в Ардудви пришел поохотиться Грону Пебир. Он и Блодьюведд полюбили друг друга и спали вместе три ночи. Он попросил ее узнать, как можно убить Ллеу.

Как библейская Далила, Блодьюведд уговорила Ллеу раскрыть ей свою тайну. Он обладал даром волшебной неуязвимости: его нельзя было убить ни в доме, ни на улице, ни пешим, ни конным. Его можно было убить только ударом копья, которое следует закаливать целый год, и только во время воскресной мессы. И убить его можно было лишь тогда, когда он стоял бы одной ногой на спине козла, а другой на краю чана для мытья. Здесь переплетаются три фольклорных мотива: неверная жена узнает тайну своего мужа (SТ. К 2213.4.1); трудновыполнимые задачи (SТ. Н 1050); уникальная неуязвимость (SТ. 2 310). Джексон замечает, что сочетание двух последних выглядит архаическим, и указывает на параллель с Вритрой из Махабхараты, которого нельзя убить ни днем, ни ночью, ни камнем, ни деревом и так далее[672].

Через год Блодыоведд добивается выполнения необходимых условий, и Грону Пебир ранит Ллеу отравленным копьем. Превратившись в орла, Ллеу улетает.

Гвидион отправляется на поиски Ллеу, идя за свиньей, поедающей червей, падающих с умирающего орла и находит Ллеу сидящим на дереве. Гвидион возвращает ему человеческий облик и исцеляет его от ран. Блодыоведд была превращена в сову, а Ллеу убивает Грону Пебира.

Мат — не очень удачная история. В ней нет главного героя, если не считать Ллеу Ллау Гиффеса. Его приключения составляют основной сюжет, но на роль главного героя больше подходит Гвидион, чем он. Ллеу можно убить определенным способом, но, по-видимому, автор забывает об этом, так как Ллеу не убивают, а лишь превращают в орла; позднее он исцеляется и мстит за себя. Впрочем, и Гвидион сначала выглядит злодеем и несет позорное наказание. Меньше всего заслуживает звания героя Придери. У Придери лишь похитили свиней, а затем убили его самого, когда он попытался вернуть их себе. Рождение и ранние подвиги Ллеу заставляют нас ожидать героического продолжения, но мы находим обычную волшебную сказку. Имя великого бога кельтов кажется в данном случае простым заимствованием.

Тем не менее эта повесть увлекательна и волшебна, в ней люди превращаются в зверей, с помощью волшебства создаются корабли или жена, преступления наказаны, а добродетели вознаграждены.

Килох и Олвен — в некотором смысле самая интересная из валлийских саг. В ней содержится много легенд и преданий о персонажах, когда-то хорошо знакомых валлийским слушателям, а в число артуровских воинов включены и некоторые знаменитые фигуры ирландской мифологии и героических легенд — Книхур, сын Неса, Куберт (= Ку Руи?), сын Даэре, и Феркос, сын Роха. В список имен входит и Манавидан, сын Ллира, — ирландский Мананнан. Более того, в центре повествования находятся Артур и его двор, а между тем в «Четырех ветвях» о них пет ни одного упоминания.

Эта повесть — скорее сказка, чем героическая сага, и на самом деле в общем напоминает современные ирландские сказки о сыне короля Ирландии: овдовевший король, вновь берущий себе жену, ревнивая мачеха, требующая от королевского сына найти замок великана, помощники, испытания, успешное завершение поиска и счастливый конец, без определенной географической локализации.

Голеуддидд, жена Килидда, вынашивает сына в безлюдных местах, так как на время лишилась рассудка. Ребенок родился в свином загоне[673] и был отдан на воспитание.

Мать мальчика вскоре умерла, и через семь лет король женился вновь. Когда королева узнала, что у короля есть сын, она попросила его больше не прятать, и его призвали ко двору. Королева предрекла ему, что он не женится, пока не завоюет Олвен, дочь Исбаддадена, Повелителя Великанов; и королевский сын тут же почувствовал любовь к Олвен, «хотя он никогда не видел ее»[674]. Его отец послал Килоха ко двору Артура просить помощи в завоевании Олвен, ибо Артур был его родичем.

Прибытие Килоха ко двору короля Артура напоминает прибытие Луга ко двору Нуаду в ирландском сказании «Битва при Маг Туиред». Сначала ему было отказано в допуске, а затем Артур приказывает его пропустить и приветствует его. Килох требует, чтобы Артур помог ему найти Олвен, и называет имена воинов Артура. Список более чем в 250 имен включает и такие, как Манавидан, сын Ллира, который никак не мог считаться воином при артуровском дворе, и заканчивается двадцатью женскими именами. Это просто каталог имен, к некоторым из которых добавлены краткие пояснения.

Затем начинаются великие поиски. Когда воины прибывают в крепость Исбаддадена, пастух предупреждает их, что никто из тех, кто раньше приезжал сюда с этой целью, не возвращался живым. Они прорываются в крепость и приветствуют великана. Его веки поднимают вилами, чтобы он мог разглядеть их, и он бросает в них отравленным копьем[675]. Бедуир ловит копье и бросает его назад, раня великана в бедро.

После того как великан напрасно метнул три отравленных копья и сам получил три раны, он обратился к Килоху и возложил на него ряд невыполнимых заданий, которые он должен был выполнить, чтобы завоевать его дочь Олвен. Этот список заданий представляет собой опять же перечень фольклорных мотивов, в котором, по всей видимости, отражено многое из утраченной традиции. Перечисление их довольно утомительно для чтения, хотя может быть и увлекательно в передаче искусного рассказчика. Перечисляются сорок заданий, на каждое из которых Килох отвечает: «Я с легкостью сделаю это, хоть это и кажется трудным». Двадцать первое задание — достать гребень и ножницы, спрятанные между ушей Турха Труйта, сына Тареда Вледига, чтобы расчесать волосы гиганта; и почти все последующие задания носят второстепенный характер по отношению к этому — пес, чтобы загнать кабана, свора для собаки, ошейник для своры, охотник, способный удержать свору, конь для охотника и так далее.

Предыдущие задания содержат упоминания легендарных или мифологических фигур: Аметона, сына Дон, Мабона, сына Модрон, птиц Рианнон, котел Дуирнаха Ирландца, указывая на утерянные мифы.

Теперь начинаются великие поиски под руководством самого Артура. Впоследствии выполняется много заданий, а многие из них просто забываются в ходе повествования. Интересен рассказ о поиске Мабона, сына Модрон. Воины идут за советом к Дрозду из Килгори, который посылает их к Оленю, который посылает их к Сове, которая посылает их к Орлу, который посылает их к Лососю, а Лосось отводит их к Каэр-Лои (Глостеру), где в плену удерживается Мабон. (Здесь безыскусно воспроизводится мотив обращения к «старейшим животным».)

Между некоторыми отрывками этой повести отсутствует очевидная связь, как в том случае, когда Гуитир спасает от огня муравейник и благодарные муравьи приносят семена льна во исполнение одного из заданий. Но о таком задании не было речи. Позднее в истории появляется отступление о соперничестве Гуитира, сына Грейдаула, и Гвина, сына Нудда, из-за руки Крейддилад, дочери Ллуда, и говорится, что когда их примирили, Артур получил коня и свору, которых требовал великан.

Выполнив различные задания, Артур собрал воинов Британии и трех прилегающих островов, а также Франции, Бретани, Нормандии и Летней страны, и отправился в Ирландию охотиться на Турха Труйта. Остаток саги представляет собой рассказ об этой охоте. Волшебный кабан переправляется в Британию, и его гонят через Северн в Корнуолл. Ножницы и гребень достались воинам, а кабан бежал в море.

После этого выполняется еще одно задание, и Килох с торжеством возвращается ко двору великана со всеми трофеями. Великана обезглавили, «и той ночью Килох спал вместе с Олвен, и она оставалась его единственной женой, пока он был жив. А воины Артура разошлись, каждый в свою страну».

Из пяти валлийских повестей, главным героем которых является Артур, «Килох и Олвен» — самая интересная. Здесь именно Артур принимает героя и ведет охоту на Турха Труйта. Воины, выполняющие другие задания, находятся на его службе. Он оказывается не только королем Британии, но и правителем Франции, Бретани и Нормандии; а одним из главных отрывков в повести является длинный и утомительный список его воинов. Но он не стоит в центре действия. Центральными фигурами являются Килох и Исбаддаден, и о самом Артуре мы узнаем совсем немного. Уже знамениты его меч Каледвулх, его щит и копье, и его корабль, Придвен (который также упоминается в древней поэме «Добыча Аннувна» (Preideu Annwfn).

Другая артуровская повесть — «Видение Ронабви», странная и непоследовательная история, в которой Артур оказывается довольно блеклой фигурой. Его обрызгивает лошадь, скачущая через брод, и один из его людей бьет лошадь ножнами. Затем он увлечен игрой с Оуэном, который отказывается выполнить его требование, и обращается с ним как с равным. Но и здесь он великий император, и на службе у него армия норвежцев. Когда Ронабви спрашивает, не побежит ли это войско, ему говорят: «Император Артур никогда не бежал, и если услышат, как ты говоришь такое, ты пропал». Кроме того, все это происходит во сне, когда Ронабви спит на своей желтой телячьей шкуре.

Три другие артуровские повести, «Герайнт», «Оуэн» и «Передур», испытали сильнейшее влияние норманно-французской литературной традиции. Отношения между ними и французскими романами, «Эреком», «Ивеином» и «Персевалем» Кретьена де Труа, еще не до конца прояснены. Они не представляют собой прямого перевода с французского, но считаются адаптацией французских романов, которые сами происходят из ранних валлийских источников[676]. Обсуждение этих вопросов выходит за рамки этой книги.

Эти романы в прозе завершают традицию и не имеют продолжения в литературе. В Уэльсе, как и в Ирландии, изначально они представляли устную традицию и читались при дворе короля или в домах знати рассказчиками (cyfarwydd) и в более грубой форме, несомненно, рассказывались у любого очага. В обеих странах под норманнским влиянием возникли новые литературные стили и жанры, и будущее принадлежало переводам, сначала с латыни, а позже с французского. «Осада Трои», «Энеида», «Фиваида» и истории Александра, Карла Великого. Марко Поло и сэра Джона Мандевилля приобрели популярность в высших кругах, а местные легенды сохранились прежде всего в сказках, рассказываемых в сельских хижинах, как они и существуют до сих пор в некоторых частях Ирландии. Позднее в Уэльсе пышным цветом расцвела поэзия.