XXXII

Сегодня первый экзамен – латинское экстемпорале. Я лихорадочно умылся, мелко во мне дрожало, щекотало. Трясло за чаем, и я выпил его без хлеба, отломил только у розанчика носик. Паша мела в столовой.

– Сегодня первый экзамен, Паша… – сказал я кротко: не хотелось, чтобы она сердилась, – дурной признак! – Поздравляю тебя с прошедшим Ангелом.

– Спасибо. Ну, авось не провалитесь!… – сказала она неласково, и меня пуще прежнего забило дрожью.

На ней была розовенькая кофточка, и сама она была ро-зовенькая и свежая. Она ступала совсем неслышно. Я украдкой взглянул на ее ноги и увидал, что на ней новые ботинки. «Если бы прошлась „сорокой“!» – подумал я.

– Совсем ничего не ели! – сказала она ворчливо.

– Какая еда, когда экзамен… – сказал я скорбно.

– Бог даст, выдержите!…

– Когда в сердце… ад!… Выдержишь… – чуть не плача сказал я сливкам. – И… никто не любит…

– Еще полю-бят!… – сказала она насмешливо. – Заборов еще много.

Я хотел ей сказать глазами, до чего это бессердечно, но она выметала под диваном, ловко переступая каблучками. Меня перекрестили.

– Тетя Маша, иду… не сердитесь. Я сегодня на краю пропасти… Чувствую, что не переживу, если… – сказал я мрачно.

– А я тебе говорю, что выдержишь! – сказала она уверенно. – Такие твои карты… странные!…

– Странные?…

– Дамы так от тебя и не отходят! По твоим годам это к прибыли! Вот увидишь.

Это меня ободрило. Я подошел к часовне и стал молиться. «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго»… И вдруг выбежала из часовни – Паша! Увидала меня и растерялась.

– Сегодня память… по тятеньке! – сказала она быстро и умчалась.

«Это она за меня молилась… ставила, должно быть, свечку! – ласково пробежало в мыслях. – Еще тогда сказала…»

И меня пуще забило лихорадкой. Я завидовал крикунам-мальчишкам с зеленым луком, подрядчику, ехавшему на дрожках, бутошнику, который со мной раскланялся. Хотелось всем объявить, что сегодня у нас экзамен и я страдаю. Попался знакомый плотник, чинивший у нас беседку, и спросил на ходу, застанет ли мамашу, деньжонок надо. Я сказал, что застанет, и не удержался:

– А я вот иду в гимназию… у нас сегодня страшный экзамен, латинское экстемпорале!…

Он посочувствовал:

– Да, бядовое ваше дело.

Сады в переулках уже зеленели густо. На сиренях лиловые елочки торчали, рябины выпустили белые пенки цвета. Доносило черемухой, травою. На церковном дворе густо золотился одуванчик, ходили с цыплятами наседки. Хотелось прилечь на травке и ни о чем не думать. Пухлые облачка недвижно стояли в небе. Я молился на каких-то угодников на церкви, сухих и строгих, на архангела с мечом и в шлеме, – как будто Цезарь.

Как всегда на экзаменах, в гимназии было празднично и по-другому. Все приоделись, подтянулись, словно сейчас привезут икону. Дозубривали в книжках, тревожно ощупывали карманы. В саду курили. Отчаянные раскачивались на брусьях, прыгали в чехарду и ели завтрак. Первый ученик Соколов 3-й ходил с помощником классного наставника в обнимку. Его перевели без экзамена, и он приехал полюбоваться и похвастать, что едет сегодня в Нижний, а оттуда по Волге и по Каме. Иные, по уголкам, крестились. Женька сидел под гимнастикой и надписывал на манжетах.

Сообщили, что «Бегемот» приехал и кому-то сказал _ «держитесь!»

Женька поглядел страшными глазами:

– Говори все случаи на «quin»! Когда «сомневался», когда «не сомневался»? Ничего в голове не получилось. Когда «si» с чертовым конъюнктивом? Все «ш» ы перепутал! А после «timeo» – «quin»?

Он прямо меня засыпал. Я старался ему втолковать, но он ничего не понял и обругал зубрилой.

– Хочешь моей погибели! Завидуешь, что назначила свиданье? – Я сам имею от нее письма!… – сказал я резко. – Я тебе дам списать. Будет тридцать восьмая глава… увидишь!

– Почем ты знаешь?… – бормотал он, уже отыскивая по «Цезарю». – Это?… «После того, как пришли послы. Цезарь приказал…»?

Уверен! Я знаю назубок.

Женька вырвал из книжки, и нас потащили на экзамен. Отчаянные засовались по карманам. Робкие вознесли моленья.

«Бегемот», рыжий и толстопузый, вытянул снизу бороду, поймал и погрыз кончики.

– «Листики» выложить на стол! Кого поймаю – выгоню! Caveant consules! Готовы? Место самое легкое, не раз читанное…

«Господи! – глядел я на „Бегемота“ с верой, – пусть это будет – „После того, как пришли послы…!“»

– Готовы, римляне? Ба-бушкин…! Ба-бушкин!… пойдешь к де-душке! – замотал пальцами «Бегемот». – Вы, близнецы, там…! За доску сядешь!… Готовы? Гм…

«После того, как пришли послы… Цезарь приказал не допускать их…»

В голове сладко зазвенело, и я кротко взглянул на «Бегемота». Женька гымкнул и лихо толкнул меня:

– Откуда ты, черт?!

А я старательно выводил, дыша «ароматами Востока».

Через час работа была готова, с хитрыми изменениями где надо. «Бегемот» подошел ко мне, обдавая табачным духом и тесня животом, как глыбой.

– И раздушился же ты, мой друг… – сказал он, трогая мою голову, словно хотел отвинчивать. – Хороший-то латинист что значит!…

Я был в восторге: даже «Бегемот» восхищается ее духами! Вышли мы, торжествуя.

– К букинисту всю эту ерунду сейчас, на завтра нужно! – сказал Женька «полковником» и даже не простился.

Я отлично помню этот субботний день. Удача ли на экзамене, или одурение от бессонной ночи, – но я решился на то, о чем раньше и не мог подумать.

Я прошел по той стороне, мимо нашего дома и вошел к Кариху. Вошел решительно, не зная, что буду делать. Меня тащило. Навстречу попался Карих.

– Кого?… – спросил он хмуро, оглядывая мутными глазами. Как будто он не узнал меня.

– Мне по делу… Пелагею Ивановну… – сказал я, чувствуя, что сейчас погибну.

И туг же, смутившись, понял: думает, что я по такому делу! – Ах, вы ко мне, молодой человек? – приветствовала меня толстуха с галереи, – пожалуйте, по лесенке сюда…

Я очень развязно поклонился.

Ни о чем не спрашивая, – может быть, и она подумала, что я по такому делу, – она пригласила меня в покои. Я шел и думал: «Что же я делаю, и что сказать?…» Но что-то во мне сидело.

В эту минуту отчаяние мое погасло: я только хотел знать правду. Отчаяние было на дороге.

Я встретил, или мне показалось, что я встретил?… Она прокатила со студентом! Я хорошо рассмотрел студента – черная борода сверкала! – и шляпку с широкими полями, соломенную шляпку с васильками. Издали я заметил, но извозчик помчался в переулок.

Это меня и потащило.

Толстуха ввела в гостиную и показала на продавленное кресло. Пахло какой-то дрянью, чем пахнут акушерки. Лежала «Нива», на вытертом диване дремала Мика, без бантика, валялся комочек из перчаток.

– Что вам угодно, молодой человек?… – сказала таинственно толстуха, и ее бородавки заплясали: это она мило улыбнулась.

По ее лицу я понял, что она ожидает «тайны»: должно быть, я был взволнован.

– Может быть, курите… – прохрипела она галантно и подвинула пепельницу с разметавшейся голой дамой.

– Я, вообще, курю… но сейчас что-то голова болит! – сказал я глупо.

– Пожалуйста, не стесняйтесь… – сказала она, оглядываясь, – наше такое дело, если секретно… барышня имеется, в… екстренном положении, что нужно… все грешные, а уж молодому-то человеку…

И она поглядела умильно, ласково.

Я смотрел на фарфоровую даму, вертел фуражку и чувствовал, как мне гадко. Может быть, от волненья, забило в ушах колоколами.

– Видите, Пелагея Ивановна… у меня завязалось знакомство… – начал я как в тумане.

– Так я и думала! – перебила она меня. – Помочь надо?… Будьте спокойны, совсем в секрете! Я же вас знаю, и вашу семью… люди со средствами… понятно, девочка увлеклась…

– Пелагея Ивановна! – воскликнул я. – Ни-ничего подобного!…

Я даже засмеялся. Засмеялась и Пелагея Ивановна.

– Чего уж от нас-то таиться! Уж чего-чего только мы не видим… Поп да бабка – одна повадка!…

– Видите… я познакомился с вашей дочерью… Серафимой Константиновной… – Не зна-ла… совсем не знала!… – обрадовалась с чего-то Пелагея Ивановна. – Симочка не говорила… Очень рады, молодой человек… Мы-то с вами давно знакомы!… Помните, шубы-то ваши… уж как же я залюбовалась!… И давно познакомились с Симочкой? Она у меня прямо неравнодушна к молодежи… А уж ухажеров сколько!…

Я опять посмотрел на фарфоровую даму.

– Видите… она обещала мне… написать…

– Написать?… – ласково повторила Пелагея Ивановна, жуя губами. – Хорошо-с… обещала вам написать?…

– Про книги… рекомендовала почитать книги, а я, правду сказать, забыл! Понимаете, масса экзаменов… вот, сейчас только с экзамена, латинское экстемпорале было… Книги очень интересные. Я хотел бы видеть Серафиму Константиновну… или она напишет… про книги… теперь я скоро освобожусь, почитать…

– Да, да… любительница она почитать, да все прахтика… Вот, на два денька уехала отдохнуть к Троице-Сергию… уж так запарилась на приемах!… Там и прахтика у ней, заодно уж… в посаде-то.

– На два дня?… к Троице?

– Значит, сегодня у нас суббота?… Воскресенье, понедельник… вечером в понедельник обещалась быть. Только-только уехала, маленько не захватили…

– Ах!… – притворно воскликнул я, – не ее ли я это встретил? Не в соломенной она шляпке, в желтенькой, большой… кажется, с голубенькими цветами!…

– Ну, она и есть. Новенькую вчера купила только, майскую, с василечками. Дело молодое. А я-то уж, простите, чего подумала… – кокетничала со мной толстуха. – У нас и имназисты иной раз требуют, по секрету. Знаете, может, Мозгов, фабриканта сынок… жениться у них нельзя, а есть любовишка… Симочка и принимала. Да ведь какой мальчишка! Говорит, один-цать фунтов вытянул! Ну, имназист, правда, рослый, солидный… да и бабочка-то ядреная попалась… такого-то мальчонку!… – и она посмеялась мне. – Сколько вам годков-то… небось, семнадцатый?…

– Да, приблизительно… – без смущения сказал я. – Я тоже считаю, что брак – явление естественное!

– Да как же можно!… Молодые, влюбятся… ну, ребеночек! А любовь, она… не спрашивается! Влюбитесь вот в какую, ну и… дело житейское!… Нас уж не забывайте… – пошутила она, смеясь.

Мне было очень приятно беседовать с умной женщиной. Она смотрела на это вполне свободно. Правду говорил Женька, что все акушерки смотрят вполне свободно.

– Ну, я так рано не… не женюсь… – Зачем жениться? А так, в холостом браке случиться может! Подвернется какая хорошенькая да свободная, вот и… будете к ней захаживать…

Я взглянул на фарфоровую даму. Она раскинулась на ковре, прикрывая лицо руками.

– Извините меня… – сказал я, подымаясь, – она… то есть, Серафима Константиновна вернется в понедельник… прошу вас, напомните ей про обещание, она знает…

– С удовольствием. Да уж если Симочка вам сказала, не обманет. Значит, про книжечки. Ночами даже зачитывается! Захаживайте когда, очень ради. Симочка и попоет когда. А уж молодежь она как любит… Самой-то всего двадцать два годика. И всем нравится, веселенькая. Ну и кружатся. А выйдет замуж да пойдут ребятишки… А вы и знакомым своим скажите, кому понадобится… Квартирку имеем для секретных…

– С большим удовольствием… – радостно сказал я, в восторге от Пелагеи Ивановны. – У вас так легко себя чувствуешь… в такой атмосфере… Передайте мой сердечный привет Серафиме Константиновне… и про письмо… то есть она обещалась мне…

– Как же, непременно… С компанией целой поехали… маевочку там отпразднуют…

Я пошел от нее в восторге. Вылетел из ворот и прямо прошел к Нескучному, чтобы никто не видел.

Загрузка...