История, рассказанная в полночь

Глава 7

На следующий день Куксон явился в Ведомство рано, гораздо раньше обычного.

Ночью не до сна было. Мало того, что тяжелые думы одолевали, так еще после разговора с Синджеем, поселился в гоблинской душе крохотный червячок сомнения и тут же принялся за работу: начал эту самую душу грызть и подтачивать, да так рьяно, что не сомкнувший глаз Куксон не выдержал: поднялся до рассвета и отправился на службу. Был погружен в свои мысли, ничего кругом не замечал, даже на приветствие феи Скарабары не ответил, чем сильно обидел крылатую фонарщицу, питавшую к почтенному гоблину самое искреннее уважение.

В Ведомстве Куксон поднялся по широкой лестнице, прошел пустыми гулкими коридорами, отпер кабинет, сел за стол и задумался.

Снурри, как обычно, толпившиеся на карнизе, заглядывали в окно, намекая о завтраке, но гоблину было не до них.

Он то бесцельно двигал по столу чернильницу, то задумчиво почесывал за ухом, то принимался раздраженно бормотать:

— Клятву он, видите ли, дал! Я к нему со всей душой, а он и говорить со мной не пожелал! Вбил себе в голову, что несчастная женщина — хоглен, и все тут! Не переспоришь! Все, видите ли, насчет нее ошибаются, а он — нет! Гм… гм…

Куксон сердито фыркнул.

— Всегда таким был: упрям, как… как…

Вообще-то, поговорка была: «упрям, как гоблин», но Куксон говорить так не стал, потому что считал поговорку глупой. Гоблины вовсе не упрямы, а, наоборот, разумны и рассудительны.

— И ведь как уверен, как убежден в своей правоте! Кажется, было время разобраться, что к чему, осознать… так ведь нет! До сих пор на своем стоит! А подумал бы: с чего ей становиться хогленом? Я ее видел, говорил с ней… обычная женщина. А он — «хоглен»! Почему он так думает? Глупости, глупости!

Он побарабанил пальцами по папке, пытаясь успокоиться, но червячок сомнения ни с того ни с сего встрепенулся и принялся терзать гоблинскую душу с удвоенной энергией, сбивая Куксона с толку настойчивостью.

— Ерунда, сущая ерунда, — упрямо бормотал гоблин. — Хоглен, хоглен, гм… гм… но почему его милость распорядился переписать приказ? Почему передумал? Гм… гм… странно, странно! Хоглен, хоглен… с кем бы посоветоваться?

Зазвенели часы на главной башне, пробили девять раз — пора и день начинать. Куксон вздохнул, выложил на стол папки и попытался лишние мысли из головы изгнать, да не тут-то было: не получилось.

Позвонил в колокольчик, появился на пороге помощник Граббс с пачкой писем, ночной почтой доставленных.

Куксон так думами своими был озабочен, что на наряд помощника и внимания особого не обратил, меж тем, Граббс по поводу скорого праздника зимы разрядился в пух и прах: курточка золотой парчи, алыми шелками да хрустальными бусинами расшитая, воротник нетающие снежинки украшают, ну и ну!

Взял почту, помощнику велел немедленно удалиться с глаз долой.

Просмотрел конверты, один сразу же отложил в сторону. Знал Куксон (по особой отметке, в углу конверта поставленной), что хороших новостей в послании этом ждать не приходится. Посидел, подумал, на конверт глядя, гадая, чью папку придется сегодня в архив кобольдам на вечное хранение передать, потом специальным костяным ножичком вскрыл письмо.

Перевернул конверт, вытряхнул на стол обрывок кожаного браслета с серебряной накладкой в виде треугольника. Больше в конверте ничего не было.

Куксон тяжело вздохнул, поднялся и принес из сейфа особую шкатулку: с заклинаниями опознания.

Частенько приходилось гоблину этим заниматься: по обрывку браслета, по клочку одежды или пряди волос опознавать погибших магов да чародеев. Ремесло у них такое: смерть всегда по пятам ходит.

Ходит-ходит, да иной раз и настигнет.

Гоблин Куксон уселся за стол, откинул крышку шкатулки. С тяжелым сердцем взял в руки обрывок браслета, приступил к делу.

Кого из друзей-знакомых задело черное крыло погибели, кто из них никогда больше не заглянет в его, Куксона, кабинет за очередной заявкой?

… И через минуту гоблин Куксон уже знал — кто.

Долго сидел, смотрел невидящими глазами перед собой, обо всем позабыв.

Хесет Тайв, заклинатель.

…Иной раз дни такие выпадают: черные, с самого утра. Меньше всего в такие дни посетителей видеть хотелось, да куда же денешься? Работа есть работа.

Вот и сегодня…

Ну, некоторых посетителей Куксон прямиком к помощнику Граббсу отправил: заклинания первого круга продать да принять заявки на магические услуги (так, всякая мелочь, трактирщику Филофитию чародей понадобился да супруга начальника городской стражи мага-целителя требует) и Граббс сумеет.

А вот гостей поважнее, особенно из старых знакомых, к помощнику не отправишь, а жаль: совершенно не до них сейчас…

— Приветствую в Лангедаке, Полуфий!

— Получил твое письмецо, дружище! — радушно проговорил посетитель, плотно устраиваясь на стуле.

Дубовый стул жалобно скрипнул.

— С утренним нетопырем прибыло. Что, видно дельце срочное?

— Срочное, Полуфий, — кивнул гоблин, раскрывая папку «Маги. Специализация: изготовитель амулетов».

— Ну, вот я и здесь! — добродушно сообщил Полуфий, сложив руки на объемистом животе. — Что скажешь, старина? Порадуй чем-нибудь!

Куксон нехотя улыбнулся.

Был утренний гость похож на булочника или преуспевающего трактирщика: толстый, круглый, лицо румяное, доброе, от ясных глаз к вискам — лучики морщинок. Всегда с улыбкой, всегда с веселой шуткой наготове — душа-человек, да и только! И не скажешь, что он — лучший мастер амулетов во всем королевстве, опасный, как горная гадюка.

— Порадовать-то мне тебя нечем, — признался Куксон. — Уж извини, друг. А скажу я тебе вот что: собирайся-ка в дорогу. Опять амулет удачи объявился!

Полуфий задумчиво пошевелил пухлыми пальцами.

— Это какой же?

— Говорят, «Ведьмино счастье», — гоблин протянул ему клочок бумаги. — Вот, гномы-виноделы записку прислали. На ярмарке заметили, уверены, что не ошиблись.

Добродушное веселье мигом слетело с Полуфия.

Он схватил записку и впился в нацарапанные строчки острым взглядом.

— Значит, снова всплыл амулетик, — бормотал Полуфий, пробегая глазами записку. — Так я и знал! Как чуял, что в прошлый раз чего-то мы не доглядели, что-то упустили! Надо было мне с тем колдуном самому потолковать, он бы нам живенько все выложил!

Гоблин спорить не стал: наслышан был, что языки Полуфий умел развязывать очень хорошо, а кто в молчанку с ним поиграть желал, сильно потом об этом жалел.

— Куксон! Давно пора послать парочку магов, отыскать ведьму, что изготовляет амулеты! Подозреваю, она еще жива.

Гоблин похлопал по папке с надписью: «Маги. Специализация: „Боевая магия“».

— Сделано. Его милость маг Хронофел еще вчера приказ подписал. Да только, сам знаешь, история эта долгая. Пока они на след нападут, пока отыщут ее, много воды утечет!

— Да, да… — озабоченно бормотал Полуфий, короткими сильными пальцами комкая записку. — Сколько она амулетов изготовить успеет, сколько людей за это время погибнет — подумать страшно! В прошлый-то раз что было, помнишь?

Куксон кивнул.

Много имелось в королевстве лавочек, торгующих всякой магической ерундой: амулетами да оберегами, талисманами да заговоренными вещами. Пользы они приносили немного (настоящие-то амулеты больших денег стоят и изготавливаются опытными магами, а не самоучками), но и вреда от них никакого.

Особый спрос всегда был на амулеты удачи. Этим черные ведьмы и воспользовались: изготовили несколько поддельных амулетов, как две капли воды на знаменитые талисманы удачи похожих, да и пустили их в свет.

С тех пор и началось: увидит какой-нибудь простак амулетик удачи в лавчонке, да и купит, а о том не подозревает, что вместе с поддельным амулетом страшное проклятье для себя и всего своего рода приобрел. Черное колдовство — это вам не шутки!

Вот, к примеру, «Ведьмино счастье» взять. Сколько народу из-за него погибло — не сосчитать!

Куксон сокрушенно покачал головой.

Плохо то, что до сих пор не выяснено, сколько всего поддельных амулетов было изготовлено.

Рыщет отряд магов по королевству, отыскивает проклятые амулеты, а сколько еще им искать — неизвестно. Но обнаружить опасный талисман — полдела. Прикасаться к нему нельзя — проклятье черных ведьм падет на любого. Тут-то Полуфий, опытный мастер амулетов, и требуется: уничтожить проклятый артефакт. Опасное это дело! Каждый раз игра со смертью: умение мастера против дара черной ведьмы — кто кого? Всякое бывало…

Гоблин Куксон покосился на распечатанный конверт с особой отметкой в углу и вздохнул.

— Заклинания личной охраны нужны? — спросил гоблин. — Для такого дела они тебе бесплатно полагаются.

…Проводив Полуфия, Куксон вспомнил о призрачном убийце, орудующем в городе, о Фирре Даррике и Граганьяре, торопливо подошел к окну, посмотрел: не бежит по крышам ли фюнфер Топфа.

Фюнфера не было, но на сердце все равно как-то тревожно. Куксон заложил руки за спину и принялся ходить по кабинету, размышляя. Вернулся мыслями к Синджею, нахмурился. Еще вчера был уверен Куксон, что за решетку его отправили за дело, но сегодня, после бессонной ночи, проведенной в раздумьях…

Непроясненных ситуаций Куксон не любил: во всем должна быть ясность и определенность!

Решительным шагом подошел он к столу и позвонил в колокольчик. Помощник Граббс появился в ту же минуту, словно за дверью поджидал.

— Вот что, — начал Куксон, меряя шагами кабинет. — Сходи-ка ты в архив и попроси у кобольдов папку …

Он остановился, задумавшись, заложил руки за спину и покачался с носков на пятки.

— А впрочем, нет. Я сам схожу, — решил гоблин. — Если важный гость пожалует, попроси подождать, я скоро вернусь. Ну, а с обычными посетителями сам разберешься. Просмотри оставшуюся почту, напиши отчет по общеполезным заклинаниям, я попозже проверю…

Отдал указания, взял со стола папку с надписью «Хесет Тайв, заклинатель», покинул кабинет и направился в подземелья, где располагался архив: сдать папку на вечное хранение, а заодно и разузнать кое-что.

… Планировал Куксон в подземельях долго не задерживаться, ан, вышло иначе. Сначала навестил Брахту, старейшего архивариуса, он из кобольдов происходил. Морда седая, лапы трясутся, но глаза все еще горят, как угли в костре: ярким багряным светом. Не раз и не два пытался глава Гильдии Брахту в отставку отправить да не тут-то было! И пары дней не проходило, как покорнейше просили старого кобольда вернуться обратно на службу, а все потому, что несмотря на преклонный возраст, память у Брахты оставалась ясной на удивление: любой документ, хранившийся в архиве, он помнил наизусть, любую папку мог в считанные минуты отыскать, так что когда требовалось что-то уточнить или выяснить — обращались только к Брахте.

Протянул ему Куксон папку погибшего заклинателя, кобольд сокрушенно покачал головой, поцокал языком, пробормотал с сожалением:

— К этому дело и шло…

Потом проницательно взглянул на гоблина:

— А ты ведь, Куксон, не только за этим пожаловал? Папку-то передать и Граббс мог бы, а? Давай, выкладывай, зачем явился!

Пошептались немного, благо, в подземелье никого из посторонних не было.

Брахта кое-какие слухи пересказал, а потом поручил своему помощнику Перлинору (он из мороков был) документик один отыскать.

Куксон выслушал архивариуса с полным вниманием, знал, что ему доверять можно. Во-первых, был Брахта умен и не болтлив, а, во-вторых, к его милости магу Хронофелу относился прохладно: тот, как-никак, несколько раз Брахту любимой работы лишить пытался! А кобольды злопамятны, обид не прощают, да, кроме того, вообще людей недолюбливают, не доверяют им.

Потолковавши с Брахтой и прихватив с собой кое-какие бумаги, поднялся Куксон в свой кабинет. Находился гоблин в смятении и был сильно озадачен. Подумать бы теперь, поразмышлять, да не тут-то было: посетитель явился, чародей-сновидец Арамарк.

Куксон долго с ним разговаривать не стал, не до того было: вручил две заявки (заказы мелкие, не шибко денежные, но что делать, нет спроса на сновидцев и в будущем не предвидится!) и выпроводил из кабинета.

Оставшись один, спрятал документы из архива в сейф, замкнул для надежности на все замки, оделся, укутался в шарф и вызвал помощника Граббса.

— По делам Гильдии отлучиться необходимо, — сообщил Куксон, покривив душой. — А ты за меня оставайся!

После чего направился в трактир «Трилистник».

Денек выдался пасмурный, ползли по низкому небу пухлые неповоротливые тучи, обещали снег. И точно: не успел Куксон дойти до Сторожевой площади, как закружил, запорхал в воздухе легкий снежок. Сначала редко-редко, а потом повалил так, что за снежной пеленой в двух шагах ничего и не разглядеть. Куксон подтянул шарф повыше, поднял воротник куртки и прибавил ходу. Мягкие снежные хлопья залепляли глаза, таяли на лице. Ну, да ничего, трактир уже близко. Только бы старый Скиблер на месте оказался, не уехал на зиму к родне в горную деревушку, как собирался. Скиблер из оборотней происходил, но не их тех, кто от полнолуния зависел, а из настоящих, старейших. Им до луны никакого дела нет, они когда хотят, тогда и оборачиваются. К одному облику, как обычные оборотни, не привязаны, так что могут стать кем угодно: лисицей обернуться, волком, хорьком, оленем — без разницы. Потому и называют таких оборотней люфамы, что значит «меняющие шкуру».

Вот и «Трилистник»!

Куксон поднялся по ступеням, отряхнул от снега колпак и, кивнув знакомому лепрекону, поджидавшему кого-то возле крыльца, вошел в трактир.

Любил здесь бывать почтенный гоблин: кругом все свои, все, такие же, как он. Люди сюда редко заходили, им для этого особое приглашение требовалось. Куксон всего два раза гостей из людей сюда приводил: Пичеса, когда тот еще в школе магии при Гильдии учился, да много лет назад одного старого друга, мага из Тайной службы. А больше — ни-ни!

Даже его милость маг Хронофел, глава Гильдии, войти сюда не смел: приглашения у него не имелось, и в обозримом будущем, как твердо знал Куксон, вряд ли появится. Недолюбливали его милость в «Трилистнике»…

Куксон тепло поприветствовал хозяина трактира, Брокса (свой брат-гоблин, соплеменник), хлопотавшего возле огромных бочек с пивом.

— Как там Пичес? — поинтересовался Брокс, знавший от Куксона о злоключениях молодого мага. — Переживаю за него, так сказать!

Куксон только рукой махнул.

— Никак они с Анбасой к согласию не придут. Желает Пичес со своим «страшным чучелом» и дальше разговаривать — и все тут!

Брокс почесал за ухом.

— Не завидую я ему, так сказать! Были у меня, понимаешь, как-то волшебные говорящие пуговицы, восемь штук. Когда они говорили все разом — а поговорить они страх как любили — так хоть уши затыкай!

Брокс принялся выставлять на стойку большие деревянные кружки.

— Жить, понимаешь, невозможно было! Потом я продал их одному троллю, он по другую сторону гор жил. Уж очень, так сказать, волшебные вещи иметь хотел. Ну, а я разве против? Продал, конечно!

Он усмехнулся.

— И что?

Брокс пожал плечами.

— Встретил его через полгода, а он, понимаешь, и поздороваться со мной не пожелал! Думаю, говорящие пуговицы его доконали!

— Не удивительно, — пробормотал Куксон. — А скажи-ка, старый Скиблер здесь?

— Куда он денется? Вон, в углу сидит.

Куксон огляделся. Взгляду предстал полутемный (никакого освещения тут не имелось, все завсегдатаи трактира превосходно видели в темноте) зал: просторный, с низким потолком, с огромным закопченным очагом, возле которого хлопотал, поворачивая вертел, кобольд в красных лохмотьях и высоком поварском колпаке.

Посетителей, несмотря на ранний час, оказалось немало: за дубовыми столами в креслах, сделанных из старых огромных пней, сидели хмурые гномы, нещадно дымившие трубками, у окна вели оживленный разговор лепреконы, а возле бочки с пивом беседовали, с кружками в руках, компания умертвий с кладбища.

За столом, неподалеку от входа развалился громадный виверн. Виверны обладали незлобливым покладистым нравом, были душой любой компании и никогда ни с кем не ссорились и не спорили, да и с ними тоже старались не ссориться. Вряд ли кому-то пришло бы в голову перечить огромному чудовищу, похожему на гигантского серого червя с драконьими когтистыми лапами, алой зубастой пастью и белыми, точно куски льда, глазами.

Превыше всего виверны ценили дружескую беседу и вкусную еду. Вот кобольд-повар собственноручно притащил и поставил на пол перед виверном серебряную миску. Тот поднял тяжелую крышку: в миске копошилось и извивалось что-то живое.

— Как все-таки жестока жизнь, — сокрушенно заметил он. — Змеи — мои родственники. Нехорошо употреблять в пищу родню, пусть и дальнюю. А, Рухта?

Кобольд пожал плечами:

— Отчего же? Если родственники вкусны, питательны, аппетитно выглядят — почему бы их не съесть? А после сытного завтрака всегда можно раскаяться, помучиться угрызениями совести… недолго, примерно, до обеда. К обеду обещали принести свеженьких ужей.

Прочесав взглядом трактир, Куксон обнаружил Скиблера: сидит в самом темном углу, а на столе перед ним тарелка со свежим сырым мясом: верно, завтракать собрался.

Присел за стол, поздоровался. Был Скиблер хоть и стар, но еще крепок: плечи широкие, руки — крепкие, лицо грубое, сильное, с выступающим лбом, вдоль рта — резкие складки, волосы — как горный снег, белые.

Куксон, поглядывая на Скиблера, прикидывал, как бы половчей к делу приступить, а оборотень жевал мясо, спокойно глядя на гоблина глубоко посаженными, тонущими в подбровных тенях черными глазами — лишь зеленые искорки поблескивали.

Поговорили о том, о сем, обменялись новостями.

Скиблер, разумеется, был смертным, как и все оборотни, но друзей-приятелей среди неумирающих имелось у него немало и тревожился он за них сильно. Куксон про беглого призрака упомянул, про тульпу соображениями поделился, про багбура, Скиблер подумал и согласно кивнул: да, похоже, что кто-то из них в Лангедак пожаловал.

Спросил, известно ли об этом главе Гильдии, кому из магов дело поручено.

Куксон, вздохнув, поведал, что его милость маг Хронофел обо всем этом думает, а потом к главному перешел.

— Кстати, — проговорил гоблин. — Спросить тебя хотел кое о чем… затем и пришел.

Оглянулся по сторонам и тихо, вполголоса, начал рассказывать. Знал: если кто и поможет прояснить, что к чему, так это Скиблер, он ведь много лет в Судейской Гильдии трудился. Должность у него была маленькая, незначительная: полы подметал да лавки в судейском зале расставлял. Мебель в Судейской Гильдии предпочитают дубовую, основательную, ее с места сдвинуть нелегко, ну, а оборотень с этим шутя справлялся. Рассчитывал Куксон на то, что старый Скиблер в Судейской Гильдии за много лет так примелькался, что на него и внимание обращать перестали, значит, и разговоры важные при нем велись, и дела обсуждались.

В своих расчетах гоблин не ошибся: покопался в памяти старый Скиблер, подумал да и поведал кое-что важное, а, кроме того, подсказал, с кем еще потолковать можно.

После разговора Куксон покинул «Трилистник» и направился в другой трактир «Хромой гусь»: надеялся застать там кого-нибудь из лесных троллей и, по совету Скиблера, расспросить хорошенько. Тролли, не те, что оседлыми были, а другие — полудикие жители горных лесов, непременно должны знать тех, кто с ними в чаще бок о бок обитает! Вот только говорить с лесными троллями одно мучение: туповаты они, разумную речь понимают плохо, за нитью разговора не следят и постоянно отвлекаются. Куксону как-то по службе доводилось с ними однажды общаться — вот уж намучился!

Но сегодня гоблин был преисполнен решимости всю душу из этих пней лесных вытрясти, но узнать то, что ему нужно!

Свернул в один проулок, в другой и увидел каменный дом под красной черепичной крышей — тот самый трактир и есть.

Помедлил немного, поклялся самому себе держаться спокойно, невозмутимо (не так-то легко после утреннего письма с известием о гибели заклинателя, лесными троллями растерзанного) и твердым шагом направился к трактиру.

…Через час, примерно, гоблин Куксон вновь появился на крыльце трактира «Хромой гусь».

Постоял, озадаченно поморгал глазами, приходя в себя, отмахнулся с досадой от тролля — хозяина трактира — сунувшегося с извинениями и сбежал по ступеням.

Направился в сторону Ведомства по делам магии — уж полдень минул, пора и на службу возвращаться.

Чувствовал себя странно, непривычно.

С первой частью клятвы, данной самому себе, справился блестяще: все, что надо узнал (от полученных сведений впору за голову хвататься, но это уж дело другое). А вот со второй частью, где Куксон клялся держаться спокойно и хладнокровно, как-то не сложилось: в середине разговора, когда проклятый тупоумный тролль пустился в самодовольные рассуждения о том, как они с чужаками расправляются, не утерпел и съездил собеседника по уху.

Недостойный, неблагородный поступок, конечно, что и говорить, но Куксон нимало о нем не сожалел.

Шел по знакомым улицам, скользил рассеянным взглядом по сторонам, но вокруг ничего не видел. Мысли в голове так и бурлили, так и кипели, как зелье в колдовском котле. Куксон даже несколько раз останавливался, зачерпывал пригоршню снега и прикладывал ко лбу: успокоиться пытался.

Так в раздумья погружен был, что не разбирал, куда шел и сильно удивился, внезапно обнаружив себя не возле Ведомства по делам магии, а пороге трактира «Стеклянная собака».

Хлопнул себя по лбу: еще утром собирался сюда заглянуть, друзей проведать, вот ноги сами и принесли!

Что ж, можно и зайти ненадолго, убедиться, что все в порядке.

… С порога увидел гоблин Куксон своих неумирающих друзей, Фирра Дирака и Граганьяру, живыми и невредимыми и немного успокоился.

Маленький домовой, стоя на табуреточке, писал что-то на пергаменте с правилами трактира, в другое время Куксон непременно полюбопытствовал бы, но сейчас не до того было.

Гоблин направился прямиком к столу, за которым Мейса с Пичесом сидели — и «страшный чучел» с ними, как так и надо!

Ишь, затесался в компанию!

— Он все еще с тобой говорит? — хмуро осведомился Куксон.

Пичес сверкнул глазами.

— Говорит и говорить будет! — непреклонным тоном объявил он. — А Анбаса…

— Да погоди ты с Анбасой, — с досадой бросил Куксон, сел, не раздевшись и не сняв шарфа, и надолго замолчал, глядя перед собой.

Пламя в огне сделалось пронзительно-желтого цвета: Граганьяра был озадачен.

— Что это с ним? — протрещал он. — Куксон, Куксон! Гм… не отвечает…

Пичес отодвинул в сторону толстые книги, занимавшие половину стола, и уставился на гоблина.

— Э… он, вроде как, слегка не в себе, — проницательно заметил молодой маг.

— Слегка? — удивился Мейса. — Да он выглядит так, словно с троллями подрался!

— Глупости. Почтенный Куксон никогда не с кем драться не будет, — твердо заявил Пичес. — Он — гоблин разумный, спокойный, не зря в Ведомстве его всегда молодым в пример ставят!

Куксон покосился на него, но ничего не сказал.

Пичес наклонил голову набок, будто прислушиваясь.

— Его колпак говорит, что почтенный Куксон в «Трилистник» ходил, — сообщил молодой маг. — А потом наведался в тролльский трактир…

Куксон сорвал с головы колпак, скомкал и сунул в карман.

Фирр Даррик, легко держа в руках большой поднос, уставленный тарелками и кувшинами, остановился возле стола.

— Куксон, ты ходил в тролльский трактир? — удивился домовой. — Зачем?

— Затем, — буркнул гоблин.

Фирр Даррик заволновался.

— С пациентом что-то не так, это я вам как бывший лекарь говорю. Не случилось ли чего? Может, полечить чем? Горячо рекомендую припарки из плесени. Берешь плесень, обычную плесень…

Его перебил Граганьяра:

— У нас пока все спокойно! Мейса тут всю ночь просидел, а с рассветом Пичес явился. Они караул несут, нас с Фирром Дарриком охраняют, хотя на самом деле Пичес все утро рассказывал Мейсе о том, что ему чепчик вдовы Мидлы поведал. Куксон, если бы ты только знал…

Он не договорил и хихикнул.

Пичес нахмурился.

— Это к делу не относится, Грагяньяра! На самом деле, мы говорили о тульпах, беглых призраках и багбурах. Я прочитал о них о все, что нашлось в библиотеке Гильдии. Теоретически подкован я блестяще! Если что случится, я смогу…

Куксон очнулся.

— Не вздумай, Пичес, — предупредил он. — Они тебе не по зубам.

Молодой маг умолк.

— Да? А кому они по зубам? — спросил он слегка обиженно.

Куксон помрачнел.

— Чтоб мне сгореть, он снова умолк! — протрещал Граганьяра. — Что с ним творится? Куксон! Куксон! Фирр Даррик, тащи свои припарки, лечить будем! Эй, Куксон!

Гоблин не отозвался.

— Ладно, оставь его в покое, — посоветовал Фирр Даррик, удаляясь: компания за столом неподалеку нетерпеливо поглядывала на поднос с кушаньями.

— Что значит «оставь»?! Это не по-дружески! Нет, он должен с нами поговорить, излить душу! Смотри, он сидит и что-то бормочет себе под нос! Что он говорит, Мейса?

Тот прислушался.

— Ерунду какую-то мелет. Говорит, сильно виноват перед кем-то. Что-то он такое сделал… в чем-то не разобрался, а теперь уже поздно.

Пламя в очаге окрасилось зеленым — Граганьяра задумался.

Куксон слышал разговоры друзей, но особо не вникал, да и слова доносились до него приглушенно, будто сквозь пуховую подушку. Слышал, как горячо спорили вполголоса Мейса и Пичес, кто именно объявился в Лангедаке, да обсуждали, как с ним справиться можно. Потом Пичес о крае света разговор завел, как бы славно было побывать там вместе с Бонамуром (тут Куксон искоса взглянул на «страшный чучел»: ну, погоди, чудище бестолковое, дойдут у меня до тебя руки, узнаешь, как людям голову морочить!), а Мейса, вместо того, чтобы Пичеса вразумить, и сам начал толковать о том, что край света это, конечно, хорошо, но вот лично он о другом мечтает. Опять начал рассуждать, как бы попробовать создать иллюзию на защищенной от магии территории, никому еще такое не удавалось!

Очнулся гоблин оттого, что кто-то осторожно потряс его за плечо. Поднял голову: Кокорий. Улыбается приветливо, в руке «мерочку» держит.

— В чем дело, Кокорий? — хмуро осведомился Куксон. — Мерочку ты с меня на днях снимал, думаешь, я за пару дней подрос?

Гробовщик широко улыбнулся.

— Уточнить кое-что желаю, — сказал он. — Изволь подняться!

Куксон нехотя встал, знал, что с Кокорием спорить бесполезно, все равно не отвяжется.

— Тэк, тэк, — забормотал Кокорий, суетливо хлопоча вокруг гоблина и орудуя «мерочкой». — Ширина — три ладони, да еще две в уме держим…. Повернись, дружище! А теперь вытяни руки…

— Скоро ты?

Гробовщик выпрямился и убрал мерочку в карман.

— Готово. Теперь все в порядке!

Он дружески похлопал гоблина по плечу.

— Ты уж не обижайся, Куксон, но ты теперь у меня клиент номер один! — торжественно объявил Кокорий.

— Это еще почему?

Гробовщик многозначительно повел бровями.

— Предчувствие, — поведал он. — Предчувствие Кокория еще никогда не подводилось!

— Ну-ну, — проворчал гоблин Куксон и снова плюхнулся за стол. Сидел, погрузившись в сосредоточенные размышления, время от времени принимаясь шептать что-то, но вдруг Куксон умолк и уставился на дверь. Внезапно и у него вдруг появилось у него предчувствие (черезвычайно неприятное): будто вот-вот что-то произойдет.

И не ошибся.

Появился возле стола Фирр Даррик, сообщил встревоженным голосом:

— Куксон, там, возле двери тебя пациент из фюнферов дожидается. Говорит, его Грогер послал.

Гоблин тяжело вздохнул (догадывался, с каким известием прибыл Топфа), поднялся и вышел за дверь.

Фюнфер сидел на крыльце.

— Куксон, я что, нанялся тебя по всему Лангедаку искать? — недовольно проворчал он, отряхиваясь от снега. — Давай, спрашивай про трубы, про погоду, а потом я скажу то, что Грогер просил передать.

Куксон покорно осведомился о водосточных трубах, поинтересовался мнением фюнфера о погоде.

Едва гоблин закрыл рот, Топфа сообщил:

— Возле ночного гоблинского рынка стража наткнулась на Восхолу. Знал его?

— В «Свинье и свистульке» встречал частенько, — ответил Куксон и вдруг насторожился. — Постой-ка… да он же человек!

— Само собой.

— До этого убивали только неумирающих. Но Восхола — смертный! Понимаешь?

Фюнфер посмотрел на гоблина снизу вверх.

— Что?

— Это не тульпа! Она убивает смертных только тогда, когда поблизости ни одного неумирающего нет. Но в Лангедаке бессмертных много, еды для нее — навалом, зачем же ей человеческая жизнь понадобилась?!

— Этого я не знаю, — развел лапами фюнфер и вперевалку спустился с крыльца.

Куксон вернулся в трактир, сообщил друзьям новости, сел за стол и опять замолчал. До слуха гоблина доносились обрывки разговора:

— Слушай, Пичес, из тебя боевой маг, как из…

— А вот Бонамур говорит, что…

— Ты его слушай больше.

— Или багбур или беглый призрак, это я вам, как бывший лекарь…

— Иллюзия призрака не напугает. Призраки вообще иллюзий не видят, они же потусторонние существа.

— Думаю, пора добавить в правила трактира еще одну строчку. Надо бы запретить еще что-нибудь.

— Запрети вашему повару готовить…

— Тогда Кокорий без работы останется!

— Куксон! Ты нас слышишь?

Гоблин стряхнул с себя задумчивость.

Нечего рассиживаться, когда беда на пороге!

Решительно поднялся, пошарил в карманах, вынул сложенный вдвое листок желтой бумаги с круглой печатью. Печать светилась, значит, пропуск все еще был действительным. Обычно, гоблин Куксон распоряжался выписать его на три дня: именно столько требовалось для хлопот с обновлением заклинаний.

— Ты куда? — обеспокоено протрещал Граганьяра.

Гоблин одернул куртку, поправил шарф.

— Туда, — мрачно ответил Куксон и покинул трактир.

…Возле тюремных ворот повстречал Куксон знакомых: стряпчих из Судейской Гильдии. Поговорили немного (в основном, о зимнем празднике, да о торжественных обедах, которые пройдут в Гильдиях. Куксону по должности на каждом из них присутствовать полагалось, скука смертная! А отказаться нельзя — представители Гильдий обидятся).

Оказавшись во дворе, гоблин от провожатого-тролля отказался: объяснил, что видеть начальника тюрьмы необходимости нет, а явился он по незначительному делу, уточнить кое-что, так что и беспокоиться не о чем. Тролль, узнав, что Куксон желает пройти в Южное крыло, кивнул: туда можно и без сопровождающих.

Однако два колдуна бурубуру (поклонились при встрече весьма почтительно), следовали за гоблином до входа в крытую галерею, и эдакое внимание к собственной персоне Куксону сильно не понравилось.

Возле нужной камеры он остановился и кашлянул.

Синджей мгновенно появился у решетки. Окинул гоблина взглядом.

— Снова ты? С чем пожаловал?

Гоблин не ответил. Синджей посмотрел на него внимательней: Куксон топтался возле решетки, поглядывая то на двор, то на стены, то себе под ноги — смотрел куда угодно, только не в глаза собеседника.

— Ты что-то узнал, Куксон, — полуутвердительно произнес тот.

Гоблин, не глядя на него, кивнул.

— Говори.

Куксон помялся еще немного, да делать нечего. Сыграл он в этом деле весьма неприглядную роль, по неведению, конечно, но это его не оправдывает. И как порядочный гоблин, знакомый с правилами приличия, должен теперь извинения принести.

Начал вполголоса, выдавливая каждое слово с трудом:

— Известно мне стало, почему его милость маг Хронофел в твое дело вмешался и в самый последний момент срок тебе поменял… на пожизненный.

Синджей впился в гоблина взглядом.

— Догадывался я, что тут что-то нечисто! Неспроста глава Гильдии руку к этому приложил, так?

Куксон сокрушенно кивнул. Говорить ничего не стал: дожидался, пока пройдет мимо, звеня ключами, тролль-охранник.

Проводив его взглядом, Синджей тихо спросил:

— Скажи-ка, Куксон… та женщина… она во всем этом случайно не замешана?

Кукон снова кивнул, по-прежнему избегая смотреть на собеседника.

— Я поговорил кое с кем в архиве… потом еще кое с кем, уже в другом месте…

— С кем?

Куксон приложил к губам палец.

— Никаких имен, — прошипел гоблин. — Иначе и говорить ничего не буду!

— Хорошо, понимаю, — нетерпеливо перебил Синджей. — И что тебе эти «кое-кто» рассказали?

Гоблин снова огляделся.

— Достоверно, разумеется, ничего неизвестно, — зашептал он. — Такие дела без свидетелей совершаются. Но слухи ходили упорные…

Он стащил с головы колпак и вытер лоб.

— Слухи о том, будто она… понимаешь, о ком я? Кстати, ты знал, что она — из богатой семьи, денежки у нее водились немалые? Так вот, говорят, заплатила она кругленькую сумму кое-кому… догадываешься, о ком я? Заплатила за то, чтобы кое-кто лично в твое дело вмешался, и срок тебе поменял. А так как кое-кто больше всего на свете любит золото… да и сумма, говорят, была солидная, то этот «кое-кто» согласился. Для него-то это просто — приказал кому надо — и, готово, дело в колпаке!

Куксон умолк. Стало слышно, как галдит воронье на крышах, переговариваются возле входа стражники, и только бурубуру, одноглазые колдуны, облаченные в длинные синие балахоны скользили по тюремному двору безмолвными зловещими тенями.

— Теперь все ясно, — медленно проговорил Синджей. — Она к тому моменту уже почти стала хогленом, прониклась их духом. Хоглены всегда мстят за своих убитых, это у них в крови. Она могла бы меня убить, но не захотела, придумала кое-что пострашней пожизненный срок, каторгу. Это хуже, чем смерть.

Он бросил на гоблина хмурый взгляд.

— А тебе, Куксон, случайно, с этих денег ничего не перепало? Может, ты поэтому и в суде выступал?

Куксон позеленел от возмущения.

— Что?! Да как ты…да я…

Синджей усмехнулся.

— Ладно, не кипятись. Ты все от чистого сердца делал: и меня топил, и хоглена защищал. Глупый гоблин…

Обвинение в глупости Куксон снес безропотно, хотя Синджей, разумеется, неправ был: гоблины умны и отличаются завидным здравомыслиям, это всем известно!

— И еще кое-что, — пробормотал Куксон. — Ты был прав: от хогленов не сбежишь! Если они кого и отпустят, то только потому, что пленник уже и сам лесным людоедом сделался…

Синджей прищурился.

— А, теперь и ты это понял? Откуда сведения?

Куксон затеребил кисточку колпака.

— Лесных троллей порасспросил…

— Троллей? Как тебе удалось?

— Да уж удалось, — уклончиво ответил гоблин Куксон, не вдаваясь в подробности.

Синджей принялся мерить камеру шагами: три шага туда, три шага — обратно.

— Я же тебе говорил, Куксон! Еще тогда, два года назад! Я предупреждал насчет нее!

Гоблин снова безжалостно затеребил кисточку.

— Помню, помню! Были у меня тогда сомнения после твоих слов, — признался он. — Я интересовался у его милости… — Куксон спохватился и поправился: — Спрашивал кое у кого насчет нее. Спросил: правда ли, что хоглены отпускают только тех, кто обращаться начал?

Гоблин сокрушенно вздохнул.

В ушах зазвучал голос мага Хронофела — благодушный, снисходительный: «Опытные маги все проверили, Куксон. Женщине несказанно повезло из их лап вырваться, она, можно сказать, второй раз на свет родилась!».

— А больше и спрашивать-то не у кого было: хоглены по другую сторону гор скрытно живут, никто о них толком ничего не знал, — продолжал гоблин. — И трактира, где лесного тролля встретить можно и расспросить, в Лангедаке тогда не имелось…

Куксон с досадой дернул кисточку и оторвал.

Ведь были, были у него подозрения! Но его милость говорил так убедительно, так уверенно… как не поверить?! Он, Куксон, и успокоил себя мыслью, что это его не касается, судейские сами разберутся. Вот и разобрались…

— Что ж, Куксон, — бросил Синджей, по-прежнему меряя щагами крошечную клетушку. — Я так понимаю, что коль в этом деле сам Хро… сам кое-кто замешан, нечего и надеяться, что дело пересмотрят?

Куксон спрятал в карман оторванную кисточку, нахлобучил колпак и развел руками.

— Ясно, — пробормотал Синджей. — Ясно…

— Да… — вздохнул Куксон. — Так что я хотел бы…

Он собрался с духом:

— Словом, приношу свои извинения за то, что невольно способствовал… если бы я только знал!

Синджей хмыкнул.

— И что бы сделал? Если б ты и знал правду, против Хро… против кое-кого все равно никогда бы не пошел. Характер у тебя не тот!

От пренебрежения, прозвучавшего в голосе Синдея, слов кровь почтенного гоблина так и вскипела, а глаза сверкнули желтым огнем.

— Характер?! Да я… — бурля от негодования, начал гоблин, но Синджей перебил.

— Умолкни, Куксон. Тебе известно, где сейчас эта женщина?

— Характер у гоблинов, между прочим…

— Заткнись, я сказал!

Гоблин, возмущенный донельзя, умолк.

— Знаешь, где она сейчас? — повторил Синджей.

Куксон еще немного покипятился — слов нет, как оскорбительно такие слова услышать! Он-то, Куксон, справедливо полагал, что характер у него отличный, много прекрасных качеств имеется: и рассудителен он, и умен, и аккуратен, внимателен, и на своем умеет настоять, когда требуется — и вдруг такое!

Куксон одернул куртку, выпрямился: вспомнил, что намерен был держаться с достоинством и на глупые слова внимания не обращать.

— Знаю, — сухо сказал он.

Синджей тут же оказался у решетки.

— Где?

Даже не поинтересовался, легко ли было Куксону такие сведения раздобыть. А вот попробовал бы сам битый час с лесными троллями толковать! Это тебе не в камере прохлаждаться!

— Она в Ивовой заводи проживает. Крошечный городок на берегу реки, день пути отсюда, — пояснил Куксон. — Перебралась туда пару лет назад, после того, как…

Синджей впился в гоблина глазами.

— Часто ли там пропадают люди?

Гоблин снова вздохнул.

Утро он провел не зря, разузнал многое, вот только говорить это «многое» оказалось нелегко.

— Говорят, бывает, — нехотя выдавил он. — Это уж я не от троллей узнал, это мне сказал…

Не дослушав, Синджей снова заметался по тесной камере.

— Вот оно, Куксон! Она обратилась полностью! Ты понимаешь, что это значит? Хогленам требуется все больше и больше еды, их голод ненасытен! Кроме того, рано или поздно ей понадобится пара. Она выйдет замуж за ничего не подозревающего беднягу и сделает его людоедом! Вдвоем они съедят в этом городишке всех! Начнут, конечно, с детей, такой у хогленов обычай…

Он приблизился к решетке и взглянул в глаза гоблина.

— Куксон, можешь послать туда кого-нибудь?

— Без приказа его милости? Конечно, нет!

— Хоглены всегда жили по другую сторону гор, к нам они не заходили. Но теперь они пришли и сюда!

Он ударил кулаком по решетке.

— Надо ее уничтожить, пока не поздно. Но как до нее добраться?

Куксон набрался решимости перевести разговор на другое.

— Ты об этом поразмышляй на досуге, не торопясь, — рассудительным тоном сказал гоблин. — А пока о моей просьбе подумай.

Синджей остановился.

— О какой просьбе? А, да… расскажи-ка еще раз, да поподробней.

Куксон принялся говорить, не упустив ни единой мелочи, знал: в таком деле каждая подробность важна. Добавил кое-какие детали, еще вчера неизвестные: про убийство Воскхолы.

Синджей слушал вроде бы внимательно, но Куксон волновался: видел, что мысли собеседника другим заняты.

— Понятно, — бросил Синджей, едва гоблин закрыл рот. — Кого ты вызвал?

— Брисса. Во-первых, никто, кроме него за такое дело не возьмется. А, во-вторых, его милость разрешения дать не соизволил, а без его приказа я никого на охоту за призраком отправить не могу. А Брисс и без разрешения обойдется, не в первый раз.

— Постой-ка, так Глава Гильдии от этого дела в стороне?

Куксон только рукой махнул.

— Неумирающие небогаты, с них много не возьмешь, так что они его милости неинтересны. Вот если призрачный убийца прикончит какого-нибудь толстосума или зажитого лавочника, чья семья немалые деньги за помощь магов отвалит, тогда другое дело. А пока, — он вздохнул. — Вся надежда на Брисса да на тебя. Вы — люди опытные, бывалые… да и денег за работу берете немного.

Он посмотрел на Синджея, тот насмешливо хмыкнул.

— А что? Имей в виду: за хороший толковый совет я готов заплатить, — выложил гоблин главный свой козырь. — Много не обещаю, но разумную сумму — почему нет? Два золотых нуобла, а?

— Куксон, ты в своем уме? Зачем деньги тому, кого не сегодня-завтра отправят в королевские каменоломни?

— Деньги всегда нужны! Разве тебе не будет греть душу мысль, что в самом надежном гоблинском банке у тебя лежат денежки? Ну и пусть, ты никогда ими не воспользуешься, приятно ведь знать, что они есть!

Гоблин выжидающе уставился на арестанта и, не дождавшись ответа, продолжил:

— Не согласен? Ладно, так уж и быть, заплачу три золотых, но имей в виду: ты меня грабишь!

Синджей покачал головой.

— Куксон, мне не нужны деньги.

— Значит, готов поработать бесплатно? — обрадовался гоблин. — Молодец! Действительно: зачем тебе деньги? Потратить их ты все равно не сможешь!

Он потер руки.

— Ну, так что скажешь? Рассказал я тебе немало, так что ты можешь легко определить, кто в Лангедак пожаловал: багбур или беглый призрак?

Синджей задумался, прошелся по камере туда-сюда.

— Трудно что-то сказать, — пробормотал он. — Полынь и стекло во многих ритуалах вызова используются. Чтобы определить, кого призывали — багбура или призрака, надо бы самому «Омелу» осмотреть. Только тогда все станет ясно…

— Как ты осмотришь? — нетерпеливо воскликнул Куксон. — Из тюрьмы сбежишь, что ли? Нет, ты уж так разберись… на расстоянии! А, главное, посоветуй, как защититься? Против скрага, говорят, соленая вода помогает: поставишь кувшин у входа, скраг нипочем войти не сможет! А вот насчет багбура…

Синджей вздохнул.

— Не так все просто, Куксон. Первым делом надо точно знать, от кого предстоит защищаться. Соленая вода спасет от скрага, но не защитит от призрака. Горная рябина отпугнет призрак, но багбуру она нипочем. Кстати, — он взглянул на гоблина. — Напомни-ка, сколько уже убитых?

— Четверо, — торопливо сказал тот. — Гимальт из бирокамиев, чтобы ему пусто было! Ачури Куракса… добрейшей души ведьма была! Потом ламия Хедда. Восхола — он из людей, но убит точно так же и остальные и…

Синджей перебил, не дослушав:

— А глаза?

Куксон умолк.

— Глаза? Глаза у всех нетронуты… но, может, убитые просто не успели заметить беглого призрака? Не посмотрели ему в глаза, потому и…

— Может, и так, — задумчиво протянул Синджей. — Но надо выяснить точно.

— Так выясняй! — нетерпеливо перебил гоблин.

— Сидя за решеткой?

Синджей подумал немного.

— Купи своим друзьям охранные заклинания третьего круга и ждите Брисса. Больше посоветовать нечего.

— А если заклинания не защитят?! Если убийца их взломает? И такое ведь случается!

— Меняй каждый день. Это должно помочь.

— А остальные неумирающие как же?

Синджей пожал плечами и отошел от решетки.

Куксон сдернул с головы колпак и сердито сверкнул глазами.

— Я-то надеялся, ты что-то дельное скажешь, да видно зря! — выпалил он, размахивая колпаком, как флагом. — Пичес и тот больше тебя знает!

Синджей остановился посреди камеры.

— Кто такой Пичес? — подозрительно осведомился он. — Боевой маг?

— Нет. Он общеполезными заклинаниями занимается, — буркнул Куксон. — Смышленый парень, умный, далеко пойдет.

— Общеполезными?! Ну, вот что, Куксон: если твой «смышленый парень» решит самостоятельно за беглым призраком поохотиться, передай ему, чтобы оделся, как на похороны.

— А что нам делать-то остается?! Ты же помочь не желаешь! Тебе плевать, что неумирающие в опасности!

— В опасности целый город, где живет хоглен! Сделай так, чтобы Хронофел послал туда боевого мага!

— Как я это сделаю?! — рявкнул гоблин. — Он с нежитью, что в Лангедаке появилась, разбираться не пожелал, а ты — про хоглена!

— Из-за вас с Хронофелом я первый раз в жизни не сдержал клятву! Призрак все еще не обрел покой!

Куксон топнул ногой.

— Хватит! Опять заладил о своем! Знал я, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет — так и получилось! Чтобы я хоть раз еще тебя попросил о чем-то?! — гоблин нахлобучил колпак. — Да никогда в жизни!

Повернулся и пошел прочь, бормоча проклятья и размахивая руками.

Страшно злился на Синджея: что за человек такой?! Помочь не пожелал! Неужели трудно разобраться, вникнуть…

Да и насчет остального — он, Куксон, извинился за прошлую ошибку, а в благодарность за это ему разного неприятного вздора наговорили! Вот и делай после этого добрые дела! Не-е-ет, больше он сюда — ни ногой!

И вдруг услышал:

— Куксон.

Гоблин нехотя остановился.

— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил он.

— Подойди.

Куксон потоптался, колеблясь, потом, скрепя сердце, повернул назад.

— Если есть что по делу сказать, говори, — буркнул он. — Но выслушивать оскорбления я не намерен!

— Куксон, — не слушая его, тихо повторил Синджей. Глаза его блестели в полумраке камеры. — Твои неумирающие друзья в смертельной опасности? Убийца может добраться до них в любой момент?

Куксон встрепенулся. Может, не все еще пропало? Синджей, похоже, одумался, сейчас посоветует, объяснит, что к чему. Сколько жизней его совет спасет!

— Да, да! — воскликнул гоблин. — Об этом я тебе и толкую! Они в опасности! И я должен их защитить, потому что больше некому. Сам знаешь, друзей у гоблинов немного, так что за них я на все готов!

Синджей не сводил с гоблина испытующего взгляда:

— Ты говорил что-то про цену, которую готов заплатить?

Куксон воспрянул духом.

Ну, наконец-то!

Вот теперь-то настоящий разговор и начнется, коль речь о цене зашла! Деньги решают все, это вам каждый гоблин скажет. Позвени золотом, блесни монетой — и любой сделает то, что тебе надобно, только заплати ему!

— Три нуобла, — по-деловому предложил Куксон. — Хорошая цена! Заплачу сразу же, как только ты…

— Вытащи меня отсюда, и я тебе помогу.

Куксон осекся. Мысли о кругленькой сумме, с которой он готовился расстаться, вылетела у него из головы.

— Что?!

Поморгал глазами, потряс головой: никак, ослышался?

— Что? Что я должен сделать? Вытащ… ты что, веселящих грибов объелся что ли?! — с негодованием спросил он.

— На три дня, Куксон, всего на три дня. Потом я вернусь обратно. Заключим договор, я произнесу клятву вслух, все, как полагается.

Куксон подозрительно прищурился.

— Хочешь добраться до хоглена?

— А ты хочешь помочь своим друзьям?

— Конечно, но… как я тебя… это невозможно! Из Лангедакской тюрьмы не сбежать!

— Три дня — такова моя цена. Согласен?

Куксон в панике оглянулся по сторонам.

— Конечно, нет! Это преступление! — зашипел он. — Говорить о побеге — преступление! Даже думать об этом — преступление! Я начальнику тюрьмы о твоих словах немедленно сообщить должен! Он давно поджидает, чтобы кто-нибудь из арестантов удрать попытался!

Синджей хотел сказать еще что-то, но гоблин отмахнулся.

— И слушать не желаю!

Позеленев от негодования, он отскочил от решетки и, клокоча, как чайник на огне, понесся по тюремному двору. Глаза Куксона сверкали, шарф развевался по ветру.

Ну и ну! Такое ему, почтенному, всеми уважаемому гоблину, предложить! Решить, что он, Куксон, солидную должность занимающий, на преступление, на прямое нарушение закона пойдет!

Он больше ста лет без единого нарекания проработал — и вдруг такое! Чтобы он ослушается приказа главы Гильдии?! Да никогда! А, кроме того, известно ли кое-кому, что бывает с теми, кто ослушивается?! Ему-то, Куксону, отлично известно! Колдуны буббуру, вот что с ними бывает!

Куксон вылетел за тюремные ворота и так хлопнул калиткой, что тролль на сторожевой башне вздрогнул и выронил из рук кость, которую с аппетитом обгладывал.