История русского языка в рассказах

Рассказ шестнадцатый ЕЩЕ О ВРЕМЕНАХ, НО СОВСЕМ ДРУГИХ

Слово времена и теперь имеет много значений, и прежде отличалось тем же. Оно обозначало и длительность времени вообще, и определенный час, и пору — все, что связано с большей или меньшей длительностью. Даже надстрочные знаки в рукописных текстах, которые обозначали долготу гласного, звались временами. А название древнейшей русской летописи начинается так: «Се повести временных лет...», что удачно передано пушкинским

Понятно, что и те особенности глагола, которые связаны с обозначением действия во времени, тоже издавна назывались временами. Вот об этих-то временах и пойдет наша речь.

Вдумайтесь в присказку: в некотором царстве, в некотором государстве... Тавтология — повторение одного и того же? Что царство, что государство — все едино? Простое усиление, как принято в сказках?

Ни в коем случае! Это сказочное уточнение, вводящее нас сразу во время и в место действия: в некотором царстве — указывает какое-то неопределенное время, потому что когда-то, очень давно, со словом царство связывали не территориальное расположение какого-то государства, а время его существования. До сих пор историки говорят: царство Сасанидов, эпоха Первого царства. А вот в некотором государстве — действительно, указывает нам место действия, такое же загадочное и столь же неопределенное. Так что никакой тавтологии первоначально здесь не было.

Нет тавтологии и в жили-были...

Вы уже прочли рассказ, в котором говорилось о жили-были. Вот какое длинное предложение!

По-древнерусски я должен был передать эту свою мысль так: Вы есте чли жили-были. И не нужно никаких уже, и никаких про- в прочли, и никаких о («о жили-были»), все ясно и так. В самой конструкции фразы со сложным прошедшим временем все эти оттенки, связанные со временем действия, передаются формой глагола. Никаких лишних слов к этой форме прибавлять не нужно. Глагольных времен в древности было много, каждое со своим смыслом и для своих целей. В тех иностранных языках, которые вы изучаете в школе, можно найти некоторое сходство с древней славянской системой глагольных времен. Например, так же как в современном английском, у наших предков были основные, главные времена и относительно им подвластные, так называемые исторические времена.

В обычном повествовании употреблялись главные времена: настоящее и простое прошедшее, которое ученые обозначили термином «аорист». Как его называли в древности сами славяне, мы не знаем. Различались аорист и настоящее время окончаниями: ходить и ходять — настоящее время, ходи и ходиша — аорист того же 3-го лица в единственном и множественном числе. Вместо того чтобы сказать они ходили, говорили просто: ходиша. И без местоимения, и вообще без подлежащего каждому было ясно, что ходило много людей, но никого из присутствующих при разговоре там не было (ходили совсем другие люди), что это их хождение не связано ни с какими другими их действиями, существует само по себе и уже завершилось. Видите, сколько подтекста в этом коротком (из одного слова!) тексте.

Форма ходили в то время сама по себе не употреблялась, была только кусочком другого глагольного времени, которое называлось «перфект». Ходили суть — так выглядело это время в форме 3-го лица множественного числа. С этой формой связано не просто сообщение о действии: ходили — и все тут. Нет, в таком выражении мысли скрывался и дополнительный оттенок, эта форма имела свой собственный подтекст: ходили, но результат этого хождения, его отдаленные последствия существуют еще и в момент речи; они представляются важными еще и тогда, когда собеседники вспоминают поход.

Почему обязательно — поход? Потому что в летописях глагол ходити всегда связан с военным походом на соседние земли. Ходиша новгородци к Смоленску — простая констатация факта: был поход.

А вот другое сообщение Новгородской летописи: И не сведаем, откуду суть пришли. Пришли неизвестно откуда враги, они не просто пришли: горестные последствия их прихода налицо, связаны с моментом записи.

А вот и другой рассказ — об очень отдаленных событиях, последствия которых вовсе забыты: Пришли бо бяху в 7 лодии — враги (когда-то очень давно) приходили на семи кораблях. Такое прошедшее время, с другим значением и с другим вспомогательным глаголом, называют (теперешние ученые!) «плюсквамперфект». А еще были глагольные времена, которые в современных исторических грамматиках называются «имперфект», «футурум экзактум» (вот как сложно и непонятно, на латинский образец!), были и другие, о которых здесь и вспоминать не будем. Все они вместе, завися друг от друга, служили важной цели — соотнести последовательность времен с реальным действием в прошлом или в будущем. Попробуем в этом клубке разобраться.

Предлагаю вам начало рассказа о том, как русский князь Ярослав Мудрый узнает о смерти отца (Владимира Красно Солнышко) и о том, что его брат одного за другим устраняет со своего пути претендентов на Киевский престол:

(1) Слыша Ярослав яко отец его умре,

(2) а Святополк седе в Киеве, избивая братью свою,

(3) уже бо бе Бориса убил и на Глеба послал есть...

Причастия в этом тексте также играют активную роль, передавая последовательность действий в строгом соответствии с обстоятельствами дела.

В первой части одно предложение, но две мысли: отец умер — сын это узнал. Действующие лица разные, поэтому оба действия уравнены в грамматических правах, оба переданы прошедшим временем, простым прошедшим временем, которое вы уже знаете: аористом.

Во второй части две мысли, но одно действующее лицо: Святополк сел (т. е. стал править) в Киеве и при этом убивал своих братьев. Главное действие опять-таки передается простым прошедшим временем (ceдe), второстепенное же действие происходит одновременно с главным и поэтому обозначено причастием настоящего времени (избивая).

В третьей части раскрываются предшествующие этому события. Оказывается, Святополк Окаянный (именно так его стали называть в народе после злодейского убийства братьев) уже успел убить своего брата Бориса. Передается прошедшее завершенное действие, результаты которого в момент основного действия уже несущественны. Убийство совершено только-только, но для общей линии рассказа оно является уже давним, употреблена форма плюсквамперфекта, т. е. преждепрошедшего времени (бе убил). Давним же это событие становится потому, что одновременно с тем готовится новое преступление, убийство самого младшего из братьев, юного Глеба: и на Глеба послал есть (убийц). Это перфект: нужно подчеркнуть, что результаты действия еще очень важны, что еще можно остановить руку убийцы. Действие совершено, убийцы посланы, однако его конечного результата еще нет. Ясно, что здесь нужен именно перфект.

Вот сколько слов нам понадобилось, чтобы истолковать короткое древнерусское сообщение, «прочесть» грамматический подтекст этих двух десятков слов. А ведь здесь всего лишь три глагольных времени из (по крайней мере) девяти, возможных в древнерусском тексте! Легко себе представить всю сложность картины, если иметь в виду все типы времен древнерусского языка. В одних окончаниях запутаешься.

Впрочем, и по нашему тексту видна последовательность событий.

Основные действия героев выражены глагольными формами аориста. Аорист — важная форма в древнерусском рассказе. Последовательная цепь аористов в тексте составляет основную структуру содержания, она передает неуклонное развитие действий в их реальной последовательности: слыша, умре, ceдe. Аорист — просто прошедшее время, он отмечает прошлое действие, не указывая ни его длительность, ни его отношения к другим действиям. Это максимально объективная, эпическая форма прошедшего времени, недаром ее так любили летописцы.

Дополнительное действие передается формой причастия, как бы дополнительным сказуемым. Это действие также связано с главными героями, оно происходило одновременно с главным (ceдe... избивая).

Второстепенные действия связаны уже с другими действующими лицами, направлены на них и, как правило, произошли до начала основного действия. Вот тут-то и нужны перфектные времена с их оттенками значения (бе убил, послал есть).

Так, чтобы разобраться во всем этом сложном пересечении действий, действующих лиц, причин и следствий, последовательности времен, нам требуется знание древней системы грамматических отношений и тщательный филологический анализ текста. Без этого древний текст непонятен. Стоило только позднейшему переписчику заменить одну форму другой, например ставший непонятным аорист какой-нибудь формой перфекта, — и моментально изменяется смысл предложения, внутренняя зависимость действий друг от друга.

Древние русичи только таким образом и могли передать свою мысль, только так, и не иначе. Иначе их бы не поняли их современники. Дело в том, что в ту эпоху существовало несколько способов отсчета времени действия: с точки зрения момента речи, с точки зрения последовательности действий, с точки зрения длительности действия, — и каждую точку зрения нужно было учесть в передаче своего сообщения.

Примерно пять столетий, с XII по XVII век, восточные славяне упрощали систему глагольных времен.

В конце концов у форм времени осталось только одно значение: передавать отношение действия к моменту речи. Так на место сложной системы времен пришло четкое противопоставление трех времен: делал — делаю — буду делать.

Последовательность действий передается у нас либо порядком слов, либо включением в предложение особых поясняющих слов (уже, потом, вскоре и т. д.).

Длительность действия мы выражаем глагольным различием по виду, совершенный вид противопоставлен несовершенному: шел — пришел. Противопоставление глаголов по виду — специфически славянская особенность, во многих языках мира ее нет. Но в тех языках, где глаголы не различаются по виду, сложная система времен. Вот почему англичанину трудно изучать русский язык, а русскому — английский. Надо вникнуть в систему представлений чужого языка, проникнуться его духом. Короче, проделать то же, что мы проделали с древнерусским языком. Древнерусский язык XII века — совсем не тот язык, что наш современный. Его трудно изучить, но еще труднее описать, каким образом русский язык стал таким, каков он теперь.

Значения форм времени последовательно изменялись, но сами-то формы частично сохранились, используются иногда как средство стилистического или грамматического выделения. Например, плюсквамперфект мы с вами используем, чтобы передать незавершенное в прошлом действие.

«А пришедши домой, сел было обедать, есть не наел, только ложкой намутил» (И. Бунин).

«Не того было хотелось, да так сталось» (В. Даль).

И аористные формы доносят до нас дыхание прошлого. Даже в обычной речи, произнося чу!, мы пользуемся древней формой аориста.

Выходит, отношение людей к окружающему их миру и их понимание этого мира способны передавать не только слова, но и грамматические правила, которые являются законом для всех говорящих на данном языке.

Разумеется, сокращение количества времен отразилось и на каждом отдельном глаголе. Теперь отпадала надобность во многих формах времени или лица. Особенно сильно изменился тот глагол, который стал связкой. Зачем ему его многочисленные формы, если он имеет одно-единственное значение? Нужно рыться в исторических романах, чтобы выискать там какую-нибудь старую форму этого глагола.

«Да соблюдается до века Русь, ей же благодеял ecu. — О ком говорится?

«Грешники есмы, доколе солнце светит!» — О ком говорится?

«Есте спасители роду своему и помним о вас днесь» — О ком говорится?

Только по форме связки и можно судить о лице — адресате высказывания. В первом случае — обращение ко 2-му лицу: ‘ты творил благо’; в третьем случае то же самое, но по отношению ко многим лицам: ‘вы спасители’. Во втором предложении — измененная форма 1-го лица множественного числа — ‘все мы грешники’.

Теперь мы не употребим этих форм, в значении настоящего времени сохранилась лишь одна форма — форма 3-го лица единственного числа — есть: я — есть, ты — есть, он — есть, мы — есть... А форма 3-го лица множественного числа стала существительным суть: суть дела. И сочинители исторических романов не всегда точно передают исконные значения наших форм. Например, Алексею Чапыгину нравится форма есте — и он ставит ее для всех лиц и чисел:

«Кто же ты есте?» — а надо бы ecu.

«Сия есте первая буква, именуемая — аз! Что есте аз?» — а надо бы — есть.

Ничего страшного, это ведь несерьезно, простое подражание старинной речи, аромат времени. Времени... Но с точки зрения истории языка абсолютно все равно: все время во всех случаях употреблять форму есть (как мы теперь) или форму есте (как герои у Чапыгина). Вот и получается: язык художественного произведения современный, понятный, а впечатление древности налицо.

И многие другие глаголы перестроились и подравнялись. Некоторые из них, прежде вполне самостоятельные, совпали в одном слове и теперь пугают младших школьников сложностью своего спряжения. Бежать, хотеть — к какому спряжению относятся теперь эти глаголы? К первому? Тогда почему возникли формы бежит и хотят? Ко второму? Но тогда откуда формы бегут и хочет?

А на самом деле были когда-то отдельные глаголы бежати и бечи и два хотети, и все обходилось нормально. С одной стороны, хочу, хочешь... хочем, хочут, а с другой — хочу... хотишь, хотим, хотят. Разницы в значении между ними никакой не было, да и некоторые формы совпали. Так и слились они в один ряд форм, в один глагол.